Текст книги "Злыднев Мир. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Егор Чекрыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 97 страниц)

Как сейчас помнил Вождь, (хотя, какой он теперь вождь?), тот момент, когда его едва пришедшего в себя, не способного даже стоять на ногах, притащили на поляну, где Ярл праздновал победу. Его притащили, и бросили к ногам победителя, как тушу добытого на охоте оленя. Так он и лежал, среди выброшенных пирующими костей и объедков, в окружении веселящих публику шутов и скоморохов, мгновенно переключившихся на этот новый объект для своих грубых шуток.

Наконец, Ярл соблаговолил оторваться от пьянки и объятий фавориток и заметить своего пленника.

– Так‑так. И кто же у нас тут? Великий и ужасный Вождь, который навел столько страха на окружающих феодалов, что они толпами сбегались под мои знамена. Что ж, за это я могу тебя только поблагодарить. Вот только видок у тебя нынче…., непрезентабельный какой‑то. Будто я целый год не с Вождем и полководцем воевал, а с тряпкой половой.

Эй вы там, шантрапа поганая, оставьте‑ка его в покое, а вы говнюки *****ные, поднимите его из этой грязи, да посадите за стол, и относитесь к нему с должным уважением. В конце концов, это был самый достойный из моих противников, за последние лет двадцать! И пошли все прочь отсюда. Нам есть о чем поговорить с ним с глазу на глаз.

Подскочившие царедворцы подняли Сокола из грязи, усадили за стол напротив самого Ярла, а молчаливые телохранители, быстро очистили пространство вокруг них.

– Хочешь выпить? Не хочешь? И правильно. Тебе по маковке булавой приложились…., так что пить тебе еще пару месяцев не стоит. Это я по себе знаю. Меня, когда я еще твоих годков был, тоже как‑то во время абордажа, по башке реей садануло. Думал сдохну, однако ничего обошлось, только к старости голова при перемене погоды болеть начинает…., ну да впрочем, старость тебе похоже не грозит. А жаль, парнишка ты талантливый, далеко бы пошел.

А может и к лучшему. Потому что чем дальше идешь…., тем дальше уходишь…., а это, иногда бывает грустно.

А впрочем, это меня на лирику потянуло. Спьяну, да с перепугу. Ты ведь меня и правда, хорошенько напугать сумел. Когда я про твои планы узнал, так просто озноб по коже пробежал, – «Ну думаю, старина Ярл, пришла твоя пора уступать дорогу молодым, и уходить на вечный покой». – Ели выкрутился тогда…., да молодец ты…, был.

Если бы Вождь, сейчас мог посмотреть в глаза своему врагу, он бы с немалым удовольствием убедился бы, как много искренности было в его словах.

Столько правды, сколько не один правитель на свете не осмелиться бы сказать другому…, даже не правителю, а просто человеку, если конечно у него не было бы полной уверенности в том, что жить его слушателю, осталось считанные дни. Но тупость и безразличие ко всему овладели душой Вождя, и он без интереса и без страха, просто слушал то, что говорит ему в полупьяном бреду Ярл.

… – А ведь знаешь? – ты один из немногих людей на свете, с кем я сейчас по душам поговорить могу. И хочешь верь, хочешь не верь, – а я тебя уважаю. А ты меня уважаешь? Молчишь? Ну и хрен с тобой. Можешь даже не уважать. Даже хорошо, что не уважаешь. Потому что, вот из‑за этого твоего неуважения, я наверное у тебя и выиграл. Да, именно поэтому…., и потому, что слишком много у тебя живых врагов нашлось. А живых врагов оставлять нельзя. Их надо под корень…, чтобы ни родни ни друзей, а то нарвешься…., вот как ты. … – Смотри‑ка, глазки заблестели, интересно стало? Только извини, большего я тебе сказать не могу. А впрочем, скоро сам все узнаешь. Когда привезу тебя к твоему новому хозяину. Он то твою судьбу и будет решать.

Я бы тебя себе оставил. Мы ведь с тобой нормальные мужики, ты не без дури конечно…, но это у тебя от молодости, с годами бы прошло. Я бы тебя подучил, подсказал бы кое‑что, ты бы у меня такими делами бы ворочал. Мы бы на пару весь мир бы подгребли. Ты бы мне как сын бы был, а то все мои……., козлы короче. – В мутных глазах Ярла появилась пьяная слеза, и его как многих других душегубов, потянуло на лирику и откровенность. Они сидели одни, напротив друг друга, и если бы в голову Вождя пришла идея прирезать Ярла столовым ножом, никто бы не смог ему помешать. Но он этого не сделал. Ему было все равно.

– А знаешь в чем была твоя последняя ошибка? Ты перестал удивлять, стал предсказуем. Эта твоя выдумка с Белым была гениальна. Я тогда чуть в штаны не наложил, ни о чем думать не мог, каждого куста, каждого угла боялся. И круче всего было то, что ты не просто ко мне убийцу подослал, (это то штука обычная), а то что ты умудрился мне эту весть подкинуть. Слушай, а может его и не было вовсе?!

– Да нет был такой.

– О смотри, заговорил. Надо по этому поводу выпить. Тебе чего налить? А, – ты ж не пьешь. Ну да хрен с ним. ….Значит, говоришь был такой. Что, впрямь крутой убийца?

– Мне говорили, что он в одиночку строй прорывает. Знаешь что это такое? – почему‑то говорить про Белого, Вождю было легко и даже приятно. – Пробовал когда‑нибудь?

– Строй?!? Не, ни разу не пробовал. Да и вообще, не барское это дело, в строю топать. Но крутость оценить могу. Только куда он Злыдень побери, делся? Не знаешь?

– У тебя спросить надо.

– А я вот, Злыднев корень, не знаю! Я ж вокруг себя всех седых и блондинов вырезал, сколько у меня под пытками себя Белыми признали, а вот уверенности что нужного замочил, до сих пор нет. Был один, самый вредный, вот тот, точно мог бы быть твоим Белым, но сколько мы его не пытали, Белым он себя до самого конца не признавал, кем только не назывался, даже Полтинником вашим… Так он. Зараза такая, потом еще и из тюрьмы моей сбежал. Тут правда не столько он, сколько колдун один постарался…. А впрочем, – хрен с ними обоими. – Подвел стандартное резюме Ярл.

– Так вот, я отвлекся от твоей главной ошибки. – Ты друг мой Вождь, (или как тебя мамка то кликала?), стал думать и действовать слишком примитивно. А я, пока ты окучивал всю эту шушеру, которую ты считал своими или моими союзниками, – сосредоточил все свои усилия на твоем ближайшем окружении. И это дало свои результаты. Твои дружки тебя предали.

Правда ты и сам отчасти был в этом виноват. Нельзя взваливать на коня ношу большую, чем он может унести. На хрена тебе была нужна вся эта бредятина про войну с магами? Ну то есть в начале, когда ты еще был никем, это был хороший способ привлечь к себе людей. Людишки страсть как любят поумирать за высокую идею. Но потом‑то, надо было быть умнее, а то даже все твои друзья тебя не поняли, и в результате, – продали. Правда могу утешить, – продали очень за дорого. Но……

– Не все продали! Не клевещи на мертвых.

– Ну прости, этот твой Большой Шишка тоже оказался дураком и идеалистом. Однако, эта его преданность идеалам, тебе опять же боком вышла. Он ведь знал, или по крайней мере догадывался, что я и с этими твоими «Соратниками», переговоры веду, – однако, тебе не сказал. Так ведь? – Так. А почему? – не хотел закладывать друзей! И вот результат, – ты у меня в гостях.

Дам тебе дружище Сокол, (видно Ярл знал, как звала Вождя мамка), – запоздалый совет, – хочешь быть наверху, – не верь некому, даже лучшим друзьям. Да и не может быть у таких как мы с тобой друзей. Место на самом верху есть только для одного.

Ярл залпом выпил здоровенный кубок вина, немного подумал, и упал мордой в салат.

Из которого и был извлечен, мгновенно подбежавшей охранной, которая попутно вмиг захомутала Вождя, и препроводила его в палатку, видимо служащую, за неимением лучшего, арестантской камерой.

Утром от доброжелательности и радушия Ярла мало что осталось. Мучимый похмельем и воспоминаниями о вчерашней разговорчивости, он был подчеркнуто груб, и насмешлив.

Сокола поместили в большую клетку, установленную на телеге, и повезли, как сказал Ярл, – «К новому хозяину».

– Прокатишься в знакомые края, повидаешься со старыми друзьями. Заодно пусть люди полюбуются на своего «Вождя».

Извини конечно, – я бы тебя и сам казнил с большим удовольствием, но…. Обещал тебя кое‑кому другому. Да и некогда мне тут с тобой возиться, я нынче решил Красного короля слегка за жабры подержать, лишний жирок с него срезать.

Надо пользоваться моментом, пока он еще не в курсе событий и не ждет нападения. Так что Мой Полк Лучших, и Моя кавалерия, уже штурмуют его города, правда не зная пока, что они, теперь мои.

Хи‑хи‑хи, большинство из этих дурачков, до сих пор считают, что служат тебе, и с радостью погибнут за Твое Дело, так что я смогу поберечь своих солдатиков, для чего‑нибудь менее опасного чем драка с Красным королем.

Он кстати тоже думает, что это Ты его пытаешься взять за жабры, и уже прислал мне парламентеров с предложениями, как нам совместно тебя одолеть. Так что пойдука я к старикану в качестве союзника…., и воткну ему нож в спину. А ты тут не скучай.

Сказав все это, Ярл тронул своего коня и поскакал догонять, еще с утра тронувшиеся в путь войско.

Этот новый удар нанесенный Ярлом, еще неделю назад перевернувший бы все у него внутри, сейчас лишь слегка царапнул Сокола. За последнее время Вождь получил столько ударов судьбы, что уже почти разучился что‑нибудь чувствовать.

Его теперь вообще мало что интересовало. И может быть, эта тупость и равнодушие спасли его от того бесконечного ряда унижений, которым он подвергался в каждом встречном городе или замке.

Все, кто раньше числился его врагами или друзьями, не упустили случая поглумиться над неудачником. Первые, отыгрывались за свой страх, вторые за разочарование, а простой люд, просто радовался возможности поиздеваться над тем кто еще недавно был на высоте и слетел с этой высоты в самое что ни на есть дерьмо.

Впрочем, иногда Сокол ловил на себе сочувствующие взгляды. Правда жалость в подобных случаях, бывает горше комков грязи, которыми щедро закидывали его уличные мальчишки.

Спустя примерно месяц, вдоволь попетляв по просторам бывшего Великого Союза за Освобождение Человечества, его привезли в тот самый город, который он когда ты выбрал столицей своего Союза. Клетка остановилась на центральной площади, как раз между его бывшим штабом, и той самой харчевней «Сытая жратва», в которой он раньше так любил проводить свои совещания.

И как это было всегда, вокруг клетки быстро собралась толпа зрителей и зевак, которые с улюлюканьем и смехом начали прорываться поближе к узилищу нашего героя. Вот только охрана почему‑то на этот раз, не подпустила толпу вплотную к клетке, а держала ее на приличном расстоянии. Может опасаясь что в бывшей столице у Вождя найдется много сочувствующих, а может готовясь к какому‑то показательному представлению.

И тут из харчевни вышла ОНА. Он даже не увидел этого, но сразу почувствовал ЕЕ появление. И естественно Она, была последним человеком, которого наш герой хотел бы сейчас видеть.

Вернее, увидеть ее перед смертью, это было пожалуй единственное о чем он еще мечтал.

Он просто не хотел что бы она видела его в таком виде; – побитого, жалкого и ничтожного.

Но она вышла из харчевни, и пошла к его клетке с таким видом, словно ждала этого уже не один день.

У нашего героя теплилась маленькая надежда, что охрана не подпустит ее ближе. Но вместо этого начальник охраны, поговорил о чем‑то с сопровождавшим ее громилой, посмотрел предъявленный ею свиток, усмехнулся и подведя их обоих к Соколу, сказал. – «Знакомься «Вождь», это твой новый хозяин, вернее, – хозяйка».

Если бы не привычка находиться в полуобморочном состоянии, которую наш герой приобрел за последнее время, – наверное с ним бы случилось….., да все что угодно могло случиться с человеком, которого предают даже Ангелы. Но этот последний удар судьбы окончательно разорвал связь Вождя со всем бренным и земным. Ему стало легко и спокойно, так что он не стал падать в обморок и закатывать истерик, а просто усмехнулся и сказал почти весело, – «Ну, добро пожаловать «хозяйка», тебе то я чем досадил?».

– Всего‑навсего убил моего отца, сжег наш замок, и превратил меня в шлюху. А в остальном, – ты был очень мил.

– Ну, хотя бы в остальном я был тебе мил. Меня и это радует.

– Ты еще об этом пожалеешь.

– Вряд ли я вообще способен о чем‑нибудь еще пожалеть. Я и так потерял все что было мне дорого, так что смерть, какой бы жестокой и мучительной она ни была, – принесет мне только облегчение.

– Ну так знай, что потерей всего что имеешь, ты обязан мне. Это я, пока ты пускал при виде меня слюни, связалась с Ярлом, и сообщала ему обо всех твоих планах. А в обмен на это, Ярл, пообещал мне твою голову.

Ну, если ты хотела поразить меня своим предательством, – надо было сообщить мне об этом раньше, когда я еще был способен хоть что‑либо чувствовать.

– И тебе даже не интересно узнать, – почему?

– Ты же все равно это скажешь, не зависимо от того хочу я этого или нет. Так что можешь представить, что я страшно интересуюсь этим вопросом – Почему?

– Потому, что мои отцом был ********. – сказала ОНА, с таким видом, словно бы это имя должно было все объяснить.

– Да, и кто это был?

– Ты даже не помнишь имя человека, которого убил и чей дом сжег?

– Эх, дурочка ты моя. Знала бы ты сколько людей я убил, и сколько домов сжег. Если бы все их помнить….

– Ты…., ты…– видно что равнодушие и плохая память Сокола сбила Княгиню с толку, в своих мечтах, она видимо представляла этот разговор как‑то по‑другому.

– Слышь, хозяйка, может вломить ему? – вмешался сопровождавший Княгиню громила, и добавил – Для памяти бывает полезно.

– Да не нервничай ты так, – умиротворяющее заметил на это Сокол, – Просто напомни когда и при каких обстоятельствах это произошло.

– Четыре года назад, когда ты со своей бандой напал на замок моего отца и…

– Да‑да…, – сжег, разорил и так далее. Но четыре года назад, было такое время, когда каждый день кто‑то, кого‑то жег и разорял. Я тогда помниться, месяцами не вылезал из доспехов…. Впрочем, замки я тогда еще не штурмовал, силенок было маловато… А первым замком, который я взял, был замок того колдуна, хотя его и замком то называть было сложно….

– Это был мой родной замок. И мой отец не был колдуном.

‑………………………..

– Он был ученым, он постигал тайны мироздания, пытаясь сделать этот мир лучше.

– Ну, если ты так говоришь, – тогда извини. Только все остальные люди считали его колдуном, и то, что мы нашли в подвалах вашего замка, – вполне это подтвердило. Может ты просто была не в курсе, чем занимается твой отец? Это же вполне естественно, кто будет говорить своей дочери о таком? Куда проще сказать про тайны мироздания.

– Ты, ты не смеешь так говорить о моем отце…., – несчастная Княгиня просто задыхалась от охватившей ее обиды и ярости.

– Слышь, хозяйка, а может ему все‑таки врезать пару раз? – снова вмешался громила.

– Заткнись Бычара, когда надо будет вдарить, я тебе об этом скажу. – Досадливо отмахнулась она от не в меру услужливого слуги. И повернувшись опять к Соколу добавила, – Он был в тысячи раз лучше чем ты. Можешь говорить гадости обо мне, но не смей касаться имени моего отца.

– Да зачем мне говорить гадости о тебе, ты просто мстила мне за смерть своих родных. Мне это понятно. Я большую часть жизни занимался тем же. Точно так же, мстил всем, кого считал виновниками гибели своих родных. Одним из них был твой отец.

– Просто мстил? Да ты залил кровью всю округу…, ты….

– А что сделала ты? Думаешь на твоих руках нет крови моих солдат, крестьян и горожан, по которым прошлась армия Ярла? Ты хотя бы представляешь, сколько людей уже унесла эта война, и скольких унесет еще, пока Ярл наконец не насытиться, или не подавиться?

А ну‑ка скажи мне «хозяйка», так ли было плохо мое правление? Разве я не навел порядок в городах и на дорогах? Разве я давил людей непомерными налогами? Разве не я открыл школы и приюты? Думаешь теперь, при Ярле, хоть что‑нибудь от этого останется?

…– Ну, может ты и сделал все это…., но ты это делал, только для того что бы обманывать людей, чтобы они, покорно шли за тобой, и во всем тебе подчинялись. Ты просто хотел казаться хорошим.

– Ты и сама не веришь в то, что говоришь. Но даже если это так, – такая ли большая разница, ради каких целей творится добро, если оно так необходимо этому миру? По указке магов, мы сотни лет творили неописуемое зло, ради добра. Так, так ли ужасно добро, сделанное якобы ради моей гордости и тщеславия?

Да и в чем выражались эти гордость и тщеславие? разве я жил во дворце? Одевался в шелк и бархат? Окружал ли я себя роскошью, покупал ли дорогих коней, оружие, драгоценности, или женщин? Ну а то что я ел почти каждый день, – ты сама подавала на мой стол, и прекрасно знаешь какие это были деликатесы.

Самая большая роскошь, которую я позволял себе за эти годы, – было выспаться досыта. Моей радостью было проезжать через мирные села, и знать, что этим миром они обязаны отчасти и мне. А самыми большими драгоценностями что были у меня, – это минуты, проведенные рядом с тобой. Эх, знал бы я что ты шлюха, – просто заплатил бы денег.

В ответ на эти слова Княгиня сделала самое подлое и гнусное, что могла сделать в такой ситуации женщина, – она разрыдалась. И это сразу убило все праведное негодование, коим был одержим наш герой последние минуты. Он естественно, автоматически почувствовал себя виноватым. И глядя на распухшие глаза и блестящие от слез щеки, этой в общем‑то еще девчонки, забормотал.

– Ну ладно, извини, извини. Я это, таво, погорячился типа. Просто…., ну как бы тебе сказать…. Да что там говорить, – все мы в общем‑то уроды. Больные, озлобленные на весь мир уроды. Все хотим кому‑то отомстить, кого‑то наказать. Думаем что делаем это во благо, а оказывается… Просто ты малость перестаралась. Если ты просто хотела мне отомстить, надо было подложить мне яду в похлебку, я бы тихо сдох, и не было бы всего этого.

– Просто сдох?! И это ты называешь местью? Да сколько раз я сама мечтала просто сдохнуть, после того, как в пятнадцать лет оказалась добычей твоих «добрых, несчастных» солдатиков. А сколько раз потом…, когда пошла по рукам, и каждый кто….

…Мечтаешь просто сдохнуть? И не надейся. Ты будешь жить и мучиться, как живу и мучаюсь я.

Эй ты, – обратилась она к своему слуге, – выпусти эту мразь из его клетки, и пусть убирается куда хочет. – После чего развернулась и не глядя пошла сквозь толпу.

Громила будучи по всему видно, человеком недалеким, почесал в затылке и пошел выполнять указание хозяйки, размышляя по дороге, можно ли вломить этому, который в клетке, перед тем как отпустить, или это будет превышением выданных ему полномочий.

Его сомнения разрешились у самых дверей клетки, правда сразу заменившись другими.

– Постой‑ка дружочек, что это ты делаешь? – сказал ему вдруг появившийся, словно бы неоткуда начальник стражи. (Впрочем, этот гад все время находился в пределах видимости и слышимости от говоривших).

– Так мне хозяйка велела…

– Твоя хозяйка немного погорячилась, и наверное вскоре пожалеет о том, что выпустила пленника.

– Может пожалеет, может не пожалеет, это уж ее дело. Но если я не выполню ее приказа, то я об этом точно пожалею. Так что извини, сам понимаешь служба…

– И ты меня извини дружок, но у меня тоже в некотором роде приказ. И если я его не выполню, то пожалею об этом в сто раз сильнее, чем ты.

Так что, – этот тип, Ярлу живым, а уж тем более на свободе, абсолютно не нужен. Потому у меня на этот счет, имеются строгие указания.

– Но моя хозяйка….

– Твоя хозяйка, является вассалом Ярла. И если она пойдет против его воли, он заставит ее пожалеть об этом в любом случае. Так что завтра, этого гавнюка, торжественно казнят на этой самой площади, от имени твоей госпожи, – как убийцу, насильника и притеснителя вдов и сирот. Можешь ей так это и передать. И скажи заодно, – «Что дескать, Ярл передал вам изрядные владения и предоставил свою защиту. И не стоит идти против его воли». Усвоил? – Тогда беги, выполняй.

На городскую площадь наконец опустилась ночь. Толпа зевак, весь день осаждавшая клетку Сокола постепенно рассосалась и он наконец обрел то, что было единственной роскошью его убогого существования, – одиночество.

Да. Не простой сегодня выдался день у нашего героя. Не так много было в жизни у молодого Вождя подобных дней. И дело даже не в том, что он был фактически последним в его жизни, (завтрашняя казнь не в счет). Нет, дело было в другом.

Этот день, чем‑то напомнил ему день Последней Битвы, когда пелена спала с людских глаз, воздушные замки растаяли, а вместе с ними исчезли все иллюзии по поводу Добра и Зла. И тот день, когда он, подобно бабочке выполз из кокона своих страхов и детских переживаний и осознав свою силу, понял что может приказывать Одноухому и Большому Шишке. Короче, – переломным был этот день. Вот только, – что он переломал нашему герою на этот раз?

Да пожалуй, немного‑немало, – хребет, или стержень, на котором держалось все его существование.

Когда он так ловко и умело обличал неправедность действий Княжны, – он даже и не подозревал, что после ее ухода, таким же сомнениям подвергнется и вся праведность его поступков.

Конечно он и раньше прекрасно сознавал, что творит добро насильственными методами. Но всегда считал это меньшим злом, по сравнению со Злом, которому противостоял.

Он и раньше видел, что не все, кто попадают под удар его Армии, – являются Злом, – но считал это допустимыми потерями во имя Цели.

Он и раньше знал, а иногда и был свидетелем того, как его «добрые» солдатики, поступают с подвернувшимися им под руку, (вернее, не совсем под руку), бабцами и девицами, но чем‑то существенным это не считал. (В конце‑концов, подобное происходило во всех армиях, всех времен). И тем горше было ему представлять, что творили его «добрые» солдатики с НЕЙ. И только это, заставляло его еще чувствовать хоть что‑то. И это «что‑то», разрушало ту преграду между Соколом и окружающим миром, которую он так успешно воздвиг, и так старательно отстаивал.

И все это доставляло БОЛЬ.

– Слышь Куренок, это ты что ли? – этот голос, внезапно раздавшийся откуда‑то из‑под днища телеги, не сразу дошел до воспаленного сознания нашего героя. – Ты меня небось и не узнал, – а это я, – Полтинник.

Голос мертвого Полтинника, раздававшийся словно бы из ниоткуда, мог означать только одно, – крыша съехала окончательно и бесповоротно и надежды на просветление уже нет.

– А я тебя придурка, – сразу узнал. Каким ты был в день Последней Битвы, таким и остался,– тощий, дерганный и по уши в дерьме.

– Неужели даже ты Полтинник, явился с того света, что бы издеваться надо мной?

– Насчет того света, это ты загнул. Я туда не спешу. А насчет поиздеваться… Я вообще‑то просто шел мимо, а тут смотрю знакомая физиономия, дай думаю подсоблю старому армейскому корешу. Ну а поиздеваться по‑дружески, это уж извини, – мое законное право.

– Что ты хочешь от меня, неуспокоенная душа? Что я сделал тебе в той жизни, что и после смерти ты преследуешь меня?

– Э, да ты по всему видать крышей тронулся, надеюсь от радости. Ну да ничего, у меня тут есть специалист, он твою крышу подлечит. А пока, давай‑ка откроем твою клеточку, а то ты тут торчишь как гребанная канарейка, – позоришь нашу славную, отдельную полусотню.

Ну‑ка Старик, поколдуй над замком. – Возникшая из темноты фигура, что‑то сделала с замком клетки и дверь отворилась.

– Ну Куренок, ты чё там застрял, – задница к полу прилипла? Давай, вылезай на свет божий!

Сокол, которому уже было все равно, молча подчинился команде своего мертвого командира, вылез из клетки и встал в полный рост посреди площади. Голова с непривычки кружилась, а ноги были ватными от слабости. Но все это его не слишком беспокоило.

– Ты это Куренок, не торчи как каланча‑то, пригнись маленько, а то об охране Старик позаботился, они до утра проспят, но мало ли чего. И давай, если ножки слушаются, держись в тени и тихонечко топай за мной.

– Куда мы пойдем?

– Ну для начала, до ближайшей, относительно чистой канавы, тебя отмыть надо, а то ты смердишь как Злыднева задница. А потом на западную сторону, там спустимся на веревке со стены, пока они пропажу не заметили, и до ближайшего леса. Ну а уж там посмотрим, если захочешь, – пойдешь куда глаза глядят, а захочешь с нами.

Троица беглецов‑рецидивистов, – пробралась на западную сторону города. Залезла на почти не охраняемую стену, спустилась по каким‑то, уже приготовленным веревкам вниз, переплыли через ров с водой, (от пребывания в этой воде, общий уровень чистоты Сокола, вряд ли изменился). На том берегу их встретил сумрачный мужик с оседланными конями. На этих конях они и доскакали до ближайшего леса, и только когда большая половина ночи уже подошла к концу, остановились на ночлег.

– Ну вроде шухер миновал. Хотя и не первый раз от Ярла ноги делаем, а Злыдень ведает, – все равно стремно. – Сказал слезая с седла Полтинник. – Слышь, Кудрявый, ты давай займись костром, я позабочусь о конях и приготовлю ночлег, а Старик пусть посмотрит нашего горемыку, а то он и из седла сам вылезти не может. Давай‑ка подсобим.

Заботливые, но не слишком нежные руки сдернули Сокола с коня, и прислонили к дереву. И пока загадочный Старик «смотрел» его, на полянке весело засверкал костерок, и вкусно запахло еловым лапником.

«Смотрение», как быстро понял Сокол, заключалось в том, что Старик буквально, внимательно посмотрел на своего пациента, а потом поводил вокруг него руками.

Как ни странно, но от этого «смотрения» и вождения руками, тот действительно почувствовал некоторое облегчение и значительный прилив сил.

Он даже сам смог подняться и подойти к огню, где ему была немедленно вручена плошка с какой‑то горячей и очень вкусной жидкостью, отдававшей какими‑то травами и ягодами. А пилась так, словно бы каждый глоток растворяется в теле Сокола еще до того, как успевает дойти до желудка. Он буквально влил в себя изрядных размеров чашку, и почувствовав удивительную легкость во всем теле, молча протянул ее обратно, за добавкой.

Старик одобрительно кивнул, и налил в ту же чашку, из того же котелка. Но на этот раз напиток пах чем‑то мясным и хлебным, и вдохнув этот запах, больной ощутил жуткий голод. Который и утолил содержимым чаши.

Все его спутники тем временем, «причастились» из того же котелка, и сразу приобрели сытый и довольный вид.

– Ну вот, листочек схрумкали, можно и на боковую. – Подвел итоги дня Полтинник. – Знакомиться и делиться воспоминаниями будем завтра.

Впервые за много месяцев, сон Сокола был спокойным и счастливым. Никакие кошмары и видения не мучили его в эту ночь. А если и снилось ему что‑то, то это «что‑то» было очень хорошим и приятным, потому что спал Сокол с улыбкой на лице, и с ней же проснулся.

Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и радостным. Боль от залеченных на скорую руку ран, которая терзала его после Его Последней Битвы прошла. А душевная боль от разочарований и поражения, словно бы притупилась и была едва заметна.

Он не знал точно, – жив ли он и чудом спасен друзьями, или уже мертв, и его мертвые друзья пришли за ним чтобы препроводить в загробный мир. Но сейчас его это и не волновало. Но не по той же причине что и вчера. Вчера ему было все равно, потому что у него уже не осталось ни надежд, ни устремлений.

А сейчас ему было на все наплевать, потому что он был счастлив. И если это была жизнь, – он готов был жить, а если смерть, – то эта смерть была прекрасна, и стоила всех прижизненных мучений.

Утро только начиналось, и свет еще едва проникал сквозь густые кроны деревьев. Но все уже были на ногах, бодрые и полные сил, словно и не удирали от возможной погони большую часть ночи.

– Ну как, – спросил сумрачный спутник Полтинника, который при свете дня совсем не казался таким уж сумрачным. – Опять чайку из листика, или пожрем как положено?

– Сам же знаешь, что сидеть все время на листиках нельзя. – Ответил ему Полтинник. – А ты как дите малое … Так не только жрать, но и срать совсем разучишься.

– Да уж велика наука! Это может тебя Седой, – срать в академиях обучали, а у меня к этому делу, еще с младенческих лет талант проявился, только пеленки успевали менять. Только, Злыдень его побери, – талант этот мне большого успеха в жизни не принес, так что невелика беда его и лишится.

Сказали же тебе Чудные – нельзя все время на листиках сидеть, вредно для здоровья. Да и запас их у нас не бесконечен, а когда мы еще в Гиблые Земли попадем, да и попадем ли вообще? Так что давай‑ка, – вари кашу.

– Ладно, если ты такой скупердяй, что для друга маленького листочка пожалел, – Злыдень с тобой, сварю я тебе кашу. Только чур, – котелок ты мыть будешь!

– Тебе бы Кудрявый по купеческой линии бы двинуть, а то ты не поторговавшись и не пёрнешь. Так и будешь сидеть да раздуваться, пока покупатель не найдется.

Пока шла эта дружеская, такая знакомая по солдатским временам перебранка, в котелке забурлила вода, и Кудрявый, словно священнодействуя, стал засыпать туда зерно, соль, какие‑то приправы из многочисленных мешочков, добавлял сушеные куски мяса и еще что‑то, что Сокол даже и не смог разглядеть.

– Ты Куренок не смотри, что Кудрявый у нас болван‑болваном, с мечом он конечно слабоват, но по части жратвы ему равного нет. – Весело сказал Полтинник, и сам любуясь на эти священнодействия. – Чуешь запах. Не удивительно что эти кружочники, нам иногда по шее давали, если у них в поварах такие мастера ходили.

– Ты кстати, это лысое чудо не помнишь?

‑………….?????????

– Ну как же. На Последней Битве…., помнишь как мы этим….., накостыляли. Кудрявый тогда еще у меня в ногах валялся и пардону просил?

– А тем, кто будет много врать, – сегодня каши не дадут. – Весело прокричал из‑за костра Кудрявый. – Ты помнится сам, сидел там как тараном пристукнутый, дурной и с лица сбледнувший, в собственной блевотине ручкой шарил, видно мозги свои искал. Давно хочу спросить, – Нашел, али как? Ты бы Старик посмотрел, что у него там в голове, мозги пополам с блевотиной, или только одна блевотина?

А тебя парнишка, я помню. Ты еще тогда со шнурком от Знака воевал, он у тебя за шнобель цеплялся.

Ты кстати чего такой вечно тощий? Ну‑ка, пожри моей кашки, сразу в весе прибавишь. Вот, Старик не даст соврать, моя каша, она почти волшебная. Вот Он ее, съест с удовольствием. И тебе от нее большая польза будет….. И хотя, кое‑кто тут моей каши явно не заслуживает, но так уж и быть, – и ты, утроба бездонная, можешь подползать.

Дважды приглашение повторять не пришлось, и до тех пор, пока в котелке оставалась хоть крупица, этой действительно удивительно вкусной каши, никто больше не проронил ни слова.

Когда же каша закончилась, начался военный совет.

– Ну что друзья‑подельники будем решать? – открыл совет Полтинник, – Двинем дальше напрямки, или малость попетляем? Ты что скажешь Старик, есть за нами погоня или как?