Текст книги "Академия Аркан (ЛП)"
Автор книги: Элис Кова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
Глаза Каэлиса слегка расширяются. Он разворачивается ко мне всем телом. И в этом малейшем движении словно натягивается тонкая нить, между нами. Мы молчим, задержав дыхание.
– Моя семья опасна, – шепчет он.
Словно боится даже произносить это. Словно… боится свою семью.
– Меня, из всех людей, в последнюю очередь нужно предупреждать об этом, – говорю я, одновременно заверяя его и напоминая о своём прошлом. – Шрамы до сих пор со мной.
Каэлис приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, но его перебивает протяжный гул колоколов Академии. Я замираю, слушая, хотя коридоры уже начинают наполняться гулом голосов и шагов. И сама не знаю, чего жду. Что-то в его взгляде дало надежду…
Я могла бы посмеяться над собой за то, что жду извинений. От всех людей – от принца Каэлиса.
– Я иду обедать, – объявляю.
Он не останавливает меня, когда я выхожу. И я даже не ожидала, что остановит.
Коридоры заполняются второ– и третьекурсниками, выливающимися из учебных залов. На меня бросают косые взгляды, и я инстинктивно отхожу в сторону, пытаясь найти обходной путь. Колеблюсь. Пойти поесть? Или… пока все заняты, попробовать найти секретный проход Арины?
Единственное, что она упоминала, – это какой-то «человек в глубинах», с которым они были близки. Но кто это – я не имею ни малейшего понятия…
Далеко уйти в мыслях или по коридору я не успеваю. Свист привлекает внимание к открытому дверному проёму.
Я заглядываю – и натыкаюсь взглядом на пронзительные жёлтые глаза. Мужчина стоит среди пустых парт. Он усмехается и слегка склоняет голову, отчего его серебристо-белые, чуть спутанные волосы, почти сливающиеся с бледной кожей, сдвигаются на другой бок.
Это он. Тот самый, с прошлого вечера. Знатный посвящённый, который не сводил с меня глаз сразу после ритуала Чаши Аркан.
– Клара, – произносит он моё имя как приглашение. Мягко. Сладко.
– Мы знакомы? – замираю в дверях.
– Пока нет, – на правом рукаве у него вышиты фазы луны – символ Клана Луны. – Но должны бы.
– Правда? – что-то в его взгляде заставляет мою руку дёрнуться к колоде на бедре.
– О да. Особенно учитывая, сколько я о тебе знаю.
– Вот как? – поднимаю бровь.
– Двести пять.
Мурашки пробегают по позвоночнику. Двести пять… номер моей камеры в Халазаре. Одно дело – если бы это сказал Равин. Но этот – совершенно посторонний посвящённый? И сказать это так в лоб… Даже наследный принц не позволил себе подобного.
– Мне это что-то должно говорить? – голос звучит небрежно, хотя тело моё напряжено до предела.
– Думаю, да. Ты ведь хочешь знать, что стало с твоими маленькими сообщниками, пока ты гнила в камере, правда?
Я буквально влетаю в комнату. И в тот же миг дверь с глухим щелчком захлопывается за спиной.
Но в помещении не только он. Нас трое.
Я выбрасываю ладонь, и магия вспыхивает в воздухе – но чьи-то сильные руки тут же сжимают мои запястья. Я бьюсь, вырываюсь, но это бесполезно. Я всё ещё слишком слаба. А без движения – я не могу призвать карты. Они всё ещё в колоде, зафиксированной на бедре.
– Вот это живчик, – насмешливо замечает тот, что справа.
– Давай, Эза, – говорит второй. – Посмотрим, из чего сделана новая игрушка Каэлиса.
Я снова поворачиваюсь к Эзе – мужчине, что заманил меня в эту ловушку. Тому, кто знает слишком много. Он держит карту в раскрытой ладони, зажатую большим пальцем. Я не успеваю разглядеть рисунок на лицевой стороне.
Мир резко опрокидывается. Пол превращается в потолок. Всё опрокидывается с тошнотворной силой. Эза теперь висит вверх ногами – или, может, это я?
Я моргаю, пытаясь избавиться от наваждения, которое вгрызается в моё сознание. Но с каждым взмахом ресниц мне кажется, что я теряю время. Каждое мигание длится чуть дольше, чем предыдущее.
Когда я наконец открываю глаза – передо мной почти полная темнота.
И я узнаю её сразу.
Это камера. Камера номер 205 в Халазаре.
Глава 16
Тело ломит от сна на каменном полу, суставы хрустят, когда я сажусь. Знакомые пятна плесени и грязи тянутся по углам камеры, как уродливая вязь. Решётка, что держит меня здесь, надёжно заперта.
На мне всё те же изношенные, обтрепанные лохмотья, в которых я провела месяцы. Тяжёлые от грязи, они липнут к коже. Я сжимаю в пальцах ткань – грубая, жесткая, до боли знакомая и… чужая. Как будто я уже начала привыкать к шелкам и коже, в которые облачил меня Каэлис. Или думала, что привыкаю.
Я прикладываю ладонь к ноющему лбу.
Каэлис… Почему я вообще о нём думаю?
Как будто мысль о нём призывает его: в темноте вспыхивает слабый свет. Сердце рвётся из груди, я резко встаю – и мир вокруг начинает кружиться. Головокружение, голод, тупая боль в животе – всё это не ново. И всё же ощущается чужим. Ладонь ложится на вогнутую дугу живота, под которой остались одни рёбра.
Неужели это место сломало меня окончательно?
Я в ужасе смотрю на пляшущие отблески света на стене напротив решётки. Разум будто разрывается надвое – между настоящим, этой камерой, и Академией, которая казалась такой реальной всего мгновение назад. Я ощущаю вес ладони Каэлиса на своей талии, его лёгкое движение, будто притягивающее ближе. Аура силы и опасности, что всегда его окружает, окутывает и меня.
Но и это – тоже реальность. Безошибочно реальность. Я слышу шаги стражника в коридоре. Чувствую холод и сырость в воздухе. Неужели Академия была лишь видением? Сном о будущем?
Стражник появляется в поле зрения.
– Вставай, – командует он грубо, отпирая дверь камеры. Я стою, глаза широко распахнуты. – Живо.
И этого достаточно, чтобы я сдвинулась с места. Я иду за ним, наши шаги эхом отражаются в полутёмном коридоре. Каждое движение будто кричит: всё это уже происходило. Но ведь нет… верно?
Тени сгущаются и душат. Неужели я настолько отчаянно хотела свободы, что сама выдумала её во сне?
Путь короткий, но знакомый. Меня не ведут по лестнице вверх – туда, где можно хотя бы мельком увидеть кусочек неба. И не к новой части тюрьмы, где, как раньше, меня ожидал принц Каэлис. Нет. Меня заводят в кабинет Глафстоуна. И оставляют с ним наедине.
– Что застыла, девка? – огрызается Смотритель, даже не поднимая глаз от стола. За его спиной – тяжёлые шторы, скрывающие окно, которое, как я всегда догадывалась, есть, но никогда не видела. Он бы ни за что не позволил мне взглянуть хоть на кусочек неба.
Я тянусь к скрытому рычагу на одной из книжных полок и прохожу в соседнюю комнату. Точнее – чулан. Ещё более убогий, чем кабинет. Каменный пол, голые стены, стул и стол, на котором лежит минимальный набор для изготовления аркан.
Сажусь.
– Мне нужно десять копий Двойки Кубков, – голос Глафстоуна звучит прямо за спиной, настолько бесшумно он подошёл. Взгляд – с отвращением, переходящим в презрение. Он медленно прикрывает за мной дверцу книжного шкафа. Я слышу, как срабатывает замок.
Здесь пахнет лучше, чем в камере. Иногда мне даже достаётся немного еды, которой я не получу больше нигде. Это место хоть как-то держит мой разум в тонусе. Царапанье пера по бумаге становится единственным звуком.
Глафстоун возвращается снова и снова – каждый раз всё более раздражённый.
– Быстрее, – рычит он, когда замечает, что я закончила только пять карт.
Хотела бы я посмотреть, как он работает быстрее. Половина колоды за час – результат, от которого любой арканист запищал бы от восторга.
Когда он возвращается в следующий раз, я как раз заканчиваю восьмую. Он зависает у меня за спиной, изучает работу… и вдруг резко хватает меня за волосы, дёргая голову вверх. Я едва сдерживаю вскрик – и от неожиданности, и от боли.
– Небрежно. Делай лучше, – бросает он. Отпускает, швыряет на стол пузырёк с чернилами и выходит.
С каждым визитом он становится всё… непредсказуемей. И опаснее.
Моей «награды» за десять карт хватает на пять новых. Теперь – Двойка Мечей. Через полчаса он возвращается – с раскалённым добела кочергой в руке. Угрожает выжечь на мне Метку «А» собственноручно и отправить меня в шахту, если я не ускорюсь. Если качество не улучшится. Хотя чернила, которые он мне даёт, едва годятся для хоть какой-то работы…
Спустя двадцать минут он выполняет свою угрозу.
Я сдерживаю крик, когда раскалённое железо впечатывается в кожу. Глафстоун отрывает клеймо – и тут же прижимает его ко второй руке, к другому плечу.
– Ты ничтожество, – шипит он. – Мусор. Не заслуживаешь даже той камеры, что я тебе отвёл. Я бы скинул тебя на нижние уровни подземелий и показал, как на самом деле выглядит ад этого места. Думаешь, первый уровень был ужасен? Ниже ещё два.
Я прикусываю язык, борюсь с дрожью, чтобы рука не дрогнула – чтобы перо продолжало вести чёткую линию. Скулы сжаты, колени подкашиваются. Но чернильные линии – острые, как клинок.
Это не прекращается. Час за часом, карта за картой, а я всё больше выжата. Человеческое тело не создано для того, чтобы вливать столько магии в мир, не отрываясь, не отдыхая, не позволяя себе ни глотка надежды. Всё только на силе воли.
Но я не позволю ему победить. Я пережила всё, что он бросал в меня. Всегда. И сейчас не сдамся.
Не дай ублюдку победить.
– Криво, – рычит он. – Криво. Криво! КРИВО! – с рыком Глафстоун хватает одно из моих серебряных перьев и вонзает его в мою ладонь, пронзая её и прибивая к столу.
Я таращусь на руку, не в силах отвести взгляд. Руки – моё мастерство. Мой шанс. Моя магия. Эта рана не убьёт меня – я научилась писать обеими руками, а некоторые умеют рисовать аркан даже ртом или с помощью протезов. Но… это конец. Конец моего терпения.
Невредимая рука находит первое, до чего дотягивается, – бутылочку с порошком. Я со всей силы швыряю её ему в висок. Смешок, тёмный, будто ожидавший этого, и кулак Глафстоуна впечатывается в мой подбородок. Я принимаю удар – боль уже не пугает. Меня больше волнует, сколько боли я могу причинить ему.
К тому же, я уверена: моя выносливость куда выше, чем у ухоженного, напомаженного Смотрителя. Халазер только закалил меня.
Он бросается на меня, вырывая руку с пером из стола. Спина бьётся о стену. Я резко поднимаю колено и врезаю ему в пах, выскальзывая из его хватки. Он снова оказывается на мне быстрее, чем я ожидала. Я едва успеваю метнуться вперёд, целясь в шею осколком стекла.
Промах. Глафстоун наваливается всем телом, прижимая меня к столу. Обе руки – на моей шее. Давит. Сильнее. Сильнее…
Я хриплю. Тени вокруг будто оживают. Оживают, как тогда, когда рядом Каэлис… Каэлис? Причём тут Каэлис, рожденный из пустоты принц?
Мысли разбегаются, я цепляюсь за первое, что чувствую, и мои пальцы хватаются за единственное, что всегда спасало меня: за перо.
Сжав кулак, я наношу удар. Перо почти не встречает сопротивления – входит в шею с пугающей лёгкостью. Руки Глафстоуна слабеют. Его губы чуть приоткрываются, будто он хотел что-то сказать… но не может. Глаза – широко распахнуты, затухающие. Я отталкиваю его. Он падает к стене и сползает вниз беззвучным мешком.
Горло саднит. Я дотрагиваюсь до него – и в глазах наворачиваются слёзы. Контур его тела размывается с каждым морганием. Я не уверена, что смогла бы закричать, даже если бы захотела.
Всё вокруг дрожит. Я убила его. Этот мерзавец наконец мёртв. И это сделала я. Но… что теперь?
Я соскальзываю со стола. Карты, что я чертила, – простые, повседневные. Такие, что просят у любого арканиста – бытовые, доступные. Не боевые. Люди здесь сражаются не с врагами, а за выживание.
Чтобы выбраться… мне придётся создать другие. Много других.
Услышали ли стражи снаружи нашу схватку?
Я метаюсь по комнате, собираю всё – моё перо, теперь уже скользкое от крови.
Линии выходят кривыми. Почему я не могу провести ровно? Я кричу – внутри себя. Магия не приходит. Контуры расплываются. Тени вокруг сгущаются, шевелятся. Зло, что проникло в камни этого места, готово поглотить меня.
Я должна уйти. Или погибну здесь, в этих стенах.
Сердце бьётся громче, чем удары в дверь. Я запихиваю пригоршню чертёжных принадлежностей за пояс. Времени нет. Если не успею сделать карты сейчас – закончу позже.
Дверь вот-вот слетит с петель. Значит, мне точно не туда. Я захлопываю книжный шкаф и бросаюсь к шторам за письменным столом Глафстоуна, отдёргиваю их.
Никакого солнца. Никакого неба. Только решётки… глядящие в знакомую камеру. В мою камеру.
Что… что происходит? Это не может быть реальностью.
Дверь с грохотом распахивается. Вбегают стражи.
Нет! Я бросаюсь к двери в заднем углу кабинета, врываюсь внутрь. В самом углу спрятан люк – он ведёт в подземелья. Последнее место, куда я хочу попасть… но об этих уровнях Халазара знают лишь избранные. Только Глафстоун хранит ключ, но – везёт – люк не заперт. За ним – обшарпанная лестница.
Каждый шаг вниз сопровождается гулом шагов за спиной. Они всё ещё преследуют меня. Я спускаюсь всё глубже, к самым нижним уровням подземелий Халазара. Переход за переходом – и каждый ведёт меня в одно и то же направление. В то, откуда не возвращаются.
Оно распахивается передо мной, зевает, готовясь проглотить.
– Клара! – кричит знакомый голос из темноты. Его звук пронзает меня до слёз. Он зовёт меня как будто из другой жизни, будто тысячу раз уже это делал. – Я найду тебя!
– Тебе меня не заполучить! – ору в ответ. Дайте мне выход, умоляю я, обращаясь к картам, которые где-то там, в колоде судьбы, перемешиваются невидимыми руками.
Я поворачиваюсь.
И оказываюсь снова в Городе Затмений.
– Как ты это делаешь? – спрашивает другой голос, сквозь зубы. Тёмный, раздражённый. Почти как… Эза? – Ты не должна иметь здесь никакой власти!
Мир дрожит, и знакомые, такие безопасные улицы, по которым я только что бежала, обрываются – в самом страшном месте, куда я могла попасть. Вспыхивают прожекторы, ослепляя. Я – в ловушке, устроенной городской стражей. В той самой, что привела меня в Халазар. Таро и чернильные принадлежности высыпаются из-за пазухи, рассыпаются на пол. Я поймана с поличным.
Арину тогда предостерегала:
«Не бери это задание, Клара. Плохие у меня предчувствия… Подожди. Я достану тебе кое-что, чего ты и представить не можешь. Особенные принадлежности. Они всё изменят», – говорила она с блеском в глазах.
Но я тогда объяснила, что в той сделке чернила – только половина. Вторую я доверила ей на ушко. Даже клуб не знал. Грив утверждал, что знает одного стража, который работал в тот день, когда погибла Мама. Это был шанс – узнать правду не из слухов, а от самого источника.
Как только я сказала это Арине, она перестала спорить.
Мы найдём, кто убил тебя, мама. Мы отомстим за твою смерть. Эта клятва, данная с сестрой, выжжена в наших душах глубже, чем клеймо на коже арканиста в шахтах.
Я снова бегу – к свободе, в которую слепо верю. Удача со мной, удача со мной, – повторяю с каждым вздохом, пока Город Затмений расплывается вокруг.
– Клара!
– Клара!
Они зовут меня. Требуют. Я убила их смотрителя. Сбежала из их тюрьмы. Нарушила их законы. В этот раз они точно убьют меня.
– Я не вернусь в подземелья! – воплю я в ответ.
– Куда? – раздаётся голос. Бестелесный, отовсюду, из каждого тёмного угла. – Вернись ко мне.
Я спотыкаюсь. Боль вспыхивает в руке, пронзая насквозь. Горло снова раскрывается, несмотря на синяки – я невольно вскрикиваю. Когда поднимаюсь – я снова в Халазаре.
Колени в крови и ссадинах. Всё тело трясётся, вот-вот рассыплется – и разрушит Халазар вместе с собой. Но я продолжаю бежать – через камеры, через город, который меняется с каждым шагом. Я бегу за свою жизнь – за жизни всех, кого я когда-либо любила. За будущее, в котором впервые может быть хоть крупица справедливости.
Пожалуйста, – шепчет моё сердце. – Пожалуйста, пусть удача будет на моей стороне. Я нуждаюсь в ней. Дай мне укрытие.
На мгновение побеждает город. Я почти у Клуба Звёздных – почти дома. Почти в безопасности.
Глухой рык раздражения сотрясает саму основу мира. Он перерастает в яростный вопль.
– Как ты это делаешь?! – кричит Эза откуда-то издалека.
Ты не получишь меня!
Я заворачиваю за угол – он должен вести к Клубу Звёздных. Но вместо этого передо мной – одинокая дверь в Халазаре. Без выбора, я распахиваю её… и в лицо ударяет тёплый, чистый утренний ветер. Я стою на краю горы на рассвете.
– Мама… – захлёбываюсь я, глядя на женщину перед собой.
Вокруг её талии – верёвка, натянутая и потрёпанная, она едва держит. Конец привязан к валуну. Она вдыхает, пока ветер свистит сквозь утёсы Провала – яростной расселины, что рассекает сердце Бесплодных гор. Единственное место, где гнездятся чёрные соколы – их перья размалываются в порошок, из которого чернят карты Мечей.
Она берёт верёвку в ладонь и поворачивается ко мне. Её тёмно-каштановые волосы растрёпаны, а глаза – алые, как у меня – блестят в солнечном свете. Она улыбается… будто видит меня. Будто знает, что я здесь.
– Мама! – кричу я, в тот миг, когда она откидывается назад и падает с утёса.
Удача дала мне последний шанс увидеть её лицо… только для того, чтобы заставить вновь пережить худший день нашей жизни.
Всё происходит в одно мгновение. Верёвка натягивается. В небе взмывают тёмные крылья. Далёкий крик. Падающая звезда. Вспышка молнии – и фигуры, движущиеся быстрее, чем я успеваю уловить взглядом. И – вдох. Верёвка рвётся.
Я кидаюсь вперёд, издавая первобытный крик – рваный, не человеческий. В этом звуке – одиночество всех ночей, прошедших без неё. Неверие в то, что это действительно могло произойти с нашей сильной, трудолюбивой матерью. И ярость… такая лютейшая ярость, что способна разорвать мир на части.
– Клара! – две руки обхватывают меня, не давая прыгнуть следом. Не давая даже увидеть её лицо в последний раз.
Я вырываюсь, бьюсь.
– Нет!
– Клара, хватит! – голос резкий, как удар плетью. Меня трясёт, и мир вокруг дрожит. Раскалывается. Рушится.
– Это не реально. Я с тобой.
Я моргаю.
Передо мной – силуэт мужчины, выхваченный послеполуденным светом. Остатки тюрьмы разума, в которой я была заперта, рассыпаются. Я снова в академии. Моя одежда больше не из грубого тряпья – она мягкая, изысканная. От меня пахнет не гнилью и грязью, а духами и лёгким дымом от благовоний в воздухе.
Но… то место всё ещё во мне. Оно всегда будет во мне.
– Каэлис… – выдыхаю я. Никогда ещё я не ненавидела кого-то сильнее за то, что он оказался рядом.
И никогда ещё не была так благодарна.
Я обвиваю его руками за плечи – и разрываюсь в рыданиях.
Глава 17
Всё его тело напрягается – и именно эта реакция возвращает меня в реальность. Я отшатываюсь, охваченная ужасом: только что я обняла его и разрыдалась, словно он – близкий друг. Его лицо совершенно нечитаемое. Он чересчур хорошо скрывает то, что, по моим догадкам, должно быть не меньшим ужасом, чем мой собственный.
Тишину в комнате нарушает лишь грохот моего сердца и мои частые, поверхностные вдохи. Паника в голове гудит так громко, что я удивляюсь – неужели он её не слышит? А он тем временем не отрывает от меня взгляда, словно пытаясь найти в моих глазах объяснение, которого я никогда ему не дам.
Что ты увидела? – вопрос без слов. Вопрос, на который, чувствую в костях, он и так уже знает ответ.
Он – тот, кто вытащил меня из пыток Халазара. И в том иллюзорном мире, и здесь. По-своему он дал мне спасение. Утешение. Но он же и был причиной, по которой я туда попала. Тот, кто превратил мою жизнь в очередную игру, лишь бы затащить меня в академию. Кто стоит за каждым кошмаром, что я пережила.
Я его ненавижу, напоминаю себе. Ненавижу его и всех, кто с ним заодно. Всю эту знать, что видят в нас инструмент, а не людей. Кто отворачивается от нашей боли. Всех. И Каэлис – голова этой змеи. Его отец может писать законы для Арканистов, но именно Каэлис следит за их исполнением. Именно он управляет потоком арканы по всей стране. Потому-то я никогда и не сомневалась: ловушка, в которую я угодила, была устроена им.
– Я… – пытаюсь заговорить, но слов не находится.
Каэлис подбирает их за меня:
– Это была карта.
Он резко отстраняется, встаёт и поворачивается ко мне спиной, отходя к окну – будто хочет дать мне время прийти в себя.
– Очевидно, – бормочу, растирая глаза. В вспыхивающих за веками звёздах всё ещё видятся образы, что мучили меня. – Но это было так… реально, – шепчу я. Не собиралась произносить это вслух. Тем более при нём.
– Ментальная тюрьма, созданная Повешенным.
Двенадцатая карта Старших Арканов: мужчина, висящий вниз головой, привязанный за одну ногу; его лицо прикрыто рукой. Голос Каэлиса остаётся отстранённым, без выражения.
– Повешенный… Эта карта не поддаётся чернению, её нельзя использовать, – я выпрямляюсь, стараясь включить разум. В теле всё ещё живёт память о руках, что грубо хватали меня. Мне срочно нужно восстановить силы, если я хочу здесь выжить.
– Уверяю тебя, её можно прочесть. И именно она была использована против тебя.
– Но карты Старших Арканов слишком сильны, чтобы ими мог воспользоваться обычный Арканист. – Единственным, кто, по легенде, мог их контролировать, был Дурак – потому он и стал таким известным.
– Слишком сильны для большинства. Не для всех.
– Эза… – Я слышала его голос там. Неужели он направлял всё, что я видела? Так он узнал о Халазаре? Из-за карты? – Он умеет пользоваться Старшими Арканами? – я стараюсь сосредоточиться на сути, на том, что говорит Каэлис, хоть бы на чём-то, что отвлечёт меня от всего, что я только что пережила.
– Он и есть Старший Аркан.
– Что? – я замираю.
– Думаю, ты знакома с мифом о Дураке и происхождении аркан?
– Знакома. – Одного упоминания достаточно, чтобы память унесла меня к историям, что мать рассказывала мне каждую ночь. Историям о странствии Дурака. Похожим на те, что знали и другие дети… но всё же иными. Настолько, что мама велела никогда никому их не повторять. У меня не было формального образования, но благодаря ей я не росла без знаний.
– Расскажи мне.
– Ты хочешь, чтобы я пересказала тебе детские сказки?
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне то, что считаешь историей, – чтобы я мог объяснить, насколько ты ошибаешься.
– А если вдруг я не ошибаюсь?
– Ошибаешься. – Он явно провоцирует меня, я это вижу… но остановиться уже не могу.
– Дурак первым услышал шёпот аркан, – начинаю я нарочито скучным, монотонным тоном, стараясь как можно яснее показать, насколько меня раздражают манеры Каэлиса. – Никто не знает, откуда появилась магия. Хотя некоторые считают, что тогда мир был ещё молод, и первозданная сущность Творения всё ещё витала в воздухе, проявляясь в отдельных людях.
– Дурак – так его прозвали, потому что его настоящее имя было утеряно. Всё, что о нём осталось, – это рассказы тех, кто считал его глупцом за то, что он искал эти «магические токи». Он отправился в одиссею, чтобы постичь природу силы, которую ощущал. Чтобы понять её… и обуздать.
Я делаю паузу, давая Каэлису возможность перебить меня, заявить, что я ошибаюсь. Но он молчит. Застыл, как статуя, выточенная из чёрного мрамора. Что ж… Похоже, я знаю больше, чем он думал.
– В пути он прошёл через множество испытаний, которые его изменили. Сначала он познал четыре элементальных силы, из которых впоследствии возникли Масти. Сначала он учился управлять ими через предметы – Мечи, Кубки, Жезлы и Монеты, – а затем преобразовал их в карты. Этот путь сделал его Магом. Он изучал сакральные тайны мира, и в этом обрел прозрение, подобное Верховной Жрице. Он вознёсся до власти и правил как Император и Императрица. Он—
– Тебе никогда не казалось странным, – перебивает Каэлис, – что Дурак был и Императором, и Императрицей? Что он воплощал Верховную Жрицу?
– Таро живёт в каждом из нас. Оно и женское, и мужское, и одновременно ни то ни другое. Это суть самой жизни, её природа во всех проявлениях. – Я борюсь с тем, чтобы голос не стал мягким, мечтательным. Эти слова – отголосок маминых рассказов, и её образ в моей памяти сейчас настолько ярок, что мне больно. – Вы и в Академии храните эту традицию. Тот, кто лучше всех воплощает суть карты, становится Королём или Королевой дома. Не важно, какую одежду он носит, или как предпочитает, чтобы к нему обращались – он, она, они.
– Это правда, – признаёт Каэлис. Я уже почти думаю, что победила, но – с ним? Конечно, нет. – Однако это не относится к истории Дурака. Тот рассказ, который ты знаешь, сосредоточен только на нём. Но его путь был слишком длинен для одной жизни, а его деяния – чересчур велики.
– Он был первым, кто покорил аркану. Некоторые считают, что, овладев этой силой, он стал бессмертным.
– И где же теперь этот бессмертный? – Каэлис широко разводит руками, словно ожидает, что Дурак сейчас войдёт в комнату. – Очевидно, не всем историям можно верить.
– И что же, по-твоему, правда? – Идея, что он прав, а я нет… Что я, возможно, знаю меньше, чем думала, – болезненна. Но я заставляю себя замолчать и выслушать, что он скажет.
– Дурак был настоящим. Он действительно прошёл свой путь. Но то, что мы теперь зовём Старшими Арканами, не произошло из него самого – ни из его поступков, ни из его эволюции. Нет, – Каэлис цокает языком, но я не поддаюсь на провокацию. Я молчу. Мне искренне интересно, что он скажет дальше. – На своём пути Дурак встретил других – тех, кто воплощал аспекты Старших Арканов, кто уже овладел этой силой. И эти люди поделились с ним своей мудростью. А он, в свою очередь, дал им знание – как заключить их силу в карты.
Это не звучит уж совсем невероятно. Я могу понять, как такая версия могла со временем упроститься и превратиться в историю о единственном герое, а не о двадцати одном. В детстве я даже сама так представляла. Но в конце концов мама всегда настаивала: был только Дурак. Он и его жадность – сила, из которой, как она считала, и родилась традиция скрывать арканы от народа. В её пересказе Дурак был существом зла.
– Значит… Эза – один из тех, кого Дурак встретил на своём пути? – пытаюсь логически завершить его мысль, и в ответ слышу оглушительный хохот Каэлиса.
– Нет, – наконец отвечает он, с трудом успокоившись. – А я-то думал, ты умнее.
– Мы же только что говорили о бессмертии, – сухо замечаю я.
– Эза – магический потомок изначального Повешенного. Того самого, кто первым обрёл сущность этой карты.
– Магический потомок? – Я впервые слышу такое выражение.
– Это честь, которая передаётся не по крови и не по титулу, а по судьбе. По случайности. Магия каждой из фигур Старших Арканов всегда жива и переходит от одного человека к другому после смерти. – Каэлис делает шаг вперёд. Потом ещё один. Расстояние между нами сокращается – и сердце моё начинает стучать чаще. – И ты, Клара, тоже – одна из Двадцати.
– Что? – выдыхаю я, едва слышно. Не уверена, что он услышал. Хотя он почти вплотную.
Ты бы чертила карты Старших Арканов, если бы знала как? – эхом всплывают его слова из Халазара. Тогда я сказала, что никто не знает, как их чертить. Даже мама не смогла научить меня. Она вообще отговаривала меня от подобных попыток. Как и отговаривала входить в крепость… а вот я здесь.
На губах Каэлиса появляется хитрая усмешка, он чуть наклоняет голову:
– Пойдём? Познакомлю тебя с твоими собратьями по Старшим Арканам, Фортуна.
Глава 18
В ответ я лишь смеюсь:
– Ты нелеп. Почти поверила в эту твою «неизвестную правду» о Дураке.
Каэлис делает шаг вперёд, сокращая расстояние, между нами. Мой смех гаснет под ледяным взглядом его бездонных, поглощающих глаз.
– Это не шутка. И ты это знаешь.
– Нет. Я не знаю, о чём ты вообще говоришь.
– Знаешь. Просто ты отказываешься в это верить. Закрылась от этого. – Его губы кривит раздражённая тень. – Ты… невероятна, Клара.
Будто ему противно, что он вообще сказал это вслух. Если бы не углубившаяся морщина на его лбу, я бы решила, что он просто издевается. Но отвращение к самому себе за то, что он меня похвалил? Вот это я ожидала. А значит… комплимент был искренним?
– Но… – Я буквально чувствую, как в воздухе повисает это «но». Он не собирается быть настолько добр ко мне.
– Нет. – Его рука вздрагивает. На мгновение мне кажется, что он собирается коснуться меня. И от этой мысли тут же всплывает воспоминание о том, как я вцепилась в него раньше. Я с силой вытесняю его из головы. – Никаких «но». Ты действительно невероятна.
Он явно вынуждает себя признать это. Но… кажется, он говорит серьёзно. И я застываю в шоке. Он обходит меня.
– Твоё мастерство в черчении уступает разве что твоей невыносимой настойчивости. И тем более поразительно, как ты иногда сомневаешься в себе или сдерживаешь себя.
– Я не сомневаюсь в себе. И не сдерживаю себя, – резко разворачиваюсь к нему.
– Тогда докажи это и иди за мной.
Каэлис разворачивается и уходит, плащ взмывает в воздух, не давая мне вставить и слова. Я всерьёз подумываю просто проигнорировать его. Этот день я могла бы посвятить учёбе… после дополнительного часа мучительной тренировки с профессором Даскфлэймом. У меня есть в распоряжении вся библиотека Академии Арканы и любые чернильные инструменты, какие только пожелаю. Время спланировать побег с вечеринки Равина в Городе Затмений. Я могла бы искать путь, по которому сбежала Арина. Или продолжить наедаться и восстанавливать силы.
И всё же…
Я бегу за принцем и, заворачивая за дверной проём, едва не врезаюсь ему в грудь.
Каэлис смеётся – низко и глухо, наклоняясь вперёд так, что наши носы почти соприкасаются:
– Долго же ты собиралась.
С этими словами он снова разворачивается и идёт дальше. Похоже, мне остаётся только идти следом.
– Если ты с самого начала собирался показать мне этих своих «Старших», то почему не сказал раньше? – спрашиваю я вполголоса, идя с ним вровень.
– Мы были… слегка заняты. – Он выглядит так, будто знает: довод у него хороший.
– Мог бы упомянуть, до того, как я ушла. – Даже я понимаю, что сейчас звучит нелепо. Я ведь в Академии меньше двух дней. Но ненавижу давать Каэлису хоть малейшую поблажку.
– Прости, что посчитал более важным – накормить тебя в обед, а о разговоре подумал позже. – Как ни странно, в его голосе слышится искренняя забота.
– А потом передумал? – Теперь я стараюсь понять, как он вообще догадался меня искать.
– Тебя не было за обедом. И, учитывая твоё состояние, я не мог представить ничего хорошего, что могло бы помешать тебе поесть. – Последние слова становятся чуть жёстче. Я легко могу представить, как он встаёт из-за стола в зале и тут же уходит искать меня.
Почему я так тебе важна? – вопрос всплывает в голове неожиданно, без приглашения. Я не задаю его вслух. Уверена, он в очередной раз скажет что-нибудь туманное… про свою цель – получить для себя карту Мир.
За серией каменных ступеней, настолько истёртых, что прогнулись в центре, скрывается пустая комната – не больше, чем прихожая к строению за ней. Вся задняя стена – стеклянная, залитая тёплым светом позднего дня. Каэлис без промедления распахивает железные створки двери.
