Текст книги "Звездное вещество"
Автор книги: Евгений Черненко
Жанры:
Роман
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
Но я чувствовал, что неспроста был задан вопрос, и само появление здесь разжалованного саратовского директора – неспроста... Репродуктор позвал участников семинара к ужину. Стеклянный аквариум столовой светился в березняке среди стеариново-белых стволов. В столовой все столы были составлены буквой "П". В центре ее перекладины, держа бокал, поднялся Бердышев. "Семинаристы" наполняли тарелки закусками. Бердышев начал торжественно, сообразно моменту:
– Ну, что же, друзья мои, хочу пожелать нашему семинару и в этом году не уронить свою высокую марку. Пусть он, как и прежде, станет для нас очередным перевалом, с которого хорошо видны горизонты, как ближайшие, так и отдаленные... В добрый час!
Через полчасика, оглянувшись вокруг, я обнаружил в себе такое чувство, будто бы участвую в большом семейном ужине, собравшем всех близких и дальних родственников. Смех и шутки, и дружественная оживленная беседа, и непринужденное подтрунивание то здесь, то там по всему периметру огромного стола.И люди, которых знал раньше по их работам, открывались через улыбку, взгляд или жест в своей непринужденности. Как же радостно это оказалось – осознавать себя, пусть еще не вровень с ними, но все же причастным к тому, что гордо называется "фирма"! И так хотелось настоящего деяния, чтобы еще полнее причаститься к этому. Чтобы еще многие годы в сентябре, когда завершает свой сезон база отдыха "Лешачье озеро", снова оказаться здесь на семинаре, отчитаться о сделанном, выдать новые идеи и увидеть, что еще нужно сделать. И чтобы так же молодо и горячо стучало сердце от ощущения этой вот профессиональной мужской солидарности, и от заслуженного гордого сознания, что сделанное тобою еще нигде и никем в мире сегодня не перекрыто, и от благодарного воспоминания р самой родной и любимой женщине, которая ждет твоего возвращения и также верит в твой талант и успех...После ужина Стаднюк и Пересветов застряли в бильярдной. Первый в роли невыбывающего азартного игрока, второй в качестве страстного болельщика. Я поднялся в нашу комнату, разложил все свои плакаты и таблицы по столу и койкам, завесил ими окно и шкаф. Знакомый любимый выстраданный мир, в котором каждый изгиб кривой каждая формула и каждая цифра живут аукаются между собой, выражая переменчивую и загадочную суть явлений, нигде в природе, кроме твоей установки, не имеющих места. "Звездное вещество", получение в циркотроне, так же схоже с веществом настоящих звезд, как нейлон с натуральным шелком. Слияние ничтожной доли ядер дейтерия и три тия, участвующих в схлопывании порождает энергию пока еще в сотни тысяч раз меньшую, чем затраченная на сам уип-эффект. Как же еще немыслимо далеко до брейкивена! И будет ли он вообще когда-нибудь достигнут на циркотроне?..
Прохаживаясь вдоль своей "выставки" я продумывал доклад, но тревога не унималась, а лишь нарастала во мне... Я был готов на любые труды и лишения, только бы мне позволили продолжить работу! Но в этом-то и вопрос: будет ли продолжение?..
Я свернул плакаты в нужном порядке и лег спать.После завтрака "семинаристы" перешли в кинозал и Бердьшев открыл заседание. Впервые я имел возможность как следует рассмотреть и услышать Генерального директора. Был он высок ростом и по спортивному подтянут. Энергичное его лицо несло на себе потенциал неукротимой воли и постоянное ироническое, даже немного сердитое выражение. Строгие глаза за стеклами очков не улыбались, даже когда шутка или юмор на какое-то время смягчали жесткую складку губ. Бердышев говорил:– Авторитет нашего института огромен. Но мы выполняем ежегодно большое число мелких заданий, множество частных разработок, которые могли бы выполнить десятки родственных предприятий, порой жестоко страдающих из-за своей незагруженности. Мы же, именно в силу своей неоднократно подтвержденной смелости и ответственного отношения, вынуждены "клепать и клепать" эти изделия, достойные лишь нашего вчерашнего дня. Такова сила инерции. Известно же: кто везет, на того и грузят...По заводским еще своим представлениям, я ориентировался в грозном массиве проблем, которые раскрывал перед слушателями Бердышев. Обращаясь к своим ведущим специалистам, Генеральный ставил проблему крупно. Нужно выявить такие задачи, прежде всего за счет освоения новых физических явлений и принципов, чтобы они открывали новые пути в технике и обеспечивали институту прежний его авторитет. Здесь я заликовал – циркотрон по всем статьям подходил под эти требования! Но тут же Бердышев и остудил мой пыл.
– Но всего этого мало, дорогие мои, мы с вами ни на минуту не должны упускать из виду экономику. Пусть ваши новые идеи и разработки обеспечат наши заводы выпусками достаточно массовой или гибко изменяемой продукции.
Циркотрон меньше всего подходил для освоения на серийных заводах с целью подъема их экономики. Снова вчерашняя тревога вернулась в мое сердце, и я почти не слушал следующего докладчика. Я уже панически страшился собственного провала. Бердышев объявил короткий перекур.
– После перерыва, – сказал он, – заслушаем доклады наших "разведчиков" – начальника Проблемной лаборатории Пересветова и ведущего инженера Величко.
Во время перекура в разрыве облаков выглянуло солнце, согревая плечи и затылок. Я брел среди берез, стараясь унять сердцебиение, и вышел к прекрасной рябине. Предвещая суровую зиму, она только что не стонала под грузом сочных коралловых ягод. "Она весной рябина, а осенью – богиня! – услышал я тихий Женин голос. – За чьи же интересы грозит ей та погибель?" Ах, Женька моя милая, какая же это погибель? Дай мне Бог когда-нибудь достичь такого результата, как у этой рябинушки!...Доклад Пересветова шел, что называется, "на ура". Еще на хамсаринском плоту двенадцать лет назад я услышал впервые идеи, которые тогда казались завиральными. Длина свободного, без столкновений, пробега электронов в кристаллической решетке некоторых металлов порядка микрона, то есть поток электронов может проходить через пленку металла свободно, как в вакууме. Значит, кроме полупроводниковой твердотельной электроники можно мыслить металлоэлек-тронику, которая будет как бы аналогом старой, вакуумной, но непредставимо мощнее и эффективнее... В последние три года, путем виртуознейших опытов, Пересветов блистательно подтвердил давние свои, идеи.
– Научитесь выращивать пленки сверхчистых металлов, – обращался он теперь к нашим технологам, – дело за вами.
Пока шла жаркая дискуссия по докладу Пересветова, я развесил свои плакаты. Наконец директор повернулся ко мне вместе со стулом и
кивнул: "Начинайте!" Я тут же напрочь забыл первую уемистую фразу, которую заготовил с вечера и начал совсем просто:
– Мой доклад посвящен исследованиям недавно открытого явления в неидеальной плазме, которое может стать реальным ключом решению задачи управляемого термоядерного синтеза, то есть УТС.
Дальше, что называется, беря быка за рога, я перешел сразу к критерию Лоусона, чтобы обозначить корень проблемы УТС... Легкие ядра, участвующие в реакции синтеза, заряжены положительно и сильно расталкиваются. Чтобы преодолеть эти, кулоновские, силы расталкивания, необходимо столкнуть ядра с высокими скоростями. Для это го нужно нагреть термоядерное горючее до огромных температур. Но даже при высоких температурах ядра не обязательно сталкиваются. Вероятность взаимного рассеяния ядер в миллионы раз выше вероятности их слияния. Следовательно, нужно или удерживать температур газообразного топлива в 100 миллионов градусов достаточно долго, порядка секунды и более, что представляет огромные трудности, или же сократить время разогрева до миллиардных долей секунды, но при этом уплотнить горючее до огромных значений – порядка десятков сотен единиц плотности воды, то есть получить на земле крошечный лишь в силу своей малости, безопасный комочек звездного вещества, этом случае плазма удерживается исключительно за счет механической инерции самих ядер. Реакция синтеза должна произойти быстрее, чем они успеют разлететься. Такой способ называют инерциальным УТС Далее я развернул представления об инерциальном УТС на базе лазерного метода мгновенного разогрева термоядерного топлива и упомянул о методе, использующем для той же цели сверхплотные ускоренные пучки ионов. Подвергши критике оба эти метода, я перешел к "уип-эффекту". Сослался на собственную раннюю работу, благоразумно умолчав о причинах своих экспериментальных неудач, и отдал должное зарубежному коллеге Сандерсу. В достаточной мере заинтриговав аудиторию, я с помощью красочного плаката объяснил суть "уип-эффекта" или, если угодно, " эффекта кнута"...
– И пряника тоже? – не удержался кто-то на задних рядах. Грохнул добродушный смех, и я определенно почувствовал, что не только овладел вниманием, но уже и расположением к себе это очень взыскательной аудитории, состоящей из "китов" до "асов". Когда наступил черед циркотрона который является своеобразным СВЧ прибором, меня понимали с полуслова. Я чувствовал, слушатели оценили красоту идеи! Однако не следовало "растекаться мыслью" и я, экономя время, сразу же перешел к своим последним достижениям. Самый эффектный мой плакат назывался "Нейтронное дерби". Как в игровом автомате "Скачки", вдоль горизонтальных линий мчались наездники. Циркотрону соответствовала красная лошадка, прямо тебе Петров-Водкин! Я ткнул указкой в красного коня, привлекая внимание слушателей, и тут вдруг меня остановил Бердышев:
– Простите, что это у вас тут написано?– Ну, это метафора такая, Владислав Петрович. Дерби – это уже почти термин в специальной литературе по УТС.– Да черт бы с ним, с этим вашим дерби! Должен ли я верить своим глазам, красный ваш конь означает, что и вы получили нейтроны?
– Да, в полном соответствии с техническим заданием на НИР...
– Помолчите-ка!.. – оборвал меня Генеральный. – Товарищ Пересветов, кто вам разрешил в нашем институте такие вот развлечения?– Вы, Владислав Петрович.
Бердышев побагровел и поднялся со стула, не на шутку обозленный.
– Вы мне бросьте, Пересветов, эти шуточки! Я до такого дойти не мог. Я вам разрешил поставить тему по исследованию эффектов схлопывания в плазме, имея ввиду использование этих явлений главным образом в электронике. Ведь так? А вы опять самовольничали по своему обыкновению!..
Немного побледнев, Пересветов хранил, тем не менее, полное присутствие духа, тогда как меня трясло в буквальном смысле. Я только себя во всем мог винить, ведь это я же впечатал на машинке у Дмитриева те злосчастные нейтроны!
– Владислав Петрович, – спокойно объяснил Пересветов, – Это степановская фирма настояла вписать в техзадание такое требование. Мы его вписали, а вы не обратили внимание при утверждении документа.– А если бы они от вас потребовали вписать такое: "биться головой В стену"? – Бердышев уже не мог найти слов от возмущения. – Черт знает что творится в институте! Имейте в виду, Пересветов, это вам с рук не сойдет.
Он размашистым шагом стал ходить вдоль первого ряда. Его распахнутая спортивная куртка всякий раз обдавала меня ветром. Пересветов неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь сесть, потом снял очки и стал протирать их носовым платком. Без очков Лешкино лицо было невидящим и незащищенным... Вдруг Генеральный, резко остановив свое движение, уставился на Пересветова, и тот поспешно напялил очки и поправил их своим привычным манером, надавил безымянным пальцем у переносицы. Бердышев сердито сказал ему:
– Знаете, Алексей Сергеевич, вы как та хитрая девочка из анекдота, что, собираясь на очередное свидание, спросила у отца, можно ли ей поцеловаться...
В зале наступила тишина, потому что никто не увидел пока никакой аналогии, а сравнение казалось обидным. Но Бердышев продолжил:
– Папа ей сказал рассеянно: "Ну, уж согреши разок!" Она и согрешила, только по-настоящему и с последствиями.
В зале грохнул такой смачный хохот, что уже никак невозможно было бы Пересветову обижаться. Смеялся и Генеральный, багровея задыхаясь. Отсмеявшись, сказал:
– Ну, Пересветов, что мне с плодом этого вашего "греха" теперь делать? Тема ведь министерская, и вы ее успешно, как помнится, завершили. Уже и документы Госкомиссии отправлены в главк, не так ли?.. Это же козыри для моих неприятелей. Заклеймят ведь: Бердыше мол, чужую тематику узурпирует и народные средства проматывает на дилетантство... Скверно! Ну, что же, и на том, как говорится, спасибо Садитесь на место, Величко.– А вопрос можно к докладчику? – раздалось в зале. Это был Царев.
– Пожалуйста, Станислав Васильевич, – сказал уже спокойно директор.– Саша, я не совсем понял, где тут у тебя в циркотроне лошадь запрягается, хоть это и дерби...
И посыпались вопрос за вопросом, касаясь той части плакатов, которые я еще не успел тронуть указкой... Этим славным мужикам хорошо знающим цену крови исследователя или разработчика, был жаль прерванный доклад. И они, будто скомканную бумажку, подняли и разровняли и принялись читать, что там дальше написано. И снова вдохновение стало разгораться в моей душе, горькое и бесполезное, но в силу этого как раз, глубокое и свободное. Мне ведь нечего было уже терять! Слушал и Бердышев, сидя в прежней своей позе, полуоборотясь и к докладчику и к аудитории...– Саша, – пробасил Красилов, – Я забыл эквиваленты. Сколько, ты говорил, энергии содержится в литре простой воды? Скажем, в этой.Леонард Гаврилович постучал авторучкой по бутылке боржоми, стоявшей перед ним на столике. Я ответил:
– Тяжелый водород, содержащийся в литре обычной воды, имеет энергию трехсот литров бензина.
И тут дрогнули сердца автолюбителей, каковыми и были в большинстве своем эти мужики. Сразу же последовал вопрос:
– А мыслимо ли, Саша, хотя бы в отдаленном будущем так уменьшить размеры термоядерной установки, чтобы она разместилась в капоте "жигуля"? Наверное, свинца все равно потребуется столько, что его на пятитонке не увезешь.
Далекий, вихрастый и ясноглазый, мальчишка-автор проекта атмосферно-электрической станции вдруг ожил в тридцатипятилетнем инженере Величко, уже вдоволь хлебнувшем житейской горечи и научившемся хранить нежную ткань романтики под корой осторожности, рассудительности и иронии... Я и сам не заметил, как вдохновение вынесло меня в область научной фантастики, весьма рискованную для серьезного сообщения на семинаре, но вполне допустимую, как оказалось, когда это сообщение уже с треском провалилось. И Бердышев не сдерживал меня, автолюбитель ведь жил и в Генеральном директоре ...
– Дело в том, – сообщал я своим слушателям, – что природа, как и всегда, положила поближе к человеческим рукам то. что поплоше, а настоящие сокровища спрятала подальше– не сразу дотянешься... Очевидно, брейкивен и первые промышленные установки будут осуществлены на основе дейтерий-тритиевой смеси. Она требует относительно скромных усилий на поджиг и поддержание реакции. Но эта реакция сопровождается мощным нейтронным и рентгеновским излучением. Здесь на первом плане будет стоять проблема долговечности камеры сгорания и защиты персонала. Энергетическая установка будет иметь такие размеры, что не поместится и на ледоколе Арктика"... Но есть реакции, например, протоно-литиевая, в которой исходные продукты, обыкновенный водород и литий, совершенно не радиоактивны, а продукты реакции представлены только альфа-частицами, которые имеют электрический заряд и поэтому могут удерживаться электрическими и магнитными полями. В этом смысле установка типа нашего циркотрона идеальна, так как заряженные продукты реакции можно заставить генерировать СВЧ колебания, и реакция станет самоподдерживающейся, только топливо подавай...– "... и шахматная мысль станет средством междупланетных сообщений!" – закончил за меня Царев. Зал грохнул смехом, но мягко, незлобливо. А Бердышев спросил:
– Ну хорошо, товарищ Величко, вот если вам в настоящий момент выделить средства, обеспечить оборудованием, материалами, набрать персонал, когда можно было бы рассчитывать на термоядерный мотор для автомобиля?– Этого я не могу сказать, Владислав Петрович, – ответил я, чувствуя смущение при такой постановке вопроса. – Вот на этой диаграмме я пытался прогнозировать выход на брейкивен с помощью циркотрона. Получается пять-шесть лет при весьма напряженной работе исследовательской группы.
– Это прогноз для дейтерий-тритиевой реакции?– Разумеется. Других смесей мы еще не изучали.
– Жаль, – сказал Бердышев. – Но ничего не поделаешь. Дискуссию по этому докладу предлагаю не проводить. Мы и так на целый час затянули ответы на вопросы. И не о чем тут, друзья мои, дискутировать. Не наша это тематика, не наша!– Если не мы, Владислав Петрович, так кто же это еще сделает? -прогудел Красилов. – Такая красивая техника, аж руки чешутся. И жаль будет, если американцы нашего Величко снова опередят.– Мне тут ясно одно, – ответил Бердышев, – мы этим заниматься не имеем никакого права. Не хватало еще мне в институте радиоактивности и хлопот с радиационной безопасностью нашего городка. Покорно благодарю, дорогой Леонард Гаврилович!.. Перерыв на обед.
Засидевшиеся и истосковавшиеся по куреву "семинаристы" группами толпились на террасе. Я слышал там и сям обсуждение своего доклада. "Как они вообще в это влезли?" – "А ты Пересветова Алешку не знаешь? Ему только дай, а уж там куда кривая вывезет!" – "Но работа блестящая, ей богу, братцы!" – "Да-а-а! Моторчик бы такой для "жигулька" – вещь!" Я спрыгнул с террасы и зашагал через березняк, Вдруг знакомая рябина, отяжеленная своим урожаем, словно за рукав меня схватила: "Ну, и как?" Я остановился. "Скверно, рябинушка, ох и скверно же! Может быть, и худо гибнуть за чьи-то интересы, но еще хуже, когда ты становишься совсем не нужен... А ведь это действительно "мое место", прямо-таки по Михал Михалычу Пришвину. На этом месте я уже на сажень сквозь землю вижу, а еще бы поработал, стал бы видеть и на все три сажени. Жаль... И ведь этого "своего" никому не передашь, прав старик! Никакими статьями и диссертациями не исчерпаешь этого... Какой же это будет для моей Женечки страшенный удар! Вынесет ли она все это, или же опять начнется, как тогда в марте, если не пострашнее?.. Сунул в рот горсть рябиновых ягод. Кисловатая горечь вроде бы подбодрила. Я обернулся. Рядом стоял и смеялся Пересветов. Тоже сорвал горсть ягод и бросил их в рот.
– Ну, что, Величко, "в то утро он проснулся знаменитым"?
– Что толку? Хожу вот и хочется взвывать за Дубровского: "Еще вчера имел я хлеб и кров родимый, а завтра встречусь с нищетой..." Сам я, понятное дело, как щенок слепой. А ты на что же рассчитывал?– С нашим Генеральным в таких делах рассчитывать не приходится. Эх, рановато мы с тобою выскочили, Сашка! Надо было протонно-литиевую реакцию попробовать. Под это Бердышев дал бы тебе кредит доверия! А так – его понять тоже можно. Радиоактивность -штука поганая.
– Что же теперь мне делать, шеф Алексей Сергеевич?– Металлоэлектроникой заняться не хочешь?– Да иди ты!..
Семинар продолжался еще два дня, и я вроде бы все слушал, но мною владело чувство невосполнимой утраты. Такое же состояние у меня было в прошлом году, когда схоронили бабусю Марию... В мае старушка своим ходом приехала в гости к внуку, снохе и правнучкам. Но не скрывала и своего пристального интереса к Москве. В Москве же всему остальному предпочла Красную площадь, дивясь ее реальности. Очень была польщена возможностью походить внутри Кремля. А у Царь-пушки сказала с обезоруживающей наивностью: "То и хорошо, что не стрельнула. А то еще при тех бы царях вышел "атом"! Бомбы у нее вон какие здоровенные". Бабка Мария отказалась от Жениного предложения поселиться у нас, ссылаясь на то, что дома у нее осталась "скотинка". Имелась в виду дюжина кур. Расстались спокойно и без лишних слез. А в конце июня пришла телеграмма...При прощании во дворе, заполненном односельчанами, гроб стоил под старой вишней, и зрелые красные ягоды свисали над лицом мирно и навсегда уснувшей хозяйки. В тот же день мы с Женей, прощаясь с усадьбой, отходившей сельсовету, сорвали все цветы и устелили ими свежую могилку со сварным крестом. Звонко заливался над деревенским кладбищем жаворонок... По дороге на станцию зашли проститься и к родной криничке в Котовой балке... Я очнулся от воспоминаний и сосредоточился на очередном докладе.В субботу было только утреннее заседание. В заключительном выступлении Бердышев подвел итоги. О моем докладе он даже не обмолвился. Инцидент, как говорится, был полностью исчерпан. А ведь я ожидал от Бердышева позволения продолжить хотя бы физические исследования периодического уип-эффекта, без всяких там нейтронов. Такими работами ведь не занимается никто в мире! Пересветов теперь уже и не пытался меня утешить. Все было кончено...Вечером был банкет, но он тек сам по себе как бы мимо моего сознания. Разумеется, я выпивал и закусывал, но не веселило меня вино и не вызывало горячих мыслей о сопричастности к величию родной фирмы... Самым ярким впечатлением за вечер оказалось выступление "инициативной группы" во главе с Царевым. Они предложили вниманию присутствующих частушки, отразившие самые яркие события семинара. Острое словцо под баян сопровождалось взрывами хохота. Я вдруг услышал: "Дерби вроде бы не в моде, но при всем честном народе наш Величко – вот нахал! – на Нейтроне проскакал. Лучше б, Саша, не в седле – да-а эх! – а на атомном "жигуле"!" Не оставалось ничего другого, как только подняться в полный рост и раскланиваться под оглушительные аплодисменты.– Видишь, как ты всех задел за живое? – толкнул меня в бок Пересветов. – Не горюй, будет продолжение. Что-нибудь придумаем!Нет, не верилось мне в продолжение. Может быть, попробовать еще пробиться в какую-нибудь академическую "контору", занятую проблемами УТС? Но кому я нужен за пределами родного НИИ – без степени и звания, и даже без каких-нибудь прав на собственное изобретение и открытие!В конце ночи я вместе с теми, кто не жаждал больше ни вина, ни танцев с женским персоналом базы отдыха, переместился в "каминную". Ее специально выстроили на самом берегу этим летом, чтобы отвадить любителей ночных костров, которые могли, того и гляди устроить пожар в ближайших торфяниках. Это была крытая площадка с камином, который мог заправляться чурками и горел до утра. От камина шел сухой жар, побеждавший влажное дыхание большого озера. Сидели перед огнем на бревнах молча. И вроде бы не холод и влага время от времени приходили из черной темноты за несуществующими стенами "каминной", а дышала в спины сама судьба, напоминая "семинаристам", что вот и еще один год минул, хоть и ненапрасный и даже успешный, но приближающий к тем неумолимым временам, когда уже не захочется ни творить, ни веселиться, ни любить... Незаметно стала сереть тьма за пределами освещенного пространства, и четко вдруг проступили прибрежные березы и гладкая вода у кромки песчаного берега, накрытая дальше плотным туманом.
Не ложась спать, мы с Пересветовым обулись в резиновые сапоги и двинули в лес. Часа за три оба накидали в сумки по полсотни отборных боровиков. Вернулись к базе и неспешно шли по песчаной дорожке в березняке. Светило и грело солнце. Нас догнал Бердышев.
– Мужики, – сказал он, – Через полчаса моя машина стартует вСинявино. Быстро собирайтесь. Вы мне нужны. Есть мысли, обсудим впути.
Он быстро двинулся напрямик через рощу, высокий и размашистый, в синей куртке и бело-синих кроссовках 46-го размера. Пересветов сказал с напускным весельем:
– Сашка, держись! Кажется, нас ждет "прохождение порога"...
В машине я оказался на заднем сиденье между Пересветовым и тучным директором базы отдыха, привалившегося ко мне с правого боку, как мешок с овсом. Бердышев сидел рядом с шофером. На под-сыпной дороге "Волга" двигалась неспешно, объезжая рытвины промоины.
– Ничего, – сказал Бердышев, – весной мы заложим эту дорог бетонными плитами. Гравийная подстилка, похоже, прижилась уже здесь, улежалась. Сделаем еще подсыпочку, выровняем и уложим плиты. Сто лет прослужит дорога, пока будет благоденствовать наша баз отдыха "Лешачье озеро". Как думаешь, Семен Васильевич?
– Я вот думаю, Владислав Петрович, где нам сауну поставить.
– А что тут раздумывать? Рядом с озером на краю пляжа ей место. Зимой на полозьях притащим сюда землесосный снаряд. В то месте углубим дно, чтобы шею люди не сворачивали. Как хорошо: по парился – и ныряй! А болотце ржавое слева песочком замоем, такой пляж для детишек получится – Евпатория! – Бердышев хохотнул, до вольный, обнажая в улыбке белые крупные зубы.
Я почувствовал прилив нежданной симпатии к этому азартному во всем человеку, подходящему с одинаковым горением своей страсти и к дороге на Лешачье озеро, и к экономике своих заводов и к судьбе тематики своего НИИ... Какая мощная у него, многоголосая какая, доминанта! Фуга какая-то, а не человек. Надо все это Жене рассказать...Машина уже стремительно неслась по ровному шоссе, хлопая взвихренным воздушным потоком об такие же вихри встречных машин. Я поднял взгляд и увидел близко перед собой глаза Бердышева. Он перевел взгляд на Пересветова и засмеялся, качнув головой:
– Растравили вы мне душу, черти! Гоню, гоню от себя всю эту ересь, а вот бередит душу этот ваш атомный "жигуль"! Разумеется, за этим видится танк и самолет и так далее и тому подобное. Грезится мне этот ваш термоядерный циркотрон на чистом водородно-литиевом топливе без нейтронов и рентгена. Ведь прав же Леонард Гаврилович, мужики! Если не мы, то кто еще сумеет такое сотворить? Академия еще лет двадцать пять станет физику процессов ощупывать.
Бердышев смолк, видимо устыдившись несвойственной ему "лирики", потому что в следующий миг глянул мне в глаза уже по-бердышевски жестко и испытующе.
– А что, Александр Николаевич, если взять задачку по верхнему пределу: перепрыгнуть через все эти "нейтронные дерби", не зря же вас вчера в частушке обсмеяли, а заняться сразу чистой реакцией?
Вот оно, Алешка, "прохождение порога"!.. Словно бы на самом деле громадный камень в речном русле, охваченный белым полукольцом взвихренной воды, мчался навстречу плоту, и нужно было в считанные секунды Принять решение, куда отгребаться – влево или вправо. Я быстро взглянул на Пересветова и увидел в его глазах азартный блеск и, будто бы в грохоте наплывающего на нас порога, прочел беззвучное и единственно верное, совпадающее с моим, решение: "Берись, Сашка, не раздумывай!.." Я сглотнул от волнения и ответил плохо повинующимся голосом:
– Я бы взялся за такую работу, Владислав Петрович!
– Ну да! – невиданно рассердился Бердышев. – А годика через два, спустив в канализацию миллиончик-другой народных рубликов, положил бы на стол Госкомиссии дырки от бубликов! Прошу простить мне эту невольную рифму. Я же помню ваши графики, Величко! Нужно для этой вашей чистой реакции уплотнение единиц двести, а у вас сейчас – полтора десятка. Негусто!– Будет и гуще, Владислав Петрович! – сказал Пересветов. – Мы же только начали работу в этом направлении, установка пока еще не оптимальна. Конечно, за выход на брейкивен на первом этапе мы пока не возьмемся, но...
– Вот, вот, – жестко хохотнул Бердышев, – Узнаю своих "разведчиков"! Наше, мол, дело какое – подобрался к проблеме, "взял языка", а кровушку пусть потом пусть льет Леонард Гаврилович Красилов со своим гвардейским батальоном. Кому же еще, как не ему? Так не пойдет, Алексей Сергеевич. Если возьметесь решать проблему, так уж и с брейкивеном и со всем прочим, что нужно для получения промышленной энергии... И вообще, Пересветов, пора вам поменять статус лаборатории! Давно я знал, что Пересветов ходит у Генерального в любимчиках и даже ловко использует эту "близость к солнцу" во благо своему коллективу.
– Пора нам "разведчиков" превратить в "десантников", – продолжил Бердышев, – Чтобы вы могли сами "завязывать и выигрывать бои" на важнейших направлениях. Короче, есть идея: превратить Проблемную лабораторию в Проблемный отдел с мощным макетным производством. Сейчас мне видится у вас два направления – металлоэлек-троника и вот это "схлопывание неидеальной плазмы". Термоядом пока мы это называть не будем, чтобы не испугать идиотов из Главного научно-технического управления министерства... Как вам моя идея, Пересветов?– Владислав Петрович, я не гожусь в администраторы, – мрачно отозвался Пересветов. – Лаборатория – самое большое, где я могу еще быть начальником, не принося вреда государству.– А я вам сказал, что вы будете начальником нового отдела?.. Вы тоже это слышали, Величко?.. Ну, то-то же! Вы Алексей Сергеевич, будете только научным руководителем, а вот начальником будет Георгий Иванович Стаднюк.– О, Георгий Иванович отличный руководитель! – невольно вырвалось у меня, и я почувствовал резкий нажим пересветовского плеча. К этому времени директор базы уже мирно спал, наваливаясь на меня справа. Что это еще и Пересветов принялся давить?– Я знаю, что Стаднюк отличный руководитель, – улыбнулся Бердышев, давая мне понять, что не очень нуждается в рекомендациях по кадровым вопросам. – А вам, Пересветов, я вижу, не нравится такая кандидатура? Ничего, ничего. Правда, Стаднюк у нас человек сложной судьбы, но за битого на Руси всегда двух небитых давали. У него, кажется, есть и какие-то собственные идеи, привезенные из Саратова. Что же, пусть будет в проблемном отделе и еще одно направление. Должна же быть у Стаднюка отдушина в его нелегкой функции начальника отдела, находящегося, на самом деле, под началом научного руководителя. – Тут я снова ощутил довольно резкий толчок пересветовского локтя. "Во дает! – подумалось мне. – Я-то здесь причем?"– Вы кандидат наук, Александр Николаевич? – спросил Бердышев.– Нет, я только "кандидат в кандидаты", как у нас шутят.– Жаль. Назначить вам оклад, как у "остепененного" начальника лаборатории я все же не смогу. С персональной надбавкой по возможному максимуму выйдет рублей триста. Пересветов, может быть, вы не согласны и с кандидатурой Величко на должность начальника лаборатории?.. Ну, не дуйтесь же, не дуйтесь, Пересветов, хватит! Битый директор будет хорошим начальником отдела, уверяю вас.
...Как же все резко вдруг изменилось в мире. Как прекрасна была эта подмосковная осенняя земля с пустыми уже картофельными полями, с праздничными зеленями озимых и с заметно порыжевшими за неделю лесами. Прекрасен был и огромный "Антей", привычно и мгновенно узнаваемый по оригинальному хвостовому оперению. Самолет низко и величаво тянул над лесом, видимо, нацеливаясь на аэродром... И я, инженер Величко, мчался в директорской "Волге" к свершению небывало огромного дела, сходного по масштабам и государственной значимости, пожалуй, даже и с созданием такого вот самолета, как этот гигант!.. И дома меня ждала моя любимая женщина, нежная и кареглазая. И это к ней сейчас рванулась моя душа в радостном желании – скорее ее увидеть, обрадовать хорошими новостями, вызвать тем самым счастливый свет в ее глазах...
