Текст книги "Самарская область"

Автор книги: Э. Дмитриева

Соавторы: П. Кабытов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)

инфраструктура: школьное и дошкольное образование, медицинское обслуживание. Учреждения

культуры подвергались бесконечным реорганизациям. Всякая новая власть вину за разруху

сваливала на предыдущую.

Самарский горсовет формировался целый месяц путем представительства от организаций и

учреждений. Депутатов выбирали в трудовых коллективах в присутствии представителей

«советской избирательной комиссии», в которую входили члены губисполкома. Выборы без

специальных уполномоченных считались недействительными. 13 ноября 1918 г. был избран новый

состав исполкома горсовета, а 15 – его президиум во главе с председателем тов. Куйбышевым.

Зам. председателя тов. Леплевский в докладе о прошлой деятельности исполкома, где он

исполнял обязанности председателя, жаловался «что контрреволюционная учредиловская власть,

при своем бегстве из Самары, оставила не только городскую кассу пустой, но еще наложила на

совет убыток... и неоплаченные долги. В настоящее время Совет живет исключительно

субсидиями, имеется большой долг Губ. Рев. Кому... Поступления в Город, кассу слишком

незначительны и далеко не покрывают расходов... Зав. отделами, контролирующие городское

хозяйство, при всей их политической благонадежности и честности не соответствуют своему

назначению, потому что они не специалисты, у них нет необходимой теоретической и

практической подготовки». В связи с этим он также настаивал «на передаче заведования

другому лицу с более широким кругозором» народного образования, а, говоря «о строительстве и

взаимоотношениях отделов горисполкома», предложил объединить их «в один «отдел

муниципального хозяйства». Эти его здравые размышления тут же были прерваны «указанием

члена горисполкома тов. Хатаевича не забывать о политической деятельности Совета». Затем «т.

Куйбышев предложил создать новый агитационно-организационный отдел..., т. Коган его

поддержала... заведующим назначили т. Хатаевича». Последний начал действовать без

промедления, тут же заявил, что культурная деятельность в городе «не отвечает требованиям и

задачам пролетарского искусства; кинематографы продолжают ставить картины... так называемого

«желтого искусства», которому не место в пролетарской среде».

Жизнь горожан сильно осложнялась близостью фронтов гражданской войны. В Самаре

находился штаб Южной группы войск Восточного фронта во главе с командующим М. В. Фрунзе.

Здесь разрабатывались планы обороны и наступления, формировались воинские части и

готовились резервы. Местные органы власти беспрекословно подчинялись военному

командованию, которое часто совсем не считалось с интересами населения. На том же заседании

горисполкома 15 ноября 1918 г. «начальник милиции т. Рыбин отмечал, что начальник гарнизона

запретил торговлю на улицах папиросами и разной мелочью, хотя они заплатили городу за это

право по 1 января 1919 г.» Он же заявил «о продолжающемся расхищении солдатами имущества

бежавшей буржуазии». Исполкомовцы постановили лишь «назначить совещание... для

урегулирования взаимоотношений». Куда более решительны они были, требуя «увеличения

кадров агентов ЧК с целью выявления провокаторов, сеющих слухи на базарах». После того, как

«т. Коган сделал внеочередное заявление о провокационных слухах, ходящих по городу о взятии

Саратова», было решено: «Органам печати, кроме официальных сведений по вопросам военных

действий, никаких других – не давать». Постановления о различного рода реквизициях постоянно

утверждались единогласно членами горисполкома. После национализации недвижимости

«бежавшей с чехами буржуазии» стали «реквизировать лошадей, принадлежащих частным лицам»

и передавать их «Особой комиссии губвоенкома, занимавшейся мобилизацией лошадей».

Формируя судебные органы, депутаты выбрали 25 народных заседателей и 7 человек в

местную Судную комиссию, всех из числа членов горсовета. Лишь «Коллегию правозаступников»

утвердили из профессиональных адвокатов в количестве 11 человек. Впрочем, правовые

взаимоотношения все чаще рассматривались внесудебными органами, которые вершили суд и

расправу по классовому принципу и в связи с революционной целесообразностью.

Формируя органы власти и управления в городе и губернии, самарские коммунисты всеми

силами стремились замещать посты в них членами своей партии или им сочувствующими. Однако,

революционные энтузиасты часто оказывались беспомощными в деле организации хозяйственной

жизни. В области культурно-просветительской работы вообще торжествовали доведенные до

абсурда лозунги: все, что было связано с прошлым – «долой»; но зато – «Да здравствует

социализм и все богатства трудовому народу!» Совнархозовские служащие, составившие такие

лозунги к годовщине Октябрьской революции, вынуждены были под давлением президиума

собрания и знамя приобрести за свой счет. Они опасались, что их заподозрят в нелояльности к

советской власти и уволят.

Вопросы организации городского хозяйства, включавшиеся в повестку заседавшего два раза

в неделю горисполкома, решались формально или постоянно откладывались из-за

некомпетентности совслужащих и неэффективности предлагавшихся мероприятий. Наряду с

национализацией предприятий, власти использовали другой источник пополнения городской казны

– ежемесячно повышали цены за пользованием транспортом (трамваем), жильем и другими

коммунальными услугами.

Управленческо-распределительные функции на местах не только в деревне, но и в городе

передавались квартальным комитетам бедноты. В соответствии с инструкцией городские комбеды

выбирались «всеми трудящимися, достигшими 18 лет, на общем собрании открытой

баллотировкой... Всякое уклонение трудящихся от участия в выборах – преступление против

Советской власти, так как означает поддержку врагов пролетариата. Права участия в выборах

лишаются следующие лица:

а) замешанные в белогвардейском мятеже;

б) принадлежащие к партиям, враждебным пролетариату (к.-д., н.-с, меньшевики, с.-д.,

правые эсеры);

в) владельцы торговых и промышленных предприятий;

г) домовладельцы и квартиронаниматели, живущие сдачей в наем помещений, заведомые

спекулянты;

д) лица духовного сословия;

е) все чиновники бывшего царского правительства, полицейские и жандармы, находящиеся

за штатом и вообще лица, живущие на нетрудовой доход.

Каждый состав комитета существует не более 3-х месяцев, по истечении какового срока

производятся его перевыборы... Являясь «органом трудовой диктатуры», квартальные комбеды

выполняли следующие функции: «а) административные, б) жилищные, в) по распределению

продовольствия, г) санитарные, д) культурно-просветительные... Комитеты бедноты должны

следить за всякого рода агитацией против Советской власти и... давать об этом сведения

милиции... В области продовольствия... выполнять роль распределительного аппарата... Комитеты

бедноты дают сведения финансовому отделу исполкома об имущественном положении населения

квартала на предмет обложения имущих слоев всякого рода налогами...

Для координации действий отдельных комитетов создаются районные комитеты бедноты в

количестве 20 соответственно продовольственным районам. Райкомитеты избираются общим

собранием бедноты района из 9 человек, которые из своей среды избирают президиум 3 человека

в составе председателя, секретаря и казначея».

Подобного рода инструкции давали широкие возможности для доносительства, сведения

личных счетов и других не лучших качеств человеческой натуры. Нельзя сказать, что коммунисты

не были озабочены состоянием нравственности в обществе, но заботы их были уж очень

избирательны, заидео-логизированы и классово ограничены.

При обсуждении вопроса «О пересмотре постановления о мерах борьбы с проституцией»

страсти накалились до предела. На заседании горисполкома 22 ноября 1918 г. из восьми вопросов

были без обсуждения приняты постановления по пяти, два перенесли на следующее заседание, а

все остальное время посвятили дебатам о том, как обходиться с проститутками при советской

власти. Здесь определились своеобразные радикалы и либералы. Еще раньше, с подачи

начальника милиции Рыбина, было принято постановление о создании концентрационных лагерей

для проституток. В. Куйбышев, считая их более социально близкими, чем, например, священник

или лавочник, заявил, что такая мера не решает вопроса. Рыбин возразил ему, отметив: «там

проституток будут не наказывать, а заставлять работать». Врачи Левинтов и Лебенгарц заметили,

что «борьба с проституцией – это борьба с венерическими заболеваниями: из 15 человек – 1

венерик, для лечения являются целыми семьями, заявляя, что заражение произошло от знакомой,

меньше ссылаются на проституток... Нужно устройство бесплатных амбулаторий и бесплатного

лечения. Наказывать надо не проститутку, а того, кто ею пользуется. Лечение сделать

обязательным... Огромен рост венерических заболеваний в армии». Они предложили вести

«санитарно-просветительную работу среди членов профсоюза, красноармейцев; уничтожить

официальную регистрацию проституток, так как тайные опаснее». Основные же надежды врачи

возлагали на «будущее социалистическое общество, где будет конец проституции».

Начальник милиции, который должен был охранять настоящее, а не будущее общество,

настаивал на том, что «проституция ведет за собой преступность» и предлагал создать все же для

этой категории работные дома. С ним солидаризовался «тов. Теплов, выступивший за

организацию работных домов, где проститутки получат как моральную, так и материальную

помощь». Единственная из членов горисполкома женщина «тов. Коган указала на

несостоятельность концентрационных лагерей. Предлагают, говорит, концентрировать женщин, но

никто ни слова не сказал о концентрации мужчин, которые пользуются проститутками». Ее

поддержал «тов. Куйбышев, заявивший: спрос родит предложение. С уничтожением проституток

не уничтожится проституция, работный дом... будет благодатной почвой для увеличения нового

числа проституток». По окончании прений была принята следующая резолюция: «Самарский

горисполком... отменяет постановление о заключении проституток в концентрационные лагеря,

считая этот способ... не разрешающим самого явления, вызванного капиталистическим строем».

Как и по другим вопросам, образовали ничего не решающую комиссию из «представителей отдела

здравоохранения, секции обеспечения и Совета профсоюзов для разработки мер борьбы с

проституцией».

Война, революция, бесконечно сменяющие друг друга разнородные политические силы во

властных структурах не только породили хозяйственную разруху, но и способствовали углублению

всех социальных болезней в обществе. Чем дальше, тем больше увеличивалось количество

социально беззащитных слоев населения: стариков, детей, инвалидов, безработных, наконец. В

Самарской губернии, где было много беженцев и эвакуированных, а военнополитические разборки

начались практически сразу после Октябрьского переворота большевиков, уже с конца 1918 г. со

всей остротой встал вопрос детской беспризорности.

Губернские и городские отделы просвещения, труда, соцобеспечения, соцстрахования,

Совнархоз, обсудив циркуляры Центра о распределении детей по детским домам, для принятия

решения сначала ознакомились с состоянием дел в Самаре по этому вопросу. Положение, по

выражению докладчика, было «мрачным». На 1 декабря 1918 г. детских домов (приютов) было: «с

великорусским населением – 9, польских – 3, беженских смешанных – 4, литовских – 1, латышских

– 1; с общим населением до 1200 человек. Помещения детских домов старые, давно не

ремонтированные, частью носящие следы разрушения и запущения. Национальные детдома

малы, грязны, сыры и плохо вентилируемы. Можно наблюдать 2–3 дома, где кровати составляются

на день в 3-4 этажа, чтобы дать возможность детям двигаться. Обстановка в большинстве д. домов

казарменная, в лучшем случае – больничного характера, с абсолютным отсутствием уюта,

произведений искусства, науки и даже мебели, кое-где не хватает кроватей, дети спят по двое,

иногда на полу и столах. Не хватает матрацев, подушек, белья. Простыни часто промоченные,

зловонные, скомканные, грязные. Ни один детдом не говорит о том, что обитатель его есть нежное

детское существо, которому нужны ласка, свет, уют, наука и познания. Лучше выглядят д. дома, где

дети трудятся: убирают, учатся, шьют, вяжут, там видишь озабоченно деловитые детские личики...

Санитарно-гигиеническая сторона стоит на низком уровне... Национальные детдома вообще

имеют очень запущенный вид, хотя обеспеченность их воспитателями и даже учителями

поставлена в лучшие условия. Духовная сторона жизни детей, столь важная для нас, производит

еще более безотрадный вид. Дети, предоставленные сами себе, посещают «народные» школы

[отмечаю, в кавычках, так как Учредилка вывела детей в особо созданные для «приютов» школы];

старшие, которые уже успели забыть грамоту, посещают вечерние курсы, днем обучаются в

пошивочной мастерской детских домов, мастерской модного платья, плетут туфли, вяжут чулки.

Мальчики обучаются столярному и шапочному мастерству, переплетному, плетению туфель, часто

шьют. Остающееся время они слоняются без всякого дела. Нет книг для чтения, бесед, дети не

посещают регулярно библиотек, театров, биоскопов, не имеют игр под руководством.

В силу этого физиономии ребят в большинстве серые, безрадостные и маломыслящие, с

воровато-хулиганской наклонностью: впечатление это усиливается тем, что в детдома нормальных

размещены и дети дефективные, как нравственно, так и физически, а также дети улицы, для

которых необходим усиленный присмотр друга-воспитателя, а не казенного заведующего. Дети-

школьники регулярных занятий не имеют и большую часть дня проводят сами с собой».

В докладе, чтобы не допустить «развала детдомов», были предложены конкретные меры по

их реорганизации: 1) поставить соответствующих зав. детдомами; 2) пригласить воспитателей по 1

на 25 человек; 3) перевести детей из разрушающихся домов в жилые; 4) дать обстановку в дома; 5)

выделить произведения искусства и науки; 6) ...регулярно посещать театр, биоскоп, библиотеки; 7)

создать детский клуб; 8) устраивать с подростками 14–17 лет собеседования на политические темы

и на темы об искусстве; 9) побудить городской Продовольственный Комитет озаботиться доставкой

продуктов для питания детей».

Представительное совещание губернских и городских властей лишь предписало

распределить детей по возрасту и поручило губсобесу «создать в недалеком будущем

показательный дом смешанного характера по возрасту и по полу». Все остальные мерзости

сиротского воспитания оставались без изменений.

Власть, как всегда, в первую очередь заботилась о собственном благополучии. На первом же

заседании новый председатель горисполкома «тов. Куйбышев заявляет о необходимости перехода

Президиума исполкома и канцелярии в более подходящее помещение и жилищному отделу

поручено подыскать его», что и было выполнено без промедления. При необходимости

размещения военных ведомств не останавливались даже перед выселением людей из

занимаемых ими жилых помещений на улицу в зимнее время.

В то же время для детских домов не находилось приличных помещений. Не решен был и

вопрос с воспитателями, так как потенциальные претенденты не могли удовлетворить

совпартработников по идейным соображениям. Обладая педагогическими знаниями и навыками,

учителя и воспитатели должны были еще и доказать свою приверженность коммунистическим

идеям. Для этого совещание по детдомам «поручило тов. Тронину и тов. Шапиро разработать

анкету в связи с требованиями, какие должны предъявляться к воспитателям». Главным пунктом

было «знакомство и претворение в жизнь школьной реформы». В соответствии с ней все старые

кадры воспитателей дореволюционных приютов, дававших детям общее и профессиональное

образование, христианское нравственное воспитание, не подходили для новой власти. Интересы

подрастающего поколения при этом не учитывались.

С начала 1919 г. усложнилось положение на фронтах гражданской войны. 18 ноября 1918 г.

адмирал А. В. Колчак произвел переворот, отстранив от власти Уфимскую директорию, преемницу

Самарского КОМУЧа, и установил в Сибири и на Урале военную диктатуру. В ходе его весеннего

наступления 1919 г. Оренбургская и большая часть Самарской губерний являлись фронтовыми

территориями. Колчаковские войска нанесли поражение Красной армии, а Восточный фронт снова

стал решающим для судьбы Советской республики. На пленуме ЦК РКП(б) 13 апреля 1919 г. были

приняты срочные меры по укреплению Восточного фронта. Призыв «Все на борьбу с Колчаком»

сопровождался мобилизацией рабочих и крестьян 1886–1890 гг. рождения. Все партийные

организации обязывали мобилизовать 20%, а в прифронтовых районах – 50% своего состава на

фронт против Колчака. Восточный фронт был разделен на две группы: Северную (II и III армии) и

Южную (I, IV, V Туркестанская армии). Командование всей Южной группой войск, действовавшей

на территории Самарской губернии, было возложено на М. В. Фрунзе, членами Реввоенсовета к

которому назначили В. В. Куйбышева и Ф. Ф. Новицкого. Опасаясь массового протеста населения

против реквизиторских действий советской власти и выполняя решения VIII съезда РКП(б) «О

союзе с середняком», губернские совпартструктуры приостановили взимание чрезвычайного

налога и мобилизацию лошадей. Это позволило привлечь в Красную армию крестьян, которые

вынуждены были выбирать из двух зол – между белыми и красными. Колчаковцам они не доверяли

по социальным причинам, а к советской власти еще надеялись приспособиться.

В Самарской губернии была проведена 50-процентная мобилизация в Красную армию

коммунистов, комсомольцев, всех рабочих и служащих, членов профсоюза от 18 до 40 лет. С

января по апрель 1919 г. было мобилизовано таким образом 44300 рабочих и крестьян. Кроме

того, население губернии привлекалось на строительство оборонительных сооружений,

обязывалось снабжать Красную армию продовольствием, одеждой, фуражом. В апреле

наступление Колчака было приостановлено, а в мае он был оттеснен за пределы Самарской

губернии. Но мирная передышка была непродолжительна. В июле уральские белоказаки вторглись

в южные районы Самарской губернии, захватив г. Пугачев. Против них были направлены войска

Южной группы Восточного фронта, в том числе 25-я дивизия В. И. Чапаева. В упорных боях

белоказаки также были вытеснены из губернии.

Перманентные бои на территории Самарского края постепенно истощали его материальные

и людские ресурсы. Губернские власти с воодушевлением прибегали к чрезвычайным мерам по

изъятию хлеба у крестьян, проявляя при этом верноподданническое усердие и ненужную

инициативу. 21 февраля 1919 г. председатель Самарского губисполкома А. П. Галактионов в

беседе с В. И. Лениным доложил «интереснейшие диаграммы и данные о продовольствии»,

имеющемся в Самарской губернии. После этого председатель Совнаркома направил А. П.

Галактионова к председателю Московского совета с запиской, в которой радостно сообщал:

«Хлеба много. Факт. Надо подбодрить». Воодушевленный хозяин губернии так «подбодрился»,

что, приехав из Москвы, развил особенно бурную активность по организации заготовок зерна. Он

был назначен особоуполномоченным ВЦИК по реализации урожая в Самарской губернии и на этом

посту приложил немало усилий по удовлетворению нужды в хлебе Красной армии, Москвы,

Петрограда и других промышленных центров.

Хлеб и другие продукты питания целенаправленно и методично выкачивались из Самарской

губернии после того, как А. П. Галактионов «сдал» ее на разграбление местным комбедовцам и

столичным продотрядовцам. Самарская губерния к весне 1919 г. дала пятую часть

продовольствия, которое заготовила вся Советская республика от урожая 1918 г. Для

своевременной уборки урожая 1919 г. и последующей вывозки хлеба из губернии была проведена

трудовая мобилизация городского и сельского населения. Под руководством коммунистов

создавались специальные хлебоуборочные отряды, которые занимались уборкой, обмолотом

хлеба и отправкой его на ссыпные пункты. В октябре 1919 г. губком РКП(б) «разъяснял крестьянам,

что утайка хлеба является величайшим преступлением перед голодающими братьями –

красноармейцами и рабочими».

Снабжая страну продовольствием, население Самарской губернии подвергалось

непрестанным поборам, которые довели крестьянство края до вооруженных восстаний против

советской власти. Городские жители переживали не меньшие трудности. С начала 1919 г. в

Самаре разразился топливно-энергетический кризис, с каждым днем обострялся жилищный

вопрос. 21 февраля председатель губсовнархоза Г. С. Соколов заявил на заседании горсовета:

«Отпущенного Самаре жидкого топлива (нефти) хватит лишь для отопления четырех бань в городе

и для размола на мельницах 400 пудов зерна, что обеспечит население хлебом на полтора

месяца. Для всей остальной промышленности Самары не остается ничего. Дров для города

требуется свыше 600 тыс. куб. сажен, но... их можно дать только около 230 тыс. кубов... Г. М.

Леплевский сообщил о намеченных мерах... прекращение трамвайного движения, сокращение

работы бань до четырех дней в неделю, ограничение времени освещения до 3-4 часов в сутки и т.

п. Намеченные меры горсовет утвердил». На следующий день Самарский совнархоз получил

телеграмму центра за подписью председателя ВСНХ Рыкова, в которой требовалось «прекратить

отопление зданий нефтью, не останавливаясь перед необходимостью закрыть до теплых дней

школы... все кинематографы» и любые другие предприятия, чтобы не допустить остановки

железных дорог.

Между тем, эпидемия тифа приобрела в Самаре угрожающие размеры. Связано это было

прежде всего с большой концентрацией здесь воинских соединений. Город также находился на

перекрестке транзитных путей. Власти пытались наладить карантинные мероприятия, но особого

успеха они не принесли. Причины, приведшие к возникновению и развитию эпидемии, не могли

быть ликвидированы при помощи бань с вошебойками. Они крылись в беспределе гражданской

войны.

Начальник городской милиции неоднократно делал заявления «о происходящих

столкновениях милиционеров с лицами, производящими обыски и различные реквизиции, на почве

отказа последних предъявлять документы и мандаты». Характерно, что горисполком

ограничивался такого рода постановлениями: «поручить т. Рыбину составить текст постановления,

обязывающего лиц, производящих обыски и реквизиции, предъявлять агентам городской милиции

мандаты и документы». Сам факт бесконечных грабежей и насилия не только не возмущал власть,

а, можно сказать, узаконивался такими постановлениями. Для осуществления реквизиций

достаточно было предъявить об этом документ.

Летом 1919 г. «в связи с размещением в Самаре воинских частей и прибытия беженцев из

Царицына жилищный вопрос получает новую остроту... Жилищно-земельный подотдел

реорганизуется, при нем создается специальное отделение по учету движимого и недвижимого

имущества, по вселению и выселению». Жилотдел г. Самары реквизировал все окрестные дачи,

взял их на учет и, учитывая летний сезон, «выработал нормы арендной платы дачных

помещений... определив кубатуру по внешним ребрам жилого помещения». Это было предпринято

с целью изыскания средств для ремонта муниципализированных «советских» домов. Однако,

решить эту проблему не смогли из-за «полного отсутствия кровельного железа и других

материалов и недостатка рабочих рук». Это неудивительно. Национализация предприятий в

Самарской губернии проводилась уже вторично, что сугубо отрицательно влияло на все отрасли

производства. Обязательная «трудовая повинность», продолжившая «красногвардейскую атаку на

капитал», не смогла обеспечить производство необходимых товаров.

Нелишне напомнить, что все без исключения мероприятия советской власти носили

классовый характер, что исключало использование опыта предпринимателей в организации

хозяйственной деятельности. «Без разрешения губсовнархоза нельзя было открывать никаких

промышленных предприятий, ничего не строить». Постановлениями о социальном страховании

постоянно повышались суммы обязательных взносов. «В случае несвоевременного исполнения...

виновные подвергнутся заключению в тюрьму...».

Из других методов решения хозяйственных проблем II Всероссийский съезд совнархозов

рекомендовал «приступить к натурализации заработной платы». Впрочем, натурализовывать ее на

самарских предприятиях было нечем, так как большинство их не работало из-за отсутствия сырья,

оборудования, топлива. Губсовнархоз занимался, главным образом, вопросами утилизации

отходов, среди которых опять же превалировали не производственные, а бытовые. Методы

стимулирования горожан по сдаче «отбросов частного потребления» соответствовали духу

переживаемого времени. Утилизационный отдел Самарского губсовнархоза предлагал следующее:

«...население можно заставить собирать эти предметы и сдавать их на наши приемочные пункты

только путем установления привилегии за сдатчиками их при получении тех или иных продуктов.

Так, например, установить, что при получении мяса граждане, предъявляющие именную квитанцию

на сдачу определенного количества костей (5 или 10 фунтов) пропускаются вне очереди; при

получении ниток -сдатчики катушек и т. д.».

В таких условиях не могло быть и речи об эквивалентном обмене с деревней. Требования

VIII съезда РКП(б) об укреплении союза рабочих и крестьян и привлечении на сторону советской

власти середняков были невыполнимы. Люди сами, как могли, добывали себе средства на жизнь.

Уполномоченный ВЦИК по реализации урожая А. П. Галактионов, составляя в конце 1919 г. отчет о

выполнении продразверстки, отмечал: «... в начале августа в Самарскую губернию прибыло

колоссальное количество мешочников-двухпудовиков... Двухпудовики спешили где и как только

могли закупить продовольственных продуктов по повышенным ценам и при помощи

индивидуального товарообмена. Все закупленное они всяческими мерами и способами старались

перекинуть в центр. Вред, принесенный мешочничеством, заключается в развращенном влиянии

на крестьян спекулятивных цен и индивидуального товарообмена». Местные власти поступили с

этими бедолагами-мешочниками по-пролетарски: «была организована выдача хлеба, приехавшим

в отпуск рабочим в Самаре и Мелекессе для того, чтобы не допустить самостоятельной закупки в

глубине губернии. Организовывались партии рабочих с правом вывоза хлеба из пределов

Уральской области».

Все остальные, приехавшие за хлебом, как классово чуждые, были оттеснены от

индивидуального общения и товарообмена с крестьянами. А. П. Галактионов докладывал, «что

несмотря на принятые меры, ссыпка хлеба не увеличивается... Крестьяне жалуются на отсутствие

в деревнях самых необходимых предметов крестьянского обихода... Крестьянин скептически

относится к государственному товарообмену, так как в прошлом году он выполнен был не в полном

размере и крестьянин считает себя кредитором еще за прошлое». Необходимо добавить, что

крестьянство не только не хотело, но и не могло выполнить завышенную для Самарской губернии

разверстку в 46 млн. пудов. Урожай 1919 г. был средний, условия – и погодные, и социальные –

никак ему не способствовали. Местные власти оценивали возможности проведения хлебной

разверстки в пределах 28 млн. пудов, но в центре никому до этого не было дела. Крестьянские

протесты подавлялись воинской силой, хлеб выгребли под метелку, что обусловило в

последующем, вкупе с другими причинами, неурожай и страшный голод в губернии.

Вообще движение продовольствия было поставлено под тотальный контроль со стороны

властей и строго подчинено удовлетворению первоочередных потребностей истинных защитников

советской власти. В марте 1919 г. в Самарской почтовой конторе был открыт прием для пересылки

во все места посылок с вложением некоторых нормированных продуктов. Правила существенно

ограничивали права их отправителей и получателей. «Каждый податель может отправить не более

одной посылки в день и на один адрес не более двух посылок в месяц Каждый адресат может

получить в месяц не более двух посылок... Купоны адресов будут оставляться в почтовых

учреждениях... о каждой выдаче нормированных посылок будут учиняться соответствующие

пометки в продовольственных карточках адресатов Запрещается отправлять в каком бы то ни

было количестве: муку, зерно, крупу, сахар и изделия из него, масло и свежее мясо». Страна

постепенно превращалась в большую лагерную зону с полным забвением общечеловеческих

ценностей и свобод.

Ограничительные мероприятия по отношению к населению были доведены до апогея во

второй половине 1919 г. В июле горисполком принял решение «исключить частных абонентов из

электрической сети» На этом же заседании «горисполком выбрал комиссию из трех лиц для

закрытия частных молочных и столовых и открытия таковых общественных» В свою очередь

«представитель милиционеров т. Рыбин указал на ненормальное положение самарской милиции.

Жалованье не платится аккуратно, обещанный красноармейский паек не выдается . Это создает

условия,

толкающие

несознательных

милиционеров

на

взяточничество

и

другие

злоупотребления».

С лета 1919 г. в Самарской губернии возобладали методы диктата не только в политической,

но и в хозяйственной деятельности Это привело к стагнации и окончательному разрушению

экономических связей. Губернские и городские власти явно не справлялись с организацией

экономики, социальной инфраструктуры.

21 октября 1919 г. на территории Самарской губернии совместным постановлением № 70

Реввоенсовета Туркфронта и Самарского губисполкома объявлялось военное положение. В

соответствии с этим был опубликован «Приказ Губисполкома по отделу управления,

предписывавший «Председателю Губ. ЧК и начальнику Самарской городской милиции принять

самые решительные меры... для более успешной борьбы с хищениями и грабежами со складов

Губпродкома и Потребительского общества... Грабители, воры и злоумышленники должны в целях

непосредственной расправы беспощадно расстреливаться на месте преступления»

Во исполнение этого постановления в ноябре–декабре 1919 г. были проведены срочные

мобилизационные мероприятия 3 ноября 1919 г. Приказом № 280 Самарского уездного военного

комиссара объявлялось «о взятии немедленно на особый военный учет всех военных и местных

инженеров, инженеров-электриков, проживающих в Самаре и Самарском уезде и прибывающих

для постоянного или временного местожительства За уклонение от учета лица будут подвергнуты

суду Военного трибунала по всем строгостям закона военного времени».

Особенно интенсивно продолжалось выкачивание хлеба и других продуктов питания из