Текст книги "Черный Страж"

Автор книги: Э. Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

Рам Джас находился далеко в глуши лесов Ослана, охотился на Горланских пауков, когда заметил столбы дыма в долине. Он понял, что это означает, поскольку сам помогал отражать подобные атаки в прошлом, но, вернувшись в родную деревню, увидел лишь колеи от телег работорговцев и руины собственного дома.

Священники-аристократы терпеть не могли людей, которые поклонялись мертвым богам, а диковинное дерево с темной древесиной, которое лежало посередине долины, давно служило местом поклонения для живших здесь киринов. Никто не знал имени бога, которого символизировало это дерево, но простым людям Ослана не нужны были ни Один Бог, ни Рованоко, ни Джаа, для того чтобы помогать им сеять пшеницу и молиться о том, чтобы зимы не были слишком жестокими. В долине обитали и восставшие из мертвых, они называли себя доккальфарами. Давние союзники киринов позволяли им творить молитвы возле своего священного дерева.

Во время первого нападения Пурпурных, за несколько лет до того, как Рам Джас стал отцом, его самого пригвоздили к священному дереву стрелой из арбалета. Он провисел там несколько часов, пока остальные крестьяне защищали деревню, и оборона их слабела с каждой минутой. Однако тот день изменил Рам Джаса. Кровь его смешалась с соком магического дерева, и этот странный союз дал ему более быструю реакцию, сообразительность, а также знание того, что когда-то давно существовали и другие боги. И даже сейчас, тринадцать лет спустя, он все еще ощущал в себе силу, которую даровало ему дерево. Раны его заживали быстро, и не раз он оправлялся после таких ударов, которые свели бы в могилу обычного человека.

Поразмыслив о прошлом, Рам Джас тряхнул головой, словно это могло помочь ему отогнать воспоминания. Он не любил думать о доме, потому что перед его мысленным взором сразу же возникала картина горящего дома и окровавленного тела жены. Ее звали Элис, и он тосковал по ней сильнее, чем сам мог бы выразить. После ее смерти в его жизни было много женщин, имелись у него и верные друзья, но он всегда чувствовал, что теперь, когда ее не стало, никто не сможет по-настоящему понять его.

Рам Джас улыбнулся, подставляя лицо утреннему бризу, и представил себе прекрасное лицо Элис. Горе его по детям было иным, в его душе как будто образовалась пустота. Он тогда проследил путь работорговцев до города Кессия, столицы Каресии, но не спас детей, а позволил своей ненависти к священникам взять верх и ушел из города. Когда Рам Джас вернулся, чтобы найти их, дети его давно уже сгинули на рынках рабов, а они с Аль-Хасимом попали в такую переделку, что их нахождение в Каресии стало невозможным.

Аль-Хасим прежде пытался вызвать Рам Джаса на разговоры о его горе, как будто это могло ему помочь справиться с потерей. Но друг его не понимал, что Рам Джас уже с ней справился. Шесть лет он провел, выслеживая Пурпурных священников, которые пришли тогда в его деревню, и убил их всех до единого. Рам Джас не мог точно сказать, сколько служителей церкви погибло от его стрелы или удара его катаны, но их было по меньшей мере двадцать.

Одного он выслеживал в глуши Фелла три дня, загнал в волчий капкан и затем убил голыми руками – задушил. Другой спал в таверне в Ро Арноне, когда Рам Джас зажал ему рот ладонью и перерезал горло. Он заплатил нескольким наемникам, и они напали на отряд городской стражи, чтобы он получил возможность добраться до священника, которого они сопровождали. И в конце концов он нашел их командира, трусливо скрывавшегося в старой церкви на равнинах Лейта. Командир отряда, который сжег деревню Рам Джаса, понял, что пришла его смерть, и умолял кирина о милосердии, говорил, что отказался от насилия, что каждый день просит Одного Бога о прощении. Рам Джас помнил в мельчайших деталях, как отрубил ему руки и ноги и смотрел, как тот истекал кровью.

Священник сказал ему, что Один Бог смотрит сейчас на них и что он простит Рам Джасу его языческое суеверие и поклонение Мертвому Богу. Рам Джас просто ответил:

– Твой бог любит, когда льется кровь, так что ему это понравится.

После того как последний священник испустил дух, Рам Джас превратился в другого человека, это был уже не тот крестьянин, который лишился жены и двух детей. Он стал киринским наемным убийцей по имени Рам Джас Рами и не нуждался больше в задушевных разговорах, излияниях и мягких словах утешения. Он забыл о том, что такое доброта, ведь никакое количество добрых дел не сможет ничего изменить в этом мире.

Самыми счастливыми его воспоминаниями после вечного расставания с женой были воспоминания о тех временах, что он провел в странствиях с Аль-Хасимом и, позднее, с Бромом и Магнусом. Сначала он познакомился с каресианцем, это произошло через несколько месяцев после того, как он убил командира отряда, и они быстро стали друзьями. Оба ненавидели церковь ро, и у обоих имелись причины никогда не возвращаться на родную землю.

Много месяцев они провели, путешествуя по Тор Фунвейру, делясь рассказами, бутылками вина и женщинами. Им приходилось быть и ворами, и разбойниками, и мошенниками, они никогда надолго не задерживались на одном месте, и за каждым углом им постоянно чудились призраки священников.

Рам Джаса никогда не обвиняли в многочисленных убийствах, которые он совершил, и через семь лет он решил, что его ловкость, скрытность и умение убивать не дадут Пурпурным священникам никакого шанса арестовать его. Он считал, что, поскольку с убийцами жены он расправился разными способами и не подряд, а через некоторые промежутки времени, этого было достаточно, чтобы сбить со следа тех, кто расследовал убийства.

Ни один человек не знал о том, что он сделал; даже Аль-Хасиму было известно только то, что он блуждал по землям людей после того, как сожгли его деревню, но не догадывался об истинной цели его странствий. Когда они вместе вернулись в Каресию на поиски его детей, Рам Джас солгал насчет того, чем занимался в это время, вместо того чтобы разыскивать детей.

– Бром, ты собираешься все утро прятаться в этом переулке и подсматривать за мной? – Рам Джас уже несколько раз замечал молодого лорда Канарна после того, как покинул приют для пьяниц.

Бром был человеком опасным, однако искусство сливаться с окружающей обстановкой не являлось его сильной стороной. Он выступил из ниши, в которой скрывался, и, подойдя, уселся на скамью рядом с Рам Джасом и тоже окинул взглядом впечатляющий пейзаж, раскинувшийся внизу.

– У тебя на сапогах стальные пряжки гораздо более дорогие, чем могут себе позволить местные жители. Они звенят при ходьбе, издавая чистый звук, и не скрежещут, в отличие от дешевых, – объяснил Рам Джас, оборачиваясь к своему другу. – У тебя усталый вид. Может быть, тебе следует поспать несколько часов, прежде чем объяснить мне, чего ты от меня хочешь. Сейчас твои мысли могут путаться от переутомления.

Бром не улыбнулся, не повернул голову. Он прикрыл глаза рукой от солнца и продолжал смотреть поверх крыш каменных домов на огромные корабли, пришвартованные в гавани. Кирину показалось, что он заметил слезы на глазах друга, но, возможно, это была просто игра света. Бром умел владеть собой и терпеть не мог демонстрировать эмоции, и Рам Джас решил, что он старается успокоиться. Рам Джас терпеливо ждал; сейчас как раз был такой редкий момент, когда у него не имелось никаких срочных дел и он мог уделить Брому сколько угодно времени.

– Это самая южная точка, в которой когда-либо бывали Красные рыцари. Ты знал об этом, Рам Джас? – спросил Бром.

Кирину мало что было известно об истории Тор Фунвейра, но он точно никогда не слышал о том, чтобы рыцари пересекали пролив Кирин-Ридж.

– Наверное, людям в стальных латах несподручно сражаться в пустыне, – заметил он.

– Когда становится слишком холодно или слишком жарко, они убираются домой. Удивительно, но их предполагаемая воинская доблесть зависит от погоды. Они также никогда не заходили дальше Фьорлана… слишком там морозы сильные, – сказал Бром.

Рам Джасу пришлось в свое время вытерпеть много вечеров, выслушивая бесконечные рассказы Магнуса о том, что на его землю никогда не ступала нога завоевателя. Ранены очень гордились тем, что северная часть Свободных Земель никогда не была захвачена ро.

– Мне тоже не нравится, когда холодно, – сказал Рам Джас, – но, с другой стороны, я не армия завоевателей… так что пример неудачный.

Бром не улыбнулся.

– Даже Киринские леса и иссушенные солнцем плато – слишком жаркое место для них. Я поражаюсь, как им вообще удается удерживать Ро Вейр столь долгое время… хотя, возможно, морской бриз приносит им прохладу, – сказал он.

Рам Джас на собственной шкуре испытал последствия небольших набегов Пурпурных священников на Ослан, расположенный на противоположном берегу пролива, но они никогда не отправлялись туда с крупными силами. Бром, скорее всего, был прав – насаждение учения Одного Бога зависело от температуры на местности.

– А ты не собираешься бежать дальше на юг? – спросил Рам Джас.

Бром откинулся на спинку скамьи, и лучи утреннего солнца упали ему на лицо.

– Я не спасался бегством. Я искал тебя, – ответил он.

Рам Джас почувствовал при этих словах неловкость и подумал, что друг его находится сейчас в смятении и не способен мыслить ясно. Он решил попробовать превратить все в шутку.

– Как насчет того, чтобы пойти и напиться как следует, возьмем женщин, пусть они нам расскажут, какие мы замечательные в постели? – весело предложил он. – Здесь где-то живет одна шлюха по имени Хасинта… серьезно, когда она своим нежным голосом произносит мое имя, я просто таю. Думаю, потренировавшись несколько раз, она сумеет так же ласково выговаривать «Лорд Бромви из Канарна», а?

И снова Бром никак не отреагировал на попытку друга пошутить. Он глубоко вздохнул, вытащил длинный меч и положил его на колени.

– Сколько золота ты заработал вчера вечером за убийство? – спросил он.

– Достаточно для того, чтобы каждому из нас взять по женщине, как в старые добрые времена… м-да, жаль, Магнус уже не будет развлекать полдюжины других в соседней комнате, впрочем, на это у меня не хватило бы денег.

Бром наконец решил улыбнуться и повернулся лицом к другу:

– Рам Джас, я очень ценю твои попытки найти положительные стороны абсолютно во всем, но мне не нужна женщина, и мне не нужно, чтобы мне поднимали настроение. Отправляйся и навести Хасинту, если хочешь, а я подожду тебя снаружи.

Рам Джас внезапно поднялся:

– Тогда, прах тебя возьми, что тебе нужно, Бром? Ты добрался сюда за тридевять земель не для того, чтобы пить, трахаться и веселиться, и уж наверняка не для того, чтобы проводить время в моем обществе, – сердито проговорил он с сильным киринским акцентом.

На мгновение Бром смутился, словно не мог понять смысла слов друга.

– Рам Джас, сядь, злоба тебе не идет, – спокойно велел он, – и ты никогда не умел выразительно сквернословить.

Рам Джас на миг ощутил раздражение из-за того, что его отчитали, но тем не менее уселся обратно. Скрестил руки на груди и придал лицу довольно комичное выражение недовольства. У него никогда не получалось как следует изображать тревогу или серьезность, и он мысленно пожелал, чтобы Бром поискал себе в помощники кого-то другого. Рам Джасу нелегко было сочувствовать горю друга; он уже давно смирился, забыл собственную боль и не любил видеть страдание на лицах других.

– Бром… Я не знаю, что тебе сказать, – произнес он как можно более искренне. – Твой отец, твоя сестра, твой народ… Я не знаю, что сказал бы им тоже… именно поэтому я не принимаю участия в славных битвах и безнадежной обороне крепостей. Я просто одиночка с луком и дурной репутацией. Я убиваю за деньги… Я бы и тебя убил, если бы мне заплатили достаточно.

Бром приподнял бровь.

– Можешь попробовать, – произнес он, похлопав по эфесу своего меча. – Рам Джас, я не уйду, пока ты не согласишься помочь мне. Вообще-то, если понадобится, я готов следовать за тобой по всему Вейру, но предпочел бы, чтобы ты согласился прямо сейчас.

Рам Джас задумался. Друг так и не сказал, что ему нужно, да кирин на самом деле и не желал этого знать. Бром был храбр, умен и импульсивен – эту смесь черт характера Рам Джас знал хорошо, и она ему очень не нравилась. Он сидел молча, представляя себе лица своих немногих оставшихся в живых друзей. Магнус, скорее всего, мертв, Аль-Хасим оправляется от ран в Фредериксэнде, а Бром сидит рядом с ним. Первому ничем нельзя было помочь, второму помощь была не нужна, а третий просил о помощи. Как ни хотелось Рам Джасу верить в то, что он – холодный, бессердечный наемник, это было неправдой.

– Скажи, чего ты хочешь от меня, – произнес он.

Взгляд Брома немного смягчился:

– Я хочу узнать, как тебе удалось убить одну из Семи Сестер.

Рам Джас приподнял брови:

– Э-э… Я пустил стрелу ей в лоб… это было… может, года четыре назад, незадолго до нашей с тобой встречи, – ответил он.

– Я знаю, что ты выстрелил ей в голову, но каким образом это у тебя получилось? Насколько мне известно, никому и никогда не удавалось убить одну из этих колдуний, ни до, ни после тебя. Любой, кто замахивается на нее мечом или натягивает тетиву, промахивается. Джаа даровал им способность избегать смерти, – сказал Бром.

Рам Джас несколько растерялся. Он ожидал, что Бром попросит его помощи, чтобы отомстить за отца, или чего-то в таком духе. Но, услышав о том, что он хочет убить каресианскую волшебницу, Рам Джас очень встревожился.

– Послушай, меня спрашивали насчет этого и прежде, ты сам знаешь. Все, что я могу сказать, это то, что я стоял… ну, может быть… в десяти футах от нее. Она улыбнулась мне, не знаю почему, возможно, подумала, что сейчас околдует меня и я не смогу выстрелить… а потом я просто выстрелил ей в лоб, и она умерла, – сказал он. – Бром, какое тебе дело до Семи Сестер?

– Именно из-за них меня не было в Канарне во время битвы. Я увидел в городе Повелительницу Пауков и отправился в Тирис, хотел найти тебя или Аль-Хасима. – Он потер лицо руками. – Когда я стоял на берегу и смотрел, как Красный флот отправляется в поход, я заметил другую каресианскую ведьму рядом с королем, – объяснил он. – Понимаешь, две из Семи Сестер каким-то образом замешаны в нападении на мою родину.

Рам Джас нахмурился. Людям было очень мало известно насчет этих колдуний и их замыслов, но Рам Джас и Хасим как-то раз разозлили одну из них в Кессии. Это была очень красивая женщина, несмотря на татуировки на лице, и Аль-Хасим сделал ей непристойное предложение. Они не знали, кто она такая, и оба были поражены, когда она произнесла несколько слов, и кровь выступила из глаз и рта Хасима. Рам Джас велел ей отменить заклинание и, когда она отказалась, выстрелил в нее. Только потом они узнали, кто эта женщина и каким невероятным чудом оказалась ее смерть. Рам Джасу мало было до этого дела, разве что только теперь он не мог вернуться в Каресию. Аль-Хасим, напротив, с того дня не смог смириться с тем, что возвращение на родину стало для него из-за Сестер невозможным. Отцу каресианца велели казнить Аль-Хасима, но, поддавшись неожиданному приступу отцовской любви, он позволил сыну бежать в Тор Фунвейр.

– Какую из них ты видел в Тирисе? – спросил он у Брома.

Семь Сестер, следуя только им известной логике, называли себя несколькими одинаковыми именами и периодически их меняли. Та, которую убил Рам Джас, звалась Лиллиан Госпожа Смерти, и он слышал о другой, носившей то же имя.

– Мне не удалось подойти достаточно близко для того, чтобы представиться, я просто разглядел татуировку у нее на лице и увидел, как король по-идиотски улыбается ей, – ответил Бром.

– Я не понимаю, почему Семь Сестер вдруг заинтересовались Ро Канарном, за который раньше не дали бы и медного гроша, ведь это очень далеко от Каресии, – сказал Рам Джас, покачав головой.

– Это верно, но они не настолько боятся холода, как Красные рыцари. Я не понял, зачем Амейра приехала в Канарн. Мне даже в голову не могло прийти, что город будет уничтожен в мое отсутствие. Магнус был там, и я думал… не знаю, о чем я думал. – Он потер глаза, лицо его выражало крайнюю усталость. – Я должен был сказать кому-нибудь…

– Бром, не вздумай мне тут устраивать нервный срыв. Только что ты так прекрасно изображал холодность и безразличие. Хлюпающий носом Бром нравится мне гораздо меньше. Если бы ты сказал кому-то об этом и этот человек попытался бы что-то выяснить, она околдовала бы его. Если бы ты приблизился к ней сам, она околдовала бы и тебя. Насколько мне известно, раньше они не участвовали в подобных интригах. Ты не мог заранее знать о том, что произойдет. – Он подумал секунду. – В любом случае у тебя хватило ума остаться на свободе. Теперь ты, возможно, сумеешь получить помощь.

Бром повернулся к другу и кивнул, и тут Рам Джас понял, что позволил загнать себя в угол и теперь просто обязан помочь.

– Это от меня ты хотел помощи, так, что ли? – покорно спросил он.

Бром снова кивнул:

– Мы двое – это уже целая армия, Рам Джас.

– Что ж, допустим, мы армия из двух человек, – буркнул Рам Джас, и они с Бромом обменялись крепким рукопожатием. – Итак, каковы наши дальнейшие действия, милорд?

– Моя страна захвачена, мой дом пал, моя семья в тюрьме… мы должны сделать то, чего хотел мой отец: добыть свободу для народа Канарна, – торжественно произнес Бром.

– А после этого? – улыбнулся Рам Джас. – Можно нам, по крайней мере, будет провести несколько дней с бутылкой или в постели с женщиной, чтобы отметить победу?

– Помоги мне вернуться в Канарн и убить ведьму, а потом мы сможем делать все, что угодно, – ответил лорд.

– Нам придется возвращаться через Козз, – сказал Рам Джас, глубоко задумавшись, – там есть один кузнец, который неплохо зарабатывает на стороне, изготовляя поддельные дорожные документы. Если ты, конечно, не желаешь воспользоваться услугами Гленвуда, но я не доверяю этому змеенышу.

Бром хмыкнул.

– Он помог мне выбраться из Тириса, – сообщил он, сунул руку в карман туники и достал поддельную печать Красной церкви, которой воспользовался, чтобы покинуть столицу. При ближайшем рассмотрении стало видно, что глиняная табличка была плохого качества, и Гленвуд забыл отштамповать два из шести церковных знамен, которые обычно изображались на официальных печатях.

– У этого недотепы обе руки левые, – фыркнул Рам Джас, покачивая головой и рассматривая фальшивую печать. – Тебе просто повезло; стражники у ворот в Тирисе, скорее всего, были пьяны. Нет, уж если мы собираемся путешествовать по морю, мне нужна такая глиняная печать, которая не превратится в кусок грязи через двадцать минут. – И, словно для того, чтобы подчеркнуть свою правоту, он отломил кусок от фальшивки Гленвуда и раскрошил его в пальцах, превратив в красноватую пыль.

– Ну хорошо, значит, мы пойдем в Козз по Киринской тропе, – ответил Бром.

– Давай только сразу договоримся: мы убиваем любого, кто попытается нас остановить, так? – Рам Джас знал, что его друг может легко убить человека и рука у него не дрогнет, но знал также, что Бром склонен проявлять милосердие. А если за ними охотятся Пурпурные священники, вряд ли им удастся договориться с ними без боя. Служители Одного Бога были людьми упрямыми, и Рам Джас покачал головой при мысли о том, что придется убить еще парочку из них.

– Надеюсь, они нас не найдут, и нам не придется решать, убивать их или нет, – ответил Бром.

Рам Джас кивнул и попытался смириться с тем, что он в любом случае помог бы своему другу. Ему просто нужно было немного времени на то, чтобы это понять.

Тут в голову ему пришла одна мысль, и он, наклонившись вперед, с заговорщическим видом спросил:

– Как ты считаешь, им известно, кто брат Магнуса?

– Понятия не имею, – сказал Бром, – но из того, что я помню об Алдженоне, с ним лучше не связываться.

Рам Джас лишь раз в жизни встречался с вождем раненов и не сомневался, что не понравился Алдженону Слезе; но это был сильный человек, и он горячо любил своего младшего брата Магнуса.

Часть вторая

Глава шестая
Алдженон Рагнарссон из рода Слеза
в городе Фредериксэнд

Раненские вожди собирались на берегу Фьорланского моря. Дом собраний представлял собой одно из двух каменных зданий во Фредериксэнде; вторым была часовня, посвященная Рованоко, Ледяному Гиганту. Алдженон стоял на пороге дома собраний, закутавшись в плащ из медвежьих шкур. Морозы в этом году пришли рано, крыши деревянных домов его города были уже покрыты слоем снега, и на белом фоне выделялись лишь печные трубы да столбы дыма. Город простирался от самого побережья фьорда, и улицы его поднимались вверх по скалистым берегам Фьорлана.

Алдженон носил титул верховного вождя. Он принадлежал к роду Слеза и унаследовал имя своего отца. Рост Алдженона составлял свыше семи футов, и ему часто приходилось наклоняться, чтобы пройти в двери; из-за старой раны в плече он не мог без боли выпрямиться во весь рост. Волосы у него были черные, как и у его отца, ухоженные, длинные, заплетенные в косу. Ранены носили бороды для защиты от холода, и у Алдженона борода была густая, тоже заплетенная в косу, и в ней серебрилась седина.

Его младший брат, Магнус Вилобородый, унаследовал золотистые волосы от матери, третьей жены Рагнара Слезы, женщины, которая была лишь на несколько лет старше самого Алдженона. Братья были непохожи друг на друга, за исключением роста и фигур, но тем не менее вождь буквально души не чаял в своем младшем брате.

Их дороги в жизни также резко различались; Магнус еще в молодом возрасте услышал зов Рованоко и присоединился к ордену Молота. Алдженон остался с отцом; он знал, что станет правителем, когда придет его время. Магнус был ребенком не по годам развитым, он спорил с детьми и взрослыми, постоянно затевал драки. Алдженон пытался приглядывать за мальчишкой, но после смерти их отца его поглотили заботы вождя, и у него совсем не оставалось времени на брата. В результате Магнус стал сильным и независимым. Он много путешествовал по стране раненое, но мало времени проводил в Свободных Землях после своего первого посещения Канарна – то есть примерно последние восемь лет.

Алдженон, напротив, всегда был человеком спокойным, тщательно обдумывал свои слова, прежде чем что-то сказать, и не отличался жестокостью, которая являлась характерной чертой его народа. Сражаясь, он стремился убить врага, но никогда не чувствовал необходимости хвастаться, вести себя вызывающе, производить впечатление своими деяниями или умениями. С топором в руке он по-прежнему был самым опасным человеком во Фредериксэнде, но чем старше становился, тем меньше думал о сражениях и склонялся к мысли, что затруднения лучше всего разрешать путем переговоров.

– Мой господин, вождь, – раздалось у него за спиной, и Алдженон узнал голос Вульфрика, одного из его братьев по оружию и дорогого друга.

Вождь не обернулся, продолжая пристально смотреть на скованное льдами Фьорланское море; перед его мысленным взором стояло суровое лицо брата. Алдженон не видел Магнуса почти год, но часто получал сообщения о его глупом поведении на юге и теперь сожалел о том, что много лет назад позволил ему покинуть Фредериксэнд.

– Алдженон, – снова заговорил Вульфрик, на сей раз более настойчиво.

– Что тебе нужно? – спросил вождь, не оборачиваясь.

– Собрание ждет тебя, мой вождь, – произнес Вульфрик, склонив голову.

Алдженон бросил последний долгий взгляд на море и тяжело переступил через порог, войдя в огромные деревянные двери дома собраний раненских вождей. Поверх кольчуги на нем были надеты кожаные доспехи с вшитыми стальными пластинами, и, когда он вошел в зал, раздался громкий звон металла.

Раненский дом собраний представлял собой круглое здание с высоким, в пятьдесят футов, потолком, выстроенное из белого камня, в потолке был проделан световой люк. Лорды раненов сидели на каменных скамьях, а на возвышении стояло единственное кресло, предназначенное для вождя Фредериксэнда.

Бородатые, закаленные в боях люди были одеты в плащи из мехов и шкур, большинство в присутствии вождей и боевых командиров Фьордана чувствовали себя жалкими и ничтожными. Алдженон созвал их сегодня по двум причинам, одна из которых, как он считал, вряд ли вызовет одобрение. Направляясь к своему креслу, он надеялся на то, что новости о пленении Магнуса окажется достаточно для того, чтобы лорды согласились отправить в поход флот драккаров.

Две сотни раненских лордов одновременно поднялись и высоко подняли сжатые кулаки в знак уважения. Единственным, кто остался сидеть, был Торфан, хранитель знаний и традиций; ему было почти восемьдесят лет, и его обязанностью было читать и трактовать книги Потрясателя Земли – несколько текстов, которые содержали волю Рованоко.

Вульфрик прошел мимо Алдженона и сел перед возвышением. Будучи вторым после Алдженона воином в стране, его заместителем, он единственный имел право сидеть лицом к лордам, подобно самому вождю. Он занимал среди раненов высокое положение, которое никто не осмеливался оспаривать.

Лорды продолжали стоять, пока Алдженон не сунул руки за пояс и не вытащил два небольших метательных топора, висевшие у него на бедрах, и не положил их на пол перед своим креслом. После этого каждый из собравшихся лордов положил свой топор на белый каменный пол. Громкий звон металла о камень заглушил все другие звуки, кроме воя холодного ветра за стенами.

Когда ритуал начала собрания был завершен, Алдженон занял свое место и поднял взгляд на раненских лордов, которые полукругом расположились перед ним. Вульфрик снял с плеча двуручный топор и дважды стукнул древком о каменный пол. Он был самым сильным среди собравшихся, и в его обязанности входило следить за соблюдением ритуалов и законов Рованоко.

– Милорды, – начал Вульфрик, – наш вождь потребовал этого собрания. – Он говорил громко и четко, на архаическом раненском языке, которым пользовались только в официальных случаях. – Мы услышим его слова с топорами в руках, в незримом присутствии нашего бога. – Заключительные слова его сопровождались третьим ударом древка. – Рованоко, взгляни на свой народ с гордостью и дай нам силы не разочаровать тебя.

Алдженон обвел лица собравшихся холодным взглядом. Он еще некоторое время молчал; стояла тишина, и лишь свист холодного ветра нарушал ее. Затем он заговорил:

– Братья, далеко к югу отсюда находится город Ро Канарн. – Судя по лицам людей, многим из них было знакомо это название. – Правитель этого города, человек чести, из народа ро, по имени Эктор, заключил с моим братом союз, желая отделиться от своего короля.

Алдженон помолчал; лорды ахали и охали, шепотом выражая изумление при этой поразительной новости. Очередной удар древка топора Вульфрика заставил всех замолчать.

Алдженон осмотрел зал, и взгляд его задержался на фигуре лорда Алефа Летнего Волка, старого, уважаемого вождя из древнего города Тиргартен. Алеф не ахал и не перешептывался ни с кем, но с любопытством смотрел на своего господина. Алдженон хорошо знал Алефа и улыбнулся, увидев выражение его лица. Если бы он так же смог заинтересовать всех остальных, то его слова убедили бы собрание.

Алеф встретился взглядом с вождем и после секундного размышления ответил скупой улыбкой. Затем поднялся и протянул руку к своему топору. Высоко подняв голову, он стукнул древком топора по белому камню. Вульфрик поднял голову и кивнул.

– Милорды, вы все меня знаете… – Алеф говорил громким, скрипучим голосом. – Лорд Алдженон мудр, но иногда на него находит настроение играть комедию. Я прошу его рассказать всю историю от начала до конца и разрешаю останавливаться ради драматического эффекта не более двух раз. – Он улыбнулся, и по рядам пробежали смешки.

Алдженон хмыкнул, и Вульфрик снова призвал лордов к порядку. Раненские лидеры повернулись к верховному вождю в ожидании речи.

– Итак, – выпрямился в кресле Алдженон. – Алеф высказывает свою точку зрения с изяществом, подобным удару топора в лицо, однако он мудрее меня. – Вождь поднялся и, перешагнув через свои два метательных топорика, начал расхаживать перед собранием. – Магнус – молодой человек, обладающий силой горного волка, но он не глуп и никогда не поднимет оружие ради дела бесчестных людей.

Алдженон смолк на мгновение, чтобы понять как реагируют на его слова люди, сидящие в зале. Перед ним было море лиц, и все кивали, подтверждая свое согласие с тем, что Магнус – человек чести.

– И поэтому то, что произошло, кажется мне еще более возмутительным. – Эти слова заставили лордов насторожиться. – Магнус предложил герцогу Эктору благословение Рованоко, и они назвали друг друга братьями. – Усевшись в свое кресло, Алдженон буквально прорычал последнее предложение: – Затем рыцари Одного Бога напали на город и перебили почти всех жителей Канарна!

Реакция последовала мгновенно. Собравшиеся лорды вскочили с мест и начали выкрикивать проклятия, обращенные к богу людей с юга. Когда-то Свободные Земли раненов находились под властью Одного Бога и его служителей. Все лорды знали историю этого завоевания: как Пурпурные священники разрушили храмы Рованоко, как Черные священники оскверняли погребальные насыпи, и как Красные рыцари обратили в рабство всех здоровых раненских мужчин. Свободные Отряды образовались двести лет назад и вернули свои земли ценой крови и смерти, но ранены ненавидели священников и рыцарей точно так же, как и в далекие времена.

Алеф вытянул руки вперед:

– Братья, прошу тишины. Не позволяйте гневу взять верх над разумом. В этих стенах не произносят проклятий без причины, и мы не должны нарушать эту традицию. У лорда Слезы, я уверен, еще найдется, что сказать нам. Займем свои места и выслушаем его; вероятно, мы услышим, почему произошла эта трагедия. – Это были мудрые слова, но Алдженон понимал, что Алеф является его потенциальным соперником.

Он подобрал один из своих топориков и опустил голову.

– Мой брат находится в тюрьме. Это вызывает во мне гнев. Это вызывает гнев Рованоко. Магнус принадлежит к ордену Молота и достоин большего, нежели каменная камера и запертая дверь.

Лорды снова продемонстрировали свое недовольство. Тюрьма была ужасным унижением для любого ранена, а заключение в камеру жреца – самым тяжким оскорблением, какое только можно было себе представить. Смерть являлась событием, которое праздновали, о котором слагали песни, в то время как попасть в плен и в тюрьму означало лишиться чести в глазах Рованоко. Люди ро ничего не знали о том, что такое честь, и, не ведая того, совершили одно из самых гнусных преступлений.

– Милорды, есть еще кое-что…

Алдженон долго думал о том, как подойти к вопросу о Семи Сестрах, и до сих пор не был твердо уверен в том, поймут ли его. АльХасим, его шпион и лучший друг его брата, мало сказал ему в своем последнем сообщении, кроме того, что ведьма околдовала по крайней мере одного из командиров Красных рыцарей.