Текст книги "Сочинения в двенадцати томах. Том 2"

Автор книги: Евгений Тарле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 57 страниц)

Евгений Викторович Тарле
Сочинения
Том II

ОТ РЕДАКТОРА

Содержанием второго тома Сочинений Е. В. Тарле является лишь одна его работа – «Рабочий класс во Франции в эпоху революции».

Этот капитальный двухтомный труд, послуживший докторской диссертацией Е. В. Тарле, был опубликован в 1909 (ч. I) – 1911 (ч. II) годах. Однако работа автора над этой темой была начата несколькими годами раньше, и уже в 1907 г. было издано первое исследование Е. В. Тарле по истории рабочего класса во время великой французской буржуазной революции вскоре же опубликованное в Германии, в переводе на немецкий язык [*1]*1
  Die Arbeiter der nationalen Manufakturen (1789–1799) nach Urkunden der französischen Archive. Studien zur Geschichte der Arbeiterklasse in Frankreich während der Französischen Revolution. Leipzig, 1908. XV, 128 S.


[Закрыть].

«Русская историческая школа», в лице своих крупнейших представителей (Н. И. Кареев, И. В. Лучицкий, М. М. Ковалевский), исследовала главным образом аграрные отношения и крестьянские движения накануне и во время французской революции XVIII в. Е. В. Тарле, продолжая во многом традиции «русской исторической школы», в одном из существенных вопросов пошел по другому пути: главным героем, главным действующим лицом его исследований по истории французской революции XVIII в. стал вместо крестьянства рабочий класс.

«Рабочий класс во Франции в эпоху революции» знаменовал не только новый важный и весьма плодотворный этап в научном творчестве Е. В. Тарле как ученого-историка; это исследование открывало новую главу и в русской историографии первой французской революции и, более того, явилось первой в мировой исторической литературе крупной монографией по этому не исследованному специально вопросу.

Конечно, у Е. В. Тарле и в изучении этого вопроса были также предшественники: Э. Левассер, Ж. Жорес, в известной мере М. М. Ковалевский. Однако ни один из названных историков не исследовал положение и роль рабочего класса во время французской революции специально. Впервые монографическому исследованию, основанному на тщательном изучении материалов Парижского и провинциальных архивов (Амьен, Бордо, Руан и др.), эту тему подверг Е. В. Тарле. В своем капитальном труде он дал впервые в исторической литературе широкую картину состояния французской промышленности в предреволюционные и революционные годы и на этом фоне показал положение рабочего класса, его различных профессиональных групп в Париже и провинции, характер и формы борьбы рабочих в бурные годы революции, значение первого антирабочего закона – закона Ле Шапелье, показал общую роль и место рабочего класса в буржуазной революции XVIII в.

Работа эта была написана 50 лет тому назад, когда научные воззрения и общие идейные позиции ее автора были еще весьма далеки от тех, к которым он пришел к концу своей жизни. Естественно, поэтому, что некоторые из положений его труда о рабочем классе во время французской революции не могут не вызвать возражений. Так, в общей характеристике уровня развития и состояния экономики Франции в предреволюционные годы Е. В. Тарле, вслед за И. В. Лучицким, несколько односторонне и преувеличенно подчеркивал роль мелкого производства в экономике страны. Нельзя признать правильными и ту характеристику законодательства о максимуме и общую оценку значения и роли максимума в 1793–1794 гг., которые дает в своем труде автор. Современный, советский читатель не сможет, вероятно, согласиться и с иными из формулировок, встречающихся на страницах исследования.

Однако сказанное не должно, да и не может поколебать крупнейшего научного значения этого труда Е. В. Тарле. Его работа сразу же после ее опубликования получила заслуженно высокую оценку в русской и зарубежной специальной литературе, была частично переведена, реферирована во Франции и прочно вошла в мировую историографию как важнейший труд о роли рабочего класса во французской буржуазной революции. И сейчас, пол века после опубликования, «Рабочий класс во Франции в эпоху революции» Е. В. Тарле остается лучшим и самым значительным трудом на эту тему.

В настоящем издании монография Е. В. Тарле публикуется по тексту прижизненного издания 1909–1911 гг. [*2]*2
  Рабочий класс во Франции в эпоху революции. Исторические очерки. Ч. I. СПб., 1909. 317 стр.; ч. II. СПб., 1911. XVI, 581 стр.


[Закрыть]

А. З. Манфред

Рабочий класс во Франции в эпоху революции

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемые очерки содержат часть результатов работы автора над архивными данными, касающимися истории обрабатывающей промышленности и рабочего класса во Франции в конце XVIII в. Автор, предпринимая эту работу, имел в виду, что если неразработанность экономической истории Франции в эпоху революции есть факт общепризнанный [1]1
  Признает его и автор лучшего библиографического обзора экономической истории революции, какой только существует, – Boissonnade (Les études relatives à l’histoire économique de la Révolution française. Paris, 1906), ср. предисловие к моей работе «Рабочие национальных мануфактур» см. наст, изд., т. I. – Ред.


[Закрыть], то по истории рабочего класса в точном смысле сделано особенно мало; не сделано и малой доли того, что, например, по истории крестьянского класса успела создать французская специальная литература, возникшая под влиянием направления, которое Жорес назвал «l’école française et russe» (работ Кареева, Лучицкого, М. Ковалевского и Sagnac’a), и приведшая уже к пересмотру многих укоренившихся взглядов.

Чтение курса в Петербургском университете по экономической и социальной истории Франции в конце XVIII и в начале XIX в. лишний раз заставило автора убедиться в страшной скудости данных, касающихся указанного вопроса, которые бы стали уже достоянием науки, и побудило обратиться к посильной разработке предмета.

Пока в публикуемой небольшой части очерков взята только эпоха Учредительного собрания и главное внимание обращено на Париж, хотя, как читатель увидит, многое имеет отношение ко всей Франции. Под влиянием именно парижских событий издавались законы, вроде закона Ле Шапелье или декрета Ларошфуко-Лианкура; то, что потом стало называться «рабочим вопросом», складывалось под впечатлением действий, исходивших прежде всего от столичных рабочих. Читатель найдет здесь пока больше фактов, относящихся к истории рабочего класса в точном смысле, нежели к истории промышленности: это произошло вследствие абсолютной скудости документов второго рода для истории парижской индустрии в разбираемый период. В следующих частях, по мере расширения хронологических и географических рамок работы, эта сторона исследуемых явлений будет занимать тем больше места, чем менее скупы будут документальные свидетельства.

Ко времени начала революции Париж являлся одним из крупных центров обрабатывающей промышленности. Правда, мануфактуры, на которых работало более 100 человек, все еще считались единицами и в подавляющем большинстве все еще преобладали мастерские старого, традиционного типа, где работало по нескольку человек и где редко было более 20–30 рабочих [2]2
  Обильные косвенные и прямые подтверждения этого факта содержатся, между прочим, Нац. арх. в картонах серии F 30; впрочем, факт единодушно подтверждается современниками.


[Закрыть], – но в общей сложности рабочее население столицы исчислялось многими десятками тысяч и под словами «les ouvriers», «la population ouvrière» в 1789 и следующих годах понималась очень внушительная сила, чуть не целая «армия голодных», которую одни доводили, как увидим далее, до 80 тысяч человек, а другие склонны были еще преувеличивать эту цифру и говорить о 150 тысячах и т. п. Конечно, сколько-нибудь точной цифры у нас нет. Известно также, какую серьезную роль, по единодушным показаниям современников, сыграло именно рабочее население столицы в критические дни революции – 14 июля и 5–6 октября 1789 г., 17 июля 1791 г., 10 августа 1792 г. и т. д.

Кроме первых глав книги Левассера «Histoire des classes ouvrières depuis 1789», нескольких заключительных страниц в книге Germain Martin’a «Les associations ouvrières au XVIII siècle», относящихся к интересующему нас периоду, и страниц, посвященных состоянию рабочего класса в книге Жореса «Histoire de la Constituante», я затруднился бы назвать еще хоть один самостоятельный труд, который бы уделял этому вопросу сколько-нибудь серьезное внимание (о книгах о «социализме» в XVIII в. и в эпоху революции Lichtenberger к нашей теме, а особенно к публикуемой пока части, собственно, имеющих лишь косвенное отношение, см. в главах I и VI настоящей работы). Документы, относящиеся к промышленности и рабочим в эпоху революции, слишком часто оказываются совершенно неиспользованными. Уже работая над историей национальных мануфактур, мне пришлось убедиться, что целая масса документов, относящихся к этому вопросу и хранящихся в Национальных архивах, никогда не была еще в руках исследователя, – оказалось, например, что одна часть серии F, содержащая, вообще говоря, много ценного материала, в книге «Рабочие национальных мануфактур» была использована впервые [3]3
  См. протокол заседания Commission supérieure des archives, в Révolution française, 14 août, 1908.


[Закрыть]. Точно так же, работая и над рукописями, легшими в основание предлагаемого теперь этюда, приходилось при получении этих документов иной раз испытывать задержку в 2–3 дня; как объяснил мне архивист Charles Schmidt, помощи которого я много обязан, эта задержка обусловливалась тем, что необходимо было предварительно наложить штемпель на документы, ибо выдавались они впервые, а между ними оказались очень и очень существенные. Нашел я также немало характерных документов в архиве префектуры полиции, кое-что в «отделении рукописей» Национальной библиотеки и в Библиотеке города Парижа. Некоторые из этих неизданных рукописей печатаются в приложении [*3]*3
  См. приложения к данному тому (чч. I и II). – Ред.


[Закрыть] к предлагаемой работе (конечно, пока лишь из относящихся к 1789–1791 гг.); с другими читатель ознакомится по примечаниям к этой книге.

Только документы, относящиеся к так называемым «ateliers de charité» и «ateliers de secours», изданы – и изданы превосходно – архивистом Александром Тютэ [4]4
  См. том II его собрания документов Assistance publique à Paris pendant la Révolution: documents inédits, recueillis et publiés par Alexandre Tuetey. Paris, 1895. Он же издал (в 1906 г.) рапорт Плезана об управлении этими мастерскими.


[Закрыть], кое-какие попали в издания Lacroix [5]5
  В его издании протоколов заседаний парижского муниципалитета Actes de la commune de Paris.


[Закрыть] и Chassin «Les élections et les cahiers en 1789. Documents recueillis…» etc. Paris, 1889; остальные никогда не издавались. Превосходное издание (Ch. Schmidt et F. Gerbaux) протоколов комитетов земледелия и торговли, очень важное как указатель документов по истории земледелия и отчасти торговли, может сослужить хорошую службу при занятиях в Национальном архиве. Упреки, делавшиеся этому изданию, в том, что оно дает только оглавление, перечень документов, а не самые документы, неосновательны уже потому, что издатели и не ставили, и не могли ставить себе невыполнимой задачи напечатать целиком самые документы (это издание – «Procès-verbaux des comités d’agriculture et de commerce de la Constituante, de la Législative et de la Convention», t. I–II. Paris, 1906–1907 – составляет часть коллекции документов по экономической истории революции, задуманной французским министерством народного просвещения).

Ценен оказался и печатный материал: памфлеты, брошюры на злобу дня, афиши и извещения (периодическая пресса почти ничего не дает, за весьма редкими исключениями).

Весь этот материал, конечно, не оказался настолько богатым, чтобы удовлетворить всем законным запросам научной любознательности, но он дал мне ряд ценных указаний и разъяснений.

В предлагаемых очерках я пока излагаю лишь тот материал, который относится к первым годам революции, точнее, к эпохе Учредительного собрания. Как будет пояснено в дальнейшем изложении, для истории рабочего класса (как и для истории всей Франции) эти хронологические рамки отнюдь не являются лишь формальным, чисто внешним и поэтому произвольным делением, – напротив.

Из печатаемых в приложении сорока семи документов большинство никогда не появлялись на свет даже в отрывках, а из четырех (приложения XII, XIV, XXIV, XXVIII) более или менее значительные части приведены в вышеупомянутой книге Martin’a; в полном же виде и они появляются тут впервые. Печатаются они здесь, конечно, с соблюдением орфографии подлинников (часто совершенно малограмотных). Из общей группы печатаемых рукописей я выделил петицию рабочих к Людовику XVI. Я переписал ее с одного из четырех рукописных экземпляров, которые были найдены в знаменитом «железном шкапе», принадлежавшем королю, после взятия Тюльерийского дворца 10 августа 1792 г.; теперь все четыре рукописи хранятся в Национальных архивах, в картоне С. 184 (113–118), 8 liasse (pièces relatives à la contre-révolution). Этот интересный и редкий документ [*4]*4
  См. приложения.


[Закрыть] мне показалось нужным напечатать и сделать его таким образом более доступным, но в число неизданных документов я не мог его включить потому, что он дважды был напечатан – оба раза очень скоро после того, как написан: один экземпляр (брошюра с кое-какими стилистическими изменениями сравнительно с рукописью) хранится в Национальной библиотеке (под № Lb.³⁹ 11162); второй раз эта рукопись была напечатана по приказанию Конвента в конце 1792 г., когда готовился процесс Людовика XVI; она была тогда издана вместе с другими документами, найденными в «железном шкапе» (Нац. библ. Le³⁸ 64, N. CXVII–CL, imp. par ordre de la Convention, – Papiers de l’Armoire de fer). Под каждой из четырех рукописей – подписи рабочих: под каждой подписывалась особая группа рабочих, так что, очевидно, переписывание петиции в четырех экземплярах именно объясняется тем, что эти списки ходили по рукам в отдельных рабочих кварталах для сбора подписей.

В дальнейших частях предпринятой работы и хронологические, и географические рамки исследования будут постепенно расширяться, а пока на печатаемый этюд нужно смотреть как на отдельную главу из той общей работы, где будут рассмотрены по возможности все дошедшие до нас данные по истории французских рабочих в революционный период. К концу Учредительного собрания закончилась одна страница в истории рабочего населения Парижа – и началась другая; и уже это может дать предлагаемому очерку характер известной законченности.

Документы собирались и анализировались мной без всяких целей и специально поставленных себе самому «тезисов», – кроме единственной цели: привлечь к исследованию экономической истории этой критической эпохи данные, на которые или мало обращалось внимания, или, чаще, ни малейшего внимания не обращалось, и я, памятуя классический совет Фюстель де Куланжа, не торопился с «синтезом», а приступал к нему, лишь вполне удостоверившись всякий раз по крайнему своему разумению, что имею на то право. И еще одно замечание: многие из таких выводов покажутся убедительнее, если прочесть всю книгу, а не только ту или иную относящуюся к ним отдельную главу. Происходит это потому, что непосредственная жизненность некоторых документальных данных сказывается часто не только в обрисовке самих фактов, о которых идет прямая речь, но и в массе неуловимых черточек, которые припомнятся читателю в совсем иной связи, и часто именно в связи с теми или другими общими выводами или замечаниями, сделанными в предшествующем или последующем изложении. Например, мельком брошенная фраза в докладе Ле Шапелье заставит вспомнить то, что говорилось раньше о характере рабочей корпорации du devoir; прочтя в главе VI об аббате Шатцеле, можно понять настроение относительно аббата Руа, о чем шла речь в главе II: общее экономическое состояние в 1791 г. обрисовывается постепенно тоже не в отдельной какой-нибудь главе и т. д. В особенности нужно сказать, что в последней, шестой, главе весьма многое предполагается уже известным читателю из предшествующих глав и все в ней теснейшим образом связано с остальными частями книги.

Мне остается в последних строках предисловия выразить глубокую признательность заведующим теми архивами, в которых я работал, особенно же М. Charles Schmidt’y (в Национальном архиве) и М. Rey (в Архиве префектуры полиции).

Глава I
ВОПРОС ОБ УСТРАНЕНИИ РАБОЧИХ ОТ ВЫБОРОВ НАКАНУНЕ ОТКРЫТИЯ ГЕНЕРАЛЬНЫХ ШТАТОВ (В ПУБЛИЦИСТИКЕ)

Наказы tiers-état Парижа молчат совершенно о нуждах и желаниях рабочих. Как известно, для парижских избирателей был установлен ценз (в 6 ливров годового обложения), и рабочее население в выборах участия принять почти не могло; впрочем, и там, где этот ценз установлен не был, рабочие никакого влияния ни на выборы, ни на выработку наказов не оказали. Не только не было налицо выражения хоть какого-нибудь антагонизма между рабочими и буржуазией, но именно на буржуазию возлагались все упования, и tiers-état был представлен на выборах всецело этой последней.

Нельзя сказать, однако, что совершенное отстранение рабочих и вообще бедных слоев столичного населения от участия в выборах прошло совсем уже незаметно. Отметим два-три голоса, выразивших протест, правда, очень сдержанный.

Вот брошюра, появившаяся за два дня до открытия Генеральных штатов и чрезвычайно громко, но голословно озаглавленная «Петиция ста пятидесяти тысяч рабочих и ремесленников Парижа» [1]1
  Нац. библ. Lb.³⁹ 1667. Pétition de cent cinquante mille ouvriers et artisans de Paris, adressée à M. Bailly, secrétaire du Tiers-Etat, assemblé à l’Archevêché. Du dimanche 3 may 1789.


[Закрыть]. Автор с горечью спрашивает, почему отечество, открывающее ныне объятия своим детям, отталкивает 150 тысяч человек, полезных сограждан? «Как? Наши жалобы, наши требования не будут ни услышаны, ни обсуждаемы? Среди четырехсот выборщиков мы едва можем различить четырех или пять человек, которые, зная наши нужды, наш быт и наши несчастья, могли бы принять в нас серьезное участие». Список выборщиков наполнили и ораторами, и учеными, и «агентами коммерческих интересов», но он может «внести отчаяние» в сердца рабочих, ибо ни одного человека из их среды в нем нет. «Еще более посредством своей промышленности, нежели посредством торговли, Париж дает законы и образец для подражания всему свету», и если «в нем нет многочисленных мануфактур», то в нем, тем не менее, живут многие и многие тысячи рабочих, несущих тяжелую и нередко опасную работу. (Тут мы встречаем еще одно подтверждение того мнения, что при всей многочисленности рабочего населения больших промышленных заведений было еще немного, а рабочие распределялись в массе мелких мастерских.) Чего же просит автор? Определенность во взглядах на tiers-état как на нечто единое выступает здесь весьма ярко: автор требует, чтобы среди выборщиков были также «негоцианты, умные мануфактуристы, даже честные ремесленники», как будто и без того негоцианты и мануфактуристы не заседали в избирательных комиссиях и как будто «ремесленники» – совершенно то же самое, что негоцианты и мануфактуристы в смысле представительства от рабочей массы. Конечно, писали это не «omnes artifices», как по-латыни подписана брошюра, а писал человек, говоривший исключительно от своего имени. Заподозрить в нем сознательное желание запутать вопрос тоже нет оснований: ни малейшей надобности сбивать рабочих с толку не было, ибо они не проявляли в тот момент никакой решительно склонности противопоставить себя более обеспеченному слою того tiers-état, в составе которого и они сами числились. Судя по упоминанию о Демосфене, Платоне (стр. 6), по довольно вычурному стилю, эту брошюру мог написать один из третьестепенных публицистов, которых в таком количестве породил 1788, а особенно 1789 год.

Протестовал против отстранения рабочего класса и некий де Море (de Moret) в письме к Неккеру, написанном по поводу разгрома дома Ревельона (о чем у нас речь будет дальше). Де Море указывал [2]2
  Нац. арх. В. III-115, f. 411–415. 28 avril 1789. Lettre de M-r Le Chevalier de Moret à M-r le Directeur général des finances.


[Закрыть] на то, что «самый многочисленный, самый полезный и самый драгоценный для государства» класс столичного населения лишен представительства в Генеральных штатах. Рабочий класс поддерживает и обогащает «другой класс третьего сословия» (т. е. буржуазию), а между тем представлен он будет только людьми, платящими 6 ливров налога и выше, т. е. такими лицами, «интересы которых совершенно различны и даже противоположны» интересам рабочих, ибо одни прямо заинтересованы в том, чтобы удержать других в рабстве и зависимости [3]3
  Там же: Ce sont les seuls citoyens du Royaume que ne seront pas représentés dans l’Assemblée des Etats généraux, ou qui le seront contre leur gré, par les Députés de la classe du Tiers-Etat dont les individus payent six livres de capitation et au dessus, et dont les intérêts sont tous deux différents et mêmement opposés, ceux-ci ayant le plus grand intérêt à conserver ceux-là dans leur dépendance et dans leur servitude.


[Закрыть]. Это – необычный язык для всей исторической эпохи, которую мы рассматриваем; только в разгаре стачечного движения 1791 г. иной раз, как мы увидим, вырывались подобные фразы. Этот безвестный иностранный дворянин, так проницательно вглядевшийся в природу составных частей tiers-état, приписывал и волнения у дома Ревельона допущенной относительно рабочих несправедливости и предвещал даже восстание, если не будут приняты меры с целью дать им также представительство в Генеральных штатах. В этом отношении он ошибался: рабочая масса в целом была еще слишком далека от идеи борьбы за избирательное право и, противополагая tiers-état, как нечто единое и нераздельное двум привилегированным сословиям, не склонна была углубляться в анализ самого понятия tiers-état.

В шевалье де Море мы видели гуманно настроенного иностранца, взывавшего к Неккеру о справедливости во имя обойденных избирательным регламентом рабочих. Но вот пред нами какой-то, очевидно, роялист и умеренный конституционалист, враг «демагогии», боящийся слишком крутых перемен [4]4
  Нац. арх. AD 1–83. Contre la multiplicité et le danger des brochures, par l’auteur de l’écrit intitulé: je ne suis point de l’avis de tout le monde. 1789.


[Закрыть]. С легкой иронией, но довольно настойчиво анонимный автор указывает, что в tiers-état нужно различать «haut– et bas-tiers». К haut-tiers относятся муниципальные чины, коммерсанты, ученые, литераторы, богатые жители деревень и т. д., их не нужно смешивать с земледельцем, виноделом, поденщиком и «всеми механическими профессиями». Говоря иронически от имени этого haut-tiers и будто бы излагая содержание брошюр публицистов третьего сословия, наш автор обещает членам bas-tiers всякие блага, курицу в супе – не только по воскресеньям, как того желал Генрих IV, а по воскресеньям и четвергам [5]5
  Там же: Le bas tiers, nous le rendrons heureux. Henri IV disoit qu’il vouloit que le paisan eût tous les Dimanches une poule au pot; nous lui en ferons mettre une le Dimanche et le jeudi. C’est la plus petite opération du monde. Voilà en abrégé ce que vous auriez pu découvrir dans toutes nos brochures… etc.


[Закрыть] и т. д. Мы еще увидим, когда речь пойдет о контрреволюционной пропаганде среди рабочих в 1789–1791 гг., что указания на резкую разницу в положении буржуазии и рабочих изобиловали в литературе этого направления. Но как позже, так и теперь, до открытия Генеральных штатов, эти указания не дошли до адресатов. Чтобы уже покончить с этими попытками расчленить понятие tiers-état, упомянем еще об одной брошюре (также анонимной и вышедшей уже в начале Учредительного собрания), автор которой под словом «Le peuple» рекомендует понимать только «ремесленников, рабочих и крестьян» и прямо отличает их от буржуа [6]6
  Нац. арх. AD 1–63. La Cause du peuple soumise au tribunal de la Raison par M. J. D. L. Paris. 1789:… qu’est ce que le peuple? Le mot pris generiquement signifie tous les individus d’un Etat, et considère dans l’acceptation qu’on lui donne aujourd’hui, il n’embrasse que les plus basses classes de la société. Mais quelles sont ces basses classes de la société? Ce ne sont pas ni les Nobles, ni les grands; se n’est pas non plus la classe des gens de robe, ni celle des Négociants, ni des six-corps de Marchands, ni des Financiers ou gens à argent, ni des Arts libéraux, qui sont distingués, dans tous les autres Royaumes sous le nom des Bourgeois ce ne peut donc être que les Artisans, les Ouvriers et les Paysans.


[Закрыть], т. е. от купцов, цеховых мастеров, финансистов, лиц свободных профессий и т. д. Характерно, что этот демократически настроенный автор, употребляя слово «буржуа», оговаривается, что «в других королевствах» так называются купцы, финансисты и т. д. Эта оговорка лучше многих рассуждений показывает, как мало еще в общественное сознание вошла мысль о необходимости точнее обозначать отдельные части tiers-état.

Де Море, писавший свое письмо Неккеру в разгаре беспорядков вокруг дома Ревельона (28 апреля 1789 г.), предупреждает о немедленном восстании, в случае если немедленно не будет исправлена несправедливость относительно рабочих; другие публицисты довольствуются тем, что пишут от имени «бедных» наказы, представляют Генеральным штатам планы преобразований и так далее, и содержание их произведений – это нечто вроде докладных записок уже собирающимся Генеральным штатам, без всяких поползновений изменить состав собрания в более демократическом смысле, хотя иной раз и с очень горькими упреками относительно допущенной несправедливости.

Нужно отменить распределение нации на сословия, советует один из таких публицистов, Дюфурни де Вилье [7]7
  Нац. библ. Lb.³⁹ 1583. Cahiers du quatrième ordre, celui des pauvres journaliers des informes, des indigens… etc., l’ordre sacré des infortunés… pour suppléer au droit de députer directement aux Etats qui appartient à tout Français mais dont cet Ordre ne jouit encore. Par Dufourny de Villiers, 25 avril 1789.


[Закрыть], или же создать особое, четвертое, сословие и вообще общество должно делиться лишь по материальному своему состоянию, – только такое деление реально. Следовало бы далее избавить от налогов бедных и обложить богатых прогрессивным налогом, – и общество должно было бы взять на себя обязанность помогать всем нуждающимся. Автор – горячий адвокат тех «hommes disponibles», которые должны отдавать все свои силы и свое время и здоровье за ничтожную заработную плату, которой не хватает даже на пропитание. Все зло он приписывает концентрации богатств в немногих руках [8]8
  Там же: En effet la cupidité alliée avec la politique n’avoit pas encore imaginé ces systèmes selon lesquels les propriétés et les richesses concentrées dans une petite portion de la société réduisent un si grand nombre d’individus à la condition d’hommes disponibles, celle de ces hommes qui abandonnés par la société sont contraints par la misère à donner tout leur temps, toutes leurs forces, leur santé même pour un salaire qui représente à peine le pain nécessaire pour leur nourriture.


[Закрыть] и несправедливому, но господствующему воззрению, будто главная цель образования общественного союза – защита собственности, тогда как на самом деле эта цель заключается в охране и защите слабых и нуждающихся [9]9
  Там же, стр. 11: Si les sociétés n’ont pas eu pour but principal la conservation des propriétés pareequ’il eût été ridicule de proposer un pacte en vertu duquel les propriétaires auroient eu pour garants de leurs biens, des hommes qui n’auroient retiré aucun avantage de ce pacte, auxquels ce même pacte n’auroit pas même garanti la conservation de la vie, il est évident que le but principal, la condition nécessaire de la société, a été la protection, la conservation des foibles et les indigens.


[Закрыть], и обязанность общества – ограждать индивидуума от голода, нищеты и гибели. Автор с горечью спрашивает, почему не дали участвовать в народном представительстве «громадному классу» поденщиков, людей, живущих на заработную плату. При этом автор делает ядовитое замечание: пусть не говорят, что все равно интересы бедного класса найдут защитников в депутатах третьего сословия, даже в депутатах всех трех сословий – в короле и т. п.; автор спрашивает третье сословие (т. е. ту часть его, которая послала депутатов в штаты), почему же оно само не полагалось на защиту и добродетели двух привилегированных сословий, а добивалось (и добилось) «пропорционального» представительства для себя [10]10
  Там же, стр. 13.


[Закрыть]? Это намек автора на упорные и увенчавшиеся полным успехом старания буржуазии (осенью и зимой 1788 г.) получить удвоенное число депутатов сравнительно с дворянством и духовенством на предстоящих Генеральных штатах. Он требует приложения к бедному классу того «великого принципа, что привилегированные не могут представительствовать за непривилегированных». Он подчеркивает, что фабриканты постоянно стремятся уменьшить заработную плату, возможно дешевле купить рабочую силу, и поэтому интересы фабрикантов и интересы четвертого сословия прямо противоположны [11]11
  Там же: Je demanderai enfin aux députés des villes commerçantes, si les fabriquants, forcés de prendre leur bénéfice entre le prix de la matière première et le taux de la vente aux consommateurs, ne sont pas continuellement occupés à restreindre le salaire de l’ouvrier à calculer sa force, sa sueur, ses jouissances, sa misère et sa vie, – et si l’intérêt qu’ils ont à conserver cet état des choses n’est pas directement opposé aux réclamations du quatrième ordre dont leur générosité les porteroit d’ailleurs, à se charger.


[Закрыть], ибо первые будут стремиться сохранить это положение вещей, хотя бы «их благородство и побуждало их взять на себя заботу» о нуждах этого четвертого сословия, иронически прибавляет автор. Ни один наказ третьего сословия, замечает он дальше, не говорит о нуждах бедного класса, и из дальнейшего изложения явствует, что автор желает устроить нечто вроде анкеты о положении бедных и этим восполнить отсутствие их наказов. Уже наперед он предугадывает, что наибольшим бедствием для «четвертого сословия» будет признана дороговизна хлеба: эта дороговизна хлеба стояла в течение всего 1789 г. на очереди дня и отразилась на всех народных выступлениях начального периода революции.

Жалуется на лишение представительства также и другая брошюра – петиция, составленная от имени «бедного народа» [12]12
  Нац. библ. Lb.³⁹. 1584. Doléances du pauvre peuple adressées aux Etats généraux, le 25 avril 1789.


[Закрыть]. Поденщики, ремесленники, рабочие, «лишенные всякой собственности», составляющие «специально» бедный класс и «к несчастью половину французской нации, принуждены обратиться к тем, кто был выбран в представители нации», прося помощи в своем трудном положении; «их интерес и их спасение – в сердце их короля, который объявил себя их защитником», добавляют они. Представителей выбирали лишь из класса собственников, и вообще, «кажется, все было сделано в пользу богатых и собственников» [13]13
  Там же: Nous avons vu que le choix des représentants qui doivent composer l’Assemblée des Etats généraux n’a été fait que dans la classe de ceux qui jouissent des propriétés conventionnelles. Nous appartenons à la vérité à l’Ordre du Tiers-Etat qui a justement obtenu d’y paroitre en nombre égal à celui des représentans du clergé et de la noblesse; mais parmi les représentans qui ont été choisis dons l’ordre du tiers état il n’en est aucun de notre classe; et il semble que tout a été fait en faveur des riches ou propriétaires de biens (стр. 4).


[Закрыть]. Авторы петиции пишут далее: «все эти собственники, которых можно назвать богатыми сравнительно с нами, без сомнения, с удовольствием станут покровителями и защитниками бедных, ибо религия и мораль вменяют им это в долг; но мы могли бы быть совершенно забыты, если бы не изложили свои нужды и желания». Чего же желает петиция? Чтобы люди, живущие ежедневными трудами рук своих, были освобождены от налогов; чтобы позволено было работать и по воскресеньям, после церковной службы. В этом отношении нужно всех рабочих уравнять в правах с прислугой и с теми категориями рабочего люда, которым уже полиция позволила работать по воскресеньям [14]14
  … les cuisiniers, les domestiques, et combien d’ouvriers journaliers travaillent sous l’autorisation de la police comme voituriers, pâtissiers, perruquiers et suppôts de la finance?


[Закрыть]. Кроме того, следует сократить число праздничных дней, которых (кроме воскресений) насчитывается 25–30. Вместо этой цифры рекомендуется оставить 8 праздников (из них один, св. Людовика, в честь короля).

Обзор этой небольшой предреволюционной публицистики, занимавшейся вопросом об устранении от выборов «четвертого» сословия и сохранившейся в Национальном архиве и в Национальной библиотеке, можно дополнить, отметив еще писания Ламбера, «инспектора учеников» в различных «госпитальных» (благотворительных) домах [15]15
  Нац. библ. Lb.³⁹ 1588. Cahier des pauvres; Нац. арх. AD. 1–63. Au Roi et aux Etats généraux. Supplique présentée d’abord à l’Assemblée des Electeurs du Tiers-Etat de Paris qui n’a pu y être prise en considération (другой экземпляр Supplique в Нац. библ. Lb.³⁹ 1709).


[Закрыть]. Выше мы видели то горькие упреки, то легкую иронию относительно того, что состоятельный слой tiers-état будет представительствовать за рабочих и вообще за бедняков. Ламбер далек и от упреков и от иронии. Правда он жалуется, что «между фиском, собственниками и их агентами существует своего рода соглашение, не предумышленное, но весьма действительное, по которому деньги считаются всем, люди – ничем». Однако эти гуманитарные бутады не мешают ему признать, что допустить бедных в собрание было бы «неосуществимо и бесполезно», ибо их внимание слишком поглощено работой и они необразованы. Содержание мыслей Ламбера весьма путанное и неопределенное (филантропические и неясные пожелания о защите бедных от богатых и т. д.); к нашей теме они отношения не имеют [16]16
  Можно насчитать и еще кое-какие (очень немногие) брошюры филантропического оттенка, где речь идет о «бедных», о рабочих и ремесленниках, но все это до такой степени неопределенно и так не имеет касательства к вопросу об устранении неимущего слоя от выборов, что их пересказ ни малейшего интереса не представил бы, тем более, что эти брошюры были и остались чужды рабочему классу. О них ср. Lichtenberger. Le socialisme au XVIII siècle, стр. 433.


[Закрыть].

Вот к чему сводится почти весь раздавшийся в публицистике в начале 1789 г. протест против отсутствия в Генеральных штатах представительства от рабочего люда [17]17
  Говоря о ревельоновском деле, мы упомянем еще об одной брошюре, где этот протест содержится (см. стр. 36–39).


[Закрыть]. И даже эти редкие голоса исходят явственно не из рабочей среды, а только от сочувствующих лиц. Скудость мыслей касательно необходимых для рабочего класса реформ несомненна. Но, с другой стороны, мы видим, что был налицо не только протест, но даже в двух случаях вполне ясно подчеркивалась противоположность интересов «буржуазии» и рабочих, и тем не менее у нас нет решительно никаких данных, чтобы даже судить, насколько подобные мнения находили себе доступ в рабочую среду. Для истории развития самой идеи «классовых противоречий» приведенные тут выдержки во всяком случае не лишены интереса: обычное суждение о полном отсутствии в публицистике 1789 г. этой идеи нуждается в поправке.

Столичная беднота напомнила о себе не наказами, а неожиданным для всех (и для нее самой) агрессивным выступлением.

Безработица и дороговизна хлеба – вот два бича, от которых остро страдало рабочее население Парижа в 1789 г. Дороговизна хлеба страшно обострилась вследствие неурожая 1788 г. и бедственной, неслыханно суровой зимы 1788/89 г., а на особенный промышленный кризис в целом ряде производств не переставали жаловаться с 1786 г., с момента заключения очень невыгодного в общем для Франции торгового договора с Англией. Суконные, бумагопрядильные мануфактуры жестоко страдали от конкуренции английского механического производства, мало распространенного еще во Франции (кроме запада); ряд других производств также не мог успешно бороться с хлынувшим во Францию потоком английских товаров. Сократился также сбыт в Испанию и германские страны, где начались таможенные стеснения для ряда французских провенансов. Промышленный кризис очень и очень давал себя чувствовать уже с конца 1787 г. Зимой 1787/88 г. в Амьене насчитывалось 46 тысяч безработных, в Эльбефе без работы очутилась половина всех рабочих, а заработная плата упала до 8 су, 10 су с небольшим; в Руане, в Седане, в Труа, в Нормандии, в Каркассоне, в Дофине – всюду в 1787–1789 гг. кризис свирепствовал немилосердно, и к концу 1788 г. во Франции насчитывалось более 200 тысяч безработных [18]18
  Ср. Charles Schmidt. La crise industrielle de 1788 en France. Extrait de la Revue historique, t. XCVII, стр. 12–14.


[Закрыть]. Потребление повсеместно уменьшилось в 1788 г. [19]19
  Там же, стр. 16.


[Закрыть] Зима 1788/89 г. после двух последовательных неурожаев, пережитых центральной Францией, была особенно тяжела для промышленности и торговли; производство сокращалось. Нужно заметить, что, впрочем, еще Париж, страдавший в некоторых отраслях производства от английской конкуренции, вознаграждал себя тем, что в других отраслях пользовался трактатом 1786 г. для усиленного сбыта в Англию (кружева, газовые материи, фарфор, парфюмерия, страусовые перья, мебель, ювелирные изделия и т. п.) [20]20
  Нац. арх. AD. 1–69. Réflexions sommaires sur le commerce de Paris, déposées à l’Hôtel de Ville, le lundi 20 avril 1789, pour être remises aux commissaires chargés de la rédaction du cahier des Communes. Par M. A. Avocat en Parlement, 1789, стр. 19.


[Закрыть]. Но Париж, помимо всего, притягивал нуждающуюся массу из других мест: голодный год гнал в Париж из провинции новые и новые массы безработного люда, и этот горючий материал внушал беспокойство многим наблюдателям. «Четвертое сословие», о котором писал Дюфурни де Вилье, увеличивалось в столице не по дням, а по часам, а цены на хлеб, конечно, продолжали расти. На этой почве и разыгралась та стихийная вспышка, которая прекрасно характеризует страшную возбудимость нуждающейся городской массы 1789 г. и готовность ее к самым решительным и самым непланомерным и немотивированным действиям по наиболее ничтожному внешнему поводу.