Текст книги "Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936"

Автор книги: Эдуард Эррио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 53 страниц)

Я должен был принять участие в дебатах. В своем выступлении я напомнил, что мы, радикалы и радикал-социалисты, на съезде в Тулузе в 1932 году первыми выступили за сближение с Италией и что, верные доктрине Революции, мы стремились не смешивать внутриполитические и внешнеполитические проблемы. Я защищал затем нашу дружбу с Англией. «В деле защиты оставшейся в мире свободы, публичного права и конституционного духа Франция и Великобритания являются дополняющими друг друга нациями. Наш союз, будь то союз по чувству или по рассудку, необходим для гарантии основных интересов, успешно защищаемых нами в этот час… Мы боремся за общие нам цели неодинаковыми средствами. Англичане действуют путем индукции; мы действуем методом дедукции. Они медленно, шаг за шагом, отправляясь от своей древней Хартии, пришли к таким понятиям, как свобода, при помощи метода, который можно назвать прагматическим развитием понятия удобства. Мы распространяем с высот своего интеллекта истины, которые считаем справедливыми, согревая их всем пылом своего сердца. В конечном счете, несмотря на различный характер наших действий, мы приходим к цели одновременно с англичанами, а иногда они оказываются у цели даже раньше нас».

Я счел необходимым поставить вопрос так: стоит Франция за Лигу наций или против нее? Будет ли она помнить о клятве, данной жертвам великой войны, или нет? Хочет ли она покончить со старой эрой и открыть новую эру или же желает возвратиться к старой системе союзов, комбинаций и политике равновесия сил, которая всегда приводила к войне? «В прошлом договор был перемирием между двумя войнами, дипломатическим актом, таившим в себе столько источников конфликта, что, являясь заключительным актом недавней войны, он в то же время был уже предвестником новой войны». Я указал на ряд успехов, достигнутых Лигой наций: ликвидация саарского режима, сохранение мира после убийства короля Александра, принятие Советского Союза в Лигу наций. Я напомнил, что в связи с итало-абиссинским конфликтом 50 членов Лиги наций высказались за совместные действия.

Это событие свидетельствует о трех важных новых обстоятельствах, увидеть которые французскому народу помешала его предвзятость: возникновение международного общественного сознания; провозглашение доктрины неделимости мира, особенно отстаиваемой представителем Советского Союза; доктрина коллективной безопасности, положенная Англией в основу ее заявлений. Я заявил, что выполнение Устава Лиги наций является для Франции делом долга и чести. Именно Франция в 1924 году в Женеве выступила за систему санкций, против которой Англия сначала возражала. «Старые химеры, – заявил я, – договор, долг, честь! Да, это старые слова, старые химеры, но я хочу умереть с ними. Старые химеры, но я хочу остаться верным им, иначе я недостоин быть истинным французом. Ибо быть французом – это не только жить на определенной территории, это – быть верным наследником традиции, которой следовали наши государственные деятели». И я воздал должное одному из них, Кайо, который в момент Агадирского кризиса сумел отвратить от нас войну. «Да разве есть народ, – говорил я, – который был бы более, чем мы, заинтересован в том, чтобы после определения агрессора применение санкций носило, так сказать, характер автоматической неизбежности?… Кем бы вы ни были и где бы вы ни находились, вы берете на себя страшную ответственность за будущее, осмеливаясь лишать надежды тех, кто наконец согласился с необходимостью быстрых автоматических санкций против агрессии». Мы говорим французскому народу: «Пойми, что верные Лиге наций демократы лучше всего защитят будущее твоей земли, твоего дома и, главное, твоих детей от возможных опасных осложнений».

Съезд с энтузиазмом одобрил эти выводы в резолюции, составленной Бастидом в следующих выражениях: «Республиканская партия радикадов и радикал-социалистов… более чем когда бы то ни было решительно заявляет о своей верности политике международного сотрудничества и коллективной безопасности, центром которой является Женева, той политике, которая, не дискриминируя ни одну из держав, всегда стремилась к соблюдению равенства между ними и главным оплотом которой являются в настоящее время объединенные силы Великобритании, Советского Союза и Франции».

Выступая на заседании 26 октября, я вновь почувствовал, как трудно совместить мои министерские обязанности с обязанностями главы партии. Благорасположение съезда побуждало меня продолжать участвовать в работе правительства, где я не прекращал борьбы «против тех, кто считал, что национальное единство должно привести к созданию правого правительства». Это благорасположение побуждало меня оставаться председателем партии, о чем говорили генеральный докладчик Жан Зей, председательствовавший Камилл Шотан и Эдуард Даладье. За мое избрание председателем единогласно проголосовали все делегаты. Когда 14 июля я говорил о своем нежелании оставаться более на этом посту, который я занимал уже четыре года, то мне хотелось положить конец конфликтам с совестью, которые так часто отравляли мне жизнь. Чувства, проявленные моими товарищами, побудили меня уступить. Кампэнки, выступивший с декларацией от имени партии, поблагодарил меня с той глубокой сердечностью, которая придавала столько прелести его дружбе.

На банкете в воскресенье, 27 октября, все выступавшие подтвердили единодушное стремление партии к единству.

Утром в субботу, 26 октября, я принял посла Италии. Несмотря на его горделивые заявления, у меня создалось впечатление, что его страна уже желала мира.

Вторник, 29 октября. Заседание совета кабинета, посвященное новой серии чрезвычайных декретов. С 9 часов 30 минут утра и до 12 часов ночи, с 3-часовым перерывом, мы приняли 297 декретов. Это много, слишком много.

В конце заседания Ренье сообщил нам о важных решениях финансовой комиссии, которая постановила ассигновать 500 миллионов франков в помощь «жертвам чрезвычайных декретов». Со времени съезда партии радикалов атмосфера все накалялась. Лаваль был заподозрен в намерении выступить с предложением о продлении законодательных полномочий. «Попюлер» даже заявила, что Шотана просили предъявить мне нечто вроде ультиматума, в связи с чем Шотан опубликовал опровержение. Лаваль, конечно, думал об этом проекте; Паганон заявил ему, что его кабинет обречен. Я пытался разрядить обстановку, присоединившись к протесту Ренье против решения финансовой комиссии.

Среда, 30 октября. До начала заседания совета министров я встретился с Лавалем; наша беседа, которая могла быть очень трудной, после вчерашних объяснений оказалась спокойной и сердечной. Единственное, на что я обратил внимание, это то, что Муссолини выступил с мирными предложениями, которые были переданы затем нашим министерством иностранных дел Англии. Лаваль заявил мне, что, по его мнению, следовало бы целиком передать Италии ту часть Эфиопии, которая находится за восьмым градусом.

На заседании совета министров в этот же день, после подписания декретов, он сообщил нам, что санкции уже применяются; остается установить дату осуществления некоторых мер относительно покупки ряда итальянских товаров. Министр иностранных дел в скором времени встретится в Женеве с Хором; он явно делает все от него зависящее, чтобы оттянуть применение санкций; он стремится к полюбовному урегулированию на основе итальянских предложений, которые он полностью поддерживает и для обсуждения которых Муссолини предоставил ему свободу действий. Английский эксперт Петерсон прибыл в Париж для совместной работы с Сен-Кантеном. Лаваль намерен предпринять серьезные усилия до применения санкций. С другой стороны, Англия ведет переговоры с Италией. Меня удивляет и раздражает то обстоятельство, что наш министр продолжает с таким пренебрежением относиться к Великобритании. Ни слова в защиту подвергшейся нападению Абиссинии. Решительно, слабые всегда виноваты!

Днем я встретился с Потемкиным, итальянским послом и президентом республики. Президент ожидает правительственного кризиса; мне кажется, что он думает о Фландене.

На заседаниях 29-го и 30-го финансовая комиссия разнесла в пух и прах правительственный проект бюджета. 30 октября на заседании бюро Исполнительного комитета у меня произошло резкое объяснение с радикалами – членами комиссии, причем меня поддержали активисты. Вечером в четверг, 31 октября, во время продолжительной беседы с Леоном Блюмом я пытался несколько умерить его пыл. Он хотел бы, чтобы власть перешла к левым. Я высказал ему весьма пессимистический взгляд на финансовое положение и отказался связать себя какими бы то ни было обещаниями. В случае падения кабинета Лаваля я за переходное правительство.

С 1 по 12 ноября я находился в Лионе. В течение недели заседал Генеральный совет Роны, который очень любезно отметил мой юбилей. В Париже во время моего отсутствия против меня развернули яростную кампанию, особенно «Эко де Пари». Предлогом послужило мое присутствие 3 ноября в Лионе на собрании Общества друзей Советского Союза. Я сидел рядом с Вайяном-Кутюрье, который, следует сказать, вел себя очень корректно и сдержанно. Небезызвестный Карбюксиа в своем грязном листке «Гренгуар» обвинил меня в оказании протекции подозрительному иностранцу Эберлейну, которого я никогда не видел и не знал. Я выступил с опровержением. Министерство внутренних дел «заявило самым категорическим образом, что ни г-н Эррио, ни кто-либо иной из членов парламента не обращались в министерство или в его органы ни по поводу следствия, ни по поводу высылки из страны находящегося в настоящее время под судом обвиняемого». Анри де Кериллис посвятил мне четыре исключительно резкие статьи. Он особенно ставит мне в вину верность Советскому Союзу (впоследствии он сам встал на мою точку зрения). «Внимание! этот человек опасен, – пишет он 6 ноября в «Эко де Пари». – Это общественный враг номер один». По поводу одного выступления Шотана Лаваль сделал в печати следующее заявление («Тан» от 10 ноября): «Я считаю своим долгом заявить, что в деле выполнения тяжелой и трудной задачи, возложенной на нас парламентом, г-н Эдуард Эррио постоянно оказывал мне самое лояльное и искреннее содействие». Разъяренный Кериллис, попав в смешное положение (ведь он обвинял меня в том, что каждую ночь «я полупьян от кофе»), выпустил против меня пропагандистские афиши. Леон Байльби также «разоблачал» меня в газете «Жур».

12 ноября, заседание совета министров. Лаваль представил нам отчет о своих последних переговорах в Женеве с сэром Сэмюэлем Хором, который продолжает выступать против итальянского мандата на Эфиопию и настроен скорее в пользу территориальных уступок. Оба министра пришли к единому мнению о необходимости получить согласие Эфиопии и о целесообразности отложить принятие решения до окончания выборов в Англии. Как один, так и другой хотят сослаться на сложность проблемы. Чувствуется, что Лаваль по существу не очень благосклонен к Лиге наций и предпочитает вмешательство великих держав; он настаивал на том, чтобы сделать Италии существенные территориальные уступки. Собираются позондировать по этому вопросу негуса.

При обсуждении положения на Средиземном море возникли значительные трудности. У итальянцев в Ливии было в три раза больше сил, чем у англичан в Египте. Муссолини отмобилизовал еще одну дивизию. Лаваль настаивал на выводе английских крейсеров. Что касается санкций, то Хор хотел, чтобы было создано впечатление, что Лига наций готова проявить решимость и твердость. Начало осуществления намеченных мер назначено на 18-е. В итоге между Францией и Великобританией, во всяком случае внешне, достигнуто согласие.

Лаваль встречался также с Алоизи, который сильно возмущен и считает, что экономические санкции ведут к войне и что к тому же в Женеве начинают относиться с симпатией к Италии. Следует также отметить, что итальянская печать начала усиленную кампанию против нас. Незаметно, чтобы Лаваль был вознагражден за свои услуги. Он пожаловался на это Риму в довольно резкой телеграмме, где, в частности, указал, что Франция никогда не соглашалась на ликвидацию политической независимости Эфиопии. Эта телеграмма, датированная 9 ноября, напоминала о торжественных обязательствах французского правительства, протестовала против кампании, которая может привести к «переоценке отношений доверия» между Францией и Италией, перечисляла уступки, на которые пошел Париж, и указывала на важность сдерживающих действий французского правительства. «Римские соглашения, – писал Пьер Лаваль, – не только не означали поддержку со стороны Франции итальянской политики в Эфиопии, но исключали всякую возможность посягательства на независимость или суверенитет этой страны». Французское правительство заявляло Муссолини о своей верности Уставу Лиги наций. «Применение минимума мер, требуемых Уставом, то есть экономических мер, позволило франко-британскому содружеству удержать Великобританию в границах коллективных действий, что дало Италии самую надежную гарантию против риска возникновения англо-итальянского конфликта (риска, который по просьбе самого г-на Муссолини я особенно стремился предотвратить; причем в поисках соглашения между Великобританией и Италией я пошел даже на существенное ухудшение франко-британских отношений, явившееся следствием моих настойчивых демаршей с целью разрядки напряженности в районе Средиземного моря)».

Телеграмма от 9 ноября 1935 года заканчивалась следующим образом: «Франко-итальянская дружба не может держаться лишь усилиями одной стороны. Если в Риме по-прежнему ценят ее преимущества, то не мешало бы по крайней мере ее щадить».

В итоге 12 ноября, когда собрался совет министров, было все еще не ясно, каким будет принципиальное решение этого вопроса. Муссолини протестовал против экономических санкций и против того, что его не поставили о них заранее в известность. Для Лаваля день 18 ноября явится важной датой; он еще надеется, что сможет найти к этому числу пути к соглашению; он продолжает выступать против санкций. Италия, по его мнению, никогда не откажется от Тигре.

Переходим к финансовому вопросу и к трудностям, связанным с решениями финансовой комиссии; министр внутренних дел хотел бы «гуманизировать» декреты. Ренье сообщил, что обстановка продолжает оставаться довольно напряженной. Падение курсов на бирже; возобновилась кампания за девальвацию и паника. Вновь усилилась утечка золота: 4 ноября – 5 миллионов; 6-го – 42; 7-го – 116, 9-го – 326. Наступление ведется как на внешнем, так и на внутреннем фронте. Сберегательные кассы еще держатся. Имеется опасность, что Французский банк будет вынужден повысить учетный процент. 29 и 30 октября финансовая комиссия вынесла решение о принятии очень серьезных мер, но Ренье настроен довольно миролюбиво, лишь бы было сохранено равновесие. Ориоль потребовал выделить в помощь рантье 500 миллионов на дополнительные пособия. Каталан настаивал на изменении пенсий по инвалидности, что потребовало бы дополнительных расходов в 1700 миллионов франков, и на выплате 967 миллионов чиновникам. Всего комиссия просила 2600 миллионов, которые она намерена изыскать с помощью Пенсионной кассы и некоторых других мер. Было утверждено так называемое «фискальное удостоверение личности», введение которого было отложено до 31 декабря 1935 года (но и в 1936 году результат будет равен нулю). Комиссия потребовала также повышения налога на наследство и на крупные доходы.

Нужно было выбирать между резким противодействием и переговорами. Я предложил испытать второй способ. Фланден настаивал на необходимости успокоить общественное мнение, которое боялось девальвации, – нужно убедить его в платежеспособности государства. Доллар вновь стал валютой-убежищем; французские капиталы снова потянулись к нью-йоркскому рынку.

Во вторник, 12 ноября, состоялось заседание бюро партии радикалов. Обсуждался ответ на предложения Народного фронта. Я считал, что необходимо пойти на сотрудничество в борьбе против лиг и в вопросах внешней политики, но сделать ряд оговорок по вопросу финансовой политики. Я снова советовал проявлять исключительную осторожность. Бюро единогласно рекомендовало депутатам парламента искать соглашения с правительством.

В среду, 13 ноября, я отправился в Брюссель. Ван-Зееланд, Гиманс, Вандервельде, Бовесс, Пьерар встретили меня с исключительной теплотой. Я выступил с лекцией о девятой симфонии.

Четверг, 14 ноября, 18 часов. Ко мне пришли радикалы – члены финансовой комиссии вместе с Дельбосом. Я посоветовал им искать пути к соглашению, и они приняли мой совет. Я направился вместе с ними к министру финансов, который готов оказать содействие этой попытке. В пятницу, 15-го, утром фракция нашей партии в палате депутатов единогласно одобрила этот метод. Обстановка осложнилась. Утечка золота продолжалась; курс ренты падал. Призрак девальвации вновь появился на горизонте. Леон Блюм, который, как мне кажется, настроен против создания Народного фронта, пытается в «Попюлер» переложить ответственность за провал попытки объединения на радикалов и коммунистов. Я заявил на заседании нашей группы, что, если об этом встанет вопрос, я не соглашусь стать преемником Лаваля.

Среда, 20 ноября. Я попросил Ренье информировать меня об обстановке. Французский банк объявит завтра, что утечка золота за неделю достигла 1 миллиарда франков. Сберегательные кассы отмечают превышение расхода над приходом на несколько миллионов. Стремясь прийти к соглашению, Ренье предложил ассигновать 200 миллионов; что же касается Пенсионной кассы, то он согласился бы на создание специальной исследовательской комиссии. Он готов выделить уже сейчас 125 миллионов для мелких чиновников, 20 миллионов для мелких рантье, 50 миллионов для бывших фронтовиков плюс все то, что может принести борьба с излишествами. Во время заседания парламентской группы радикалов Ренье прислал мне следующую записку:

«Мне сообщили, что сегодня днем утечка достигла 400 миллионов, и если это продолжится, то я вынужден буду повысить учетный процент до 5 процентов. Это очень серьезно; я прошу вас не сообщать эти сведения парламентской группе. Меня уверяют, что все это вызывается исключительно политическим положением, и я этому верю».

В 14 часов 30 минут состоялось заседание парламентской группы радикалов. Сообщения Каталана и Мальви о предпринятых демаршах. Группа, кажется, склонна одобрить результаты переговоров с министром финансов; была принята резолюция, одобрившая достигнутое соглашение.

20 ноября, заседание совета министров. Лаваль сообщил пессимистические сведения о финансовом положении и о настроениях в палате депутатов. Он поблагодарил меня за резолюцию, принятую нашей парламентской группой, которая в какой-то степени успокоила совет министров. Он хотел бы, чтобы бюджет был сначала принят министерскими департаментами. Фланден очень логично возражал против этого. Затем началась дискуссия о беспорядках в Лиможе. Я совершенно несогласен с Лавалем и Паганоном. Паганон предложил проект циркуляра о частных объединениях, но затем снял его с обсуждения, что меня полностью удовлетворило. Заседание проходило довольно бурно; чувствовалось, что нависла угроза падения кабинета. Палата депутатов возобновит работу 26 ноября.

Четверг, 21 ноября. Заседание бюро партии, где вновь обсуждались вопросы о Народном фронте и об инцидентах в Лиможе. После этого заседания я вместе с Дельбосом и Мазе отправился к Венсану Ориолго, где мы встретились с Блюмом, Бонкуром, Деа, Торезом, Дюкло, Даладье, Кампэнки. Спросили мое мнение. Я заявил, что считаю крайне нежелательным сформирование правительства Народного фронта, которому по меньшей мере угрожала бы необходимость провести девальвацию. Коммунисты согласились с моими доводами и с возможностью сформировать переходное правительство. Бонкур и Деа, напротив, высказались за создание в ближайшее время правительства Народного фронта. Что касается лиг, то я указал на опасность падения правительства в первый же день возобновления работы палаты депутатов в результате инцидента в Лиможе, отчасти еще не ясного. У меня сложилось впечатление, что коммунисты, и социалисты понимают обоснованность моих доводов, но зашли уже слишком далеко, чтобы согласиться с этим.

Пятница, 22 ноября. Заседание Высшего совета национальной обороны. Маршал Петен сделал сообщение о стратегических запасах Германии, которая значительно опередила нас в деле промышленной мобилизации. Совет обсуждал вопрос о снабжении страны сырьем. Марэн и я выразили сожаление о нашей недостаточной подготовленности.

Генеральный секретарь Высшего совета национальной обороны генерал Жаме довел до нашего сведения содержание важного досье от 14 ноября, содержавшего протоколы специальной исследовательской комиссии под председательством Ф. Пьетри, переписку между министерствами по поводу стратегических запасов, общий доклад и много других документов. 7 ноября 1935 года председатель совета министров Пьер Лаваль направил маршалу Петену следующее письмо:

«Осуществление мер по мобилизации национальных ресурсов требует, чтобы Генеральный секретариат национальной обороны уделил особое внимание подготовке экономической и административной мобилизации и чтобы деятельность этого органа все более тесно увязывалась с работой различных министерств. Имею честь уполномочить вас направлять и координировать от моего имени работу различных органов, которым поручена подготовка экономической и административной мобилизации. Эти полномочия позволят вам, в частности, в рамках существующей в настоящее время организации контролировать деятельность Генерального секретариата национальной обороны и делать мне любые полезные предложения по этому вопросу».

* * *

Со всех сторон возникают трудности.

С 1 октября по 19 ноября 1935 года чистая утечка золота составила 1541 миллион.

Распря между Эфиопией и Италией вызывает многочисленные осложнения. 16 октября 1935 года в Женеве координационный комитет, «считая, что следует обеспечить быстрое и эффективное осуществление мер, которые он уже предложил или предложит в дальнейшем, а также считая, что каждая страна должна обеспечить осуществление этих мер (в соответствии с положениями своего публичного права, и в частности с компетенцией своего правительства) для выполнения договоров, напоминает, что члены Лиги наций, будучи связаны обязательствами, вытекающими из статьи 16 Устава, должны принять необходимые меры, чтобы в самое ближайшее время суметь выполнить эти обязательства». Эта резолюция была принята вслед за основной декларацией от 14 ноября, ссылавшейся на статью 16 Устава.

28 октября председатель совета министров представил президенту республики проект декрета, предусматривающего выполнение принятой в Женеве резолюции.

2 ноября юридический подкомитет Лиги наций сообщил, что 43 страны, в том числе Франция, уже приняли предложение относительно экспорта оружия, боеприпасов и военных материалов.

7 ноября был принят декрет, согласно которому «всякий импорт итальянских товаров на территорию, подведомственную французской таможне, а также во французские колонии и в африканские территории, находящиеся под французским мандатом, может быть произведен только после соответствующей декларации импортера в Компенсационное управление Парижской торговой палаты. Соответствующие платежи по этому импорту должны будут производиться в обязательном порядке только через упомянутое управление». Другой декрет запрещал экспорт в Италию некоторых товаров. Еще один декрет от 16-го запрещал «импорт во Францию, во французские колонии и в африканские территории, находящиеся под французским мандатом, сырья или промышленных товаров из Италии или из итальянских владений».

15 ноября государственный секретарь Соединенных Штатов Хэлл вновь повторил предупреждения, уже ранее сделанные им и президентом, о необходимости прекратить торговлю с воюющими странами. Он напомнил, что «эта торговля полностью противоречит политике правительства, а также духу закона о нейтралитете».

Вторник, 26 ноября. Заседание совета министров. Лаваль сообщил нам о своем намерении воспротивиться эмбарго на нефть. Вопрос серьезный, но не требующий немедленного решения. Будем терпеливыми, подождем.

Ренье сообщил о результатах переговоров с финансовой комиссией. Общее положение остается по-прежнему тяжелым; утечка золота все так же велика; основные закупки идут из-за границы, через Нью-Йорк; банк борется, повышая учетный процент. Кампания за девальвацию вырисовывается все более четко. Ренье не желает накладывать эмбарго на золото. Лаваль хочет, чтобы палата депутатов высказалась прежде всего по финансовому вопросу.

Затем перешли к обсуждению вопроса о лигах. Я потребовал, чтобы правительство заняло решительную позицию и приняло твердое решение. Развернулась продолжительная дискуссия по политическим и юридическим вопросам. Совет принял основные, положения доклада Шовэна. (Документы палаты депутатов № 4414 и приложения.) «Руководствуясь всегда твердым стремлением к внутреннему миру и желанием обеспечить нормальное функционирование общественных учреждений, назначенная вами комиссия, – писал Шовэн в своем докладе, – считает, что эта двойная задача может быть разрешена только в том случае, если исчезнет опасность вооруженных конфликтов между согражданами. Помня о Декларации прав человека и гражданина, она считает, что институт насилия учрежден во имя общего блага, а не для защиты интересов отдельных лиц. Он должен находиться только в руках правительства. Этот принцип изложен в статье 12 Декларации прав человека и гражданина. В соответствии с этим комиссия просит вас распустить декретом министра внутренних дел, одобренным Государственным советом, ассоциации и группировки, носящие характер боевых соединений или частной милиции, которые организуют вооруженные уличные демонстрации, пытаются посягнуть на территориальную целостность государства или на республиканскую форму правления».

Лаваль зачитал депешу Франсуа-Понсэ о его беседе с Гитлером, состоявшейся 21 ноября в присутствии фон Нейрата (№ 2936). Беседа длилась более часа. Франсуа-Понсэ выразил удовлетворение менее резким тоном германской прессы; Лаваль сообщил, что в ближайшее время на утверждение парламента будет представлен франко-советский пакт, носящий чисто оборонительный характер и «продиктованный желанием создать коллективную безопасность, то есть дело, участие в котором Германии всегда будет желательным и будет встречено с удовлетворением». Наш посол проконсультировался также с канцлером относительно военно-воздушного пакта и ограничения вооружений. Гитлер отвечал очень любезно, но высказал много критических замечаний по поводу франко-советского пакта; он настойчиво подчеркивал, что видит в нем военный союз, направленный против его страны. «Россия представляет опасность для Европы; она не является европейской страной, она думает только о разрушении Европы». Канцлер сослался на итало-абиссинский конфликт в качестве аргумента против систем коллективной безопасности. «Гитлер заявил, что он не думает нападать на Россию, что он об этом никогда не думал, что, кроме того, не имея общей границы с этой страной, он не представляет, каким образом он мог бы вступить с ней в вооруженный конфликт».

После этого Гитлер произнес не менее длинную обвинительную речь против политики санкций. Он заявил, что по отношению к Франции он испытывает только самые добрые чувства. Он ставит себе в заслугу улучшение германо-польских отношений и желал бы добиться также улучшения франко-германских отношений. У него нет больше Никаких притязаний на Эльзас-Лотарингию. Саарская проблема урегулирована.

«Что же касается более конкретных проблем, которые возникают в связи с возможностью заключения военно-воздушного соглашения и ограничения вооружений, то канцлер считает, что еще не наступил подходящий момент, чтобы снова заниматься их рассмотрением». Затем он перешел к итало-абиссинскому конфликту. «Он явно порицает позицию Муссолини, но думает, что Англия вынуждена будет вступить в войну с Италией, и опасается, не высказывая этого открыто, краха итальянского фашизма». В общем «он не намерен занять какой-либо иной позиции, кроме нейтралитета и выжидания, пока ему не станет ясен дальнейший ход итало-абиссинского конфликта».

После зачтения этой депеши Лаваль перешел к вопросу о нефти. Я вновь указал, что нужно зарезервировать наше мнение по этому вопросу.

Паганон сообщил нам содержание своего циркуляра префектам о применении чрезвычайного декрета от 23 октября 1935 года, регламентирующего уличные демонстрации и ставящего их проведение в зависимость от предварительного формального уведомления властей.

26 ноября проходило совещание парламентской группы радикалов. Группа по-прежнему относится к правительству резко отрицательно. Я повторил, что, если в случае кризиса мне предложат пост главы правительства, я откажусь.

Совещание в среду, 27 числа. Лаваль произнес по радио речь, содержание которой не было сообщено заранее правительству. Бюро партии приняло следующую резолюцию:

«Бюро констатирует свое удовлетворение принятием следующих решений: 1) смягчить чрезвычайные декреты в отношении мелких рантье, чиновников, железнодорожных служащих и пенсионеров; 2) изучить вопрос о создании Пенсионной кассы в соответствии с просьбой бывших фронтовиков; 3) утвердить принцип прожиточного минимума.

Кроме того, были приняты основные положения доклада Шовэна, а также циркуляр министра внутренних дел, на основании которого мэры и префекты могли отныне запрещать собрания, даже носящие частный характер, если они представляют опасность для общественного порядка.

Верное делу внутреннего мира, оно указывает на необходимость дополнить, усилить и ввести в действие законодательные положения, предусматривающие запрещение вооружения граждан.

Оно заявляет о своей решимости продолжать усилия, направленные на исправление чрезвычайных декретов в соответствии с решениями Парижского съезда.

Оно намерено также сохранять связь со всеми демократическими силами, требующими, чтобы никакая политическая фракция не подменяла государство, которое одно правомочно обеспечивать порядок.

В интересах республики, которой угрожают происки ее врагов, оно приняло, после всестороннего изучения вопроса, решение просить радикалов – депутатов парламента приложить все силы, при условии соблюдения принципов своей партии, дабы сохранить единство при голосовании и избегнуть в настоящих условиях опасности политического кризиса».

Это решение было принято единогласно.