Текст книги "Сочинения в двенадцати томах. Том 2"

Автор книги: Евгений Тарле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 57 страниц)

Одиннадцатая категория – рабочие гончарных, фаянсовых, стекольных, фарфоровых мастерских («vases, cristaux»). Их 1475 человек. Горшечники (216 человек) получают 2–2½ франка в день, рабочие фаянсовых мастерских (500 человек) – 2½ – 3, 4, 5 франков, стекольных – 2½–3 франка, фарфоровых (694 человека) – от 2½ до 6 франков в день. В «политическом» отношении интереса не представляют («nul»).

Наконец, кроме этих 11 категорий префект насчитывает еще 2701 рабочего, которых он затрудняется зачислить в какую-либо определенную группу. Сюда он относит занятых в табачных мастерских (865 человек), заработок которых равен 2 франкам в день; красильщиков (535 человек), получающих от 2½ до 6 франков в день; рабочих свечных мастерских (185 человек), получающих 3 и 4 франка в день, и некоторые другие группы, относительно которых он не приводит никаких данных.

Всего рабочих в Париже, по его подсчетам, 91 946 человек.

Таковы показания префекта. Конечно, опрометчиво было бы верить в полную их точность.

Во-первых, цифра рабочего населения неточна уже потому, что подсчитаны только мужчины, – не сосчитаны ни женщины, ни дети. Об этом несколько раз в рассматриваемом документе поминает сам префект, иной раз оговариваясь, что число женщин и учеников в три раза больше, чем число мужчин [26]26
  Например, там, где он говорит о прядильщиках и ткачах:… поп compris plus du triple en apprentis et en femmes.


[Закрыть]; и, например, упомянув вскользь, что портных и белошвеек 12 тысяч, он их не включает в число рабочих, занятых в портняжных и белошвейных мастерских. Ученики вообще нигде не входят в счет, хотя префект иной раз и приводит цифру [27]27
  Говоря о шляпных мастерских:… non compris près de 3000 apprentis… etc.


[Закрыть]. Не включает он сюда и многих мастеров, хотя и снабженных самостоятельными патентами, но работающих на других вследствие неимения заказов [28]28
  Там же:… beaucoup d’ouvriers à façon qui quoique pourvus de patentes, travaillent aussi pour des marchands quand ils ne sont pas occupés pour leur compte.


[Закрыть]. Не включены в эту общую цифру также носильщики, грузчики, рабочие, занятые на рынках (les ouvriers des halles et marchés), хотя префект признает, что число их очень велико. На основании этого можно признать, что цифра 91 946 человек представляется минимальной для рабочего населения Парижа в начале Империи.

Во-вторых, цифры заработка рабочих, как уже сказано, предлагаются читателю не совсем определительно. Префект довольствуется в некоторых случаях тем, что пишет: «рабочие такой-то рубрики получают от 2½ до 6 франков в день». Но какой именно процент рубрики сколько получает, остается неизвестным. Правда, во многих других случаях данные более ясны: приводятся либо одна цифра: 2 франка, 2½ франка, либо две цифры: 2–2½ франка или 2½–3 франка, так что для гаданий остается меньше простору.

В-третьих, префект не дает нам никаких сведений о стачках, которые на самом деле могли происходить в эпоху Консульства и в начале Империи, – он только делает сжатую, деловую характеристику, предупреждая министра внутренних дел относительно того, какие рабочие склонны к стачкам, а какие несклонны.

Но, несмотря на все это, документ весьма для нас важен. Во-первых, даже и приблизительная цифра, составленная на основании пропавших для нас данных полицейской канцелярии, имеет огромное значение, ибо не только для того момента, когда этот документ был написан, но и для всей эпохи революции и Империи ни единого подобного общего показания нет. Во-вторых, при всей неопределенности касательно заработка парижского рабочего той эпохи, у читателя образуется убеждение, что для самых многочисленных групп парижского рабочего люда типичным средним заработком в первые годы XIX в. была ежедневная плата в 2½ франка в день. Там, где речь идет о меньшей цифре, префект в своих замечаниях оттеняет нищету и бедственность положения данной категории. Цифра – 3 франка встречается гораздо реже; относительно 4–5–6 франков можно с большей уверенностью сказать, что там, где эти цифры упомянуты, они могли относиться лишь к меньшинству данной рубрики (хотя мы и не знаем точного процента), именно – к рабочим квалифицированным.

Если средний заработок рабочих самых многочисленных групп был равен 2½ франкам в день, насколько он мог удовлетворять потребностям семьи рабочего?

Высчитывания бюджета того или иного класса в сколько-нибудь отдаленную эпоху, как уже было замечено, когда речь шла о временах максимума, всегда весьма затруднительны и часто бывают довольно произвольны. Но в этом же документе, который мы рассматриваем, есть некоторое прямое, хотя и неполное, указание на то, как в те времена высчитывали бюджет рабочего. По данным префекта, рабочий на бумажной мануфактуре получает: 24 франка в месяц на хозяйских харчах или 2½ франка в день. Если даже считать 26 рабочих дней в месяце – на самом деле их было меньше, – рабочий, значит, получал 65 франков в месяц. Следовательно, считалось, что месячное пропитание одного человека стоит 41 франк. Сюда не входит плата за квартиру, ибо в нашем документе сказано: «24 fr. par mois nourri», но не прибавлено, как это всегда писалось, когда речь шла о полном содержании: «et logé». Конечно, 24 франка было мало на наем квартиры и на содержание хотя бы семьи, состоящей из жены и ребенка; но, уже получая не 2½, а 2 или 1½ франка, трудно было прожить и одинокому. Немудрено, что рабочие, получающие меньше 2½ франка в день, рисуются у префекта как существа, задавленные нищетой, преданные «пьянству и отчаянию».

При всей лаконичности очень интересна графа «rapport politique». Уже и то любопытно, что политические в точном смысле опасения тут совершенно отсутствуют: царил Фуше, склонный видеть заговор против Империи там, где и признаков его не было, и несмотря на то, что, конечно, ко всякому указанию префекта в этом смысле отнеслись бы с полным вниманием, префекту, совершенно очевидно, и в голову не приходит искать среди рабочих каких бы то ни было антиправительственных или антидинастических тенденций: все его опасения касаются возможности стачки рабочих против хозяина. Это совершенно та же черта, которую мы уже отметили, говоря о Директории: правительство нисколько не боялось политических выступлений со стороны рабочих, и подозрительное внимание властей больше всего направлялось к неуклонному поддержанию порядка и спокойствия среди рабочих в чисто полицейском смысле и к предупреждению стачек против хозяев. Характерно, между прочим, что префект считает самым беспокойным элементом именно тех рабочих, которые, как мы уже видели, еще в 1791–1792 гг. были склонны к массовым действиям и к стачечному движению; плотники, землекопы, наборщики, бондари еще в начале рассматриваемого периода привлекали внимание властей. Наконец, еще одна черта, вполне гармонирующая со всем, что мы знаем о рабочих в эту эпоху, ясно выступает из показаний префекта: у рабочих нет никакой организации, кроме пережитков старинного компаньонажа, да и то преимущественно среди рабочих, занятых строительными промыслами.

Таковы главные заключения, которые сами собой напрашиваются при чтении этой рукописи. Этот документ, давая некоторые новые данные, подтверждает таким образом многое, уже нами почерпнутое из более ранних свидетельств.

Полон интереса и достоин детальнейшего рассмотрения вопрос, как далее, в 1807–1812 гг., отразились на французской обрабатывающей промышленности всеевропейское владычество Наполеона и одновременное распространение континентальной блокады на все завоеванные страны, но эта проблема уже далеко выходит за пределы настоящей работы.

3

Попытаюсь свести к немногим общим положениям то, что составило содержание обеих частей моей работы, не повторяя при этом всех частичных, хотя бы и очень существенных, выводов, которые были подробно формулированы в отдельных главах.

1. В 1789–1791 гг. преимущественно лишь среди парижских рабочих проявляется сколько-нибудь серьезное брожение. Это брожение в апреле 1789 г. имеет характер беспорядочного стихийного взрыва, вызванного безработицей, а в июле и августе того же года обусловливается больше всего, но не исключительно желанием получить работу от муниципалитета. Весной 1791 г. в столице происходит обширное стачечное движение среди тех категорий столичного рабочего населения, которые могли воспользоваться улучшившейся в 1790–1791 гг. экономической конъюнктурой.

2. Работы, устроенные с благотворительной целью в 1789 г. и продержавшиеся до середины июня 1791 г., за все время своего существования возбуждали беспокойство и неудовольствие властей, усматривавших в большом скоплении рабочих опасность для общественного спокойствия. Стачечное движение 1791 г. в Париже было одной из причин, обусловивших также закрытие этих работ.

3. Закон Ле Шапелье явился прямым и непосредственным последствием стачечного движения 1791 г.

4. В политическом отношении рабочие в 1789–1791 гг. не играли и не пытались играть никакой самостоятельной роли, идя сначала вместе с теми слоями населения, которые стремились к низвержению старого порядка, а потом всецело признавая авторитет новых властей. Документы открывают нам картину пропаганды против новых властей, которая велась в 1789–1791 гг. в рабочих кругах, но не увенчалась никаким успехом.

5. В период 1792–1799 гг. движение проявляется не только среди столичной рабочей массы, но и среди рабочих провинции; характер этого движения обусловливается особенностями промышленной жизни французской провинции в конце XVIII столетия.

6. Промышленное производство во Франции в конце XVIII столетия характеризуется следующими главными чертами:

а) отсутствием, за редкими исключениями, сколько-нибудь крупных промышленных предприятий;

б) господством различных форм домашней индустрии;

в) громадной ролью деревенского промышленного труда, особенно во всех отраслях текстильной индустрии, кроме шелкового производства, причем значение деревни сказалось еще до революции в полном фактическом уничтожении регламентации производства;

г) примитивностью промышленной техники сравнительно с Англией, отчасти с Голландией, немецкой Швейцарией и западногерманскими странами.

7. Благодаря вышеуказанным характерным чертам французской промышленной жизни конца XVIII столетия, скопление сколько-нибудь значительных рабочих масс в провинции было налицо не столько в промышленных центрах, сколько в двух главных торговых портах: Марселе и Бордо.

8. Коллективные шаги рабочих французской провинции в первые годы революции направляются прежде всего в сторону борьбы против конкуренции иностранных (иногда даже иногородних) рабочих; стачечное движение против хозяев проявляется в это время лишь в Бордо, Марселе и при сплаве леса на берегу реки Йонны.

9. Общее состояние промышленности, бывшее в 1790–1791 гг. лучше, нежели в 1789 г., ухудшается с 1792 г. Промышленность страдает не только от сокращения сбыта, но отчасти и от ощущающегося уже (в некоторых отраслях) недостатка сырья. Безработица усиливается и в Париже, и в провинции; ассигнационный кризис увеличивает бедствие.

10. После 10 августа 1792 г., в особенности после закрытия лагерных работ, на очередь ставится вопрос об обязательном тарифе на предметы первой необходимости. Рабочие в числе прочих неимущих слоев населения требуют таксации, министерство во главе с Роланом противится этой мере.

11. Распря между жирондистами и монтаньярами придает особое значение выступлениям рабочей массы. Жирондисты решительно противятся таксации, монтаньяры колеблются и высказывают в течение первых месяцев 1793 г. противоречивые суждения по этому вопросу. К моменту окончательной развязки борьбы между жирондистами и монтаньярами монтаньяры в глазах рабочего населения являются приверженцами таксации.

12. Отчасти для борьбы против вздорожания съестных припасов, отчасти ввиду необходимости считаться с хозяйственными нуждами правительства Конвент издает декрет о максимальной таксации.

13. Закон о максимуме приводит не к улучшению, а к ухудшению положения потребителей; уже в первые месяцы его существования обнаруживается невозможность последовательного проведения этого закона.

14. Бессильный остановить вздорожание съестных припасов, закон о максимуме оказывается достаточно силен, чтобы довершить расстройство промышленной жизни, он способствует: а) быстрому исчезновению сырья и б) закрытию промышленных предприятий, поставленных в невозможность продавать товар по максимальному тарифу. Реквизиции оказываются бессильны в борьбе с этими явлениями.

15. Хотя рабочие вместе с прочими неимущими слоями населения очень скоро после издания закона о максимуме убеждаются в полной невозможности ждать от него облегчения своей участи, но правящие власти и прежде всего Комитет общественного спасения желают во имя хозяйственных нужд правительства во что бы то ни стало поддержать этот закон, причем не останавливаются перед мерами самой суровой репрессии.

К концу существования закона о максимуме эта противоположность между желаниями правительства и интересами населения становится вполне очевидной и официально констатируется.

16. Комитет общественного спасения требует от рабочих полного подчинения расценке заработной платы согласно максимальному тарифу, причем объявляет рабочих той или иной специальности под реквизицией по своему усмотрению и насильно отправляет их как на общественные работы, так и к частным предпринимателям и сельским хозяевам.

17. Эпоха Директории несмотря на отмену закона о максимуме, оказывается для рабочих продолжением бедствий. Недостаток сырья и широко развившийся контрабандный, а также и легальный ввоз иностранных товаров, способствующий сокращению сбыта, угнетает промышленность; ассигнационный кризис 1795–1796 гг. усиливает бедствие; безработица доходит до апогея в 1797–1799 гг.

18. В политическом отношении рабочие после кратковременного подъема в 1792–1793 гг., обусловленного распрей между жирондистами и монтаньярами, не играют никакой самостоятельной роли ни в 1794 г., при падении Робеспьера, ни в 1795–1799 гг. В эпоху Директории они пассивно ждут перемены, возлагая надежды свои то на воскрешение режима Робеспьера, то на «военное правительство», которое их избавит от Директории; самая перемена им нужна потому, что, по их мнению, они дошли до последних пределов бедствий вследствие голодовки и безработицы.

19. Захват власти генералом Бонапартом приветствуется рабочими как начало лучшей для них эры.

20. За всю рассматриваемую эпоху рабочие не обнаруживают, вообще говоря, ни малейших признаков принципиально враждебного отношения ни к основам господствовавшего экономического строя, ни к какому-либо из политических режимов, начиная с Учредительного собрания и кончая Консульством. Сознание классовой обособленности, чувство товарищеской солидарности, за немногими исключениями, мало проявляются в рабочей среде в рассматриваемый период.

21. В течение всего периода 1789–1799 гг. в рабочей среде заметно весьма мало организованности. Стремление создать свои организации (под флагом благотворительности) замечается среди некоторых категорий рабочего класса весной 1791 г., но после закона Ле Шапелье о подобных попытках не слышно. Что касается пережитков цехового строя, старинных компаньонажей, то время от времени документы констатируют их продолжающееся существование; но известия эти слишком скудны и односторонни, чтобы можно было составить себе сколько-нибудь ясное представление о деятельности этих отживших свой век организаций.

22. Законодательство о рабочих в 1789–1799 гг. проникнуто тем же духом бдительной подозрительности, тем же решительным отрицанием за рабочими прав на какие бы то ни было коллективные шаги, как и законодательство старого порядка. Основными моментами этого законодательства являются: а) закон Ле Шапелье 1791 г., б) декрет Конвента 23 нивоза (1794 г.) и в) постановление Директории от 18 фрюктидора (1796 г.) о рабочих бумажных мануфактур, которое должно было стать образцом для других постановлений того же рода. Закон 22 жерминаля 1803 г. представляется естественным завершением законодательства этой эпохи, касающегося рабочих.

В основных принципах своих законодательство (касающееся рабочих) старого режима, законодательство революционного периода, законодательство наполеоновской эпохи ничем между собой не отличаются.

Приложения

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Неизданные документы Национального архива, архива парижской префектуры полиции, отдела рукописей Национальной библиотеки и архива «Библиотеки города Парижа».

В печатаемых рукописях сохранена орфография подлинников, а также все сокращения (особенно частые в полицейских и судебных протоколах: n-е вм. nommé, S-r вместо Sieur, compa-t вм. comparant а т. д.). Читатель заметит, как часты орфографические ошибки не только в документах, исходящих от рабочих или от частных лиц, но и в официальных бумагах.

I

Нац. арх. Y. 13016.

P. Y. de la garde, et empris-t du nom-e, Vieumer dit L’éveillé, l’un des chef de la cabale des chapeliers.

Le trente un may dernier vingt quatre compagnons chapeliers se nom-t entre eux des Bons enfants dirent au comp-t que s’il ne renvoyoit vingt deux autres compagnons chapeliers se nommant entre eux du devoir ils alloient quitter sa fabrique que n’ayant pu sacrifier les vingt deux compagnons du devoir qui remplissoient exactement leur état les vingt quatre comp-ons des Bons enfants sortirent de chez lui et sollicitèrent plusieurs autres de sortir pareillement assurant même de leur payer leurs journées comme s’ils travailloient qu’effectivement.

Danloux Dumesnils & comp.

12 juin 1789.

L’an mil sept cent quatre vingt neuf le 12 juin sept heures et demi du matin en l’hôtel et par devant nous Charles Alexandre Ferrand, conseiller du Roy, commissaire au Châtelet de Paris, est comparu Pierre François Marchand sergent de la garde de Paris, de poste à St. Jacques de L’Hopital.

Lequel nous a dit qu’a la Req-te d’un particulier ced, fabricant de chapeaux il a arrêté un particulier, qu’il a dit être l’un de ses ouvriers qui avec plusieurs autres cabaloreux pour f-re sortir leurs camarades des fabriques de Paris qu’il conduira pardev-t led. particulier pour être ordonné a quil-app-ra (et a signé) Marchand.

Est aussi comparu Nicolas Joseph Danloux Dumesnils m-d fabricant de chapeaux demeurand à Paris Rue St. Denis. Lequel nous a dit que depuis le quatre du présent mois, il est sorti de chez lui huit ouvriers approprieurs qui ont été gagné par les compagnons ouvriers dit les bons enf-ts qui leurs payoient leurs journées pour ne point travailler chez les autres entre autres le nom-e. Leveillé cy arrêté quils sont allés dans plus-res fabriques pour en f-re sortir les ouvriers et se sont attroupés en divers cabarets à l’effet d’augmenter le nombre de leur cabale nottam-nt Rue St. Denis chez Maler, Rue de la Gossonnerie à la Croix d’or et a Belleville; que le compa-t sait que led. Leveillé est un des ouvriers qui ont été payés pour ne point travailler et qu’il a reçu ses journées de quatre jours; que s’étant présenté il y a un instant chez lui ne sait dans quelle intention a fait arrêter et conduire pardev-t nous pour après que nous l’aurons entendu être ou ordonné ce qu’il appart-ra nous observe que les comp-ons des Bons enfants sont parvenus à faire sortir de chez le s-r Morel fabricant Rue des Bons Enfants seize a dix huit ouvriers et a signé (Rayé trois mots nuls) Danloux Dumesnils et comp-ie.

Avons ens-te f-t comp-re led. particulier arrête lequel sur les interpellations que nous lui avons faites nous a dit se nommer Léonard Vieumer dit Leveillé comp-on chapellier cy devant chez le s-r Danloux, demeu-t Rue Beaubourg chez la v-e Nivel logeuse qu’ayant été sollicité par le nom-e Blanchard et plusieurs autres comp-ons chapelliers de sortir de chez led. s-r Danloux et qu’on lui payeroit ses journées com-e s’il travailloit, et est vrai qu’il en est sorti et a déjà reçu quatre journées à raison de quarante cinq sols chacune dans un cabaret Rue S-te Avoye d’un particulier g-on chapellier qui est âgé et marqué de petite vérole; qu’il sait quil a eu lui grand tort mais prie led. Danloux de lui pardonner son intention lorsqu’il a été chez lui étant de lui redemander à travailler et a déclarer ne savoir écrire ni signer de ce interpellé.

Des quels comp-on rapport dires et déclarons cy dessus nous avons aux susnommés donné acte, en conséquence, attendu ce que dessus et que d’ailleurs ledet. Vieumer dit Leveillé est connu pour être l’un des chefs des cabales et attroupements qu’on eu lieu nous l’avons laissé a Marchand pour le conduire et faire écrouer de notre ordonnance en prisons de l’hôtel de la Force et avons signé.

Ferrand.