Текст книги "Злыднев Мир. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Егор Чекрыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 97 страниц)

Второй своей мыслью, он отметил, что фигура вышла несколько не оттуда, где они ее видели раньше. Словно бы пересекая границу света и тени, она сместилась на несколько локтей в сторону….

Он хотел было подумать, что наверное именно этим объясняется факт пролета стрелы сквозь фигуру…. Но не успел. Дикий, ни чем не объяснимый приступ страха овладел им.

Несколько секунд, он буквально умирал от страха. Но потом, его немного отпустило…. Словно кто‑то, прикрыл пламя свечи, листом бумаги….

– Вот что смертный, – сказала Фигура, причем впоследствии, как не пытался наш герой, он так и не понял, на каком языке говорила эта Фигура. – У тебя есть что‑то, что принадлежит мне…. Отдай.

…. Это было в седельной сумке моего коня…. – Аттий Бузма даже не пытался лгать….

– Но мой конь….

Он попытался было объяснить, что вот уже несколько дней не видел своего коня, и понятие не имеет, где он находится. Но Фигуре это было видимо не интересно. Фигура просто удалилась, не говоря ни слова. А взамен ее, опять вернулся страх.

. Это был жуткий, иррациональный, ничем не объяснимый страх. Страх накрыл его с головой, словно волна гадкой, липкой и вонючей жижи. Он сводил с ума…, заставляя сердце биться со скоростью несовместимой с жизнью …, он убивал…. И от этой смерти не было спасения.

И вдруг, когда его мозг уже готов был сдать последние позиции, – Аттию Бузме показалось, что ЭТО с ним уже было. И желание жить вновь пробудилось в нем. Он забился и задергался, словно пытаясь плыть. Эти рывки были настолько сильны, что связывающие Аттия Бузму веревки не выдержали и лопнули, оставив после себя страшные, сочащиеся кровью борозды. А вслед за освободившимся телом, и мозг сумел вырваться из страшных глубин Ужаса.

…. Прошло много времени, прежде чем Аттий Бузма сумел придти в себя настолько, что бы сесть и осмотреться. Была уже глубокая ночь. Где‑то в высоте, между двух стенок ущелья, виднелось черное небо. Луны не было видно, а свет звезд был слишком тусклым, для того, что бы осветить дно ущелья, где пребывал наш герой. Но запах. Запах трех свежих трупов, говорил сам за себя….

А еще запах…. Этот запах исходил от самого Аттия Бузмы. И это был запах липкого пота, мочи и опорожнившегося кишечника.

Внезапно ему стало так мерзко и противно, что он стал сдирать с себя одежду. Сдирать, не для того, что бы поменять ее. А для того, что бы от нее избавиться.

Потом он долго отмывался в небольшом, протекавшем по дну ущелья ручье. Его ледяные струи помогли не только отмыть тело Аттия Бузмы, но и немного почистили его душу.

В ней еще было полно мерзости и презрения к себе…, бессильной злобы и отчаянного желания отомстить…. Отомстить так, что бы впредь…, никогда…, никакой сволочи…, не повадно было….

…Он чувствовал себя так, словно бы над ним надругались. …И уж когда этот гад попадется ему в руки, уж он‑то сумеет…. Он проведет его по таким кругам ада…, что в Школе Ловцов откроют новый курс «Страшные Казни» и назовут этот курс его именем.

Потом, он голый сел на камень и заплакал. Заплакал, несмотря на то что разучился плакать еще младенцем. И слезы лились так обильно, словно копились все эти долгие годы и наконец прорвали, сдерживающую их плотину.

Никто из тех, кто мельком замечал грязный комок по кличке Эй…, Или шакалы из банды Восточный Ворот, или наставники Школы Ловцов, ни за что бы не узнали в этом, так по детски всхлипывающим мальчугане, того холодного и жестокого типа, которого они видели раньше.

И эти горючие слезы, – доделали работу, начатую водами ручья. Они очистили душу Аттия Бузмы. Конечно, остался горький осадок, и конечно было понятно, что переживший эту ночь Аттий Бузма, уже никогда не станет прежним…, но он уже смог взять себя в руки и готов был действовать.

Первым делом он отыскал в походных мешкам Ловцов новую одежду. Потом подобрал себе оружие. Затем разжег костер, и приготовил горячую пищу.

Через час, с завтраком было покончено. Аттий быстро разобрал имущество Ловцов, отобрал необходимые для похода вещи, и выступил в дорогу.

Куда он шел? – Он шел по следам той самой Фигуры, так жестоко оскорбившей его этой ночью.

Зачем ему это было надо? – Ну…, – он бы мог привести аргументы о необходимости выследить и изучить Врага Империи…. Но дело было в другом, – он шел мстить.

И эта Месть была превыше любых интересов Империи….

Еще роясь в вещах Ловцов в поисках одежды, он заметил ЭТИ следы. Он не был особенно опытным следопытом, но сразу понял, что ЭТИ следы не принадлежат ни одному из Ловцов. Очень уж странная была обувь, эти следы оставившая.

На нем самом, и на мертвых Ловцах, были обычные горские сапоги, которые скорее можно было называть чулками. Их шили из овечьих шкур, на голенище кожа была тонкой и богато украшена тиснением, и только подметка делалась из особо обработанной и от того очень плотной и толстой кожи, каблук отсутствовал.

А у этих следов каблук не просто присутствовал, но и судя по всему был довольно высоким и круглым на конце. Похожие сапоги встречались у имперских кавалеристов, но ходить по горам в такой обуви было очень неудобно.

Аттий Бузма просто возликовал, когда увидел эти следы. Эти следы означали, что во‑первых, – его враг материален, а значит его можно убить. А во‑вторых, – оставляет следы, а значит, его можно выследить.

Этим он и решил заняться.

Идти по следу в горах, – занятие не очень благодарное. Поначалу, тропа, на которой они отметились, проходила по мягкой земле, где следы были замечательно видны. Но вскоре пошел сплошной камень, и Аттию Бузме иногда приходилось тратить по нескольку часов, в поисках верного направления.

Спустя сутки, он вышел к месту, где человеческие следы, сменились следами копыт. Враг Аттия Бузмы, тут явно пересел на лошадь. Это было и хорошо и плохо. Плохо, ибо означало, что Враг сможет двигаться быстрее. А хорошо, потому что лошадь оставляет более глубокие следы. Да и демоны, на лошадях не ездят.

Вот только откуда взялась эта лошадь? Аттий осмотрел место смены человеческих следов, копытами и ни нашел там ничего, что говорило бы о том, что там, в течении какого‑то времени паслась лошадь. Ни следов навоза, ни обглоданной травы и листьев. Да и воды поблизости нигде не водилось….

Наш герой, уже шестые сутки гнался за своим Врагом. А Враг этот, вел себя более чем нагло и беспечно. Кажется он не подозревал о погоне. И даже не допускал мысли, что такая возможно.

Дневные переходы его были очень короткими. Судя по следам, лошадь ни разу не пошла даже рысью, не говоря уж о галопе. Что явно говорило о том, что его Враг никуда не торопится.

Ночевки он устаивал в самых удобных и комфортных местах, и судя по оставленному кострищу, – разжигал огонь, достаточный для обогрева целого десятка погонщиков.

Последнее кострище, которое нашел Аттий Бузма, – было еще горячим. Ради интереса, он даже раздул из тлеющих угольков небольшое пламя. После чего залил его водой, ибо оставлять за собой не загашенное кострище, по обычаям караванщиков, было смертным грехом.

Спустя еще несколько минут, он уже хромал опираясь на палку по этому следу, надеясь за ближайшим поворотом тропы увидеть своего врага. Но тут, как назло, тропа пошла по почти сплошному камню и след потерялся. Аттий Бузма, как обычно в таких случаях начал нарезать круги, надеясь рано или поздно найти нужный ему след. И он нашел его спустя несколько часов. След вывел его на приличных размеров долину, и след этот был настолько свежим, что иногда Аттию Бузме казалось, что он видит еще не успевшую осесть пыль, поднятую копытом лошади.

Преследователь забрался на высокую скалу, на краю долины. Вся она лежала перед ним как на ладони, узкая, прямая и очень ровная. Спрятаться на ней было практически негде. И все же Врага своего, Аттий Бузма не увидел.

Но тогда где его враг? Почему его не видно? Может, он заметил преследование и сел в засаду?

Аттий Бузма залег на скале, и стал внимательно наблюдать за расстилающимся перед ним пейзажем. По урокам в Школе Ловцов, и по рассказам Миротворцев, он помнил, что засаду выдают нехарактерное поведение птиц, насекомых, животных, или какие‑либо «неправильности» в пейзаже.

Он внимательно осматривал местность, надеясь увидеть кружащихся над засадой птиц, сухие ветки, скрывающие убежище, или какое‑нибудь подозрительное шевеление кустов или травы.

Примерено через час наблюдения, его терпение было вознаграждено. Почти посреди долины протекал небольшой ручей. Берега его богато заросли травой и кустарником, в котором гнездилась стая каких‑то птиц. Внезапно эти птицы мгновенно вспорхнули вверх, громко и возмущенно крича. Аттий Бузма стал пристально всматриваться в этот кустарник, в надежде вычислить где притаился враг. И чуть было не пропустил одно важное явление. Сначала трава на одном из берегов речушки начала пригибаться так, словно по ней ехал кто‑то невидимый. Потом речку пересек быстро исчезающий пенный след. А потом, тот же невидимый стал проламываться через кустарник, на другой стороне речки.

В любое другое время, наш довольно прагматичный герой, предположил бы обман зрения. Но теперь, познакомившись со своим Врагом, он не очень удивился его «невидимости». Наоборот, – она многое объясняла.

Аттий Бузма слез со скалы, и осторожно пошел по следу. Благо жирная и влажная почва, высокогорного луга, прекрасно хранила отпечатки копыт.

Идти приходилось очень осторожно, поскольку в отличие от своего врага, наш герой невидимостью не обладал. А наткнуться на него и снова попасть под действие его… чар(?), ему очень не хотелось. Поэтому приходилось красться, скрываясь за немногочисленными кустами, или высокой травой, а то и вообще обсыпавшись ветками и травой, осторожно переползать с места на место.

Так продолжалось почти до самых сумерек. За это время он пересек долину, и вновь двигался по петляющей между скалами тропе.

В сумерках когда различать следы уже стало затруднительно, он уже было снова собрался отложить поиск до утра, и даже начал искать потаенное место для ночлега, как вдруг увидел…. Нет. Не увидел, а услышал негромкое ржание. Ржание раздавалось из‑за ближайшего поворота скалы. Значит там был Враг.

Аттий Бузма не пошел по тропе. Он обогнул скалу с другой стороны, для чего ему понадобилась вся его ловкость. Выйдя на цель он внимательно огляделся. Перед ним никого не было.

Он стал вглядываться внимательней. Вот тропа. Вот удобная полянка рядом с ней. Чуть вдали звенит ручей. Но он бежит дальше, среди больших, скатившихся с ближайшей горы камней. Его Враг, там лагерь разбивать не станет. Он слишком любит удобства. Значит он на поляне, но его не видно!

Аттий Бузма начал всматриваться до боли в глазах. Он уже знал, что надо искать не самого Врага, а следы, которые он оставляет.

Постепенно, это дало свой результат. Это было похоже на то, будто идешь сквозь очень густой туман и постепенно начинаешь видеть предметы к которым приближаешься, Сначала он увидел лошадь. Вернее очертания лошади. Его лошади. Той самой, которую ему выделили миротворцы.

Когда он это понял, – лошадь уже была видна ему во всех подробностях, несмотря на уже наступившую ночь. А все потому, что ее освещал свет костра. Да, вот прямо посреди поляны горит костер. Вокруг костра разбросаны вещи…. И сидит темная фигура….

И в этот момент, фигура кажется поняла, что за ней наблюдают. Она стала поворачивать голову в сторону Аттия Бузмы и через секунду, его головы коснулась….

Это было так похоже на то страшное мерзкое…, нападение, которое он пережил несколько дней назад. Почти теряя от страха разум, Аттий Бузма прицелился из арбалета и выстрелил.

Волна торжествующей злобы уже начала накатывать на его мозг, а глаза следили, как почти неразличимая в сумерках стрела, медленно‑медленно летела к своей цели. Дистанция для выстрела была предельной. Если бы Аттий Бузма хотел бы выстрелить наверняка, он бы сократил ее на треть, а то и на половину. Но в тот миг, он почти не сомневался что попадет. Он обязан был попасть. Потому что точный выстрел, не просто спасал его жизнь. Он спасал его от страха и унижения, которое приходит вместе со страхом.

И естественно, как это и бывает в романах, подобных нашему, стрела попала в свою цель.

Глава 8

– Что ж молодой человек. На этом перекрестке, наши с тобой пути расходятся.

Поверь мне, я был счастлив, что такой, преисполненный достоинств юноша, представитель столь уважаемого рода, разделил со мной тягости моего пути….

– О право, ты смущаешь меня многопочтенный Бикст Эцций. Это я должен благодарить всех богов, что мой путь, пересекся с твоим. Иначе боюсь, этот путь уже закончился бы каким‑нибудь тупиком, имя которому, – холод, голод, или злобные горцы….

– Но разве это не долг каждого подданного, – оказать помощь своему соотечественнику? А тем более такому достойному, разносторонне образованному, и принадлежащего к такой уважаемой семье, как ты?

– Но когда ты спасал меня, многопочтенный Дикст Эцций, – ты спасал не знатного юношу, а голодранца в лохмотьях. Ты ведь не знал ни о моих достоинствах, которые ты сильно преувеличиваешь, ни о моем образовании, которое тоже, отнюдь не столь разносторонне, ни о моей семье…, достоинств которой я не стану умалять. Но рождение в хорошей семье, – это не моя заслуга. Заслуга, – вести жизнь, достойную моих предков.

– Вот подобные слова и выдают твое достоинство, куда больше, чем дорогие одежды, достойнейший Аттий Бузма. Твой род всегда был одним из самых уважаемых, со времени появления Купеческих Гильдий. А Слово его представителей, всегда было весомым и значительным, на любом Совете Гильдии…. И познакомившись с тобой, я понял почему.

– Что ж, я благодарю тебя за добрые слова многопочтенный Дикст Эцций. Я не стану благодарить тебя за мое спасение…, словами. Но можешь не сомневаться, – Аттии знают что такое благодарность делами…. Прощай, да будет твой путь гладок, животные здоровы, а доходы обильными. Пусть Боги благоволят тебе во всех твоих начинаниях.

– И ты будь счастлив благороднейший Аттий Бузма.

На этом они и расстались Старший Караванщик Бикст Эцций, и юноша, на вид лет тринадцати, в скромной, но добротной одежде, с небольшой котомкой за плечами.

Караванщик со своим караваном двинулся дальше вдоль побережья, а юноша свернул на дорогу, ведущую к Городу. Идти ему туда было, не больше десяти дней, и дорога эта теперь не казалась ему длинной, или опасной. После всего того, что довелось испытать ему в Горах, эти десять дней перехода, по мирной и ровной Имперской дороге, были для него пустой забавой.

Он шел размеренной походкой бывалого путешественника. Шел по той же самой дороге, по которой месяца три назад отправлялся постигать науку Торговли, под руководством Виста Тадия. Иногда он замечал какие‑то памятные ему места, и улыбался, вспоминая себя прежнего. Да за эти три месяца он постиг немало наук, и даже, как ни странно, – торговую.

После того как он, раненный, оборванный и голодный выполз на Большой Горский Тракт и был там подобран караваном Дикста Эцция, – он постарался приложить все усилия на то, чтобы в кратчайшие сроки завоевать любовь и расположение всех своих спутников, начиная от Старшего Караванщика, и заканчивая последним помощником погонщика. И сам поразился, насколько легко ему это удалось.

Для этого даже не пришлось придумывать невероятную историю, как он сделал это в караване Виста Тадия. Да он вообще практически не врал. Ну разве что утаил, пару‑тройку деталей, касающихся дел Ловчей Службы. А так, он был честен почти во всем.

Да и зачем было врать? Ведь для того, что бы завоевать всеобщую любовь, совсем не обязательно что‑то придумывать. Для этого достаточно, во‑первых, – быть максимально вежливым и внимательным ко всем участникам каравана. Но держать себя при этом с достоинством, не допуская панибратства как со стороны низших, так и со стороны высших. Во‑вторых, – поменьше говорить самому, побольше слушать, что говорят другие, и вовремя поддакивать. Но делать это так, чтобы твое «поддакивание», не выглядело именно «поддакиванием», а как бы отражало твое собственное мнение, по какому‑то странному стечению обстоятельств, практически полностью совпадающее с мнением собеседника. Иногда можно было поспорить о каких‑то мелочах, и выслушав доводы собеседника, с ним согласиться. После этого, о тебе начинали говорить как о человеке разумном, но принципиальном.

И наконец последнее, пожалуй самое важное правило, – надо почаще спрашивать советов, и просить о помощи. Но спрашивать совет, – желательно только у того, кто в состоянии, в настроении его дать. И давая его, – получить от этого удовольствие. А помощь надо просить ненавязчиво, и в делах мелких, чтобы тот, кто оказывает тебе эту услугу, чувствовал себя покровителем слабого, а не рабочей скотинкой хитрого.

Ну, были и еще кое‑какие мелочи, в науке завоевание популярности, но были они не так важны, как первые три вышеизложенных принципа.

Аттий Бузма шел по дороге в Город, раздумывал об изменениях, которые произошли с ним, и улыбался. Улыбался беззаботной, хотя и немного грустной улыбкой. За последние три месяца, он научился ладить с другими людьми. Но вот научился ли он ладить с самим собой?

Около месяца назад, он может быть впервые в жизни, сделал то, чего страстно хотелось ему самому,, а не то, что приказали ему другие, или к чему вынуждали обстоятельства.– Он отомстил.

Когда он гнался за своим обидчиком, когда вынюхивал его следы между камнями, когда находил еще теплые угли его костра…, – он был самим собой. Впервые за многие годы его натура была цельной, а не разрывалась между желанием вписаться в окружение Шакалов, или стать лучшим, чтобы утереть нос своим Наставникам, и быть худшим…, с той же самой целью.

Но когда его стрела, поразила грудь его обидчика, – на смену этой цельности, опять пришли пустота и сомнения. Он опять начал сомневаться. – Чего он хочет от жизни? Правильно ли делает, что возвращается в Город, а следовательно к Ловцам? Особенно учитывая, что его названный дядюшка Аттий Бикм, подстроил ему такое количество неприятностей?

Но если не к НИМ, то куда?

Некуда.

И это «Некуда», угнетало его куда больше чем «предательство» дядюшки. Потому что «Некуда», это действительно «Некуда». Потому что возвращение в Ловчую Службу, было единственным разумным шагом. Потому что нигде, кроме Ловчей Службы, он безродный помоешник и бродяга, не сможет достигнуть ничего. То есть абсолютно НИЧЕГО.

Весь мир Империи, давно уже поделен на касты и гильдии. Даже должности дворников и золотарей переходят от отца к сыну. И даже Вором, Нищим или Убийцей, можно стать, лишь имея соответствующее происхождение.

Даже если он всю оставшуюся жизнь будет гонять караваны, – ничего выше должности погонщика ему не светит. Ну, может быть, к старости, он и выбьется в старшие погонщики, но это только при большой удаче.

Тот же Вист Тадий стал Старшим Караванщиком, только потому, что добровольно понизил свой статус наследника купца Второй Гильдии, до купца Третьей Гильдии, занимающегося самым низшим в купеческом понятии делом, – перевозкой грузов.

Конечно, – зарабатывал он сейчас куда больше, чем мог бы, если бы продолжил вести Торговое Дело, почти разорившее его отца. Но шансов у Его детей, подняться до Второй Гильдии, уже практически не было.

Но ему, Эю‑помоешнику, без должного происхождения, не удалось даже стать Шакалом. И куда бы он не сунулся, – в подмастерья, в погонщики, в мусорщики или к рыбакам, – ничего, кроме пожизненной тяжелой и грязной работы ему не светит.

Конечно, – можно было бы пойти и в Армию, – благо, как он теперь узнал, туда берут всех Граждан Империи, не зависимо от происхождения, но и там он вряд ли поднимется выше десятника, и то после долгих‑долгих лет службы…. Если конечно не попасть в Миротворцы, или Морские отряды, но попасть туда безродному….

Ведь даже отпрыски Древних родов, попадают туда отнюдь не все. А чтобы оборванец вроде него стал солдатом Имперской Элиты, – для этого надо быть таким же крутым бойцом, каким например был Торус. А стал он таким, только после десятка лет службы простым солдатом и совершив немало подвигов.

Конечно, и он сможет добиться этого…. А может просто попросить дядюшку Бикма…, и через месяц, он наверняка опять станет стажером на собственном довольствии.

Если дядюшка Бикм, сочтет это выгодным для себя и Ловчей Службы. Но какой смысл становиться кем‑то, оставаясь при этом Ловцом? Не проше ли просто БЫТЬ Ловцом. Тем более, что это занятие, ему в общем‑то нравиться?

Тут для Аттия Бузмы, в отличии от Эя– помоешника, или Бумбы‑шакала, – открыта широкая и длинная дорога.

Но вот это отсутствие альтернативы, эта необходимость идти только по одному пути…, – она не могла не угнетать нашего героя.

Для него, выросшего вне кастового сознания, которым было пропитана Империя, была невыносима мысль, о предопределенности своего жизненного пути. Ему было непонятно, почему сын купца, обязан становиться купцом, сын вора – вором, а сын Мэра – Мэром.

Для большинства Граждан Империи, это было само собой разумеющимся. И хотя в возрасте Аттия Бузмы, многие тоже задумывались над теми же вопросами, это быстро проходило. Ибо общественное мнение, считало подобный ход вещей чем‑то правильным и достойным. А в точном повторении жизненного пути своего отца, деда, прадеда, и прочих предков до времен Первого Мэра, – видело особую добродетель, и благоволение Богов.

Но на нашего героя, от подобного положения вещей, накатывала беспросветная тоска. Он не знал, чего он хочет, но знал, чего не хочет. – Он не хочет, чтобы кто‑то другой, указывал ему его жизненный путь. А единственный способ добиться этого, – подчиниться Судьбе и дядюшке Аттию Бикму…..

Его мысли крутились по этому бесконечному кругу. Хотя в душе он понимал, что уже давно принял Решение, (иначе зачем бы он возвращался в Город?), но сомнения…..

А впрочем, – сейчас ему было действительно хорошо. И даже грустные мысли не могли испортить его настроения.

Именно сейчас, он был свободен. Сейчас, ему не надо было прятать свое истинное лицо, не надо было прикидываться кем‑то другим, не надо было строить зловещих замыслов и планов.

Он шел по самой мирной дороге Империи. В десяти днях пешего пути от Великого Города. В трех неделях караванного перехода от Гор, которые он уже успел возненавидеть. В трех неделях караванного перехода от старых проблем, и в десяти днях перехода пешего от новых.

И он был один.

Что еще может желать от жизни, молодой, полный сил и оптимизма человек?

С точки зрения нашего героя, – ничего.

Проходя под Восточными Воротами Города, – он, неожиданно для самого себя, внезапно почувствовал странный трепет и волнение. Даже что‑то наподобие слез навернулось ему на глаза, когда он увидел привычные, обитые камнем мостовые, характерные домишки бедных окраин, лотошников, впаривающих приезжим несъедобные пироги да лепешки, а также всякий ненужный мелкий хлам.

А лица? Эти самодовольные, наглые, и хитрые рожи, по которым можно узнать Горожанина, даже на самых отдаленных задворках Империи. – Горожанина, который даже раболепствуя и пресмыкаясь, будет сохранять на своем лице высокомерное выражение, – «Я – Горожанин!!!». И которое не смыть с него, ни ушатами унижений, ни потоками обид. И даже утопая в море нищеты, Горожанин все равно будет держаться за свое «Я – Горожанин», как за последнюю соломинку.

Бредя по Большому Тракту до площади Оружия, наш герой просто таки любовался лицами своих сограждан. И не потому что они ему нравились, – просто они были действительно родными для него.

– Так‑так, а вот и площадь Оружия. И где же тут мои родные пенаты? – подумал наш герой, оглядывая раскинувшийся перед ним торг. – Наверное вон там, в северном углу, где притаились скромные на вид, но зато самые старые оружейные лавки Города.

Он оказался прав. Именно там где он и ожидал, над одним из подъездов огромного, трехэтажного здания, притулилась скромная, но полная достоинства вывеска – «Торговый Дом Аттиев. Оружие и сопутствующие товары». Недолго думая, он откинул занавески, отгораживающие лавку от уличного шума и зноя, и вошел в «свои» наследные владения.

Как ни странно, но сразу за занавесками оказался довольно длинный и темный коридор, по которому нашему герою пришлось протопать еще чуть ли не сотню шагов. Только когда он, решительно откинув очередные занавески, вошел в помещение лавки, и посмотрел в единственное окно, – то понял, что коридор этот проходит под всем зданием. И нужен он только для того, чтобы вход в лавку находился на престижной площади Оружия. (В последствии он узнал, что не только для этого).

– И что тебе угодно молодой человек – спросил его пожилой Горожанин, исполняющий видимо роль приказчика, (знаю, – какие вы тут все торговцы, – весело подумал наш герой), несколько пренебрежительно осматривая его бедную и запыленную одежду.

Полагаю колопский меч, тебе предлагать не стоит, но у нас есть довольно неплохие ножи северной работы, которые, такой несомненный знаток как ты, оценит…..

– Я бы хотел повидаться с почтеннейшим Аттием Бикмом, – довольно невежливо перебил наш герой трели этого торгового соловья. – Он здесь?

– А дозволенно ли мне будет узнать, – кто ты юноша, и с какой целью желаешь увидеться с почтеннейшим Аттием Бикмом? – почти грубо, (с точки зрения общения с потенциальным клиентом), осведомился приказчик.

– Я Аттий Бузма, племянник Аттия Бикма, разве ты не узнал меня? – ответил наш герой, характерным образом складывая пальцы рук.

– Ах да, конечно‑конечно, как же я старый дурак мог не узнать тебя молодой хозяин Аттий Бузма. – Воскликнул приказчик, рисуя пальцами витиеватый узор. – Виной тому года, что замутнили мой взор и поменяли твой облик. Ты так возмужал. А я ведь помню тебя еще вот таким вот мальчуганом. Ты ведь наверняка помнишь, как дядюшка Кастий угощал тебя леденцами?

Аттий Бузма внимательно вгляделся в приказчика, и из его цепкой памяти всплыло лицо человека, который по приказу Генерала Викта, конвоировал его в Школу Ловцов.

– Ага, как же, я тебе твои леденцы дядюшка Кастий вовек не забуду, – насмешливо сказал он, – Ну так и где же мой драгоценный дядюшка Бикм, я так жажду обнять его…, покрепче, – сказал наш герой, задумчиво поглаживая рукоять ножа.

– Почтеннейший хозяин этой лавки Аттий Бикм, в данный момент находится на чрезвычайном заседании Совета Второй Гильдии Торговцев. Но я немедленно отправлю гонца, обрадовать его сообщением о твоем возвращении. Он тоже будет счастлив, прижать тебя к своей груди.

– Да уж, он пару раз в жизни меня уже прижал…. Как тележное колесо лягушку. До сих пор кости болят, – недовольно пробурчал наш герой.

А знаешь, в местах где я странствовал, есть забавный обычай. Там принято кормить гостей, особенно вернувшихся после долгого путешествия. Наш Город, таким обычаем еще не обзавелся?

– Ах боги, прости молодой хозяин мою неучтивость. Причина ей, – моя старческая глупость, и волнение от такой нечаянной радости как твой приезд. Я буду счастлив угостить тебя всем, что наскребу в этой лавке. Но может быть, ты предпочтешь пойти в родимый дом, дабы верные слуги могли позаботиться о тебе?

– Погожу‑ка я ходить в «родимый дом», к «верным слугам», до возвращения дядюшки. А то, как бы у них карачун от нечаянной радости не случился. И как бы они от этой самой нечаянной радости, собак на меня не спустили…, не признав.

– Ну что ты такое говоришь молодой хозяин? – ухмыляясь, ответил дядюшка Кастий, выставляя на отдельный столик кувшинчик вина, сладости, фрукты, лепешки, сыр, копченое мясо и зелень, – Как же они могут тебя не признать? Или, (о ужас), спустить на тебя собак? Ведь там все свои, можно сказать родные люди. Они будут только счастливы твоему возвращению в родовое гнездо!

– Все свои говоришь? – переспросил наш герой, отгрызая преизрядный ломоть мяса, и захлебывая его прямо из кувшина, – М*да, чувствуется, что у вас там еще то гнездо, можно сказать, – рассадник!

А что новенького в Городе, и почему заседание Совета, – чрезвычайное? – спросил наш герой, прикончив мясо и набрасываясь на сыр.

– Ну в Городе, все как обычно. Ничего, что может показаться тебе интересным. А вот в Горах, откуда ты прибыл, идет большая война. Горцы наконец‑то восстали. Да не пара‑тройка кланов как обычно, а почти две сотни кланов одновременно взялись за оружие. Все Срединные Горы бурлят как жерло вулкана…, – что ставит Торговцев в очень неудобное положение. Вот они и решают, как доставлять из‑за Гор, различные предметы роскоши и деликатесы, без которых наша аристократия не мыслит своей жизни…..

– Восстание значит…, – от удивления наш герой даже перестал жевать. – Я покинул эти Злыдневы горы, не далее как три недели назад, и там все было довольно спокойно.

– Ну по донесениям…, свидетелей, – восстания началось в окрестностях Сшистшиза, примерно пять недель назад. Тебе видимо удалось выскочить оттуда на пару недель раньше…. Что в общем‑то странно. Ведь караван Виста Тадия, кажется должен был следовать на ТУ сторону Гор? – в добродушной болтовне дядюшки Кастия вдруг послышались металлические нотки.

– Ну, там возникли кое‑какие осложнения…. Да еще этот придурок Прокад, нагадил так, что дальше некуда…. Кстати, – из его группы, хоть кто‑нибудь живым вернулся? Последние слова, Аттий Бузма сказал намеренно спокойным голосом, надеясь подловить дядюшку Кастия, но тот даже глазом не моргнул.

– Кто такой Прокад?

– Один, теперь уже мертвый человек. Я бы мог много плохого сказать о нем…. Но его смерть была так ужасна, что мне его даже немножечко жаль….

– И как это случилось?

– Зачем тебе знать подробности смерти человека, которого ты никогда не знал? А впрочем, я все равно расскажу об этом дядюшке. Если захочешь, можешь потом спросить у него.

Атмосфера, вначале трапезы добродушно‑лукавая, внезапно сгустилась и стала тяжелой и мрачной. Дядюшка Кастий молчал, то ли задумчиво, то ли обиженно. А Аттий Бузма упорно доедал все выставленные на стол яства, хотя после воспоминания о смерти Прокада и обстоятельств ей сопутствующих, ему кусок в горло не лез.

Так они и молчали еще примерно с полчаса, пока к облегчению обоих, в коридоре не послышались шаги, и не появился лично дядюшка Бикм.

…– А после этого я вышел на Большой Горский Тракт, и встретил там караван Бикста Эстия.

…Я кстати, обещал ему благодарность семейства Аттиев, за свое спасение, так что ты уж дядюшка Бикм, при случае, не урони честь нашей фамилии.

– Об этом можешь не волноваться, не обидим твоего спасителя…. Так значит, он сказал, что ты взял то, что принадлежит ему?

– Нет, он сказал, – «У тебя есть что‑то, что принадлежит мне».