Текст книги "Девять месяцев до убийства"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

– Великолепно, Холмс! Я уже давненько хотел посидеть на людях с кружечкой доброго пива…

– Вы остаетесь здесь, дорогой мой Ватсон. Я до сих пор с ужасом вспоминаю, как вы по моей вине оказались на волосок от смерти…

– Но послушайте, Холмс…

– Мое решение неизменно, – сказал он твердо. – Мне не хотелось бы расстраивать вашу милую супругу по возвращении, отправляя ее на поиски вас в морг.

– Мне кажется, я дрался неплохо, – возмущенно заявил я.

– Несомненно, несомненно. Не будь вас, я бы, вероятно, и сам уже лежал на столе в заведении доктора Мюррея. Но это не дает мне права во второй раз ставить на карту вашу жизнь. Я буду занят весь день. Вероятно, вы бы могли посвятить это время своей практике.

– Спасибо за заботу. С практикой моей все в полном порядке: я договорился, и меня временно заменяет очень компетентный специалист.

– Тогда, быть может, я смогу порекомендовать вам концерт или хорошую книгу?

– Я и сам в состоянии выбрать, чем занять свое время, – холодно ответил я.

– Вы совершенно правы, Ватсон, – сказал он. – Ну, мне пора отправляться. Не знаю, когда я снова вернусь сюда. Но обещаю, что немедленно дам вам знать, когда вернусь.

С этими словами он быстро вышел, оставив меня в гневе, наедине с чашкой чая, которую только что принесла миссис Хадсон.

Постепенно у меня зародился план, который совершенно расходился с указаниями Холмса. Я еще не закончил завтрака, а план этот уже принял отчетливые очертания. День я скоротал за чтением уникальной брошюры, которую нашел в книжном шкафу Холмса – о роли пчел в убийствах – их либо заставляли продуцировать отравленный мед, либо провоцировали к тому, чтобы они всем роем набрасывались на жертву. Брошюра была напечатана без указания имени автора, но четкий и точный стиль выдавал авторство Холмса. Дождавшись сумерек, я приступил к осуществлению своего замысла.

Я собирался, изображая любителя развлечений из высшего света, отправиться в «Ангела и Корону», и был вполне уверен, что вовсе не буду там выглядеть белой вороной – ведь многие из записных великосветских гуляк в Лондоне регулярно посещают пивные такого рода – ради острых ощущений. Я поспешил домой и облачился в вечерний костюм. Цилиндр и накидка придали моему гардеробу окончательный лоск. Я производил – в чем убедился, поглядев в зеркало, – даже значительно более элегантное впечатление, чем ожидал. Я сунул в карман заряженный револьвер, вышел на улицу, остановил кэб и сказал, куда ехать – в «Ангела и Корону».

Холмса я там не увидел – вероятно, он еще не пришел. Действительно, притон был ужасен. Длинный пивной зал наполнял такой чад от множества масляных светильников, что начинали слезиться глаза. Облака табачного дыма колыхались в воздухе. Никогда раньше мне не доводилось видеть более разношерстной публики, чем та, которая сидела тут за грубо сколоченными столами. Мрачного вида ласкары с многочисленных грузовых барж, караванами шедших по Темзе, подозрительные выходцы с Востока, шведы, африканцы, опустившиеся европейцы. Я уж не говорю о цвете местного общества. Словом, притон в изобилии собрал все то, что варилось в огромном котле величайшего города в мире. Сомнительного свойства припр. авой в этом котле были женщины – самого различного возраста и конституции. Большинство из них находилось в достойном всяческого сожаления состоянии увядания. Лишь немногие сохраняли некоторую привлекательность– самые молодые, едва ступившие на дорогу, ведущую к пропасти.

Одна из них сразу же направилась ко мне, стоило мне найти место и заказать пинту крепкого портера. Она присела за мой столик и принялась без всякого стеснения разглядывать меня.

Это была симпатичная миниатюрная особа, но ее дерзкий взгляд и бесцеремонное поведение не оставляли никаких сомнений относительно питаемых ею намерений.

– Привет, дорогуша. Как насчет того, чтобы угостить девушку вермутом с джином?

Я собрался было отвергнуть эту честь, но тут стоявший рядом кельнер, с внешностью вышибалы, воскликнул:

– Джин с тоником для дамы! – и стал проталкиваться к бару.

Без сомнения, этот человек получал свою долю от продажи того алкоголя, на который девица заставляла раскошелиться свои жертвы.

Девушка уселась на кресло против меня и положила грязноватую руку поверх моей. Я отдернул свою. На ее густо накрашенных губах появилась было неуверенная улыбка, но она все же сказала вкрадчивым голосом:

– Ты такой застенчивый, дорогуша. Стоит ли так скромничать?

– Собственно, я пришел выпить наскоро стаканчик – и не более того, – сказал я.

Все это приключение уже не казалось мне таким увлекательным, каким виделось поначалу.

– Конечно, конечно, милый ты мой, такие аристократы, как ты, всегда заходят только за тем, чтобы пропустить стакашек, а потом, разумеется чисто случайно, обнаруживают, что здесь есть и кое-что еще.

Вернулся кельнер с запотевшим бокалом. Он долго осуществлял какие-то манипуляции с кучкой мелочи, выложенной мною на стол, причем я уверен, что он взял на несколько пенсов больше, чем следовало. Но я решил нс заострять на этом внимания.

– Меня зовут Полли, дорогуша. А тебя как?

– Хоукинс, – сказал я не моргнув глазом. – Сэм Хо-укинс.

– Значит, Хоукинс, сказала она и засмеялась. – Ну-ну. Это совсем другое дело, чем, скажем, Смит. Просто диву даешься, сколько сюда приходит Смитов. Смит на Смите.

Ответить мне не пришлось, даже если бы я и нашелся, что ей сказать: общее внимание привлек безобразный дебош в противоположном углу пивной. Гориллоподобный моряк вдруг заревел от злости и перевернул стол – так он торопился схватить другого посетителя, щуплого китайца, который, видимо, чем-то насолил ему. Какое-то мгновение казалось, что азиату больше не жить – так был разъярен этот моряк. Но тут их бросился разнимать какой-то человек. У него были кустистые брови, бычий затылок, а руки – что твое бревно. Внушительные размеры разгневанного моряка не произвели на него ни малейшего впечатления. Этот человек, столь неожиданно пришедший на помощь китайцу, нанес матросу мощный удар в солнечное сплетение. Удар вышел сокрушительным, и крик моряка, который словно переломился пополам от боли, разнесся по всей пивной. Коренастый человек подскочил к великану и нанес второй удар, на этот раз – в подбородок. Голова нарушителя спокойствия откинулась назад, а глаза утратили осмысленное выражение. Противник его подставил плечо и взвалил великана на себя, будто мешок с мукой. Затем выпрямился и в абсолютной тишине двинулся к выходу; он нес бесчувственное тело так, будто моряк был не тяжелее ребенка. Затем открыл дверь и выбросил его на улицу.

– Это Макс Кляйн, – произнесла дама, составившая мне компанию, и голос ее был полон благоговения. – Он силен, как бык. Макс недавно купил эту лавочку. Четыре месяца он здесь хозяин и потому следит, как бы тут кого не убили. Во всяком случае, не у него в пивной.

Зрелище было действительно впечатляющее. Однако почти в тот же миг внимание мое привлекло кое-что другое. Не успел Кляйн закрыть дверь за выброшенным моряком, как вошел новый посетитель, причем из числа наших новых знакомцев. Я даже привстал, чтобы получше разглядеть его сквозь чад и дым, и убедиться, что мои глаза меня не обманывают. Но никаких сомнений не было. Джозеф Бэкк, владелец ломбарда, тоже расположился за одним из столиков. Я подумал, что об этом непременно надо будет сообщить Холмсу и снова повернулся к Полли.

– У меня тут есть миленькая комнатка, дорогуша, – сказала мне эта искусительница.

– Боюсь, что у меня нет интереса к таким делам, мадам, – ответил я самым любезным тоном, на какой только был способен.

– Это я-то – мадам?! – возмущенно вскричала она. – Для мадам я еще не так стара, господин. Можете мне поверить. Я молодая и содержу себя в чистоте. Со мной можете ничего не опасаться.

– Однако есть кое-кто, кого следует опасаться тебе, Полли, – сказал я и проницательно поглядел на нее.

– Мне? Но я же никому не сделала ничего дурного!

– Я имею в виду Джека Потрошителя.

В ее голосе зазвучали жалобные нотки.

– Ты просто хочешь напугать меня. Но я не боюсь.

Она сделала большой глоток из своего бокала и быстро огляделась по сторонам. Затем ее взгляд остановился на ком-то у меня за плечом. Я вдруг осознал, что Полли все время, пока сидела рядом со мной, смотрела в этом направлении. Я оглянулся и увидел самого отвратитель-ного типа, какого только можно было себе представить.

Он был просто невероятно грязен. Лицо его перекосило от шрама, причиной которого, вероятно, стал удар ножом. Шрам приподнял губу, и на лице застыла какая-то отвратительная ухмылка, а рубцы вокруг левого глаза еще более усиливали и без того ужасное впечатление. Никогда раньше я не видел такой зловещей физиономии.

– Он зарезал Энни, этот Потрошитель, – прошептала Полли. – Всю изувечил ее, бедняжку, а ведь Энни в жизни мухи не обидела.

Я снова повернулся к ней.

– Кто? Вот тот негодяй? Который там со шрамом?

– Кто же может знать, тот или не тот? Но почему он делает такие ужасные вещи? – воскликнула она. – Что ему за радость – пырнуть бедную девушку ножом в живот, отрезать ей грудь или вырезать еще что-нибудь?

ЭТО БЫЛ ОН.

Трудно объяснить, почему я сразу уверился в этом. В молодые годы я одно время предавался азартным играм, что, впрочем, не редкость среди молодых людей, и тогда у меня порой случались прозрения, с точки зрения рассудка совершенно не объяснимые. Инстинкт, шестое чувство, как его ни называй, все равно существует, и невозможно не принимать его во внимание.

Это-то чувство и возникло во мне, когда я украдкой поглядывал на физиономию у себя за плечом. Он не сводил глаз с Полли, и я видел, как из кривой его пасти капала слюна.

Но что мне было делать?

– Полли, – сказал я спокойным голосом, – ты когда-нибудь видела этого человека?

– Я, дорогуша? Да никогда в жизни. Какой ублюдок, прямо сил нет.

Вдруг настроение Полли резко изменилось, что было, впрочем, характерно для девиц вроде нее, столь подвластных минутным порывам. Ее беззаботная натура снова взяла верх, да к тому же подействовала чересчур большая доза выпитого алкоголя. Она вдруг подняла свой бокал.

– Выпьем за счастье, милый мой. Не хочешь моего лилейно-белого тела – так и не надо. Но ты – порядочный парень, и я желаю тебе всего хорошего.

– Благодарю.

– Ты не думай. Просто девушке всегда хочется знать, как она… Ну и вообще… Я уже ухожу. Может, как-нибудь в другой раз?

– Может быть.

Она встала и пошла прочь, покачивая бедрами. Я смотрел ей вслед, ожидая, что она подойдет к какому-нибудь другому столику, чтобы попытать счастья там. Но она этого не сделала – просто окинула взглядом всю пивную и поспешила к выходу. Наверное, решила, что этим вечером в «Ангеле и Короне» она едва ли найдет что-нибудь подходящее и что ей стоит заняться своим промыслом на улице. Я только собрался было перевести дух, как отвратный тип, который сидел за мною, вскочил и бросился вслед за ней. Нетрудно представить мой ужас. Мне не оставалось ничего другого как набраться смелости и выйти вслед за этим человеком на улицу, сжимая в кармане револьвер.

После освещенного зала пивной мои глаза должны были привыкнуть к темноте – какое-то мгновение я ровно ничего не видел. По счастью, человек со шрамом еще не скрылся из виду, когда, я, наконец, обрел способность различать что-либо в темноте. Я увидел, как он прижался к стене в конце улицы, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что я ввязался в рискованное предприятие. Да, передо мной был Потрошитель собственной персоной. Он крался за девушкой, которая всего несколько минут назад собиралась завлечь меня в свою комнату. И вот теперь я был единственным, кто мог уберечь ее от ужасной смерти. Я изо всех сил сжал рукоять своего револьвера.

На цыпочках, как индеец в американских лесах, я осторожно двинулся за ним. Вот он свернул за угол. Я поспешил следом, одинаково опасаясь и потерять и на-шать его. С трудом переводя дыхание, я достиг угла и осторожно выглянул на улицу, которая освещалась од-ним-единственным фонарем. Я напрягал свои глаза, как только мог. Но моя дичь ускользнула. От страха у меня пересохло в горле. Вдруг этот зверь уже успел затащить бедную девушку в подворотню, и она уже простилась со своей молодой жизнью под ударами его ножа. Ах, почему я не догадался взять с собой фонарик? Я бросился в темноту, и только топот моих ног нарушал тишину, которая царила на улице.

Даже при плохом освещении мне было видно, что улица в конце сужалась, образуя неширокий проход. Я не раздумывая сбежал в него, и сердце у меня застучало где-то прямо в горле при мысли о том, что мне сейчас предстоит увидеть.

Вдруг я услышал приглушенный вскрик, наткнувшись на что-то мягкое. Дрожащий голос взмолился:

– Пощадите! Пожалуйста, пощадите!

Это была Полли, которая прижалась в темноте к стене дома. Я испугался, что ее крики спугнут Потрошителя, а потому закрыл ей рот рукой и прошептал:

– Все в порядке, Полли. Не бойтесь меня. Я – тот господин, который сидел рядом с вамп за столиком. Я пошел следом…

В этот момент кто-то сильно ударил меня сзади, и я, шатаясь, отступил на несколько шагов по проходу. Но голова моя продолжала соображать. Выходит, этот ушлый дьявол, которого я преследовал от «Ангела и Коропы», все-таки перехитрил меня. Он прижался к стене где-нибудь в темном углу и дождался, когда я пробегу мимо. Взбешенный тем, что добыча от него ускользает, он набросился на меня, словно дикий зверь.

Я отплатил ему той же монетой и отчаянно стал отбиваться, пытаясь достать из кармана свой револьвер. Мне следовало бы, конечно, держать его в руке, но когда я находился на службе Ее Величества в Индии, я был грачом, а не солдатом, и у меня не было никаких навыков рукопашного боя.

Поэтому я и не смог справиться с чудовищем, которому попал в лапы. Под его ударами я опустился на землю; по счастью, я еще успел увидеть, что девушка обратилась в бегство. Я ощутил, как руки негодяя сомкнулись у меня на горле, и одной рукой отчаянно наносил удары куда ни попадя, другой же все еще пытался достать из кармана оружие.

Тут, к полному своему изумлению, я вдруг услышал хорошо знакомый голос:

– Сейчас поглядим, что за дичь нам попалась!

И не успел вспыхнуть фонарь, как мне уже стало ясно, какую глупость я совершил. Ведь за отталкивающей личиной грязного оборванца, который сидел у меня за спиной в гостинице, скрывался не кто иной, как Холмс!

– Ватсон! – он был поражен не меньше, чем я.

– Холмс! Слава тебе господи! Я ведь мог застрелить вас, если бы мне удалось достать револьвер.

– Наверное, это было бы лучше – я того заслужил, проворчал он. – Все, Ватсон, списывайте меня в утиль – я глупец!

Он поднялся и подал мне руку, чтобы помочь мне встать на ноги. Даже сейчас, зная, что передо мной – мой старый друг, я не переставал дивиться его утонченному искусству изменять внешность. Он казался мне совершенно другим человеком.

Для дальнейшего самоунижения времени не оставалось. Еще когда Холмс помогал мне подняться на ноги, тишину ночи прорезал крик. Холмс выпустил мою руку, и я снова оказался на мостовой. Он изверг проклятие, употребив одно из тех немногих малопочтенных слов, которые я всего раз или два слышал из его уст на протяжении всей нашей совместной жизни.

– Я позволил себя перехитрить! – рявкнул он и бросился в темноту.

Пока я поднимался на ноги, крики ужаса, которые испускала женщина, становились все громче. Затем они вдруг оборвались, и к звуку шагов Холмса добавился топот убегающего человека.

В этот момент, должен признаться, я не покрыл себя особенной славой. Бывали времена, когда я становился чемпионом нашего полка по боксу в среднем весе, но дни эти давно минули, и вот я стоял, прислонившись к каменной стенке, пытаясь справиться с головокружением и дурнотой. В этот миг я не мог бы поспешить на помощь, даже если бы меня звала сама наша любимая королева.

Наконец, в ушах у меня перестало звенеть, и окружающий мир прочно встал на свое место. Весь в напряжении, как и в момент своего появления здесь, я двинулся тем же путем обратно. Стояла мертвая тишина, предвещавшая несчастье. Не прошел я и двухсот шагов, как спокойный голос заставил меня остановиться.

– Сюда, Ватсон.

Свернув влево, я обнаружил пролом в стене.

И снова услышал голос Холмса.

– Я где-то выронил свой фонарь. Окажите любезность, помогите мне в поисках, Ватсон.

От его спокойного голоса у меня по спине побежали мурашки. Ведь я знал, что он пытается скрыть таким образом свои ужасные душевные терзания. В поисках фонаря мне сопутствовала удача. При первом же шаге я споткнулся о него. Я зажег фонарь снова и тут же отпрянул, поскольку мне редко доводилось видеть картину более тягостную.

Холмс стоял на коленях, согнув спину и опустив голову, – картина полного отчаяния.

– Я ничего не смог сделать, Ватсон. За мою преступную глупость меня следует предать суду.

Я едва слышал, что он говорил, – настолько потрясло меня увиденное. Джек Потрошитель снова совершил свое ужасное злодеяние, и бедная Полли стала его жертвой. Он разорвал на ней одежду и наполовину обнажил тело. Одним грубым разрезом он вскрыл низ ее живота, и разрезанные на куски внутренности были открыты глазу, как у забитого животного. Второй жестокий разрез почти отделил ее левую грудь от тела. Все завертелось у меня перед глазами. К горлу подкатил ком.

– Но ведь у него же было так мало времени. Когда же он успел…

Но Холмс уже вернулся к жизни. Он вскочил на ноги.

– Бежим, Ватсон! Быстро за мной!

Он с такой скоростью бросился по улице, что я едва поспевал за ним. Я мобилизовал последние резервы, которыми человеческое тело обладает специально для таких отчаянных случаев, и сломя голову ринулся за ним. Расстояние между нами не уменьшалось, но я не терял его из виду.

Когда я, наконец, догнал его, он барабанил в дверь ломбарда Джозефа Бэкка.

– Бэкк! – грозным голосом кричал он. – Выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли.

Он непрерывно барабанил в дверь кулаками.

– Открывайте, или я взломаю дверь!

Над нами засветилось окно. Оттуда высунулась голова Джозефа Бэкка.

– Вы что там, перепились? Кто там еще?

В свете лампы, которую держал в руках Бэкк, я увидел, что на нем ночной колпак с красной кисточкой и ночная сорочка.

Холмс отошел на несколько шагов от двери и крикнул ему:

– Я Шерлок Холмс, сэр, и если вы не спуститесь сейчас же, я взберусь прямо по стене и вытащу вас за волосы.

Бэкк, как нетрудно понять, перепугался не на шутку. Ведь Холмс, в конце концов, все еще был в своем облачении бродяги, а увидеть спросонья столь отвратительную физиономию грязного оборванца, который среди ночи ломится в дверь вашего дома… Словом, это было немалое потрясение, тем более – для лавочника.

Я попытался успокоить его:

– Господин Бэкк, но меня-то вы узнаете, не правда ли?

Он так и застыл с раскрытым ртом.

– Ведь вы один из тех двух джентльменов, которые…

– Совершенно верно. А мой спутник – хотя в это трудно поверить – мистер Шерлок Холмс, который приходил со мной.

Лавочник поколебался, а потом сказал:

– Хорошо, я спускаюсь.

Холмс в нетерпении мерил длинными шагами улицу, пока в ломбарде не зажегся свет, и не открылась дверь.

– Выходите сюда, Бэкк! – грозно скомандовал Холмс, и запуганный немец повиновался.

Друг мой выбросил вперед руку, торговец попытался было уклониться, но был недостаточно быстр. Холмс схватил его за ночную рубашку и разорвал ее. Обнажилась голая грудь, на которой от холода тут же появилась гусиная кожа.

– Что же вы делаете, сэр, – дрожащим голосом сказал владелец ломбарда. – Не понимаю, чего вы хотите?

– Попридержите язык! – прикрикнул на него Холмс и в свете лампы принялся внимательно изучать грудь Бэкка.

– Джозеф Бэкк, куда вы направились, покинув «Ангела и Корону»? – спросил он, наконец, немного ослабляя железную хватку.

– А куда же мне было идти? Разумеется, домой, да ложиться спать, – немного смелее заявил Бэкк, уловив, что тон Холмса смягчился.

– Да, – задумчиво сказал Холмс, – кажется это и в самом деле так. Возвращайтесь в свою постель, сэр. Сожалею, что нагнал на вас страха.

Холмс без дальнейших церемоний повернулся и пошел прочь, а я последовал за ним. Обернувшись на углу, я увидел, что господин Бэкк все еще стоит перед своей лавочкой, высоко подняв над головой лампу, и в своей ночной рубашке являет собой злую карикатуру на исполненную благородства статую Свободы, освещающую мир, которую французский народ некогда подарил Соединенным Штатам – ту огромную полую статую из бронзы, которая сегодня стоит в порту Нью-Йорка.

Мы вернулись к месту преступления и увидели, что труп бедной Полли уже обнаружен. Большая толпа зевак перегородила всю улицу, и темнота отступила перед фонарями блюстителей порядка.

Холмс, глубоко засунув руки в карманы, хмуро созерцал эту сцену.

– Не вижу смысла в нашем пребывании здесь. Еще узнают, – негромко сказал Холмс. – Единственное, что из этого вышло бы – совершенно бесполезная беседа с Ле-стрейдом.

Меня отнюдь не удивило, что Холмс предпочел утаить нашу роль в кровавых событиях этой ночи. Не только потому, что у него был свой собственный план действия. В данном случае речь шла еще и о его самолюбии, по которому был нанесен чувствительный удар.

– Давайте-ка потихоньку удалимся отсюда, Ватсон, – сказал он с горечью, – как и подобает двум бестолочам, которыми мы сегодня себя показали.

Седьмая глава. Забойщик свиней

– Вы не заметили, Ватсон, как Джозеф Бэкк, завернувшись в плащ, вышел из пивной как раз в тот момент, когда девушка собралась поискать счастья где-нибудь в другом месте. Вы не сводили глаз с меня.

К великому моему прискорбию, мне было совершенно ясно, что именно я, а вовсе не Холмс, был причиной нашей неудачи. Пусть даже Холмс ни словом не обмолвился об этом. Я предпринял попытку признаться в своей вине, но он прервал мои извинения:

– Нет, нет, – сказал он, – именно из-за моей глупости этот негодяй ушел от нас, а вовсе не по вашей вине.

Он помолчал и удрученно продолжил:

– Когда я вышел из гостиницы, девушка как раз сворачивала за угол. Бэкка нигде не было видно, и мне оставалось только предполагать, что он либо направился в другую сторону либо укрылся в какой-то темной подворотне.

Я исходил из того, что более вероятно последнее. Я последовал за девушкой, которая уже свернула за угол, слышал ее шаги и постепенно нагонял ее. Тут я заметил, что следом за нами идет какой-то человек в накидке. Я и мысли не допускал, что это можете быть вы – боюсь, что очертаниями фигуры своей вы не так уж непохожи на Бэкка, и я конечно подумал, что за нами увязался наш знакомый торговец. Я затаился, и вы прошли мимо. Потом я услыхал крики девушки и был в полной уверенности, что на нее напал Потрошитель. Потому я и атаковал вас, и лишь потом заметил свою непростительную ошибку.

Мы только что допили свой утренний чай в квартире на Бейкер-стрит, и Холмс с хмурым видом расхаживал из угла в угол. Я сопровождал все его передвижения меланхолическим взором, отчаянно желая вычеркнуть из своей жизни все происшедшее накануне, – не только затем, чтобы вернуть к жизни бедную Полли, но и ради того, чтобы мой друг обрел наконец душевное спокойствие.

– А потом, – с горечью воскликнул Холмс, – Потрошитель напал на девушку – пока мы с вами разъясняли недоразумение. Представляю себе, как теперь зазнается этот негодяй! Какое хладнокровие, какая безграничная самоуверенность, с которыми он совершает эти дьявольские убийства! Поверьте мне, Ватсон, я рассчитаюсь с этим чудовищем, даже если это будет последнее, что мне доведется сделать в моей жизни.

– Мне кажется, – сказал я, в надежде отвлечь его от горьких мыслей, – что мы, по крайней мере, можем исключить из списка подозреваемых в убийстве прошлой ночыо Джозефа Бэкка?

– Совершенно. Это просто немыслимо, чтобы Бэкк успел вернуться домой, смыть с себя кровь, раздеться и надеть ночную рубашку, прежде, чем мы явились к нему.

Холмс взял было свою трубку вишневого дерева и персидскую туфлю, в которой держал табак, но положил снова.

– Все, чего мы достигли за прошедшую ночь, Ватсон, – сказал он, – так это исключили одного-единственного подозреваемого из списка, в который, в принципе, можно записать едва ли не каждого из миллионов лондонцев. Если мы будем продвигаться такими темпами, этого негодяя удастся поймать не раньше, чем в следующем столетии.

Холмс был совершенно прав. Крыть было нечем.

Однако тут он вдруг расправил свои узкие плечи и устремил на меня стальной взгляд своих глаз.

– Хватит об этом, Ватсон! Возьмем пример с птицы

Феникса– возродимся из пепла. Одевайтесь. Нанесем второй визит в морг доктора Мюррея.

Не прошло и часа, как мы уже стояли у входа в это мрачное заведение на Монтегю-стрит. Холмс оглядел улицу.

– Ватсон, – сказал он, – я был бы не прочь узнать побольше об окрестностях. Будьте так добры, осмотрите соседние улицы, а я тем временем загляну внутрь.

Я с готовностью согласился, изо всех сил стараясь загладить свой промах прошедшей ночью.

– Как закончите, найдете меня в приюте.

С этими словами Холмс вошел в морг.

Рядом с моргом на Монтегю-стрит, как выяснилось, не было никаких магазинов и лавочек, какие обычно встретишь повсюду, – только несколько складов, с закрытыми на замок воротами.

Когда я свернул за угол, мне открылась более оживленная картина. Я увидел овощную лавку, у которой какая-то домохозяйка торговалась с владельцем из-за цены на капусту. Рядом находилась табачная лавочка, за пей – маленькая, подозрительного вида гостиница.

Вдруг внимание мое привлекла подворотня на противоположной стороне улицы: оттуда донеслось ужасающей громкости хрюканье и отчаянный визг. Было такое впечатление, что там режут целое стадо свиней. Так оно и оказалось на самом деле. Я прошел под ветхую каменную арку и увидел во дворе бойню. Четыре тощих свиньи ожидали своей участи. Пятую забойщик, грубо скроенный парень в залитом кровью кожаном фартуке, как раз подцеплял крюком. Он поднял свинью и закрепил на крюке ее связанные задние ноги. Ржавый блок противно заскрипел, когда он принялся тянуть за веревку. Свинья визжала и дергалась, будто догадывалась о своей участи.

Я не мог отвести взора и, как зачарованный, наблюдал за происходящим. Забойщик взял длинный нож и без малейшего промедления вонзил его свинье в горло. Визг сменился каким-то булькающим звуком, и парень отскочил, чтобы его не окатило струей темной крови. Затем он, уже не обращая особого внимания на кровь, вошел прямо в лужу ее, перерезал свинье горло и вспорол ей живот сверху донизу.

Но не эта спорая работа забойщика приковала мой взгляд. Мое внимание привлекло нечто, показавшееся мне еще более ужасным: поведение сумасшедшего, того самого, в котором Шерлок Холмс и его брат Майкрофт признали Майкла Осборна. Он сидел в углу двора на корточках и, не отводя глаз, наблюдал за движениями парня. Он, казалось, был всецело захвачен его работой и смотрел на залитые кровью туши животных с восхищением, которое я не мог не счесть извращенным. Заколов свинью, забойщик отступил на шаг и улыбнулся мне.

– Ищете хорошенький кусок свининки, хозяин?

– Нет, спасибо. Я просто случайно проходил мимо…

– И услышали свинячий визг. Вы верно нездешний, хозяин, а то не обратили бы на это никакого внимания. Все местные уже попривыкли к их проклятому визгу.

Он повернулся и задорно посмотрел на Майкла Осборна.

– Верно, дружок?

Сумасшедший улыбнулся и кивнул.

– Этот слабоумный – единственный, кто его спокойно переносит. Кабы не он, я б вообще пребывал в полном одиночестве.

– А на бойне у вас не слишком-то чисто, – колко заметил я, почувствовав себя несколько задетым.

Парень еле сдержал смех.

– Чисто! Скажете тоже! Здешний народ, хозяин, видал виды. Его, в отличие от вас, не стошнит даже, если он увидит немножко дерьма на своем мясе. Он это переживет.

Он подмигнул мне.

– Особенно девки. У них сейчас другая забота – как бы самим не оказаться в роли этой свиньи, особенно ночью.

– Полагаю, что вы делаете намек на Потрошителя.

– Разумеется, хозяин. Он последнее время нагнал страху на местных потаскух.

– Вы знали ту девушку, которую убили этой ночью?

– Знал, как же. Сам недавно выложил ей восемь монет за удовольствие на скорую руку. Бедной маленькой шлюшке было нечем заплатить за свой угол, а я человек щедрый, потому как считаю – погано, когда ей приходится выходить по ночам на улицу, в туман, только потому, что у нее нет денег заплатить за ночлег.

Что-то заставило меня продолжать этот вульгарный разговор.

– А у вас есть какие-нибудь догадки относительно личности Потрошителя?

– Да боже ты мой! Как думаете, хозяин, уж не Его ли это Лордство собственной персоной, а? Ведь он – еще та штучка, точно вам говорю. Или вы не согласны?

– А почему вы подозреваете лорда Карфакса?

– Да, в общем, так. Работа у меня кровавая, дело это мне знакомо, вот в голову и лезут разные мысли.

– Не пойму, куда вы клоните?

– Хозяин, да ведь если резать так, как режет Потрошитель, будешь весь в крови – с головы до ног. Но никто никогда не видел, чтобы с места убийства убегал кто-нибудь, перемазанный в крови. Верно?

– По крайней мере, я об этом ничего не слышал, – ответил я несколько обескураженно.

– А почему не слыхал, хозяин? Да потому, что такие тонкие штучки, как лорд, надевают сверху длинную накидку, чтобы кровь не попала на одежду! Верно говорю, а? Ну ладно, мне пора приниматься за своих свиней.

Я поспешил покинуть его зловонное, залитое кровью место, но в памяти у меня так и отпечаталась картина: Майкл Осборн сидит в углу, не сводя горящих глаз со свиньи, которую режут. Холмс может говорить все, что угодно, и тем не менее это отвратительное и жалкое подобие человека казалось мне подозрительным в первую голову.

Я обошел квартал кругом и вошел в морг с Монтсгю-стрит, намереваясь пройти через него в приют. В морге никого не было. Я оказался наедине с мертвыми. Пройдя через все длинное помещение, я поднялся на возвышение к столу для вновь поступивших покойников. На нем лежало тело, покрытое белой простыней. Какое-то мгновение я колебался, но затем желание взглянуть на несчастную девушку еще раз заставило меня откинуть простыню с ее лица.

Выражение, застывшее на нем, говорило, что все земные страдания для Полли уже позади, и она готова принять все, что ждет ее по ту сторону небесных врат. Я не считаю себя человеком сентиментальным, но все же убежден – есть в смерти что-то возвышенное, и не важно, где и как она настигла свою жертву. Даже не будучи особенно религиозным, я наскоро прошептал слова молитвы во спасение души этого несчастного ребенка и пошел дальше.