Текст книги "Мутная вода (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крапивенцева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)
Глава 16: База «вольных»
Продав хабар и выручив немого деньжат, мы положили их в камеру хранения – от греха подальше и решили не ужинать в «Баре», а попросить провизию у Бармена навынос, благо, погода очень располагала.
Ночь выдалась на редкость теплой и звездной. Где-то далеко шелестела сухими травами Зона. За окнами пели сверчки. На тумбочке дымился горячий чай, ждали своего часа галеты и целый котелок вареного картофеля, упавший нам в руки с барского плеча всегда угрюмого и молчаливого Бармена. Свежая зелень из теплиц «Долга», сливочное масло из личных запасов торговца. Аромат стоял такой – местные только что в окна не лезли, желая вкусить волшебные яства.
На душе моей стало невероятно легко. Наверное, впервые за последние дни. Или слово «последние» в Зоне более не применимо?..
Мут, тихо мурлыча себе под нос что-то смутно знакомое, обрабатывал мою многострадальную руку.
Я отхлебывал из кружки чай, и удовольствие теплой волной расползалось по организму. От ощущения отдыха, от предвкушения горячего ужина.
Странная штука – Зона: наплюёт и тут же приголубит. Все, как рассказывали мне тертые сталкеры на Кордоне. И здесь я ощущаю себя по-настоящему живым. На своем месте, на пике момента. Есть в такой жизни какое-то странное удовольствие. Или я – мазохист, и Зона раскрыла во мне новые грани моей неуёмной натуры?
– Слушай, а чем ты живёшь там, за Периметром? Есть ли у тебя семья? Может, ты женат? – Нарушил мои раздумья Мут.
– А ты что, хочешь просить моей руки? – Как-то болезненно рассмеялся я в ответ.
– Ой, да пошёл ты, товарищ «больной», – отмахнулся Мут. – Я с ним серьёзно, а ему всё хиханьки.
– Ладно, понял я. Понял. Буду предельно серьёзным, «смехуёчки» – отставить, – скорчил я сердитую рожу. – Не женат, детей нет, девушка ушла от меня полгода назад, когда у подъезда меня подстерегли и избили плохие дяди, которым я сильно насолил. Она при этом присутствовала, перетрухала. Я её прекрасно понимаю. Поступила моя обоже предсказуемо и вполне по-человечески. Навещала меня в больнице, таскала апельсины, которые я и есть-то не мог с разбитой мордой. А расставание было делом времени. Меня выписали, и она мне дала отставку. Всё. Больше мы с ней не виделись. А ты как вне Зоны жил?
– А у меня за Периметром есть семья. Не девушка, не жена… просто подруга… хм… можно и так сказать… – Мут как-то странно потупился… – Вдова моего брата и двое племянников.
Я тихо присвистнул. Жизнь-то бывает похлеще романов.
– Он погиб год назад, – продолжил напарник. – С тех пор один хожу. Семье его помогаю. Двое детишек у них с женой. Сама она – ровесница мне: ей двадцать с небольшим. С братом они поженились рано, потом родились близнецы – Анька и Ванька. А в тот же год брательник мой гробанулся в подземельях Тёмной Долины. Заработать хотел, взял у барыги задание. Вроде, нашли вольные там какую-то лабораторию, но сами лезть в неё не решились. Слили координаты торговцу, не за «спасибо», конечно. И вот решил Серый рискнуть. Всё мечтал, как купят они с женой домик, с фруктовым садом и качелями для детей. Ну, кончилось всё прозой, конечно, – развёл руками Мут. – До тебя я только с ним и ходил. Не было у меня напарника, был брат. Только на него я мог во всём положиться. Ёкнулся он глупо, дело было при мне. Не могу забыть его удивлённого выражения лица. Как будто не понял он, что это конец. Его растерянная улыбка, навсегда, наверное, отпечаталась у меня по ту сторону век. Глаза закрываю – вижу Серого, смотрящего на меня во все свои изумлённые очи. То ли Зона со мной играет, то ли не отпускает чувство вины, но не было ночи, когда бы мне не снились подземелья Тёмной долины… Тащил я брата до Ростка на себе, чтобы похоронить по-человечески. В Зоне упокоиться сложно. Ни в жизни, ни в смерти покоя в ней нет. Лежит он теперь на кладбище «Долга»: тут – чистая земля… Ни радиации, ни аномальной активности. И мертвецы на «Ростке» не шастают среди живых, а получают обещанный смертью покой. Погоревав немного, стал я думать, как рассказать об этом семье. Ничего путного не придумал. И с горя подписался на провальный рейд к «Выжигателю». «Монолит» оттуда к тому времени уже выбили, антенны отключили. Путь в Припять был свободен и вольные валом валили на «клондайк артефактов». Да только встретил их там не «Золотой Эльдорадо», а стаи непуганых монстров, неизвестные аномалии и прочие малоприятные моменты, предугадать которые было не сложно. Мы же с группой сталкеров отправились в подземную лабораторию, спустя всего пару лет после триумфального шествия Меченого. Зачистил он подземелья, вывел из строя пусковую установку, ушёл в Припять и пропал. А в бункер этот после него никто сунуться так и не решился. Много баек ходило среди сталкеров о том, что напрочь сорвало там Меченному крышу, хотя и до этого он был странным: нелюдимым, неразговорчивым, держался особняком, со сталкерами не пил, много времени проводил в Зоне и захаживал в такие места, о которых ни один бродяга и помыслить не пытался. Когда дата выхода была назначена, лидер нашей группы – Лис – пояснил нам, что хочет в обход торговцев и «Долга», занять позиции на «Выжигателе». Мол, у всех есть свое место в Зоне, а вольные мыкаются, как ледышки в проруби. «Долг» – на заводе «Росток», «Свобода» – на «Армейских складах», ученые – на «Янтаре», «Монолит» – в Припяти. А мы топчем Зону БОМЖами беспутными. То к одним прибьёмся, то к другим. В сырых схронах ночуем, торгуем с жадным барыгами за медный грош, рюмку чая, да продавленную койку в их бараках. Обидно даже. Мы Лиса внимательно послушали и неожиданно, вдруг согласились. Позвонил я тогда Лизе. Смотался на неделю домой из Зоны. Оставил все сбережения, нужные контакты. Оплакали мы смерть нашего Сереги, и я его семье пообещал, что никогда их одних не брошу: не оставлю в беде, нужде или болезни. Что я теперь – их опора и поддержка. А, вернувшись в Зону, основательно приготовился к рейду на «Радар», прямо к антеннам «Выжигателя мозгов».
Мут замолчал, опустил глаза, задумавшись. А потом, стряхнув остатки оцепенения, резко обрезал ножом завязки бинта.
– Шли мы к «Выжигателю» через «Янтарь», издавна славный своей аномальной фауной. Научникам, примазавшимся к нам, конечно, о своих планах не сказали ни слова, ибо они плотно связаны с военными и «Долгом», которым не с руки пускать нас на «Радар», выгодный всем стратегически. Оттуда открывается много путей – в Рыжий Лес, Припять, Лиманск, еще до конца не хоженые, а от того и более перспективные в плане хабара. Как ты знаешь, у военных самые напряженные отношения с вольным сталкерством. Если присутствие «Долга» в Зоне они терпят по идейным соображениям последних, со «Свободой», более многочисленной, но мало организованной, им просто приходится считаться, то сталкерство, как явление, они считают своим долгом искоренить. За это воякам даже доплачивают. Ну, про «Монолит» я просто промолчу – они считают врагами всех, кто не поклоняется их главному, незабвенному божеству. Плюс «фанатики» вооружены до самых зубов так, что связываться с ними в глобальный масштабах никому из нас не с руки. Вот и получается, что вояки концентрируются в основном, на вольных. Отлавливают нас по одному. Убивают, запирают без связи в собственных схронах. Используют в долгих рейдах, как отмычки, пытают, выведывая сведения о тайниках, содержимым которых можно поживиться. Нет для бродяг в Зоне гарантированной безопасности – такой вот смешной получается оксюморон. Между тем, долгое время небольшой палестинкой в бушующем море страстей, был севший на мель корабль «Скадовск», последний десяток лет стоящий на «Болотах», когда-то бывших широкой, полноводной рекой. Во врем второго Выброса река резко обмелела, и все катера, лодки и корабли навсегда застряли в зловонной, радиоактивной жиже. Большая часть команды, трудившейся на «Скадовске», погибла в ту страшную ночь или превратилась в мутантов. В живых остались лишь те, кто спал после вахты в трюмах, находясь ниже ватерлинии. А на утро эти счастливцы вышли из кают, и столкнулись лицом к лицу со своими сослуживцами, превратившимися в прожорливых снорков и неподвижных зомби, карауливших жертву в особенно темном углу. Ты же знаешь, что здешние зомби очень не любят дневного света? Если вытащить их на солнце, то они вопят и корчатся, в духе вампирских новелл… Правда и в пепел не обращаются, но прыткость свою заметно теряют. Большие дозы ультрафиолета причиняют им боль. Поэтому в солнечную погоду можно смело ходить на «Янтарь» и на «Свалку техники» – мертвецов там не будет. Но горе тебе, если солнце внезапно зайдет, а ты окажешься там в одиночку и без хорошего запаса патронов. А ещё стоит держаться подальше от затененных мест – старых грузовиков, покосившихся домиков, кустистых оврагов. У меня был неприятный случай, когда кадавр мертвой (прости за каламбур) хваткой вцепился мне в ногу и всерьез вознамерился утащить к себе, под грузовик. Выглядят они достаточно сухими и хилыми, но в них море силы, океан выносливости и ловкость, которая нам и не снилась. Чернобыльские зомби не заразны, не питаются людьми, но, как и все творения Зоны, заточены на убийство непрошенных интервентов – то есть нас, – пришедших в Зону растащить ее по кусочку и выведать все секреты. Свежие зомби неповоротливы и вялы. Они надолго зависают, стоят тихо и бездыханно, даже не всегда реагируя на появившуюся в поле зрения жертву. Но, Выброс от Выброса, они становятся умнее, набирают силу. И вот, наконец, сталкера ожидает опасный соперник, которого крайне сложно убить. Только точный выстрел в голову может навсегда упокоить такого врага. Перебитые спинной мозг и нижние конечности обездвиживают зомби на какое-то время. Но не убивают. Выбросы исцеляют их. Зона любыми способами, до последнего поддерживает искру жизни в своих созданиях. Кто-то из ученых выдвигал теорию, близкую к мракобесию, за что был нещадно оплеван и прилюдно затоптан своими коллегами по цеху. По его мнению, зомби становятся сильнее не со временем, научаясь, и не от выбросов, а с каждым новым убийством – прикинь? Мол, это существо поглощает саму человеческую суть, искру жизни, душу, если хочешь, становясь сильнее и умнее. Есть даже какое-то научное обоснование, но и оно на грани с метафизики с эзотерикой – в подробности я не вдавался. Серый любил эту научную муть. Мне же теории «головастиков» интересны ровно до тех пор, пока за их подтверждение мне выдаются новейшее оборудование и звонкие тугрики. Уж не сочти отсталым. Слишком много бед от этой науки. Хлебнули уже раз – залезли в такие дебри своим хилым человеческим сознанием!.. Натворили экспериментов, не понимая и толики сути тех механизмов… Ааааааа, эх…
Мут махнул рукой и замолчал. Шумно отхлебнул из кружки и завздыхал на все лады, как призрак Замка "Иф". А я не ответил. На столе парил свежий чай, запахи теплой, весенней ночи наполняли лёгкие. Рука перестала саднить. На душе было сладко и спокойно, как будто не было позади чудовищ и опасностей Зоны. Я расслаблено зевал в предвкушении вкусного ужина. И не было ничего в этом сложном мире, способного вывести меня из состояния полудрёмы, эфемерной и легковесной, как весенняя ночь.
Глава 17: Повелитель кошмаров
За окном бренчала гитара. Подпевавший ей рой цикад, стрекотал на все лады, не жалея сил. Лёгкие наполнили ароматы мяты, прохлады и молодой травы… Я как будто вернулся в босоногое детство, мне снова тринадцать. Вокруг огромный, безумный, цветущий мир. Впереди столько приключений, но мне не страшно. Ночное небо над головой, простая пища и любопытная история – что ещё нужно для счастья ребёнку, живущему в душе у любого взрослого?
Я – исследователь, мне все интересно. Быть может, впервые с того памятного лета, которое я провел в деревне под Щёпловкой, в пионерском лагере «Весна», который и положил начало этой истории. Но, находясь там, в моменте, не уловил я причинно-следственных связей в силу юного возраста и недостатка информации.
Это Зона прощупывала меня, водя своими мёртвыми пальцами по затылку… Она не может созидать, но извращённое желание властвовать над жизнью и смертью неуловимо похоже на Дар Творца. Искаженный, вампирический, населяющий реальность кошмарами наяву. Как будто, чтобы создать что-то, Зоне необходимо впитать в себя «Искру Жизни», поломать и изранить чужую душу, смять её, как спелый фрукт. И тогда польётся сок – сладкий, прозрачный, питающий всех живых и неживых Её созданий, пока силы совсем не иссякнут…
Мне кажется, я в одночасье повзрослел тем летом. Ничего ребяческого не осталось во мне. Моё детство изъяли и досуха выпили.
В душе моей с тех пор как будто недоставало фрагмента. Я жил по инерции, не понимая, без чего живу. Думал, это взросление, и оно «со всеми вот так». Что лёгкое и звенящее «как в детстве» навсегда остается за чертой самОй юности, с ее максимализмом и беспечностью, которые зрелость нам никогда не сможет позволить. И только в Зоне, наконец, произошло воссоединение всех фрагментов моего «я». Гештальт закрылся, пасьянс совпал.
Я с трудом вспоминал ту историю: годы и медикаменты стёрли ее из памяти, как сон. Я почти уверовал, что это бред, солнечный удар, игра воображения – да всё, что угодно, но только не явь. Спасая свою психику, повторял как мантру все то, что внушали мне врачи. Моя сознательная часть верить в произошедшее отказывалась, а интуиция всю жизнь твердила, что всё случившееся – реально. Намного реальнее моего диагноза и просьб забыть об этом, как о страшном сне.
***
Я проснулся и резко сел на кровати. Осознанность накатила стремительно и поглотила сонный флёр небытия, сменяя его звенящей четкостью окружающей меня реальности.
Я сижу на койке в лагере. Чувствую, как твердая железяка холодит бедро. Мне 13-ть, и я дико хочу воды. Засушливая пустыня раскинулась на кончике языка. Его щиплет. Это значит, что я снова дышал через рот и, возможно, даже кричал во сне…
…Но товарищи по отряду спят. Все спокойно. Только мой друг Димка обеспокоенно смотрит на меня с соседней кровати.
Его круглые, ореховые глаза поблескивают в свете уличного фонаря. Он открывает рот, как будто хочет прошептать мне что-то, но звука нет…
И я осознаю, что кошмар продолжается. Он стал более явным и осязаемым, в отличие от предыдущих ночей. Теперь я чувствую и жар летней ночи, и прохладу кровати. И жажду, и боль в груди, похожую на саднящую безысходность.
Я знаю, что Димка умрёт. И в эту ночь тоже. Я ничем не смогу ему помочь.
В палату с минуты на минуту войдет высокая фигура в пыльном, коричневом плаще, подойдёт к его кровати, наполняя мое дыхание ароматами тлена, болота и сухой листвы.
Потом она медленно протянет руку, и Димка беззвучно замрёт. Он больше не будет биться, пытаясь извлечь крик из натруженных связок.
Свист Димки вернул меня в реальность. Он тихо хрипел, указывая на дверь. Гримаса ужаса с ноткой обреченности исказила лицо друга. Он тоже устал от этого мучительного, повторяющегося еженощно кошмара.
Фигура беззвучно скользила по полу, огибая кровати товарищей. Существо как будто прихрамывало, но при этом не нарушало звенящей тишины палаты.
Звуки летней ночи, скрип качелей в парке, храп Лёни Реутова, шуршание оставленной на крыльце книги – все исчезло, растворяясь в этой хрупкой тишине.
Существо шло… Долго. Медленно обходя ряды спящих детей. На время задерживалось у коек, вглядываясь в мирные лица подростков. И безмятежное выражение их лиц тут же менялось на болезненную гримасу. Человек начинал метаться во сне. То натягивая на себя одеяло, то сбрасывая его. Фигура в плаще удовлетворённо вздыхала и двигалась дальше.
Мы с Димкой знали, что процесс будет долгим. Создание прилично задерживалось у одних коек и полностью игнорировало другие.
Нужно что-то решать. Уже много ночей подряд мы пытались скинуть с себя оцепенение, но ничего не получалось. Как будто волна страха и тоски парализовала тело на уровне мышц.
Каждую ночь существо проходило все дальше в палату. Пока позавчера не добралось до Димкиной койки и не убило его во сне.
Я смотрел, как из друга буквально выходит жизнь. Как стремительно тускнеют его глаза, западает нос… и прозрачная, молочно-лиловая субстанция, вытекает из страшной раны в его груди прямо под капюшон ночного визитёра. Под объёмной складкой не видно лица. Но я почему-то был уверен, что это гуманоид, в привычном представлении – с ушами, глазами и ртом, через который он питается… И что этот «Повелитель кошмаров» – так мы его прозвали – когда-то был человеком.
Конечно, все дети время от времени выдумывают себе страшные истории и со временем начинают в них верить так свято, доходя до суеверного ужаса. Но когда один и тот же сон повторяется из ночи в ночь, невольно задумаешься, а не реальность ли это? Мистическая, пугающая, абсолютно не логичная и сумасшедшая… Но всё же, реальность…
Конечно же, я вполне осознавал, что сплю, успокаивая себя разумными доводами. Но ощущение неизбежной трагедии не отпускало и днём.
В какой-то момент неуловимые перемены, произошедшие в нашем поведении стали очевидны и взрослым. Ребята из пышущих здоровьем шкодников превратились в бледных ботаников, как старички, стремящихся к уединению и тишине. Скрывшись в тени парка, подростки предпочитали спокойную дрёму дракам и первым поцелуям.
Вожатые недоумевали, списывая все на плохую погоду. Лето выдалось прохладным и на редкость дождливым. Тихие настольные игры полностью заменили нам подвижные, но руководство не сопротивлялось. Всех как будто охватила некая отрешённость… «Что воля, что неволя – всё равно». Подсознание больше не откликалось на приятные раздражители. Все стало однородно серым: и будни, и праздники. Танцы с девчонками, приезд родителей по выходным…
А однажды ко мне подошёл мой лучший друг Димка, и обеспокоенно спросил, не вижу ли я ночами «странные сны». Ухватившись за эту ниточку, как утопающий за соломинку, я выудил из товарища все подробности. И оба мы пригорюнились, сойдясь во мнении, что зловещие сны – всё же реальны.
Естественно, мы пытались расспрашивать ребят, но те не помнили деталей, лишь свои ощущения. Кому-то снилась трагедия, боль потери – похороны близких, смерти друзей и бесконечная вина, охватывающая сердце жёстким обручем. Другие как будто утратили что-то личное и крайне ценное. Всех объединяло чувство невосполнимой утраты и лютого холода – как будто теряешь нечто очень дорогое и его уже не вернуть. В этом мире. Но есть же «мир иной».
Внезапно подростки задумались о жизни после смерти, душе и вере, чего раньше не отмечалось. Казалось, только мы с Димкой остались в здравом уме.
Повальная отрешённость друзей по отряду от дел мирских, конечно, пугала. Но не шла ни в какое сравнение с кошмарами наяву.
Однажды утром друг поделился со мной ощущениями от ночных видений.
– Мне кажется, что рано или поздно, существо убьёт меня по-настоящему. Я не могу противостоять ему. Он как будто парализует моё тело. И в голову лезут мысли, всякие… О том, что родители меня не хотели, и надо пойти с ним. Что я чужой в этом мире, никто меня не ждет и не любит. Я начинаю протестовать, без слов, в своём сознании, и оно меня убивает. Мгновенно. Одним движением… И я просыпаюсь с дикой болью в груди. Вчера Повелитель кошмаров сказал мне, что подготовка закончена, и я готов к переходу. Боюсь, эту ночь мне уже не пережить. Создание голодно и ему надоело растягивать удовольствие. Сегодня он убьёт меня и обязательно возьмется за других, уж я-то знаю… Мне кажется, что вчера я побывал лишь на секунду в его голове. Мы как будто слились воедино, самым краешком сознания. И Существо подумало, как сильно оно хочет свежих эмоций и самой жизни. Но может только досуха высасывать других. Оно, как будто бы сожалело и жаждало одновременно. С неистовством одержимого хотело «Дар Жизни». Но было холодным и мертвым уже много лет. Ужасные ощущения. На секунду, я будто стал им… И почувствовал его боль, его зависимость… его всепоглощающую любовь к своим хозяевам.
Я только кивнул, соглашаясь с другом. В голове же роились мысли: «Кто это создание? Зачем оно сюда пришло? Кто им управляет?»
Для нас с Димкой было очевидным, что существо подневольно.
Мы смотрели с ним один и тот же сон еженощно, совпадая в мельчайших деталях, с самого первого дня в лагере. И это нас обоих пугало. Мы не пытались говорить со взрослыми – знали, что нам не поверят. А ребята словно не понимали абсурдности происходящего. Какая-то своеобразная ментальная анестезия сковала всех. Лишь мы с Димкой помнили, КТО приходит в нашу палату по ночам, и что ему от нас нужно. Ни на секунду мы не сомневались, что существо приходит питаться. И что скоро процесс завершится чьей-то гибелью. Димка был уверен, что создание выбрало его.
А я сомневался… Меня не покидало смутное ощущение, что Повелитель Кошмаров пришёл сюда из-за меня. Не на уровне ума, нет… Инстинктивно, как дыхание, пришло осознание, что ему нужна моя душа, просто он не может пока её получить и довольствуется случайным перекусом. До поры…
Я, наверное, единственный из отряда замечал его ещё и днём. Он стоял на опушке ближайшего леса, внимательно глядя мне в глаза. Я не видел его лица, но точно знал, что существо "в меня смотрит". Ему известны мои страхи, тайны, мечты. Он знает всё, даже моё предназначение. И он пришёл в "этот мир", чтобы его исполнить. По желанию или против воли – я должен был стать тем, кем мне суждено. Но я отчаянно сопротивлялся. Не знаю, что больше меня пугало – кошмарный образ ночного "пришельца" или ощущение, что я когда-то уже его видел. Возможно, во сне или в "другой" жизни. Он был знаком мне, как я сам. Как будто мы понимали друг друга без слов. Не было ненависти, страха, отторжения. Я готов был принять любую судьбу от рук этого незнакомца. Такая обречённость с ноткой некоторого облегчения. Странные чувства для мальчишки тринадцати лет… не так ли?..
***
Новый день выдался особенно промозглым и непогожим. С утра лило, как из ведра, поэтому нас не повели на прогулку. После обеда мы мирно расползлись по палатам, предаваясь чтению, дрёме и приятному чувству сытого отупения. Девчонки затихли – периодиеское хихиканье, доносящееся из их палаты, сменилось звонкой, жалящей тишиной.
Казалось, лагерь уснул. Даже скрипучие качели в парке не издавали ни звука. Помещение наполняли лишь стучащие, глухие звуки ливня, да тихое посапывание соседей по палате.
Мы с Димкой предпочли удалиться на дальнюю, бесхозную койку, дабы обсудить без свидетелей план действий на предстоящую ночь… Беседовать не хотелось. Дрёма склоняла наши головы, как никогда. Я подавил зевок и поделился своими наблюдениями с другом:
– Сегодня мне всё же удалось преодолеть оцепенение. На секунду я вскочил на кровати и смог двигаться. Тело чувствовало холод и жару. Это явный прогресс. Разум сопротивляется параличу. Надо стащить из столовой нож. Возможно, у меня получится его ранить…
– Маловероятно, – вздохнул друг. – Приборы учитываются. Пропажу быстро заметят.
– Ну, а что ты предлагаешь? – Не выдержал я и перешёл на гневный шёпот. – Тихо ожидать своей участи? Ждать, убьёт он тебя или нет?
Друг только развёл руками и промолчал.
– Странная обречённость, – удивился я. – Это совсем не в твоём характере. Словно он что-то сделал с тобой. Ты не хочешь побороться?
– Попробовать можно, – согласился друг. – Просто меня не отпускает чувство, будто исход давно предрешён… Я знаю, что не испытаю боли и попаду в лучший мир. Умру и познаю все тайны, как только сольюсь со всеобщим разумом – «ноосферой». Вот что обещало мне существо. Неужели это не то, чего втайне желает каждый? Истинная жизнь там, а не здесь. Ну что мы видим? Страдания, болезни, потери. Ничего не знаем о мироустройстве. Вся наша наука – пшик. Она ни слова не говорит о чём-то воистину великом и необъяснимом. О жизни после смерти, о магии и силе мысли. О том, бессмертна ли душа. Оказавшись за чертой, я всё это узнаю… Пугающе и захватывающе одновременно.
– Он задурил твой разум! – Не выдержал я. – Это все приманка, как ты не понимаешь очевидных вещей? Ты должен пойти за ним по своей воле – вот ключевая причина. Он не может тебя забрать, пока ты не готов.
– А я готов… – подвёл итог беседы Димка. – Я долго думал, хочу ли я остаться тут. Что меня держит? И понял, что таких вещей нет. Я – старший брат в семье с четырьмя детьми. Вечная нянька, полезный тип, который всегда придёт на помощь. Нелюбимый сын у родителей. Троечник. Я не стану великим учёным или писателем. Ничего полезного в мир не привнесу… Так, рядовой винтик в государственной машине. Ещё много лет без цели и смысла – с одной стороны, а с другой – вечность с её тайнами. Всё, о чём я читал в книгах, преподносится мне на блюде.
– Но ты не знаешь, а вдруг незнакомец лжёт, – неуверенно возразил я.
Поразмыслив немного, Димка ответил:
– Взамен я должен отдать ему одно – «Дар Жизни». Это плата за входной билет.
– Ты будешь дураком, если согласишься… – Замотал головой я.
– Я стану дураком, если откажусь. – Горько усмехнулся Димка. – Существо пообещало в случае отказа убить всех в этом лагере, включая тебя.
– Но это же классическое искушение, в духе Гёте. Наобещать с три короба, запугать, снова наобещать. Тебя искушают. – Закрыл я лицо руками, ощущая бессилие.
– Пусть так, – подвёл итог беседы друг. – Если противостоять не получается, нужно поддаться искушению и посмотреть, чем это обернётся…
В моей голове не укладывались слова Димки. Более всего, я хотел ему помочь, но не знал, как это сделать. Обратится к вожатым? Очевидно, что они посмеются, заподозрят бред или розыгрыш, но только не примут всё сказанное на веру…
«Думай, думай, – мучил себя я. Но сознание уплывало в тепло полуденной дрёмы… Сил не оставалось. – Если эти ощущения – проделки незнакомца, то он своё дело определённо знает… Мефистофель, недоделанный» …
Больше мы с Димкой о существе не разговаривали. А когда настало время ужина, и друг наотрез отказался от еды, я всерьёз растревожился. Что-то явно поменялось в нём. Как будто, мысленно он был далеко от нас… Оставалась лишь призрачная надежда, что всё это сон и бред, каким бы правдивым оно не казалось. И завтра мы снова проснёмся, как ни чём не бывало, но сердце подсказывало, что я ошибаюсь, трепеща в предвкушении чего-то страшного.
***
Существо приблизилось к кровати товарища, и тот забился в беззвучной истерике. Рука из-под плаща потянулась к его голой, худощавой груди. Но остановилась на полпути, как будто создание медлило, сомневаясь…
Внутренне я метался… На секунду у меня получилось встать, но соскочить с кровати и кинуться на помощь другу – уже не получалось. Тело как будто завязло в желе. Движения давались мне с большим трудом.
Очень медленно, будто увязая в воздухе, который буквально можно было резать кусками, я сделал попытку встать. Так. Получилось. Невероятным усилием воли я открыл рот и прохрипел невнятное: «Нееет… Скотттттиина, не смей».
Злость поднималась во мне. А существо уже вовсю проделывало какие-то пассы хрупкой, иссохшей ладонью над моим другом. Булькающие звуки непонятного наречия резали мой чувствительный слух.
Я отчетливо слышал, как трещат ребра Димки, но тот лежал молча и неподвижно. В то время как фигура как будто бы еще больше входила в раж. Движения становились более ломанными, слова отчетливыми и громкими. И тут до меня стал доходить их смысл:
– Плоть к плоти, дух к духу. Я прошу разрешения забрать тебя с собой. Ты согласен?
Димка стремительно замотал головой, что означало твёрдое «нет».
– Значит, сопротивляешься… – прошептало существо. – Попробуем еще.
И снова послышался шёпот на непонятном мне языке.
Ярость обуяла меня. Не страх, не безысходность, не отрешённость, как в прошлые ночи. А холодная, разящая ярость, как меч, входящая в плоть врага.
Существо вскрикнуло и обернулось на меня.
– Ты смог. – На удивление спокойно произнёс монстр. – Ты пробудился. Теперь ты с нами.
Я видел струйку «жизни», медленно вытекающую из моего дуга. Но существо уже потеряло к нему интерес. Оно шло на меня. Настойчиво и медленно. Нет. Оно не шло, а плавно парило над полом.
Схватив меня за плечо, оно откинуло капюшон и посмотрело на меня красивыми, серыми глазами. И это стало откровением. Я ожидал увидеть под капюшоном всё, что угодно – нечисть, зверя. Какие ещё формы могут приобретать людские кошмары?
Но это был молодой человек. Чуть старше нас. Только правая рука его как-то нечеловечески искажена, гипертрофировано велика в сравнении с другой, иссохшей. И лицо мертвенно бледное, почти белое с тонкими прожилками вен на висках.
– Твой друг умрёт для этого мира, – спокойно и устало сказало существо. – Не держи его. Цепь событий запущена. Он – чужой здесь и уйдёт со мной.
Что-то рваное и сюрреальное было в речи существа. Слова давались ему с трудом, как иностранцу. А потом оно снова заговорило на этом «выдуманном» языке. Но я неожиданно понял каждое его слово:
– Ты встретишься с Ней, Она лично тебя пригласила. А твой друг уже там, за пределом времени, держит Её за руку.
Я с ужасом смотрел на Димку. Взгляд его застыл. Потом обернулся на незнакомца. Но его уже не было рядом. Тогда я вскочил с кровати и начал будить друга, толкать его и кричать. Бил по щекам, тряс кровать… В глубине души понимая, что он никогда не проснётся… Но смутная надежда теплилась в моей груди. Это длилось целую вечность.
А потом на автомате я вернулся в свою кровать. Мне хотелось бежать, звать на помощь, но сил не было.
Я как будто медленно рассыпался, растворяясь в пространстве. Мне казалось, что за окном у всех кипит жизнь, счастливая, настоящая. Только не у меня.
Что я глуп. Я слаб. И нет силы сопротивляться обстоятельствам внешним. В то время, как внутренняя пустота поглощает все силы, всю радость, как огромная черная дыра, засасывает все благое.
Я иду навстречу этой дыре, безотчетно и безропотно. Подчиняюсь воле вселенского рока. И нет мне ни имени, ни названия, ни рода, ни племени. Я один во всей вселенной и заперт внутри себя.
Я проваливался в эту пустоту, пока меня «совсем не стало». И это был сон, глубокий и черный, как безлунная ночь – без сновидений, без боли. Как будто сердце накрыли тёмным палантином и оно, как птичка, перестало биться и страдать, засыпая во мраке, спасительном и фатальном.
Проснувшись утром от толчка в плечо я увидел веселого Лёньку.
– Подъём уже, соня. Скоро на завтрак позовут.
Я вскочил на ноги и кинулся к соседней кровати. Она была аккуратно застелена. Тела Димки уже не было.
– Куда Диму унесли? Сказали, что с ним? Он же умер сегодня! Оно убило Димку… – Кричал и метался по палате я.