Текст книги "Академия Аркан (ЛП)"

Автор книги: Элис Кова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

– Что ты творишь? – шепчет Лурен, каждое слово дрожит в слезах.

– То, что правильно, – отвечаю я, не отводя взгляда от Мириона.

– Если… его высочество, Ректор Орикалис, позволит, Дом Кубков готов рассмотреть эту весьма нетипичную поправку, – осторожно произносит Мирион.

Все взгляды снова устремляются на Каэлиса. Но он смотрит только на меня. Его глаза сужаются, и я почти слышу, как он кричит у себя в голове: Что, чёрт возьми, ты творишь? Я выпрямляюсь ещё выше, не сдаваясь.

– Это… нарушение… будет признано, – каждое слово звучит так, словно он выдавливает его сквозь челюсти, сжатые так крепко, что ими можно было бы раскрошить алмаз в пыль. Толпа загудела. Я чувствую тяжесть сотен взглядов, устремлённых на меня. Любимица принца, шепчутся они. – А теперь, студенты и посвящённые, возвращаемся в академию.

Я опускаю руку Лурен, и меня накрывает изумление: это… сработало.

– Клара, спасибо, – шепчет Лурен. – Ты… ты изменила мою судьбу.

Словно поворот Колеса Фортуны. Эта мысль ошеломляет меня. Но лишь на секунду.

– Ты заслужила, – напоминаю я ей. – Докажи им.

– Докажу. Клянусь, – и впервые я вижу в её глазах ту силу, которая уверяет меня: с этим у неё не будет проблем.

Мы начинаем возвращаться. Я держусь на внешнем краю колонны, задевая плечами толпу горожан, выстроившихся вдоль улиц, чтобы посмотреть на студентов и посвящённых академии. Я встречаю взгляд Юры и осторожно пробираюсь ближе к ней. К тому моменту, как мы возвращаемся в академию, в моём кармане горит не только монета. Но у меня нет времени рассмотреть, что именно оставили там ловкие пальцы Юры.

На полпути к общежитиям меня рывком оттаскивает в сторону живая тень и швыряет к стене.

Глава 37

Каэлис резко прижимает ладонь к моему рту. Я отвечаю ему самым тупым взглядом в стиле «серьёзно, мы всё ещё играем в это?», на какой только способна. Он медленно убирает руку, но вместо того, чтобы что-то сказать, хватает меня за руку и тащит дальше, в заброшенные глубины.

Я уже смутно узнаю коридоры на пути к его покоям. Но терпение Каэлиса иссякает задолго до того, как мы добираемся туда.

Он отпускает меня, разворачивается, сверкает взглядом, отворачивается, начинает метаться взад-вперёд, потом снова в мгновение ока оказывается рядом. Будто ему одновременно и нужно держаться от меня подальше, и невыносимо быть дальше, чем на одно дыхание. Его беспокойство передаётся мне, и я изо всех сил стараюсь удержать сердце от учащённого ритма, чтобы не потерять ясность мысли.

– О чём ты только думала? – рычит он.

– О том, как спасала твоего отца? Как доставала карты? Как сделала так, что весь план прошёл идеально? – я прекрасно понимаю, о чём именно он спрашивает, но не хочу, чтобы все сегодняшние успехи были перечёркнуты одним смелым, слегка выбившимся из рамок решением.

– Ты отдала монету другой посвящённой, – Каэлис проводит рукой по волосам. – И именно монету Кубков.

– Ах да, прости, что нарушила драгоценные традиции вашей академии, – я вскидываю руки. – Без Лурен наш план бы не удался в такой мере. Она слишком хороша, чтобы быть Клейменной и отправленной в шахты на смерть. Эта академия нуждается в ней. Я нуждаюсь в ней.

– А я нуждаюсь в тебе! – слова вырываются из его горла, эхом разносятся по пустым коридорам и ещё громче – внутри меня. Мой контроль ломается, сердце взмывает в бешеный ритм. – Я… – Каэлис прижимает ладонь к губам, отступает, грызя ноготь. С резким движением головы он утыкается взглядом в густые тени, словно готов броситься в их объятия. – У Кубков больше мест, чем у Мечей. У тебя были бы варианты, это было бы безопаснее.

– Ты сердишься не потому, что я нарушила традицию. Ты сердишься, потому что… беспокоишься, что я могу не попасть ни в один дом? – я склоняю голову. Каэлис отводит взгляд – и этого мне достаточно. Внутри одновременно жар и холод. Я не хочу быть здесь. Но ещё меньше хочу быть где-то в другом месте. Паника сжимает грудь, и слова срываются поспешно, почти бездумно: – Конечно. Тебе ведь нужно, чтобы я была на Празднике Кубков, чтобы украсть у твоего отца. Если я не попаду в дом, меня там не будет.

Взгляд, которым он одаривает меня, словно взгляд раненого зверя. В нём – целые страницы. Но вслух он произносит лишь обрывки своих мыслей:

– Если бы всё этим и ограничивалось…

Слишком многое повисает в воздухе несказанным, и я отчаянно хочу это игнорировать.

– Ладно, не переживай. Я возьму одно из двух мест у Мечей, – торопливо заявляю я. Сегодня Эмилия доказала, что это возможно словами и делами.

– Это один из самых трудных домов для вступления.

– Сомневаться во мне – дурной вкус, – отвечаю я.

– Я просто реалист.

– Тогда будь реалистом в том, что после того, как я передам тебе подделки, я тебе больше не нужна. И я смогу сделать это ещё до Праздника Кубков, даже до Испытаний Тройки Мечей.

– Кто же ещё украдёт у моего отца, если не ты? – огрызается он.

– Ты умён, уверен, ты бы что-нибудь придумал.

В груди у него поднимается низкое рычание.

– Ты обязательно должна быть настолько невыносимой?

– Да. – Я не могу удержаться. – И знаешь, что, Каэлис? Думаю, тебе это нравится.

– Нравится? – он переспрашивает с непередаваемым недоверием. – Нравится?! Что могло бы понравиться кому-то вроде меня в такой, как ты?

– Сам скажи, – я пожимаю плечами, прекрасно понимая, что вывожу его из себя. Стараюсь держаться спокойно, но сердце бьётся так быстро, что перед глазами начинает темнеть. – Это ведь ты держишь меня рядом. Ты – тот, кто заботится и волнуется обо мне куда больше, чем обязан.

– Ты невыносима. Ты слишком талантлива для собственного блага. Ты такая… чёрт… такая самоуверенная порой и упрямая сильнее, чем я вообще мог представить, что способен быть человек. Ты злая, огненная, страстная, часто безрассудная и более решительная, чем любое создание, которое я встречал. А хуже всего то, что… – он делает шаг ближе, и каждое слово врезается в меня, – при всей своей невыносимости ты настолько красива, что ни один здравомыслящий мужчина не смог бы отвести от тебя глаз.

Каэлис подходит ближе, но в этот раз в каждом его шаге есть намерение. Я остаюсь на месте. Стою твёрдо. Я не отступаю.

– Ты наслаждаешься тем, что ты преступница. Вся твоя сущность – это отрицание всего, чем являюсь я. Ты убила бы меня и всю мою семью не раз, если бы у тебя был шанс.

– А ты поступил бы так же со мной и с теми, кого я люблю, – парирую я.

Каэлис замирает. Тени на его лице становятся ещё глубже. Нас освещает лишь угасающий закат, рвущийся сквозь пыльные окна.

– Ты всегда должна оставлять за собой последнее слово?

– Только если я права.

– Ты проблемная. Нарушающая порядок. Непригодная. Надоедливая. Несвоевременная—

– Несвоевременная для чего именно? – перебиваю я, дыхание сбивается. Он уже настолько близко, что если бы я вдохнула чуть глубже, моя грудь коснулась бы его. Он смог бы не только услышать, но и почувствовать, как бешено бьётся моё сердце, что он делает с моим телом, даже не прикоснувшись.

– Для меня. Ты – одновременно лучшее и худшее, что я мог себе представить. Всё, что мне нужно, и последнее, чего я, чёрт побери, хотел. – Его рука поднимается, словно он собирается коснуться меня. Он касался моего лица на вечеринке. Но это… это совсем другое. И мы оба это знаем.

Тогда я сама стираю расстояние. Кладу ладони ему на талию, сжимаю ткань куртки в кулаках. Тяну его к себе, и наши тела прижимаются друг к другу.

– Если честно, Каэлис, единственное, чего я когда-либо думала хотеть от тебя, – это твоё сердце, вырезанное из груди.

– Скажи слово, – его голова чуть склоняется, длинные пряди щекочут мой лоб. Наши губы зависают мучительно близко. Любая рациональная мысль исчезает, когда тепло его дыхания смешивается с моим. Я всё ещё чувствую на его губах прохладу осеннего воздуха. Всё ещё ощущаю вкус его с тех пор, как его язык оказался в моём рту.

– И какое же это слово? – мой голос едва слышен, почти растворяется в буре, что клокочет в безднах его глаз.

Руки Каэлиса наконец находят меня. Одна скользит вдоль талии, другая осторожно очерчивает линию моей челюсти. Каждое прикосновение словно крошечная звезда падает на кожу. Вспышки света во тьме.

– Подчинение или завоевание? – бархатный шёпот.

– Разве это не одно и то же? – вопрос повисает в воздухе, тяжёлый, как и наши веки. Как и наши тела, тянущиеся друг к другу, пока всё вокруг блекнет и растворяется.

– Мы не можем, – его дыхание срывается хриплым вздохом, будто всё его тело готово сломаться. Оно дрожит от усилия сдержаться. Не поддаться тому, чему мы оба знаем – мы не можем. В глубине нутра я понимаю, о чём он. Но его самоконтроль не позволяет ослабить тетиву. – Они будут искать нас на Пире Дня Монет.

– Пусть ищут, – я не готова отступить. Не готова сдаться. Не тогда, когда эта жажда так глубока и обжигающе реальна, что её наконец можно утолить.

– Мы оба ведём себя глупо. Никто из нас на самом деле этого не хочет. – Но даже говоря это, он не отходит. Каждое слово обжигает мои губы, расстояние, между нами, мучительно мало. – Мы просто… захвачены плотскими желаниями.

– Ну и что? – спокойно отвечаю я.

Он откидывает голову чуть назад, чтобы лучше рассмотреть меня.

– Очевидно же, – я нарочито растягиваю слово, крепче удерживая его. – Думаешь, я не понимаю, какая это ужасная идея для нас обоих? Как это отразится на нашей совместной работе? Как сильно мы обоюдно, в целом, ненавидим друг друга?

– «Ненавидим» – слишком сильное слово, – бормочет он.

– Это не обязано чем-то быть, что-то значить, – мои руки скользят по его груди. Он прочный, как стена. Дышит прерывисто. Четыре масти, как же мне хочется его сломать. – Будем честны: я пробыла в Халазаре почти год. И, несмотря на все твои слова, думаю, ты, наверное, самый непривлекательный жених во всём Орикалисе. – Его глаз чуть дёргается. Я усмехаюсь. – Нам обоим нужен хороший трах, Каэлис. Это ведь не обязательно должно быть сложно.

Он срывает тихий стон, обе руки возвращаются на мои бёдра, скользят по изгибу ягодиц. Зацепляются за пояс брюк. Он резко притягивает меня ближе, и я чувствую, насколько сложной стала для него эта ситуация. И это заводит меня ещё сильнее.

– Если мы опоздаем на пир, они заподозрят, – повторяет он.

– Они уже назвали меня твоей «шлюхой». Так я хотя бы дам им повод, – ухмыляюсь я. – К тому же, разве это не укрепит легенду о нашей великой любви?

Он стонет.

– Нам и правда не стоит… мы не можем. – Я уже открываю рот, чтобы возразить, но он опережает меня: – «Они» – это мой отец и брат.

Мои глаза расширяются. Я отпускаю его, и холодный воздух академии обрушивается на меня, как ушат ледяной воды. Одного лишь упоминания короля хватает, чтобы здравый смысл вернулся.

– Они здесь? В академии? – спрашиваю я.

– К моему великому сожалению.

– Зачем?

Каэлис отступает, дёргая за одежду. Похоже, и он вернул себе самообладание.

– Не знаю зачем. Отец потребовал, чтобы мы обедали вместе с ними на Пиру Дня Монет. Но зная Равина и моего отца, причина уж точно не будет хорошей. Так что готовься ко всему.

Глава 38

– Полагаю, нам не стоит больше заставлять их ждать, – я тоже провожу ладонью по одежде. Следов жадных рук Каэлиса уже нет. Но его запах всё ещё держится на ткани. А сердце по-прежнему трепещет. – Я выгляжу нормально? – спрашиваю. Но на самом деле имею в виду: я выгляжу так, будто секунду назад была готова, чтобы ты прижал меня к стене и лишил рассудка?

К моему удивлению, принц отвечает искренне:

– Раздражающе безупречно, как всегда.

– Приятно знать, что одного моего вида достаточно, чтобы вывести тебя из себя.

– Больше, чем ты думаешь, – бормочет он так тихо и быстро, что я не уверена, не послышалось ли мне.

Коридоры размываются, пока он ведёт меня из заброшенных залов в освещённые. Я всматриваюсь в знакомый уже изгиб его плеч. В силуэт, отбрасываемый на свет – словно он сам отказывается принадлежать этому сиянию.

Он красив. Я знала это с первой секунды, как только увидела его. Признавала это и раньше. Но есть в нём что-то такое, что заставляет глаза возвращаться к нему снова и снова. Он не просто приятен внешне. Он – особенный. Потусторонний.

Это Каэлис, второй сын, его стоит ненавидеть! – кричит во мне голос. Но тут же тише звучит другое: Но почему? Это же тот мужчина, который…

Убил клан?

Да, это правда. Странно, что я могу это вынести. Но я никогда не питала нежности к аристократам. Разве я не поступила бы так же, будь у меня сила стереть целый клан с лица земли?

Подстроил все мои несчастья?

Так ли это? Не он заключил меня в Халазар, как я думала. И он же вывел меня оттуда… хоть и ради собственной выгоды. Немного доброты и пылающий взгляд из-под тени длинной растрёпанной чёлки не должны – и не смогут – перечеркнуть всё, в чём он замешан. Он напрямую поддерживал и извлекал выгоду из системы, что наслаждается мучениями арканистов, и…

Он пытается эту систему разрушить.

Если ему можно верить.

Я никогда ещё не чувствовала в себе такой раздирающей противоречивости. Всю жизнь вокруг меня существовал ясный порядок. Они – семья Орикалис и высокие дворяне, их поддерживающие, – враги. Я почти слышу голос матери, повторяющий это. Им нельзя доверять. Они – кукловоды наших страданий. Они уничтожат мир, стоит только дать им шанс.

Желудок сводит узлом. Всё, что раньше казалось таким ясным, теперь туманно, как и сама академия в первый день, когда я переступила её порог. Единственное, что прорывает этот водоворот мыслей, – яркий свет главного зала, когда двери распахиваются передо мной и Каэлисом.

Главный зал академии преобразился к празднику Дня Монет. Запах десятков цветов обрушивается на меня сразу, как только я вхожу. Они стоят в корзинах на изогнутых держателях вдоль стен. Между ними натянуты гирлянды плюща и мха, переливающегося самоцветными оттенками. Столы накрыты золотом и зеленью. Каменный пол устлан ковром из лишайника, смягчая наши шаги.

Я бы восхитилась этой красотой, если бы не ощущала себя идущей на эшафот. Все взгляды прикованы к нам с Каэлисом. Моя ладонь легко лежит на сгибе его локтя, пока он ведёт меня мимо столов посвящённых. Стол преподавателей разделён надвое: в центре, впереди, отдельные места для королевской семьи.

Король Нэйтор, Равин и Лея уже на своих местах. Первые двое смотрят на меня горящими глазами. Как будто я – главное блюдо, которого они так долго ждали. Лея сидит с мягким выражением лица, но её взгляд рассеян, а мышцы словно напряжены, удерживая маску спокойствия. Всё в ней кричит, что она хотела бы быть где угодно, только не здесь.

Я тоже, – мысленно отвечаю я. Сердце бьётся быстрее, пока я сажусь рядом с Каэлисом, среди королевских особ. Держать руки ровно – настоящее усилие. Тяжесть всеобщего внимания никогда ещё не была так ощутима.

Несмотря на все насмешки и слухи, помолвка с Каэлисом ещё ни разу не казалась мне настоящей. Даже на званом вечере. Но сейчас, под этими взглядами, особенно короля, – она обрела реальность.

Я сглатываю тревогу и заставляю себя улыбнуться. Король встаёт, едва Каэлис садится. Он поднимает хрустальный кубок.

– За ещё один успешный День Монет. Вы – истинный знак совершенства, – глаза короля Нэйтора скользят к нам с Каэлисом. Его лёгкая улыбка выглядит всем, чем угодно, только не искренней. – И за моего второго сына, вашего директора, и женщину, которую он, похоже, избрал.

Не слишком восторженная похвала… Но когда он пьёт, пьём все. Ни одно вино мира не перебьёт горький вкус у меня во рту.

Ужин начинается по-настоящему. Столы ломятся от еды на тяжёлых, богато украшенных золотых блюдах, которые выносят служащие академии. Я заставляю себя есть, понимая, что всё будет казаться пеплом в таких обстоятельствах. И не ошибаюсь.

– Должен сказать, редкое удовольствие видеть за своим столом так много членов семьи. Обычно лишь Равин навещает мои владения и успевает надоесть, – Каэлис нарушает натянутое молчание.

Мне едва удаётся сдержаться, чтобы не наступить ему на ногу под столом. Зачем он провоцирует? Я бы предпочла просидеть весь ужин в тишине.

– Невозможно! – Равин растягивает ухмылку, достойную оплеухи. – Навещать тебя – моё любимейшее занятие, брат. Я знаю, ты тайком обожаешь, когда я удивляю тебя своей любовью.

Братья смотрят друг на друга больше, как мальчишки, готовые пустить в ход кулаки, чем как взрослые мужчины.

Я сдерживаю вздох. Королевские или простолюдины – сёстры и братья всюду одинаковы. Интересно, каковы отношения у Каэлиса и Равина с их младшим братом, третьим принцем? Кажется, ему сейчас тринадцать… значит, вскоре он начнёт всё чаще приезжать из замка Орикалис.

– Редкое удовольствие, и правда, – слова короля звучат так, словно он и не замечает ссоры сыновей. А может, даже… с оттенком тоски? Его лицо кажется неожиданно искренним, когда он смотрит поверх моего плеча в глубину зала. Будь я иной, я бы сказала, что это взгляд человека, которому действительно не безразличны арканисты за моей спиной. Жёсткость уходит из его глаз, они смягчаются, словно в них отражается сожаление. Но миг – и всё исчезает. Вновь передо мной холодный и расчётливый правитель, губы которого искривляет почти зловещая улыбка. – Особенно теперь, когда у меня есть возможность разделить трапезу с женщиной, которой мой сын решил меня удивить как возможной будущей частью нашей семьи.

– Для меня честь находиться в столь высоком обществе, – я опускаю взгляд на тарелку, используя еду как предлог для показной покорности.

– Дважды за один день даже, – король откидывается назад и вытягивает руку на стол, задумчиво постукивая пальцем.

– Я воистину благословлена, – выдавливаю я улыбку и пригубляю вино.

– Особенно для девушки простого происхождения, которую мой сын встретил… Как вы познакомились? – его взгляд мечется, между нами.

Я благодарно перевожу глаза на Каэлиса.

– Я был по делам в Городе Затмений… – начинает он.

– Не припомню, чтобы ты бывал там в прошлом году, – тут же встревает Равин.

Каэлис прищуривается:

– Я не обязан докладывать тебе обо всех своих передвижениях.

– Но ведь у нас была договорённость уважать чужие границы? Если кто-то посещает владения другого, это должно быть ясно обозначено, – Равин откидывается в кресле и лениво покручивает бокал. Лея рядом с ним продолжает спокойно есть, будто всё происходящее – рутина.

Четыре масти, только бы мне никогда и вправду не пришлось породниться с этой семьей. А если и придётся – возьму на вооружение её метод: молчание.

– Может, я бы больше уважал границы, если бы ты это делал, – холодно бросает Каэлис.

– Довольно, – король теперь смотрит лишь на меня. – Хочу услышать это от неё.

– Я… – я бросаю взгляд на Каэлиса. Мы ведь никогда не обсуждали, как якобы встретились.

– Не стесняйся. Расскажи же эту историю любви на века.

– Я родилась в Городе Затмений. Моя мать и отец были глубоко влюблены. Его работа не позволяла ему оставаться в городе надолго, его часто отзывали, – слова сами собой выходят из уст. Перед глазами вспыхивают образы детства, почти складывающиеся в лицо отца, которого я старательно пыталась забыть. Я не могу сказать всей правды, но это не мешает боли проникнуть в мой голос, пока я выстраиваю вымышленную историю о том, что могло бы быть. – Мы не были особенными, моя семья. Но у нас было достаточно, мы жили.

– Где твои родители теперь? – спрашивает король.

– Отец ушёл, когда я ещё едва ходила. Мать погибла в Провале, – мой голос твердеет. Король даже не думает выразить соболезнования. Зато Каэлис шевелится, и его колено касается моего, словно поддержка. Я поднимаю взгляд, приоткрываю губы, с вопросами, которые нельзя задать вслух. Он понял. Он слышит правду в моём голосе. – Отец оставил достаточно средств, чтобы я могла выжить.

– Даже будучи ребёнком? – Лея впервые вступает в разговор, в её голосе – искренняя жалость. Может, она не так уж плоха, как я думала.

– У матери были близкие друзья, которых я знала с детства. Они помогли мне. Взяли под опеку, пока я не выросла, чтобы справляться самой, – я вспоминаю фигуры в плащах, что всегда появлялись возле Гнилого Логова. Людей, с которыми мать работала, тех, кто присматривал и за мной тоже. Таких, как Бристара. – Я встретила Каэлиса только тогда, когда сама добралась до Провала.

– Клара недавно открыла в себе арканическую силу. Я оказался в городе, и… мы познакомились, – подхватывает Каэлис. – Но лишь когда я побывал в её доме и увидел реликвии, что передавались по материнской линии, я сложил воедино её происхождение. Оставалось только найти доказательства. Со смертью матери Клара оказалась последней живой наследницей.

– Какое везение для тебя, – Равин улыбается так, что улыбка больше похожа на оскал.

– Думаю, мне и правда немного повезло, – я отвечаю той же улыбкой.

– Звучит как настоящая история любви, – задумчиво говорит Лея.

– Настоящая или нет… многие задаются вопросами, – вновь вмешивается король. – Мой двор уже гудит, словно летнее поле, от разговоров о вас двоих, если только они не продолжают помешиваться на беглеце из Халазара.

– Этим сплетникам не мешало бы найти себе занятие, – бормочет Лея с явным отвращением. Она всё больше мне нравится.

– Я слышала эти слухи – о беглеце, – я пользуюсь шансом перевести разговор от нас с Каэлисом и показать, что упоминание беглеца меня не пугает. – В них есть хоть капля правды?

– Разумеется, нет, – фыркает король. – Никто не сбегал из Халазара.

– Но, отец… – пытается вставить Равин.

Король обрывает его:

– Никто не сбегает из Халазара. И если бы такое случилось, человек долго бы не прожил. – Он говорит так, словно пытается навязать свою волю самой реальности. Но в этот раз эта реальность играет мне на руку, и я молчу. – Куда опаснее для меня то, что знать сомневаются в искренности вашей помолвки.

Так много о попытке увести разговор…

– Пусть сомневаются, – Каэлис лениво отмахивается. – Я продолжу отправлять в их кланы одарённых арканистов, и это заткнёт им рты. О моих делах им волноваться не стоит.

– Ты второй в очереди к трону, – жёстко произносит король.

– Лишь до тех пор, пока Лея не родит наследника, – отвечает Каэлис, наклоняя голову в сторону брата. – Кстати, как с этим дела? Что, уже два года прошло? Не говори мне, что ты… недостаточно хорош, братец.

Челюсть Равина ходит ходуном от сжатых зубов.

– Наследие – это одно, но есть ещё вопрос о возможности возвращения клана. Это изменит баланс сил, – произносит король. Нет ничего страшнее для всех Орикалисов, чем мысль о новой Резне Кланов. Последняя война между ними разорвала землю и её народ. – А потому знать сомневается: как последняя наследница клана может любить человека, который перебил всех её родичей?

– Отец, – Каэлис едва выдавливает слово сквозь стиснутые зубы. Его рука сжимается в кулак вокруг ножа, словно ему стоит лишь секунды, чтобы всадить его в шею собственного отца за одно упоминание Клана Отшельника.

Я вмешиваюсь прежде, чем Каэлис успеет сказать или сделать что-то, что только усугубит положение:

– Что мне нужно сделать, чтобы убедить их в искренности моей любви к принцу и в том, что ни я, ни Клан Отшельника никогда не станем угрозой для других кланов?

– Думаю, то, чего жаждет мой двор, чтобы унять свои сплетни, – это доказательство этой тайной романтической связи, – задумчиво произносит король Нэйтор. – Доказательство того, что ты слишком занята ролью хорошей жены моему сыну, чтобы представлять угрозу балансу власти.

– И каким же образом мы можем им это доказать? – я изо всех сил надеюсь, что он не предложит прямо сейчас поклясться друг другу и скрепить союз Четвёркой Жезлов.

– Многим кажется весьма странным, что вы проводите так мало времени вместе. Для пары, столь безумно влюблённой, и для мужчины столь ревностно защищающего, как мой сын, все ожидали бы, что ты уже стала неотъемлемой частью его покоев.

– Ну, тогда… – Каэлис поворачивается ко мне с тёплой улыбкой. Его пальцы нежно ложатся на тыльную сторону моей ладони. Движения его расслаблены, будто секунду назад он и не был готов кого-то заколоть. – Думаю, пора им сказать.

Я лишь улыбаюсь и киваю, молясь, чтобы он понимал, что, во имя Четырёх Мастей, делает. Каэлис обращается к отцу:

– Эти приготовления давно ведутся. Просто потребовалось время, чтобы привести мои покои в порядок для дамы вроде Клары. Большая их часть была пыльной и запущенной от долгого запустения. Я не мог позволить, чтобы моя будущая жена увидела что-то меньшее, чем совершенство.

Лицо Равина мрачнеет в недоверчивую тень; он явно не верит ни единому слову.

– Вот как? – король Нэйтор приподнимает брови.

– Именно так, – настаивает Каэлис. – Она сможет переселиться уже сегодня.

– Превосходно. – Король переводит взгляд на Равина. – Ты ведь согласен?

– Разумеется, – мрачно отвечает первородный принц.

Оставшуюся часть трапезы мы доедаем быстро и почти в тишине. Когда король поднимается, весь зал замирает. Ему отвечают поклонами и салютами. Вслед за ним уходят Равин и Лея. Мы с Каэлисом остаёмся стоять вдвоём во главе стола.

– Я переезжаю к тебе? – шепчу я, едва король исчезает из зала.

– Либо это, либо Халазар, – безжизненно отвечает он.

– Знаешь, бывают моменты, когда я могла бы и Халазар предпочесть, – бормочу я.

– Ранишь меня.

– Просто хочу держать тебя в тонусе.

В его глазах вспыхивает искра веселья. Но быстро угасает, когда до него доходит то же, что и до меня: нам действительно предстоит жить вместе.

– Иди в свою комнату и собери самое необходимое, что хочешь забрать сама, – инструктирует Каэлис. – Остальное перенесут слуги.

Неохотно я отрываюсь и направляюсь к общежитию. С каждым шагом думаю о том, что это значит для меня как для ученицы. Те крохи свободы, которые я с таким трудом выцарапала, исчезнут. Я не смогу по вечерам выбираться к друзьям, когда буду буквально под носом у Каэлиса… Но я заставляю себя выглядеть довольной – выглядеть женщиной, почти получившей благословение короля и чьё чело предназначено для короны.

И вот, со вздохом я открываю дверь в свою спальню – или в то, что ею было.

Я ожидала пустоты. Я не заметила, чтобы Алор покидала ужин. Хотя, если честно, я не особо следила за теми, кто не сидел за высоким столом. Она вальяжно раскинулась на своей постели поверх покрывал и в уже залеченной руке лениво вертит кинжал – тот самый, с которым спит каждую ночь.

Её глаза остры, как его лезвие.

– Скажи-ка… Как получилось, что ты, первогодка, которая по правилам может владеть только первыми пятью картами масти, смогла использовать Десятку?

Глава 39

– Я не понимаю, о чём ты, – бросаю я ей недоумённый взгляд, подходя к шкафу и беря сумку. Одежду пусть заберут слуги – она всё равно не моя. Всё ценное у меня в столе.

– Я видела, – её тело замирает. – Ты уничтожила мою карту прежде, чем она успела обернуться.

Я только хмыкаю, совсем не желая сейчас в это ввязываться:

– Кажется, я использовала два Туза и Пятёрку Монет.

– Думаешь, я идиотка? – голос Алор трескается, срывая её благопристойность. – Я знаю, как выглядит магия Монет. Я знаю ритм карт. И пятёрка, даже с Тузами, не способна на то, что ты сотворила.

– Думаю, у тебя был долгий день. И… прости насчёт руки, – мягко добавляю я и продолжаю складывать в сумку вещи из стола, хотя пальцы остаются готовы в любой миг вытащить карту из колоды на бедре. – Такое легко можно…

– Не смей меня оскорблять! – кинжал дрожит в её руке. На постели рядом с ней раскиданы карты. Она вооружена и готова. – Я видела. Точно так же, как видела каждую ночь, когда ты тайком ускользала из комнаты.

– Я и не знала, что у нас комендантский час, – сухо отвечаю я.

– Куда ты ходишь? Это какие-то тайные тренировки? Как ты вообще можешь делать всё, что делаешь? – её голос снова становится требовательным.

– И не знала, что я тебе так дорога, – отмыкаю я ящик стола и пытаюсь незаметно сунуть в сумку те самые карты.

– Я и не думала, пока ты не вмешалась в мои дела.

– Это из-за жетонов? – Эза и она ясно дали понять, что места в Мечах принадлежат им. А так как это единственный Дом, за который я могу бороться… мы теперь прямые соперницы. Трое на два места.

– Это потому, что у тебя явно есть какое-то преимущество, – теперь она откровенно наставляет на меня кинжал. И только то, что она не встаёт с постели, мешает мне достать карту. – Это из-за принца ты можешь использовать более сложные заклинания? Он тайком отвёл тебя к Чаше?

– Я бы ожидала, что уж знать дворянке: Чаша – не единственный способ получить большую силу. Это сложно, но можно тренировать себя. Некоторые Арканисты просто более одарены от природы – как кто-то может бегать быстрее или прыгать выше, – я сохраняю ровный тон.

Она явно принимает мои слова за снисхождение, потому что её щёки заливаются краской:

– Я знаю, как работает магия. Я знаю, что Арканисты совершали паломничество к Чаше ещё до того, как Каэлису пришла в голову мысль об академии.

– Отлично. Значит, ты знаешь, что некоторым Арканистам Чаша вовсе не была нужна. Радa, что поговорили, – отрезаю я. Я знаю, чему их учат, во что они верят. И трудно не верить, когда законы короны душат естественный рост Арканистов, а Чаша и вправду усиливает способности.

– Как ты смеешь… – начинает она.

Я тяжело вздыхаю, перебивая:

– Может, я как раз из тех невероятно одарённых Арканистов. И стала возлюбленной принца потому, что я настолько хороша.

С рыком она вонзает кинжал в столешницу. Он остаётся стоять идеально прямо. В её глазах полыхает огонь, напускное равнодушие рушится.

– Да гори оно огнем, скажи, как ты это делаешь!

– Тут и правда нет никакого секрета, Алор. Я просто пользуюсь теми картами, которыми пользуюсь. Вопреки всему, что тебе твердили всю жизнь, есть не один способ работать с таро или получать их силу.

На мгновение она оседает. Но гнев и недоверие снова берут верх.

– Нет. – Алор вскакивает. – Нет. Я сосчитала все карты, что ты использовала сегодня. Другие могли потерять счёт в хаосе, но не я. Я наблюдала за тобой и раньше. Даже моя сестра не может разыгрывать столько карт за день. Даже лучшие третьекурсники академии на такое не способны. – Она тычет пальцем мне в лицо, и только то, что это не кинжал, спасает её. Но она явно испытывает мои нервы. – Ты что-то скрываешь. У тебя есть тайны, которые ты утаиваешь от всех.

Я открываю рот, но понимаю – теперь это уже не о том, что я скажу.

– А потом ты ещё и отдаёшь один из жетонов Лурен, – добивает она.

Во мне тут же поднимается защитное чувство за подругу.

– То, что я делаю со своими ресурсами, наградами и силами, не твоё дело.

– Ах так? – её губы искривляются в саркастической усмешке. – Это моё дело, если ты так явно хочешь сделать меня врагом.

– Да наплевать мне на тебя! – я резко разворачиваюсь, усталость дня наконец ломает во мне что-то. Алор кажется ошеломлённой, и её лицо стоит повторить ради того, чтобы слова запомнились. – Мне. Всё равно. На. Тебя. У меня столько всего, куда важнее этой жалкой академии, её тупых домов, жетонов и испытаний.