Текст книги "Звездное вещество"

Автор книги: Евгений Черненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

В конце июля 72-го года установилась в Подмосковье невиданная жара и сушь. До конца сентября не выпало ни дождинки. В сухом зное, без росы и хоть какой-нибудь прохлады, душно тянулись нескончаемые ночи, и солнце поднималось в дымной мгле. Горели леса и торфяники. Плотность недвижной дымовой завесы становилась все ощутимее и безнадежнее. От дыма не было нигде спасения – на улицах, в доме, в лесу и на реке. Охватывал ужас: еще чуть-чуть и начнем задыхаться, ничто не спасет, потому что в сотне километров вокруг не отыщешь клочка чистого от дыма пространства. Женя занялась шитьем новых форменных платьев для дочерей к школе, втянула в это занятие и девчонок, поручив им шитье белых фартуков. Все были при деле. Но приходя с работы, я видел осунувшиеся личики, в момент потерявшие свою селигерскую свежесть. Я предложил Жене уехать с дочками куда-нибудь, где торфяники не горят.– Ты поедешь с нами? – спросила она. – Мы тебя на погибель здесь не оставим.Отчаяние охватило меня и в лаборатории. Как я и ожидал, теоретические изыскания наших "термоядерных волков" нечего существенного не показали, кроме различия в скоростях ионов лития и водорода. Водородные ядра носились быстрее тяжелых литиевых. Ну. и что из этого следует?.. Подоспел макет новой лабораторной установки. Это был циркотрон с СВЧ накачкой в 10 раз более мощной. Мои инженеры и Рябинкин поработали на славу. Уип-эффект в парах лития показал уплотнение 50 единиц. Но добавка в смесь водорода срывала схлопывание. Меняли режимы: давление, ток, напряженность поля, мощность накачки. Результат был единый – отрицательный.Как же невыносимо это состояние бессилия при неудачах! В растерянности разводишь руками, совсем не представляя, что еще предпринять. Подходишь к раскрытому окну и с тоской смотришь, как торчат из желтовато-сизой дымной мути верхушки молодых сосенок. Со злым прищуром светит в опаловой мгле задымленных небес солнце. И липнет к телу мокрая рубашка, теряющая свежесть через полчаса после одевания. Напрасно пролистываешь в библиотеке института иностранную периодику, напрасно роешься в толстенных томах | "Рефератного журнала" за последний десяток лет. Никто еще не сталкивался с проблемой, в которую уперлась тема "Дебют". Никто в мире вообще еще не дошел до идеи термоядерного циркотрона. Ни у кого не возникло претензии – получить УТС в чистом протонно-литиевом цикле. Но не радует этот приоритет. Не дикостью ли было приниматься за исследование чистой реакции, требующей куда более жестких условий, чем дейтерий-тритиевая? Ведь и в дейтерий-тритиевых проектах успехи весьма искушенных научных коллективов пока более, чем скромны. По Сеньке ли шапка, товарищ Величко? Вернее, по Саньке ли шапка? Вот так!..Стала в те дни мне казаться собственная моя деятельность какой-то безнравственной претензией на исключительность, тем более постыдной, что она приобрела министерские масштабы и обойдется государству в миллион рублей, пущенных на ветер. Все валилось у меня из рук. Благо, "стая" почти вся оказалась в отпусках и не видела, что ее доблестный Акела выбросил себя на свалку самоуничижения и валяется там, как шелудивый пес. Меня сковывала вялость и робость. Домой я приходил поздно, хотя мои долгие размышления, прикидки и расчеты по вечерам в лаборатории можно было без греха оставить. Просто, я страшился смотреть в глаза Жене.Облегчение пришло в конце сентября... С вечера закрапал робкий дождик, но еще не верилось в его серьезность. Разве такой справится с подземными пожарами в торфяниках, если его следы тут же высыхают на асфальте?.. Ночью мы проснулись под настойчивый и деловитый шум обильно льющейся с неба воды. Так отраден был телу и душе влажный холод, втекавший в окно и разбудивший нас. Душа принимала очищение. И меня потянуло на исповедь. Женя мало что поняла в сути переживаемой мною научно-технической драмы, но чутко уловила истоки моих душевных мук. Она поняла, что ее милый Санечка просто-напросто запаниковал, как мальчик, отбившийся в лесу от взрослых. Она для начала успокоила меня. Чем? Пожалуй, я не смог бы дать себе в этом полный отчет. Тоном ли тихой ночной речи, искренним ли доверием к этой моей исповеди? Или нежным объятием? Или тем поцелуем в мои закрытые веки, каким она, случалось, утешала и дочерей своих, склонных к меланхолии так же, как и их папочка?.. Когда же я успокоился, благодаря исповеди и ночному дождю, и жажда жизни восстановилась в моей душе, она спросила далеко не с напускной строгостью:

– Это как же тебя, Санечка, понимать? Ты разуверился в ценности работы, которую свершаете со "стаей"?– Вовсе нет. Напротив, когда все задыхались от дыма, я думал об экологической катастрофе, на которую человечество обрекает себя, продолжая сжигать органическое топливо. Углекислый газ, парниковый эффект и так далее, ты это все представляешь. Как раз ничего нам всем не нужно так, как источник чистой энергии... Я усомнился в себе самом. По Саньке ли шапка?

– Понятно, Величко, ты явно "пережимаешь" в своей скромности. Болтать о высоком, верно, мерзость. Но нести в себе высокое, осознавать свое достоинство человек обязан... Какой славный дождь, и я тебя очень-очень люблю. Спи, мой хороший.Та ночь отразилась в Женином дневнике:

"Кончились наши муки, дождь погасил торфяники. Ветрено. Даль холодна и прозрачна. Воздух чистый и очень "вкусный". Ночной разговор с Сашкой. Года два уже, от времени нашего "развода" примерно, нет во мне наивной мечты "редактировать" мужа, лезть в его творческую "кухню". Но над психологией творчества раздумываю постоянно. Заболела этим. Но теперь уже – в связи с собственной работой учительницы.Можно ли вторгаться в эту заветную область духовную, что составляет тайну тайн? Сказать твердое "нет" не могу. Иначе какой же я педагог! Наверное, можно – только опосредовано, окольными путями и с большой-большой любовью к детям.

Из первого своего года вынесла немало радостей, но и горечи тоже. Сразу отошла от учебников и официальных методик, вернее сказать, и не приблизилась к ним из-за брезгливости. Сняла с ребят "крепостную зависимость" – знать "образы" всех этих "лишних людей". Оценки в сочинениях ставила лишь за грамотность и умение передать словами живую мысль. В устных ответах – за культуру речи и искренность желания участвовать в беседе, идущей на уроке. Добилась ли я чего-нибудь от своих восьмиклассников? Трудно сказать. Лишь небольшая часть ребят, которые и на "образах" бы не подкачали, порадовали меня проникновенным вчитыванием в российскую словесность.В конце года о моих "экспериментах" прознало начальство. Что тут началось! Но все три мои восьмых класса грудью встали на мою защиту!Летом, в самую эту дымину, читали мы с зайками вслух по очереди "Детство Никиты". И пришло ко мне понимание – большинство моих учеников просто не приучены к такому вот, взахлеб, читанию.Начала второй год, предложив девятиклассникам вслух прочесть чудесную повесть Алексея Толстого после уроков. Сама не ждала такого – слушали с горящими глазами и не разошлись, пока не дочитали до конца. На следующем уроке предложила разобраться, почему так захватило их это чтение. Ах, какая вышла дискуссия! И, кажется, что-то сдвинулось теперь и у самых "равнодушных". Вот как важно, чтобы человек смог по-настоящему прочитать хотя бы одну книгу. Дальше пойдет!"...В эту осень стая во главе с Акелой все же докопалось до причины своих неудач. По утрам тот или другой из "термоядерных волков" тащил на совет стаи своего "жертвенного быка" – вымученную в раздумьях гипотезу о природе "водородобоязни" уип-эффекта в парах лития. Ее тут же разносили в пух и прах, костей не оставалось – волки они и есть волки... Полная же ясность пришла однажды так, словно она давно была перед глазами, и никто бы не смог похвалиться, что решающее слово он назвал первым. А слово это было такое -"преждевременный перегрев". Водородный, то есть протонный газ на начальной стадии уип-эффекта производил преждевременный перегрев лития. Более легкие ядра водорода активно поглощали СВЧ энергию накачки и передавали ее ядрам лития в виде тепла за счет множественных соударений. Дальнейшее было похоже на то, как если бы вы попытались щелкнуть кнутом из разлохмаченной пакли...Правильное понимание сути происходящих явлений еще не означало их немедленного подчинения творческой воле. Зима и весна ушли, по сути дела, лишь на размышления: "Как перебороть преждевременный перегрев лития? Как?" Нетерпение "термоядерных волков" рождало горячий порыв к экспериментированию. Каждый вышел на "свободную охоту" и тащил на утренние "советы стаи" очередное кардинальное решение проблемы. Наши совещания превратились буквально в конкурс проектов. Однако выбивать у Стаднюка фрезерные и токарные "часы" для реализации наших макетов становилось все труднее. Увы, задача не находила ни теоретического ни практического решения. Одно было очевидно – мои кадры обретали опыт!В ту зиму Женя начала активно вывозить дочерей в Москву на выставки, в музеи, в театр и на концерты. Крепко вымотанный за неделю, случалось, я сладко засыпал под "Зимние грезы" или во время танца самой феи Драже. Мои прекрасные дамы в общем-то снисходительно относились к такой человеческой слабости.В противоположность предыдущему, лето 73-го в Подмосковье выдалось холодным и дождливым. Женя стала жаловаться на легкую ломоту в костях и мечтала прогреть косточки в Крыму. В июле всей семьей уехали в Коктебель. Нерешенная проблема преждевременного перегрева плазмы нешуточно тревожила меня: в октябре я должен был предъявить тему "Дебют" Госкомиссии... Ровно десять лет отделяло нас с Женей от медово-полынного месяца вот здесь на этих благословенных берегах. И снова, как тогда, носил я в себе свою Задачу. Снова, в надежде найти решение, я набирал белые, зеленые и розовые галечки и перемещал свои разноцветные армии, пытаясь разыграть сценарий уип-эффекта в водородно-литиевой плазме. Маша и Даша пришли в великий восторг от моих занятий. Наваливаясь с двух сторон на мои плечи, они пытались постичь логику игры, звонко крича при этом:

– Не так, не так, папочка! Ты сам ничего не понимаешь. Вот так же все красивее.

И я отдавал игру на откуп Машке и Дашке, отчетливо понимая, что не их докучливость мешает мне найти момент перехода от хаоса к гармонии в трехцветном мире... Я ведь уже убедился, играя на камешках, что уип-эффект в водородно-литиевой плазме не только возможен, но он имел бы учетверенную силу, если бы участники этого действа выстроились з определенный момент оптимальным образом. Нет здесь никаких нарушений физических законов, нужно только организовать физический процесс! Легко сказать, но как это сделать?Это и составляло предмет моих напряженных размышлений впредвечерние часы на писательском пляже. Девчонки носились со сверстниками в Волошинском парке, играя в казаки-разбойники. Женя тихо рукодельничала рядом... Я снова и снова сознательно пытался вживаться в физику явлений, происходящих в циркотроне при наличии влитиевой плазме ядер водорода. Пытался стать как бы участником «водородно-литиевой комедии», как иногда называли мои «термоядерные волчата» физику преждевременного перегрева... Нет, не возникало во мне того удивительного состояния, когда ты перенасыщен знанием о явлении, как туча грозовым электричеством, и молния мгновенной догадки сверкает сама в свой час, потому что не может не сверкнуть... Да, попробуй-ка выведи себя на такое! Или же, правда, нужно для этого трагическое состояние духа? Как это было со мною дважды, когда я страшился потерять Женю... Я посмотрел на нее и встретил ее затенно счастливый взгляд, и во мне горячо и коротко полыхнуло: «Да гори оно огнем, все мое творчество, если бы я захотел себе и Жене того, что с нами творилось оба те раза!» Было нам тогда по тридцать шесть лет. И все у нас было хорошо и ладно в эту золотую пору человеческой жизни, когда оставшийся на вашу долю ее отрезок кажется примерно равным уже прожитому. И еще столько ты можешь прожить, прочувствовать и сдепать! Тому залогом эта вот бесценная уверенность друг в друге вместе с неугасающим взаимным притяжением. Женя взглядом спросила: «Что, милый?» Конечно же, она видела, что со мною творится.

– Просто здесь я слишком благодушен и ленив, Женюра! – сказал я вслух. – Ничего у меня и не выходит. Вот вернусь в Синявино, там есть кому устроить мне "гибель всерьез".– Не сомневаюсь, – рассмеялась Женя, – Пойди, Санечка, найди наших девиц. Пора идти ужинать.

...Мы вернулись в начале августа, и "благодушие" сошло с меня мгновенно. Стаднюк вызывал меня к себе каждый день и требовал самого подробного отчета о состоянии дел по "Дебюту". Мне были понятны волнения Стаднюка: не может он допустить, чтобы от "этих недоумков", то есть Пересветова и Величко, зависела бы его собственная судьба! Начальник отдела – нижняя ступенька номенклатурной лестницы, ниже катиться уже некуда... Вот с этим своим пониманием ситуации я и выслушивал гневные филиппики Стаднюка о том, что скверное положение моих дел есть прямой результат неизжитой "пересветовщины" и "партизанщины", что мои методы исследования "тянут", в лучшем случае, на уровень студенческого научного кружка. Где теория, Саша? Где математическая модель циркотрона? Где осмысленный ход планируемого эксперимента? И где, я тебя спрашиваю, результат?... Крыть мне было нечем. И от Пересветова ждать хоть какой-нибудь помощи не приходилось. У него хватало хлопот с металло-электронникой. На "экзекуциях" у Стаднюка я большей частью просто отмалчивался, чем доводил начальника до раскаленного состояния. Он же, выдавив из меня, в конце концов, ближайшие планы, торопливо набрасывал на листочке чуть яи не почасовой график моей деятельности, пододвигал его ко мне вместе с авторучкой и говорил:

– Давай, "подписывайся кровью", Александр Николаевич! Жестчайшие эти сроки оказывались снова и снова сорванными.

Уип-эффект в водородно-литиевой плазме упорно не хотел даваться нам в руки. В конце сентября, за месяц до предъявления НИР Госкомиссии, Стаднюк вдруг стал снисходительным и очень вежливым.

В иные минуты от него веяло прямо-таки дружелюбием. Неожиданно предложил:

– Надо уточнить техническое задание. Мы имеем такое право. Поищи зацепку в этом документе, Саша! У тебя записано "должна быть получена реакция УТС в водородно-литиевом цикле"? Нужно, пожалуй, записать "должно быть исследовано условие или условия получения УТС". Попробуй что-нибудь в этом духе.

И я составил уточняющий документ, формально спасающий тему от провала и даже сулящий целый год продолжения работ, хоть и без дополнительного финансирования. Стаднюк сказал:

– Толково. Пойдешь вместе со мной к директору с этим уточнением. В конце концов, ты "виновник торжества" и должен получить свою порцию директорского перца!

Бердышев нас встретил довольно хмуро, молча пожал руки и углубился в изучение нашего "Уточнения ТЗ по НИР "Дебют"". Потом он поднял взгляд и протянул бумагу через стол Стаднюку.

– Нет. дорогие мои, к министру я с этим не пойду, как хотите! После того, что мы ему наобещали, прийти с таким, это знаете ли...– Владислав Петрович! – взмолился Стаднюк. – Завал темы из "Плана важнейших работ" ничего хорошего не сулит институту. Министерские клерки нас просто заживо сожрут!

– А кто вам сказал, Георгий Иванович, что я жду от Проблемного отдела завал темы из "Плана важнейших"? – Бердышев засмеялся, и я подумал: "Это и есть обещанный перец?".Чуть откинувшись в кресле, директор посмотрел на меня через очки и спросил:

– Что там у вас не выходит, Александр Николаевич?

Сглотнув подобие комка, теснившего горло, я принялся рассказывать о существе неудачи. Бердышев слушал заинтересованно. Больше всего я страшился услышать какие-нибудь его скоропалительные советы, которые он, борони господь, потребует еще и выполнять. Но ничего подобного не было. Директор сказал:

– Не волнуйтесь вы так, Александр Николаевич. Я ведь вас не собираюсь ни ругать, ни с работы снимать. Пока еще не за что. Вот завалите НИР из "Плана важнейших", тогда другое дело. Но у вас же еще уйма времени, целых сорок дней. Мобилизуйтесь.

Мы шли со Стаднюком под мелким осенним дождиком по мокрой асфальтовой дорожке, ловившей отражения желтых крон. Стад-нюк усмехался и вертел головой не то в восхищении, не то от возмущения "директорскими шутками", как он выразился. Я осознавал, что стою теперь перед последним пределом. Если НИР "Дебют" мы завалим, тематика УТС навсегда канет из планов Синявинского НИИ...Я вошел к себе в лабораторию, сел за стол и задумался. Ну что можно сделать за месяц, если без успеха прошли два года? Правда, кое-чему мы научились и кое-что новое узнали, потому что уму-разуму пожалуй, ничто так не учит, как неудачи. Если, разумеется, плотность следования этих неудач не превышает некоторой критической величины, за которой начинается апатия. Но разным бывает "потолок" утом ляемости от неудач. Это зависит от коллектива и от личностей, его со ставляющих... И, будто бы в подтверждение этой мысли, возни передо мною Гера Латников с почти ликующей своей продолговато физиономией. В руках у него был раскрытый американский журнал Оказывается, Гера наткнулся наконец-то в статье о лазерном УТС на описание эффектов преждевременного перегрева плазмы! Смесь там правда, была дейтерий-тритиевая, а ответственность за преждевремен ный перегрев, препятствующий уплотнению вещества, несли электро ны... Я допоздна засиделся над этой статьей. У американских лазер щиков дела тоже были не блестящие. Статья лишь оконтурировал проблему и не предлагала никаких решений. Но кое-какая теория все же имелась, это меня и заставило в нее вчитаться... По дороге домой меня будто бы догнала мысль: "А почему у нас в циркотроне с дейте рий-тритиевой смесью не возник эффект предварительного перегрев за счет электронов?" Ответ был несложен. Да потому что в уип-эффекте волна электронов, опережая волну положительных ионов собственно и создает схлопывание... Дома я оказался в половине одиннадцатого ночи. Женя, как всегда, терпеливо меня ждала. Потом кормила ужином, немного обижаясь моему "отсутствию". Вдруг, словно камешек попал мне на зуб, и я застыл с открытым ртом.

– Что это с тобой, Сашка? Придумал что-то важное?– Пока нет, но такие мысли даром не проходят!

Мысль же была такая: "Если бы в начальный момент волна ядер водорода почему-то задержалась и отстала от ионов лития, то она догнала бы основную группу как раз к моменту схлопывания и получился бы уип-эффект с учетрверенной силой, как это у меня получалось летом на цветных камешках!" Но как это сделать? Фантастика, ей богу!В полудремном состоянии я постоял под душем и едва добрел до постели. Мой усталый мозг требовал немедленного погружения в сон, в покой. Я крепко спал, когда пришла Женя. Я не осознал, а скорее ощутил всем своим существом ее приход и обнял ее, свежую и прохладную, и благословил, как должное, как простой и обязательный подарок прожитого дня, как ежедневный кусок хлеба насущного, вот это самое счастье – радостно почувствовать через полусон ее присутствие. Женечка!..Но с этой минуты мой сон не был ни глубок, ни прочен. Стучалось откуда-то изнутри или ниоткуда из темных глубин. Меня будто бы кружило в вихрях схлопывающейся плазмы... В конце ночи бредовое это состояние все же сменилось крепким сном. И приснился мне цирк. Мы снова четверо, как тогда, сидели на красных скамейках. И были на арене лошадки с плюмажами. Но не только... В центре арены стояла цилиндрическая клетка, в которой метались мелкие хищники. Послушные щелчкам кнута, лошади понеслись по кругу, а вдогонку им из клетки побежали стаей мелкие хищники...Я проснулся в изумлении: "Ну, и что же это еще за цирк такой?" И тут осенило: "мелкие хищники" – это же ядра водорода! Сплошной катод нашего циркотрона следует заменить сетчатым цилиндром и уже из этой "клетки" инжектировать водород отдельно от лития, то есть посадить туда этих чертовых "мелких хищников"! Так, так! Любопытно. Ну, конечно же, они смогут "выскочить" только тогда, когда уип-эффект погонит литиевую плазму к аноду и сетка оголится!.. Еще не проведя даже оценочного расчета, просто по ощущению красоты самой идеи, я понял, что решение пришло. Своевременное и поразительно легко реализуемое.Был уже рассвет. Стрелка будильника не дотягивалась до тонкой стрелки звонка лишь минут на восемь. Женя спала. Мне не терпелось поделиться с нею своей радостью.– Я придумал, слышишь, придумал, пришло во сне... Еще покатается наш министр на "Чайке" с атомным мотором.Женя проснулась. Смотрела расширенными в утреннем полумраке зрачками и восхищенно слушала мой рассказ.

– Ты только не заносись, Величко. Что-то подобное я уже читала. А, вот! Химик Кекуле долго не мог расшифровать структурную формулу бензола. Ему приснилась змея, кусающая себя за хвост. Он проснулся и, наконец, нарисовал бензольное кольцо.

Я поднялся. Отдернул чуть развеваемую ветром штору. За окном ползли низкие серые тучи. За дорогой по берегу речки пламенели липы и клены. Дождя не было, лишь чуть моросило, так что тротуары были не мокры, а только влажны. Осень! Любимое время бодрости, жадности к работе и к этому вот волнению, неутихающему в груди. Время щедрой траты самого себя, этой безудержной отдачи своего сердца, ума и всей вообще души тому, что так любишь – жене, детям, работе.

Я пришел в лабораторию первым. Не терпелось поскорее выложить на суд «стаи» свою ночную добычу. Когда все уже были в сборе, я заметил, что с Геркой происходит что-то похожее. И у него «жертвенный бык»? Гера не выдержал, заулыбался:

– Я знаю, как устранить преждевременный перегрев, Акела!

– Подумаешь, я тоже знаю! Давай сядем в разных углах, нарисуем и распишем, как все каждому из нас видится, а потом сличим то, что мы стобой "знаем".

Так и сделали. А остальные стихийно, по симпатиям разделились на две группы болельщиков и ждали результата. И вот листки легли рядом. Гера крикнул:

– И у вас сетка вместо катода, Александр Николаевич? Ур-р-а-а! – Как ты пришел к этому, Гера?

– Всю ночь не спал, выпил ведро кофе. Сидел в общежитейской нашей бытовке и толок-толок воду в ступе, пока логика не привела к решению задачи. А вы как?– Я-то как раз крепко спал! – рассмеялся я и рассказал "стае" свой "вещий сон".

– Да-а-а!.. – восхитился Латников. – Это, как с копателями колодцев! Один землю долбит, а другой проходит с ореховой рогулькой.– Не важно как, если вода в результате найдена. Правда?.. Тебе спасибо за эту американскую статью. Она, хоть и не о том, но навела на мысль.

...Когда наконец удалось собрать новый экспериментальный макет и отладить раздельную инжекцию лития и водорода, нетерпение достигло полного накала. Что покажет включение с СВЧ накачкой? Все понимали, что судьба лаборатории и тематики висит на волоске. Вдруг впереди новый непредвиденный барьер?.. И вот он, упоительный момент – высший момент бытия, когда послушная материя следует по указанному руслу! Всплеск на экране был невиданно острым. Когда расшифровали записи, оказалось – уплотнение 200. С таким уплотнением, возможно, у нас уже получилась и чистая реакция в протонно-литиевом цикле. Но мы этого не знаем. Как обнаружить ее в момент схлопывания?.. Решено было сфотографировать спектр световой вспышки в вакуумной камере циркотрона. В спектре должны наблюдаться линии гелия, который и есть продукт чистой реакции. Я строго предупредил своих держать язык за зубами до решающего эксперимента... И вот проявленная Рябинкиным спектрограмма легла на мой стол. И все мои мужики нависли над столом, как игроки в регби. Я наложил на спектрограмму кальку с заранее нарисованными в масштабе линиями гелия. Линии совпали. "Регбисты" дружно ахнули. Есть гелий! Свершилось!И тут загундосил зуммер переговорного устройства внутриот-дельской селекторной связи. Я нажал клавишу. Как в пустую кастрюлю, забухтел голос Стаднюка.

– Ты зашел бы ко мне, Саша. Надо же что-то делать.– Сейчас буду! – откликнулся я, подмигнув своим "термоядерным волкам".

Я словно бы летел над лестницей, как во сне, не касаясь подошвами ступенек, так был убедителен результат в виде спектрограммы в моей руке. Вид хмурого Стаднюка выражал нескрываемое презрение к адептам "пересветовщины" и "партизанщины", одним из которых являюсь и я.

– Ты почему не подготовил задание на моделирование процессов на ЭВМ? Я только что звонил на машину. Задания твоего у них еще нет.– Некогда было, Георгий Иванович, просто не до того.– Ну, знаешь, Величко, – не на шутку вспылил Стаднюк, – пора нам с тобой кончать эти детские игры! Тут уж так – либо песни, либо пляски. Если мы с тобой договариваемся, значит, нужно тебе...– На выбор, Георгий Иванович, – рассмеялся я, – могу спеть или же сплясать по вашему выбору.– Что значит? – слегка опешил Стаднюк.– А то, что техзадание по теме "Дебют" выполнено. Полюбуйтесь.

И тут я выложил перед Стаднюком спектрограмму и кальку! Стаднюк прекрасно разбирался во всех тонкостях "Дебюта", ему не нужно было объяснять, он увидел и вскрикнул:

– Как это тебе удалось?

Конечно же, я соловьем пропел о пришедшем во сне решении. Короткая дрожь пробежала по опущенным векам Стаднюка. Не заметь я этой дрожи, за чистую монету принял бы его восхищение:

– Ну, ты молодец, Сашка! Давай же скорее твою руку, поздравляю! Это нужно немедленно отметить. Это же первый серьезней успех нашего Проблемного отдела! Спасибо, Величко, спасибо!.. Соберем коллектив отдела на митинг и непременно разобьем бутылку шампанского об твой циркотрон. Большому кораблю – большое плаванье!

Спуск на воду этого "большого корабля" действительно состоялся в конце того же дня в коридоре второго этажа. Еще со времен "Эха" и "Эллинга" я знал, как упорно проводит в жизнь Стаднюк свои выдумки, даже такие смехотворные, как эта. Отговаривать бесполезно... На столе, покрытом красной тканью, "термоядерные волки" установили циркотрон вместе с магнитом. Висела над столом и бутылка шампанского, подвешенная к штанге осветительной арматуры. Георгий Иванович сказал яркую прочувствованную речь, пафос которой свелся к тому, что именно изживание примет "партизанщины" из жизни Проблемного отдела сделало возможным нынешний, мирового класса, успех. Пересветов, сняв очки для внеочередной протирки, с улыбкой слушал эти откровения. Стаднюк выискал глазами меня и по-отечески заулыбался.– Ну, так иди же, Саша, разбей бутылку! Счастливого плавания!Что оставалось делать? Я взял бутылку, отвел ее в сторону на высоту вытянутой руки и прицелился в магнит циркотрона. Бутылка шарахнулась об угол сердечника. Выплеснувшаяся пенная струя лишь малой своей частью окропила "большой корабль". Добрая же половин ее мощности пришлась на долю ни в чем не повинной Галочки Сафоновой, основательно вымочив ее нарядное платье."Как же он не чувствует пошлости, наш дядя Жора?" – подумалось мне.Гудел зуммер, возвращая меня в последний день уходящего 73-го года. Ну вот, легок на помине... Голос из кастрюли:

– Величко, ты у себя? Зайди ко мне, хочу с праздником поздравить и дело одно есть.

"Термоядерные волки" заулыбались с отвагой отпетых висельников. Кто-то из них хмыкнул:

– Из нашей сказки сейчас выпустят дух! Я сбежал по лестнице и прошел через зал механической мастерской. В предпраздничный короткий день станки не гудели, металлист занимались их уборкой, и пуст был пока добротный стол, поле сражений "козлятников" в обеденные перерывы и после рабочей смены Стаднюк так и не поменял местоположения своего кабинета. Может быть, из желания быть ближе к домино? А забавно бывает видеть!.. Спускаешься в десять часов вечера, одуревший от усталости и неудач, здесь баталия, и гремят пушечными ударами кости. Азартный игрок Георгий Иванович Стаднюк, кандидат технических наук, начальник отдела, член НТО им. А.С. Попова, кавалер четырех орденов, сражается в паре со слесарем Огарковым против фрезеровщиков Дядькина

Коноплева. Сражается, бывает, и до полуночи. То-то утром, злой, как выкипающий самовар, учиняет всем нешуточные разносы!.. Любопытно, вчера сражался? Нет же, вчера был стихийный блиц по шахматам в коридоре второго этажа. Стаднюк все пытался "высадить" Герку Латникова, но тот оказался в ударе и разделывал всех подряд, в том числе и Стаднюка, нисколько не щадя самолюбия этого лучшего игрока в отделе.

В кабинете Стаднюка был еще и Аскольд Селезнев. Стаднюк скачал:

– Все в сборе, и парторг отдела и сам Иванушка-Разработчик. Прошу вас обоих дать принципиальную оценку материала в новогоднем выпуске нашей стенной газеты.– По-моему, все это баловство, игра ума, – сказал Селезнев спокойным тоном прогрессивных парторгов из отечественного кино.– Почему же? – не согласился я. – В сказке этой есть кое-какая философия. Сказка ложь, да в ней намек!– Верно! – сказал Стаднюк. – Эта сказка именно ложь, и намеков в ней до хрена. Невысокой пробы намеков – вот в чем беда. Зачем этот курятник"? Скажите, как задело нашу молодежь, что пришлось повкалывать на стройке! Так ведь все же на равных выкладывались. И что это еще за Царь Горох такой? Это на Бердышева или на министра намек? Это уже просто некрасиво...

Под ударами Стаднюка сказка разваливалась в пух и прах. "Интересно, отреагирует ли он на портретное сходство с Серым Волком?" – подумалось мне. Но Стаднюк, что называется, и ухом не повел.

– Георгий Иванович, – удалось мне наконец вклиниться в его сердитую речь, меня-то вы за что корите? Я сторона пострадавшая,

сарж" на меня нарисовали!

– Не прикидывайся ты и впрямь Иванушкой, Величко! Эта сказочка наносит вред моральному климату в коллективе, за который я отвечаю по должности. Ты тоже, кстати, отвечаешь за идейно-воспитательную работу в своей лаборатории, хотя ты и беспартийный. Это же дело рук твоих орлов и еще двух с третьего этажа. Называю поименно...

Стаднюк взял листок бумаги и стал называть и записывать фамилии. "Ну, пропали ребята! – ужаснулся я. – Ни повышения зарплаты, ни продвижения по должности". Стаднюк сунул листок под стекло на своем столе. Сказал, демонстративно обращаясь к одному лишь Селезневу:

– Как начальник отдела, Аскольд Васильевич, я требую убрать вредный материал из стенгазеты и предлагаю заслушать отчет редколлегии на партбюро. Думаю, что "пострадавшая сторона" присоединится к моему мнению?– Мне можно идти, Георгий Иванович? – спросил я.

Но Стаднюк не собирался отпускать ни меня, ни Селезнева. Что-то за этим крылось. Разговор о сказке это лишь ловко разыгранный дебют. Когда говоришь со Стаднюком, всегда чувствуешь себя будто бы внутри шахматной партии, в которой Стаднюк одновременно и игрок и могущественный ферзь. Такой ферзь, однако же, что может сделать и "ход конем", если захочет.