Текст книги "С Антарктидой — только на Вы"

Автор книги: Евгений Кравченко

Соавторы: Василий Карпий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 54 страниц)

О нашем «комиссаре»

Все устали не только физически, но и психологически. Редкие телеграммы из дома не могли полностью компенсировать ощущение оторванности от Большой земли. Но мы не были лишены Родины, всех событий в мире, каких-то маленьких радостей благодаря усилиям заместителя командира отряда по политико-воспитательной работе Виктора Александровича Александрова. Его энтузиазм помогал нам в течение ряда лет создавать небольшие библиотеки на полевых базах. Он собирал и привозил подшивки журналов, книги. Перед каждой экспедицией приобретал новые издания для подарков в дни рождения.

Стереотип партийно-политической работы, сложившийся на Большой земле в виде политинформаций, семинаров, лекций, в экспедиционном отряде не годился. Основное – индивидуальная работа и информация. Он это быстро понял и был везде: в домиках, на стоянке при подготовке авиатехники и, если выпадала малейшая возможность, – на полевых «точках». По крупицам собирал новости о событиях на Родине и в мире, используя базовую радиостанцию и авиационный приемник, и тут же шел к людям поделиться новостями. Еще в начале сезона от него мы узнали о землетрясении в Армении и сразу же организовали сбор средств в помощь пострадавшим.

Он принес нам весть о кончине любимого писателя полярников Вениамина Александровича Каверина, написавшего «Два капитана», и от всех авиаторов направил телеграмму с соболезнованиями в Центральный Дом литераторов.

Благодаря ему в прессе появлялись репортажи и заметки о нашей жизни, работе, о людях, хотя в тех условиях и при весьма ограниченных возможностях радиосвязи сделать это было непросто.

Ничто не ускользало от его внимательного взгляда, потому и поддерживался благоприятный микроклимат в коллективе. Он не чурался никакой тяжелой физической работы, в том числе и той, что выпадала каждому из нас во время дежурств на камбузе, в столовой. Часто помогал мне в штабной работе. Иногда, встречая нас из полета, прямо на стоянке, рассказывал о содержании пришедших радиограмм и, по возможности, готовил проекты ответов на них. Я с благодарностью вспоминаю совместную работу.

Он был другом, советчиком и серьезным, жестким оппонентом, что для меня было очень важно. Ведь сомнений в правильности своих решений хватало и нужно было их разрешать, чтобы не допустить серьезных ошибок. Не сомневается тот, кто ничего не делает.

После окончания экспедиционных вояжей и до самой смерти он продолжал работать инженером в авиации...

Неожиданное приглашение

... В середине февраля закончили авиаработы на базах «Союз» и «Дружная-4» экипажи Ми-8 и Ан-2. Часть группы отправилась домой на Ил-76ТД, а экипаж вертолета Валерия Бурлинова с командиром звена Геннадием Лабутиным и техсоставом на морском судне пошли к «Новолазаревской», чтобы перевезти топливо на аэродром для обеспечения перелетов Ил-14 с базы. 13-17 марта этот же экипаж «эвакуировал» тех, кто работал на мысе Весткап. После этого вертолет погрузили на судно и законсервировали. А личный состав пересел на другой корабль и отправился в Буэнос-Айрес к рейсу самолета Аэрофлота, улетавшего в Москву.

Вертолетная группа на НЭС «Академик Федоров» успешно справилась с задачами по обеспечению «Мирного», «Бангера», «Русской», «Ленинградской». 20 марта работы закончила. Группа «Мирного» 9 марта завершила обеспечение «Востока» и вывезла его сезонный состав к рейсам Ил-76ТД. 12 марта Ил-14 выполнили рейсы на подбазу «Комсомольская», откуда тоже забрали людей. До 24 марта Ил-14 находились на страховке санно-гусеничных поездов, после чего обе машины прибыли в «Молодежную», а на следующий день выполнили рейс на «Прогресс». Один Ил-14 законсервировали для зимнего хранения, а второй подготовили к списанию. На этом работа авиагруппы была завершена.

В конце 34-й САЭ у меня состоялась неожиданная встреча с человеком, которого я видел всего один раз в жизни. 18 марта мы на Ил-14 перелетали с «Дружной-3» в «Молодежную», где должны были продолжить работу по научным программам. Но из-за плохих погодных условий нам на двое суток пришлось задержаться в «Новолазаревской». Мы вымотались до предела, и заботливый и чуткий начальник этой станции Владимир Евгеньевич Ширшов, видя наше состояние, распорядился приготовить для нас баню. Попарившись, получив несказанное наслаждение, мы отдыхали с Володей Плешковым, когда к нам подошел симпатичный рослый молодой человек:

– Здравствуйте! Вы меня, наверное, не помните?

Я взглянул в его лицо – нет, этот человек мне был незнаком.

– Вы уж извините, – начал я, – в этой экспедиции так много народа...

– Вы же меня в декабре вывозили санрейсом с «Востока»...

Он представился, но, по совести говоря, я не помню сейчас его имени. А тогда в памяти мгновенно всплыл тяжелейший рейс на «Восток», после которого я на несколько минут потерял зрение.

– И что же вы здесь делаете? – спросил я.

– Работаю с группой по своей программе, – он слегка помялся. – Вы уж простите, но я позвонил сейчас нашим ребятам, сказал, что приглашу вас в гости. Прошу, не отказывайтесь, зайдите хоть ненадолго. Я ведь вам стольким обязан...

Делать нечего, пришлось соглашаться. Да и время позволяло. К нашему удивлению, хозяева приготовили прямо-таки царский ужин. Наша встреча получилась неожиданно теплой и сердечной. Говорили о многом: о его здоровье, о работе, планах, о новостях с Большой земли. Однако пора и честь знать. Распрощались. Шли в отведенный нам дом и удивлялись: бывают же такие встречи? Да и где? В бане! Но такой вечер и внимание, с которыми мы столкнулись, дорого стоят. Это награда. Добрые дела, оказывается, не всегда забываются.

Наконец добрался до койки. Вошел Ширшов, растолкал.

– Тебе телеграмма. Срочная!

Читаю. Просят дать мое согласие на представление к званию лауреата Государственной премии. Мне хорошо знакомы истории розыгрышей в Антарктиде, поэтому я по достоинству оценил чью-то шутку и, улыбнувшись, вернул листок:

– Ты знаешь, я сегодня почти не спал, поэтому, извини, смеяться не буду. Отправьте эту телеграмму какой-нибудь балерине.

Но вскоре он принес еще одну. Другую. Поздравил.

– Знаешь, ну их всех к дьяволу. Вот доберусь до «Молодежной», там и разберусь, – сказал я Ширшову. И уже засыпая, успел бросить Володе Плешкову:

– Видишь, до чего доигрались в этой Антарктиде...

В «Молодежной» меня ждали такие же телеграммы. Наше руководство просило меня срочно выйти на телефонную связь с Москвой и дать согласие на отправку документов. Согласие дал, все еще не понимая, к чему этот шум. Летчик – лауреат? Странно звучит. Радости не было, я ощущал только усталость. Впереди меня еще ждала работа и не самая легкая в конце сезона... Мы и так уже здесь задержались.

Во власти врачей

Но полеты на Ил-14 закончились только в первой декаде апреля. Свалился огромный груз с плеч, который пришлось нести весь очень длинный сезон. После завершающего полета 6 апреля пришел в свою комнату и вдруг почувствовал, что проваливаюсь в терпкую, теплую темноту. Успел услышать, как Володя Плешков крикнул: «Мужики, командиру плохо! Врачей сюда, срочно». Сумел ответить: «Да не надо никаких врачей. Дай, отдохну...» И все. Очнулся в медсанчасти, под капельницей. Лежу раздетый, укрытый простыней. Оглядел себя и самому стало страшно – в гроб краше кладут. Видимо, накопившаяся усталость и резкий спад напряжения сделали свое дело. Диагноз врачей был предельно прост: «Полное физическое и нервное истощение». Но это уже приговор, конец моим экспедициям. Как ни странно, меня это не испугало. К такому исходу я был готов. Все когда-то кончается. Несколько дней пролежал, пока появились хоть какие-то силы, чтобы можно было вставать и самому подливать физраствор в капельницы, когда врачи уходили на обед. Приходили товарищи, рассказывали о последних новостях, но я с трудом улавливал смысл их рассказов. Никаких мыслей в голове, только опустошенность во всем теле... Вышел из медсанчасти лишь тогда, когда началась погрузка на морское судно. Меня качало, как былинку на ветру.

16 апреля закончила свою работу в «Мирном» группа командира звена Александра Егорова, и 22-го они убыли на Родину.

Обстановка в экспедиции сложилась так, что наш корабль вынужден был пойти в «Мирный», чтобы забрать оставшихся людей. 5-8 мая вертолетные экипажи выполнили завершающие полеты с борта судна, так как оно ввиду сложной ледовой обстановки смогло подойти только на расстояние 80-100 километров от берега. Я хотел слетать с ними в «Мирный», чтобы посетить место, где лежали мои товарищи, погибшие в огне, и попрощаться. Но наблюдавшие за моим состоянием врачи категорически воспрепятствовали этому желанию. 8 мая мы ушли от берегов Антарктиды. Административная и организационная работа еще продолжалась до самого прибытия в Ленинград 24 июня. Дальше все просто – отчет, разборы, списание с летной работы подчистую – с полным «букетом» болячек.

Работа авиации в 34-й САЭ отражена в монографии известного полярного исследователя, много лет отдавшего Антарктиде, Льва Михайловича Саватюгина, в третьем томе книги «Российские исследования в Антарктике». Привожу всего лишь несколько выдержек из монографии:

«Проводились региональные исследования с целью изучения крупнейших геологических структур Антарктической платформы и прилегающей зоны континент-океан. Эти работы проводились с борта самолетов Ил-14 и Ил-18ГАЛ в западной части Земли Королевы Мод в глубинных районах континента (горы Гамбурцева, Серлапова, Жигалова, район станций «Полюс Недоступности» и «Советская»).

Обеспечение геолого-геофизических исследований осуществлялось с борта и/э «Витус Беринг», самолетом Ил-18, двумя Ил-14, двумя Ан-2, четырьмя Ми-8 и наземной гусеничной техникой.

Аэрогеофизическую съемку в восточной части моря Уэдэлла и прилегающей части антарктического континента на площади 230 тысяч кв.км вели с самолета Ил-14 номер 61650, на борту которого установлен аппаратурный комплекс «Гравитон» в составе: гравиметрический комплекс, магнитный канал, канал ледовой локации, навигационный канал. Монтаж аппаратурного комплекса производился на базе «Дружная-3» с 18 декабря по 26 декабря. Работы проводил аэрогеофизический отряд из 15 человек под руководством А. С. Щеринова.

Геологические исследования в северной части гор Принс Чарльз проводились с использованием вертолета Ми-8.

С самолета Ил-18ГАЛ была зафиксирована максимальная мощность ледовой толщины – 3800 м. На глубине 3500 м было обнаружено подледное озеро диаметром 7 км.

В результате исследований получены новые геолого-геофизические материалы, имеющие научное и практическое значение; завершена аэрогеофизическая съемка в море Уэдэлла; проведены аэромагнитные и аэрогеофизические работы в ранее не исследованных районах материка; получены данные для составления геологических карт и карт полезных ископаемых...»

Загадка Голованова

Поздней осенью 1989 года готовилась к уходу в Антарктиду 35-я САЭ. Ее начальником – и сезонным и зимовочным – назначили опытнейшего полярника, который много лет отработал в высоких широтах, – Владислава Михайловича Пигузова. «Перестройка», проводимая Горбачевым в СССР, самым негативным образом сказалась на подготовке этой экспедиции, впрочем, как и на всей жизни все еще великого СССР.

Планы руководства УГАЦ, которые «верстались» на Большой земле еще тогда, когда в Антарктиде работала наша 34-я САЭ, рухнули – для авиаотряда удалось собрать гораздо меньше авиатехники, чем намеревались вначале. В его распоряжении оказались всего три самолета Ил-14, которые мы оставляли на зимнее хранение в «Молодежной», три вертолета Ми-8 и один самолет Ан-2. Все! Объем полевых исследований теперь значительно сократился, а в Западном секторе Антарктиды их вообще не планировали.

Два самолета Ил-14 должны были выполнять полеты из «Мирного» на станцию «Восток». Один Ил-14, один Ми-8 и один Ан-2 готовили для работы в районе залива Прюдс на полевых базах «Дружная-4», «Союз» и на станции «Прогресс». Командиром отряда шел А. С. Федорович, его заместителем по летной работе – А. А. Егоров, который должен был находиться с двумя экипажами Ми-8 на научно-экспедиционном судне, а заместителем командира по ПВР – В. П. Гаврилин, раньше уже летавший в Антарктиде пилотом на Ил-14. Старшим инженером уходил О. Г. Акимов, неоднократный участник антарктических экспедиций.Личный состав перевозили экспедиционные морские суда и тяжелые самолеты Ил-18Д (командир экипажа В. А. Чумаков) и Ил-76ТД (командир Р. А. Златоверховников).

Я остался на Большой земле – меня назначили диспетчером Антарктического авиаотряда, в обязанности которого входило решение множества проблем, что выпадали на долю моих товарищей в Южном полушарии. Если же моих полномочий не хватало, я подключал к их решению начальников рангом повыше.

Откровенно говоря, я еще не ощутил в полной мере, что уже навсегда отлучен от Антарктиды и дорога туда мне заказана навсегда. Мне казалось, что я получил всего лишь очередную передышку, что пройдет год-два и снова начну собираться туда, где жизнь не мед и не сахар, но ты чувствуешь себя человеком в самом лучшем понимании этого слова. Да и работа, на которую меня перебросили, заставляла держать себя в «тонусе» – радиограммы шли одна за другой, и редко какая из них теперь заставляла сердце биться радостно – все чаще оно сжималось в тревоге и печали.

Работу начали в Антарктиде по плану, что всех весьма обнадеживало, но вскоре эти надежды стали рассеиваться как дым. Поскольку архив летного отряда 35-й САЭ не сохранился, события, которые с ним связаны, пришлось восстанавливать по памяти и по рассказам их участников.

В начале декабря экипаж Виктора Голованова на Ил-14 номер 41834 выполнил несколько полетов в районе залива Прюдс и в горах Принс Чарльз. 7-го числа после взлета с аэродрома станции «Прогресс» у самолета не убрались шасси и закрылки. Ил-14 продолжал набирать высоту, направляясь в «Молодежную», а это дорога длинная, более 1000 километров, через ледник высотой около 3000 метров. Ясно, что с выпущенными шасси и с закрылками, которые находились во взлетном положении, долететь до «Молодежной» они не смогут – топлива не хватит. Второй пилот Александр Акимов предложил произвести посадку на «Дружной-4», расположенной рядом по маршруту полета. Командир экипажа вначале помедлил с принятием решения, но, увидев, что самолет замедляет набор высоты, согласился с предложением второго пилота. Произвели вынужденную посадку на «Дружной-4», где в это время находился старший инженер отряда Олег Акимов с технической бригадой. На пробеге еще раз попробовали убрать закрылки, и они послушно заняли свое место. Позже Акимов рассказывал, что при визуальном осмотре обнаружить дефект не удалось. Запустили правый двигатель. Давление в гидросистеме – в норме, скорость выхода и уборки закрылков, также, как и фиксация их в нужном положении. Опробовать шасси на уборку и выпуск в полевых условиях на земле невозможно. Решили, что причина неполадок – воздушная пробка в трубопроводах, хотя фильтры гидросистемы после зимовки снимали, промывали, и самолет после этого летал. Вторая побочная причина – замерзание конденсата в гидросистеме. Но это были лишь предположения, поскольку выявленный дефект больше не повторился.

После осмотра самолета экипаж снова взлетел. Шасси и закрылки убрались нормально. Набрали высоту 2200 метров, взяли курс на «Молодежную». В этот момент правый масломер показал быстрый уход масла из системы, загорелась контрольная лампочка, давление его упало, стрелка указателя оборотов начала раскачиваться и стала показывать нестабильную работу двигателя. Второй пилот подал команду: «Правому флюгер!» Командир сначала отменил ее, пытаясь проанализировать создавшуюся ситуацию и найти другой выход, но, понимая, что на одном двигателе далеко не улетишь, вернулся к первому решению: «Флюгер – правому!» Бортмеханик Юрий Изотов мгновенно выполнил команду. Винт зафлюгировали и со снижением развернулись на «Дружную-4». Сели по диагонали посадочной площадки, поскольку времени на нормальный заход не было. Техническая бригада снова приступила к осмотру двигателя, после которого Акимов сделал заключение: «Частичное разрушение двигателя произошло из-за масляного голодания. Винт все же проворачивался от руки. Сняли магнитные пробки маслоотстойника и переднего маслонасоса и обнаружили осколки металла. Это – эксплуатационный дефект. Его предполагаемая его причина – износ отдельных деталей поршневой группы. Этот двигатель прошел уже три ремонта, межремонтный ресурс подходил к концу, хотя его для этой экспедиции и должно было хватить. Но детальную экспертизу в полевых условиях сделать невозможно – только в условиях ремонтного завода.

Пришлось в течение двух недель ждать, пока на «Дружную-4» на морском судне не доставили другой двигатель из «Молодежной». Заменили поврежденный мотор, отрегулировали по всем параметрам, выполнили его контрольный «облет» – все показания соответствовали техусловиям. Самолет допустили к эксплуатации, но на экипаж легла большая психологическая нагрузка – в один день пришлось пережить столько отказов.

19 декабря экипаж Василия Ерчева привез на «Дружную-4» экипаж Андрей Моряшина с пилотом-инструктором Валерием Радюком для приемки этой отремонтированной машины, а сам, забрав «команду» Голованова, вернулся в «Молодежную». Отремонтированный Ил-14 ушел в «Мирный».

Работа продолжалась. Ночью 8 января 1990 года четыре индийских геолога, работая в горах Вольтат, задохнулись в палатке от угарного газа. Тела погибших пришлось вывозить на самолете Ил-14 в «Молодежную», а затем на Ил-76ТД в Индию. Тогда же, в начале января на станции «Прогресс» получил тяжелую травму сотрудник авиаотряда С. С. Быков. Местные врачи сделали ему сложную операцию – удалили селезенку. Наш товарищ остался жив.

К этому времени Андрей Моряшин отлетал под руководством Валерия Радюка необходимую программу подготовки и получил допуск к самостоятельным полетам. Почти месяц работа шла спокойно, как и положено в середине сезона, а беда нагрянула «под занавес»...

19 февраля наметили очередной вылет двух Ил-14 на «Восток». Стояла ясная погода, но на большой высоте четкой белой полосой обозначилось струйное течение с запада, у земли буйствовал стоковый ветер, а сильная низовая метель снижала видимость, ухудшая условия для вылета тяжело нагруженных машин. Теплые воздушные массы проникли далеко на ледник и, остывая, создавали инверсионный слой, внешне похожий на низколежащие плотные облака, в которых Ил-14 обычно ждут обледенение и болтанка. Но лететь надо...

Моряшин взлетел первым. В 2 часа 16 минут по московскому времени на Ил-14 номер 41803 ушел в небо и экипаж В. И. Голованова. Виктор летал по этой трассе много раз, случалось, попадал в очень тяжелые переделки, и, казалось, уж экипажу, которым он руководит, ничто грозить не может. С Антарктидой у него сложились свои, несколько необычные отношения – порой, он бросал ей вызов тогда, когда этого, на мой взгляд, делать не следовало, шел на риск, без которого можно было обойтись... Но, как ни странно, Антарктида эти «выходки» ему прощала: как строгий воспитатель, который, вопреки логике, случается, прощает нелепые поступки любимому воспитаннику. Я понимал, что рано или поздно Антарктида постарается на нем «отыграться» и взять свое. Предупреждал Виктора об этом – мы ведь были старыми товарищами, – но он лишь улыбался в ответ. Веселый, разбитной, поэт и художник – он был классическим романтиком 60– 70-х годов, которого, казалось, ничто не может выбить «из седла»...

Когда они далеко залезли на ледник и набрали высоту 3200 метров, стрелка указателя оборотов правого двигателя вдруг заметалась, стали падать показатели наддува воздуха. Следом начала прыгать вверх-вниз стрелка указателя давления масла, и тут же оно пошло на убыль. Машина «клюнула» носом и самопроизвольно пошла на снижение, со скоростью до 8 метров в секунду. Резко снизилась приборная скорость – до 180 км/ч. Нештатная ситуация развивалась очень быстро и требовала мгновенных решений, ведь полет Ил-14 на одном двигателе на такой высоте без снижения невозможен. К тому же машина полностью заправлена и загружена, а ледник где-то под ними совсем близко. По команде Голованова бортмеханик зафлюгировал винт правого двигателя, но это мало помогло – самолет продолжал быстро снижаться. Они вошли в инверсионный слой, и тут же попали в сильную низовую метель – видимость упала «до нуля». О какой-то управляемой посадке нечего было и думать – командир и второй пилот с трудом удерживали Ил-14 от резких кренов и опускания носа, ведя самолет только по приборам. Наконец они показали, что скорость полета и вертикального снижения стабилизировались. Стало ясно – ледник совсем рядом, и машина идет на воздушной подушке. А через несколько мгновений почувствовали, как левый двигатель коснулся снега, машина легла на фюзеляж, пропорола снежную целину и, упершись правым двигателем в снежный передув, затихла. По себе знаю, что в подобных ситуациях кажется, будто время застывает, перестает двигаться. Позже, когда я встретился с экипажем, они сказали, что столкнулись с тем же – время словно остановилось. Может, на человека так влияет неизвестность, которая ждет его впереди? Не знаю...

Бортрадист Павел Терехов «блиндом» сообщил в «Мирный» об отказе правого двигателя, вынужденной посадке, о том, что пострадавших нет. Поскольку даже такой опытный штурман, как Игорь Корнюшенко точно определить координаты места приземления не мог, Терехов указал их приблизительное значение.

Открыли дверь. Воет метель, сильный ветер валит с ног, снежная пелена застилает окружающий мир – даже конца крыла не видно. Но страшнее всего мороз – показания термометра ушел за отметку минус 50 градусов. И вот тут начались странности, разгадку которым я так и не нашел...

Когда второй пилот Саша Акимов предложил обложить самолет плитами из снега, чтобы хоть как-то уменьшить его выхолаживание, командир отмел это предложение. Он также не разрешил экипажу воспользоваться плитой, подключенной к баллону с газом, поскольку считал, что пятна масла и бензина, без которых не встретишь ни один грузовой Ил-14, могут вспыхнуть от огня плиты. И это тогда, когда все мы, в том числе и Виктор, в полете пользовались ею для приготовления еды и чая.

Каждый человек переживает шок по-своему. Один теряет способность мыслить и отдает себя на волю обстоятельств, другой – намертво замыкается в себе, третий – впадает в истерику. И лишь очень хладнокровные люди, зажав волю «в кулак», пытаются действовать трезво и расчетливо, когда на их долю выпадает беда.

Голованов же после посадки не поднялся с кресла, сидел, укутавшись в куртку, и лишь мрачно отвергал предложения экипажа, сам при этом не предпринимая ничего, что могло бы облегчить и его собственное положение, и состояние тех, кто оказался с ним рядом в этом полете.

Когда мы работали над этой книгой, мне вдруг сообщили, что Виктор Голованов неожиданно ушел из жизни, уже здесь, на Большой земле. Поэтому я не успел узнать от него самого, что руководило им тогда, в ледяной пустыне, когда они совершили вынужденную посадку. Теперь можно лишь догадываться, какие тяжелые думы одолевали его. Я знал его больше 30 лет, видел, как решительно, смело и умело он может действовать в самых экстремальных ситуациях, и поэтому не думаю, что он полностью отрешился от сложившейся обстановки.

Просто в трех экспедициях подряд на его долю выпадали, мягко говоря, больше неудачи, последствия которых вели к тяжелым потерям. Год передышки, 35-я САЭ, и вот уже только в ней – третья вынужденная посадка... Не хочешь, а поверишь в какую-то мистику, будто «старуха с косой» наступает тебе на пятки... Тут поневоле задумаешься.

Не легче, чем командир, переносил случившееся и бортрадист Павел Терехов. Он-то, отлетавший много лет в разных районах Арктики и Антаркиды, хорошо понимал, насколько печально может закончиться этот полет, если им быстро не придут на помощь. К счастью, второй пилот, штурман и бортмеханик не потеряли самообладания и жажду жизни. Вскрыли неприкосновенный запас, но там оказался лишь пакет с леденцами, которые входили в ИЗ рейсовых самолетов на Большой земле. Не все ушли в полет с полным комплектом климатической одежды и обуви, хорошо хоть спальных мешков хватило на всех... Командир, к сожалению, не установил дежурства, остро необходимого в столь тяжелых случаях, чтобы кто-то не заснул навсегда. Мороз и ветер быстро выстудили самолет, и температура в нем сравнялась с наружной, поскольку любое использование огня Голованов запретил. Брикеты мяса, которые везли на «Восток», стали каменными...

Когда экипаж Моряшина подлетал к «Востоку», он получил информацию о случившемся и указание срочно вернуться в «Мирный», дозаправиться, взять на борт пилота-инструктора Радюка и начать поиски пропавшего Ил-14. Но командир принял другое решение – прийти на «Восток», быстро разгрузиться и попытаться найти Ил-14 Голованова на обратном пути. Сделать это не удалось... Они сели в «Мирном», заправили самолет, упаковали в старую теплую одежду газовый баллон, паяльную лампу, бутылку со спиртом на тот случай, если кто-то все же получил травму или обморозился (кстати, спирт так и не был израсходован и вернулся на станцию), уложили все это в ящик и взлетели...

К этому времени экипаж Голованова все-таки запустил ОДВ-300 – небольшой бензиновый двигатель с генератором, входивший в оборудование полярного варианта Ил-14, и смог наладить с самолетом Моряшина дальнюю связь, хотя и неустойчивую. Но Радюку с экипажем удалось, пеленгуя этот слабенький сигнал, точно выйти в район, где лежал самолет Голованова, и установить связь с ним уже на УКВ – у терпящих бедствие нашлась радиостанция Р-855, маленькая, карманная, работающая на дальности в 10-15 км. Как оказалось, «легли» они в 560 километрах от «Мирного», на высоте около 3000 метров...

А Антарктида продолжала буйствовать – низовая метель укрывала подстилающую поверхность, занося снегом лежащую «на брюхе» машину, видимость на малой высоте не превышала 200-500 метров. В этих тяжелых условиях Радюк сделал несколько пробных визуальных заходов и сбросил груз «по-торпедному».

В «Мирном» объявили чрезвычайное положение. Начальник экспедиции дал указание трем санно-гусеничным поездам, работавшим на ледниках, срочно идти на помощь экипажу Голованова в район, обозначенный Радюком. Руководителем спасательных работ назначили заместителя командира отряда Александра Егорова, который с вертолетной группой находился в это время на судне, стоявшем на рейде «Мирного». Он вместе с экипажем Анатолия Климова быстро перелетел на станцию, оперативно разобрался со сложившейся обстановкой, четко поставил задачу каждому экипажу... Любой потерянный час грозил бедой тем, кто оказался в пустыне.

... В составе 35-й САЭ проходил испытания новый самолет Ан-28, который в декабре 1989 года доставил в «Молодежную» НЭС «Михаил Сомов». Летно-испытательный отряд из 13 человек возглавлял Б. Б. Бораш. Из «Молодежной» самолет перегнали в «Мирный», используя промежуточные подбазы топлива. Ан-28 оказался хорошей машиной, оборудованной лыжами. Он мог перевозить до 17 пассажиров и различные грузы, ему требовалось всего 300 метров для взлета. На нем испытатели выполнили более 70 полетов, проведя в небе более 100 часов. Попытались решать на нем и основную задачу: первый полет из «Мирного» на «Восток», через две промежуточные подбазы, был выполнен 16 января 1990 года. Всем оказался хорош этот самолет, он с успехом заменил бы Ан-2 и Ми-8 на полевых работах или на коротких трассах для доставки людей и грузов, но принять вахту у Ил-14 никак не мог – дальность полета его в условиях Антарктиды была явно маловатой! Однако его тоже подключили к поискам пропавшего Ил-14. Первый вылет Ан-28 не принес результатов. 21 февраля его использовали уже для других целей – для переброски к одному из санно-гусеничных поездов, вышедших в район вынужденной посадки Ил-14, топлива для Ми-8, где была организована подбаза. В этот же день Ил-14 Моряшина и Радюка, взяв на борт упакованные продукты, выполнили второй поисковый полет, но снова безрезультатно.

В это время в экипаже Голованова события развивались своим чередом. Ночью с 21 на 22 февраля установилась ясная тихая погода, метель улеглась, засияли звезды, ярко стал виден Южный Крест. Как рассказывал Александр Акимов, они открыли дверь, чтобы найти сброшенный груз, и совершенно неожиданно для себя, увидели вездеход «Харьковчанку». Когда же подошли к ней ближе, то обнаружили сброшенный ящик. Эту шутку сыграла с ними оптическая иллюзия, вызванная, скорее всего, состоянием атмосферы и тем психологическим настроем, когда видишь то, что хотелось бы увидеть. Забрали ящик, моторным чехлом отгородили от бензобаков небольшое пространство, разожгли паяльную лампу, вставили ее сопло в буровую трубу, высунув ее конец в щель двери для отвода гари. Получилась маленькая, защищенная со всех сторон, площадка, где, наконец-то, можно было немного отогреться. Стали думать, как обозначить свое местоположение поисковому самолету. Из всего запаса ракет только три оказались пригодными для использования. Дымовых шашек на борту не нашлось, а фальшфейеры годятся только для ночи – днем при солнечном свете их почти не видно. В конце концов, второй моторный чехол разложили на улице, облили бензином, а также еще установили шест с красным куском материи от транспарантов – что-то наподобие флага. У крыльев поставили бочки, заполненные ветошью и облитые бензином... Оставалось пережить самое мучительное – ожидание, до того, как появятся спасатели.

22 февраля экипаж Ми-8 Анатолия Климова вылетел к санно-гусеничному поезду. После того, как он дозаправил вертолет топливом, его повел за собой Ил-14 Моряшина и Радюка, подошедший с «Мирного». В такой связке они шли больше часа. Погода ясная, но с востока наползают сумерки... Выходят в район, где должен лежать самолет Голованова, но машины не видно – занесло снегом. Радюк включает проблесковые огни, посадочные фары и начинает барражировать над ледовой пустыней, перекладывая машину из виража в вираж, давая возможность экипажу получше рассмотреть обстановку внизу. Наконец, слева на борту засекли вспышку ракеты, мелькнувшую по небу, как искорка. И тут же появилась связь на УКВ.

Экипаж, терпящий бедствие, зажигает чехол и ветошь в бочках, но из-за недостатка кислорода они горят едва заметным голубым пламенем. А сумерки все сгущаются, тени от застругов исчезают... Наконец, Ми-8 приземляется. Пока экипаж Голованова занимал места в его кабине, Олег Акимов произвел внешний осмотр лежащего на фюзеляже Ил-14. Инженерно-техническая служба из Москвы прислала ему указание: «Снять маслопробку на предмет металлической стружки», но, похоже, эти ребята совершенно не представляли себе, как это можно сделать при 50-градусном морозе, на высоте 3000 метров, когда двигатель почти целиком занесен снегом, спрессованным за трое суток ветрами, как бетон. Да еще имея на борту Ми-8 экипаж, чудом избежавший смерти, который нуждается в срочном медицинском обследовании...