Текст книги "Академия Аркан (ЛП)"

Автор книги: Элис Кова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

– Не особо, – спокойно отвечаю. Снимаю корону и возвращаю её на место.

Он склоняется ближе, будто собирается поцеловать меня в щёку. Я медленно вдыхаю, готовясь в очередной раз его отшить, но он только шепчет:

– Тебе идёт корона, знаешь ли.

– Ты жалкий лжец, – сухо бросаю я. Голос ровный. Он не выдаёт, насколько предательски учащённо стучит моё сердце.

Каэлис отступает, усмехаясь – тихо, глубоко, так, что я чувствую этот смех в своей груди.

– На большинстве женщин это срабатывает, – замечает он.

Я резко поворачиваюсь, сверля его взглядом снизу вверх.

– Мне плевать на твои короны, титулы… и на всех тех женщин, мужчин или кого бы ты там ни соблазнял раньше.

– Знаю. И это чертовски освежает, – отвечает он, делая шаг назад. – Но всё же, тебе она шла. Королева крыс.

Я издаю хриплый звук отвращения.

Каэлис вытаскивает из кармана пальто изящный серебряный ключ и с мягким щелчком отворяет ещё одну дверь, незаметную с первого взгляда. За ней – слабо освещённый проход. Каэлис идёт вперёд, и я снова следую за ним – в неизвестность.

Проход оказывается простым. Спуск, поворот, ещё один… и снова прямо. Я чувствую летнее тепло прежде, чем вижу его источник – узкие арочные окна по обе стороны открывают вид на туман, окутывающий основание Академии, и на главный корпус впереди.

– Мы внутри моста, ведущего к твоим покоям, – осознаю я. Каэлис кивает. – Почему просто не пройтись по верхнему ярусу?

– Думаешь, я хочу, чтобы все знали, куда я хожу? – Он оборачивается через плечо с лукавой улыбкой. – Весь мой ореол таинственности пропадёт, если меня будут видеть в самых разных местах Академии, но никто не сможет понять, как я туда попал.

Он явно гордится этим, произносит с тем же тоном, как будто это весёлая игра. Но всё, что слышу я: Я могу быть везде. И в любой момент. Как будто мне и так не приходится постоянно оглядываться.

Мы продолжаем спуск – всё глубже в чрево Академии. Стены становятся грубее, воздух холоднее, до такой степени, что изо рта вырываются облачка пара – несмотря на лето. Мы глубоко внутри скал, и я ощущаю вес камня – вес истории и магии – повсюду вокруг.

Наконец, проход выводит нас в огромный, пещероподобный зал. Единственное, что может соперничать с его масштабом – это его красота. Оба эти аспекта выбивают из меня дыхание.

В самом центре возвышается монументальная статуя андрогинного существа. Она вырезана из мрамороподобного камня – почти белого, как алебастр. Только вместо привычных серых прожилок по поверхности идут светящиеся потоки магии, как будто камень – лишь оболочка для чистой силы внутри. Это свечение достаточно яркое, чтобы осветить зал, но не достаёт до самого потолка.

Лицо фигуры излучает умиротворение и вечную мудрость, глаза закрыты, на губах – едва заметная, загадочная улыбка. Руки протянуты вперёд, и в ладонях – шар, на поверхности которого детально изображены океаны и континенты мира. Земли, которые я узнаю… и те, о которых даже не смела мечтать.

Меня тянет к основанию статуи. Вокруг неё – кольцо из светящейся воды, отделяющее фигуру от внешней стены, в которую встроены двадцать пронумерованных ячеек. Каждая – явно под карту.

Смысл ясен.

– Двадцать ячеек, двадцать Старших Арканов, – бормочу я, прикладывая ладонь к центральной, с цифрой 10 – Колесо Фортуны… моя ячейка.

– Путь Дурака, – тихо произносит Каэлис, и его голос, хоть и негромкий, отзывается эхом в пустоте зала. – Каждая встреча раскрывала перед ним истинную, магическую природу мира. Все карты должны быть восстановлены, прежде чем Мир сможет быть призван снова и использован.

Я перевожу взгляд с него на статую.

– Значит, это правда. – Это было бы слишком тонко сплетённой ложью, если бы оказалось выдумкой. Всё, что он говорил… поведение других… слова Сайласа… Слишком много улик, чтобы и дальше верить, что Мир – просто миф.

– Ты стоишь перед узлом всей силы. Единственной картой, что важнее любой другой. Там, где всё закончилось, началось – и снова закончится, и снова начнётся. Где царства восходили и рушились. Снова и снова, во веки веков.

Он смотрит на статую с благоговением, с тем самым выражением на лице, которое редко кому удаётся вызвать в нём – кроме магии.

Я облокачиваюсь на основание скульптуры, изучая его.

– И зачем тебе Мир?

– Зачем он нужен любому, – отвечает он, переводя взгляд на меня. И вместе с этим взглядом по моей спине пробегает холод. – Чтобы изменить всё.

Я скрещиваю руки на груди:

– Изменить на что? Тебя не устраивает этот мир?

Из его груди поднимается тяжёлый смешок – горький, с металлическим привкусом. От звука внутри меня всё сжимается. Я не уверена – это возбуждение… или страх. Он смотрит на меня так, будто я – трофей. Что-то, что можно присвоить. Владеть. Я крепче обхватываю себя руками, будто это может защитить моё тело от мужчины, у которого уже есть моя душа в ладони. Может быть, – шепчет что-то во мне, – он был прав. Может, впервые в жизни, подчиниться – это было бы… облегчением?

Я с силой отбрасываю эту мысль. Сосредотачиваюсь.

– Ни капли, – отвечает он, просто и без прикрас. Почти выбивает из меня почву под ногами.

– Правда? – качаю головой. Отвращение просачивается в голос. – Принц с собственным замком, тот, кто управляет всей магией королевства, кто лично следит за тем, чтобы у каждого Арканиста отняли будущее, кто…

– У кого украли своё собственное, – резко перебивает он.

Я замираю. Он сразу же пользуется этой паузой, чтобы перекрыть мои мысли, сбить с толку, подавить голос.

– О, Клара, ты ведь не думала, что только Арканисты из знати и из низов приносили будущее в жертву Чаше Арканов?

– Но ты же… – Я действительно так думала.

– Я – Арканист. Прежде всего. И это означает, что я подчиняюсь короне и законам королевства – как любой другой.

Он делает несколько шагов, приближаясь. Впервые я не чувствую, будто он охотник, преследующий добычу. Сейчас он идёт ко мне… как равный. Идея настолько чуждая, что мой разум сразу же отвергает её.

– Меня привезли в крепость, и при одном только отце я был вынужден отдать своё будущее. Я передал Чаше все три карты.

– Он заставил тебя? Даже несмотря на то, что ты его сын? Принц?

– Я запасной. Я существую как инструмент – для отца и для брата. Чтобы управлять их магией, охранять границы, обеспечивать торговлю и защищать их.

Он останавливается прямо передо мной.

Он говорит правду. Или он намного более искусный лжец, чем я думала. Но всё нутро кричит: это – правда.

– Прости, но я не собираюсь тебя жалеть, – отвечаю я, расправляя плечи и опираясь о пьедестал. Взгляд острый, как клинок, и я не смягчаю его. – Может, тебе и тяжело… но не так, как нам. Ты рос в позолоченных залах, за полными столами, в безопасности. Ты можешь мечтать о свободе, но ради неё ты используешь не только карты. Ты используешь людей. Ты ничем не лучше остальных в своей искажённой семье.

Каэлис делает шаг вперёд, снова нарушая границы моего пространства. Его грудь приподнимается – он явно на грани. Я думаю, что вот-вот увижу, как этот всегда сдержанный принц сорвётся с цепи.

Но когда он заговорил, голос его был мягким.

– А как ты думаешь, насколько хуже было до того, как я возглавил Академию? Когда у моего отца был неограниченный доступ ко всем Арканистам мира? Если он заставил собственного сына отказаться от будущего… думаешь, с чужаками он обращался мягче?

И тут до меня доходит.

– Ты ищешь Мир… не для него. – Он не отвечает. Просто продолжает смотреть в глаза. И этого достаточно. Я всегда думала, что вся королевская семья действует как единый организм под командованием короля Нэйтора Орикалиса.

Но он молчит. И это молчание говорит больше слов.

– Возможно, отец действительно поручил тебе найти Мир… – продолжаю я. – Но ты делаешь это не для него. Ты хочешь получить Мир исключительно для себя.

– В точку. – Его голос ровный. – И ты – ключ к моим планам.

– Почему я? – спрашиваю. Но то, как он это говорит, ясно даёт понять – моя роль куда глубже, чем просто быть одной из последних и долгое время пропавших Старших Аркан.

Каэлис склоняется ближе, заставляя меня инстинктивно отклониться назад. Его руки обрамляют меня, не давая уйти. Свет от статуи смягчает обычно резкие линии его лица.

– Ты – Колесо Фортуны. Самая непостижимая из карт, потому что твоя сила – сама удача. Способность менять судьбу. И именно эта удача дала тебе возможность создавать любые карты Малых Арканов – с любыми чернилами.

Мой побег из Халазара, те чернила, что были у меня тогда… даже то, что Глафстоун с каждым месяцем давал всё меньше и хуже… Всё это было проверкой. Я была права.

– Каждый, кто связан со Старшим Арканом, создаёт здесь, в этих водах, одну золотую карту, – продолжает Каэлис.

– Не серебряную? – Я была уверена, что серебро – знак успешного создания карты Старшего Аркана.

– Серебряные карты означают, что их можно использовать. Они обычные. А золотая – особенная. Она запечатлевает суть арканиста полностью. Только через неё можно призвать Мир. Эти карты создаются только один раз. Их невозможно разыграть. И существует только одна – на каждого. Арканист, который сможет собрать все карты Старших Арканов и предложить сосуд, в который Мир сможет воплотиться, – тот и получит его силу.

Его пальцы скользят по выемке у меня под боком – той, что предназначена для моей карты, Колеса Фортуны.

– У меня есть тринадцать таких золотых карт. Скоро будет пятнадцать, когда ты и Сорза выполните своё задание. Я собрал их, либо следя за тем, как кандидаты проходят путь в Академии, либо привозя их сюда, чтобы они чертили карты в водах Мира.

– А остальные пять?

– Звезда до сих пор не найдена. А четыре другие – у моего отца.

– Он не заставил тебя отдать золотые карты? – В моём голосе звучит скепсис.

– Эти карты были созданы до меня, не им. Потому и оказались у меня. А он считает, что они в безопасности. – Каэлис пожимает плечами с таким видом, будто считает отца идиотом за эту уверенность. – Но ни он, ни я не можем призвать Мир без всех карт.

– Значит, патовая ситуация, – шепчу я.

Если отец попробует отобрать карты – он столкнётся с сыном, контролирующим всю магию. Риск, который, пока он не готов использовать их сам, ему точно не стоит принимать.

– Вот где ты и входишь в игру. Я не могу достать эти карты сам. Отец никогда их не отдаст. Но… – он слегка наклоняет голову, – ещё никогда не существовало такого игрока, как ты. Никогда я не встречал кого-то настолько удачливого, что даже принцу пришлось выстраивать сложнейшую ловушку, чтобы тебя поймать.

– Но ведь только носитель Старшего Аркана может создать свою карту, – вспоминаю я слова остальных.

– Карту, которая будет работать, – уточняет он.

– А ты веришь, что я смогу создать достаточно убедительные подделки тех четырёх карт, что есть у твоего отца. – И теперь я наконец вижу паутину, в которой оказалась. – Ты собираешься их украсть.

– Очень хорошо, – одобряет он. Голос у него хриплый, почти гортанный. Мой организм пытается вздрогнуть, но я не даю себе слабости.

– Мой отец прибудет на День Всех Монет. Мы найдём способ подвести тебя к нему поближе. Он никогда не расстаётся с картами. Скорее умрёт, чем позволит кому-то их держать. – Каэлис закатывает глаза. Я едва удерживаюсь от замечания, что смерть короля могла бы быть самым очевидным решением. – Как только ты их увидишь, я уверен, ты сможешь воссоздать копии. Я дам тебе остаток года, чтобы довести работу до совершенства. А потом, на балу в честь Праздника Кубков, мы подменим их. Он ничего не заметит. А у меня будет всё, что нужно, чтобы призвать силу Мира.

– А как же Звезда? – Последняя отсутствующая карта.

– Я знаю, где она. – Каэлис пожимает плечами с абсолютным безразличием. – Тебе об этом беспокоиться не стоит.

– И что насчёт «сосуда», для воплощения Мира?

– Об этом тоже позабочусь я.

– Если ты хочешь, чтобы я с тобой работала, – говорю я, хмурясь, – ты не можешь держать меня в полном неведении.

– Вряд ли я держу тебя в неведении, учитывая всё, что рассказываю… и показываю, – он указывает за мою спину, на статую, но я не оборачиваюсь. Я не отвожу взгляда от его глаз. – У тебя и так достаточно сложная задача. Сосредоточься на ней. Когда справишься – перейдём к следующей части плана.

Мы.

Я не забываю, кто на самом деле держит в руках власть в этой сделке. Но… что-то в его тоне изменилось. Что-то между нами сдвинулось. Он говорит больше, чем раньше. И если всё, что он сказал, правда – он только что посвятил меня в заговор против короля.

– Ладно, – говорю я. Пока. Всё равно я смогу изучить этот «сосуд» сама, позже. И без того мне предстоит серьёзный сбор информации о Мире.

– Всё, что мне нужно от тебя, – твои навыки арканиста. Покажи мне, почему в Городе Затмения за тобой выстраивалась очередь в подполье, – он снова смотрит прямо в глаза. И даже если не касается меня – я всё равно чувствую его, как будто он обвивает меня с головы до пят. Сквозь меня проносится странное желание прикоснуться к нему – и я тут же выкидываю его из головы.

– Ты разрушил Клуб Звёздной Судьбы? – шепчу я. Так легко винить его во всём… и всё же каждый раз, когда пытаюсь – обвинения рассыпаются.

– Я не притронулся к нему.

И почему-то… я верю. По-прежнему.

– А что я получу? Если помогу тебе – что будет моим?

– Кроме помолвки с принцем и всех сопутствующих удобств?

– Ты собираешься перекроить весь мир. Можешь предложить что-то получше. У меня даже нет уверенности, что наша помолвка продержится, как только ты получишь от меня всё, что нужно.

Каждый вдох будто толкает меня вперёд – грудь почти касается его. Я виню Халазар за то, что стала такой чувствительной к близости.

– Я могу дать тебе то, чего ты всегда хотела, – глаза Каэлиса вспыхивают озорным светом. – Новый мир. Лучший. Мир, в котором Арканисты будут свободны.

Я задумываюсь. Но лишь на секунду.

– Пустые обещания.

Он ничуть не удивлён моему скепсису. Его взгляд лениво скользит по моему лицу и замирает на губах.

– Что мне нужно сделать, чтобы доказать, что я не враг?

Я облизываю губы – только чтобы смочить их. Только сейчас понимаю, как они пересохли от воздуха пещеры… и его взгляда.

– Сменить имя. Судьбу. Отказаться от короны Орикалиса, когда переделаешь мир. Разрушь её.

– Отдай мне Мир – и я это сделаю. С радостью. – Его взгляд пронзает меня насквозь, как будто он видит всё, чем я была. Всё, чем я есть. Все мои мысли.

– Арина. – Я заставляю себя сосредоточиться. – Пока я тебе помогаю – помоги мне найти её.

– Считай, что договорились. – Он уже говорил об этом раньше, и приятно знать, что на этот счёт он последователен.

Я вглядываюсь в его лицо. Инстинкт вопит, что нельзя ему верить. Но… какой у меня есть выбор? Возможно, это мой лучший путь. Во всех смыслах.

– Ты не причастен к её исчезновению?

– Нет. Клянусь.

Я всё равно не уверена, что могу ему верить. Почему бы ему не солгать? Он знает, насколько Арина важна для меня. И если бы он действительно что-то сделал – он бы не признался. Ведь тогда я бы перестала сотрудничать. А это означает… что спрашивать напрямую о маме – бессмысленно.

Но если я буду рядом, я смогу продолжать своё собственное расследование. Как я сказала Сайласу: используй их. Корона видит нас как инструменты. Значит, играем по тем же правилам.

Если Каэлис говорит правду – он призовёт Мир, чтобы построить новый порядок. Это – минимум. Но, если повезёт, я узнаю правду о смерти матери. Найду Арину. И украду Мир для себя.

Вот это будет настоящая победа.

– Значит, ты поможешь мне? – спрашивает Каэлис, поднимая бровь. – Без сопротивления. Без игр. Работаем как команда?

– Хорошо, – говорю я нехотя. Напоминая себе снова и снова: это просто средство. Не цель.

– Прекрасно. – Каэлис отталкивается от пьедестала, и его руки скользят прочь. Они больше не обрамляют меня, и я вдруг понимаю, насколько холодна эта пещера… и насколько тёплым был он. Он ещё раз обводит меня взглядом, но теперь в его лице что-то меняется. Взгляд становится чуть задумчивее. Почти… искренним.

– А теперь… найдём тебе что-нибудь поесть.

– Что? – Его перемена в настроении застала меня врасплох.

– Ты всё ещё выглядишь так, будто тебя сдует первым же ветром, – говорит он. Кажется, он и правда поверил во всё, что я сказала, и воспринимает нас как партнёров. – Я предпочитаю женщин поупитаннее.

– Меня не волнует, каких женщин ты предпочитаешь.

– А вот взгляд у тебя сейчас говорил обратное, – ухмыляется он, и я тут же хмурюсь. Каэлис выжидает, пока я раскрою рот, собираясь отпарировать, и перебивает: – К тому же, ты не сможешь доказать всем, насколько ты талантлива, если упадёшь в обморок в первую же неделю. А я знаю, что ты пропустила ужин.

Значит, он искал меня в главном зале?

– Пойдём. Поешь ранний завтрак, а потом немного отдохнёшь перед утренними занятиями. Нам предстоит много работы, тебе и мне. Но я не допущу, чтобы ты снова страдала в процессе.

– Неужели его высочеству недостаточно того, сколько я уже натерпелась? – привычная горечь охотно возвращается в голос.

Выражение лица Каэлиса гаснет, становится серьёзным. Его пальцы чуть дёргаются, будто он сдерживается, чтобы не сжать их в кулаки. В глазах – ярость. Но не ко мне… Тогда к кому?

Кто заставил меня страдать… кроме него самого?

– Я думал, мы это уже прошли, – бормочет он.

– Ты не можешь вымести из моей жизни целый год Халазара парой фраз.

– Я никогда не хотел, чтобы ты страдала. Если бы я мог вытащить тебя раньше – я бы это сделал. Но я не мог рисковать до Фестиваля Огня. Одного обручения было бы недостаточно. Тебе нужна была защита Академии – сначала как Посвящённой, потом как студентки.

И снова – я почти верю. Если уж мы теперь работаем вместе, то, может быть, я хочу поверить, что не заключаю сделку с врагом. Но нельзя позволить ему взять верх. Он и так уже слишком глубоко проник под кожу всего за один разговор.

– Клара…

– Я хочу уйти, – твёрдо говорю я. Может, я и его неохотная союзница… но уж точно не его ручная зверушка. – Покажи мне дорогу обратно к общежитию.

К моему удивлению, Каэлис подчиняется. Он сопровождает меня по подземным переходам до точки, за которую сам не идёт. Там объясняет, куда свернуть, и, наклонив голову с уважением, оставляет меня. В ушах звенит от тишины. И от ощущения, что за его глазами всё ещё осталось слишком многое несказанным.

Как только я снова ориентируюсь в пространстве, направляюсь вовсе не к общежитию – а в библиотеку. В предрассветные часы она пуста, но лампы всё ещё горят. Я начинаю поиски любого упоминания о Мире. Мамины сказки звучат в голове, пока я грызу печенье от Юры – вместо ужина, который так и не состоялся.

Мир… Он способен на всё. Исправить всё.

Всё пошло под откос после смерти мамы. Мы с Ариной жили на улице. Дрались. Воровали. Нарушали почти все законы. Стали одержимы идеей найти её убийцу. Но теперь… С Миром… я могла бы вернуть маму. И если бы она была рядом – я точно знаю, всё бы снова стало понятным.

Эта мысль не отпускает меня до самого рассвета. А потом я, в полусне, плетусь на занятия.

Глава 26

Вадуин Торнброу, главный преподаватель по управлению магией, неторопливо проходит по центру своего класса. Руки сцеплены за спиной. Одним своим присутствием он навевает молчание. А его взгляд, острый, как клинок рапиры, разрезает комнату.

Он прекрасно знает, что делает. Мы сидим кольцом вокруг него – без парт; я устроилась в кресле свободнее остальных. Позволяю ему осматривать нас, не дрогнув под его оценивающим взглядом. В каком-то смысле он напоминает мне Бристару. Я слышала, как другие студенты обсуждали, что он работает в академии всего второй год. И теперь мне любопытно – не компенсирует ли он этой напускной внушительностью то, что кто-то может считать его недостаточно заслуживающим своего поста.

Это моё уже четвёртое занятие с ним. И сегодня – первый день, когда он, похоже, готов отойти от одной лишь теории управления. Даже странно осознавать, что уже прошло две недели. Ритм занятий завораживает своей однообразностью, я втягиваюсь в него. Притворяясь обычной посвящённой ради прикрытия, я сама начинаю чувствовать себя именно ею – ничем большим.

– Управление магией – это не просто навык, – начинает Вадуин, его голос глубокий, наполненный резонансом. – Это связь с вашими картами. Вы вызываете нужные карты из своей колоды, полагаясь только на чувства – на свою силу, откликающуюся на то, что заключено в бумаге.

– Чернильная работа – это обуздание первозданных стихий в чернилах и на пергаменте.

– Чтение карт – это подчинение судьбам, направляющим вашу руку.

– А управление картами – это акт превращения скрытой силы этого мира в свою собственную – без колебаний и вопросов.

Похоже, в академии не только у Каэлиса склонность к театральности.

– Я видел, как каждый из вас пытался управлять картами на Фестивале Огня. И должен сказать: все вы недостаточны, – он медленно разворачивается, не обойдя вниманием ни одного. Включая меня – что я воспринимаю с лёгким раздражением. – День Монет наступит прежде, чем вы успеете заметить. Возможно, некоторым из вас удастся получить монету или две от домов, не специализирующихся на управлении, если вы проявите себя в чтении или чернильной работе. Но избежать Испытания Трёх Мечей невозможно. Одним из испытаний будет поединок. Посвящённые будут сражаться друг с другом. А значит, пройти испытание по управлению смогут только половина из всех.

При слове поединок глаза Эзы метнулись ко мне. Я не отвожу взгляд. Пальцы скользят по небольшой стопке карт у меня на коленях – они ждали нас на каждом кресле при входе: Туз, Двойка и Тройка каждой из младших аркан. Я сразу узнала их на ощупь.

– Начнём с практики вызова карт из колоды, – продолжает Вадуин. Эза первым возвращает взгляд к преподавателю, и я делаю это только тогда, когда Эза отворачивается от меня. – Держите колоду перед собой.

Послушно все посвящённые – и я в том числе – уравновешивают стопку карт на раскрытой ладони.

– Туз Кубков, – произносит Вадуин.

Студенты сосредотачиваются, бормочут себе под нос, хмурят брови. Некоторые выглядят так, будто их желудки скрутило узлом. Рты у некоторых искажены в выражении, которое легко принять за боль.

Я поднимаю правую руку и, легким движением пальцев, приподнимаю Туза – он зависает в воздухе над колодой.

– Редуин, – взгляд Вадуина останавливается исключительно на мне. – Без движения.

– Простите? – Я отпускаю концентрацию, позволяя Тузу опуститься обратно на колоду.

Вадуин приближается медленно, глядя на меня сверху вниз.

– Вызови карту без движения. Двойка Мечей.

– А какая разница, призову я карту с движением или без? – спрашиваю я, в то время как остальные уже углубились в колоды. Или делают вид, что углубились. Мой вопрос заставляет их бросать на меня взгляды из-под чёлок и ресниц.

– Прошу прощения? – бровь Вадуина поднимается.

– Какая разница, если карта призвана? Что меняет жест?

Он выпрямляется чуть сильнее, глядит на меня свысока.

– Двойка Мечей, – холодно повторяет он.

Сжав губы, я снова поднимаю руку, намереваясь не уступать. Его движение – быстрее удара змеи. Холодные пальцы сжимают мой запястье, он наклоняется ближе и пронзает меня изумрудным взглядом.

– Двойка Мечей, – повторяет он, как приговор.

Сдерживая раздражение, я устремляю взгляд на колоду, приказывая карте подняться. Она дрожит, почти выскальзывает наружу. Края карт раздвигаются – и…

Падают на пол, рассыпаясь веером. Шорох бумаги по камню кажется оглушительным. Никогда ещё карты не ослушались меня так унизительно.

– Вот почему, – Вадуин отпускает мою руку. – Управление – это связь между твоей сущностью и колодой. Если ты опираешься на движение – значит, не даёшь себе полностью соединиться с этой силой. Более того – ты предоставляешь врагу простой способ обезвредить тебя.

Как Эза, Каэль и Нидус… Чёрт. Он прав. Каэль и Нидус наверняка следили за тем, как я управляла на Фестивале Огня – и доложили Эзе перед тем, как тот запустил свой план.

Я стараюсь не смотреть в сторону Эзы… и всё равно не выдерживаю. Он улыбается до ушей. Как дурак.

От этого тошнотворного, вязкого ощущения в животе становится только хуже, когда Вадуин добавляет:

– К тому же, такие движения заставляют вас выглядеть, как незаконный арканист, убегающий от стражи. Те, кто проходил должную подготовку – как вам, по статусу, положено, – никогда бы себе такого не позволили.

Он не отводит взгляда. Его слова – острые, как лезвие ножа, – оставляют за собой звенящую тишину.

Её прерывает чей-то приглушённый голос. Один из посвящённых, Марлон, говорит своему соседу:

– Шлюха принца, наверное, такая же неуклюжая в постели, как и с картами.

Моя рука сжимает половину колоды в кулаке до дрожи. Я едва удерживаюсь от ответа. Леди не станет опускаться до того, чтобы реагировать на подобные выпады. Но клянусь Двадцатью, как же я хочу дать волю той самой незаконной арканистке, о которой Вадуин так презрительно отозвался.

– Ещё раз, Редуин. Но без движений, – бросает он, делая вид, будто не слышал слов Марлона. Хотя не мог не услышать.

– Тройка Жезлов, – называет он следующую карту классу.

Я быстро собираю карты, рассыпавшиеся по каменному полу. Колода теперь кажется тяжёлой в руке. Исчезло всё – лёгкость, азарт, даже мимолётная радость, которую мне когда-то приносило управление. Я прижимаю кончики пальцев свободной руки под бедро и сосредотачиваюсь на колоде. Тройка Жезлов дрожит. Колеблется. На лбу выступает пот. Поднимайся, чёрт бы тебя побрал.

Вздрогнув, медленно, почти неохотно – она поднимается.

Никогда ещё победа не казалась такой мелкой. Такой пустой.

***

Иногда мне кажется, будто я хожу по Академии с одной рукой, связанной за спиной. С каждым днём это всё больше действует на нервы. Мне нельзя чертить или применять карты выше пятой – потому что первогодкам якобы рано этим заниматься. Первокурсникам строго-настрого запрещено даже пытаться использовать более продвинутые карты – чтобы снизить риск «отката», когда арканист тянется к магии, которую не в силах контролировать. Если бы я показала, на что способна, это вызвало бы слишком много вопросов.

Карты, к которым у меня есть доступ, кажутся мне чужими. Узоры, которые нужно выводить на них, ничуть не похожи на те, которым учила меня Мама. А стиль ведения, которому учит Вадуин, заставляет мой разум, тело и магию двигаться – или не двигаться – так, как я никогда не делала раньше.

А гадание?.. При всём моём уважении к четырём мастям, это всегда было больше по части Арины, чем по моей.

Всё здесь чужое, неудобное. Когда второкурсники или третьекурсники снисходят до того, чтобы взглянуть на нас, посвящённых, их взгляды так и режут – будто вскрывают до костей. Среди моих ровесников тоже мало отрады. Группки и кружки уже начали формироваться, но я не принадлежу ни к одной. Я недостаточно «благородна» для тех, кто из кланов, несмотря на ложь Каэлиса и мои усилия выдать себя за потерянную наследницу. Но по этой же лжи и для простолюдинов я – чужая. Для них я тоже не «одна из».

И всё это сопровождается шёпотом, от которого никуда не деться, как бы я ни старалась. «Ты слышал про беглянку из Халазара?» – «Говорят, она утонула в реке». – «Стража тела не нашла». – «Жутко». И всё в том же духе…

Я молчу, ничего не комментирую. Даже когда однажды вечером в общей комнате Эза бросает:

– Это было прямо перед Фестивалем Огня. Как думаете, неужели кто-то из посвящённых – тот самый беглец?

Никто, похоже, не придаёт этому значения, но сплетни после этого словно только усиливаются.

Моё единственное утешение – неожиданная дружба с Сорзой, Дристином, Луреном и даже Келом. Мы проводим время за едой и после занятий. Но, как только наступает ночь, я всегда отделяюсь и ухожу в более тихие залы Академии – в тёмные, тенистые коридоры, которые раньше казались мне гнетущими, а теперь стали убежищем.

Вдали от чужих глаз я тренирую тело.

Бегаю кругами – вверх на три лестничных пролёта, вниз на три, мимо четырёх дверей – всё быстрее и быстрее, пока не начинает кружиться голова, пока не падаю, пока меня не тошнит. Ставлю стол под высоким окном, цепляюсь за прочный карниз от штор и пытаюсь подтянуться до подбородка. Поднимаю и снова опускаю поваленные статуи, возвращаю их на место – и опять на пол, и снова вверх. Двигаюсь до тех пор, пока ноги и руки не начинают дрожать, пока стены не начинают плавать перед глазами. А как только дыхание хоть немного приходит в норму – начинаю всё сначала.

Больно. Всё тело болит. Но эта боль – слаще любого мёда за завтраком. Будто вместе с потом я выпариваю из себя проклятые коридоры Халазара. Будто, если достаточно изменю себя физически, никто не станет связывать меня с той женщиной, что сбежала из тюрьмы.

Я намеренно избегаю Святилища Старших Арканов, создавая свои собственные уголки для учёбы и практики. Встречаться снова с Эзой, Нидусом или Кайлом, пока я не восстановила силы, мне совсем не улыбается. Но это не значит, что я не сталкиваюсь с другими Старшими.

С тем же Сайласом… На которого я буквально натыкаюсь однажды ночью.

Я на полпути очередного круга по внешнему кольцу крепости – одному из моих любимых маршрутов – когда вдруг слышу:

– Прогуливаешься?

Я едва не падаю от неожиданности.

Сайлас стоит в тени, с видом провинившегося мальчишки, который только что стащил печенье с прилавка.

– Это всего лишь я. Нечего пугаться.

– Ты сам по себе уже причина для тревоги, – говорю я.

Он чуть улыбается.

– Сама тоже вышла прогуляться.

Прогулка? В моём состоянии это выглядит… неубедительно. Пот с меня льёт градом.

– Просто пытаюсь не чувствовать себя такой… жалкой, – признаюсь и себе, и ему.

– Жалкой ты не выглядишь ни капли.

– Милый ты. И врёшь безбожно, – улыбаюсь я.

Он бросает на меня взгляд, в котором читается: ты серьёзно?

– Жалкие не сбегают из Халазара. И не проходят через весь город Затмения, когда от них осталась одна кожа да кости.

– Я делаю то, что должна, – пожимаю плечами. Комплименты звучат искренне, и от этого немного неловко.

– И что же заставило тебя почувствовать себя жалкой?

Мы продолжаем идти бок о бок, пока я восстанавливаю дыхание, и я рассказываю ему, как мне сложно даётся магия в Академии. Как впервые в жизни я чувствую себя неумелой в Таро. Он делится со мной полезными приёмами – что можно попробовать и на занятиях, и вне их.

С Сайласом удивительно легко разговаривать. Так что я совсем не против, когда он приходит снова на следующую ночь. И потом – ещё раз.

Теперь я понимаю, почему Арине он так нравился.

Рутина превращается в ритм. День за днём, всё моё внимание сосредоточено на одном – стать сильнее. Я не смогу ничего добиться, пока остаюсь такой же слабой, какой Халазар меня оставил. Узнать правду об Арине и матери. Сбежать из академии. Помочь клубу. Украсть Мир прямо из-под носа у Каэлиса. Ничего из этого не произойдёт, пока я не стану прежней.