Текст книги "Академия Аркан (ЛП)"

Автор книги: Элис Кова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Это вырывает у меня слабый смешок. Даже Каэлис улыбается, но тут же гасит улыбку.

– Или ты снова отвергнешь мою помощь? – вопрос возвращает меня в ту первую ночь в Академии. К моим ранам после фестиваля Огня, которых я не позволила ему коснуться. Я молчу. Всё ещё та же недоверчивая, раненая тварь.

– Пожалуйста, позволь мне помочь.

Сработало именно «пожалуйста».

Со стоном и скривившись, я всё же протягиваю ему руку. Каэлис пытается скрыть улыбку, но проигрывает – будто моя мрачность кажется ему забавной. Несколькими точными движениями он приводит зал в порядок картами и выводит меня прочь. Когда становится ясно, что тело отказывается держаться на ногах, его руки подхватывают меня под колени, и он поднимает меня.

– Эй! – возмущаюсь я, но в голосе нет силы.

– Что же мне с тобой делать? – вздыхает он.

Я складываю руки на груди, лишь бы не обвить их вокруг его шеи, хотя так было бы устойчивее, пока мы поднимаемся по лестнице.

– Отпусти меня.

– Поверь, – тихо говорит он, – это единственное, чего не хочет ни один из нас.

Глава 30

Мы идём потайным ходом через внутренние своды моста, ведущего в его апартаменты, поднимаемся по извилистому коридору и входим через гардеробную. Всё это время Каэлис держит меня на руках так легко, словно я ничего не вешу, хотя после недель тренировок я знаю – это далеко не так. Он опускает меня на один из диванов у камина.

Принц исчезает за одной из множества боковых дверей. Слышу, как он зовёт Ревину. Его слова глушит расстояние, и я не пытаюсь напрягать слух ради того, чего всё равно не расслышу. Вместо этого глубже погружаюсь в мягкие подушки, позволяя им бережно принять на себя каждую рану, каждый болезненный участок моего тела.

В воздухе пахнет самим принцем… чернилами, кедром, натёртой кожей…

– Ты выглядишь вполне довольной тем, что портишь мой диван своей кровью, – Каэлис оказывается рядом, в руках у него чаша с водой и тряпка, свисающая через край. В какой-то момент я должна была закрыть глаза. Достаточно надолго, чтобы мурлыкающая Присс устроиласьу меня на животе. По крайней мере, ее моё состояние ничуть не смущает.

– Это не только моя кровь.

– Тем хуже. – Он морщится. – Единственное место, где я хочу видеть пятна крови Эзы, – это пол. И, возможно, мои костяшки.

– Я не думала, что ты опустишься до ударов.

– Обычно нет.

Я бросаю на него взгляд.

– Хочешь сказать, что ради меня ты бы испачкал руки?

– Верь чему угодно, – отвечает он вслух. Но лёгкая улыбка говорит прямо: «Да».

– Значит, руки испачкать готов, а диван – нет? – пытаюсь удержать лёгкость в голосе, хотя от этого взгляда по моему телу расходится дрожь.

– Руки проще отмыть.

Я с трудом сдерживаю смешок. Никогда бы не подумала, что сумею смеяться в таком состоянии.

– Ты же принц. Купи новый диван. Купи хоть дюжину. – Я чешу кошку за ушами и под подбородком, и она охотно вытягивает шею.

– Этот мне нравится. Ещё важнее – это любимый диван Присс.

– А я-то думала, что она уселась на меня, потому что ей нравлюсь я. – Я встречаю ярко-жёлтые кошачьи глаза. – Я всего лишь мешала?

– У неё привычка добиваться желаемого. Прямо как у кое-кого ещё. – Он ставит чашу на стол между диванами и опускается на пол.

– Теперь я точно знаю, что речь не обо мне. – Мой взгляд скользит к его глазам.

– У тебя на попечении принц лично. – Он достаёт карту из кармана, и я успеваю лишь заметить Королеву Кубков, прежде чем она исчезает. Моё тело заживает: раны стягиваются, порезы исчезают. Требуется три карты, чтобы залечить большинство повреждений, хотя призрачная боль всё ещё бродит по телу.

Каэлис берёт мою руку. Присс возмущённо мяукает, когда он отнимает пальцы, столь усердно её почесывавшие. Принц бросает на кошку чуть обиженный взгляд и осторожно начинает стирать кровь – мою с разбитых костяшек и Эзы.

– Только потому, что он сам напрашивался, – говорю я, заворожённая странностью происходящего: принц – Каэлис, из всех людей – вытирает с меня кровь и грязь. Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы выдернуть руку. Ну и то, что я не хочу тревожить Присс.

Каэлис тяжело вздыхает. Его голос звучит устало:

– Кто-то ведь должен о тебе заботиться, раз ты сама явно не станешь. Скажи, сцена с Эзой действительно была необходима?

– Я не собираюсь быть его боксерской грушей, когда ему вздумается. И уж точно не позволю снова использовать Повешенного, чтобы швырнуть меня в Халазар… даже если только в моём сознании. – В моём тоне нет места сомнениям.

– Я не против того, что ты защищалась, но обязательно было заходить так далеко?

– Ты и вправду меня отчитываешь? – моргаю я.

– Моему отцу нужны его Старшие живыми, чтобы он никогда не остался без их серебряных карт. – Каэлис нехотя признаёт, и я невольно вспоминаю слова Эзы. – Он почти собрал полный набор двадцати и не относится к числу людей, легко переносящих разочарование.

– Мне плевать на твоего отца, – резко бросаю я.

Каэлис фыркает, а в глазах мелькает что-то похожее на… нежность?

– Возможно. Но мне не плевать, чтобы его внимание держалось подальше от того, что принадлежит мне.

То, что принадлежит ему… Он говорит обо мне. Холодная дрожь пробегает по телу, сменяясь теплом от его прикосновения и влажной ткани, которой он обрабатывает мою кожу.

– Так что в следующий раз советую вовремя остановиться, – заключает он.

– А что будет, если убить Старшего?

– Магия Старшего всегда существует в мире. Она переходит к другому.

– Что-то вроде реинкарнации? – уточняю я.

– Скорее, переноса. Магия мгновенно переходит к другому человеку. Это может быть старик или новорождённый. Этот человек может быть хоть на другом конце мира, хоть рядом с умирающим Старшим. – Он говорит спокойно. – Но этого человека нужно найти, а потом он должен научиться владеть новой силой. Можешь представить, насколько это сложно.

– С Эзой всё будет в порядке, если он не сунется ко мне, – защищаюсь я. Потом, после тишины и тяжёлого вздоха, добавляю:

– Ты не знаешь, каково это – когда всю жизнь тебе твердят, что ты всего лишь вещь, которую можно использовать, избить, выбросить.

От моих слов Каэлис замирает. Тряпка остаётся в чаше, и по воде расплываются красные ленты.

– Возможно, ты знаешь, – шепчу я. Его взгляд всё ещё не возвращается ко мне. Его собственная семья заставила его пожертвовать будущим ради Чаши. И я впервые задаюсь вопросом: каким это будущее могло быть? – В конце концов, ты знал, что я стану сопротивляться при первой же возможности. Вот почему ты её мне дал, когда проверял, смогу ли я использовать карты, чтобы выбраться из Халазара.

Каэлис не отвечает. Лишь тянется за тряпкой и продолжает обрабатывать мою руку. А я лежу неподвижно, глядя в потолок. Сказать ему это оказалось куда изнурительнее, чем сама драка.

– Для тебя я всего лишь игра? – шепчу я.

– Нет.

И то, что я ему верю, заставляет слёзы ярости обжечь уголки глаз. Они не проливаются. Я не настолько сломлена. Но угроза остаться беззащитной повисает надо мной. Было бы куда легче, если бы он сказал, что я ничто, меньше, чем ничто. Но он и заботится обо мне, и использует меня. Я застряла между этими двумя крайностями, и это грозит разорвать меня пополам.

Не дай ему победить, Клара, – звучит голос, не совсем мой собственный. В нём сквозит материнский шёпот: Берегись принца, рождённого пустотой.

– Эза – идиот, – произносит Каэлис после долгой тишины. – Как бы сильно ты его ни избила, это лишь заставит его вернуться снова. И бить сильнее, чем прежде. Попробуй заключить мир, пусть даже вынужденный.

– Я знаю. Теперь он наверняка приведёт друзей, раз понял, что один на один меня не возьмёт. – Я вздыхаю и глубже погружаюсь в подушки, пока Присс толкает мою руку, требуя почесать щёку. – Он не из тех, кто смирится с поражением – ни буквальным, ни переносным.

– В этом он весь в отца… – отзывается Каэлис. Эти слова заставляют меня повернуться к нему, но он смотрит не на меня, а в пламя камина. Его рука с тряпкой снова замирает. – Ты много страдаешь из-за меня. – В его голосе едва слышна нить вины.

– Ну что ты, разве? – я резко вдыхаю и даю сарказму хлынуть в голос.

Он смеётся горько, сквозь гримасу. Но лицо его быстро становится серьёзным снова.

– Мне жаль.

– За что именно? – Я хочу услышать его. У него слишком много поводов просить прощения, и это не будет значить ничего, пока он сам не назовёт причину.

– За многое. – Его слова почти отражают мои мысли, и я едва не смеюсь от этого. – Но в первую очередь за то, что это по моей вине Эза тебя ненавидит.

– Что ты имеешь в виду? – Я знала, что второго принца в королевстве недолюбливают, но его уверенность звучала особенно веско.

– Его отец – надзиратель Глафстоун.

Я резко вдыхаю, наши взгляды встречаются.

– Что? Но у них же разные фамилии. – Подобное я бы точно заметила ещё на занятиях.

– У знати бастардские дети – не редкость. А его мать имела более высокий статус в Клане Луны. Эза взял её имя и был принят в её семью. Но факт остаётся фактом. – Каэлис прекращает свои заботливые движения, словно не уверен, имеет ли право ещё касаться меня.

– Достались внешность матери и обаяние отца, – бормочу я, не зная, что делать с этой информацией. По сути, она ничего не меняет, но… – Вот откуда Эза знал, что я была в Халазаре.

– Да. Можно лишь предположить, что его отец рассказал ему. Но Эза молчать будет. Я ясно дал понять и ему, и его отцу. – В оборонительном тоне Каэлиса я ищу скрытый смысл.

– Большое доверие к Эзе…

– В любом случае, это будет моё слово против его. Это спор, который он не сможет выиграть, и он это знает. – Каэлис звучит увереннее, чем чувствую себя я. Возможно, его знатная аура делает его слепым. Но для меня, несущей все риски, причин для осторожности куда больше.

– Вот почему он пытается достать меня другими путями, когда может. Он не может ударить в лоб, – шепчу я.

Каэлис кивает.

– И подозреваю, что его ненависть ко мне за то, что я сделал с его отцом, тоже выплёскивается на тебя. Ведь он не может ударить меня, а до тебя дотянуться куда проще.

То, чего он не произносит вслух, очевидно: если это правда, значит, Эза уверен, что Каэлису небезразлично, что со мной происходит. Он считает, что, ранив меня, сможет задеть его. Значит, наша уловка работает – раз люди действительно верят, будто мы безумно влюблены.

– Присс, с дороги, – говорит принц.

– Она не мешает.

Но он уже согнал кошку и задирает мою рубашку без всякого разрешения, обнажая бок от рёбер до бедра. Ткань и без того превратилась в лохмотья, но я всё равно ощущаю себя странно уязвимой. Холодная тряпка на горячей коже вызывает дрожь. Недавняя фантомная боль всё ещё тлеет в теле.

Прис устраивается у моих ног. Мне не мерещится недовольное фырканье этого комка шерсти. Я вторю ей собственным вздохом. С самой информацией о Эзе я пока не знаю, что делать. Но теперь она у меня есть.

– И мне жаль, что я не нашёл лучшего способа спасти тебя, кроме как оставить в Халазаре на год. – Он уже объяснял это раньше, но…

– Прости, если я не испытываю особой благодарности.

– Я, может, и принц, но даже мне доступна лишь ограниченная власть. Я мог кое-где помочь, но не в силах полностью отменить формальный приговор. Особенно когда этот приговор подписал мой брат – регент Города Затмения и глава надзирателей. – Он едва договаривает, так сильно сжимает челюсти. – По ту сторону моста я не имею настоящего слова.

– Твой брат? Принц Равин решил мою судьбу? – Я поднимаюсь. Теперь разговор полностью завладел моим вниманием, и я не хочу, чтобы сон снова тянул меня вниз. – Он был замешан?

– Это его люди схватили тебя, и их ловушка тебя опутала. Я не знал, где ты, пока тебя не взяли. Я случайно заметил, что кое-что в деле не сходится. Начал копать глубже. Глафстоун провёл несколько проверок – хотя методику я узнал лишь тогда, когда приехал забрать тебя в этом году. – Каэлис вновь поворачивается к чаше и пользуется тем, что я изменила положение, чтобы добраться до моего левого бедра. Я смутно ощущаю, как его пальцы скользят по моей коже, отодвигая разлохмаченные лоскуты брюк, чтобы продолжить смывать кровь.

– Люди Равина… поймали меня… – повторяю я. Грив, тот самый, что пришёл ко мне и просил помочь ему выбраться из города… Ловушка, в которую он меня завёл. Предостережения Арины о том деле, что-то в нём начинало её тревожить. Грив был кротом Равина, а не Каэлиса.

– Равин – глава городских надзирателей, он же регент. Разумеется, у него была в этом прямая роль. Хотя я не уверен, знал ли он, что ты Старший Аркан. Или узнал ли он тебя в тот день на Фестивале Огня. Подозреваю, что нет, иначе это был бы его лучший шанс вернуть тебя в Халазар – до того, как ты стала посвящённой. Я объявил тебя своей невестой в панике, опасаясь, что он может знать, кто ты, – продолжает Каэлис, не замечая фейерверка мыслей, разрывающего мою голову. – Я пытаюсь понять это до сих пор. Я ожидаю от Равина, как от пса моего отца, что он знает всё, особенно если речь идёт о другом Старшем Аркане. Он наверняка хотел бы найти Старшего раньше меня, чтобы первым принести его карту отцу. Отправить тебя в Халазар просто ради того, чтобы поиграть со мной…

Его слова растворяются, пока я прижимаю ладонь к виску, вдруг одновременно горящему и ледяному. Комната кружится.

– Клара? – голос Каэлиса кажется далёким. Взволнованным.

Арина знала, что Арканист, который пришёл ко мне, был поводом для опасений. Она сказала, что у неё плохое предчувствие. Я думала, что это связано с её гаданием. Но, возможно, это было связано с Сайласом? Если так, значит ли это, что он был кротом Равина? Или Сайлас знал о каком-то более глубоком заговоре и предупредил её из доброты?

Телосложение Грива было похоже на Сайласово. Волосы чуть светлее… Глаза другого цвета, разве нет? Но он носил очки. Возможно, затемнённые. Краска могла объяснить цвет волос. Он никогда не встречался с Ариной, постоянно не являлся на встречи, как только я упоминала, что она может прийти. У меня скручивает живот. Может, я ищу врагов не там. Но одно я теперь знаю точно…

– Это был не ты. – Я медленно поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. – Ты и правда не был тем, кто меня заточил.

И не он устроил все остальные мои беды. Равин управляет городскими надзирателями, а не Каэлис. Может, именно он стоит за смертью матери?

– Я говорил тебе, что не я, – бормочет он, не встречая моего взгляда. Он говорил это ещё в мою первую ночь здесь. Но у меня тогда не было причин верить. До этого момента.

– Потому что ты нуждаешься во мне, чтобы украсть у твоего отца. – За всё это время, за все уроки я не забывала своей настоящей цели здесь.

– Среди прочего. – Наши взгляды сцепляются, и у меня перехватывает горло.

– Что ещё? – мне удаётся выдавить слова.

– Твоя карта.

– Ну да, разумеется… – И всё же почему-то кажется, будто за этим есть нечто большее. Это чувство лишь усиливается оттого, что запах его до сих пор витает вокруг меня после того, как он нёс меня. Я пытаюсь сосредоточиться хоть на чём-то, кроме нас двоих. – Кстати, возможно, я смогла использовать свой Старший Аркан?

Каэлис выпрямляется.

– Правда?

– Думаю, да. – Гораздо легче говорить о картах, и я прячусь за этой темой. – Когда я дралась с Эзой, я использовала свою кровь, чтобы начертить карту… – Я обрываю фразу, потому что осознаю. – Вот оно. Я всегда могла чертить Малые Арканы чем угодно, лишь добавив в чернила каплю своей крови – вложив частичку себя, как говорила мама. Думаю, с моим Арканом то же самое. Или же его нужно полностью начертить моей кровью.

– Будем надеяться, что не второе, – мрачно отвечает он. Хотя, если сравнить с тем, чем жертвуют другие Старшие, это кажется пустяком.

Прежде чем мы успеваем сказать ещё хоть слово, дверь, в которую Каэлис уходил раньше, распахивается, и появляется Ревина с серебряным подносом.

Каэлис убирает руки от меня так стремительно, что я бы усомнилась, прикасался ли он ко мне вообще, если бы не тепло, которое они оставили.

– Ревина, благодарю. – Он выходит ей навстречу и принимает поднос.

– К вашим услугам. – Ревина почтительно склоняет голову. Её взгляд падает на меня. – Боже мой, господин, вы не сказали, что она так отчаянно нуждается в свежей одежде.

– Со мной всё в порядке, – начинаю я возражать.

Каэлис перекрывает мой голос:

– Грубое и позорное упущение с моей стороны, несомненно. Не затруднит ли тебя это исправить?

– Немедленно. – Ревина удаляется тем же путём, каким пришла.

– Я сказала, что со мной всё в порядке.

Каэлис ставит поднос на стол, достаточно далеко от чаши с окровавленной водой, чтобы не было риска запачкать.

– А я сказал, что не могу позволить своей невесте ходить в таком виде.

– А я сказала, что тебе стоит оставить эту историю с «мы помолвлены». – И добавляю: – Хотя бы когда мы одни, можно же не изображать.

– Для нас обоих безопаснее держаться линии. – Он тянется и срывает виноградину с грозди, закидывая её в рот. – Последнее, чего мы хотим, это так привыкнуть в частной обстановке, что допустим ошибку на людях.

– Допустим, ты прав… – Особенно если речь о том, чтобы «привыкнуть». Я отвлекаю себя едой, чтобы не сказать чего-то лишнего.

Ревина возвращается на удивление быстро. Возможно, она уже ожидала подобной «оплошности» со стороны Каэлиса.

– Милорд, миледи. – Она кланяется каждому из нас и кладёт одежду на ближайший стул.

– Спасибо, – говорю я ей вслед, когда она уходит. Моё внимание тут же приковано к вещам. – Так у тебя всегда наготове наряды моего размера?

– Я не задаю вопросов Ревине, когда дело касается управления кладовыми в моих покоях. А теперь, к слову… – Он поднимается и направляется к двери в свой кабинет. – Я оставлю тебе время переодеться. Постучи, когда закончишь.

Он уходит прежде, чем я успеваю что-то сказать. Недовольно, почти со злостью, я поднимаюсь и вступаю в молчаливую дуэль взглядов с дверью. Даже оставаясь одна, я чувствую себя так, словно на меня смотрит весь мир – его глаза всё ещё на мне, – когда я тянусь к подолу рубашки и стаскиваю её через голову. Каждая клеточка моего тела продолжает ныть.

Пользуясь чашей и тряпкой, я стараюсь довести до конца то, что начал он, и очиститься насколько возможно, прежде чем облачиться в новую одежду. Она проста, скорее домашняя. Мягкий, скользящий по коже шёлк с головы до ног, но при этом с достаточной жёсткостью, чтобы я не выглядела смешно раздетой. И всё же… я чувствую себя уязвимой.

– Я бы предпочла кожу или бархат, что ты положил в мой гардероб в комнате, – объявляю я, открывая дверь.

Каэлис резко отворачивается от того, что рассматривал на столе, быстро опуская руку от рта. Он что, грыз ногти? Это казалось столь нехарактерным для обычно собранного Каэлиса.

– Уверен, Ревина подумала, что тебе будет комфортнее в таком виде, учитывая твои травмы.

– Травмы, что уже исцелены, благодаря тебе, – я следую за ним обратно к гостиной, выбирая чистый диван. Каэлис тоже садится туда же. Что, впрочем, вполне объяснимо. Но ведь были и кресла, куда можно было устроиться подальше… хотя, дальше от еды. Зачем я вообще так много думаю о его близости? – На самом деле можно было оставить меня и в прежней одежде. Двадцатка свидетели, я и не в таком бывала.

Каэлис берёт ещё одну виноградину, но вместо того, чтобы отправить её в рот, мягко прижимает её к моим губам. Я слишком ошеломлена, чтобы возразить.

– Перестань спорить, Клара, и прими мою доброту. Было бы жалко тратить её впустую; я уделяю её лишь избранным. – Он отворачивается к подносу, и я не могу как следует прочесть выражение его профиля. – К тому же тебе больше не придётся «бывать в худшем». Пока я рядом.

– Ты не обязан делать всё это.

– Но я хочу. – Каэлис бросает на меня взгляд. – Считай, что тебе повезло.

Я не могу сдержать смешок. Что ж, я приму такую удачу.

– Кто первым учил тебя картам? Твоя мать? – Каэлис спрашивает почти небрежно, пока я тянусь к еде.

Моя рука замирает в воздухе. Все подозрения, что я когда-либо питала к принцу, вспыхивают вновь.

– Откуда ты знаешь о моей матери?

– Ты упоминала её раньше, что именно она впервые сказала вложить «частичку себя» в карты. Хитро, хотя я сомневаюсь, что она имела в виду это буквально. – Он, похоже, даже не понимает, какую панику вызывают во мне его слова.

Я хватаю один из огромных сэндвичей, встаю и заявляю:

– Мне стоит вернуться в общежитие. Моя соседка и без того подозревает меня во множестве вещей.

– Клара —

– Спасибо за всё, Каэлис, – пробормотала я, прожёвывая огромный кусок сэндвича.

– Клара. – Он произносит моё имя как приказ. Как мольбу.

– Никто не увидит, как я ухожу. Я знаю дорогу. – Он не останавливает меня, пока я пробираюсь через его гардероб. Я бегом мчусь к чёрному ходу и в темные коридоры.

И лишь тогда, когда я почти добралась до общежития, сэндвич давно исчез, я понимаю: я оглядываюсь не для того, чтобы убедиться, что Каэлис не следует за мной… а чтобы проверить, нет ли рядом Эзы или иной угрозы. Впервые я осознаю: его покои – единственное место в Академии, где я чувствую себя в безопасности. Что принц Каэлис, из всех людей в этом мире, по причинам, которых я не хочу касаться, стал бальзамом для моих израненных нервов.

Глава 31

На следующий вечер я намеренно не пропускаю ужин – и всё это время чувствую на себе взгляд Каэлиса. Есть за центральными столами зала вместе с другими посвящёнными всё больше похоже на жизнь в клетке. Здесь все всегда наблюдают за всеми, прицениваются, оценивают.

Но я могу игнорировать тысячи взглядов, словно это не более чем случайные косые взгляды, – кроме его. Внимание Каэлиса весит столько же, сколько весь мир. Этот взгляд вновь и вновь возвращает меня к памяти о звуке моего имени на его губах.

Он произносит моё имя как приказ. Как мольбу…

Разговоры отвлекают лишь немного, но я всё равно держусь за них. Я и не ожидала, что заведу здесь друзей, но успела искренне привязаться к едким репликам Сорзы, заботливым придиркам Лурен, неожиданно глубоким размышлениям Дристина и даже к постоянному сухому скепсису Кел.

Проходит два дня, прежде чем я решаюсь вернуться в укрытие Старших Аркан. Каждый день после занятий я убеждаю себя, что именно сегодня пойду туда. Но у меня всегда есть оправдание. Лурен просила помочь… Нужно было перерисовать карты, что я использовала в бою с Эзой… Я хотела пробежаться по залам и натренировать тело…

Это всё лишь оправдания.

Ночью я чувствую Эзу у своего горла так же ясно, как ощущаю перо Глафстоуна, пронзающее мою руку. Они сменяют друг друга в моих кошмарах, и родственное сходство в жёстких челюстях и пронзительных взглядах теперь неоспоримо. Я почти не сплю, несмотря на удобства своей постели. А знание того, что Алор дружит с Эзой и находится прямо рядом со мной, делает всё ещё хуже. Всё словно возвращается к моим первым ночам в Халазаре – к этим бессонным часам, когда я боялась сомкнуть глаза, чтобы стражи не воспользовались возможностью.

На третий день я намеренно возвращаюсь в комнату достаточно рано, чтобы Алор там ещё не было. Я не спеша раздеваюсь из дневного наряда и переодеваюсь в обтягивающие кожаные штаны и простую шёлковую рубашку. Неторопливо перебираю все свои карты – даже те, что мне не положено иметь, – и прячу их в колоду, которую закрепляю на бедре. Кладу в сумку принадлежности для рисования, закидываю её через плечо, затем забираюсь в постель, натягиваю одеяло до подбородка и отворачиваюсь к стене, оставляя сторону Алор пустой.

Лёгкая дремота окутывает меня, но я мгновенно просыпаюсь, когда Алор возвращается. Я не шевелюсь. Настоящее мучение – слушать, как она совершает свои привычные вечерние действия. Шуршат простыни. Я жду, пока её дыхание не станет ровным, и только тогда осторожно переворачиваюсь.

Её спина обращена ко мне, она не двигается, пока я меняю позу. Ритм её груди остаётся ровным, когда я осторожно откидываю одеяло. Мои сапоги касаются ковра беззвучно, и я крадусь к двери. Петли и засов поддаются почти бесшумно.

Общий зал для посвящённых пуст в этот час. Но в главной общей комнате для всех четырёх домов люди есть. Как только я появляюсь, Кел окликает меня:

– Я думала, ты рано легла? – И в тот же миг мне кажется, что все взгляды снова обращены на меня.

– Проблемы со сном, – я пересекаю комнату и останавливаюсь возле неё и Сорзы. – Хочу поискать кое-какого принца, чтобы он меня утешил.

– Мерзость, – отвечает Кел с приятной улыбкой.

– Ну-ну, – мягко журит Сорза. – Если Клара хочет принимать ужасные жизненные решения, то это её дело.

– Вы обе просто лучшие, – сухо замечаю я.

– Не забывай этого, – подмигивает Сорза.

– Рада видеть, что ты наконец признаёшь моё величие, – самодовольно протягивает Кел, откинувшись в кресле. И добавляет нарочито громко: – Ну, не будем же мы мешать тебе подозрительно поздно ночью идти в покои принца.

Закатив глаза, я выхожу. Снаружи я выгляжу лишь раздражённой. Пусть так. Главное – чтобы все поверили в реальность моей «пары» с Каэлисом.

Академия со всеми её бесконечными коридорами уже стала мне второй натурой. Я почти не трачу времени, чтобы добраться до укромного жилища Сайласа. Несколько уверенных ударов кулаком.

– Сайлас, это я, Клара. – Я собираюсь с духом.

– Клара. – Он издаёт явный вздох облегчения при виде меня. И без предупреждения заключает меня в сокрушающие объятия. Я тут же напрягаюсь, вспоминая разговор с Каэлисом. Все те подозрения, что вертелись в моей голове последние дни… – Я беспокоился о тебе. После Эзы…

Сайлас медленно разжимает руки. В его движениях есть слишком много привычности, он не спешит отпускать, поэтому именно я первой делаю шаг назад. Я стараюсь не выглядеть неловкой, но трудно, когда я ищу ответ в его лице и спрашиваю себя: он ли тот, кто привёл к моему пленению?

– Ты слышал?

– Я собирался навестить тебя. Но потом… Прости, что не помог. – Он отводит взгляд и отпускает меня. – Я хотел, но…

– Ты должен оставаться в тайне. – Я сама инициирую прикосновение, кончиками пальцев касаясь его предплечья, надеясь, что этот жест развеет подозрения. Его штормовой взгляд вновь возвращается ко мне, и я стараюсь улыбнуться ободряюще. – Всё в порядке. Я не злюсь. И я могу позаботиться о себе.

Его вздох звучит сомнительно.

– Хотелось бы, чтобы я мог сделать больше, чем просто привести принца Каэлиса.

– Ты пошёл за Каэлисом? – Но ведь он говорил мне…

– Я встретил его в коридорах, он как раз шёл в том направлении, – кивает Сайлас, невольно подтверждая слова Каэлиса, что тот искал меня.

– Ты отвечаешь Каэлису? —

Он чуть склоняет голову, и я мгновенно понимаю, что мой вопрос был слишком прямым.

– Я подчиняюсь короне.

Не то, что я хотела услышать, Сайлас… Разрываясь между сомнениями и целью, ради которой пришла, я напоминаю себе, что решение уже принято, и говорю:

– Что ж, можешь загладить вину, если поможешь мне сегодня. Сможешь отвести меня в дом моих друзей?

Он напрягается, и я жду. Но, видя колебания в его взгляде, понимаю – он всё же согласится. Его вина за Эзу сделает своё дело—

– Тебе не стоит. Опасно покидать академию.

– Нигде для меня не будет безопаснее, чем рядом с семьёй, – уверяю я его. Даже если я и не могу полностью доверять Сайласу, он уже знает о доме, а другого пути выбраться из академии у меня нет. Пока нет доказательств, лучше держать свои подозрения при себе: я могу ошибаться, и тогда торопливостью разрушу важный союз и дружбу. – И именно потому, что небезопасно, я должна пойти. Я всё обдумала, клянусь.

Он медленно вдыхает и выдыхает согласие. Мы перемещаемся в его комнату, к письменному столу. Точно так же, как и в прошлый раз, он собирает принадлежности для рисования и две карты с уже выведенной на них Колесницей.

Сайлас протягивает мне руку – и в одно мгновение, под ржание, мы оказываемся в прихожей дома.

– Сделай зарисовки в гостиной, прежде чем мы туда войдём, – говорю я. В прошлый раз Сайласу нельзя было заходить в гостиную, так что он её не видел. Значит, думаю я, по правилам его карты это всё ещё будет «новое» место. Его молчаливое согласие подтверждает мои догадки. – А я разбужу остальных, пока ты занят.

Сайлас кивает и направляется вглубь дома.

В отличие от прошлого раза, ни одна свеча и ни один фонарь не горит. Я поднимаюсь по лестнице почти в полной темноте. Дом стоит так далеко от главной улицы, что свет фонарей не достигает его окон. Второй этаж копирует первый: наполовину лестничная клетка, наполовину коридор с дверями. Все закрыты. Все безмолвны.

Кроме одной. В самом конце пола тонкой полоской тянется свет. Значит, не все ночные совы спят. Я иду к двери и тихо стучу.

– Войдите, – раздаётся изнутри голос Твино, ничего не подозревающий.

Я осторожно открываю дверь и нахожу тесный кабинет – почти чулан. В дальнем конце, от стены до стены, стоит маленький стол у окна. Над окном – что-то вроде герба Клана Башни. Странно. Наверное, осталось от прежнего владельца. По обе стороны стола – стеллажи от пола до потолка, набитые так плотно книгами, свитками и принадлежностями для рисования, что одно неосторожное дыхание способно вызвать дорогую лавину.

– Всё ещё жжёшь ночное масло, как я вижу.

Твино вздрагивает и резко оборачивается на стуле. Он пытается прогнать сон из глаз.

– Ты совсем не помогаешь развеять мысль, что ты призрак, когда появляешься из ниоткуда вот так.

– Ну пожалуйста, я всегда появлялась из ниоткуда, – фыркаю я. – Вот, у меня есть подарки для тебя.

– Подарки? – Его брови взлетают. Я вхожу внутрь, чтобы ему не пришлось вставать, протискиваюсь к его стороне и протягиваю сумку. Твино ставит её на стол и издаёт такой вздох, что дом, кажется, может пошатнуться. – Для меня?

– Все для тебя.

– Не стоило… – в его голосе колеблется шутка и серьёзность одновременно.

– В академии меня снабжают всем, что только можно, – у меня есть всё и даже больше.

– Даже Арина не смогла бы вынести столько.

– Моей сестре ещё многому предстояло научиться, – отвечаю я. – Она когда-нибудь упоминала кого-то ещё? Может быть, Селину Гуэллит? – вдруг вспоминаю слова Каэлиса о другой студентке, исчезнувшей в то же время. – Или кого-то, кто убегал вместе с ней?

– Нет… – Его выражение серьёзнеет, и я понимаю, что это не только из-за упоминания моей всё ещё пропавшей сестры. – За всё время поисков мы не нашли ни одного упоминания, что ещё кто-то исчез. Что ты от нас скрываешь?

– Иногда мне действительно хочется, чтобы вы хоть что-то упустили, – вздыхаю я, забирая сумку обратно. Он уже успел выложить все содержимое и с усердием сортирует порошки, бумаги, кисти и перья.

– Я был бы паршивым стратегом, если бы что-то упустил, Клара, – а он никогда ничего не упускал. Именно поэтому я всегда ему доверяла. – Хотя, конечно, у меня был изрядный слепой угол. – По его тону слышно, насколько это его раздражает. – Так ты расскажешь сама или мне начать угадывать? – Он не смотрит на меня, а аккуратно пересыпает порошки в большие наполовину пустые ёмкости в углу стола.