Текст книги "Избранное"

Автор книги: Факир Байкурт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц)

Все больше и больше голосов включалось в хор. Все ближе и ближе звучали они.

– Теперь-то я покажу вашему папаше, как надо охотиться, – буркнул дядя. – Куропаток здесь – завались. Увидите, сколько настреляю.

– Добычу пополам! – напомнил я.

– Само собой, пополам, – согласился дядя.

– И мне дашь ружье, хоть разок пальнуть, – сказал брат.

Вместо ответа дядя пихнул братишку локтем в бок:

– Глянь, глянь, сколько их!

– Тихо! Сам не велел разговаривать.

Наша куропатка не умолкала ни на миг. Что она говорила другим куропаткам на своем птичьем языке? Как знать. Но, видно, что-то очень интересное, раз они летели и летели на ее голос. Их там десятка два собралось. Кружили каруселью, гомонили, пытались сквозь листву добраться до нашей. Дядя Кадир прицелился.

– Ну! – скомандовал он себе и, раскрыв рот, нажал на спусковой крючок.

Бабах! Нас аж подкинуло. Сразу резко запахло порохом. Братишка зажал уши руками. А у дубка взлетели и стали, медленно кружась в воздухе, оседать куропаточьи перья. Дядя тотчас вскочил на ноги и побежал туда.

– Пошли, пошли! – кричал он на бегу. – Собирать надо!

Две куропатки, отчаянно трепыхаясь, пытались взлететь, но переломанные крылья не слушались их. Еще пара обреченно билась на земле – миг-другой, и они навсегда затихнут. Дядя вытащил свой охотницкий ножик.

– Хватайте подранков, не то улизнут в кусты!

Я кинулся за одной, поймал, отдал дяде. Он тут же одним махом отсек ей голову. Брат как был, так и замер на месте.

– Что, не нравится? – усмехнулся дядя. – Это охота, любезный Яшар-эфенди, о-хо-та! Бац, нажал на курок – и иди собирай урожай. Не для неженок дело. Ну-ка, сколько подбили?

– Раз, два, три, четыре, – сосчитал я. – Ого! Одним выстрелом четыре штуки! Вот это да!

– То-то, – ликует Кадир. – Посмотрим, что теперь скажет ваш папаша. Удавалось ли ему когда-нибудь вот этак – одним выстрелом – четверых уложить? Берите! Все четыре ваши. Дарю. Остальные, что подстрелим, – мои будут.

Кадир полез на дерево за клеткой.

– Пошли в другое место. Они сюда больше не прилетят.

Мы сложили куропаточьи тушки в сумку и потопали к речке Чигдемли. Откуда-то издалека доносились ружейные залпы. Не нам одним, видать, захотелось охотницкую удачу испытать. Горные склоны то и дело вздрагивали от раскатистых выстрелов. Настроение у дядюшки стало хоть куда. Всю дорогу он приставал к Яшару:

– Уступи куропатку. Я тебе за нее что хочешь отдам. Ружье хочешь? Бери, пожалуйста. Хоть это, хоть новое куплю. Ну что за упрямый мальчишка! Уступи, добром прошу.

– Нет, дядя Кадир, брат не отдаст куропатку, – вмешался я. – Вот он немного подрастет, мы сами ему ружье купим. Отец обещал купить, и дед тоже.

– У меня ружье пристрелянное, верное, – не отступается дядя. – Где вам такое взять? Сами видели – с одного выстрела четыре птицы уложил.

– Ну и пусть! – хмурится Яшар. – Все равно такая охота не по мне. Не прячь больше мою куропатку на дереве.

– Ах ты дурашка, – трясется от смеха дядя. – На куропаток только так и можно охотиться. Они лишь на приманку и идут.

– Пусть другие так охотятся, а я не хочу, – упрямится брат. – Давай выпустим ее из клетки.

– Если выпустишь, можешь навек распрощаться со своей пичугой. Ни в жисть не вернется.

– Другая не вернулась бы, а моя прирученная, никуда не улетит.

– Мы только разок спрячем клетку, а потом, если хочешь, отпускай свою куропатку на волю. Хорошо?

И все повторилось сначала: Кадир отыскал удобное место, спрятал клетку в ветвях дерева, а мы легли чуть поодаль. Вскоре братнина куропатка подала голос, и вот уже разносится по лесу ее грустная песенка. Сначала издалека, потом все ближе и ближе стали откликаться ее лесные сородичи. Через некоторое время к дереву слетелась стайка куропаток, опять их было десятка два, не меньше. И опять Кадир прицелился и выстрелил. На этот раз замертво свалились три птицы. Радости Кадира не было предела.

– Если б ты, племянничек, не фордыбачился, до чего ж славно было бы. Сам видишь, ни одного пустого выстрела. С первого раза четырех уложил, со второго – трех.

– Не приставай! Говорю ж – ни за что не отдам.

– Ну что сам изводишься и нам покою не даешь? – вступился я. – Не уступит брат куропатку, вот и весь сказ.

– Эх! – махнул рукой дядя. – Заладил: ручная да ручная. Ежели она у тебя такая прирученная, то давай отпусти ее. Посмотрим, вернется ли. Отпускай!

– Вот и отпущу! – вскинулся братишка.

– Только, чур, меня потом не вини.

– И не подумаю. Она все равно вернется.

– За чем же дело стало? Отпускай.

Мы дошли по берегу Чигдемли до Топал-Турна-Юрду. Брат поставил клетку меж двух сучьев старого дуба и распахнул дверцу. Отошли мы немного, улеглись на землю. Кадир отдал ружье брату.

– Целься точнее, – говорит Кадир, – в свою собственную куропаточку не угоди.

Братишка прижмурил один глаз, прицелился.

– За кого ты меня принимаешь? Не слепой.

– Знаю, что не слепой, а все-таки предупреждаю: целься точней.

– Постараюсь.

Долго мы лежали в тишине. Наконец Яшарова куропатка запела:

«Гак-губуррак, гак-гак!»

И тотчас раздалось ответное:

«Гак-гак, губуррак! Губуррак, гак-гак!»

Из-под ближнего куста выпорхнула куропатка и прямиком к тубу. А наша метнулась ей навстречу. Казалось, встретились старые друзья, вот-вот обнимутся. Сели они на ветку рядышком друг с другом, крыльями бьют, головками друг к другу привалились, словно целуются.

– Наверное, братья, – шепнул я.

– Какое братья! – усмехнулся Кадир. – Жених с невестой, разве не видите?

– У птиц не бывает женихов с невестами, – говорит брат.

– Еще как бывает! И свадьбы бывают.

– Да ну? – удивился Яшар. – Как у людей?

– Если б они не женились, откуда б у них птенчики брались? – хихикает дядя.

– Из яиц вылупляются, сами собой, – отвечает Яшар. – Разве птицы свадьбы справляют? Для свадьбы барабаны и зурны нужны…

За этим разговором мы и не заметили, как улетела наша пара в лес. Смотрим на дерево, а их там и в помине нет.

– Ничего, – говорит брат, – сейчас моя куропаточка вернется, и не одна, а с целой стаей.

– Ну чего ты расселся! – кричу я. – Пошли искать твою куропатку.

– Никуда я не пойду, – твердит брат. – Сама вернется.

Не хочет идти, и не надо, я один побежал в лес. Все деревья осмотрел, за все камни заглянул – нет куропатки, и все тут. Стал я ее подманивать. Тишина. Дальше пошел, зову, кличу. Никто не отзывается. Делать нечего, вернулся к своим, говорю:

– Все, дорогие охотнички, ищи ветра в поле. Пропала куропатка.

– Может, они не в лес, а в сторону поля полетели, – говорил дядя, а братец мой развалился на траве, ему хоть бы хны.

– Вернется, никуда не денется.

Я опять побежал, на сей раз в сторону поля.

– Гак-гак, губуррак! – кричу я на разные лады. Все до единого кусты осмотрел. Нет ее и в помине. Вернулся, а брат как ни в чем не бывало полеживает на спине.

– И чего тебе неймется, джаным? – ворчит дядя. – Было ж тебе сказано: ручная она, далеко не улетит.

– Вот именно, – говорит Яшар, – скоро вернется.

– И не одна, а с целой сотней куропаток.

– И я так говорю.

– Можешь изгаляться сколько угодно, – рассердился я на Кадира. – Но только из-за тебя брат упустил куропатку. Ты подговорил его открыть клетку.

– Ничего я не подговаривал. Он сам захотел.

– Да, Али, я сам отпустил. Ты не волнуйся, она скоро вернется.

– Что ж, подождем – увидим, – говорю я и тоже уселся рядом с ними. Они сидят, травинки жуют, и я сижу. Долго мы ждали. Я уж и времени счет потерял. Не прилетела наша куропатка. Солнце за полдень перевалило. Дураку ясно: улетела она насовсем. Дядя поднялся.

– Проголодался я. Давайте-ка закусим, ребятки.

Достали мы еду из мешка – лук, яйца, вареную картошку, оладьи. Подкрепились, напились воды из речки. А куропатки все нет и нет.

– Что теперь делать будем?

– Давайте снова осмотрим все вокруг, – предложил дядя.

Брат нехотя поднялся. Втроем осмотрели мы все деревья, кусты, булыги. Попробовали приманить куропатку. Пару раз прямо из-под носу у нас вылетали куропатки. Но поди тут разбери, наша ли, лесная ли.

– Да, не видать вашу птичку. Тю-тю…

– Что ж теперь делать?

– Что-то снова пить охота…

– Это ты все подстроил, ты обманул брата!

– А зачем он отпустил? Это ему урюк будет. Пусть думает, прежде чем что-нибудь делать.

– Она, наверное, сама в клетку вернулась, – предположил брат. – Мы тут ходим, ищем, а она сидит и нас ждет.

– Ну-ну, кусай теперь локти, – ворчит Кадир.

Я не на шутку начал сердиться на брата – каков простофиля! Не спеша вернулись мы к тому месту, где оставалась клетка. Увидел Яшар, что она по-прежнему пуста, и только тут до него дошло, что дело нешуточное. Побледнел, в лице переменился. Кинулся туда-сюда, будто куропатка вернулась и затеяла с ним игру в прятки. Смотрю, у него уже и слезы на глазах.

– Не может быть, чтоб она не вернулась.

И в этот миг откуда-то издалека донесся ружейный выстрел. Братишка аж вскинулся:

– Убили! Другие охотники убили ее! Она б давно прилетела, если б жива была.

И опять эхом прокатился дальний выстрел.

– Не плачь, Яшар, – попытался я утешить брата. – Возьми-ка себя в руки. Видишь, что значит слушаться дурных советов. Давай лучше домой вернемся.

– Никуда я отсюда не пойду! Пока не дождусь своей куропатки, с места не двинусь.

– А вдруг ее и впрямь пристрелили другие охотники? Откуда им знать, что она ручная?

Я сунул брату пустую клетку и потащил его за собой по направлению к дому. Он шаг сделает – останавливается. Еще шаг – оглядывается, вслушивается в тишину.

– Убили мою куропаточку, – причитает. – Ох, убили…

Дядя шел молча впереди нас. За спиной у него болтался мешок с куропаточьими тушками, ружье на плече. Вот так мы и вернулись в деревню. Мама сначала ничего не поняла, думала – куропатка, как всегда, в клетке под платком. Отец был на мельнице. Увидела она, что у Яшара глаза на мокром месте, и спрашивает:

– Чего хнычешь? Не понравились горные куропатки?

Рассказал я о случившемся, мама только руками всплеснула:

– Так я и знала! Обжулил его Кадир. А ты где был? Почему не удержал брата? Почему не сказал: «Не отпускай птицу, Яшар»?

– Я говорил, но он не послушался.

– Пусть теперь слезы льет! Поделом ему!

Молча ощипала мать две куропатки, осмолила на огне. Две другие отправила дяде Джеври. В тот год он служил у старосты Бага Хамзы. Дядя Джеври был беднее нас, и мама при случае всегда помогала их семейству. Думаю, будь у них хоть какая-то возможность, они бы и нам не отказали в помощи. Из куропаток мама сварила бульон, сделала плов с булгуром. До чего ж вкусно получилось! Но у меня кусок в горло не лез, до того я был расстроен. А Яшар и вовсе не прикоснулся к мясу. Сидел и плакал.

– Нечего хныкать! – сердилась мама. – До чего ж ты бестолковый! Весь в отца. Такой же простофиля. Век не забуду, как он затеял торговать вразнос с лотка, по деревням ходил. И что вы думаете – кому ни попадя в долг товар раздавал. Потом ходил, по пять курушей с каждого собирал.

Не было случая, чтоб мама упустила возможность пройтись насчет отца, особенно когда ни его, ни деда поблизости не было. Тогда она прямо удержу не знала. Вот и сейчас убирает со стола, а сама ни на миг не умолкает:

– Помню, сравнялось Яшару четыре года, и решили мы разумника нашего в цирюльню сводить. Снял ему цирюльник волосенки, пришел он домой, глянул на себя в зеркало и в рев пустился: «Где мои волосы? Не хочу лысый ходить!» И что б вы думали, он сделал? Обратно в цирюльню подул. «Отдай мои волосы, – кричит. – Приладь их обратно». Цирюльник зубы скалит: «Через пару месяцев верну, потерпи пока». Каждый день бегал туда, волосы клянчил. А через два месяца отросли лохмы-то, он и отстал.

Брат, забившись в уголок, горько плакал.

– А вот еще какой случай был, – продолжала мать. – Отдали мы его как-то на месяц бахчу сторожить. Идет раз мимо чобан Токур, стадо гонит. «Дай, – говорит, – мне одну дыню, я тебе взамен барана дам. А за арбуз – ягненка». Наш дуралей губы раскатал. Притащил чобану арбуз и дыню. А тот наелся, да и зашагал своим путем. «Эй, – кричит ему Яшар, – а где баран с ягненком?» Чобан знай себе посмеивается: «Осенью, – говорит, – пригоню. А ты жди!» Ну, видали вы такого простофилю?

Яшар все всхлипывал. Мать постелила нам.

– Иди спать, хватит слезы лить! – прикрикнула она и силком уложила брата в постель, а пустую клетку отнесла в чулан.

– Простачок он у нас. Помню, было ему пять лет, пора уже обрезание делать. Отец тогда тоже нанялся мельницу сторожить. Пришел в деревню сюннетчи[36]36
  Сюннетчи – совершающий обрезание.


[Закрыть]. Я позвала дядюшку Джеври. «Отведи Яшара, пусть и ему сделают». «Яшар, – говорит ему дядюшка Джеври, – там пришел какой-то „человек, раздает ребятам перламутровые ножички. Сходи и ты к нему“. Яшар – бегом туда. „Дай и мне ножичек“, – просит. Сюннетчи ему и говорит: „Приспусти штаны“. Хвать – и сделал ему обрезание. Наш прибежал весь в слезах. И, конечно, без ножичка. Отец ему потом подарил, но только Яшару он не понравился – с костяной рукояткой. А он хотел с перламутровой».

Пока мать рассказывала, брат уже задремал.

Мне было грустно-грустно.

– Эх, будь наша куропаточка на месте, пела б она сейчас свою вечернюю песенку…

По утрам обычно мама раньше всех встает – так у нас заведено. Спозаранок задает корм скотине, выпускает кур из курятника, разводит огонь в очаге и принимается варить суп. Только потом мы встаем. Завтрак уже готов к этому времени. В тот день мать, как обычно, поднялась ни свет ни заря. Глянула, а Яшарова постель пустая. Она кинулась меня будить:

– Али, вставай! Яшар куда-то подевался.

Я насилу глаза продрал. И впрямь, постель брата была пуста.

– Пошел, наверно, свою куропатку искать, – догадался я.

– Ну-ка, беги быстрей за ним. Разве можно ребенка одного в горы пускать?

– Не волнуйся, мать, не пропадет. Я вот только свожу скотину на водопой, потом отцу еду отнесу – и за Яшаром следом побегу. Ты, главное, не волнуйся.

– Быстрей, быстрей поворачивайся. Пока напоишь скотину, я приготовлю еду для отца. Ты только не мешкай. Бегом к отцу на мельницу, а оттуда – прямиком за Яшаром.

Это только говорится легко: сначала на мельницу, потом за Яшаром. Мельница – по одну сторону деревни, а место, где мы вчера охотились, – совсем по другую. Но, чтоб не огорчать мать, я, конечно, согласился. Погнал я скот на водопой, оттуда бегом обратно. Мама уже приготовила для отца торбу с едой. Я на ходу запихал в рот блинчик и понесся что было духу.

Отец с дедом в ту ночь вместе оставались на мельнице. Хоть было совсем еще рано, двое крестьян уже приехали с зерном на помол: один из нашей деревни, другой из Кавака. Дед стоял, говорил о чем-то с ними. Увидел меня еще издали, обрадовался:

– Эй, Али, внучек мой! Ранехонько нынче. Как там дома? Все в порядке?

Рассказал я отцу с дедом о том, что случилось, огорчились они оба, а отец разбуянился:

– Что за обманщик свояк мой! Ума у него меньше, чем у ребенка малого! Ай да Кадир! Облапошил нашего мальчика! Ты, Али, не мешкай, беги за Яшаром, отыщи его.

Дедушка до того пригорюнился, что и слова сказать не мог.

Я долго искал Яшара – на берегу Чигдемли, в Яныкчаме, в Топал-Турна-Юрду, кричал, по имени выкликал, по-куропаточьи гугукал, но все впустую. Так и не найдя ни брата, ни куропатки, вернулся к полудню домой. Часа через два приплелся Яшар. Глаза у него зареванные, опухшие, ресницы еще мокрые от слез.

– Не плачь, сынок, – говорит мама. – Я все понимаю: горько тебе, больно. Но ты не плачь больше. Сейчас в поле много выводков, отыщешь другого птенчика, откормишь, приручишь. Знаю, что трудно, но ведь поделать уже ничего нельзя. Птицы – они лучше нашего знают цену воле. Хочешь, завтра вместе с Али пойдете опять на реку, опять поищете. А сейчас уйми слезы, сынок.

Вечером к нам пришел дядя Джеври со своим семейством. А Кадир носу не казал. Допоздна пытались мы с дядей Джеври успокоить Яшара.

– С утра спозаранок пойдите, опять поищите куропатку, – говорил дядя Джеври. – Авось отыщется.

Кое-как уговорили Яшара лечь в постель. До утра он ворочался с боку на бок, глаз не сомкнул. Насилу мы дождались рассвета. И только небо побелело, отправились в путь. Хорошо еще, еды успели прихватить с собой. Миновали речку Хеледже. В который уж раз осмотрели каждый камушек, каждый кустик в Яныкчаме. Пели, приманивали. Нет куропатки, словно ее вовсе не было. Обыскали берега Чигдемли, Топал-Турна-Юрду. Будто в небо улетела или сквозь землю провалилась. Уже в сумерках вернулись домой, усталые, голодные.

Мама больше не укоряла Яшара в простодушии, обращалась с ним ласково, словно с хворым.

– Ежли кто поймал птицу, а затем отпустил ее на волюшку, значит, сотворил дело, богу угодное, и ему воздастся. Ежли это сделал ребенок, то ему воздастся вчетверо, – говорила она.

Яшар плохо слушал маму, по всему видать было, что мысли о куропатке не идут у него из головы. Расскажи мне кто-нибудь, что можно так убиваться по обыкновенной птице, я бы ни в жисть не поверил. Правда, наша куропатка не совсем обычная птица, но тем досадней. Коль промеж них с Яшаром такая любовь, то зачем улетела? Выходит, предала его.

На третий день опять ни свет ни заря ускользнул Яшар из дому, никого не предупредил, только ломоть хлеба прихватил с собой.

– И как я не углядела за ним? – сокрушалась мама. – Не слыхала, не ведала, сердцем не чуяла…

– Пускай лучше ищет, иначе совсем паренек занедужит.

– Ох, боюсь, как бы дикое зверье на него не напало. Там кабанов много. Кто поможет, кто выручит, случись какая беда? Иди-ка, Али, за ним следом.

– Не пойду, – говорю я. – Надоело. Ничего ему не сделается. Места знакомые, кабанов он не боится.

– Скорей бы уж вечер, скорей бы возвернулся…

К ужину объявился Яшар. Смотреть на него жалко: еле ноги волочит, руки плетьми висят, глаза опухшие.

– Завтра опять пойду, – говорит.

– Ах ты мой горемыка горемычный! – чуть не плачет мать. – Улетела твоя птичка, не вернется больше. Все равно что померла. А с кладбища еще никто не возвращался. Возьми ты это в толк, наконец, сынок, успокойся. Скоро хлеба жать начнут, полно будет в полях птенцов. Подберешь, какой приглянется. Он тоже привыкнет к тебе, станет ручным. Теперь ты ученый, больше не станешь по злому совету отпускать птицу.

Вскоре отец вернулся с мельницы, оставив там деда. Он поцеловал братишку, погладил по голове:

– Чего ты убиваешься, сынок. Гляжу я на тебя, и сердце кровью обливается. Мал ты еще. Это был тебе хороший урок. Вот подрастешь, я куплю тебе ружье, сам пойдешь в горы на охоту, и будет у тебя с собой новая куропатка. Теперь, если тебе скажут: выпусти, Яшар, куропатку из клетки, ты этого делать не станешь. Ведь правда?

Мы поужинали, поговорили о том о сем и легли спать. В эту ночь братишка впервые спал крепким сном – уж очень он устал, бедный. Иногда вскрикивал, бормотал что-то, стонал, но не просыпался.

– Забудет свое горе, – говорил отец. – Забудет. Маленький он еще, а у детей память короткая.

И я тоже так думал.

Наутро мать, как всегда, проснулась раньше всех, проверила, здесь ли Яшар, и, убедясь, что он еще крепко спит, успокоилась. Хотела еще поспать, но тут вдруг слышит: кто-то тихонько стучится.

– Кто в этакую рань заявился? – удивилась она и пошла открывать дверь. Глянула, а это Яшарова куропатка на пороге стоит и клювиком в дверной косяк постукивает. Мать разбудила нас громким криком: – Вставайте, вставайте! Вернулась куропатка, вернулась!

Мы вскочили как ошпаренные, глядь, а это и взаправду куропатка! Яшар вырвался вперед, подхватил свою птичку на руки, чуть не задушил ее от радости. Уж он ее и тискал, и прижимал к себе, и целовал. Прямо как безумный сделался. Отец удивленно посмеивался. Но самое удивительное было вот что – Яшарова куропатка вернулась не одна. Чуть поодаль стояла другая, петушок. Уж не тот ли самый, с которым они познакомились в Топал-Турна-Юрду? Мы даже не сразу заметили его, а Яшар тот и вовсе никого и ничего вокруг себя не замечал. Уткнулся носом в перышки своей куропаточки, целует ее, расспрашивает:

– Где ж ты, миленькая, пропадала? Почему не отзывалась, когда я звал тебя?

– Эй, – кричу я ему, – погляди! У твоей куропатки дружок появился.

– Вот это да! – хлопает глазами Яшар. – Вот это да!

В то утро мы наконец-то завтракали с удовольствием. И куропаток накормили зерном, напоили ключевой водой.

– Что нам делать с петушком? – спросил Яшар маму. – У нас ведь всего одна клетка.

– Посади их вместе, их теперь разлучать нельзя.

Вечером дед открыл пчелиную колоду, одну из тех, что мы держали у мельницы, откачал кувшин свежего меду.

– После всего, что мы пережили, не грех и полакомиться, – сказал он.