Текст книги "Черный Страж"

Автор книги: Э. Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

Рулаг, лорд Джарвика, улыбался; его не слишком задели слова Халлы. Он поднялся и, взяв сына за руку, заставил сесть на место.

– Прошу прощения, мастер Вульфрик, мой сын теряет над собой контроль, когда речь заходит о битвах. Мы как раз обсуждали развертывание наших кораблей вдоль побережья Фьорлана, и женщина, которая пришла с тобой, помешала нам в довольно напряженный момент. Калаг несколько расстроен тем, что ему не придется идти в авангарде флота, по крайней мере до тех пор, пока мы не пройдем Самнию.

С лица Калага не сходило раздраженное выражение.

Отец похлопал его по спине.

– Веселее, сынок; вот эта одноглазая успела бы отрубить тебе кое-что ценное еще прежде, чем ты взялся бы за свой топор,’ – добродушно произнес он.

Распорядитель собрания из Джарвика по-прежнему стоял совсем близко к Халле, и его взгляд был враждебным. Когда Рулаг уселся на свой стул, Халла сделала шаг вперед и очутилась нос к носу с неизвестным.

– Твой лорд может называть меня так, как пожелает, – отчеканила она, пристально глядя ему в глаза сверху вниз, – но ты, мелкота, должен обращаться ко мне «госпожа Халла» или «воительница». – Она нарочито медленно окинула его взглядом с головы до ног. – Если ты снова назовешь меня одноглазой, я тебя убью… без малейших усилий, запомни.

Рулаг и Вульфрик при этих словах рассмеялись, но человек из Джарвика, казалось, готов был разразиться яростной тирадой. Халла, по-прежнему жестко глядя на него, продолжала:

– Ну давай, назови меня одноглазой…

Халла не могла по силе сравниться с этими людьми, но знала, что она более ловка и искусна в обращении с топором, чем любой из них.

Рулагу это тоже было известно, и он прикрикнул на своего помощника:

– Джалек, сядь. – Затем лорд Джарвика обернулся к Вульфрику. – Конечно, забавно сидеть здесь и наблюдать за молодежью, однако хотелось бы узнать, когда вернется лорд Алдженон?

Халла бросила на Вульфрика мрачный взгляд:

– Его что, здесь нет?

– Я же велел тебе подождать, но ты, Халла, не из терпеливых.

– Отец ушел на встречу с этим ужасным стариком, – раздался детский голосок откуда-то из угла, и появилась Ингрид Слеза, которая направилась к сидящим мужчинам.

Халла почувствовала себя несколько неловко в присутствии девочки, потому что Ингрид просто боготворила женщину-воина. Они встречались всего несколько раз, но девочка всегда засыпала Халлу вопросами о сражениях, о традициях Рованоко.

Ингрид подошла к Вульфрику и радостно улыбнулась Халле. На ней была простая одежда из грубой шерстяной ткани и тесный плащ с воротником из волчьего меха. Обуви на ней, как и почти всегда, не было, и Халла подумала, что у ребенка, наверное, ужасно мерзнут ноги.

– Похоже, придется мне привязать к твоей ноге троллиный колокольчик, волчонок, – тогда тебе не удастся незаметно подкрадываться к людям, – произнес Вульфрик со строгим выражением лица любимого дядюшки.

Ингрид в замешательстве опустила взгляд:

– Но когда вы знаете, что я поблизости, мне труднее слушать ваши разговоры.

Рулаг Медведь расхохотался во все горло.

– У Алдженона имеется многообещающий шпион, – сказал он, жуя ломоть хлеба. – Она может вместе с этим каресианцем, троллиным… – тут он произнес непристойное слово, – отправиться шпионить за людьми ро.

Вульфрик и Ингрид злобно воззрились на лорда Джарвика, и Халла решила, что им обоим нравился этот каресианец, кем бы он ни был.

Ингрид обернулась и взглянула снизу вверх на гиганта Вульфрика:

– Но он же хороший, правда? Ведь мы с тобой любим Хасима?

– Любим мы его или нет, не важно; нужно следить за языком в присутствии детей, – сказал Вульфрик, не сводя сердитого взгляда с Рулага.

Халла улыбнулась ему и положила руку на плечо; но Вульфрик отвернулся.

– Как я уже сказала, сейчас, на мой взгляд, в этом зале маловато мужчин, – произнесла она негромко, так чтобы лорды Джарвика не расслышали ее слов.

Ингрид протиснулась между Халлой и Вульфриком и с вызывающим видом посмотрела на Рулага.

– Так вот, мы любим Хасима, и мой отец тоже его любит.

На лице Рулага появилось оскорбленное выражение, а сам он нахмурился, глядя на этих троих, швырнул недоеденный кусок хлеба на карту побережья Фьорлана и поднялся со стула.

– Мастер Вульфрик, я могу выражаться так, как мне нравится, в присутствии кого угодно, и ни ты, ни твои… – он посмотрел сначала на Халлу, потом на Ингрид, – твои женщины ничего не смогут с этим поделать. Еще раз спрашиваю, где лорд Алдженон? Я уже устал от этого дурацкого ожидания.

Вульфрик слегка поклонился в знак уважения к Рулагу, а Халла подумала: наверное, он считает, что его положение распорядителя все же не дает ему права спорить с лордом-военачальником. Вульфрик обернулся и посмотрел на Ингрид.

– Под «ужасным стариком» ты подразумеваешь Самсона? – спросил он у девочки.

Ингрид кивнула.

Лорды Джарвика переглянулись при упоминании имени безумного старика, и Калаг поднялся на ноги.

– Он пользуется советами лжеца? Неужели ему недостаточно мудрости ордена Молота?

– Он скоро вернется, мои господа. А до его возвращения вы должны ознакомиться с его приказаниями насчет развертывания флота, – сказал Вульфрик, высвобождаясь из рук Ингрид. – Волчонок, пожалуйста, возвращайся в спальню и больше не подслушивай разговоры взрослых. – Он осторожно подтолкнул ее в сторону дальней стены зала, и она с обиженным выражением лица побежала к двери, ведущей в ее дом.

Вульфрик обернулся к Халле.

– Боюсь, тебе придется все-таки подождать снаружи, – просто сказал он. – Ты еще даже не дала согласия отправиться в поход вместе с нами.

Халла сначала собиралась сказать резкость или даже возмутиться и обвинить Вульфрика в оскорблении, но лишь прикусила губу и решила приберечь гнев для другого случая.

Едва заметно кивнув Рулагу и его сыну, она размашистыми шагами вышла из пиршественного зала.

Ее отец был мертв, и Халла понимала, что не получит ответов на вопрос, почему его убили, как бы настойчиво она ни спрашивала. Когда она отворила тяжелые деревянные двери и ледяной ветер ударил ей в лицо, в душе у нее осталась лишь надежда на то, что ее отец погиб достойно и что лорд Алдженон заслуживает того, чтобы она и ее оружие служили ему. Путь на юг, в Ро Канарн, был долгим и опасным; их поджидали подводные скалы, покрытые льдом участки воды, непроницаемый туман. Если она должна провести своих людей и корабли через такие опасности, ей нужно было знать, что дело стоит риска. Она неоднократно рассматривала морские карты своего отца, но в мореплавании разбиралась плохо; ей понадобится помощь Боррина, если она действительно собирается присоединиться к флоту.

В глубине души Халла находила мысль о таком путешествии очень заманчивой. Она никогда не плавала дальше Пучины Калалла, не видела скованных льдами проливов Самнии, где, если верить передающимся шепотом рассказам, по-прежнему обитали кракены – Слепые Безумные боги – остатки века Гигантов, встречи с которыми боялся каждый раненский моряк.

У Алдженона Слезы, верховного вождя раненов, был хозяин. Для народа Свободных Земель вождь Фредериксэнда являлся главнокомандующим флота драккаров и властелином всех свободных раненов. Но в действительности сам Алдженон не был свободным человеком и был обязан служить Рованоко таким образом, чтобы никакой жрец ордена Молота не сумел бы догадаться о его связи с божеством. Он не мог призывать боевую ярость, не мог исцелять раны, говоря голосом Рованоко, но Алдженон являлся смертным воплощением бога на земле людей.

Он поднялся рано, еще до рассвета, и отправился в город. Лицо его скрывал черный капюшон, и Алдженона невозможно было узнать на безлюдных заснеженных улицах. Он прошел мимо кузнечных мастерских, где уже горел огонь в горнах. Он ненадолго остановился на горе Альгуина, где, как говорили, Ледяной Гигант впервые явился раненам.

Первые лучи солнца показались над плато и позолотили заснеженные кроны лесов, простиравшихся вдали. Фредериксэнд был прекрасен в осенние месяцы, прежде чем лед сковывал море полностью. Алдженон, стоящий у дверей часовни Рованоко, знал, что через несколько месяцев никто уже не сможет отплыть от побережья Фьорлана и только суда – «ледоколы» из Волька способны будут пройти по морю. Лед, покрывавший море зимой, служил самой надежной защитой его государства; а после того как замерзал Глубокий Перевал, ни одна армия не могла проникнуть на север. Алдженон счел, что ожидает уже достаточно долго, и постучал кулаком по небольшой деревянной двери, ведущей вниз, в часовню. Помещение было вырублено в скале, и лишь маленький белый купол виднелся над землей. Все часовни Рованоко походили на эту – пещеры безо всяких украшений, уходившие в глубь земли. Единственным признаком святости этого места был невысокий каменный рельеф, изображавший молот, вырубленный на поверхности купола. Низкие дверные проемы заставляли любого входящего пригнуться, и лестницы, ведущие вниз, были крутыми, с истертыми ступенями.

Алдженон стукнул еще раз, а потом для верности как следует пнул дверь ногой. Ему оставалось лишь предположить, что старик намеренно заставляет его ждать. Алдженона разозлила мысль о том, что Самсон обращается с ним как с мальчиком на побегушках.

Двойные двери грубо толкнули наружу, выпавший за ночь снег полетел во все стороны, и из темноты показалась огромная голова. Алдженон удивился, как это Самсону удалось так беззвучно подняться по ступеням.

В жилах Самсона Лжеца текла кровь Гигантов; народ раненов считал это одновременно великим даром и ужасным проклятием. Через тысячу тысяч поколений Самсон мог проследить свое родство с Ледяными Гигантами, которые населяли земли Фьорлана до людей народа раненов. Высокий, невероятно сильный старик ростом почти девять футов двигался нескладно и неловко, и конечности его были непропорционально большими. На лоб Самсона падали седые космы, а лицо и шею скрывала борода, и сейчас, когда он заговорил ворчливым голосом, он показался Алдженону похожим на дикаря.

– Воплощение бога здесь, – произнес он таким низким голосом, какого не могло быть у другого человека, и махнул гигантской рукой в сторону вождя. – Он входит внутрь, с холода.

Самсон вприпрыжку побежал вниз по ступеням, задевая при этом плечами за стены. Создавалось впечатление, будто он протискивается вниз по туннелю, слишком узкому для него. Алдженон, наклонив голову, вошел, оперся о стену, чтобы не потерять равновесия, затем осторожно последовал вниз по лестнице за стариком.

– Самсон, почему ты так долго не открывал?

Самсон остановился и посмотрел на вождя.

– Он в дурном настроении, – произнес старик и вновь ринулся вниз с проворством, удивительным для человека его телосложения.

Алдженон относился к Самсону с большим терпением, чем многие другие, но и его раздражали странные манеры старика. Насколько он знал, на севере Свободных Земель не более пяти человек могли с полным правом называть себя потомками Гигантов, и у всех были такие же большие руки и ноги и странная манера выражаться. Самсон был самым старым из них – он утверждал, что ему несколько сотен лет от роду, – и единственным, кто имел разрешение жить в городе. Алдженон знал о другом старике, который когда-то обитал в лесах Хаммерфолла; это одичавшее существо было известно под именем Лухи Зверя – скорее дикое животное, чем человек. Аль-Хасим когда-то рассказывал о каресианском потомке Гигантов, которого он встречал около города Рикара, на юге. Дальний потомок Огненного Гиганта был еще более диким и безумным, он подстерегал путников и пожирал их, пока наконец его самого не сожрали Псы Каресии. Насколько было известно вождю, люди ро уже очень давно выследили и поубивали у себя всех людей, происходивших от Гигантов, и Самсон со своими раненскими родичами представлял собой единственное зримое наследие Долгой Войны.

У подножия узкой лестницы, в часовне, было тепло; она обогревалась жаровней, в которой Самсон постоянно поддерживал огонь. Стены каменной пещеры были гладкими, несколько коридоров с низкими потолками отходили от главного помещения, образуя подземный лабиринт. Немногие люди имели разрешение входить сюда, большинство предпочитали просто стоять вокруг купола, если они хотели вознести молитву. Рованоко не был суров к тем, кто поклонялся ему, более того, он требовал, чтобы его последователи тратили сколько угодно времени на пиры и песни – как это и принято среди раненов. Лишь жрецы ордена Молота соблюдали хоть какие-то религиозные правила, но даже они в основном занимались тем, что без конца пили, ели и распевали песни, только еще больше, чем простые смертные. Рагнар Слеза еще пятьдесят лет назад позволил Самсону жить в этой часовне, но он не появлялся в городе и общался только с Алдженоном.

Верховный вождь остановился перед очагом и погрел руки, давая Самсону время удобно устроить свое огромное тело. Из мебели у старого потомка Гигантов имелись лишь простая постель и деревянный стол, на котором разложены были скудные пожитки: небольшие песочные часы, книга стихов и рубиновая подвеска. Все эти вещи имели для Самсона большое значение. На полу лежал огромный боевой молот, богато украшенное оружие, с полустертыми изображениями сражающихся Гигантов, а слева от постели на полу стоял простой горшок для приготовления пищи. Это было скромное жилище для такого могучего существа, но Алдженон знал, что Самсон не нуждался в удобствах и более всего был счастлив, отдыхая на своем матраце.

– Воплощение бога поступил хорошо, – проворчал Самсон, усаживаясь на каменный пол.

– Может быть, ты расскажешь мне больше? Или мне придется вести людей на смерть, даже не сообщив им, ради чего они будут умирать? – Алдженон произнес это без горечи, но он понимал, как важны могут быть подобные сведения.

– Ледяной Отец пожелал этого… и ты это сделал, – загадочно ответил потомок Гигантов.

– Ничего еще не сделал, Самсон; прежде чем это будет сделано, прольется очень много крови, – возразил вождь. – Флот драккаров отправится в поход. Сто кораблей и более пяти тысяч воинов нападут на Ро Канарн.

Самсон ухмыльнулся во весь рот и захлопал в ладоши, как обрадованный ребенок.

– Это хорошо, это хорошо. Ледяной Отец желает этого. И ведьма должна подчиняться закону. Ты покажешь ей.

Алдженон вздохнул. Старик был подвержен приступам истерии и часто казался совершенно безумным. Тем не менее нельзя было игнорировать его связь с Гигантами, и в нескольких случаях, когда он делился своими видениями с Алдженоном, он казался мудрейшим человеком во всех Свободных Землях. Он прекратил аплодировать, и на его огромном лице выразилась озабоченность.

– Воплощению требуется большее? – спросил он с хитрым блеском в глазах.

Алдженон подумал и ответил, кивнув:

– Да, мне нужно больше.

Самсон посмотрел сквозь мигающее пламя жаровни на вождя. Оперся на одну руку, другую протянул Алдженону. Вождь помедлил мгновение, затем вложил свою руку в ладонь старика.

Самсон не умел слышать голос Рованоко, как и Алдженон. Вместо этого он умел постигать волю Рованоко. Этим даром обладали только потомки Гигантов, и большинство из них сходили с ума после первого общения с божеством. Кровь Гигантов, которая текла в их жилах, позволяла им проникать сквозь бесчисленные уровни этого мира и вступать в контакт с самими богами.

Алдженон закрыл глаза и почувствовал, как расслабляется его тело; Самсон увлек его за собой в ледяные чертоги за пределы мира людей, где восседал Рованоко, Потрясатель Земли.

Ему показалось, что душа его рассталась с телом, что он падает куда-то вниз, сквозь толщу камня и земли, следом за Самсоном, в царства, недоступные людям. Могущество Самсона защищало его сознание от влияния божества, но Алдженон чувствовал себя все более жалким и незначительным с каждым разом, когда он ощущал это могущество. До сегодняшнего дня он путешествовал за руку с Самсоном четыре раза и всякий раз узнавал больше о природе Рованоко. Каждый из трех высших богов имел свое земное воплощение, и эти люди служили военачальниками богов в Долгой Войне.

Верховный вождь не интересовался мотивами Рованоко, когда через Самсона Ледяной Гигант передавал ему свою волю, но за долгие годы Алдженон привык считать расы людей простыми марионетками в войне, которую вели на их землях Гиганты. Алдженон даже перестал думать о мире как о «землях людей» и теперь придерживался мнения, будто они просто присматривают за этими землями, принадлежащими другим хозяевам.

Алдженон почувствовал холод, словно сознание его, расставшись с телом, не могло больше согреться. Он не мог различить ни формы, ни цвета, просто чувствовал себя крошечным в присутствии чего-то невообразимо огромного, как будто его окружали какие-то фигуры, размер которых он даже не мог себе представить. Он понимал, что Самсон все еще с ним и что только благодаря мощи старика он остается живым и сохраняет рассудок, но все равно казался себе самому уязвимым и беспомощным.

И когда голос раздался, он скорее почувствовал, чем услышал его, и это был голос Самсона.

– У тебя есть вопросы? – Голос звучал ясно и четко, словно старик стряхнул с себя безумие, одолевавшее его на землях людей.

– Я хотел бы узнать, зачем веду своих братьев по оружию на войну, – мысленно произнес Алдженон.

Он чувствовал, как шевелятся его губы, но не был уверен в том, что на самом деле говорит.

– Был нарушен закон, и ты восстановишь равновесие, – сказал Самсон, голос Рованоко. – Никто не думал, что такое возможно, но это произошло.

Вождь ощутил страх и еще какое-то чувство, граничившее с раздражением. Это были необычные для него эмоции, и он сомневался в том, что Самсон когда-либо испытывал нечто подобное.

– Тогда мне хотелось бы узнать, что произошло на землях людей такого, что вызвало подобное возмущение среди Гигантов. Я знаю только, что служанка Джаа склонила на свою сторону слуг Одного, хотя и не понимаю зачем… зачем Сестры сделали это и почему это заботит моего бога. – Теперь Алдженон ощущал гордость, смешанную с любопытством.

Неожиданно для себя самого он сказал нечто умное и произвел впечатление на Рованоко.

В голосе Самсона прозвучала шутливая нотка:

– Твои слова остры как лезвие топора, воплощение, и проникают до самого сердца.

Сквозь голос, звучавший в голове Алдженона, пробивался какой-то другой голос, словно не все звуки исходили из уст Самсона:

– Земное воплощение Одного получило приказ остановить это вмешательство, точно так же, как ты получил приказ остановить слуг других богов, пытающихся влиять на мой народ. Это важнейший закон: Долгую Войну следует вести честно. Если ведьмы Джаа принуждают к чему-либо священников Одного, это плохо для воплощения… и означает, что последователи Джаа отвергают его волю.

Алдженон подумал над этим несколько мгновений. Ни разу за всю его жизнь не случалось такого, чтобы Семь Сестер приобретали влияние над священниками или же наоборот, и он не мог вспомнить рассказов о таких случаях. Ранены, каресианцы и люди ро множество раз воевали друг с другом; рыцари ро однажды подчинили себе раненов, и еще, очень давно, каресианцы едва не завоевали королевство ро, но это всегда происходило в честном бою.

В ледяных чертогах боги читали его мысли, и он снова почувствовал гордость. Алдженон ощутил себя еще более ничтожным, когда сокрушительное ощущение того, что бог одобряет его мысли, обрушилось на него. Каждый жрец ордена Молота всю жизнь пытался достичь этого ощущения, но Алдженон находил его неприятным, трудным для понимания.

Он негромко произнес про себя следующую фразу:

– Это невозможно, и все-таки это происходит… значит, тот, кому приказали остановить вмешательство, не способен… – Он смолк, подбирая слова. – Или ему мешают выполнять волю божества.

Самсон рассмеялся, и Алдженон едва не вскрикнул, настолько трудно было его сознанию постичь смех его бога.

Алдженон почувствовал, что Самсон стоит над ним, пытаясь защитить его сознание. Он попытался задать два последних вопроса. Мысли его путались, он едва бормотал слова, но все же ему удалось спросить:

– Что произошло с земным воплощением Одного? И как могут Сестры пойти против Джаа?

Погружаясь в глубокий сон, не видя и не слыша ничего вокруг, Алдженон подумал о своем брате, надеясь на то, что мир еще не настолько изменился, чтобы честь потеряла свое значение. Магнус отдал бы жизнь за Рованоко, как и любой истинный ранен, но их судьбой манипулировали другие, и Алдженон боялся, что люди ро теперь запутались в сетях Семи Сестер и что события в Ро Канарне – это только начало.