Текст книги "Рубедо (СИ)"
Автор книги: Елена Ершова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
«Мания преследования передается через поцелуй?» – трескуче смеялся барон, тоже подсматривая из тени.
Порой Марго хотелось если не вынести портрет на свалку, то хотя бы завесить тряпицей. Но не сейчас. Не когда перед ней лежали финансовые отчеты, подписанные его рукой с оттиснутой печатью дома фон Штейгеров. Не когда перед глазами расплывались чернильные строчки: «… в здравом уме и твердой памяти обязуюсь передать движимое имущество в поддержку церкви в целях возмещения причиненного ущерба на счет…»
Далее следовала комбинация цифр, которые Марго, конечно же, обязательно проверит в банке. Только уже сейчас она была уверена, что этот банк находится не в Авьене, а, возможно, даже в другой стране. Да и открыт на совершенно постороннее и ни о чем не говорящее имя.
Перевод на двадцать тысяч гульденов.
На шестьдесят.
На сотню!
Кружилась голова. Цифры прыгали, точно насмехались над Марго, и выстраивающиеся хвосты нулей ускользали из пальцев и оставляли пустоту – лишь пустоту! – которую она напрасно пыталась заполнить.
Незначительная сумма в завещании – как насмешка. Умирая, барон оставил жене только подачку и старый, а потому никому не нужный, особняк.
Марго в бессилии уронила голову на руки. Сквозняк переворошил бумаги и остудил пылающие виски.
Надо собраться. Подойти к фактам с холодным рассудком. Просто принять к сведению, что…
«Ты почти банкрот, дорогая», – вкрадчиво заметил фон Штейгер.
– Ступай к дьяволу! – закричала Марго, швыряя в портрет первое, попавшееся под руку.
Треугольная пластинка блеснула медной гранью и, звякнув о паркет, погасла.
Долгий вдох.
Долгий выдох.
Пригладив взмокшие волосы, Марго выпрямилась.
Этап отрицания – и это отлично демонстрировали ее клиенты, – может длиться нескончаемо долго. Нужно иметь определенное мужество принять неприглядные факты, и, приняв, поразмыслить, что делать дальше.
Барон оставил жену почти без средств, зато с недвижимостью.
Старым, скрипучим, открытым сквознякам, сырости и мышам, но все-таки особняком. И не было ни одной бумаги, подтверждающей иное.
Облизав пересохшие губы, Марго снова – на сей раз куда внимательнее, но все же стараясь не глядеть на раздражающие ее цифры, – просмотрела документы в поисках закладных на дом.
Ничего.
Чисто.
И это слегка удивило Марго: скорее, в духе барона было бы оставить ее вовсе без имущества и без средств к существованию. Если фон Штейгер был должником ложи «Рубедо», почему бы ему не заложить и особняк?
– Так почему, господин барон? – обратилась она к портрету.
Старик хитро отмалчивался.
Она опять вздохнула и убрала бумаги обратно в папку.
Марго подумает об этом позже. Может, после трех чашек крепкого кофе, а может, после небольшой прогулки по набережной Данара. Потом вернется и пересмотрит бумаги снова. И еще раз. Пока не придет понимание, что делать дальше.
Марго потерла кольнувшую болью щеку – лишь защемление нерва, – но показалось, что ее как форель подцепили на рыболовный крючок.
На смену беспокойной и почти бессонной ночи пришло утро – яркое, звонкое, полностью лишенное столь необходимой сейчас прохлады.
Не дожидаясь Фриды, Марго спустилась вниз: ради очередной чашки кофе незачем будить служанку. Но она и так не спала. Марго слышала бормотание из гостиной и, приоткрыв дверь, обнаружила Фриду стоящей на коленях перед образом Спасителя.
– Господь… наш заступник… – доносились обрывочные слова. – Направь и исцели… дай сил госпоже моей, пребывающей в болезни и смятении духа. Дай сил юному господину пережить злой навет и…
– Фрида!
Служанка подскочила, подобрав взметнувшиеся юбки.
– Фрау! – всплеснула руками она. – Вы сегодня рано…
– Я же велела убрать это, – Марго небрежно указала на образ, и взгляд служанки пугливо заметался.
– Простите! Вы не приказывали убрать из гостиной, и я подумала… то есть… я сейчас же уберу его!
Она бросилась к картине, и Марго увидела, что это настоящий Христос – длиннобородый, в терновом венце, – а вовсе не эрцгерцог, и быстро ответила:
– Впрочем, его можешь оставить. Пусть.
– Я просто молилась о вас, фрау, – выдохнула Фрида и перекрестилась. – О вас и юном господине. Вы все еще не здоровы и мало отдыхаете, а герр Родион… он…
– Я тоже беспокоюсь за Родиона, – окончательно смягчаясь, ответила Марго, нервно комкая край пеньюара. – Оттого и сплю плохо. И ценю твою заботу, Фрида. Только…
Она хотела сказать, что молитвы не помогут. Ведь Господь – добрый, понимающий, умеющий воскрешать мертвых и обращать воду в вино, – не нанимал для Родиона лучшего в Авьене адвоката. Не прятался от агентов тайной полиции. И не был так возбуждающе близко, что еще немного, и Марго бы поняла, сколько в нем небесного, а сколько земного…
Она залилась краской. Истерзанная ткань в ее руках промокла насквозь, и Марго со смущением отпустила подол и заметила:
– Двадцать седьмого числа Родиона переведут в госпиталь на Райнергассе…
– Сегодня двадцать седьмое, фрау, – робко заметила Фрида.
– Сегодня! – воскликнула Марго, округляя глаза и силясь вспомнить, сколько прошло времени с момента ее болезни. – Да что же ты не сказала? Мне нужно успеть к открытию!
Собиралась впопыхах, на ходу обжигаясь кофе.
– Не вертитесь, фрау! – в отчаянии говорила Фрида, шнуруя корсет. – Право же, вы словно на шарнирах сегодня!
– Речь идет о моем брате, не забывай! – строго отвечала Марго, и придирчиво разглядывала себя в зеркале, то шпильками подкалывая непослушные локоны, то, наоборот, выпуская их из прически. Щеки, тронутые лихорадочным румянцем, пылали как осенние яблоки, нос после болезни заострился, в глазах гуляла тревога.
Возьми себя в руки, Маргарита! Волнуешься, как в день покушения. Тогда речь шла о смерти, а теперь…
– О жизни, – шепотом произнесла она, замирая перед зеркалом и кладя ладонь на шею, где тревожно пульсировала жилка.
– Что говорите, фрау? – откликнулась Фрида, выглядывая из-за плеча госпожи.
– Ничего, – выдохнула Марго и, повернувшись, погладила служанку по плечу. – Помолись еще, чтобы все у нас получилось. И не беспокойся, если я не вернусь к ужину.
Особняк выпустил ее неохотно, лязгнув ржавым засовом. Ступеньки противно скрипели под ногами. Давно бы нанять рабочих, перебрать гниющие доски, подлатать и заново выкрасить фасад. Вот только негде было взять средств, а теперь их не будет и подавно – ложа «Рубедо», клещом вцепившаяся в барона, и после смерти высасывала из него последние соки.
Но не это было главным сейчас.
Главное – звучащее медными трубами, гремящее литаврами, сверкающее на солнце новыми витражами и статуей Девы Марии над аркой, – привлекло толпу хоть и намного меньшую, чем видела Марго на Петерсплаце, но все-таки внушительную.
К открытию госпиталя, должно быть, стеклись все зеваки города: скромные туалеты, запахи дешевых духов и грубые, словно вытесанные из дерева лица выдавали в собравшихся средний класс Авьена. Мужчины, сбив на затылки кепки, тихо присвистывали в след, в глазах женщин тлела зависть.
Продираясь через оцепление, Марго бросала косые взгляды из-под шляпки, боясь вдруг увидеть знакомое лицо инспектора Вебера. Она не знала, что сказала бы ему при встрече, и вина за не отвеченное письмо и растоптанную розу грузом лежала на сердце и заставляла ее держаться от полиции как можно дальше.
Марго обязательно поговорит с инспектором, поблагодарит его за заботу о ней самой и Родионе. Когда-нибудь потом. Не сейчас.
Сейчас – алая ленточка между колоннами, и оглушающие звуки оркестра, и поднимающиеся по лестнице фигуры в сопровождении гвардейцев с алыми плюмажами на киверах.
Какой-то моложавый франт, протиснувшись к Марго, подхватил ее под локоть и, дыша табаком, быстро проговорил:
– Фройлен скучает одна? Осмелюсь пригласить присоединиться к нашей компании, мы заняли лучшие места!
Оглянувшись, Марго порезалась об ухмылки двух типов крайне помятого вида, и сбросила шершавую ладонь.
– Я воздержусь, господа. К тому же, меня ожидает муж… – она запнулась, в отчаянии шаря взглядом по толпе. У самой лестницы крутил птичьим носом тип в черной паре и с карандашом, заложенным за ухо. – Вот же он! Глупыш, просила носить очки, вот и не видит. Прошу меня простить!
И ловко ввинтилась в толпу, совсем не по-благородному работая локтями и не обращая внимания на тихие возмущения и сморщенные носы горожанок. Впрочем, о ней быстро забыли: мраморную белизну колонн пересекла черная тень, и толпа разразилась рукоплесканиями. Сердце Марго сжалось, и она остановилась, не дойдя до носатого господина и десятка шагов. Толпа загудела, зашевелилась, поплыла. Перекрывая звучание духовых, загалдела на разные голоса:
– Спаситель!
– Благослови, Господи!
– Да здравствует его высочество!
– Вива-аа!
Спаситель поднял ладони, и гул – словно по велению режиссерской палочки, – тотчас смолк. И Марго застыла вместе со всеми. Сердце, пойманное в реберную клетку, билось едва-едва.
– Граждане Авьена! – прозвучавший в тишине голос оказался чистым, звонким, наполненным уверенной силой – наверное, он смог бы перекрыть и Пуммерин. – Я счастлив видеть здесь столько открытых и светлых лиц! Я счастлив знать, что в нашей любимой столице есть люди, неравнодушные к проблемам бедняков и больных, тех, кто тревожится за наше будущее, как тревожусь и я! А потому благодарен всем, кто явился сегодня на это торжество! – он улыбнулся – всем сразу и каждому в отдельности. Янтарные глаза, подсвеченные солнцем, горели вдохновенно, точно на витражах. – Не торжество богатства и высокомерия, нет! Это торжество добродетели и духа! Торжество в честь вступления в новую эру – эру прогресса и процветания! Я верю, что будет так! А потому властью, данной мне Господом и его величеством кайзером, с поддержкой супруги, ее высочества Ревекки, – и только теперь рядом с кронпринцем Марго заметила призрачно белую, почти неподвижную фигуру кронпринцессы. Она передала его высочеству ножницы, и тот, приняв их и поцеловав супруге ручку, закончил: – с волнением и гордостью я перерезаю ленту! И пусть этот шаг будет первым на пути к светлому будущему империи!
Лунно блеснули серебряные лезвия. Алый язык ленты натянулся, дрогнул и распался на равные половинки.
– Вива! – крикнул кто-то в толпе, и его тотчас подхватили:
– Вива! Слава Авьену! Да здравствует его высочество! Вива-а!
Оркестр снова грянул туш, и в воздухе замелькали подброшенные шляпки и котелки.
Марго кто-то толкнул в плечо, но она не обратила внимания: кронпринц, продолжая улыбаться, смотрел теперь прямо на нее – оживленно, открыто и с явным узнаванием.
Она снова двинулась вперед, но не успела сделать и пары шагов, как за спиной раскатилось протяжное:
– Corpus Christi, sa-аlve me-а! О-о bone le-esu, exaudi me-е![15]15
Тело Христово, спаси меня! О, добрый Иисусе, услышь меня! (католическая молитва)
[Закрыть]
И проросло, зазвенело, повисло в воздухе протяжным воем.
Обернувшись, Марго увидела, как в смятении раздвигается толпа и в нее, точно в стоячую воду, вторгается угольно-черный клин молящихся, бормочущих, плачущих и стонущих людей.
А во главе, одетый в монашескую рясу и держа в громадных ручищах деревянный крест, вышагивал уже знакомый Марго коновал – «мальчик из хора» его преосвященства.
– Поми-илуй, Бо-оже! – грянул мощный раскатистый бас, и в черных рядах эхом отозвалось: «О-оо!»
Толпа пришла в движение, заволновалась. Со своего места Марго видела, как распадается полицейское оцепление: мундиры чаще замелькали между гражданскими.
– Кто позволил? – послышались гневные голоса. – Прочь! А ну! Живей!
– Прости нас, грешных! – меж тем завопил человек с крестом и, заведя глаза под лоб, бухнулся на колени. – Ибо не ведаем, что творим!
– Не ведаем, Господи! – подхватили богомольцы, и друг за другом принялись опускаться на колени.
– Прости отступников!
– Еретиков!
– Сомневающихся!
– Ослепших!
– Попирающих законы Твои!
Металлически защелкали затворы. Марго обернулась и увидела, как гвардейцы вскидывают ружья. И в тот же момент Спаситель произнес:
– Стойте!
Толпа замерла.
Глаза поблескивали сомнением и страхом. У пожилой женщины рядом с Марго мелко тряслась голова. Господин с птичьим носом, поглядывая на коленопреклоненных, что-то быстро черкал в блокноте.
– Я всегда открыт для народа, – продолжил кронпринц уравновешенным тоном, закладывая руки за спину. – С чем вы пришли?
– Спаситель! – предводитель богомольцев поднял взмокшее лицо. – Услышь свою паству! Не со злом пришли мы! С желанием открыть Тебе глаза! Не преступи закона Божьего! Одумайся!
– Одумайся, Господи! – застонали богомольцы, отбивая поклоны. – Добра желаем!
– Не открывай госпиталь, отец наш! – продолжил предводитель, по-прежнему глядя снизу вверх, и не обращая внимания ни на Марго, ни на взволнованных горожан, ни на оцепление. – Ходят слухи, что здесь будут проводиться дьявольские опыты. Чернокнижники, которые называются «учеными мужьями» и «докторами» считают, что могут попрать законы природы и вмешаться в Божий промысел, что есть недопустимое зло и служение сатане!
– Откуда сведения? – холодно осведомился кронпринц. Его жена, испуганная более всех, спряталась за его спиной и выглядывала оттуда настороженной мышью. Марго сжала зубы, стискивая локти и жалея, что оставила в сейфе стилет: ей тоже было не по себе. Опасливо поблескивали ощерившиеся дула ружей.
– Сестры милосердия и монахи, что помогают в приходских больницах, говорили, будто приходили ученые люди и под предлогом исследований брали у прихожан кровь, – глухо ответил предводитель, и по ближайшим рядам прокатились тихие вздохи. Трясущаяся женщина прикрыла ладонью рот и отступила, точно теперь торопилась встать как можно дальше от лестницы.
«Сейчас тут будет жарко, – шепнул барон. – Беги, маленькая свинка! Спасай свою шкурку!»
– Всем отступникам и грешникам – погибель! – закричали богомольцы. – Одумайтесь, грешники! Вернитесь в лоно церкви! Пока-айтесь!
– Ох, Иисусе! – тонко пискнули в толпе.
– Действительно, – сказал кронпринц. Теперь Марго видела, как тяжело вздымается его грудь, на этот раз затянутая в гражданскую пиджачную пару. Видела, как взмокли волосы на висках. Должно быть, ему совсем непросто давалось спокойствие, и гвардейцы, застывшие на лестнице, ждали сигнала – слова или жеста, – но Спаситель продолжал ровным и уверенным тоном: – Жизнь не стоит на месте. Жаль, не все понимают всю важность происходящих изменений. Но это понимаю я. В Авьене замечены неоднократные вспышки туберкулеза, и я готов поддержать попытки разобраться с причиной заболевания, чтобы оказать своевременную помощь и подготовить лекарство.
– В приходских больницах недостаточно мест, – заметил носатый господин, на время оторвавшись от блокнота. Его взгляд, цепляющий и живой, мог принадлежать полицейскому или журналисту. – И квалифицированного персонала тоже. Фельдшерскую функцию выполняют монахи, и за последний год имеем уже четыре смерти от туберкулеза.
– Верно! Чахотка замучила! – выкрикнули из толпы. – В приходских больницах все койки заняты!
– Молитесь! – потряс крестом предводитель. – И воздастся вам!
– Молитвами лечат! – зароптали в ответ. – А нам бы лекарств!
– А если эпидемия?
– Умирать не хотим!
– Все дела Господа весьма благотворны! – перебивая возгласы, загудел предводитель. – И всякое повеление Его в свое время исполнится! Одумайся, Спаситель! Не гневи Бога, дарующего Тебе силу! На все Его воля!
– Его воля – здесь! – кронпринц широким жестом указал на мраморные колонны, на арку, на статую Девы Марии. – И я – исполнитель ее. Здесь вы получите помощь! Здесь спасетесь! И не через долгие семь лет, а прямо сейчас! – Он принялся стягивать перчатки, и Марго почудилось, что из-под манжеты прыгнули оранжевые искры. – Прямо сейчас вы излечитесь, если больны! Прямо сейчас узнаете, как предупредить распространение эпидемии! Прямо сейчас сможете обнять родных и близких, когда, казалось, надежда потеряна! Прямо сейчас я, ваш Спаситель, протягиваю вам руку помощи! Вот она! – кронпринц вывернул руки голыми ладонями вверх. – Так примите ее!
Марго не улучила момент, когда вспыхнуло пламя. Только ахнула от ослепительной оранжевой вспышки и прикрыла глаза. Но и сквозь щелочки век могла различить огненные языки, пылающие на ладонях спасителя.
И это было куда страшнее стрельбы.
– Господи! – застонал кто-то слева. – Верую!
– Огонь неугасимый и бездымный! Ах!
– Верьте мне! – слышался звенящий голос кронпринца. – Верьте и будете живы!
Марго различала смятение в рядах богомольцев. Кто-то лежал ничком, кто-то размашисто крестился, как есть, на коленях, отползая назад. Марго и самой хотелось бежать: все равно куда, только подальше от слепящего оранжевого света, от застывших гвардейцев, от едва уловимого запаха гари, от треска огня, от воспоминаний…
Ее замутило, в висках отчаянно застучало, колени – ватные и будто бы чужие, – вдруг предательски подломились, и Марго, вздохнув, осела на мостовую.
На этот раз тьма длилась недолго.
Резкий запах ударил в ноздри, выдернул из забытья. Кто-то поддерживал ее затылок, спрашивал с различимым акцентом:
– В порядке, леди?
И снова резкая, острая вонь нюхательной соли. Марго застонала, отводя чужую руку. Но голова уже прояснялась, и напротив маячило встревоженное загорелое лицо.
– Смотрите сюда, леди! – упрямо продолжал незнакомый господин. – Сколько пальцев видите?
Она моргнула и ответила:
– Три. Теперь четыре.
– Прекрасно! – воодушевленно воскликнул он. – Удачно, что я оказался рядом с вами и успел подхватить. Иначе вы могли бы расшибить голову. Мое имя Натаниэль Уэнрайт.
– Уэнрайт? – переспросила Марго, силясь вспомнить, где уже слышала это имя. – Благодарю, мне просто стало дурно, но теперь лучше… а что с его высочеством?
– О, с ним все будет хорошо!
– Я видела, как он загорелся…
Умолкла, отгоняя всколыхнувшие память образы.
…удушливый дым.
…изъеденные огнем перекрытия.
…не помочь, не вытащить из огня…
– Такое случается, к сожалению, – поймав слабую руку Марго, доктор коснулся ее губами. – Но это было необходимо. И мне знакомо ваше лицо. С кем имею честь?
– Фон Штейгер. Баронесса.
– Позвольте! – голубые глаза доктора Уэнрайта блеснули радостью, и он с силой сжал ее пальцы. – Как я мог быть столь рассеян? Вы в списке приглашенных!
– Приглашенных? – рассеянно спросила Марго.
Сознание прояснилось окончательно, так что она могла различить поредевшую толпу, и опустевшую лестницу под аркой.
– На фуршет, – улыбаясь, пояснил доктор. – Как вовремя я вспомнил! Если упущу вас, Харри этого не простит. Разрешите проводить!
Подхватив под локоть, повлек в вестибюль – просторный, светлый, выкрашенный в белый и с белыми же декоративными колоннами. На оттоманке, скромно приткнувшейся между двумя кадками с гортензиями, полулежала бледная кронпринцесса с мокрым полотенцем на лбу, две фрейлины обмахивали ее широкими веерами, а возле окна, держа перед собой руки, стоял его высочество.
– Должен заметить, я не удивлен, – говорил он, наблюдая, как фельдшер бинтует ему ладони. Марго вспомнились дрожащие языки пламени, и снова ощутила дурноту. – Протесты были ожидаемы. Дьюла не явился сам, но подослал провокаторов.
– Неясно, чего они планировали достичь своей акцией, – произнес носатый господин, замеченный ранее в толпе.
– Скандала, – дернул плечом кронпринц и болезненно сморщился, когда фельдшер особенно туго стянул бинтом его руку. – А вероятнее – вооруженного конфликта. Их ошибка и наше счастье, что не пошли на открытую конфронтацию. Если бы гвардейцы или полиция начали стрелять, меня бы обвинили в убийстве. Я не мог допустить кровопролития.
– Ваше высочество, позвольте заметить, это становится закономерностью! Сперва – покушение анархистов, теперь – протесты религиозных фанатиков.
– Так напишите об этом, Имре! – нервно ответил кронпринц, выдергивая руки и принимаясь поверх бинтов натягивать перчатки. – Пусть люди сами делают выводы. Я верю, что в Авьене помимо мракобесия существует и просвещенность.
Он повернулся и замер, уставив на Марго внимательный взгляд. Опять накатила слабость. Марго понимала, что должна присесть в реверансе, сказать: «Ваше высочество…», но суставы точно одеревенели, язык присох к небу, а в ушах принялся нарастать противный звон.
«Не думать про огонь, – поняла она. – Не думать и не вспоминать…»
– Как самочувствие вашего высочества? – послышался встревоженный голос доктора Уэнрайта.
– В порядке, – отрывисто ответил кронпринц. – Лучше позаботьтесь о том, кому действительно нужна помощь.
Марго тотчас подхватили под локти и усадили на соседнюю оттоманку, в руки ей ткнулось холодное стекло. Она приняла стакан, глотая воду и понемногу возвращаясь в реальность.
– Я сожалею, – донесся приглушенный голос его высочества, – что не подаю вам руки и не могу пожать вашу.
– Простите и меня, – слабо отозвалась Марго. – Я так не вовремя лишилась чувств.
– Было от чего, – ответил кронпринц и покосился на стонущую жену. Закатив глаза так, что блестели только влажные белки, она шептала что-то бессвязное. – Признайте, вы больше испугались меня, нежели этих глупцов?
– Испугалась, – произнесла Марго, возвращая воду фельдшеру. – Что начнется пальба и… А еще испугалась за вас…
– За меня? – повторил кронпринц, приподнимая бровь. – Что ж, игра в Бога довольно утомительна, но, к сожалению, необходима. Я рад, что мое выступление возымело должный эффект. И рад, что вы пришли, баронесса. Уже познакомились с доктором Уэнрайтом? Не забудьте поблагодарить его за помощь, в деле вашего брата он выступил от лица профессуры.
– Так вот где я слышала это имя! – воскликнула Марго, поднимаясь. Сердце взволнованно затрепетало. – Как Родион? Его перевели из тюрьмы?
– Перевели в корпус для выздоравливающих, – с улыбкой ответил доктор Уэнрайт. – Можете навестить его прямо сейчас, если желаете. Я провожу.
– А после, – подхватил его высочество, – обязательно возвращайтесь. Я заказал отличный крепленый Porto, и попробуем забыть о сегодняшнем инциденте. Обещайте!
Марго пообещала.
