Текст книги "Самарская область"

Автор книги: Э. Дмитриева

Соавторы: П. Кабытов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

пойдут». Некоторые отмечали раскол в крестьянской среде: беднота – за советы, состоятельные за

КОМУЧ. Однако это не мешало сельским обществам принимать общее решение против призыва

молодежи в армию. В одном из наказов говорилось, что крестьяне будут платить налоги лишь в

том случае, если они не пойдут на ведение войны. Более того, антисоветские речи лидеров

КОМУЧа, выступавших на съезде, вызывали «явное неудовольствие аудитории».

После объявления мобилизации в Народную армию КОМУЧ разослал по губернии своих

агитаторов, которые должны были помочь в восстановлении земств и проведении призывной

кампании. На сельских сходах крестьяне часто заявляли им, что воевать против Красной армии не

пойдут, так как советы насильно их не мобилизовывали. На районном крестьянском съезде

Бугурусланского уезда, состоявшемся также 8 июля, раздавались даже крики, что «члены КОМУЧа

продались буржуям». Воззвания и приказы новой власти они изорвали на глазах у агитатора в

ответ на его призыв отправить на сборный пункт подлежащих мобилизации.

Уполномоченные и агитаторы КОМУЧа в своих докладах с мест отмечали: «Мужики нередко

голосуют в пользу большевиков... не дают призываемых... Деревня стала неузнаваемой, сейчас в

рабочую пору народ митингует. Появились приговоры: гражданской войны не хотим, солдат для

борьбы с большевиками не дадим». В некоторых «деревнях старосты боятся даже составлять

списки призывников» и не зря: в одном из сел Бузулукского уезда был убит вербовщик С. Цодиков,

причем убийцу так и не нашли. В такой ситуации комучевские уполномоченные стали силой

реализовывать приказы власти. В деревню посылались «особые воинские отряды» и казаки,

которые арестовывали и часто расстреливали бывших членов совета, крестьян пороли, если те

отказывались выполнять распоряжения о мобилизации. Для острастки крестьян пробовали

применять даже пушки. Однако, подобные методы вызывали еще более резкое сопротивление

крестьян теперь уже не только мобилизации запасных, но и всей системе комучевской власти. На

сельских сходах принимались решения: «Восстать и вооружиться чем попало». Далее: «не

вывозить хлеб, муку, сено и другие продукты в Самару». Были призывы «охранять село от

чехословаков и другого наемного войска». Сломить сопротивление крестьян силой самарскому

правительству не удалось, так как его возможности по созданию карательных отрядов и посылки

их в деревню были ограничены. К тому же это был не лучший способ взаимоотношений между

властью и народом. Демократы и сами возмущались «эксцессами», возникавшими в ходе

проведения карательных операций. После этого военные перестали с ними считаться.

Несколько лучше мобилизационные мероприятия осуществлялись в городах, где была

организована широкая сеть административных учреждений, выполнявших эту работу. Губернские и

уездные уполномоченные, воинские начальники и коменданты гарнизонов, штабы охраны

(контрразведка), милиция, квартальные советы – все эти структуры были обязаны обеспечить

доставку на сборные пункты лиц, подлежащих призыву. Однако, большинство поставленных под

ружье молодых горожан были из семей рабочих, ремесленников, мещан, также не желавших

участвовать в братоубийственной гражданской войне. Все это приводило к массовому

дезертирству из Народной армии молодых солдат рабоче-крестьянского происхождения.

В августе 1918 г. КОМУЧ отменил бронь «работающих на оборону» и объявил призыв в

Народную армию всех генералов, офицеров, прапорщиков и унтер-офицеров не достигших 35-

летнего возраста. Сама по себе необходимость мобилизации офицеров запаса говорила о

непопулярности власти учредиловцев в этой среде. Большая часть монархически настроенного

офицерства презирала социалистический состав комучевского правительства. Они предпочитали

воевать за белую идею в Добровольческой армии. Наиболее боеспособными в Народной армии

были лишь чехословацкие части, отряды казаков атамана Дутова и I добровольческая (Самарская)

дружина полковника В. О. Кап-пеля. Большая же часть населения Самарской губернии не желала

защищать власть Комитета членов Учредительного собрания. Те из мобилизованных в Народную

армию рабочих и крестьян, которые не дезертировали, тем не менее не желали и не умели

воевать. Дисциплина из-за «демократических» порядков в армии была слабая. Согласно уставу

Народной армии офицер был начальником лишь в боевой обстановке, не имел права налагать

дисциплинарных взысканий; первоначально отсутствовали знаки различия между старшими и

младшими. Только в сентябре 1918 г. по требованию офицеров были введены погоны, организация

службы приблизилась к порядкам царской армии, командующим боевых групп предоставлялось

право учреждения военно-полевых судов. Но все указанные мероприятия лишь еще больше

сузили социальную базу комучевской власти и ее вооруженных сил.

Укрепление воинской дисциплины и стремление использовать приказные методы в

управлении гражданскими делами прослеживались с самого начала деятельности КОМУЧа. Они

особенно усилились в связи с сопротивлением рабочих и крестьян репрессивным мероприятиям

власти. Запретив «всякие добровольные расстрелы», КОМУЧ тем не менее наделил широкими

полномочиями штаб охраны, в задачи которого входила «охрана новой власти от всяких активных

против нее выступлений, в какой бы форме они ни проявлялись».

Все ущемленные при советской власти поспешили воспользоваться благоприятной

ситуацией для сведения счетов с экспроприаторами. Социалистическое правительство КОМУЧа не

смогло урегулировать непримиримые социальные противоречия, хотя и пыталось ходатайствовать

об освобождении из тюрьмы некоторых бывших соратников по революционному фронту. В то же

время рядовые красноармейцы, защищавшие город и брошенные на произвол судьбы бежавшими

руководителями, были схвачены на улицах Самары с оружием в руках и многие из них

расстреляны или растерзаны толпой.

Арестованных подвергали селекции не только по партийному, социальному, но и по

национальному признаку. Очевидцы так описывали разборки во время вступления чехов в Самару

8 июня 1918 г.: «Партию за партией вели чехи пленных (с Волги) по ул. Л. Толстого к Самарке

через вокзал... пленных мадьяр и латышей отделяли от русских. Я спросил чеха, для чего это

делают, он самодовольно ответил: – Русских мы не расстреливаем, ибо они обмануты

большевиками, а латышей, мадьяр и комиссаров не щадим».

Ожесточение, свойственное любой гражданской войне, способствовало осуществлению

репрессивной политики со стороны комучевской власти. Некоторые структуры это правительство и

вовсе не контролировало. «Арестами руководили... «штаб охраны» (во главе которого стоял...

Хрунин)» и «контрразведка»... Во главе последней стоял чешский капитан Глинка... Его

помощниками были: Журавский (чех), Босяцкий (русский) и Данилов (бывший полицейский пристав

3-го участка г. Самары). В качестве агентов «работали» чехи, японцы, татары и несколько

русских... Кроме «штаба охраны» и «контрразведки» налеты на квартиры и обыски самостоятельно

производили еще казаки...».

Такие методы управления губернией не способствовали, конечно, уважению населения к

власти. «Тюрьма, рассчитанная на 800 человек, вмещала в себя после чехословацкого переворота

до 2300 человек. Сидели по 3–4 в одиночках... Пища в тюрьме вначале была очень плохая. Хлеба

давали мало, и голодные заключенные из окон кричали на улицу, чтобы им приносили съестного».

Тюремщики из «штаба охраны» и «контрразведки» брали также взятки. Существовала «своего

рода такса. За освобождение комиссара (под эту рубрику подходили и те, кто были простыми

служащими в советских учреждениях) брали 1500–2000 руб., за освобождение простых смертных –

1000 руб...». В таких условиях «бессильна была следственная комиссия при Комитете,

составленная из бывших юристов, бессильны были общественные организации, хлопотавшие за

арестованных».

На периферии, в удалении от комучевского правительства, царил полный произвол; аресты

производились всеми, кто хотел: контрразведкой, начальниками милиции, комендантами,

казаками. Военно-полевые суды активно вмешивались в судопроизводство над гражданскими

лицами, производили самовольные расправы. Сопротивлявшихся мобилизации крестьян загоняли

в Народную армию всеми способами. «В Бузулукском уезде, например, казаки окружили деревни,

которые не желали выдать рекрутов, родителей пороли, а рекрутов часто расстреливали».

Например, 19 августа 1918 г. на сахарный завод при с. Богатом «прибыл отряд солдат народной

армии под начальством штабс-капитана Белыкина... 19 вечером и в особенности 20 утром...

арестованных клали вниз лицом на специально разостланный для этой цели брезент и

«вкладывали» 20–25 ударов нагайкой... Били молодых парней (как видно новобранцев), били

пожилых рабочих и крестьян, года которых еще не призваны, и били женщин, которые... не могли

бы иметь какого бы то ни было отношения к призыву новобранцев».

Такие методы решения социально-политических проблем привели не просто к

непопулярности комучевского правительства. Они дискредитировали идеи демократии,

пропагандировавшиеся эсерами. Вместе с ними в ходе комучевского эксперимента, основным

полигоном которого был Самарский край, потерпело окончательный крах земское самоуправление.

Напротив, советы, оказавшиеся гонимыми, стали привлекательнее для масс. В связи с этим «в

руководстве КОМУЧа зрела мысль о приходе деловых людей, хотя бы они были склонны к

реакции. На фоне дезорганизации и раздачи общественных постов людям партийным независимо

от их способностей, и недовольства духом нового государственного аппарата со стороны народа,

сама мысль о приходе к власти «людей порядка» не казалась никому невозможной». Один из

лидеров КОМУЧа Е. Е. Лазарев с горечью признавал: «После левой крайности большевизма

настал поворот круто вправо, особенно в тех слоях, которые наиболее потерпели от гонений

большевиков, идея демократии снова очутилась в опасности».

Социально-экономическая политика КОМУЧа неизбежно носила двойственный характер.

Комитет всеми силами пытался восстановить экономику края, но, не желая прибегать к

диктаторским методам управления, не смог справиться с поставленными задачами – решить

финансовый, продовольственный, рабочий, крестьянский вопросы. Определенных успехов

достигло комучевское правительство в организации народного образования, считая, что «пролитая

в борьбе против большевиков и немцев кровь будет напрасной, если страна лишится

образованного потомства». Оно обязало освободить «все школьные и библиотечные помещения,

занятые военными, правительственными и общественными организациями». Около половины всех

средств, отпущенных земствам, было истрачено на ремонт школ, покупку учебников и выплату

жалованья учителям.

В августе 1918 г. Комитет образовал Информационное бюро для организации газетного дела

и сбора исторического материала. При нем была создана книжная палата для регистрации

периодических изданий, формирования книжного и газетного фондов, обмена литературой с

другими территориями страны. Ведомство народного просвещения КОМУЧа издало специальное

постановление об охране памятников революции, старины и культуры. Кстати, мероприятия

культурно-просветительного плана находили поддержку всех слоев населения и политических

структур, функционировавших на территории, подвластной КОМУЧу.

10 августа 1918 г. в ответ на очередное ходатайство общественности Педагогический

институт, учрежденный 21 августа 1917 г., был преобразован «в Самарский университет со всеми

правами и преимуществами, Российским университетам присвоенными». Открытие университета

вызвало большой общественный резонанс. Был организован специальный Комитет «по устройству

«Дня Просвещения» – Дня Самарского Университета». 11 августа после молебна и торжественной

манифестации

состоялось

первое

торжественное

заседание

совета

университета,

продемонстрировавшее стремление к мирному созидательному труду рабочих и крестьян,

учителей и врачей, инженеров и техников – всех, кому дороги общечеловеческие ценности, а не

идейно-политические амбиции. Представитель Самарского союза учителей А. П. Поспелов

надеялся, что «новый университет... поведет народ к его возрождению». Е. Л. Кавецкий,

выступавший от Самарского общества врачей, заявил, «что на рубеже гибели величайшего

государства, в момент величайшей разрухи и одичания всего народа возникают новые надежды на

возрождение и начинается строительство в области духа и культуры». П. А. Потапов от Совета

рабочих депутатов отметил, что «нарождающийся университет, обслуживая нужды народа в

образовании, дает широкий доступ в университет и детям рабочих».

Общие интересы в деле образования народа с целью его возрождения не могли надолго

сплотить власть и общество. Противоречия между его различными слоями были непримиримы.

Внутренний кризис КОМУЧа делал его недееспособным и в отражении внешней опасности

со стороны советской власти. Реорганизованная ею Красная армия стала наносить ощутимые

удары по Народной армии, являвшейся таковой лишь по названию, так как массовое дезертирство

ее полностью развалило. Несмотря на преимущества в возможностях осуществления маневров на

территории КОМУЧа, реализовать их командованию Народной армии было сложно, так как

надеяться оно могло лишь на отдельные боеспособные отряды, которых было явно недостаточно.

Красная армия, делавшая первые шаги на пути к утверждению регулярной системы, строгой

субординации и дисциплины, сумела уже осенью 1918 г. на Восточном фронте поставить и

выполнить четкие боевые задачи. У нее здесь было численное и техническое преимущество,

которые были умело использованы в боях с умным, хорошо обученным, но лишенным

необходимой моральной и материальной поддержки противником.

В результате, 10 сентября 1918 г. красные войска заняли Казань, 12 сентября – Симбирск. 20

сентября главнокомандующий Восточным фронтом Вацетис отдал приказ «с утра 21 сентября 1-й

и 4-й армиям начать решительную атаку. Сызрань и Самара должны быть и могут быть взяты в

ближайшие дни». С юга на Самару наступала Самарская дивизия, правый фланг которой

прикрывала продвигавшаяся на север Николаевская дивизия во главе с В. И. Чапаевым. Чапаевцы

сдерживали уральских казаков. Продвижение красных войск осуществлялось медленно из-за

размытых дождями дорог, недостатка лошадей и подвод. Командование Восточного фронта

настаивало на скорейшем продвижении войск, чтобы «не дать противнику возможности произвести

планомерную эвакуацию» из Сызрани и Самары. В занятых красными уездах начались реквизиции

лошадей.

3 октября 1918 г. войска 1-й армии Восточного фронта заняли Сызрань. Отступавшие части

белых взорвали несколько пролетов железнодорожного моста через Волгу, немного задержав

наступление объединенных сил 1-й и 4-й Красных армий. 4 октября Совет управляющих

ведомствами КОМУЧа постановил эвакуировать все свои учреждения в Уфу. Полки 1-й

чехословацкой дивизии и остатки Народной армии после неудачных попыток мобилизовать силы

на защиту Самары оставили ее. Весь плацдарм Сызрань-Самара-Ставрополь, с которого

начинался поход чехословаков и учредиловцев на северо-восток, был освобожден. Утром 7

октября остатки белых очистили левый берег р. Самарки и подожгли понтонный мост, а в обед

взорвали железнодорожный мост через нее, обеспечив свой отход. Вечером того же дня

красноармейцы вошли в Самару.

До конца октября 1918 г. различные части Красной армии вытеснили белых из всех опорных

пунктов восточной части губернии. Они заняли: 11 октября – Кинель, 14 октября – Бугульму, 18

октября – Сергиевск, 23 октября – Бугуруслан, 26 октября – Бузулук. В Бузулукском уезде активно

взаимодействовал с наступавшими красноармейскими частями Домашкинский партизанский отряд

С. В. Сокола, образованный еще летом 1918 г.

Ликвидация власти КОМУЧа на территории Самарской губернии привела к восстановлению

советской системы. Апеллируя к трудящемуся населению губернии, призывая его защищать власть

рабочих и крестьян, коммунистические функционеры преследовали прежде всего свои интересы.

Богатую материальными ресурсами территорию грабили все. Чехословаки, отступая, вывозили

станки и оборудование, металл и резину, медикаменты и лошадей, разграбляли библиотечные

собрания. В свою очередь Реввоенсовет 4-й армии обращался в начале октября к красноармейцам

с таким призывом: «Перед вами – Самара... Еще один удар, и Волга, от истоков до впадения, будет

открыта для движения красных пароходов с хлебом, нефтью и другими продуктами, столь

необходимыми Советской России... Быстрее туда!»

Структуры советской власти в городе и губернии восстанавливались под руководством

комитетов

РКП(б).

Это

обеспечивало

их

непременное

подчинение

узкопартийным

коммунистическим интересам и вовсе не означало народовластия. Например, только с 16 по 24

октября 1918 г. через Самару вверх по Волге было отправлено 8 миллионов пудов

нефтепродуктов. Свое стратегическое назначение в Советской республике Самарская губерния с

освобождением от власти КОМУЧа начала выполнять. Однако жизнь населения от этого не

улучшилась. Гражданская война продолжалась, социальное противостояние обострялось,

разорение края, как и всей страны, нарастало.

Вариации политики военного коммунизма

Восстановление советской власти в Самарской губернии после поражения КОМУЧа

способствовало распространению на ее территории и всех новых чрезвычайных органов, которые

были образованы центральным руководством в июне-сентябре 1918 г.

8 октября 1918 г. в Самаре состоялись манифестации и митинги, где с речами выступали

представители Реввоенсовета, командования 1-й и 4-й армий Восточного фронта, губисполкома. В

ночь на 9 октября из эвакуации в город прибыл губревком. Временный Самарский ревком,

созданный 7 октября под руководством Ю. К. Милонова передал ему свои полномочия. 10 октября

приказом № 1 губревком передавал управление г. Самарой горисполкому, уездами – имеющимся

налицо членам уисполкомов. В тот же день были восстановлены губернские отделы

исполнительной власти: управления, финансов, юстиции, труда, соцобеспечения, народного

образования, продовольствия, земельный и совнархоз. Новая власть, как и предыдущая, издала

приказ об охране культурных, научных, художественных ценностей и предметов старины. Для этого

12 октября была создана специальная коллегия, в которую вошли известные деятели науки и

искусства, находившиеся в это время в Самаре (академик В. Н. Перетц, профессор А. Б. Багрий,

зав. гормузеем Ф. Т. Яковлев и др.). В помощь ей была привлечена группа учащейся молодежи, в

качестве экспертов приглашены художники В. В. Гундобин и М. И. Степанов. Губком РКП(б) на

своем заседании был озабочен «распределением партийных сил по советским учреждениям».

Вскоре мероприятия восстановительного характера стали сопровождаться созданием в

Самаре чрезвычайных структур управления. Это объяснялось не только близостью фронта, но и

конфронтационным характером власти, развернувшей с сентября 1918 г. «красный террор» в

стране и расширившей полномочия специальных карательных органов. Классовый характер

диктатуры пролетариата неизбежно требовал насильственного подавления интересов не только

крупных и средних, но любых, даже самых мелких, собственников.

Местные коммунистические деятели, стремясь наверстать упущенные при КОМУЧе

возможности повластвовать, начали активно создавать те структуры, которые уже показали свою

недееспособность при реализации в центральных районах страны. Политика резкой социальной

дифференциации, проводившаяся коммунистическим руководством страны во главе с В. И.

Лениным, на местах способствовала вхождению во власть не только революционных фанатиков,

но и маргинальных элементов, тяготевших к использованию криминальных методов решения всех

проблем.

11 октября воззванием губревкома и горисполкома рабочие и крестьяне призывались

принять активное участие в организации комитетов городской и деревенской бедноты. Работу по

выборам городских квартальных комбедов горисполком поручил продовольственному и

жилищному отделам, обозначив тем самым реквизиторские и распределительные прерогативы их

деятельности. 14 октября, после избрания председателем горисполкома Н. П. Теплова и его

товарищем (заместителем) Г. М. Леплевского, начальником городской милиции был назначен А. И.

Рыбин. Ему вместе с комендантом города и комиссией по организации квартальных комитетов

бедноты было поручено осуществить «трудовую повинность нетрудового населения». Военно-

коммунистические методы управления в городе начали действовать.

Гораздо труднее было справиться с крестьянством, находившемся в состоянии

перманентной борьбы с любой властью, посягавшей на его самостоятельность. Самарский

губревком даже перенес административный центр Ставропольского уезда в промышленный

рабочий посад Мелекесс, чтобы иметь хоть какую-то базу для реставрации советской власти в

сравнительно однородной крестьянской среде.

В условиях гражданской войны правительство В. И. Ленина и ЦК большевистской партии все

чаще прибегали к чрезвычайным мерам, которые вызывали раздражение, быстро перераставшее в

острое недовольство. Падению авторитета центральной власти и его органов на местах среди

населения в немалой степени способствовало и то, что при распределении чрезвычайного налога

и его сборе допускался грубый произвол и насилие со стороны местных советских чиновников. В

Самарской губернии было немало случаев распределения чрезвычайного налога по душам без

учета имущественного положения горожан и крестьян.

Существенно ухудшила ситуацию и продовольственная диктатура, при проведении которой

ставилась цель выкачать хлеб из производящих сельскохозяйственных районов в непроизводящие

– промышленные центры, и прежде всего, в Москву и Петроград. Не сумев (из-за отсутствия

промышленных товаров) наладить товарообмен, правительство ввело хлебную монополию,

изымая сельскохозяйственные продукты с помощью вооруженной силы. Уже летом 1918 г.

большевики стали использовать военные методы при сборе хлеба в деревне, обосновывая свои

действия революционным правом и демагогическими заявлениями о защите городских и сельских

пролетариев. Например, Н. И. Подвойский, находясь 18 июня 1918 г. в Бугульме, издал приказ,

обязывающий крестьян в течение трех суток сдать все излишки хлеба. Неисполнение этого приказа

квалифицировалось как «величайшее преступление против всех бедных». Осенью 1918 г.

комитеты деревенской бедноты по мнению центральной власти выполнили свои задачи. Их

конфискационные, экстремистские действия, нашедшие опору в деревне среди экономически

слабых, беднейших слоев, вызвали к жизни деструктивные силы. Это способствовало вовлечению

в гражданскую войну все новых социальных групп населения, приводило к взаимоополчению всех

против всех.

Несмотря на явный вред комбедов, большевистское руководство страны вовсе не

собиралось отказываться от их услуг в деле проведения реквизиций и поборов с крестьян.

Сдерживая их претензии, Наркомат внутренних дел 2 октября 1918 г. решил «признать

нежелательным передачу всего управления на местах исключительно в руки комитетов бедноты».

VI Чрезвычайный Всероссийский съезд советов (6-9 ноября 1918 г.) в связи с выполнением

стоявших перед комбедами задач, предложил приступить к перевыборам волостных и сельских

советов. В то же время именно комбедам поручалась организация выборов в новые советы. Это

предопределило результаты выборов в волостные и сельские советы, что способствовало

продолжению политики «комбедовщины» не только до марта 1919 г., когда были ликвидированы

уездные комбеды, но и в последующий период.

В Самарской губернии комбеды начали создаваться, когда их впору было распускать.

Характер их деятельности был даже более конфронтационен, нежели в центре, так как

противоречия среди крестьян производящих губерний, в целом более зажиточных, были острее.

Большинство сельского населения края выступало против комбедов в связи с тем, что они

занимались изъятием хлеба и других продуктов у населения. Столкновения на этой почве в

сентябре-ноябре 1918 г. проходили в Николаевском, Самарском и Бузулукском уездах. Во многих

селах Бузулукского уезда, которые были расположены на «большой дороге» гражданской войны,

начались крестьянские восстания. 17 ноября 1918 г. на сходе села Мало-Малышевки этого уезда

были насильно приведены и избиты комбедовские деятели Саморуков и Токарев. Сельсоветчики

сообщили об инциденте в Бузулукский ревком, тот доложил «о вылазке контрреволюционеров» в

Самарский губисполком, который 26 ноября 1918 г. прислал в село следственную комиссию из 30

человек с пулеметом. Результаты расследования были таковы: 3 крестьян расстреляли на месте,

еще 11 отправили в Бузулукскую тюрьму, где их тоже расстреляли. В период организации комбедов

были подавлены крестьянские мятежи в ряде других сел Самарской губернии: Большой Глушице,

Кандабулаке,

Екатериновке,

Палласовке,

Кинель-Черкассах,

Тамбовке,

Дергуновке,

Константиновке, на станции Толкай и др.

Между тем, насильственные способы выколачивания продовольствия из деревни еще

больше усугубили ситуацию со снабжением населения городов не только в непроизводящих хлеб,

но и в хлебородных губерниях. 22 октября 1918 г. Самарская «губпродколлегия постановила

ввести с 1 ноября карточную систему на хлеб и мясо. Установлена норма: 1 фунт (~ 400 г) печеного

хлеба в день или 25 фунтов муки в месяц; мяса 2 фунта в неделю на человека». Распределением

пайков впоследствии станут заниматься квартальные комитеты бедноты, для организации которых

Самарский горком РКП(б) в тот же день выделил 25 коммунистов.

Репрессивные мероприятия коммунистического руководства в отношении большинства

населения страны привели к расширению специальных карательных органов, которые до

Октябрьского переворота 1917 г. большевиками не предусматривались. Однако, стремление

обезопасить себя от возможных посягательств со стороны политических противников обусловило

не только создание, но и возрастание роли чрезвычайной комиссии. Успешно выполнив свои

задачи по разгону Учредительного собрания, ВЧК продолжала совершенствовать превентивные

методы борьбы с любым проявлением недовольства советской властью. Во время ликвидации

анархо-эсеро-максималистских мятежей в центре и поволжских городах России весной 1918 г.

впервые была предусмотрена смертная казнь участников этих выступлений. К тому же

участившиеся случаи грабежей, самосудов, погромов заставили власть ужесточить свою политику.

С началом иностранной интервенции и гражданской войны поле деятельности карательных

органов значительно расширилось.

К июлю 1918 г. в большинстве губерний были сформированы губернские и уездные ЧК. В

Самарской губернии в это время действовали карательные структуры КОМУЧа. Поэтому

Самарская губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и

саботажем была образована только 1 декабря 1918 г. В октябре-ноябре здесь действовала

чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, числившаяся при 4-й армии и активно

использовавшая воинские отряды для подавления любых выступлений против советов, комбедов

или отдельных «совпартработников».

В ноябре–декабре 1918 г., по мере оттеснения за пределы губернии белогвардейских частей,

были реконструированы органы советской власти в уездах: ревкомы собирали уездные съезды

советов, комбедов, которые избирали уисполкомы. Те, в свою очередь, организовывали выборы

волостных советов и исполкомов. Создавались также уездные ЧК, суд и расправу в которых чаще

всего творили различного рода авантюристы и откровенно уголовные элементы.

Примеры мимикрии к новым условиям в сельской местности были разнообразны. Так, общее

собрание граждан с. Домашки Пугачевского уезда заявило: «Мы все принадлежим к партии

большевиков, стоим на платформе советской власти и поддерживаем ее всеми силами и

средствами». Волостные комитеты бедноты также часто объявляли себя партячейками РКП(б), что

позволило впоследствии, после ликвидации комбедов в марте 1919 г., сохранить им свой состав и

политику. Состоявшаяся в Самаре 3-6 декабря 1918 г. губернская конференция РКП(б) объявила

создание таких скороспелых партячеек в Самарском, Пугачевском, Бузулукском уездах «ростом

авторитета и влияния большевиков во всех уездах и городах губернии». Однако, многие из них

создавались с помощью политотделов Красной армии, что само за себя говорит о методах

достижения авторитета.

С 8 по 14 декабря проходил IV губернский съезд Советов. Из 252 делегатов на нем было 171

коммунист, 74 сочувствующих, 1 левый эсер и 6 беспартийных. Курс на однопартийность в органах

советской власти, таким образом, в губернии был выдержан. Съезд призвал городских рабочих и

деревенскую бедноту приложить все силы «для скорейшего создания могучей многомиллионной

Красной армии». Местные советы и комбеды должны были оказывать содействие в этой работе

соответствующим военным учреждениям. Съезд приветствовал «политику ЦИК и Совнаркома в

деле проведения налоговых мероприятий, как истинно революционную». По декрету от 30 октября

1918 г. о едином чрезвычайном революционном налоге в 10 млрд. рублей обложению

подвергались «граждане, принадлежащие к имущим группам городского и сельского населения».

Произведенная губревкомом раскладка 400 млн. рублей, причитавшихся с Самарской губернии,

была утверждена. Это и неудивительно: ведь делегаты съезда обложению не подлежали.

Сбор этого налога производился комбедовскими методами, зачастую превращаясь в

сведение личных счетов посредством государственной денежной повинности. Все чрезвычайные

структуры активно исполняли фискальные функции. Комбеды взаимодействовали с отделами

Управления Наркомата внутренних дел, содержались на его средства, на них опирались уездные

ЧК. К концу 1918 г. на территории Самарской губернии вполне сложились репрессивные структуры,

которые лишь способствовали дальнейшему разгулу терроризма. Силовые методы решения

сложного комплекса социально-экономических и идейно-нравственных проблем способствовали

превращению террора из общественного явления в государственно-политическое. Проявления

терроризма всех цветов – зеленого и черного, желтого и розового, белого и красного – имели

широкое распространение на территории края в 1917-1920 гг.

Частая смена властей сугубо отрицательно сказалась на городском хозяйстве Самары.

Бесконечные новации разрушали жилищный фонд и транспорт, системы жизнеобеспечения,

продовольственного и промтоварного снабжения горожан. В упадок приходила социальная