Текст книги "Звездное вещество"

Автор книги: Евгений Черненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

С середины октября установилась морозная и бесснежная погода Почти до Нового года землю по ночам лишь слегка пудрило изморосью. Сухой морозный воздух теснил дыхание. Налетавший ветер взвихривал пылевые смерчи... Меня лихорадило всю осень. До завершения "Дебета" оставалось чуть больше полугода. И, если уж не брей-кивен на тарелочке с голубой каемочкой, то хотя бы четкое понимание, почему он не может быть достигнут на циркотроне, я должен был выложить на стол очередной Госкомиссии. На это и должен был вынести новый макет, рождавшийся на основе идей, вынесенных из бредовой ночи в лесу под дождем.Когда я впервые выложил на суд "стаи" свою гипотезу о роли гелия в ходе реакции, молодые волки сперва восхищенно ахнули, а потом "понесли меня по кочкам". Гипотеза подвергалась такой напористой и основательной критике, что и мне бы в пору усомниться в ее правоте... Нет, я в своей правоте был уверен и мог бы в два счета завершить дискуссию четкой аргументацией. Но с точки зрения педагогики как раз следовало дать волчатам как следует потерзать жертву. И еще одна педагогическая заготовка родилась у меня еще в поезде "Москва-Осташков". Я теперь делал вид, что совершенно не представляю, как нам устроить электромагнитную "тягу" для вывода ядер гелия. Пусть волчата тоже поточат зубки!.. Трех дней не прошло, как Гера Латников после "ведра кофе в общежитейской бытовке" вынес на утренний совет идею электромагнитного сепаратора альфа-частиц... Эскизы циркотрона с "тягой Латникова" ушли в мастерские, нам оставалось теперь только ждать.В это время Стаднюк и Селезнев что-то настойчиво просчитывали на большой институтской ЭВМ, не посвящая меня в свои замыслы. Похоже, у них образовался свой "айсберг", когда только одна десятая на виду. Приходя к Стаднюку в кабинет, я видел на столе для совещаний раскинутые "простыни" машинных распечаток. По косвенным данным, исходящим из "Аскольдовой могилы", было ясно что Селезневу мало одной только инжекции водорода, и он принялся за моделирование взаимодействия альфа-частиц с магнитным полем циркотро-не. У "стаи" появилось опасение, что здесь нас могут обойти. Молодые волки смотрели на Акелу с молчаливым вопросом...И я сосредоточился на выведенных в поезде диких уравнениях, вмещающих в себе полтора десятка переменных величин и совершенно необузданную многомерную статистику. В одном из ящиков "арабского скакуна" лежала у меня заветная тетрадь, в которой я начал систематизировать экспериментальный материал, надеясь в конце концов построить математическую модель циркотрона в целом, потому что моделировать в упрощенном виде отдельные эффекты, как это делает Адик, – мартышкин труд.В ту осень я мало засиживался по вечерам на работе. Шагал домой в сухих морозных сумерках и нес в себе весь безумно сложный, мир циркотрона и бывал очень счастлив, когда вот так, на ходу, вдруг обнаруживал удачный вариант свертывания матрицы или нежданное тождество двух блоков уравнения, приводившее хоть к какому-то упрощению. Вообще я был очень счастлив в ту пору...Через много лет в такие же вот черные вечера, но без Жени, я пойму, что счастье свое я оценивал неточно, путая его с радостями творчества. В синем томике "Незабудок" Пришвина, в этом своем "Евангелии от Михаила", я наткнусь на такую пронзительную запись "Счастье у людей "выходит" иногда, а радость достигается..." Да, счастьем как раз было то, что выходило само собой, что являлось как бы приложением к творческому порыву. Вот я нажимаю кнопку дверною звонка. Щелкает замок, я вхожу, и два светловолосых кареглазых чуда повисают на моих плечах. Даша проводит по моей щеке рукой и говорит:

– Опять он стал за день колючим, Машка! Не станем целовать?

– Что поделаешь, милый, – смеется вышедшая к нам Женя. – Иди брейся.

Когда же я, свежий после бритья, выхожу из ванной, меня целуют сразу три красавицы, две в щеки, а третья в нос, как песика. За ужином, сидя рядом с Женей лицом к дочерям, я поражаюсь, как же это они так быстро выросли. И сжимается сердце от сожаления, что уже не усадишь сразу двоих на оба колена и не расскажешь сказку. И никогда тебе уже не придется усмирять потоки слез, приголубив на груди родное свое дитя... Но недолго мучает меня ностальгия, потому что я восхищенно ловлю этот, еще не очень определенный, но несомненный свет девичества в улыбках и взглядах дочерей, и сердце мое сжимается от предчувствия близкой уже тревожной поры...Будто бы тогда уже виделось мне, когда как я студить горячий лоб о стекла окон, высматривая в ночи меж фонарей припозднившихся с очередной дискотеки Машу и Дашу. Как буду один в пустой квартире онемело стоять посреди родительской комнаты, поражаясь тому, что некогда "само выходило"... Когда мы вчетвером сиживали долгими зимними вечерами вот здесь. Сам я – за арабским столом над раскрытой заветной тетрадью. Маша – над клавиатурой с раскрытыми нотами инвенции Баха. Даша, увлекшаяся в ту зиму "историческим костюмом" всех времен и народов, – с альбомом на коленях. И Жени вяжущая очередную кофточку или свитер со счастливой улыбкой.За неделю до Нового года удалось, наконец, задействовать макет "Дебета" с электромагнитной тягой Латникова.– "Спрыснул Иванушка-разработчик Жар-птицу живой водой И зажмурился на всякий случай. А открывши глаза, сильно удивился: не сьетилась птица-то!" – так прокомментировал Серегин полученный результат. Результат был скромный, хотя и обнадеживающий, – 300 ватт "дебита" на 3 киловатта "кредита". До брейкивена по-прежнему далеко, но эффективность значительно выросла!.. Сепаратор альфа-частиц работал превосходно, вынося их из зоны реакции на вторично-электронный умножитель. Здесь бешенная энергия альфа-частиц смирялась, превращаясь в энергию обыкновенного электрического тока. И это была впервые в чистом виде выведенная наружу энергия управляемого термоядерного синтеза!.. В лабораторию пришел Стаднюк.– Включите вместо балластного сопротивления лампу накаливания, – предложил он нам.Взяли лампу с моего стола, подключили ее на выход вторичного электронного умножителя, и она ярко засветилась. Тогда "стая с Аке-лой" и не подозревали еще, что этот простой опыт будет иметь самые решительные последствия... Стаднюк назавтра доложит Бердышеву о настольной лампе, горящей от энергии УТС. Бердышев доложит об этом министру в ответ на обычный его вопрос: "Как там у вас чистый управляемый термояд?" Министр пожелает своими глазами увидеть такое диво. И только после визита к нам министра станет ясно, что Георгий Иванович неспроста вдруг предложил включить в цепь ВЭУ лампу накаливания. Да, это был лучший из ходов Стаднюка в самой блистательной его комбинации за всю жизнь!..В тот декабрьский вечер при первом включении обнаружилась и новая загадка: при попытке увеличить мощность накачки свыше 3 киловатт дебет энергии УТС уменьшался и лампочка гасла. Это было так издевательски неожиданно!.. Я тут же ощутил какую-то неодолимую, прямо-таки нечеловеческую усталость. Я понимал, что это явление открывает новую полосу поиска, отчаяния и огорчений. Неужели прав Дмитриев, и мы действительно на этот раз приехали в "тупик"? Что еще нужно сделать, чтобы заставить устойчиво и эффективно сгорать эту первоматерию – водород и литий, которых так же много в земной коре и океане, как хвороста в лесах?.. Во всяком случае, совершенно ясно, что на этой модели циркотрона, такой красивой и свершенной, брейкивен получен не будет.

– Неважно, – сказал сильно подобревший Стаднюк, глядя вприщур на "термоядерный свет" моей лампы. – Вы только задумайтесь: мы присутствуем при историческом событии. Когда-нибудь об этой лампе будут писать в книгах!..

В этот вечер, наконец, пошел снег. Он падал большими хлопьями на основательно промерзшую землю. Стаи снежинок резво носились близ фонарей. Дорожка была устелена толстенным слоем сухого снежного пуха. Мы с Латниковым шли через молодой сосняк в сторону проходной.

– Вот что я подозреваю, Гера. – сказал я. – Уип-эффект в условиях реакции – это уже совсем другое, чем просто схлопывание водородно-литиевой плазмы. Вот этот "реактивный" уип-эффект задаст нам очень много хлопот в ближайшее время.

– До 2000-го еще далеко! – засмеялся Латников. – Недавно я прочитал американский пессимистический прогноз, что промышленную термоядерную энергию человечество получит только в начале ХХI-го века.– Что поделаешь! Такова природа вещей, Гера. Если бы водород и прочая легкая первоматерия во Вселенной легко соединялась, ничего не было бы кроме большого "пы-ы-х!" В звездах расталкивание ядер преодолевается гравитационным сжатием. Мы же пытаемся организовать процессы, которые в чистом виде нигде во Вселенной не наблюдаются. Чувствуешь, какая за этим стоит философия?

За проходной Латникова ждала девушка. Я вдруг узнал в ней "тетю" Валю из детского сада своих дочерей и приветливо с нею поздоровался.

– Как там Дашка с Машей? – спросила она.– Неужели вы их помните?

– Всех своих детей помню до единого. Это профессиональное. Ведь душой с ними срастаешься, если ты настоящий воспитатель. На улицах встречаешь и видишь, как они растут. Ваших что-то давно не видела. Передайте им привет от меня.

Гера и Валя, не переходя мост, пошли вдоль берега в сторону За-бродной Слободы, радостно белевшей вдали свежими ромбами и трапециями своих крыш... Я шел неторопливо, загребая ботинками невесомый снег. Дышалось глубоко и освобождено, и куда-то сама собой подевалась та смертельная усталость. Кажется, новые экспериментальные результаты ставят с ног на голову все мои теоретические построения в заветной тетради?.. Пусть! Первый снег так обновил душу, что никакого огорчения я не почувствовал. Я готов был к пересмотру своей теории, решительному и щедрому, если это надо! Хватило бы только жизни. Наверное, в один из таких мигов бытия и посетовал академик Курчатов: "Хороша физика, жизнь коротка!" Сколько же лет будет мне, Александру Величко, в этом самом 2000-м?.. Шестьдесят три. Пенсионер уже буду, однако! Но мы попробуем управиться раньше. Не так ли, Гера?Визит министра был назначен на конец января. Георгий Иванович накануне был радостно возбужден и по-хорошему озабочен, готовя еще один "исторический момент". Отдел скребли и чистили, разве что дверные ручки не надраили. Из нашей лаборатории в полупустую комнату архива были перемещены все инженерные столы. "Дебют" красовался посреди лаборатории на специально сооруженном для этого подиуме. Был он размером с мотор "Жигулей", однако же требовал для своего функционирования много другого оборудования. Громадный шкаф генератора СВЧ накачки, вакуумный пост со сложной системой напуска паров лития и водорода, система водяного охлаждения и две стойки с измерительной аппаратурой. Лампа накаливания, дающая "термоядерный свет", помещалась на специальной подставке рядом с подиумом.Я со "стаей" готовил демонстрацию некоего спецэффекта, придуманного Стаднюком. На глазах у министра мы были должны запустить установку, зажечь чистую термоядерную реакцию в циркотроне и продемонстрировать воочию "термоядерный свет". Затем будет перекрыт водород. Уип-эффект в чистом литии не даст реакции и лампочка погаснет, хотя на экране осциллографа будет оставаться острый пик, свидетельствующий о высокой степени уплотнения лития... По мнению молодых волков замысел этот малость отдавал идиотизмом, но с начальством не спорят.

– Лучше бы уж бутылку шампанского разбить о магнит! – говорил Серегин. – А еще эффектней бутылку "Столичной" распить на глазах у министра!

"Генеральские эффекты" начались еще до приезда министра. "Термоядерный свет" исправно возникал. Он так же исправно гас, когда отключали подачу водорода. Однако при этом пропадал и уип-эффект в чистом литии. Когда же отлаживали уип-эффект в литии и подавали водород, установка отказывалась давать "термоядерный свет". В конце концов, нервный Гера не выдержал. Он стал плеваться и швырять инструменты в пол.

– Зачем, спрашивается, и министра считать дебилом?– кричал он. – Министр нам не поверит, что этот свет "термоядерный"? Акела, долго мы еще будем терпеть подобные издевательства над нашим человеческим достоинством?– Ладно, – сказал я. – Прекращайте эту пустую возню. Демонстрировать будем только основной эффект. Иду объясняться со Стаднюком.

Входя в кабинет начальника отдела, я невольно подслушал конец фразы Стаднюка, обращенной к Селезневу:

Нужно как следует дать ему, наконец, по носу, чтобы он его так не задирал!

Стаднюк умолк, а Селезнев густо покраснел, и я понял, чей это нос находится в столь жуткой опасности. Сказал:

– Георгий Иванович, что-то нам не удается осуществить демонстрацию по вашему сценарию.– Хреново, Саша, – сказал Стаднюк тоном, означавшим "опять ты меня подводишь, Величко". И вдруг просветлел: – О, ты еще не знаешь! Аскольд Васильевич получил неплохое совпадение расчетных и экспериментальных характеристик взаимодействия альфа-частиц с СВЧ полем.– Да? Для меня действительно большая новость, что он этим занимается, – отозвался я холодным голосом. – Кажется, мы договаривались, что он ограничится изучением процессов инжекции водорода?.. Так я отказываюсь заниматься этой мышиной возней, Георгий Иванович.

– Ты это о чем, Величко?– О демонстрационных эффектах для министра, товарищ Стаднюк.

Не торопясь, я покинул кабинет. "Ох, и припомнит же мне это Серый Волк, когда придет время ему меня скушать!" – подумалось, когда взбегал к себе на второй этаж...Министр посетил Проблемный отдел на следующий день. Если не считать трех вспышек блица, запечатлевших исторический момент, в ] остальном визит носил вполне деловой и человеческий характер. Пожилой усталый человек в хорошем коричневом костюме с полоской вошел в лабораторию в сопровождении группы ответственных лиц, среди которых находился и Бердышев. Стаднюк, на правах хозяина, шел рядом с высоким гостем, давая на ходу обстоятельную вводную. Был Георгий Иванович в самом приподнятом настроении. Полностью игнорировав необходимость представить гостям начальника лаборатории и его сотрудников, он тут же принялся живо рассказывать министру об устройстве и принципе действия циркотрона. Я видел, как поморщился и покачал головой Бердышев. Министр слушал с большим интересом, задал несколько вопросов, свидетельствующих, что суть проблемы, самый ее нерв, он ухватил правильно. Стаднюк наконец кивнул мне:

– Включайте СВЧ накачку.

Латников врубил пакетник на передней панели СВЧ генератора, и тотчас вспыхнула "термоядерным светом" лампа. Министр смотрел на нее задумчиво. Вот тут и сверкнули одна за другой три вспышки блица в руках признанного фотомастера Игорька Малютина, инженера из "Аскольдовой могилы". И сам Аскольд Васильевич Селезнев на тот момент невесть как оказался рядом со Стаднюком и министром, Хмурый Бердышев шагнул вперед и сказал министру:

– Владимир Иванович, позвольте представить вам автора открытия и изобретателя циркотрона. Александр Николаевич Величко, начальник этой лаборатории. Его публикация в нашем институтском сборнике лет на пять опередила известную статью американца Сандерса об уип-эффекте.

Министр приветливо посмотрел мне в лицо и протянул руку. Потом он, несколько запоздало, правда, пожал руки Латникова, Рябинкина и Серегина. Впрочем, вышло это как бы в благодарность за демонстрацию работы установки и потому без тени неловкости с обеих сторон. Потом министр спросил Стаднюка:

– Когда вы надеетесь получить образец установки с положительным балансом энергии? Так, чтобы исключить услуги Мосэнерго!

– В начале восьмидесятых годов, – не сморгнув, ответил Стаднюк. Лицо его слегка побледнело, но несло выражение решимости и воли. Снова Бердышев покачал головой. А я подумал: "Что это он принялся прогнозировать, не поговорив об этом с нами?"– Что нужно вам для разворачивания работ, Георгий Иванович? -спросил министр.

– Деньги, кадры и площади, – четко ответил Стаднюк и через короткую паузу добавил: – Пожалуй, еще подключение большой науки. Пока институты Академии наук смотрят на Нас, как на выскочек.

– Ну, деньги на такое дело не вопрос! – сказал министр, обращаясь уже к Бердышеву. – Кадры – ваше местное дело: нашлись у вас энтузиасты, найдутся и исполнители и специалисты. Оказалось же, что Георгий Иванович ядерщик по образованию. А я никогда и не подозревал об этом, таким отличным он всегда был электронщиком!.. Площади? Да, тесновато у вас здесь. Выделите, Владислав Петрович, для программы УТС целый этаж в вашем новом высотном корпусе. Что же касается большой науки, – тут министр качнул головой и усмехнулся, – Конечно же, они должны считать вас выскочками, Георгий Иванович. Кто же вы еще? Несетесь впереди паровоза, да еще и обижаетесь. Но бежать впереди паровоза можно, пока он не набрал скорость. Поэтому немедленно разворачивайте целевую программу работ по этой тематике. Подумайте сами, может быть, нужно преобразовать Проблемный отдел в мощный научно-технический комплекс.

Что-то радостно дрогнуло в лице Стаднюка при этих словах министра. Референт министра что-то быстро записал в блокнотике. Можно было ожидать очень быстрого нарастания событий.

...Исторические фотографии были готовы уже к вечеру. Эти фотографии я увидел в кабинете Стаднюка, куда был приглашен весь руководящий состав Проблемного отдела для информации о результатах высокого визита. Не было только научного руководителя отдела Пе-ресветова, который был в командировке. С первого же взгляда на эти фотографии я понял, что ни я, ни мои ребята в историю не попали, так сказать, не заслужили.Вошли в историю только затылок и ухо Латникова на одном снимке. У историков ХХI-го века и последующих веков не останется никаких сомнений, что у истоков чистой термоядерной энергетики находился вот этот жизнерадостный человек с седеющим ежиком, стоящий с министром на фоне установки, почему-то называвшейся в XX веке циркотроном. Человек этот протягивал руку к лампе, стоящей на подставке, но на блицевом снимке сама лампа – увы! – не выглядела горящей. После заседания Стаднюк попросил меня задержаться. Мы были в кабинете вдвоем. Весело улыбаясь, Георгий Иванович спросил: – Ну что, Сашка, наделали мы с тобой шороху, а? Теперь держись! Закрутится все так, как тебе и не снилось!

– Жаль, что нам не удалось добраться до брейкивена.– Я гляжу, ты в тоске? С чего бы это? Забывай, забывай, Саша, о временах, когда малыми силами ходили в разведку. По-новому придется жить, крупно и с размахом. В наше время науку, а тем более, такую, должны делать большие исследовательские коллективы. Ты не согласен?– Мне кажется, рано началась вся эта грандиозная возня, Георгий Иванович. Нам следовало бы дойти до брейкивена или хотя бы убедиться, что он возможен в принципе. Я убежден, что это под силу одной лаборатории. Теперь же набежит толпа народа и все затопчет, не разберешься. И слишком много внимания сверху. Ни к чему, мне кажется, пока весь этот размах.– Ох, и вредный же ты мужик, Величко! – засмеялся Стаднюк. -Ворчишь, ворчишь... И все-то ты меня в чем-то подозреваешь, в чем, не пойму. А я о деле забочусь. Недурно мы министра подключили, не так ли? И вот результат. Наш отдел решено преобразовать в научно-исследовательский комплекс, состоящий из нескольких отделов. Один возглавит Пересветов. Другим будешь командовать ты. Пора тебе, Александр Николаевич, сменить короткие штанишки на нормальные мужские брюки... Ну, и как тебе такой расклад?

Я молчал. Во-первых я не был готов к такому повороту дела. Во-вторых, не возникало сомнения, что Стаднюк замышляет за моей спиной какую-то комбинацию. И это вызвало у меня столбняк, как при встрече со змеей в траве.

...Женя приняла свежие новости с большим энтузиазмом, чем сам.

– Вот что, Саша, нужно сорокалетнему мужику наконец воспринимать жизнь такой, какая она есть. Если надо работать по-новому, значит, начинай. Скрути ты этого Селезнева и держи подальше от своих дел Стаднюка... Вот чего я никак не могу понять, так это неожиданное его к тебе благоволение. Он или на самом деле пытается тебя купить, или же только выполняет волю Бердышева, а заодно разыгрывает роль благожелателя, этого самого "доброго дяди доброты неслыханной". В любом случае, все это неспроста, и спокойной жизни ожидать не приходится... Слушай, как бы мне с ним познакомиться? Очень любопытно поизучать это патологическое честолюбие. Другой клинический случай, отсутствие честолюбия, я изучаю уже пятнадцать лет.

Знакомство Евгении Максимовны Величко и Георгия Ивановича Стаднюка произошло через полтора месяца в ресторане на свадьбе Геры Латникова и Вали Песковой. Там же было восстановлено и мое давнее знакомство с женой Стаднюка Галиной Владимировной. Впервые оно состоялось еще в 60-м году, когда спортивный врач Г.В. Сытина обнаружила в сердце Саши Величко лишние шумы и отстранила его от участия в походе по реке Кось-ю на Приполярном Урале. Мне пришлось воспользоваться услугами другого врача, чтобы получить заветную справку. Я не знал тогда, что голубоглазая блондинка с курносым бело-розовым личиком и пышноватым для ее росточка бюстом имеет какое-то отношение к моему шефу.Теперь мы сидели за столом рядом и беседовали, тогда как очень симпатичные молодые и гости лихо отплясывали твист под сатанинское мигание синего фонаря и головокружительный бег по потолку и стенам световых зайчиков от вертящейся сферы с наклеенными осколками зеркала. В толчее пляшущих я в любой момент отличал свою ослепительно красивую жену и ее молодцеватого партнера, с которого сам только факт не очень понятного ему внимания со стороны красавицы снял минимум десять лет. Галина Владимировна, глядя в туже сторону, сказала:

– Эвон, разошелся-то как! Вы не боитесь, Александр Николаевич? Он ведь на самом деле опасен, если что-то в голову себе вобьет.

– Нет, не боюсь.

– Да у вас любовь, это сразу видно. А Жорке моему не позавидуешь теперь. Впрочем, и мне не позавидуешь. Будет рвать и метать, пока не перебесится.

– Да что вы, Галина Владимировна! Он же на редкость сдержан и отлично собою владеет.

– Это на людях так, – вздохнула полная стареющая женщина в сером платье. – Это когда ему нужно для его затей, так он и самого черта переиграет в "терпелку". Но дома уж непременно разряжается от эмоционального напряжения.

Тут я вспомнил из Пришвина: "Гигиена любви состоит в том, чтобы не смотреть на друга никогда со стороны и никогда не судить о нем с кем-то другим". Галина Владимировна продолжала:

– Вот бывает же такое у людей – любовь, свет в отношениях. Хотя бы просто уважение друг к другу... Где там! Как только я ему родила нашего сыночка, точненькую его копию, он полностью утратил ко мне интерес...

Мне стало неловко, и я поспешно спросил:

– А где ваш сын?

– Кончает в этом году десятый. Евгения Максимовна его, ой, как знает. Сейчас небось уже дым коромыслом, по случаю отсутствия родителей. Как же, "флэт" без родителей упустить нельзя.

Включился свет, и танцующие вернулись к застолью. Тонколицый и спортивно подтянутый Гера и миловидная Валя не скрывали счастья, но смущенно переглядывались, когда крики "горько" сделались уж слишком настойчивыми. Гера бережно откинул фату и поцеловал невесту... Вот так. Теперь коренной ленинградец Герман Латников становится хозяином деревенского подворья, "справным мужиком", как говорит об этом Юрка Серегин. Правда, через год-другой на месте Забродной Слободы начнется строительство Четвертого микрорайона, так что станет он, вместе с женой и тещей, городским жителем... Я не сразу сообразил, что происходит. Сидевший по ту сторону от Галины Владимировны, Стаднюк вдруг поднялся и, за хватив тарелку, переместился на пустующее место рядом с Евгенией Максимовной.

– Рокировка в длинную сторону, – пояснил он, улыбаясь и не сводя с Жени глаз. – Хочу досказать вам ту историю, Женечка.

Женя мгновенно вся заалела. Она тут же переставила свою и мою тарелки и поменялась со мною местом.

– При рокировке меняются местами две фигуры, Георгий Иванович, вам ли того не знать! – отпарировала Женя. Лицо ее испугало меня вдруг наступившей бледностью. – А историю можно досказать и на другой свадьбе и вовсе не мне, я не обижусь.

По лицу Стаднюка пошли пятна. Но он засмеялся и восхищенно качнул головой... И тут же, как ни в чем не бывало, сказал мне:

– Слушай, дорогой мой, совсем я забыл тебе сказать. Завтра у нас будут командированные из Новосибирска. Продумай, что мы запишем в договор о содружестве с академическим институтом.

– Уже продумал и черновик набросал, – ответил я и принялся рассказывать шефу, что именно следует, по моему мнению, поручить сибирякам. Скосив глаза, Стаднюк рассматривал Женю, оживленно говорившую о чем-то с Галиной Владимировной.

– Счастливчик ты, Сашка! – тихонько сказал он мне с восхищением. – Такая женщина! На твоем месте я бы уже давно был и доктором наук и лауреатом и Герсоцем. На руках бы ее носил и пылинки сдувал как с драгоценности...– Ну, уж меньше всего ей нужно, чтобы я становился Герсоцем, рассмеялся я. – Только я вам доложу, Георгий Иванович, что говорить с кем бы то ни было, о своей жене не в моих правилах. Вернемся лучше к новосибирцам.

И тут в глазах Стаднюка коротко сверкнуло такое!.. И он довольно зло сказал мне непонятные слова:

– А ты не прост, счастливчик, ты не так прост, как я наивно думал. Ты, оказывается, ведешь крупную игру через голову своего начальника прямо с Генеральным директором? Понятно же. почему ты так уверенно дерзил мне эти шесть лет! Ладно, посмотрим еще, чья возьмет.

Откуда же мне было знать, что после отъезда министра между Генеральным директором и начальником Проблемного отдела вышел крупный разговор. Стаднюк предложил на должность начальника отдела УТС во вновь образуемом научно-исследовательском комплексе кандидатуру Селезнева Аскольда Васильевича, кандидата технических наук, имеющего к тому же опыт работы в этой должности. Бердышев жестко сказал: "Величко и никто другой!"

Это все я узнаю нескоро. Видит Бог, не вел я никакой игры через голову начальника отдела.Я немного опешил после выпада Стаднюка. Но тут снова погас свет, и побежали по стенам зайчики, и объявили белый танец. Женя пригласила меня. В медленном блюзе я обнял эти родные, такие прямые, плечи, словно защищая от чужих жадных лап. Женя рассмеялась, поняв мой жест, и близко смотрела в лицо, чуть запрокинув голову.

– Вот так и танцуй теперь со мною до конца свадьбы Латниковых каждый танец. Ладно? С меня достаточно этого знакомства на сегодня. Как он кладет руку на талию... бр-р-р! – Ее передернуло от воспоминания. – Это очень плохой человек, Саня. По твоим рассказам он мне казался лучше. Нужно придумать, как держать его подальше от твоих дел. Ты же что угодно можешь изобрести, если постараешься, придумай что-нибудь.– Что-то ты очень бледная, Женя. Устала? Полночь уже. Давай попрощаемся потихоньку с молодоженами. И слиняем.– Нет, нет. Потанцуем еще. Не часто теперь приходится нам с тобою танцевать. Поцелуй меня незаметно, когда окажемся за колонной... Я тебя очень люблю сегодня. И все вспоминается наша с тобой свадьба. Как сбежали с собственной свадьбы, помнишь?

...По дороге домой мы все еще вспоминали свою свадьбу. Хрустел под ногами мартовский лед, и тихо сыпался под звездным небом мелкий сухой снежок, выжатый из воздуха ночным крепнущим морозцем.

– Гера с Валей – красивая пара! – сказал я, испытывая гордость за лучшего молодого волка своей "стаи".– Чудесная, – согласилась Женя. – А месяцев через пять ваш Гера уже станет папой. Заметно... А ведь под фатой невестонька! А я стыдилась фату надевать, как только меня не уговаривала Надежда. Как же, двадцать шестой год – и все девушка. Стыдище, правда?.. Скажи, Саша, только честно, ты мог бы полюбить другую, не меня, ну... земной что ли, любовью?– Что еще за глупости, Женька?.. Вот мы сейчас идем с тобою поздно по спящему нашему городу. Мы – двое. Вдумайся только, какое это чудо... Двое со своей тайной, как полюса магнита с их магнитным полем, которого не может быть у одиночного магнитного полюса. Нас связывает, бесконечное уже, множество чудесных силовых линий... Вот без этого "магнитного поля" не получится у меня никакой земной любви.– Никогда-никогда? Даже если я исчезну?

– Перестань, Женька, прошу.

Так мы и шли. д в о е, по мартовскому задиристому морозу, пробиравшемуся к Жениным коленям в тонких колготках и коченив-шему мои ноги в легких полуботинках. И так заманчиво было нам добраться поскорее домой и нырнуть в тепло и ласку супружеской своей постели. И так радостно велика и горяча еще виделась нам впереди жизнь. Еще и до серебряной свадьбы добрый десяток лет, не говоря уже о золотой... Почему же невнятная тревога, подобно настойчивому тому морозцу, пробиралась к сердцу?Лифт уже не работал. Мы стали подниматься по глухой полутемной лестнице. На пятом этаже Женю качнуло, она оперлась о перила и тяжело дышала с закрытыми глазами.

– Жень, что с тобой? – всполошился я.

– "Надо меньше пить!" – засмеялась сквозь одышку Женя, цитируя любимый фильм.

– Ты и одного бокала не осилила, я обратил внимание. Такое, как сейчас, уже бывало с тобой?

– Да. На прошлой неделе в школе... Не смогла... привычно взбежать... на третий этаж. Уже проходит. Не пугайся, Санечка, переможем.

Я поднял Женю на руки и понес по лестнице до квартиры. Она обняла меня и горячо шептала в ухо: "Какой ты, оказывается, сильный у меня! И вообще мужчина что надо. Вот теперь я и нарекаю тебя своим капитаном. Навсегда!"

Глава 12.

– Как же мне не хочется уходить от вас, милые мои! – вздохнула Женя.

Маша и Даша льнули к ее рукам, по-кошачьи терлись щеками о плечи. За последнее лето они уже почти сравнялись ростом с мамочкой. Она обняла их головы и поцеловала затылки. Решительно взялась за ручку двери и смежила веки:

– Идем, Санечка, не то я опоздаю на последние процедуры. Руки и попка прямо-таки горят от этих бесчисленных уколов.

Мы спустились в лифте, обогнули дом и увидели большую и очень яркую луну в небе темного бутылочного стекла. Редкостное для Подмосковья тепло держалось всю первую неделю сентября. Две недели назад мы, все четверо, вернулись из Коктебеля. Все лето не было никаких тревог. Женя даже кое-какую гимнастику делала рано по утрам на холме Тепсень. И вот надо же – перед самой школой угодила в больницу с этой самой одышкой, так напугавшей в марте. Шли медленно, Женя взяла меня под руку. Спросила:

– Когда ты уезжаешь?– Послезавтра. Сейчас вот тебя провожу и засяду за доклад. Он у меня в общем-то весь в голове, текст я обычно не пишу. Главное – как следует продумать плакаты. Завтра их еще надо и нарисовать!– Хорошие хлопоты, я тебе немножко завидую, как всегда. О доме не беспокойся. Надежда присмотрит. Позвони ей завтра с работы.– Может быть, девчонки одни побудут?