Текст книги "Сочинения в двенадцати томах. Том 2"

Автор книги: Евгений Тарле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 57 страниц)

Мы находим тут, впрочем, подробнейшие сведения о свойствах сырья, о способах его переработки, о торговых путях, по которым сырье доставляется во Францию, и т. д.; но для понимания экономических отношений во Франции в ту эпоху, когда это издание выходило в свет, энциклопедия дает мало. О других (Peuchet, Maquer и т. д.) нечего и говорить: никто из их авторов не мог идти в сравнение с Роланом как глубоким знатоком экономической жизни Франции, как практическим деятелем с широчайшим и многообразным опытом. По тем немногим письмам его, которые сохраняются в Национальном архиве, видно, как добросовестно относился он к своим обязанностям инспектора сначала амьенских, потом лионских мануфактур, как детально он знал положение вещей. Если в своей энциклопедии он охотнее всего ограничивается техническими описаниями, то во всяком случае не оттого, что организация промышленного труда и соприкасающиеся с этим вопросы ему не известны. Это, очевидно, по тогдашнему воззрению не входило, не должно было входить в содержание подобного рода изданий.

Но если мы вправе жалеть, что документов, касающихся промышленности и рабочих во второй половине XVIII в. и особенно при революции, слишком мало, то сказать, что их совсем нет, и считать Савари чуть не единственным источником непозволительно. Сам Reybaud косвенно опровергает себя, цитируя в одном месте – по поводу договора 1786 г. – показания руанской торговой палаты. Еще меньше места занимают исторические справки во второй книге Reybaud (о хлопчатобумажной индустрии). Кроме беглых замечаний (стр. 132, 136, 262–263, 304), мы тут ничего не находим.

В интересной общей работе Шмоллера «Die geschichtliche Entwicklung der Unternehmung» Франции вообще, а занимающей нас эпохе, в частности, отведено очень мало места, причем автор опирается на книги Levasseur’a и Pariset (цит. соч., стр. 16–18, «Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im deutschen Reich» 1891, H. 1).

Работа Louis Mosnier «Origines et développements de la grande industrie en France du XV siècle à la révolution» (Paris, 1898) дает беглый очерк законодательства, касающегося индустрии в XV–XVIII вв. Всему периоду от Тюрго до революции посвящено 8 страниц (стр. 161–169), очень сокращенно пересказывающих Левассера. О революционном периоде не сказано ничего.

В книге Auguste Lacroix «Historique de la papeterie d’Angouême suivi d’observations sur le commerce de chiffons en France». (Paris, 1863) мы находим главным образом лишь очерк развития техники бумажного дела и сведения о старинном законодательстве, касающемся этой отрасли производства; о революционном периоде, кроме нескольких слов на стр. 52 и на стр. 57–60, ничего не находим. В приложении к книге перепечатаны постановления, относящиеся также и к революционному периоду (стр. 316–330). Автор, Auguste Lacroix, фабрикант и наследник владельцев старинной бумажной мануфактуры, ничего не нашел в своем семейном архиве, что могло бы пополнить наши сведения о судьбах индустрии и рабочего класса в 1789–1799 гг.

В книге Henri Lecomte «Le coton» (Paris, 1900) нет ни единой строки, относящейся к Франции XVIII в. (хотя в подзаголовке значится: «Culture. Histoire économique», что, вероятно, и побудило Буассонада упомянуть и об этой книге в своей библиографии). Что более удивительно, это полнейшее отсутствие какого бы то ни было внимания к истории хлопчатобумажной индустрии во Франции в XVIII в. в книге Gaston Beaumont’а, «L’industrie cotonnière en Normandie. Son histoire sous les différents régimes douaniers» (Paris, 1901), если не считать нескольких слов на стр. 21–22 и на стр. 31. Нечего и говорить, что, например, общая история Levasseur’a дает больше, чем эта специальная монография.

Ничего по интересующему нас вопросу мы не найдем и в небольшой книжке Edouard Forestié «Notice historique sur la fabrication de draps à Montauban du XIV siècle à nos jours» (Montauban, 1883). Он приводит выдержки из одного документа 1790 г., касающегося местного шерстяного производства, и затем прямо переходит к XIX столетию; но и выдержки из этого документа ничуть не помогают нам уяснить себе, как были организованы производство и сбыт шерстяных материй в Монтобане в конце XVIII в., а между тем, как увидим в своем месте, именно относительно Монтобана сохранились в Национальном архиве некоторые весьма любопытные в этом смысле свидетельства.

В книге Louis Chabaud «Marseille et ses industries. Les tissus, la filature et la teinturerie» (Marseille, 1883) нет ничего, относящегося к революционному периоду, кроме упоминания (на стр. 8 и 9), что в 1780 и 1790 гг. как мэр, так и промышленники жаловались на недостаток воды (для мануфактур).

В другой книге того же автора («Marseille et ses industries. La savonnerie», par Louis Chabaud. Marseille, 1881) тоже нет ничего, относящегося к нашей теме хотя бы косвенно, кроме некоторых статистических данных о производстве мыла в 1789 г. (стр. 79), после чего автор непосредственно переходит к временам Консульства (о которых, впрочем, тоже почти ничего не говорит).

О замечательном труде Godart’a, посвященном рабочим лионских шелковых мануфактур, я уже говорил выше, когда речь шла о специальной литературе по истории рабочих.

Новейшая работа о лионской фабрике принадлежит E. Pariset («Histoire de la fabrique lyonnaise». Lyon, 1901). Автор излагает судьбы лионского шелкового производства от начала XVI столетия до настоящего времени. Революционному периоду посвящены стр. 241–254, но, собственно, эти 13 страниц касаются эпохи 1789–1791 гг., и только в последних строках (стр. 253–254) находим упоминание о полном разорении лионского производства в эпоху господства Комитета общественного спасения. Еще меньше дает более специальная брошюра того же автора «Les tireurs d’or et d’argent à Lyon en XVIII et XIX siècles» (Lyon, 1903). Кроме упоминания о законе 1797 г., касающемся правительственного надзора над золотых дел мастерами (преимущественно для фискальных целей), мы тут не находим ничего, касающегося рассматриваемого периода.

Даже в такой большой и обстоятельной работе, как монография главного секретаря торговой палаты города Сент-Этьена – L. Gras «Histoire économique de la métallurgie de la Loire» (Saint-Étienne, 1908), революционный период затрагивается лишь в нескольких словах на четырех страницах (стр. XXXV–XXXVI предисловия и стр. 4–5 главы 1), да и то о рабочих в металлургическом производстве мы тут ничего не находим. А между тем это огромный труд (622 страницы), посвященный притом изложению истории железоделательной индустрии в одном только департаменте. Подобно большинству работ этого типа, автор внимательнее всего относится, конечно, к XIX–XX вв., и чем ближе к современности, тем его труд становится детальнее; весь же период до XIX столетия очерчен бегло (больше всего по Левассеру). Немудрено, что, в частности, на период 1789–1799 гг. пришлось лишь несколько беглых замечаний.

Два документа из местного архива (правда, революционной эпохи), доложенные в заседании литературного общества департамента Коррез 3 декабря 1884 г., относятся к юридическим пререканиям между совладельцами оружейной мануфактуры в Тюлле и интереса для нашей темы не имеют («Deux pièces pour l’histoire de la manufacture d’armes de Tulle», communication de Jean Rondeau et de Ch. Pradon. – «Bulletin de la société des lettres de la Corrèze», 1884, t. 6, стр. 663 и сл.).

Почти к нулю сводится и литература о рабочих угольных копей в эпоху революции.

В книге Georges Michel’я и A. Renouard’a, специально посвященной истории самых крупных угольных копей Франции, анзенских («Histoire d’un centre ouvrier. Les concessions d’Anzin», par G. Michel et A. Renouard. Paris, 1891), не находим почти ничего, касающегося революционного периода, хотя авторы имели в своем распоряжении все документы предприятия. На стр. 65–70, относящихся к революции, даются сведения, что производство еще в 1792 г. было равно 275,5 тысяч тонн, в 1793 г. упало до 80 тысяч тонн, а в 1794 г. – до 65 тысяч; что австрийское нашествие в 1793 г. разогнало почти всех рабочих, что временно прекратились все работы, а многие акционеры компании эмигрировали; число рабочих, занятых в копях в этом районе, авторы согласно показанию Dieudonné, бывшего при Империи префектом северного департамента, признают для 1789 и 1790 гг. равным 4 тысячам человек; при возобновлении работ в начале Консульства их было 3 тысячи человек. Больше решительно никаких сведений об анзенских рабочих при революции не дается. Эти копи разбросаны на протяжении больше 28 тысяч гектаров земли, они находятся в районе, который уже в конце XVIII в. считался одним из самых населенных и промышленных во Франции (так как Hainaut – близ города Валансьена), и хотя тема наша касается главным» образом рабочих обрабатывающей промышленности, но, конечно, весьма интересно было бы знать, как жила рабочая масса, служившая у анзенской компании. К сожалению, в Национальном архиве мне не удалось найти ответа на этот вопрос, а книга Мишеля и Ренуара показывает, что и в недоступном постороннему глазу частном архиве копей тоже никаких данных, касающихся этого предмета, не имеется. Ничего в этом смысле не дает и издававшийся правительством журнал «Journal des mines», выходивший с 1795 г. и сохранившийся в Национальной библиотеке (Нац. библ., inventaire S. 20011: «Journal des mines», publié par le conseil des mines de la République; в начале 1798 г. он перестал выходить в свет, а в мае 1800 г. возобновился). Он дает почти исключительно материал, имеющий чисто технический интерес; общие цифры добычи угля, попадающиеся тут, необходимо принимать, конечно, весьма условно. Как поясняет редакция в программной статье, главной целью органа является изучение свойств французских копей, изучение техники добывания минеральных богатств, популяризации наук – минералогии, химии и механики («Journal des mines», № 1, vendemiaire de l’an III, «Programme», стр. 7–9). Ознакомившись с этим органом за 1795–1798 гг., я убедился, что ничего, даже отдаленно затрагивающего интересующие нас вопросы, там найти невозможно ни относительно восьми копей анзенской компании, ни относительно других, более мелких, предприятий той же категории.

Очень скудна и литература по истории выделки предметов роскоши. В первом томе большой монографии Henri Vever «La bijouterie française au XIX siècle» (Paris, 1906) на стр. 10–15 находим несколько замечаний об упадке торговли драгоценными вещами при революции, но решительно ничего, что помогло бы разобраться хотя бы в вопросе о влиянии, которое, совершенно бесспорно, оказал упадок этой отрасли торгово-промышленной деятельности на безработицу в Париже.

В интересной монографии Frémy о королевской зеркальной мануфактуре мы находим очень мало касающегося нашей темы (стр. 305–308 и 324–327. – «Histoire de la manufacture royale des glaces de France au XVII–XVIII siècles», par Elphège Frémy. Paris, 1909). Впрочем, y автора не было относительно революционного периода почти никакого материала даже и для общей истории этого заведения с финансовой и технической точек зрения, что гораздо больше его интересует, нежели положение рабочих (см. стр. 146).

Напечатанные Fray-Fournier документы департаментского архива и отчасти серии OO Национального архива «Documents pour servir à l’histoire de l’industrie et des manufactures en Limousin» (cm. «Bulletin de la société archéologique et historique du Limousin», II série, t. 40, стр. 164–212 и 736–768; t. 41, стр. 454–487) касаются лимузенской индустрии, начиная от Кольбера и кончая Тюрго. Революционного периода они совершенно не затрагивают и касаются преимущественно начального периода выделки фарфора в Лимузене (в 60-х и начале 70-х годов XVIII столетия). Один документ, касающийся бумагопрядильной индустрии, из напечатанных Fray-Fournier я цитирую в главе об организации производства накануне революции.

Положению бумажной индустрии за время революции в департаменте Шаранты в интересном общем очерке проф. Буассонада посвящено всего около 10 строк («L’industrie du papier en Charante et son histoire», 1899).

В книге Alphonse Peyret «Statistique industrielle du département de la Loire» (Saint-Étienne, 1835) не только о революции, но и вообще о XVIII в. почти ничего не говорится (если не считать нескольких слов на стр. 8 и 9). Автор, например, считает совершенно невозможным знать что-либо о судьбах оружейного производства в Сент-Этьене в 1790–1799 гг. (стр. 80). Тем не менее он приводит цифры, касающиеся числа рабочих, занятых в оружейном производстве в 1790 и в 1799 гг. Откуда он взял эти цифры, по старинному обычаю былых французских местных историков, он не говорит, ограничиваясь заявлением, что эти цифры «выисканы администрацией». К этим цифрам в соответствующем месте я еще вернусь.

Некоторые интересные данные дает биография владельца мануфактуры в Jouy-en-Josas Оберкампфа, написанная Лабушером на основании заметок самого Оберкампфа, которые автор получил от дочери и племянника этого промышленника, а также на основании устных рассказов и местных преданий («Oberkampf, 1738–1815», par Alfred Labouchère». Мне придется еще коснуться некоторых фактов, приводимых в этой биографии.

Наконец, еще несколько слов о разработке одной затрагиваемой в моей работе темы. Как указано выше, один из вопросов, которые мне показалось решительно необходимым поставить раньше, нежели говорить о положении рабочих в провинции, это вопрос об организации производства во Франции в конце XVIII столетия. Этот вопрос, как становилось для меня все более и более ясно, тесно связан с другим вопросом: о промышленном труде в деревне. Деревня, работающая на мануфактуры, деревня, работающая на купца, деревня, работающая непосредственно на потребителя, повелительно приковывала к себе мое внимание, по мере того как я знакомился с документами (и прежде всего с отчетами и докладными записками «инспекторов мануфактур»). Становилось ясно, что уйти от этого вопроса я могу, только насильственно упрощая свою тему и отказываясь вглядеться пристальнее в глубину хозяйственной жизни Франции в XVIII столетии. Что касается научного обследования этой проблемы, то оно оказалось еще в зачаточном состоянии.

Еще меньше, чем по истории городского рабочего класса в эпоху революции, можно указать в литературе сведений относительно вопроса об участии деревни в промышленной жизни конца XVIII столетия. Этому вопросу особенно не повезло. Историки, писавшие о рабочем классе в XVIII в. или при революции, имели в виду прежде всего городских (часто даже только столичных) рабочих: рабочих цеховых, рабочих организации (товарищества) и т. п. Деревенская промышленность их внимания почти вовсе не останавливала, и те немногие, которые вообще упоминали о ее существовании, ограничивались отдельными замечаниями и беглыми указаниями. С другой стороны, этот вопрос не мог найти много места и в рамках исследований по истории французского земледельческого класса.

Как отметил Н. И. Кареев еще в 1879 г. (и повторил во французском издании своей книги в 1899 г. [8]8
  Les paysans et la question paysanne et France dans le dernier quart du, XVIII siècle, t. II. Paris, 1899.


[Закрыть]), почти во всех работах, посвященных истории французского крестьянству XVIII столетию вообще отведено меньше всего места и подарено меньше всего внимания. Если это правильно даже относительно многих вопросов, связанных с историей земледельческого труда, с историей земельных отношений, с экономическим положением крестьянина, живущего сельскохозяйственным трудом, то с еще большим правом, конечно, это можно повторить относительно истории промышленного труда во французской деревне XVIII в.

В книге барона Калонна («La vie agricole sous l’ancien regime en Picardie et en Artois», par le baron de Calonne. Paris, 1883) стр. 107–117 посвящены вопросу о деревенской индустрии в Пикардии и Артуа. Автор отмечает самый факт, не входя в подробности, касающиеся организации производства и сбыта в этих провинциях.

Должно отметить в очень интересной статье профессора Реннского университета Henri Sée «Les classes rurales en Bretagne du XVI siècle à la Révolution» («Revue d’histoire moderne et contemporaine», t. VI, 1904) указание на давнишнее существование домашней индустрии в деревнях Бретани (стр. 322).

В позднейшем большом своем исследовании «Les classes rurales en Bretagne» (Paris, 1906) Henri Sée касается на стр. 446–456 деревенской индустрии в Бретани с XV в. до времен революции. Мы еще вернемся к интересным замечаниям, которые делает этот выдающийся исследователь экономической истории Франции.

В книге Jules Sion «Les paysans de la Normandie orientale» (Paris, 1909) есть несколько страниц, посвященных деревенской промышленности в Нормандии от начала XVIII в. (стр. 175–186; стр. 294–303), где автор отмечает большое развитие промышленного труда в нормандской деревне.

За этими исключениями, я бы затруднился указать работы, посвященные сельскому населению Франции, которые останавливались бы на этом специальном вопросе.

Исключительно о земледелии и сельском хозяйстве трактует, например, имевшая в свое время большой успех книга Léonce de Lavergne «Economie rurale de la France depuis 1789» (éd. 3, revue et augmentée. Paris, 1866); и нужно сказать, что при очень большой сложности вопросов, связанных с историей чисто аграрных отношений во Франции XVIII в., требовать от историков французского крестьянства, чтобы они останавливались еще и на деревенских подсобных промыслах, было бы не совсем основательно. Историки крестьянства должны были прежде всего поставить и ставили своей задачей выяснение коренных социально-экономических проблем, связанных с земельными отношениями.

Но от другой категории исследователей – от историков провинциальной жизни, от историков деревенского быта – можно было с большим правом ожидать внимания к этой теме, так как в их задачу входило дать общую картину жизненного уклада населения той или иной местности.

В цели автора трехтомной работы описательного характера «Les populations agricoles de la France» Baudrillart’a не входило дать историю сельского населения: он касается больше всего современности. Но там и сям (на стр. 409–410 первого тома, стр. 372–373 и 392 второго тома этого труда, на стр. 570 третьего тома) попадаются замечания о занятиях деревенских жителей мануфактурным трудом в XVIII в.

Молчат или говорят вскользь, в самых общих чертах, о промышленном труде в деревне XVIII в. и авторы, посвящавшие специальные исследования истории той или иной провинции.

До какой степени мало сделано до сих пор по интересующему нас вопросу в литературе, посвященной истории провинции, показывают работы Albert’a Babeau. Трудно назвать историка, который так много и плодотворно работал бы над историей французской провинции, а между тем в главных его трудах почти ничего, касающегося промышленности и рабочих в конце XVIII в., не имеется. В его большой общей работе «La province sous l’ancien régime» (Paris, 1894, два тома) находим страницы, посвященные торговле и промышленности (т. II, стр. 194–231), но почти все изложение относится к концу XVII и началу XVIII столетия; при этом мы тут не находим решительно ничего, что помогло бы нам уяснить себе организацию производства в XVII–XVIII вв. В другой его работе, весьма подробной и весьма специальной, посвященной к тому же истории одного из промышленных пунктов – города Труа, «Histoire de Troyes pendant la Révolution» (Paris, t. I – 1873; t. II – 1874), находим всего несколько слов (стр. 277–278 второго тома) о вредных последствиях максимума для индустрии и торговли и больше решительно ничего, касающегося положения промышленности и рабочих. А между тем этой истории Труа за период одного только революционного десятилетия он посвятил два тома. О широко развитой в округе Труа деревенской индустрии упомянуто лишь вскользь (т. I, стр. 90). Обращаемся к третьей работе того же талантливого и неутомимого исследователя, где речь идет специально о деревне и деревенской жизни, «La vie rurale dans l’ancienne France» (Paris, 1883), и тут тоже о развитии индустриальной деятельности во французской деревне находим лишь сделанные мимоходом замечания (на стр. 130 и на стр. 251), причем в последнем случае автор, характеризуя прилежание крестьянина (глава называется «Le caractère»), говорит: «souvent au lieu de passer dans l’inactivité la saison d’hiver, il installe un métier dans sa chaumière», – и больше ничего. О других его работах (например, «La ville sous l’ancien régime», t. I–II. Paris, 1884) я уже не говорю.

Я нарочно выбрал Babeau потому, что никто так много не работал (по первоисточникам) над историей французской провинции при старом режиме и в эпоху революции; считать, что он не интересовался этими вопросами, у нас нет никаких оснований: он написал (уже упомянутую выше) книгу о ремесленниках при старом режиме. Отсутствие данных указанного характера объясняется прежде всего тем, что в провинциальных архивах сохранилось в высшей степени мало материала, касающегося обрабатывающей индустрии и рабочего класса; а занимаясь главным образом историей провинции, Babeau именно в департаментских архивах и работал, да и в самом деле, за этим единственным (но очень существенным) исключением, департаментские архивы и могли дать ему гораздо больше материалов по истории провинциальной Франции, чем Национальный архив.

В самом обстоятельном статистическом описании, какое только можно себе представить, в огромных двух томах in 4°, посвященных департаменту Gard («Statistique du département du Gard», par M. Hector Rivoire. Nîmes, 1842, t. I – 819 стр., t. II – 667 стр.), не находим ничего, касающегося промышленности или рабочих при революции, да и вообще историческая часть в главе «Commerce et l’industrie» изложена на нескольких страницах.

Даже в тех работах, которые касаются не истории местности, а истории промышленности в данной местности, период 1789–1799 гг. вызывает обычно у автора лишь несколько незначащих слов, а о промышленной деятельности в деревнях данной местности не говорится ничего.

Ничего, касающегося революционной эпохи, кроме нескольких слов на стр. 24 и на стр. 41, нет и в небольшой книжке de Latour-Varan’a «Notice statistique industrielle sur la ville de Saint-Étienne et son arrondissement» (Saint-Étienne, 1851); ничего решительно (кроме замечания о переселении в Romans нескольких семей лионских рабочих в 1796 г., на стр. 219) мы не находим о занимающей нас эпохе и в книге Marcel Texier «Histoire du commerce et de l’industrie de Romans» (Romans, 1904) и т. д.

Просматривая одну за другой монографии по истории департаментов, отдельных местностей, прежних провинций и так далее, я все более убеждался, что вопрос о промышленности в деревне и вообще вопрос о формах промышленной жизни совершенно ими не освещается и даже не ставится.

Скудость литературы по историческому вопросу такой огромной важности прямо поразительна.

(Здесь кстати будет вспомнить, что и относительно современной французской домашней промышленности экономисты жалуются как на неполноту статистики, так и на отсутствие специальной литературы [9]9
  Handwörterbuch der Staatswissenschaften v. Conrad, Eisler, Lexis, Loenig, Bd. III, стр. 1151. Hausindustrie, Frankreich: Leider fehlt aber auch hier eine zusammenfassende amtliche Statistik, ebenso wie eine eigentliche monographische Litteratur.


[Закрыть].)

Такова специальная литература, относящаяся к истории французской промышленности и рабочего класса при революции.

В некоторых общих трудах по истории Франции в эпоху революции есть отдельные замечания, места относящиеся к рабочему классу. Но относительно 1792–1799 гг. этих замечаний еще меньше, чем относительно 1789–1791 гг., ибо когда речь идет о первых двух годах революции, то самый факт появления закона Ле Шапелье заставляет хоть некоторое внимание уделить вопросу о положении этого класса общества.

Эти труды в общем дают еще меньше, чем отмеченная выше специальная литература; большинство из них не проливает света на те многочисленные пункты, которые остаются темными после прочтения специальных монографий.

Некоторые из общих трудов по истории Франции перед революцией или при революции, однако, бесспорно, самостоятельны и в тех своих частях, где речь идет о рабочих.

В труде Paul Boiteau «État de la France en 1789» (éd. 2. Paris, 1889), произведшем весьма значительное впечатление в тот момент, когда появилось его первое издание (в 1860 г.), мы находим широкую общую картину состояния Франции в конце старого режима, по интересующему нас предмету посвящены лишь самые общие замечания (стр. 536–540: Travail), и мы тут находим более сведения о цехах и об инспекторах мануфактур (речь идет о должности, а не о содержании отчетов). Есть тут и (столь редкие у Boiteau) прямо неверные утверждения: например, будто франк-масонство «зародилось среди рабочих товариществ», и вообще он отождествляет франк-масонство с рабочей ассоциацией (стр. 539: «La Franc-Maçonnerie est née… au milieu des compagnonnages. Cette association d’ouvriers à été au dix-huitième siècle l’un des laboratoires de la révolution» и т. д., – и дальше говорится о членах франк-масонства). Отметим также совершенно голословное утверждение, будто Франция обладала «наилучшими мануфактурами в Европе»; при этом автор, пересчитывая отрасли индустрии, которыми Франция, по его мнению, вправе была «гордиться», называет и сталь. Это решительно противоречит действительности, и мы увидим дальше, до какой степени категорически документальные данные опровергают это суждение. Что касается деревенской индустрии, то Boiteau лишь упоминает об официально последовавшем в 1762 г. разрешении крестьянам заниматься ткацким и прядильным ремеслом (стр. 537). Ни одного слова не сказано о развитии деревенской индустрии во второй половине XVIII столетия. Второй параграф, посвященный промышленности (стр. 541–547: Production industrielle), почти весь, к сожалению, основан на цифрах, якобы выражающих общую ценность разных отраслей французского производства, причем автор совершенно как бы не считается с необходимостью весьма и весьма критически относиться к этим цифрам. Автор останавливается на 1789 г., и только этим можно объяснить, что он говорит о «появлении машин» в конце XVIII в. и связывает с ними «организацию прядилен» (стр. 545). За все время революции машины, как мы увидим, еще не имели и не могли иметь влияния на организацию производства в какой бы то ни было области индустрии.

Интересные замечания, касающиеся рабочих, находим, далее, в исследовании М. М. Ковалевского «Происхождение современной демократии». Громадные рамки общей исторической картины, рисуемой автором, позволили ему, хотя бы и в общих чертах, коснуться этого вопроса. Нужно при этом вспомнить, что названное исследование появилось за шесть лет до начала издания, предпринятого Жоресом, и было первым по времени общим трудом по истории революции, где обращено внимание на положение рабочих. (В книге Луи Блана при всей захватывающей силе и яркости картин эпохи нет и не могло быть фактов, характеризующих состояние рабочего класса в 1789–1799 гг.; не говоря уже о состоянии французских архивов в 1850-х годах, достаточно вспомнить, что Луи Блан писал свою работу в Лондоне, в период эмиграции; в Англии же писал свою недавно вышедшую книгу и П. Кропоткин, о котором см. дальше.)

Об «Histoire de la Constituante» Жореса речь была в первой части моей работы.

В своей истории Законодательного собрания и Конвента (тома II, III, IV) Жорес не посвятил истории рабочего класса особой главы, но там и сям у него разбросано немало интересных замечаний. Не со всеми, конечно, возможно согласиться (см., например, идиллические строки на стр. 1786), но, бесспорно, никто из французских авторов, писавших общую историю революционного периода, не отнесся с таким вниманием к данным, касающимся положения рабочего класса, как Жорес.

Другая книга той же коллекции («Histoire socialiste»), составляющая прямое продолжение работы Жореса, принадлежит Cabrielle Deville’ю и называется «Thermidor et directoire». Здесь (на стр. 235–265) находим очерк состояния промышленности и рабочего класса при революции, Консульстве и отчасти при Империи; это общая характеристика, которая, однако, гораздо менее интересна, нежели разбросанные там и сям замечания Жореса в предыдущих томах коллекции (о делаемой Deville’ем цитате из «Mémoires» графа Dufort de Cheverny см. в настоящей части моей книги, в главе об экономическом положении рабочих при Директории).

Книга Каутского «Die Klassengegensätze in Frankreich», написанная к столетнему юбилею революции, дает общую характеристику стремлений отдельных классов французского общества в революционную эпоху. Автор упоминает также о противоположности интересов между цеховыми мастерами и служившими у них рабочими, но в его намерения не входило сколько-нибудь детальное рассмотрение вопроса о положении рабочего класса в 1789–1799 гг.

Вышедшая в 1909 г. книга П. Кропоткина «La grande révolution» представляет больше всего интерес как попытка осветить события 1789–1794 гг. до падения Робеспьера с точки зрения миросозерцания автора. Мы здесь совершенно не находим фактов экономической истории эпохи, которых не было бы уже, например, в общей работе Жореса. Автор, впрочем, оговаривается (стр. VI предисловия), что он не мог работать в Национальном архиве, а без этого, конечно, писать экономическую историю революции совершенно немыслимо. (Нет ни малейшего сомнения, например, что автор радикально изменил бы свой взгляд на максимум, если бы он ознакомился с документами Национального архива, показывающими, как отразился этот закон именно на беднейших слоях городского населения.) Книга П. Кропоткина дает прежде всего историко-философское освещение событий социально-политического характера от 1789 г. до падения Робеспьера; она и не задается целью представить читателю новые факты из экономической жизни народных масс. При этом крестьяне больше занимают автора, чем рабочие (самую обстоятельную критику книги Кропоткина представил Н. И. Кареев в своей статье, помещенной в журнале «Русское богатство» за 1910 г., сентябрь и октябрь). Вообще говоря, и работа Каутского, и работа Кропоткина интересны главным образом вследствие выдержанности основных точек зрения авторов. Они оба хотят прежде всего бросить обобщающий взгляд на те факты, которые считают установленными; и именно подобные обобщающие работы являются implicite настоятельным напоминанием о необходимости еще многих и многих исследований темных сторон экономической истории французской революции.

В новейшей книге Roger Picard’a «Les cahiers de 1789 et les classes ouvrières» (Paris, 1910) содержание не соответствует названию; как поясняет сам автор в предисловии, его целью было выяснить, какие суждения высказывались в наказах 1789 г. о промышленном и коммерческом законодательстве. И этой цели автор достиг, по нашему мнению, с немалым успехом, но в результате получилась картина пожеланий торгово-промышленного слоя tiers-état, поскольку можно судить о них по наказам. Лучшие главы книги при этом, как и следовало ожидать, те, где речь идет именно о торговле (глава VI. La circulation et le commerce intérieurs; глава VII. Le commerce extérieur; глава VIII. Les privilèges commerciaux), о торговых налогах (глава IX. Les impôts et le commerce), о торговой юрисдикции (глава X. Le juridiction commerciale). Две главы, посвященные индустрии (главы III и IV), трактуют об отношении наказов к регламентации производства и к цехам, причем автор попутно говорит о попытке Тюрго; в этих главах мы не находим ничего, что позволило бы составить себе представление о том, какой тип преобладал в организации французского промышленного производства накануне революции. Впрочем, это вина не автора, а материала, который положен в основу исследования. Мы увидим далее, почему представителям домашней индустрии не было нужды выражать свое неудовольствие по поводу регламентации и цехов: документы Национального архива ответят нам вполне категорически на вопрос, почему наказы в этом отношении так молчаливы. Рабочему классу (городскому – единственной категории рабочих, о которых говорит автор) посвящены стр. 95–112 книги. Автор прямо заявляет о своей работе: «… la présente étude, malgré son titre, ne prétend pas contribuer à l’élaboration de cette histoire» (de l’histoire économique – Е. T.). Поэтому и на указанных 17 страницах, посвященных рабочему классу, мы находим главным образом лишь немногие имеющиеся в наказах жалобы на стеснения юридического порядка. Кроме того, как справедливо отмечает автор, наказы поразительно мало говорят о рабочих; участие рабочих в составлении наказов tiers-état было совершенно ничтожно. Некоторых фактов, приводимых автором и относящихся к экономическому состоянию рабочих (стр. 102, 105, 110), я коснусь в дальнейшем изложении. Нужно заметить, что в анализе наказов как исторического источника книга Picard’a значительно уступает исследованию г. Ону «Выборы 1789 г.» (СПб., 1908).