Текст книги "Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936"

Автор книги: Эдуард Эррио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 53 страниц)

Когда я узнал о голосовании комиссии, моя политическая совесть восстала против этого. В пятницу вечером и в субботу утром я советовался с несколькими близкими друзьями, разделившими мои опасения. Я хорошо помню их имена, но предпочитаю не называть их, чтобы не создать впечатления, что я перекладываю на них хотя бы малейшую долю той ответственности, которая должна лежать на мне одном. План, на который мы рискнули пойти, имел, на мой взгляд, тот недостаток, что он связывал наше финансовое восстановление с целой системой внешних займов, то есть с новой задолженностью Франции. Он предполагал, что мы немедленно согласимся на ряд важнейших дипломатических актов, и ставил наше восстановление в зависимость от этого согласия. Не подлежит сомнению, что мы задолжали американцам и англичанам, и я хотел выплатить эти долги (что я превосходно доказал позднее), но надо было, чтобы это было проведено на основе свободных соглашений, свободно обсуждаемых и заключаемых.

Наконец, и именно это требовало от председателя палаты депутатов выполнения его долга, законопроект от 9 июля 1926 года со своими двумя статьями (Палата, № 3192) разрешал правительству до 30 ноября 1926 года принимать путем декретов, обсуждаемых советом министров, все меры, необходимые для финансового восстановления и стабилизации валюты. «Те из этих декретов, говорилось в статье 2, которые содержат фискальные мероприятия, подлежат ратификации законодательным путем при открытии очередной сессии 1927 года, причем меры, которые они предпишут, будут считаться окончательно принятыми». Фактически это означало приостановление полномочий парламента до конца текущего года, особенно в вопросе налогов, как это указывалось в изложении мотивов законопроекта.

Правительство оставляло за собой право пересмотра тарифа общего подоходного налога, снизив примерно на 30 процентов ставки самого высокого разряда; изменения тарифов налога, взимаемого при переходе права собственности к новому лицу; снижения ставок налога на передачу и на денежные переводы за границу, увеличения ставок шедулярных подоходных налогов; допускать перенос просроченных платежей по налогу на промышленную и коммерческую прибыль; изменения росписи сельскохозяйственных прибылей; отмены реестра купонов; повышения пошлин, например на колониальные товары и сахар, равно как почтовых, телеграфных и телефонных тарифов; что касается налога на торговые обороты – введения единой двухпроцентной ставки для внутреннего рынка, а также для импорта, в отношении сделок, не относящихся к категории предметов роскоши; повышения железнодорожных тарифов; пересмотра окладов, пенсий и всевозможных вознаграждений; запрещения некоторых видов импорта.

Существуют процедуры, которые могут увлечь страну дальше тех пределов, которые были для них намечены, и могут создать опасный прецедент. Тот председатель палаты, который в этих обстоятельствах не заявил бы о правах и обязанностях парламента, был бы, на мой взгляд, бесчестным председателем. «Настанет, быть может, день, – говорил я перед федерацией радикалов Роны 17 августа 1926 года, – когда меня поблагодарят за то, что я защищал институты и методы, необходимые для жизни партий и развития страны на путях законности».

Я старался выполнить свой долг, сохраняя, насколько это было возможно, самый примирительный тон.

* * *

Кабинет Бриана – Кайо пал. Общественное мнение было введено в заблуждение ложной информацией, согласно которой я якобы предлагал свои услуги в качестве главы правительства. Это сообщение было ложным. Г-н президент республики поручил мне сформирование кабинета, указав, что это является моим долгом. Я был убежден, что подвергну себя опасности скорого падения, и указал на это главе государства, на которого это не произвело большого впечатления и который не пожелал посчитаться с моими доводами.

* * *

18 июля 1926 года я вновь обратился к социалистам с предложением о сотрудничестве. Я писал им: «Серьезность положения требует от меня быстрых решений, поэтому я прошу вас быть столь любезными и ответить мне нынче же вечером». Мне передали следующую резолюцию: «Перед лицом политической проблемы, возникшей в связи с новым правительственным кризисом, Постоянная административная комиссия заявляет в соответствии с решениями съезда, что социалистическая партия не может участвовать в правительстве, созданном другой политической партией. Она считает, что политика эвентуальной поддержки возможна лишь в границах, установленных съездами в Гренобле и в Клермон-Ферране».

Впрочем, 18 июля Леон Блюм писал мне в следующих выражениях: «Социалистическая группа, ознакомившись с письмом, которое вы ей направили, выражает вам свою благодарность. Она с живейшим удовлетворением заслушала отчет своих представителей о беседе, которую они имели с вами, и была счастлива узнать, что, добиваясь разрешения финансового и валютного кризиса, нависшего над страной, вы стремитесь приблизиться к принципам, вдохновлявшим ее собственные решения. Вот почему, отвечая на предложение, содержащееся в вашем письме, она не ограничивается ссылкой на решения последнего съезда, которыми она руководствуется в своих действиях. Она хочет подчеркнуть, что участие в кабинете не является, по ее убеждению, той формой сотрудничества, которая позволила бы ей оказать наиболее действенную поддержку правительству, которое вы собираетесь создать. В самом деле, партия неизбежно будет более требовательной в вопросах программы и методов действия правительства, в котором она примет участие, чем в отношении программы и методов действия того правительства, которому она будет оказывать парламентскую поддержку. И, может быть, ей будет легче прийти к единогласию по вопросу этой поддержки, в то время как относительно вхождения в правительство большинство высказалось против. Социалистическая группа вновь заверяет вас, что усилия, которые вы предпримете для оздоровления финансов и восстановления валюты ценой напряжения сил всей нации, получат с ее стороны в соответствии с буквой резолюций ее съездов поддержку, лояльность которой проверена опытом». Я достиг согласия с представителями социалистов относительно необходимости искать путей финансового оздоровления, прибегая лишь к внутренним средствам. И все же они вновь отказали мне в поддержке.

Таким образом, я сформировал правительство из представителей своей партии и нескольких членов близких нам группировок. Я пытался осуществить национальное единство, необходимость которого казалась мне отныне неоспоримой и во главе которого мне хотелось бы видеть партию радикалов. Но все было тщетно. Оказывается, только вожди правой обладают необходимыми качествами для осуществления национального единства! Г-н Кольра стал вице-председателем совета и хранителем печати. Г-н де Монзи мужественно возглавил снова министерство финансов. Отчет показал, что правительство находится перед лицом величайших трудностей, которые требуют немедленного разрешения.

Состав правительства был опубликован 20 июля в «Журналь оффисьель».

21 июля г-н Моро, управляющий Французского банка, направил министру финансов следующее письмо с копией на мое имя:

«Как я уже имел честь устно сообщить вам вчера вечером, положение счета казначейства в банке еще более ухудшилось за минувший день. Сегодня утром лимит сумм, которыми казначейство вправе законно распоряжаться уменьшился до 60 миллионов франков. Приходится опасаться, как бы его окончательно не исчерпали за сегодняшний день и как бы наша еженедельная сводка, которая будет составлена вечером и опубликована завтра, не обнаружила превышения законного лимита авансов государству, в связи с чем банк был бы вынужден приостановить по всей стране платежи по счету казначейства.

Дабы немедленно обеспечить казначейству необходимые средства в ожидании результатов тех мер, которые ваш предшественник хотел осуществить, последний собирался уступить банку свободный остаток валюты, сохранившийся от займа Моргана.

Я дал ему знать в своем письме от 19 июля, что генеральный совет согласился бы на эту операцию на условиях, изложенных в этом письме, и после того как правительство получит разрешение парламента.

Дабы не повредить мерам, которые надлежит принять правительству, чтобы обеспечить в дальнейшем регулярный приток средств казначейства, если только ваше министерство не располагает ресурсами, могущими быть реализованными немедленно, вроде тех, которые мог бы ему дать, например, учет части его портфеля, я считаю уступку упомянутой валюты, сегодня же одобренную обеими палатами, единственным средством избежать опубликования завтра задолженности казначейства банку и приостановки платежей, которое неизбежно последует за этим».

Нам приставили нож к горлу. Мне было известно отношение г-на Моро к левым политическим деятелям. Я выслушал его во время беседы, на которую он позднее сослался в статье в «Ревю де дё монд». Я показался ему очень смешным со своими разговорами о беспокойстве патриота, как и любой француз, верящий в возможность вести в такое время подобные разговоры с другим французом. Я был, очевидно, приговорен заранее. Но, конечно, меня заботила не судьба моего правительства. Я лишний раз убедился в том, как в трагические минуты власть денег торжествует над республиканскими принципами. В государстве, являющемся должником, демократическое правительство – раб. После меня в этом могли убедиться и другие. Будем надеяться, что этой муки избегнут впоследствии остальные! Если бы поставленная таким образом проблема оставалась бы неразрешимой, это противоречие имело бы для капитализма тяжелые последствия.

Во всяком случае, у нас не было выбора. Мы решили ускорить созыв палат и, прежде чем излагать наши финансовые проекты, потребовать голосования доверия, необходимого для всякого правительства, и одобрения проекта Моргана. Против нас была развязана кампания. Она дошла до форменного призыва к убийству. Сформированное мною правительство было в свою очередь опрокинуто. По крайней мере мне удалось заявить о своем убеждении, что страна должна «сама себя спасти». «Мы являемся принципиальными сторонниками абсолютной независимости ее действий во всех областях, – заявили мы. Амортизационная касса должна быть независимой, и мы склонны утвердить ее дотации в случае надобности путем конституционных законов… Чтобы вознаградить держателей французских рент за принесенные ими жертвы, необходимо ввести равномерный налог на все статьи актива, не используемые для государственного кредита… Чтобы осуществить эту чрезвычайно срочную меру, мы добились республиканского единства, вполне совместимого с разделениями, к которым привела избирательная система, которую невозможно долее сохранять». Пока палата обсуждала запросы, вокруг Бурбонского дворца происходила манифестация. На бирже разразилась буря. Во вторник, 20 июля, курс фунта стерлингов поднялся до 240 франков 25 сантимов. Но в пятницу, 16 июля, то есть до моего выступления, он котировался в 208 франков 75 сантимов. В среду, 21 июля, перед моим падением, курс фунта был равен 222 франкам 75 сантимам.

Кабинет Пуанкаре (июль 1926 года – июнь 1928 года)

Единая школа

Формирование кабинета было поручено г-ну Пуанкаре. Сделав мне первый визит вежливости, он при втором свидании, 23 июля, ближе к полудню, попросил моего сотрудничества. Он заявил мне о своем намерении создать не политический, а национальный кабинет, правительство франка. Он резервировал четыре портфеля для партии радикалов и радикал-социалистов, два – для партии независимых социалистов и один – для радикальной левой. Поскольку он сам должен был немедленно дать ответ, он просил меня. сообщить ему мое решение не позднее середины дня.

Одно было несомненно. Ни в случае отказа, ни в случае согласия я не мог посоветоваться со своей партией. Я должен был принять решение самостоятельно. Я не в силах выразить, что я пережил в этот момент; впрочем, каждый человек с сердцем меня поймет. Я был разбит, но я сражался. Лишенный поддержки части левых, я вынес со своими друзьями-радикалами всю тяжесть борьбы. При данном составе палаты мой отказ делал невозможным создание правительства или большинства в палате, тогда как положение ухудшалось с каждым часом. Я думал о том, что приостановка платежей банком может привести к гибели республики – в результате обесценения национальной валюты, повышения цен и снижения реальной заработной платы. Я не хочу произносить громкие фразы, говорить о жертве во имя родины. И все же я думал о своей стране больше, чем о себе. Я знал, сколько это вызовет ненависти и злобы со стороны тех, кто, может быть, оставался на берегу, пока я барахтался в потоке, но я согласился.

Надо полагать, что финансовые трудности носили отчасти искусственный и политический характер. Едва было создано правительство Пуанкаре, как непосредственная угроза исчезла как по волшебству. Правительство смогло разработать свою программу и найти время, чтобы заставить одобрить ее. Я получил удовлетворение в одном важном пункте. Финансового оздоровления решено было добиться без помощи внешних займов. В законе, принятом парламентом, налоги на потребление составляли не более трети того, что взимали с налогоплательщиков. Цена на хлеб снизилась. Приобретенное богатство впервые вынуждено было чем-то поступиться. Налог на первую передачу собственности, введения которого я требовал и добился, представлял, в сущности, семипроцентный налог на капитал, распространявшийся отныне на все передачи недвижимой собственности и прав на недвижимую собственность, торговых предприятий или клиентуры, так же как на обмен и раздел тех же имуществ. Таким образом, приобретенное богатство должно было непосредственно содействовать погашению долга и финансовому оздоровлению страны.

В сущности, я оказался в таком же положении, как Вандервельде в Бельгии или Самба и Гед во Франции.

В четверг, 20 мая 1926 года, Генеральный совет бельгийской «рабочей партии» и Национальный комитет «Синдикальной комиссии» собрались в Народном доме в Брюсселе, чтобы обсудить предложение о вхождении в состав правительства, сделанное «рабочей партии» г-ном Жаспаром. Собрание выразило согласие 63 голосами против 11 при 3 воздержавшихся, подразумевая, «что дело идет о правительстве Национального единения временного характера, созданном прежде всего с целью оздоровления финансового положения страны». («Le Peuple», 21 mai 1926.)

И все же несомненно, что политическая свобода была, как мне представлялось, вновь жестко ущемлена. Во Франции и в других странах держатели ценных бумаг, банкиры, стояли над политическими деятелями, они были подлинными хозяевами Франции, незримыми, но вездесущими. Разрешите в заключение привести еще несколько цифр. С апреля 1924 года по октябрь 1926 года, то есть за тридцать месяцев, казначейству пришлось уплатить в денежных знаках по краткосрочному или текущему долгу, помимо бюджетных платежей, 18 миллиардов 248 миллионов по внутреннему долгу и 4 миллиарда 320 миллионов по внешнему долгу, то есть всего 22,5 миллиарда. За это время казначейство получило в декабре 1924 года в виде компенсации в качестве внебюджетных ассигнований лишь одну эмиссию казначейских билетов сроком на десять лет на сумму 4 миллиарда 912 миллионов. В конечном счете за эти тридцать месяцев казначейство было вынуждено уплатить без компенсации по краткосрочному долгу и по текущему долгу сумму в 17 миллиардов 656 миллионов.

Я сохранил горячую признательность друзьям, которые меня не покинули. В газете «Пти провансаль» от 12 сентября 1926 года Жорж Понсо дружески поддержал меня против тридцати социалистов-избранников Лиона, требовавших моей отставки с поста мэра города. В «Котидьен» от 29 сентября 1926 года публицист-демократ Пьер Бертран, с его жесткой и ясной логикой, делал следующий вывод из событий: «В кризисе, через который прошла Франция и из которого она еще не вышла, важно не банкротство «Левого блока» и не разногласия в лагере радикалов или робость социалистов, – важно то, что весь мир увидел власть денег над всеми органами общественной власти». Я принял портфель министра просвещения.

Очутившись на улице Гренель, я пожелал посмотреть свое личное дело. Уже в приемной начальника отдела среднего образования в незапертом шкафу я обнаружил копии моих аттестатов. Я довольно быстро удостоверился в том, как мало что изменилось с тех пор, как Куртелин писал здесь «Господа чинуши». Во главе крупных отделов я встретил товарищей, с которыми работал в полном контакте. Одной из особенностей характера питомцев университета является их чувство собственного достоинства и независимости. Меня восхищали доклады одного из таких генеральных инспекторов. Его характеристики были точны и кратки. Самонадеянный профессор был определен следующим образом: «Образцовая ограниченность». Старого чиновника заставили назначить в младшие классы одного из парижских лицеев приятельницу влиятельного человека. Он написал о ней: «Несравненная метресса»[109]109
  Игра слов; по-французски слово maitresse имеет два смысла – учительница, любовница. – Прим. ред.


[Закрыть].

Меня иногда посещали выдающиеся люди. Однажды Жюль Камбон пришел ко мне по поводу рекомендации. Я сохранил к нему глубокую признательность и огромное уважение. Окно моего кабинета выходило в крошечный садик, где рос огромный платан, который так любил Жорес. Несколько минут Камбон предавался размышлениям: «Видите ли вы ту узенькую аллею, проходящую вдоль стены? – сказал он мне. – Я прогуливался по ней с Жюль Симоном, который пригласил меня в качестве сотрудника, когда Тьер поручил ему министерство просвещения в кабинете «умиротворения» 19 февраля[110]110
  Тьер был избран Национальным собранием главой исполнительной власти 13 февраля 1871 года. Его правительство было не правительством «умиротворения», а контрреволюционным правительством, подготовлявшим гражданскую войну против народа Парижа. – Прим. ред.


[Закрыть]. Грохотали пушки инсургентов. Я возмущался ужасами гражданской войны. «И все же, – ответил мне Жюль Симон, – только она является законной». Странное признание со стороны человека, которого повстанцы держали пленником в ратуше!»

Меня беспокоило состояние национальной обороны.

12 января 1927 года в Елисейском дворце собрался Высший совет национальной обороны под председательством г-на Думерга, президента республики, и в присутствии вице-председателя, маршала Петена. Было принято следующее решение: «Принимая во внимание пограничную линию, скопление промышленных предприятий и близость Бельгии, невозможно осуществить то, что называется непосредственным укреплением северной границы. Оборона этой границы должна заключаться в создании обороны в Бельгии или обороны в тылу…»

* * *

Я посвятил себя главным образом проблеме так называемой единой школы по причинам, не утратившим своего значения и до сих пор. Именно среднее образование, через экзамен на степень бакалавра, сам по себе довольно бессмысленный, открывает доступ не только к высшему образованию, но и в специальные высшие учебные заведения и ко всем постам в общественных учреждениях, ко всем свободным профессиям. До тех пор пока это образование остается в какой-то степени классовым образованием, весь режим, на основе которого подбирается во Франции руководящая верхушка, будут считать в свою очередь противоречащим принципам истинной демократии. Всем гражданам, каково бы ни было их происхождение, должно быть предоставлено право доступа к любым должностям, руководствуясь при этом лишь их способностями и заслугами, – этот принцип неотъемлем от истинного понимания справедливости. С ним связана идея единой школы и бесплатность среднего образования, идущего вслед за начальным. Начиная с 1925 года были приняты некоторые меры, подготовившие эту реформу.

Со времени своего создания лицеи и коллежи дают не только среднее образование. Во все времена туда принимались дети самого младшего возраста для получения начального образования, отличающегося от образования в начальных школах, причем в коллежах и лицеях учителя имели специальное звание. Таким образом, это образование принадлежало фактически и юридически одной буржуазии. Следовательно, первая задача, которую надо было решить для подготовки единой школы, – это ликвидация этой двойственности образования. Это было достигнуто в результате четырех последовательных мероприятий: 1. При нашем правительстве 1924-1925 годов ученики публичных начальных школ могли быть приняты в начальные классы лицеев и коллежей на условиях бесплатного обучения и с учетом вакантных мест. 2. Декрет от 9 января 1925 года устанавливал единый конкурс на стипендии – отныне один и тот же экзамен открывал двери как в высшую начальную школу, так и в лицей или коллеж. 3. Декрет от 12 сентября 1925 года вводил единый преподавательский состав для начальных классов средних школ и для публичных начальных школ; таким образом, отменялся специальный преподавательский состав для начальных классов. По мере открытия вакансий прежний персонал заменялся преподавателями начальной школы. 4. Наконец, была установлена единая программа преподавания.

Собственно среднее образование начиналось с шестого класса и продолжалось до класса философии или математики. Было важно сделать его легко доступным для способных учеников из публичных начальных школ. В этом отношении были приняты существенные меры: 1. Во многих небольших городах высшие начальные школы были присоединены к муниципальному коллежу, а кое-где и к лицею. Эти учебные заведения жили рядышком, без всякой взаимной связи и даже не зная друг друга. Декретом от 1 октября 1926 года был установлен единый курс обучения по тем предметам, которые были общими для учеников обоих заведений, а именно: по французскому языку, естественным наукам, истории, географии и живым языкам, – и читали их одни и те же учителя. Финансовым законом от 27 декабря 1927 года парламент вводил бесплатное образование от 6-го до 3-го класса во всех средних учебных заведениях, к которым должна была быть присоединена высшая начальная школа. Отныне не должно было быть учеников, оплачивающих и не оплачивающих одно и то же образование. Г-н Пуанкаре вполне понял все значение предложенной мной реформы. Он согласился на нее, руководствуясь той вдумчивой и убежденной демократической принципиальностью, за которую я его глубоко уважал. Г-н Шерон, славный нормандец, помог мне провести реформу через сенат, сделав вид, что не видит, куда она ведет. Так были заложены основы единой школы.

Я не сомневался, что эти первые мероприятия неизбежно получат дальнейшее развитие. В самом деле, как можно заставить платить после третьего класса тех детей, которые до того обучались бесплатно? Отсюда на основании закона от 30 декабря 1928 года бесплатное обучение было распространено на все классы «спаренных» заведений. Но как предоставить бесплатное обучение детям некоторых маленьких городов, потому что там высшая начальная школа присоединена к коллежу или лицею, в то время как во всем остальном французском государстве дети того же возраста и того же происхождения должны платить за обучение? Отсюда решающая статья финансового закона от 16 апреля 1930 года, устанавливавшая бесплатность обучения в шестом классе для всех публичных средних учебных заведений. Но на этом нельзя было остановиться – 31 марта 1931 года эту меру распространили на пятый класс. А в бюджете 1932 года она была предусмотрена и для четвертого класса.

Таковы были последствия декрета от 1 октября 1926 года, столь безобидного на первый взгляд. Все эти мероприятия были встречены простыми семьями с большим удовлетворением. В лицеях и коллежах для мальчиков количество учащихся 6-го класса возросло с 10 848 человек в 1929 году до 14 955 в 1930 году и до 20 469 человек в 1931 году; иначе говоря, увеличение достигло 4107 учеников в первый год реформы и 5514 – во второй год.

24 ноября 1927 года я выступил перед палатой депутатов, чтобы объяснить, как я понимаю свою роль в министерстве просвещения. Я заявил, что остаюсь приверженцем реформы, которую не совсем правильно, но удобно называют реформой единой школы, то есть бесплатность обучения на всех ступенях. Возражения против этой реформы очень легко опровергнуть. Несправедливо утверждать, что она благоприятствует городским детям в ущерб детям крестьян. Деревенская семья, посылающая своего ребенка в лицей или коллеж, будет также освобождена от платы за экстернат; таким образом, затраты, которые она вынуждена еще нести до сих пор, будут облегчены. Только старый режим угнетал крестьянскую семью и препятствовал получению ее детьми среднего образования. Я доказал палате, что семьи, о которых говорят, будто они оплачивают расходы на образование своих детей, на самом деле оплачивают лишь часть расходов, основную тяжесть которых несет государство: в 1927 году 58 миллионов внесли семьи и 300 миллионов – государство. Иначе говоря, ученик, которого считали полностью оплачивающим свое образование, был на самом деле на 85 процентов стипендиатом.

С другой стороны, совершенно очевидно, что сохранение платного среднего образования наряду с таким количеством случаев бесплатного обучения грозит скомпрометировать идею гуманизма, если только ее не стремятся превратить в привилегию богатых или состоятельных классов. Фактически единственным серьезным доводом является тот, который никогда не приводят. Опасаются, что бесплатное публичное среднее образование затруднит набор в частные платные заведения. Возражение против переполнения лицеев или коллежей лишено всякого основания. Сторонники системы так называемой единой школы вовсе не собираются переполнять классы. Установив число учеников, которые могут быть приняты в учебное заведение, мы требуем лишь, чтобы при выборе руководствовались не имущественным положением родителей, а способностями детей. Невероятно, чтобы столь простые мысли не получили до сих пор всеобщего признания. Я надеюсь, что после меня другие возобновят борьбу за реформу, без которой во Франции никогда не будет подлинной демократии.

Я считал также необходимым включить профессиональное образование в общую систему университетского преподавания. В этой новой области надо было продолжить замечательный почин, сделанный еще в 1886 году законом об образовании. Мне хотелось составить единый план. Сперва, после окончания начальной школы, – набор массы трудящихся под руководством органов профессиональной подготовки и совместно с педагогом, врачом и службой по набору рабочей силы. После того как будет решено, в каком направлении должно продолжаться обучение ребенка, обеспечивается его обучение в мастерской или школе с учетом возможностей, зависящих от среды и профессии. Обучение должно иметь одновременно практический уклон и давать общеобразовательную подготовку; необходимо, чтобы оно было методическим, дополнялось техническими курсами и развивало наряду с ремесленными навыками ум и нравственность. Образование должно сделать рабочего господином, а не рабом своей машины или своего станка. Государство со своей стороны поможет путем контрактов или ученических стипендий хозяевам и семьям, выполняющим свой долг в отношении национального производства. Выставки изделий труда рабочих приобщат публику к этим усилиям и позволят ей контролировать их. Дети, отобранные для прохождения этого курса, будут иметь в своем распоряжении либо практические школы торговли и промышленности, либо ремесленные школы, либо, наконец, сельскохозяйственные. Следует остерегаться навязывать всем ученикам, проходящим техническое обучение, один и тот же профиль, один и тот же отвлеченный тип формирования. Тут, как и при выборе профессии, свобода, созидательница жизни, сохраняет свою роль. Школа будет приспособлена к своей среде и, если так можно выразиться, вылеплена административным советом, который будет на нее воздействовать, как любящий и бдительный семейный совет. И сельское хозяйство, может быть самая трудная из всех наук, выиграет от применения этого метода, разумного и вместе с тем осторожного.

Таким образом, в основе лежит воспитание масс. Для такой нации, как Франция, с ограниченной рождаемостью и обилием иностранной рабочей силы, проблема формирования кадров имеет исключительно важное значение. Франция не может добиться количественного превосходства. Поэтому всеми средствами и любой ценой она должна сделаться нацией качества. Отсюда необходимость национальных профессиональных школ для всех ведущих специальностей. Затем для создания кадров руководителей понадобятся не только центральные школы, технические училища, высшие школы коммерческих наук, но и специализированные институты (оптика, мукомольное дело, керамика, фотография, кинематография, кожевенное дело, электромеханика). Инженер найдет в этих заведениях лаборатории. Таким образом, техническое образование будет связано с высшим образованием, и будет обеспечено независимое и единое развитие культуры.

Так представлял я себе в 1927 году план технического образования, над которым я работал с помощью выдающегося директора г-на Эдмона Лаббе, одного из лучших сынов Франции. Я полагал, что, организованное таким образом, оно сможет не хуже, чем классическое образование, способствовать формированию общих идей. В своем выступлении в палате мне пришлось вновь затронуть вопрос о светском обучении, вокруг которого столько было и еще будет ожесточенных споров и конфликтов. Будучи противником монополии образования, я напомнил указания людей, подобных Жюлю Ферри. С того дня, когда страна объявит обязательное обучение, иначе говоря, соберет в публичных школах детей самого различного происхождения и взглядов, она должна будет быть нейтральной во всем, что касается домашнего воспитания и личной совести. Это фанатизм – стремиться, как это иногда делали, превратить принцип светского обучения в антирелигиозный прагматизм. Но фанатизмом является и желание подчинить образование религии какой-либо одной группы, даже если эта группа самая значительная в стране. Я не был согласен с господином Деа, считавшим, что светская мораль должна быть моралью социальной борьбы. Светская мораль должна быть вне партий и над всеми партиями.

* * *

В своих инструкциях по министерству от 25 июля 1928 года я анализировал реформу, предусмотренную статьей 89 финансового закона от 27 декабря 1927 года. Прежде всего совершенно очевидно, что новый порядок бесплатного обучения не должен привести к отмене конкурса на стипендии. Бесплатное обучение касается только экстерната, и каждый ученик, желающий добиться стипендии контролируемого экстерната, полупенсии или интерната, должен предстать перед конкурсом. Я особенно настаивал на духе, которому необходимо следовать при проведении реформы.

«Следует обратить внимание, – говорилось в циркуляре, – что расходы, возлагаемые на государство законом от 27 декабря 1927 года, не должны быть превышены. Реформа должна исходить из существующих основ бюджета; нельзя допустить, чтобы она привела к увеличению числа преподавателей или количества дополнительных часов. Чтобы не нарушать существующих финансовых границ, необходимо воспрепятствовать излишнему увеличению числа учеников в публичных средних учебных заведениях, к тому же этот приток учеников не нужен и даже вреден. Дело не в том, чтобы увеличить число кандидатов на степень баккалавра, а в том, чтобы облегчить доступ к среднему образованию тем детям, способности которые позволяют им это, но которые лишены этой возможности в силу имущественного положения своих родных. Бесплатное обучение должно поднять уровень среднего образования, сделав его доступным для наиболее способных, вместо того чтобы быть привилегией людей малоодаренных, но способных его оплатить.

Чтобы определить количество учеников, которое можно принять в каждый из классов средней школы, где законом было установлено бесплатное обучение, нужно учитывать нормальное развитие, на которое может рассчитывать каждое учебное заведение в соответствии с количеством имеющихся учеников. Если взять учебные заведения, в которых закон от 27 декабря 1927 года получит немедленное применение, то общее число не должно будет превышать 15-20 человек на класс в коллежах, где в настоящее время в средних классах насчитывается менее 80 учеников, и 30-35 человек в тех коллежах, где в настоящее время количество учеников в средних классах колеблется от 100 до 200 человек.

Очень важно, кроме того, чтобы у родных не возникло иллюзий, будто вступить в публичное среднее учебное заведение можно без всяких условий, так сказать, по праву, важно также дать почувствовать самим ученикам, которые хотят воспользоваться преимуществами образования за счет государства, что они должны прежде всего заслужить это своим серьезным трудом. Это еще одно соображение в пользу ограничения контингентов…

В конце пятого и даже четвертого класса следует ввести очень строгий переходный экзамен. Поскольку среднее обучение является бесплатным, но не обязательным, ни один ученик не может претендовать на продолжение обучения лишь на основании того, что он его начал. Только труд, прилежание и успехи могут обеспечить ему это право».

Эти инструкции впоследствии дополнил министр Пьер Марро циркуляром от 15 июля 1930 года, когда парламент распространил эту меру в отношении шестых классов на все наши средние учебные заведения. Он подтвердил, что целью реформы является не увеличение числа обучающихся в средних учебных заведениях, а защита классического образования – путем компенсации его длительности бесплатностью, а также повышение уровня этого образования – путем приобщения к нему наиболее достойных детей для подготовки национальных кадров. Как удачно и метко выразился г-н Леон Берар, «нужно искать ум там, где он есть». Министр советовал разработать для набора учеников возможно более гибкую систему, которая учитывала бы то, что есть порой капризного в развитии ребенка. «Нашим лозунгом должно быть – не исключать из классов никого из тех учеников, которые сейчас в них обучаются, кроме самых отъявленных тупиц, и привлекать взамен извне всех, обнаруживающих способности».