Текст книги "У каждого своя война"

Автор книги: Эдуард Володарский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

Робка вспомнил брата, вздохнул:

– Может, ты и права... А сама чего так? Никого, кроме себя? С чего это вдруг?

– Ты же ничего про меня не знаешь. – Она невесело усмехнулась.

– Расскажи – узнаю.

– Зачем? Чтоб дорогу скоротать? Не стоит.

Они расстались на вокзале в Москве, попрощались за руку, улыбнулись друг другу для порядка и разошлись в разные стороны. Правда, Настя сказала перед тем, как они расстались:

– Приезжай в гости, если хочешь.

– Да? Тогда адресок, пожалуйста, – ухмыльнулся Робка.

Она покопалась в сумке, извлекла клочок бумаги, карандаш, кривыми буковками написала адрес, протянула Робке. Он сунул бумажку в карман и забыл про нее. Он думал о том, что сегодня еще денек можно погулять, а завтра на работу: валики краски, свинцовые пластины. Смешивать, накатывать, «резать кресты» на плакатах и цветных обложках, возиться у печатного станка, дергая за рукоятку, в обед пивка можно будет выпить, сыграть в домино, сбегать в наборный цех и посмотреть, что новенького набирают. Почему-то вспомнилась школа. Честно говоря, он по ней соскучился, по скрипучему раздраженному голосу историка Вениамина Павловича, по худенькой истеричной химичке, которая кричала, выпучивая маленькие черные глазки: «Химия – это основа жизни! Как можно не знать химии! Крохин, я к тебе обращаюсь! А ну, марш к доске!» «Интересно, как там Костик со своим папашей-ракетчиком поживает? Сто лет его не видел... Володька Поляков, Игорь Репников, Алла Бражникова, Надька Чалова... Как ушел из школы, так никого и не встречаю, а ведь живем все рядом. Ну да, они в подворотнях не околачиваются, в карты в расшибалку не играют... в какие-то клубы ходят, стихи слушают». Теперь Робка стал понимать, что такое – разные жизни параллельно текут, но не пересекаются. А может, когда-нибудь и пересекутся? В новой геометрии Лобачевского сказано, что параллельные все же в каком-то там пространстве пересекаются.

Робка шел через сквер к своему двору и вдруг остановился, как будто натолкнулся на препятствие. Чего-то не хватало, что-то здесь было по-другому, а что, он не мог понять. Огляделся еще раз, и взгляд его упал на цементный небольшой постамент – ну конечно, не было бюста Сталина. Остался только кусок плеча и груди со Звездой Героя. Куски головы валялись у подножия постамента. Робка ковырнул носком ботинка обломки скульптурного портрета вождя всех народов, усмехнулся – конец батьке усатому. Гераскин в штаны наложит от страха, когда увидит. А может, и нет, может, это по распоряжению начальства башку вождю размолотили, а может, ребята вчера повеселились... Робка поддал ногой большой кусок с половиной носа и одним усом. Кусок взлетел в воздух, ударился о лавку, покатился по дорожке. Тихо насвистывая мелодию песни про оборванца и матроса, которые подрались из-за пары растрепанных кос, Робка двинулся дальше. Во дворе его ждал Богдан, сообщил сразу:

– Давно жду, елки-палки!

– Чего опять стряслось? – сплюнул Робка и достал сигарету «Шипка».

– Да нет, ничего особенного. Костик на юг уезжает. Просил проводить. Сказал, подарок нам приготовил.

– Чего это он на осень глядя на юг собрался?

– Папаше его отпуск наконец-то дали.

И, не заходя домой, Робка с Богданом отправились к дому правительства, в котором жил Костик. По дороге Богдан сообщил, что Сергей Андреевич уехал навсегда к матери в Елец. Сказал, что будет там жить, что Москва ему осточертела. В комнату покойного Семена Григорьевича вселились молодожены.

– Его Юрой зовут, а ее – Галей. Ничего ребята, молодые специалисты. Вроде электроникой занимаются. Телевизор у них есть – лафа! Я уже смотрел один раз.

Футбол показывали, – торопливо рассказывал Богдан. – У этой Гали папашка какой-то начальник. Я с ними и выпивал уже – свои ребята, веселые…

– А Степан Егорыч? – спросил Робка.

– Пьет по-черному. С моим отцом на пару. Нина Аркадьевна со своим жлобом разводится, в суд подала.

Он от злости на стенку лезет – она имущество делить собралась. А у него добра всякого, знаешь, сколько?

– Знаю... – усмехнулся Робка. – Добра навалом, а счастья все нет и нет, счастье где-то далеко…

У подъезда, где жил Костик, стоял черный «ЗИМ», шофер грузил в багажник чемоданы и многочисленные кошелки. Костик вышел из подъезда, поздоровался за руку с Богданом и Робкой.

– А школа как же, барчук? – спросил Богдан.

– Освобождение дали на две недели, – ухмыльнулся Костик и протянул Богдану сверток. – Нате подарок. Только потом откроете, когда уеду. А то мать выйдет – разорется.

– А че там? – Богдан покачал сверток в руке. – Тяжелая.

– Ну, что с Борькой? Ты сегодня вернулся?

– Сегодня. Семь лет дали.

– Фью-ить! – присвистнул Костик. – Жалко…

– Ничо, Борька вытянет, – сказал Робка. – Он у нас двужильный. Ладно, будь здоров, курортник. Мой фрукты перед едой, портвейн не пей, веди себя культурно.

Из подъезда вышла мать Костика Елена Александровна. На ней были темные очки-консервы и легкое крепдешиновое платье с большим вырезом на груди.

– Костик, быстрей, опаздываем!

– Сорок минут фасад штукатурила, а теперь – опаздываем, – огрызнулся Костик. – Она мне за эти дни плешь проела!

– Прекрати хамить! У друзей научился? – Елена Александровна сверкнула черными стеклами очков, видимо, испепеляя через эти стекла совратителей Костиковой нравственности – Робку и Богдана, села в машину и громко захлопнула дверь.

– Ладно, мужики, через месяц увидимся. – Костя крепко пожал руку Робке, потом Богдану, улыбнулся смущенно. – На «Ту-» полетим – во дела! Два часа лета – и в Крыму! – Костик развел руками и побежал к машине. Шофер тем временем закончил загружать багажник и сел за руль. Но машина не трогалась, хотя шофер включил двигатель.

– Чего они стоят-то? – удивился Богдан, уже намереваясь распотрошить сверток.

– Самого ждут, – усмехнулся Робка. – Это он отдыхать едет, а они – сопровождают.

И вот из подъезда стремительно вышел высокий, чем-то схожий с Костиком худой мужчина, пиджак болтался на нем как на вешалке. За мужчиной следовал другой – плотный, невысокий крепыш, с настороженным внимательным лицом. Застегнутый пиджак сзади оттопыривался от пистолетной кобуры. Они сели в машину, захлопнулись дверцы, и наконец «ЗИМ» тронулся, быстро покатил со двора. Богдан помахал на прощание рукой и тут же разворошил сверток. Там была большая плоская бутылка виски.

– Ух ты-и... сила, – восхищенно вытаращил глаза Богдан. – Че тут написано?

– Виски... Тычерз... Учитель, значит, – прервал Робка.

– Целый литр! – еще больше восхитился Богдан. – Ну че, спробуем?

– Пошли... – хлопнул его по плечу Робка, и друзья бодро зашагали от дома правительства к Малокаменному мосту, к замоскворецким переулкам…