Текст книги "Девять месяцев до убийства"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

– Не кричите, мадам, – сказал он шепотом, но твердо. – Мы не желаем вам зла. Но нам надо поговорить с вами.

Холмс осторожно ослабил хватку. Испуганный – надо думать! – женский голос спросил:

– Кто вы?

– Я – Шерлок Холмс. Я привел с собой вашего мужа.

Она даже вскрикнула от ужаса.

– Вы привели… сюда Майкла? Во имя господа, зачем?

– Кажется, на то есть причина.

Холмс вошел в комнату и дал мне знак следовать за ним. Я взял Майкла за руку и тоже вошел.

В комнате горели две керосиновые лампы, а в этом свете я увидел женщину под тонкой вуалью, которая, однако, не могла скрыть ужасного шрама. Сомнений не было – передо мною была Анджела Осборн.

Увидев сумасшедшего – своего мужа – она стиснула подлокотники кресла, в которое упала перед тем, и подалась вперед. Но затем снова отпрянула и застыла, будто мертвая, скрестив руки.

– Он не узнает меня, – пробормотала она в отчаянии.

Майкл Осборн неподвижно стоял рядом со мной и смотрел на нее пустыми глазами.

– Для вас это не новость, мадам, – сказал Холмс. – Однако у нас слишком мало времени. Вы должны все рассказать нам. Мы знаем, что Кляйн избил вашего мужа до потери рассудка и изуродовал вас. Расскажите мне, что произошло в Париже.

Женщина заломила руки.

– Не буду тратить времени в попытке оправдать себя, сэр. Оправданий мне нет. Вы, вероятно, понимаете, что я отличаюсь от тех бедных девочек внизу, в гостинице, которые занялись своим постылым делом от нищеты и неведения. В том, что я стала такой, повинен этот негодяй Макс Кляйн.

Вы хотите знать, что произошло в Париже. Я поехала туда, потому что Макс заключил насчет меня соглашение с одним богатым французским купцом. Пока была там, познакомилась с Майклом Осборном, и он влюбился в меня. Поверьте, сэр, у меня не было ни малейшего намерения опозорить его; но едва Макс Кляйн появился в Париже, он увидел шанс обратить себе на пользу его любовь. Наша свадьба была первой частью его плана, и он заставил меня склонить к ней Майкла. Мы поженились, хотя я со слезами упрашивала его отказаться от этой мысли.

Когда Майкл оказался всецело в его руках, Макс прибег к самому примитивному шантажу, мистер Холмс. Он заявил нам, что поставит обо всем в известность герцога Шайрского и будет угрожать ему объявить публично, кто на самом деле жена его сына. Он намерен был выставить меня перед всем светом, и тогда герцог, чтобы избежать позора, будет готов заплатить любую сумму.

– Но из этого ничего не вышло, – сказал Холмс с горящим взором.

– Да, не вышло. Майкл оказался не таким бесхребетным, как ожидал Макс. Он пригрозил убить Макса и даже попытался. Это было ужасно! Майкл, конечно, нс имел никаких шансов против Макса с его бычьей силой. Тот сбил Майкла с ног первым же ударом. Но после этого Макса охватило бешенство – вся его звериная натура, вся тяга к насилию выплеснулась наружу, и он избил Майкла так ужасно, что Майкл превратился в то, чем является сегодня. Он, вероятно, забил бы его до смерти, если б я не бросилась между ними. Макс схватил столовый нож – и вы видите, что он со мной сделал. Хорошо, что припадок гнева у него прошел, а то бы он убил нас обоих.

– Но хотя он избил до полусмерти Майкла и изуродовал вас, он не отказался от своего плана?

– Нет, мистер Холмс. Если б отказался, оставил бы нас в Париже – я уверена. Вместо этого он привез нас назад, в Уайтчапель и купил на немалые деньги, украденные у Майкла, эту гостиницу.

– Значит, эти деньги не выманены шантажом?

– Нет. Герцог Шайрский был щедр, пока не отлучил Майкла от дома. Макс забрал у Майкла все до единого пени. Потом он запер нас здесь, в «Ангеле и Короне» и, без сомнения, намеревался даже осуществлять свои гнусные планы – уж не знаю, какие они были.

– Вы сказали, что он привез вас назад в Уайтча-пель, миссис Осборн, – спросил Холмс. – Разве Кляйн родом отсюда?

– О, да, он здесь родился. Он знает здесь каждый закоулок. Его боится весь квартал. Только очень немногие отваживаются противостоять ему в чем-то.

– Вы знаете, чего именно он хотел?

– Добиться денег путем шантажа. Но что-то ему помешало. Я так и не смогла доискаться, что именно. А затем… Макс однажды утром пришел ко мне страшно важный и заносчивый. Он заявил, что теперь достиг видного положения в обществе, не нуждается больше в Майкле п собирается устранить его. Я стала умолять о пощаде. Может, мне удалось затронуть в его душе какую-то струнку, какие-то остатки человечности – во всяком случае, он заявил, что уступает мне и отвез Майкла в приют доктора Мюррея; он же знал, что Майкл совершенно потерял память.

– Что же привело Кляйна в великодушное настроение? Миссис Осборн, что это было?

– Я так и не смогла узнать. Я спросила его – неужели герцог Шайрский согласился заплатить большую сумму? Но он только ударил меня в ответ и заявил, чтоб я не совала нос в его дела.

– И с тех пор вы живете как затворница?

– По доброй воле, мистер Холмс. Верно, Макс запретил мне покидать эту комнату, но в действительности мое изуродованное лицо – лучшая гарантия, что я и сама этого не сделаю.

Сквозь вуаль было видно, как женщина потупила взор.

– Это все, что я могу сказать $ам, сэр.

– Не совсем, мадам!

– Что же еще? – спросила она.

– Остаются некоторые неясности в истории с хирургическим набором. А также с анонимным посланием, из которого лорд Карфакс узнал местопребывание своего брата Майкла.

– Сэр, я не знаю, о чем вы…

– Пожалуйста, не уклоняйтесь от ответа, мадам. Я должен знать все.

– Наверное, от вас невозможно иметь секретов, – воскликнула Анджела Осборн. – Кто вы, человек или сатана? Если Макс узнает, он, не задумываясь, убьет меня!

– Мы – ваши друзья, мадам. От нас он ничего не узнает. Как вам стало известно, что футляр с инструментами заложен в ломбард Джозефа Бэкка?

– У меня есть друг, который рискует своей жизнью, посещая меня здесь; он составляет мне общество и заботится обо мне.

– Без сомнения, это тот самый Томми, которого вы ожидали, когда я постучал в дверь?

– Прошу вас, не выпытывайте, мистер Холмс! Заклинаю вас!

– Я вовсе не выпытываю. Просто мне хотелось бы узнать о нем больше.

– Томми сейчас помогает доктору Мюррею в его приюте для бедных.

– По вашему поручению?

– Да. Я хотела знать, как дела у Майкла. После того, как Макс увез его в приют, я однажды, рискуя жизнью, ускользнула отсюда и отправила письмо лорду Кар-факсу. По меньшей мере это-то мне следует сделать для Майкла, подумала я. Я была уверена, что Макс никогда не узнает про письмо; ведь Майкл ничего не помнит, и мне казалось, у лорда Карфакса не будет никакой возможности отыскать меня.

– А операционный набор?

– Томми услышал, как Салли Янг предложила доктору Мюррею заложить его. Мне пришло в голову, что с помощью такого средства можно подвинуть вас, мистер Холмс, со всеми вашими талантами, отправиться на охоту за Джеком Потрошителем. Я еще раз ускользнула отсюда, выкупила набор и послала вам домой.

– Вы специально оставили скальпель у себя?

– Да. У меня не было никаких сомнений, что вы поймете намек. Когда не поступило никаких известий, что вы взялись за расследование дела, я отчаялась и послала вам недостающий скальпель.

Холмс подался вперед, на его орлиных чертах отразилось крайнее напряжение.

– Мадам, когда вы пришли к выводу, что Потрошитель– Макс Кляйн?

Анджела Осборн провела руками по вуали и простонала:

– Ах, я не знаю, ничего не знаю!

– Почему вы решили, что он – Потрошитель? – безжалостно настаивал Холмс.

– Потому что эти убийства были такими жестоки-ми! Я даже представить себе не могла, что кто-то, кроме Макса, способен на такие изуверства. Его ярость. Его приступы бешенства…

Это были последние слова, услышанные нами от Анджелы Осборн. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Макс Кляйн. Лицо его искажалось неудержимой яростью, а палец лежал на спусковом крючке револьвера.

– Если кто-нибудь из вас хотя бы пальцем пошевелит, – проревел он, – я отправлю вас обоих в пекло!

Не оставалось никаких сомнений в серьезности его угрозы.

Ищейка отправляется на покой

Прозвенел колокольчик у входной двери. Эллери даже не шелохнулся.

Зазвонил снова. Он продолжал читать.

Третий звонок.

Он дочитал главу и только тогда пошел открывать.

Когда он, наконец, дошел до двери, посетитель уже оставил свои попытки дозвониться и ушел. Правда, перед уходом он успел подсунуть под дверь телеграмму:

«ДОРОГОЙ ДРУГ МНОГОТОЧИЕ В ПОИСКАХ ШИПА ТВОЙ СЫСКНОЙ ПЕС ОБРЕЛ РОЗУ ТЧК ОХОТА ЗАКОНЧЕНА ТЧК ЕЕ ЗОВУТ РЭЙЧЕЛ ХАГЕР ОДНАКО НИ ОДНО ИМЯ НЕ ПЕРЕДАСТ ЕЕ КРАСОТЫ ТЧК ГРУДЬ РАСПИРАЕТ ГОРДОСТЬ ДВОЕТОЧИЕ ОНА ЗАЕЗЖАЛА НА ТОТ ПИКНИК ТОЛЬКО ЧТОБЫ УВИДЕТЬ МЕНЯ ТЧК СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ – БРАКОСОЧЕТАНИЕ ТЧК МЫ ХОТИМ ДЕТЕЙ ТЧК ПРИВЕТ ТЕБЕ ОТ НАС ОБОИХ ТЧК

ГРАНТ»

– Слава тебе господи, – громко сказал Эллери. – Наконец-то я от него отделался.

И вернулся к Шерлоку Холмсу.

Одиннадцатая глава. Очистительное пламя

Думаю, Холмса не испугал бы револьвер Кляйна, если б следом за владельцем «Ангела и Короны» в комнату миссис Осборн не вошел еще один тип, в котором я узнал бандита, нападавшего на нас с Холмсом. Оказавшись под дулами двух револьверов сразу, Холмс почел за лучшее выждать.

Ярость Макса Кляйна перешла в сатанинское злорадство.

– Вяжи их, – бросил он своему клеврету. – А ежели кто попробует сопротивляться, получит пулю в лоб.

Мне пришлось беспомощно созерцать, как бандит оборвал шнуры от штор и несколькими умелыми движениями связал Холмсу за спиной руки. Меня он подверг аналогичному обхождению, но Кляйн потребовал большего.

– Посади-ка нашего славного доктора вон там и привяжи ему ноги покрепче к ножкам кресла.

Я не мог взять в толк, почему Кляйн видит во мне большую опасность, чем в Холмсе. Невеликое мужество, которым я обладал, подавлялось страстным желанием провести на белом свете без остатка все годы, которые отмерил мне всемогущий господь.

Не дожидаясь, пока его прислужник закончит вязать узлы, Кляйн обратился к Холмсу.

– Вы что же, и в самом деле думаете, что ваше вторжение в мой дом могло остаться незамеченным, мистер Холмс?

Холмс ответил совершенно спокойно:

– Любопытно, как вы узнали о нем.

– Один из моих работников хотел выкатить во двор парочку пустых бочек, – ответил Кляйн с ехидной улыбкой. – Не ахти как сложно, мистер Холмс, признаюсь. Зато конец всей игры – за мной: я вас поймал.

– Поймать меня, как вы выразились, Кляйн, и удержать меня – совершенно разные вещи, – сказал Холмс.

Мне было ясно – он пытается выиграть время. Но – безуспешно. Кляйн проверил путы на моих йогах и руках, остался доволен и сказал:

– Вы пойдете со мной, Холмс. Побеседуем с глазу на глаз. Впрочем, если вы ждете, что к вам подоспеет помощь с улицы, вынужден вас разочаровать. Я выставил всех из моего заведения. Все закрыто и заперто.

Бандит с озадаченной миной указал на Анджелу Осборн.

– Мы что, оставляем ее с ним? Она же развяжет его!

– Не посмеет, – сказал Кляйн и снова разразился смехом. – Во всяком случае, до тех пор, пока цепляется за свою жалкую жизнь!

К несчастью моему, он оказался прав. Холмса и Майкла Осборна увели, а оставшаяся со мной Анджела Осборн была глуха ко всем моим просьбам. Мое красноречие не дало никаких результатов. Она в отчаянии глядела на меня и жалобно повторяла:

– О, мне нельзя, мне нельзя.

Так минуло несколько самых долгих минут в моей жизни; мне оставалось только напрягать мускулы в надежде ослабить путы да убеждать себя, что Холмс сумеет как-то выручить меня.

И тут наступил самый ужасный миг из всех, когда-либо пережитых мной.

Дверь отворилась.

Кресло, к которому я был привязан, стояло так, что мне невозможно было видеть вошедшего. Но Анджеле Осборн с ее места была видна дверь. По выражению ее лица я попытался догадаться, что меня ждет.

Она вскочила с кресла. При этом вуаль соскользнула, и я увидел шрам, который она скрывала, во всей красе. Все фибры моей души содрогнулись при виде этой ужасной отметины, которой наградил ее Макс Кляйн. Но еще в большее содрогание меня привело дикое выражение лица, с которым она смотрела на пришельца. Затем к ней вернулся дар речи.

– Потрошитель! О великий боже! Это Джек Потрошитель!

К великому своему стыду должен признать – первой реакцией моей было все же чувство облегчения. Человек вошел в комнату, и, увидев стройную фигуру аристократа в цилиндре, в безупречном вечернем костюме и в накидке, я воскликнул с благодарностью:

– Лорд Карфакс! Само небо посылает мне вас!

Но уже в следующий миг ледянящая душу истина вдруг явилась мне – в руке его сверкнул нож. И под личиной благородства мне открылось безумие, ненасытная кровожадность дикого зверя.

Анджела Осборн уже не могла кричать от ужаса. Она сидела, оцепенев, когда аристократ-убийца бросился к ней и в мгновение ока сорвал с нее одежду. Она едва успела промолвить несколько слов молитвы, прежде чем лорд Карфакс вонзил нож в ее обнаженную грудь. Рассказывать о последующем – о его неумелых попытках вскрыть грудную клетку – у меня не поворачивается язык. Скажу только, что в этот раз он оказался далеко не на уровне – НЄСОіМНЄННО, потому, что времени у него было в обрез.

Тело Анджелы Осборн, истекая кровью, осело на пол. Безумец схватил керосиновую лампу и погасил ее. Затем стал поливать из нее все вокруг. Намерения его были очевидны. Как демон, вырвавшийся из ада, он бросался из одного угла комнаты в другой, оставляя за собой мокрый след на полу; затем он выскочил в коридор, откуда скоро вернулся с опустошенной лампой. Он бросил ее на пол, и она разлетелась на тысячи осколков.

Затем он взял вторую лампу и зажег ею керосин у себя под ногами.

Поразительно, но после этого он не обратился в бегство. Даже в тот миг – самый ужасный в жизни моей – я удивился его поведению. Мания величия, которой он был одержим, стала спасением для меня и погибелью для него. Когда языки пламени заплясали по полу и выбежали в коридор по керосиновому следу, он бросился ко мне. Я закрыл глаза и предоставил душу свою воле создателя. К изумлению моему, он не вонзил в меня нож, а всего лишь разрезал веревки. Потом поднял на меня безумный взор и потащил сквозь огонь к ближайшему окну. Я хотел было сопротивляться, но чудовищная сила безумца превзошла мою. Он страшно ударил меня спиной о раму, так что вылетели стекла. А затем громовым голосом прокричал слова, которые я и поныне слышу в кошмарных снах.

– Сообщите на весь свет, доктор Ватсон! – воскликнул он. – Скажите всем: Джек Потрошитель – лорд

Карфакс!

И выбросил меня на улицу. Платье мое местами загорелось, и я вспоминаю, как смешно пытался сбить пламя, падая со второго этажа. Я с силой ударился о мостовую, успел услышать, как кто-то бежит ко мне, и тут чувства, смилостившись, покинули меня.

Я провалился в пустоту небытия.

Двенадцатая глава. Конец Потрошителя

Первым, что я увидел, придя в себя, было лицо Радьярдса – моего друга, на которого я оставил свою врачебную практику. Я был на Бейкер-стрит, в своей комнате.

– Могло быть и хуже, Ватсон, – сказал он, держа руку у меня на пульсе.

Воспоминания разом нахлынули на меня.

– Как долго я спал, Радьярдс?

– Двенадцать часов. Я дал вам снотворного, когда вас привезли сюда.

– Как мои дела?

– При данных обстоятельствах – отлично. Сломанная лодыжка, вывихнутая рука и ожоги – правда, болезненные, но не тяжелые.

– А Холмс? Что сталось с ним? Он…

Радьярдс указал на другую сторону кровати. Там сидел Холмс с необычайно серьезным лицом. Он был бледен, но, кажется, цел и невредим. Волна благодарности затопила меня.

– Ну, мне пора идти, – сказал Радьярдс. И добавил обращаясь к Холмсу. – Позаботьтесь, чтобы он не разговаривал слишком много, мистер Холмс.

Радьярдс попрощался, обещал зайти перевязать мои ожоги и предостерег еще раз, чтобы я не перенапрягался. Однако неудобство моей позы и испытываемая боль не могли сдержать моего жгучего любопытства. Холмсу просто ничего не оставалось, как удовлетворить его, хотя он и принимал во внимание мое состояние. Итак, я без обиняков сообщил ему, что произошло в комнате бедной Анджелы Осборн после того, как его увел Кляйн.

Холмс кивал, слушая, но я видел – его что-то мучает. Наконец, он сказал:

– Боюсь, дружище, это было последнее наше совместное приключение.

– Почему вы говорите так? – спросил я, и отчаяние охватило меня.

– Потому что ваша милая супруга вряд ли доверит еще раз вашу драгоценную жизнь такому авантюристу, как я.

– Холмс! – воскликнул я. – Я ведь не ребенок!

Он только покачал головой.

– А теперь вам снова надо уснуть.

– Вы же знаете, что я не смогу, пока не узнаю, что сталось с Кляйном. После снотворного мне приснился кошмар – вы, мертвый…

Я содрогнулся, и он положил свою руку на мою – столь редкое для него проявление сердечной склонности.

– У меня появился шанс, когда огонь охватил лест-ницу. Кляйн торжествовал свою победу. Он как раз намеревался поднять свой револьвер, когда все кругом заполыхало. Дом вспыхнул, как спичка. И он, и его приспешник погибли в пламени. От «Ангела и Короны» остались одни стены.

– Но что случилось с вами, Холмс? Как же вы?..

Холмс улыбнулся и пожал плечами.

– Все зависело от того, сумею ли я освободиться от пут. Вы знаете, насколько я преуспел в этом искусстве. Майкла Осборна, к сожалению, спасти не удалось. Бедняга, кажется, желал смерти. Он противился моим попыткам вывести его наружу. Он прямо-таки бросился в огонь, и мне пришлось выпустить его, чтобы спасти собственную жизнь.

– В сущности, так распорядилось провидение, – пробормотал я. – А Джек Потрошитель, это чудовище?

Серые глаза Холмса заволокла печаль. Он, казалось, думал совсем о другом.

– Лорд Карфакс тоже погиб. Я уверен, что тоже по своей воле, как и его брат.

– Разумеется. Смерть в огне он предпочел петле палача.

Мысли Холмса, кажется, по-прежнему витали где-то вдали. Он сказал торжественно:

– Ватсон, давайте будем уважать выбор достойного человека.

– Достойного человека? Вы шутите! А, понимаю – вы, верно, хотите сказать – достойного, пока им не овладело безумие? А герцог Шайрский?

Холмс опустил голову.

– И о герцоге у меня только скверные новости. Он покончил с собой.

– Понимаю. Не перенес удара, когда открылись ужасные злодеяния старшего сына. Как вы узнали об этом, Холмс?

– От горящей гостиницы я сразу отправился на его квартиру – на Беркли-Сквер. Меня сопровождал Лестрейд. Но мы опоздали. Он уже знал про лорда Карфакса. Он бросился на шпагу, которую носил в трости.

– Смерть, достойная истинного дворянина!

Мне показалось, Холмс кивнул в знак согласия. Во всяком случае, он слегка опустил голову. Видимо, был сильно подавлен случившимся.

– Неудовлетворительное окончание дела, Ватсон.

В высшей степени неудовлетворительное, – сказал он и надолго замолчал.

Я чувствовал – ему хочется закончить тягостный разговор, но жгучее любопытство не позволяло мне это сделать. Я даже забыл про сломанную лодыжку и боль от ожогов.

– Не знаю, почему вы так говорите, Холмс. Ведь Потрошитель мертв.

– Это правда, – сказал он. – Но вам действительно следует поспать, Ватсон.

Он сделал попытку подняться.

– Просто не смогу заснуть, – сказал я хитро, – прежде чем все камешки в этой мозаике не будут на месте.

Повинуясь судьбе, Холмс снова присел на кровать.

– Даже мне по силам проследить цепь последних событий, которые привели в конце концов к пожару. Безумный Потрошитель, каковым оказался лорд Карфакс, скрывавшийся под личиной филантропа, не знал ни того, как выглядят Анджела Осборн и Макс Кляйн, ни того, где они находятся. Я прав?

Холмс не ответил.

– Когда вы нашли его прибежище, – не сдавался я, – вы уже знали, кто он, не так ли?

Здесь Холмс ответил мне кивком.

– Затем мы пошли в приют и не встретили его там, но он-то наверняка видел нас и подслушал разговор. Или пришел вскоре следом за нами в приют и узнал про «Ангела и Корону» от доктора Мюррея – ведь у того не было никаких оснований что-то скрывать. Лорд Карфакс бросился догонять нас и точно так же, как мы, нашел черный ход.

– Лорд Карфакс пришел туда раньше нас, – сказал Холмс твердо. – Вспомните – когда мы пришли, дверь уже была взломана.

– Тогда я внесу поправку: у него, видимо, была какая-то возможность опередить нас, срезав путь, пока мы шли сквозь сплошную пелену тумана. Следующей жертвой должна была стать Анджела Осборн, но мы спугнули его своим появлением. Он, видимо, спрятался где-то в коридоре, когда мы прошли к миссис Осборн.

Холмс не возразил мне.

– А когда он понял, что вы разоблачили его, он решил покончить со своей полной злодеяний жизнью во всепожирающем пламени – этого требовала безумная его натура. Последние слова, с которыми он обратился ко мне, были такими: «Сообщите всему свету, доктор Ватсон! Скажите всем: Джек Потрошитель – лорд Кар-факс!» Только безумный эгоцентрист, одержимый манией величия, мог додуматься до такого!

– Как бы то ни было, а Джек Потрошитель больше не будет рыскать ночью по лондонским улицам, Ватсон. Ну, а теперь не будем пренебрегать предписаниями вашего врача. Я просто настаиваю, чтобы вы заснули.

С этими словами он покинул меня.

Визит в прошлое

Эллери отложил рукопись доктора Ватсона и впал в глубокую задумчивость. Он даже не услышал, как щелкнул дверной замок, как открылась и закрылась входная дверь.

Когда он поднял глаза, в дверях кабинета стоял его отец.

– Папа!

– Привет, сын, – сказал инспектор с торжествующей улыбкой. – Я просто не мог усидеть там ни минутой больше. Вот, стало быть, вернулся.

– Добро пожаловать домой.

– Значит, ты не сердишься на меня?

– Ты и так выдержал дольше, чем я рассчитывал.

Инспектор облегченно вздохнул, бросил шляпу на софу и подошел к сыну. Но на лице его тотчас же появилось озабоченное выражение.

– Ты ужасно выглядишь. Что с тобой, Эллери?

Эллери не ответил.

– А как выгляжу я? – хитро спросил инспектор.

– Много лучше, черт подери, чем в тот день, когда я отослал тебя отсюда.

– А ты? Ты уверен, что у тебя все в порядке?

– Я чувствую себя вполне нормально.

– Это ты можешь мне не рассказывать. Ты все еще не закончил свой роман?

– Почти. Все идет великолепно.

Однако Старик не удовлетворился полученными ответами. Он сел на софу, закинул ногу на ногу и сказал:

– Рассказывай мне все.

Эллери пожал плечами.

– Я совершил большую ошибку, родившись в семье полицейского. Но ладно, тут есть что порассказать. Давг но прошедшие и нынешние события тут переплелись воедино. А сейчас весь этот узел развязывается.

– Выражайся яснее.

– Заявился как-то Грант Эймз.

– Ты уже говорил.

– Приволок с собой рукопись. И пошло одно за другим. Вот я и сижу.

– Совершенно не пойму, о чем ты.

Эллери вздохнул.

– Тогда придется рассказывать все сначала.

Он рассказал все подробно и обстоятельно.

– …Вот так обстоят дела, папа. Она убеждена в его невиновности. Всю жизнь прожила с этой мыслью. Наверно, просто не знала, как поступить, пока на закате лет ее не осенила идея обратиться ко мне. Неплохая идея, надо сказать!

– И что ты намерен делать?

– Я как раз собирался навестить ее, но тут заявился ты.

– Значит, так! – инспектор поднялся и взял у Эллери из рук дневник. – Поезжай. Насколько я понимаю, у тебя просто нет иного выхода, мальчик мой. В конце концов, она просила тебя об этом.

Эллери поднялся на ноги.

– Можешь прочесть рукопись, пока я езжу.

– Именно этим я и займусь.

Эллери поехал на север, в сторону Уэстчестера, по автостраде № 22 до Соммерза. На центральной развязке мелькнул мимо деревянный слои, напоминавший о том, что некогда здесь перезимовал цирк Барнулла и Бэйли. Проезжая Патнэм Каунти, он вспомнил героев революции, надеясь в душе, что все они пребывают в раю, в специальном героическом отделении.

Эти мысли пронеслись в голове у Эллери, не оставив следа. Единственное, что занимало его всерьез, – пожилая дама, к которой он ехал.

Предстоящая встреча не радовала.

Наконец, он свернул к одному из нарядных маленьких домиков, похожих на кукольные, вышел из машины и нерешительно направился к двери. На его стук дверь открылась сразу, будто пожилая дама стояла за ней и прислушивалась. А он-то слегка надеялся, что не застанет ее дома.

– Вы, должно быть, Дебора Осборн Спейн, – сказал он. – Здравствуйте.

Конечно, она была очень стара. По расчетам Эллери ей должно было быть под девяносто. Рукопись Ватсона не позволяла точно определить возраст, в каком она была тогда – в день, когда Холмс и Ватсон нанесли визит в замок герцога Шайрского. Ей вполне могло быть и девяносто с лишним.

Как и многие очень старые дамы, в особенности маленькие и круглые, она слегка напоминала печеное яблоко. Щечки ее мило порозовели от волнения. Ростом она была по грудь Квину – казалось, годы пригнули ее к земле. Только глаза так и сияли. Светлые и ясные, они просто не могли не сиять.

– Входите, мистер Квин.

– Вы не хотите называть меня просто Эллери, миссис Спейн?

– Я так и не смогла к этому привыкнуть, – сказала она, сопровождая его в уютную маленькую гостиную, столь же викторианскую, сколь турнюр под платьем королевы Виктории. Ему показалось, что он перенесся в Англию девятнадцатого века. – Я имею в виду, что так и не смогла привыкнуть к американскому обычаю быть запанибрата с первой минуты. Но если вам угодно, пусть будет – Эллери. Садитесь вот там, в кресло, пожалуйста.

– Да, мне так угодно.

Он сел и обвел взглядом комнату.

– Как вижу, вы бережно сохранили здесь собственный стиль.

Она села в мягкое кресло с высокой спинкой, которое, казалось, полностью поглотило ее.

– А что же еще остается старой англичанке? – сказала она с легкой улыбкой. – Я знаю, вам это покажется ужасным англофильством. Но так тяжело отрываться от собственных корней. Хотя, собственно, я хорошо чувствую себя здесь. Постоянно езжу к Рэйчел в Нью-Рошель и любуюсь ее розами. У меня есть все, что мне нужно.

– Значит, это была Рэйчел.

– Да, это она. Я попросила помочь мне.

– А мисс Хагер – это…

– …Моя внучка. Разрешите предложить вам чай?

– Пока не надо, миссис Спейн. Благодарю вас. Я просто переполнен вопросами. И самый первый…

Он сидел на самом краешке кресла, стараясь не помять обшитый кружевами чехол.

– Вы видели его. Вы были знакомы с ними обоими. Холмс. Ватсон. Как я вам завидую!

Дебора Осборн Спейн обратила мысленный взор в далекое прошлое.

– Это было давным-давно. Но я, конечно, вспоминаю о них. О взгляде мистера Холмса, остром, как бритва. Он был таким сдержанным и тактичным. Я уверена, ему было неловко, когда я взяла его за руку. Но он отличался необычайным вниманием к людям. И оба были такими джентльменами. Конечно, я, тогда еще маленькая девочка, запомнила их великанами, ростом под небеса. В известном смысле они такими и были.

– Можно спросить – как к вам попала рукопись?

– После того, как доктор Ватсон завершил ее, мистер Холмс передал дневник семье Осборнов. Он доверил ее нашему семейному адвокату. Добрая душа, с какой преданностью он пекся о моих интересах! Незадолго до смерти своей, когда я стала уже взрослой, он сообщил мне об этой рукописи. Я попросила, и он прислал ее. Фамилия его была Доббс. Альфред Доббс. Я очень часто вспоминаю его.

– Почему вы так долго колебались, миссис Спейн, прежде чем сделать тот шаг, который вы сделали?

– Называйте меня, пожалуйста, бабушка Дебора. Так меня зовут здесь все.

– С удовольствием, бабушка Дебора.

– Я и сама не знаю, почему так долго ждала, – сказала старая дама. – Идея моя заключалась в том, чтобы попросить знающего человека доказать то, в чем я была убеждена. Этот замысел родился давно, но конкретных очертаний долго не приобретал. В последнее время у меня появилось чувство, что нужно поторопиться. Кто знает, сколько мне еще отмерено? А я хотела бы умереть со спокойной душой.

Просьба, прозвучавшая в этих словах, заставила Эллери тотчас же перейти к делу.

– Причина, по которой вы решили послать мне рукопись, как я полагаю, заключена в самой этой рукописи?

– Верно. Между прочим, мистер Эймз признался Рэйчел, что вы послали его на поиски.

– На поиски, – улыбаясь, сказал Эллери, – которые увенчались успехом, хотя и не тем, которого я ожидал.

– Благослови его, Господи! Пусть они будут счастливы, оба! Я знаю, что он ничем не помог вам, Эллери. Но я была убеждена, что вы меня найдете с той же легкостью, с какой мистер Холмс нашел владельца хирургического набора. Но мне бы все же хотелось узнать, как именно вам это удалось.

– Очень просто, бабушка Дебора. Мне с самого начала было ясно, что отправитель – человек, лично заинтересованный в раскрытии этого дела. Потому я позвонил одному из своих друзей, специалисту по генеалогии. Он быстро выяснил, что вы, уехав из замка герцога Шайрского, отправились в Америку, под покровительством той ветви вашего рода, которая живет в Сан-Франциско. От Гранта я узнал фамилии четырех юных дам, и был уверен, что одна из них рано или поздно объявится. В 1906 году вы вышли замуж за Берни Спейна, а дальше мой эксперт по генеалогии проследил все до свадьбы вашей дочери. Я глянул и просто поразился – оказывается, ваша дочь нашла себе мужа по фамилии Хагер. Что и требовалось доказать.

Улыбка его вдруг сменилась выражением озабоченности.

– Вы устали. Мы можем поговорить и в другой раз.

– Да нет же! Я чувствую себя хорошо!

Молодые глаза ее умоляюще поглядели на Эллери.

– Он был удивительным человеком, мой отец. Доброжелательным, мягким. Он не был чудовищем! Наверняка не был!

– Может быть, вы хотите прилечь?

– Нет, нет. Не лягу, пока вы не скажете мне…

– Тогда откиньтесь поудобнее в вашем кресле, бабушка Дебора. Расслабьтесь. А я буду рассказывать.

Эллери взял морщинистую старческую руку в свои и начал повествование. Его речь текла плавно и монотонно, под мерное тиканье больших часов в углу.

Маленькая слабая рука время от времени сжимала руку Эллери. Потом ослабла и недвижно замерла хмежду пальцами Эллери, будто осенний листок.

Какое-то время стояла тишина. Потом открылась дверь, и в гостиную еле слышно вошла немолодая женщина в белом домашнем платье.

– Она заснула, – прошептал Эллери.

Он мягко опустил морщинистую руку бабушки Деборы ей на грудь и на цыпочках выШел из комнаты.

Женщина проводила его до дверей.

– Меня зовут Сьюзен Бейтс. Я забочусь о ней. В последнее время она засыпает так все чаще.

Эллери кивнул.

Он вышел из домика, сел в свою машину и поехал назад, в Манхэттен, чувствуя, что неимоверно устал. Да. Он ощущал себя очень старым.

Дневник по делу Джека Потрошителя

Последняя запись. 12 января 1908 года

Я не понял Холмса. Должен признаться – пока он долгое время пребывал за границей, я, не заручившись его предварительным согласием, привел в порядок свои записки по делу Джека Потрошителя, изложив все в виде связного повествования. Двадцать лет минуло с той поры. Уже девять лет как новый наследник, дальний родственник, принял титул герцога Шайрского. Причем, смею добавить, наследник этот проводит в Англии лишь ничтожно малую часть своего времени, и высокий титул, кажется, особенно его не заботит, равно как и достославная история его рода.