Текст книги "20 лет (СИ)"

Не верь. А мор я не стащила. Вместо него, купила сюда за свои деньги новый.

9. 49

Тем днём я долго думала и вечером набрала директору. Сказала, что не могу так больше работать, что Дианины упрёки выходят за рамки, что она в любом случае добьётся моего ухода. Если не уйду сама сама, через месяц-другой меня и так уволят. Стоит ей лишний раз нажаловаться. Дима, конечно, пришёл от моего заявления в ярость, в панику. Стал убеждать в том, что никто не собирается меня увольнять, что отпустить сейчас он меня не может. Во-первых, нужно провести ревизию, во-вторых, найти мне замену, чтоб не вышло так, как вышло с прежней работницей, заявившей об уходе в последний день.

– Какая тебе разница, что она говорит? Не обращай внимание. Диана опытнее, хочет тебе это продемонстрировать, а ты ведёшься. Выполняй свою работу и всё. Любому коллективу свойственны конфликты, не нужно близко к сердцу воспринимать всё. Будь проще.

– Я всё решила. Извини.

– Кир, ты понимаешь, что подставишь не её, а меня, если уйдёшь?

– Думаю, Диана будет рада взять себе больше часов работы и неделю поработать без выходных.

– Ну как так? Любому человеку нужны выходные. И потом, я не скажу, что Диана плохой человек. Она отлично работает, она любит эту работу, поэтому что-то против неё сказать я не могу. Если вы не можете сработаться, найти общий язык, давайте соберемся как-нибудь все вместе и решим, что с этим делать? Скажете в лицо друг другу то, что вас не устраивает.

– Детский сад какой-то.

– Детский сад, а как иначе решить эту проблему?

– Только моим уходом.

– Кир, короче, меня эта ситуация конкретно напрягает. То, что у вас с Дианой между собой происходит, рабочих моментов никак не должно касаться. Это личное, пойми. Уходить из-за взаимной неприязни глупо. Ты ж не ребёнок. Где ты ещё найдёшь работу в нашем городе за двенадцать тысяч без образования, без опыта? Сложившаяся ситуация совершенно стандартна для любого коллектива, уж поверь мне. Как ты собираешься дальше выходить в жизнь? Кругом будут и недоброжелатели, и крысы, надо учиться находить общий язык, а не убегать.

– Не знаю, но мне неприятно, когда меня обвиняют в воровстве. Надоело чувствовать себя преступницей и трястись от страха не угодить Диане.

– В общем, я всё сказал. Дело, конечно, твоё. Поступай, как знаешь. Но если уйдёшь, ты в моих глазах упадёшь. Завтра я позвоню тебе, скажешь, что решила.

Дожидаться звонка я не стала, утром следующего дня отправила смс-ку, в которой написала, что не передумала, что занесу ключ в магазин. Зарплату за отработанные дни просить не стану. Дима десятки раз мне звонил, трубку я не брала. Занесла перед парами ключ, бросив на Дианино "Что это?": "Дима поймёт", а ближе к обеду получила от него нерадужное сообщение:

Значит, так, да? Ну и сучка же ты. Не хочешь по-хорошему? Отлично. Тогда я иду в органы и пишу на тебя заявление. Говорю, что у меня недостача, и ключ ты мне не вернула.

Не ожидала подобного от этого человека, но я не дура. Прекрасно понимала, что он не станет претворять свои угрозы в жизнь, рискуя бизнесом. Продолжал настырно названивать, однако если до смс-ки я ещё чувствовала перед ним свою вину, то после вылитого дерьма, просто плюнула и забила. Я ничего не брала, опасаться мне было нечего. Моя совесть чиста – это главное. Я вполне осознавала, конечно, что Диана могла с лёгкостью скомпроментировать меня, напоследок, так сказать, но думать об этом не хотелось.

День-два директор ещё звонил. После сдался. Странно, что он думал, будто я способна прибежать после его несправедливого оскорбления. Думал, испугаюсь, ан нет. Я не испугалась и не побежала. Вновь стала вливаться в институтские будни. Март подходил к концу. Деньги, что я заработала за февраль, мама у меня брать не стала, поэтому я отложила их на чёрный день, спрятав в книгу. Транжирить эти двенадцать тысяч было нелепо. В каком-то смысле эта сумма грела душу. Немного, но на то, чтоб уйти из дома в случае чего, хватало. Только я не торопилась с этим, всё ждала подходящего случая, пика, так сказать. Но отчим действительно изменился. Стал менее агрессивным, реже выпивал, перестал унижать маму, меньше затрещин давал Кириллу. Лишь со мной продолжал вести активные военные действия. Всё те же придирки, те же недовольства, упрёки, обвинения по любому малозначительному поводу. Но я терпела. Крупных скандалов не было – и то хорошо.

Мама светилась от счастья. Ещё бы – подобие идеальной семьи с ежедневным совместным ужином, просмотром телевизора, сексом. Видно, отчим реже стал ездить налево, довольствуясь женой, уделяя ей больше внимания, больше ласки. Кирилл снова открывался отцу, снова пускал его в свой маленький детский мирок, хоть и с настороженностью. Лишь одна я не вписывалась в безупречную издалека картину, поскольку стояла вплотную и видела все её изъяны. И ошибочно наложенные мазки, и грязь смешавшейся краски, и диспропорции.

– Мам, – спросила я как-то на кухне, готовя начинку для пирога. – В чём ты видишь смысл своей жизни?

– Как в чём? В вас, конечно, в детях. Дать вам образование, воспитание, поставить на ноги.

– А что потом? Когда поставишь?

– Буду радоваться внукам, – неестественно блаженно улыбнулась она, справляясь с тестом.

– Долго тебе в таком случае придётся ждать. Я-то детей не хочу.

– Это ты пока говоришь. Как можно не хотеть детей? Встретишь вот любимого человека, выйдешь замуж, материнские инстинкты сами проснуться. Дети сближают людей. Ты просто маленькая ещё, жизни не знаешь.

– Каким образом я сблизила тебя с отцом? – отрезала я, перемешивая на сковороде жарившуюся капусту. – Тем, что из-за меня вы были вынуждены поломать свои мечты? Плюнуть на планы и, вопреки желанию, пойти на брак? Искусственно создать семью?

– Почему же искусственно? Не думай, что мы категорически не хотели быть вместе. Всё равно какие-то чувства имелись. Я до последнего не хотела разводиться. Обстоятельства так сложились, здесь ведь не предугадаешь. И я никогда не жалела о том, что когда-то забеременела тобой, ни разу. Не случись этого тогда, возможно, жизнь бы иначе сложилась, но раз вышло, значит, зачем-то оно было нужно. Я всегда была рада, что ты у меня есть.

– Мам, рада до каких пор? Если я совершу что-то выходящее за пределы твоих ожиданий, разве ты не отвернёшься от меня? Разве постараешься понять?

– Разумеется, постараюсь, я же мама.

– Это только на словах, мам. Я чувствую, что ты всю жизнь не довольна мной, ты с детства пыталась что-то во мне исправить, где-то подкорректировать. Постоянно. Я с шести лет слышу о том, какая я неблагодарная, эгоистичная дочь, как я в грош тебя не ставлю, не уважаю, не ценю того, что ты для меня делаешь. Живу в себе, плюю на нашу семью, на твои слова, на твоё мнение. А помнишь, как ты по телефону в разговоре с тёть Светой сказала: "Ладно уж, дочь упустила. Сейчас главное Кирюшку из виду не выпускать"? Я случайно тогда услышала, но намеренно пропустила мимо ушей. А думаешь, не обидно мне было? Ещё как. Только я понять, мам, не могу, в чём конкретно ты меня упустила? Я что, стала наркоманкой? Сплю без разбора с парнями, ворую из дома деньги, прихожу пьяная? Не хочу снова поссориться, но мне с детства неясно, мам, в чём я провинилась в твоих глазах. Почему ты списываешь меня со счетов.

– Кир, – мама явно была смущена. К подобной беседе она не была готова. Я же продолжала молча прислонившись к столешнице, помешивать капусту. – Я не списываю тебя со счетов. Просто ты всю жизнь поступаешь так, как сама желаешь, разве я не права тут? Моя поддержка тебе, в общем-то, и не нужна. Ты самостоятельно принимаешь решения, не спрашивая моего совета, слова. Даже возьмём ситуацию с поступлением – жалуешься, что тут вас ничему не учат, преподаватели никакие, одногруппники никакие, но когда была возможность поехать учиться на платное в Москву, ты меня не послушала, отказалась. Жила бы сейчас другой жизнью и вряд ли б жалела о том, что хотя бы раз за девятнадцать лет прислушалась к мнению мамы.

– Мам, не потянула бы ты меня. Я даже возвращаться к этой теме не хочу. Не было у меня выбора, единственный возможный вариант – переждать год, нигде не учась, и снова пробовать пройти на бюджет в Литинститут. Я не к этому говорила.

– К чему тогда?

– К тому, что не всегда рождение детей должно становиться смыслом жизни. Может, я плохая дочь. Ты разочарована во мне, но я ведь о появлении на свет не просила. Ты говоришь, встречу любимого человека, выйду замуж, материнские инстинкты сами проснуться. Не проснуться, потому что я смотрю на мир другим взглядом, понимаешь? Отличным от твоего, и именно поэтому ты считаешь меня чуть ли не самым говённым человеком. Просто потому, что у меня сложилось другое представление о жизни. По твоему, я должна беспрекословно тебя слушаться, должна проще относиться к людям, не искать идеалы, правду, справедливость, просто плыть по течению, на ходу выскочить замуж, родить ребёнка, взять в ипотеку квартиру, через пару лет родить второго ребёнка и смотреть, куда вынесет этим течением. Жить по системе, проще говоря. Жить так, как принято. Я так не хочу. Не понимаю, зачем оно нужно. Представления не имею, как воспитывать детей, как подарить им счастье, как заслужить любовь, а это важно, мам. Люди должны думать о таких вещах прежде, чем идти в роддом, не считаешь? Проблема нашего общества в том, что все убеждены, будто наличие в семье ребёнка, а порой и не одного – это закон. Закон, который нельзя нарушить. Если у тебя есть любимый человек или человек, с которым ты вынужден по каким-то причинам быть вместе, жить вместе, то у вас обязательно должно быть чадо. Почему? Да, согласна, существуют люди, которым суждено быть родителями, но не всем ведь. Не все для этого годятся. Банальный пример – твой любимый дядя Саша. Разве ему нужны были дети? Нет, плодил, потому что так принято, не более. И разве это правильно?

– Кир, ты ещё не видела жизни, – улыбнулась мама, вызвав во мне очередной шквал раздражения. Она абсолютно не пыталась меня услышать, – ты рассуждаешь в силу своего возраста. Твоя точка зрения неправильная.

– Что значит "неправильная", мам? А есть правильная? Каждый человек имеет право на свои собственные мысли. И какого возраста? Мне не двенадцать лет. Девятнадцать, я вполне понимаю, что говорю.

– Когда появится у тебя муж, дети, ты совершенно иначе будешь рассуждать, поверь мне.

– Не появятся у меня дети, не хочу я этого.

– Ну, а если забеременеешь, что будешь делать? Родишь ведь. Родишь и любить будешь этого ребёнка, души не чая.

– Не рожу.

– Аборт сделаешь? – усмехнулась она.

– Сделаю. Лучше сделать аборт, чем в будущем мучить ребёнка.

– Какая же ты ещё глупенькая, Кир. И в чём же ты видишь свой смысл жизни?

– Пока не знаю, но явно не в материнстве.

Без добавления каких-либо ещё слов я дожарила капусту, выключила конфорку и стремительно покинула кухню, чувствуя на спине мамину блаженную улыбку. Вряд ли в этой жизни мы были способны понять друг друга. Порой казалось, что меня родила совершенно другая женщина.

12 глава

В «Братьях Карамазовых» Достоевского Алёша говорит своему сладострастному, жестокому отцу: «Не злой вы человек, а исковерканный». Был ли исковерканным человеком мой отчим? Возможно. Но я не обладала святостью Алёши, поэтому этот факт нисколько не оправдывал его в моих глазах.

Родился отчим поздно, родителям на тот момент было за тридцать. Мать работала всю жизнь швеёй, отец – водителем. Люди они были несколько странные. Вели затворнический образ жизни, мало с кем общались, мало кому ведали о личных делах, с родственниками не знались, зато при всём при этом в церкви являлись самыми частыми посетителями. Дети для них, как и для большинства тогда и сейчас, воспринимались как данное, как что-то неизбежное, вряд ли что первая беременность матери дяди Саши, что вторая, что третья были запланированы. К слову, он приходился самым младшим из трёх братьев: со старшим разница в возрасте составляла четырнадцать лет, со средним – шесть. Все трое росли в крайней жестокости и непонимании. Отец с виду и был человеком мягкотелым, молчаливым и замкнутым, в семье же открывал себя с совершенно иной стороны. Воспитание в его понятии приравнивалось к насилию. Порол он детей часто: и за явную провинность, и за ребячество, за детскую шалость, ничуть не видя в этом чего-то предосудительного. Ежедневные порки в семье считались в порядке вещей. Это мне известно со слов мамы, которая объясняла, откуда у отчима эти садистские наклонности. Для него подобный метод воспитания стал образцом, который он позже и спроецировал на своих детей, считая, что "только силой можно сделать из говна человека"

Ничем особенным с детства не увлекался. С двенадцати лет начал курить, выпивать. Учился плохо, несколько раз был едва не отчислен из школы за плохое поведение. Разумеется, за всё за это ему доставалось дома от отца в виде искусных побоев, и, может, в какой-то степени подобное поведение объяснялось протестом отцу, желанием обратить на себя внимание, поскольку именно внимания этим детям не хватало. Не было ни материнской ласки, ни разговоров по душам, ни каких-либо самых скромных проявлений чувств. Мать всю жизнь молчала. За детей никогда не вступалась, в дискуссиях за ужином, если таковые случались, ни разу не высказала свою точку зрения. Можно это назвать кротостью, но мама, которой довелось пару раз встретиться с родителями отчима, рассказывала, что кроткой эта женщина точно не была. Скорее глупой. Глупой и пустой. Она молчала не потому, что не хотела говорить, ей действительно нечего было сказать. Мыслительные процессы в её голове не происходили. Шить – да, она умела, но ответить на банальный вопрос о том, как дела, затруднялась. Отчим и сам признавался не раз, что его собственную мать умом обделили. Видно, и он частично это унаследовал.

Отца своего не любил, но считал идеалом. Примером для подражания и всегда говорил о нём с гордостью. Обиды за порки не испытывал ничуть. "Тогда, наверно, было обидно, а с возрастом-то понял, что не зря он нас бил. Всю дрянь зато выбил из головы. Детей надо пороть, иначе вырастут свиньями. Нахуй посылать родителей будут". Видно, вместе с дрянью разум и душу из него тоже выбили. Остались лишь тупость, мнительность, чванство да похоть. Всё.

Едва окончив техникум, этот человек женился на девушке тремя годами старше него, женился по залёту, надо сказать. Однако брак ничуть не ограничил его свободу. Всё так же блудил, так же удовлетворял свои страсти на стороне, по примеру отца воспитывал детей колотушками и ремнём, жену в грош не ставил. Да и она его. Девушка была, как и мать отчима, недалека умом, интеллектом не блистала, красотой – тоже. Неудивительно, что после пяти лет брака они подали на развод, но как ни странно, ещё несколько лет, уже не будучи мужем и женой, продолжали жить вместе и спать в одной кровати.

Наверное, можно было бы свести ограниченность отчима к неправильному воспитанию, к нехватке родительской любви, к покосившимся взглядам на жизнь, к неблагополучной среде, но другие-то братья выросли иными. Старший получил высшее образование, работал инженером на заводе, создал нормальную семью, в корне отличавшуюся от той, в которой вынужден был расти. Он пробуждал естественное уважение. С заботой и нежностью относился к своим детям, к жене, никто никогда слова о нём плохого не говорил, кроме отчима, обвинявшего того в жадности и тщеславии. Может, и было в нём тщеславие, может, была и жадность, но детей он любил и детство их не превращал в ад.

Средний же брат имел больше сходств и пересечений с отчимом. Тоже всю юность бросался в крайности, без разбора спал с девушками, не имея моральных рамок, жил, ублажая животное начало. Хотя, не хочется говорить "животное начало". Люди куда ниже животных, поэтому скажу: "Ублажая естественное начало". Выучился на электрика, долго сидел на шее у родителей, однако к двадцати пяти годам образумился, остепенился, устроился на постоянную работу, встретил девушку, женился. Детей у них не было: то ли он не мог иметь, то ли жена оказалась бесплодна. Первое время бегали по больницам, по батюшкам, бабушкам, после смирились и в полнейшей гармонии жили вдвоём. Не знаю, конечно, какой бы вышел отец из этого человека. Может, и к лучшему, что "Бог не дал им детей", но мне как постороннему человеку он никогда не мог представиться в роли тирана. Не в этой жизни. Возможно, бурлили в нём когда-то страсти, проявлялись изъяны, но то ли возраст, то ли нужная женщина рядом благополучно их усмирили. Да и детство своё он вспоминать не любил. Однажды по пьяни в споре с отчимом заявил, что ненавидит отца за искалеченное детство, и если и пытался тот выбить из них что-то своими побоями, то выбил или скорее убил лишь уважение к себе и восприимчивость к боли, поскольку после сотен ударов хлыстом физически тело действительно перестало реагировать.

– А помнишь, – сказал он тогда отчиму в перерыве между очередной рюмкой. – Тебе лет шесть было. Мать только из магазина вернулась, стала продукты выкладывать из пакетов, а ты на радостях столкнул на пол палетку яиц? Взревел же тогда отец. Не забуду, как он набросился на тебя. Зверь был, не человек.

– Это когда он нос мне сломал? – рассмеялся отчим. – Помню. А мне не обидно, веришь? Пиздел он нас искусно – факт, а упрекнуть его не могу сейчас.

Меня на самом деле задевал вопрос тирании. Что это? Наследственная предрасположенность или приобретённая болезнь? Кто более склонен к этому явлению? Какой тип людей? Понятно, что с точки зрения психологии, человек – деспот – это закомплексованная, затравленная жертва, которая с помощью власти и подавления окружающих восполняет недостающее. Мстит за нанесённые травмы, так сказать. Это в принципе вполне подходит для случая с отчимом, однако если придерживаться этой логики, то выходит, я тоже склона к деспотизму и тирании? И братья отчима, получается, очень даже склоны. И Кирилл, и мама, которая тоже терпела отцовские побои и унижения. Значит, корни этой болезни находятся всё-таки глубже и их не объяснить одними комплексами и обидами?

Часто глядя на отчима, я пыталась понять, почему он такой. Что его сделало таким чёрствым, толстокожим, глухим. Быть может, это маска? Он не привык показывать чувства, так, может, за подобным поведением скрывается ранимый, мягкий, внимательный человек? Любящий отец, не знающий, каким способом донести свою любовь? Звучит нелепо, конечно, но я действительно изредка предполагала такое. Или же подобный вид людей – всего лишь распространённый типаж? Так же, как существуют типажи глупых жопастых блондинок, забитых ботаников, развязных ловеласов? Или типично деревенских русских женщин с пышными формами, необразованностью и фанатичной набожностью? Кто знает. Если всех людей можно разбить на типажи, то это всё объясняет. Таким был и отец Кафки, и отец Гитлера, и отец Достоевского, Сталина. Однако Гитлер и Сталин продолжили цепь деспотичности, Кафка и Достоевский же выросли депрессивными, потерянными в обществе, однако великими личностями, мастерски обличавшими низости человеческой натуры.

Читала накануне окончания школы "Письмо отцу" Кафки, горький остался осадок. Отец сыграл в его судьбе далеко не второстепенную роль. По большому счёту, то, каким запуганным, нерешительным, загнанным человеком он стал, определил именно отец. "Как-то ночью я все время скулил, прося пить, наверняка не потому, что хотел пить, – писал Кафка в письме, – а, вероятно, отчасти чтобы позлить вас, а отчасти чтобы развлечься. После того как сильные угрозы не помогли, Ты вынул меня из постели, вынес на балкон и оставил там на некоторое время одного, в рубашке, перед запертой дверью. Я не хочу сказать, что это было неправильно, возможно, другим путем тогда, среди ночи, нельзя было добиться покоя, – я только хочу этим охарактеризовать Твои методы воспитания и их действие на меня. Тогда я, конечно, сразу затих, но мне был причинен глубокий вред. По своему складу я так и не смог установить взаимосвязи между совершенно понятной для меня, пусть и бессмысленной, просьбой дать попить и неописуемым ужасом, испытанным при выдворении из комнаты. Спустя годы я все еще страдал от мучительного представления, как огромный мужчина, мой отец, высшая инстанция, почти без всякой причины – ночью может подойти ко мне, вытащить из постели и вынести на балкон, – вот, значит, каким ничтожеством я был для него". Или также тронул вот этот эпизод: "Я разучился разговаривать. Я бы, конечно, и без того не стал великим оратором, однако обычным беглым человеческим разговором я все же овладел бы. Но ты очень рано запретил мне слово. Твоя угроза: "Не возражать!" – и поднятая при этом рука сопровождают меня с незапамятных времен. Когда речь идет о Твоих собственных делах, Ты отличный оратор, а меня ты наделил запинающейся, заикающейся манерой разговаривать, но и это было для Тебя слишком, в конце концов я замолчал, сперва, возможно, из упрямства, а затем потому, что при Тебе я не мог ни думать, ни говорить".

К сожалению, письмо это так не дошло до адресата. Мать, которая с годами, как пишет Кафка, обращаясь к отцу, "слепо стала перенимать Твои суждения касательно детей и их осуждения", не передала ему это послание. К лучшему ли? Может быть. Кафка часто упоминает о том, что всегда испытывал страх и вину перед отцом за то, что даже одним своим слабым внешним видом не угодил тому, не говоря уже о характере, профессии, поведении, мировоззрении. Одним из методов воспитания отца была ирония, поэтому Кафка с детства привык к осознанию того, что от него не ждут многого, потому и не пытался кому-то что-то доказать. Выражения: "От господина сына этого, конечно, не дождёшься" было достаточно. "Чем старше я становился, тем больше накапливалось материала, который Ты мог предъявить мне как доказательство моей ничтожности".

Это ужасно. На самом деле, читая письмо, я множество раз ловила себя на мысли, что десятки отрывков хотелось бы предъявить отчиму. Не для того, чтоб съязвить, обидеть, кольнуть, а чтоб хоть немного заставить задуматься. Расшевелить извилины мозга. Маловероятно, конечно, что он что-то бы понял, но, может, если не навести на адекватные мысли, так просто разбудить долю чувств они б сумели. Не знаю. Отчим не приходился мне отцом – это к счастью, но легче от такого понимания не становилось. Да, по идее, кто он? Посторонний мне человек. Абсолютно чужой, как случайный прохожий на улице или сосед по лестничной площадке. Не более. Почему я позволила ему влиять на свою жизнь? На восприятие жизни? Почему мы вообще позволяем малозначительным людям значительно влиять на то, что нас окружает?

Он все двенадцать лет старательно ломал мою самооценку. Ломал любое проявление моей воли, скручивал в жгут, с наслаждением слушая, как трещат кости. Хотел сделать меня бесхребетной личинкой. Да, со своими детьми придерживался такого же рецепта, но неувязка заключалось в том, что я-то не была его ребёнком. У меня имелся родной отец. Пусть мы не жили вместе, пусть он не имел возможности спонсировать меня, но он был. Я осознаю, что кому-то это суждение покажется неправильным. "Отчим растил тебя, ты ела его хлеб, он муж твоей матери. А где был отец? Он ушёл от вас", – скажет кто-то. И пусть. Я знаю одно: ни один человек не обладает правом подавлять право другого человека. Тем более оскорблениями и физической силой. Ни один.

Однако, несмотря на это, больно было не меньше. Пролетел апрель, в мае я всё-таки ушла из дома. Поспособствовал тому очередной скандал.

Тем вечером я пришла домой в восьмом часу – пары закончились в три, и пять часов я бродила по городу, радуясь наступлению тепла, солнцу. Близилось лето, окончание учебного года, и даже сессия при этом не пугала. Я знала, что сдам её без проблем. Но проблемы пришли нежданно.

– Опять шлялась? – процедил отчим, встретив меня на пороге. Я молча, не глядя на него, повесила на крючок сумку, сняла кеды. – Ты вообще собираешься что-то делать по дому?

– Что опять не так?

Из кухни были слышны звоны посуды, звук лившейся воды.

– Что не так? А ты считаешь, что всё так, как должно быть? – я не понимала. – Ты хорошо устроилась: ни хера не делаешь, уходишь сутра пораньше, возвращаешься ближе к ночи. Ешь за мой счёт, не работаешь. Матери ни в чём не помогаешь. Готовить не умеешь. Мы разве не говорили на эту тему уже?

– Что вы сейчас от меня хотите? Почему нельзя просто не обращать на меня внимание? Я не прихожу домой вовремя, так как не хочу сталкиваться с вами, чтоб не возникало лишних конфликтов.

– Мне плевать, что ты там хочешь. Пока живёшь в этой квартире, в этой семье, должна выполнять свои обязанности, поняла? Сейчас пойдёшь и приготовишь рагу с мясом.

– Разве мама ничего не готовила?

– Неважно! – рявкнул он. – Пойдёшь и приготовишь, я сказал. Услышала меня?!

Войдя в кухню, я взглянула на маму, справлявшуюся с грязной посудой. На меня она не смотрела.

– Что происходит? – произнесла я, слыша сзади шаги отчима.

– Хватит языком работать. Взяла из холодильника овощи, мясо и начала готовить, – продолжал он приказным тоном. Мама молчала.

Я покорно раскрыла холодильник, выудила замороженный кусок свинины, кабачок, помидоры, болгарский перец, лук, чеснок. Бросила мясо в кастрюлю и демонстративно принялась ждать, пока освободится раковина. Отчим всё это время сверлил меня взглядом, когда же мама закончила, они вместе вышли. Мясо размораживалось долго, поэтому рагу было готово к десяти ночи. Есть его, разумеется, никто не стал, так как все поужинали пару часов назад маминым борщом. Когда я уже переодетая в домашнее пила чай, в кухню вошёл брат.

– Как дела? – спросил он, усевшись за стол, уронив голову в ладони.

– Ничего, – кивнула я с улыбкой. – А у тебя?

–Тоже. Родители ругались о тебе сегодня. Мама кричала, что тебя дома не застанешь, а папа сказал, что возьмётся за твоё воспитание.

– Я так и думала. Что ещё они говорили?

– Папа сказал, что ты такими темпами скоро забременеешь и выскочишь замуж, а потом добавил, что, может, это и к лучшему. Быстрее перестанешь тянуть их.

– Понятно, – усмехнулась я. – Неудивительно. Будешь чай со мной?

– Да, я, правда, зубы уже почистил.

– Ничего. Почистишь ещё раз.

После этого, пожелав Кириллу "сладких снов", я ушла в комнату, включила ноутбук и села писать конспекты по философии. Мне нравилась философия, особенно тема экзистенциализма. Я любила творчество Камю, Сартра, поэтому с удовольствием и интересом переписывала в тетрадь информацию из "Википедии": "Значительное место в философии экзистенциализма занимает постановка и решение проблемы свободы, которая определяется как "выбор" личностью одной из бесчисленных возможностей. Предметы и животные не обладают свободой, поскольку сразу обладают сущностью, эссенцией. Человек же постигает свою сущность в течение всей жизни и несёт ответственность за каждое совершённое им действие, не может объяснять свои ошибки "обстоятельствами". Таким образом, человек мыслится экзистенциалистами как строящий себя "проект". В конечном счёте, идеальная свобода человека – это свобода личности от общества". Непросто, однако, в наше время быть свободным от общества. Да и существует вообще эта свобода? По-моему, это всего-навсего абстрактное понятие, которое не имеет реального, практического применения в жизни. Не может человек быть свободен. Всегда что-то будет связывать: семья, любимый человек, принципы, обида, обязательства, гражданский долг. Даже убеги ты в лес, оборви все связи с внешним миром -не оставит он тебя в покое.

Ближе к двенадцати заглянула "в контакт". Климт выложил новые фотографии. Я не числилась у него в друзьях, мы удалили друг друга ещё полтора года назад, но, вопреки самоуважению, я регулярно заходила к нему на страницу. Стыдно было – да, но иначе не получалось. Единственным способом что-то узнавала о его жизни. Где он, с кем, чем занимается, чем дышит. Климт был не из числа самовлюблённых мальчиков, заливающих в сеть каждый свой шаг, этим занималась его девушка, следовательно, из этих снимков становилось детально ясно, что происходит в их жизни. На одной части фотографий – селфи с надутыми губами, на другой – утренний завтрак, ноги под одним одеялом, далее тысячи поцелуев, фото на набережной, фото с друзьями в кафе, на концерте. Всё приторно сладко. Я не злилась, не ревновала. Понимала, что рядом с этой девушкой Климт живёт, со мной бы умер. Неизвестно, конечно, что происходило за камерой, но со стороны эта парочка казалась неправдоподобно счастливой. Это хорошо, наверно. Моё место тут, в этой тёмной комнате со всеми своими страхами и заморочками. Место этих людей – центр столицы, центр происходящих в социуме событий.