Текст книги "Черный Страж"

Автор книги: Э. Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

– Среди Красных рыцарей находится каресианская ведьма, одна из Сестер Джаа, и ее воля направляет слабый разум людей ро. Все это произошло благодаря ее злым замыслам, – произнес он негромко, но достаточно для того, чтобы его услышали.

Один из лордов, сидевший слева, поднялся и стукнул древком топора о пол, требуя, чтобы его выслушали. Вульфрик дал ему слово, и все обернулись в его сторону.

Этого человека звали лорд Рулаг Медведь, он являлся вождем Джарвика. Он не был верховным лидером, но все знали о его доблести в бою и опасались его. Рулаг командовал флотом драккаров и пятнадцатью тысячами воинов. Он обвел взглядом комнату, вглядываясь в лица своих собратьев-лордов.

– Я разгневан обращением со жрецом не менее, чем любой человек в этом зале, – начал он, – но меня сейчас волнуют намерения лорда Слезы. Если он собирается начать войну из-за оскорбления, нанесенного ему ведьмой… – несколько человек закивали в знак согласия, – тогда, может быть, он отправится туда сам и вызовет ее на бой. Неужели нужно теперь созывать ради этого собрание? – Чем дольше он говорил, тем громче становился его голос.

Несколько человек встали на защиту Алдженона, и раздались громкие крики, а те, кто сидел вокруг Рулага, поднялись и начали вызывающе отвечать им, крича на весь зал.

Люди размахивали топорами, осыпали друг друга оскорблениями, а Алдженон сидел молча и ждал. Он боялся именно такой реакции и понимал, что не все лорды раненов серьезно относятся к разговорам о колдовстве. Многие были простыми воинами и верили лишь в существование того, что могли увидеть, услышать и убить. Орден Молота был наделен некоторыми божественными дарами, но ранены воспитывались в понятиях о гневе и голосе Рованоко, и для большинства из них это не имело никакого отношения к колдовству.

Вульфрик позволил спорам продолжаться, потому что люди размахивали топорами, а по закону Рованоко метание топора с целью уладить разногласия было почетным способом решения проблем. Пока никто ничего не метнул, но Алдженон видел, что собрание разделилось; половина людей хотела, чтобы Рулаг извинился за свои слова, а другая половина была с этим не согласна.

Вульфрик бросил взгляд через плечо, на Алдженона. Оба понимали, что призвать лордов к тишине можно было, лишь бросив топор или же если бы Алдженон заговорил. Топоров никто не бросал, и верховный вождь подождал еще несколько минут, оценивая силы своих сторонников и противников.

Сделав глубокий вдох, он поднялся с кресла и взял в руки оба своих метательных топора. Вульфрик, слегка улыбнувшись вождю, стукнул древком топора по белому каменному полу, и все лорды моментально затихли. Основная часть осталась стоять, Рулаг выпятил подбородок и взглянул на Алдженона, демонстрируя свое нежелание отказываться от оскорбительных слов.

– Милорды, – громко начал Алдженон. – Мы услышали справедливые слова, хотя мысль могла быть выражена и получше. – Его слова вызвали у некоторых смех. – Не важно, хочет признавать это милорд Медведь или нет, но к последним событиям приложили руку ведьмы Джаа… Они нарушили закон, высказанный самим Рованоко. – Алдженон намеренно упомянул имя Ледяного Гиганта, зная, что лорды, поддерживавшие его, теперь твердо встанут на его сторону, а те, кто поддерживал Рулага, начнут сомневаться в своей правоте.

Вульфрик трижды стукнул деревяшкой об пол, прежде чем заговорить:

– Слово Рованоко было произнесено. Сейчас будет зачитан закон Рованоко.

Торфан, хранитель законов, который уже уснул в своем кресле, резко выпрямился и протянул руку к тяжелой книге в кожаном переплете, покоившейся на подставке слева от него.

Он откашлялся и положил книгу на колени. Открыв ее, старик провозгласил:

– «Слово Рованоко, переданное нам Калаллом из Легиона, первым хранителем знаний во Фредериксэнде, сейчас будет услышано. – Он не торопясь полистал книгу в поисках нужного фрагмента, затем прищурил свои узкие глаза, чтобы прочитать древний шрифт. Пробормотав что-то про себя, он снова откашлялся и продолжал: – Закон Ледяного Гиганта гласит, что ранены, свободные люди севера, люди Нижнего Каста, кланы Плато Медведя, люди Глубокого Перевала, жрецы и лорды Хаммерфолла… – Он резко втянул воздух, закашлялся, снова продолжал: – …никогда не должны позволять, чтобы мужчина или женщина – орудие другого бога заключали в тюрьму кого-то из народа раненов, или благодаря хитрым замыслам или открытому нападению начинали против них войну, или порабощали их братьев».

Эти слова были прекрасно известны большинству из присутствующих. Они были перефразированы сотню раз за долгие годы и использовались как предлог для всяческих необдуманных предприятий и по меньшей мере во время одного по-настоящему справедливого дела. Этот закон Рованоко был толчком к образованию Свободных Отрядов, что в конце концов привело к изгнанию людей ро обратно за море, в Тор Фунвейр.

Законы Ледяного Гиганта можно было толковать по-разному, они с равным успехом служили как благородному вождю, так и жестокому военачальнику. Алдженон понимал, что пользоваться этим законом Рованоко – опасно, но также знал, что в противном случае ему придется убить Рулага.

Алеф Летний Волк поднялся и нарушил тишину, снова ударив древком топора по полу. Рулаг Медведь по-прежнему стоял, как и полдюжины других военачальников из областей вокруг Джарвика. Алдженон заметил сына Рулага, Калага, который злобно сжимал в пальцах метательный топорик, очевидно, ожидая возможности швырнуть его. Лорды Джарвика были достаточно могущественны, и несколько окружавших его областей заключили с ними союз исключительно из страха. Алдженон насчитал пятнадцать лордов, поддерживавших Рулага. Алеф посмотрел на мужчин, которые стояли, затем бросил на Алдженона многозначительный взгляд; он тоже понимал, что противники верховного вождя сильны.

– Мы знаем этот закон, братья, – начал Алеф. – И мы знаем, как им пользовались в прошлом и с какими целями, хорошими и дурными. – Он бросил очередной взгляд на Алдженона, словно извиняясь за то, что собирался сейчас сказать. – Лорд Алдженон, кажется, думает, что мы все здесь настолько же простодушны, как лорд Ганек из Тиргартена, мой прежний вассал… Он вспоминал этот закон лишь для того, чтобы убить лорда-соседа за то, что тот захватил его откормленных на зиму свиней, – произнес он со смешком, и по меньшей мере половина собравшихся раненских лордов разразилась смехом. – Очевидно, по причине того, что свиньи обеспечивали пищей его жену и двоих прекрасных дочерей, он считал их членами семьи и своими братьями.

Смех стал громче, и Алдженону показалось, что эта история позабавила даже Рулага.

– Мой господин и вождь, – прямо обратился Алеф к Алдженону. – Я очень привязан к твоему брату. Я сомневаюсь в том, что здесь находится хотя бы один человек, который не чувствует себя лично оскорбленным обращением, которому он подвергается в руках рыцарей Одного Бога. – Он обратился к другим лордам: – Но если наш вождь желает отправить флот драккаров против города Ро Канарн и рыцарей Одного… – в этот момент все затаили дыхание, – тогда я должен высказать свое тщательно продуманное возражение. Спасение одного жреца Молота не стоит жизней сотен воинов. – Он сел, а остальные ранены разразились криками.

Алдженон тоже сел, слушая, как две сотни раненов кричат друг на друга. После слов Алефа противники Алдженона ощутили себя сильнее его сторонников, и Рулаг Медведь почувствовал, что правда и мудрость на его стороне.

Вульфрик молчал, но во взгляде, брошенном им на вождя, видна была тревога; судя по всему, в споре Алдженону Алефа не одолеть.

Верховный вождь Фредериксэнда тщательно взвешивал следующий шаг. Придя к выводу о том, что выбора практически нет, он с решительным видом поднялся, взял свои топорики и уставился себе под ноги.

Вульфрик дважды громко стукнул древком топора о пол; тишина наступила не сразу, но, когда люди смолкли, он громовым голосом произнес:

– Верховный вождь желает говорить.

Алдженон обрадовался его поддержке, несмотря на то что она была скорее данью церемониалу и не могла принести ощутимой пользы. Держа свои метательные топорики в опущенных руках, он выступил вперед и остановился перед возвышавшимися рядами сидений.

– Лорд Алеф снова показал нам, что обладает хитростью, смекалкой и немалой мудростью. Это похвально, милорд, однако я твердо намерен собрать флот драккаров и отправить его на помощь своему брату.

В собрании на сей раз воцарилась мертвая тишина; все понимали, что если Алдженон принял решение, то это уже серьезно. Те, кто стоял, уселись на свои места, когда верховный вождь поднял голову и обвел взглядом лица тех, кто выступил против него. Рулаг выдержал его взгляд лишь мгновение, затем отвернулся и сел на скамью, положив топор на пол. Калаг Медведь, судя по его виду, удивился поведению отца, но последовал его примеру и тоже сел.

Алеф, который уже занял свое место, внимательно посмотрел на Алдженона, потом опустил глаза на собственный метательный топорик, лежавший на полу у его ног. Алдженон взглянул на старого лорда и на мгновение почувствовал укол сожаления; затем он сделал шаг вперед и швырнул один из своих топориков в Алефа. Топор, вращаясь, пролетел над рядами скамей, Алеф едва успел широко раскрыть глаза от изумления, и лезвие вонзилось ему в грудь. Это был хороший бросок, и Алеф испустил лишь один, последний, вздох, прежде чем его бездыханное тело повалилось вперед, на пол.

Одежда его была темно-коричневого цвета, плечи прикрывала медвежья шкура, и поэтому кровь, заливавшая его тело, стала видна, только когда алая лужа растеклась по белым камням. Лорды, сидевшие рядом, отодвинулись, но только для того, чтобы не испачкаться в крови, и все присутствующие закивали, молча выражая уважение мертвому. Алдженон крепко стиснул в пальцах второй топорик и медленно покачивал им взад-вперед, таким образом, словно позволяя любому, кто хотел нанести ему удар, сделать это беспрепятственно. Но никто не пошевелился, и через минуту Вульфрик снова стукнул по полу.

Торфан, хранитель закона, произнес привычным официальным тоном:

– Один топор брошен в пользу предлагаемого действия, и ни одного – против. Будет сделано так, как сказал лорд Слеза.

Алдженон постарался не показывать своей растерянности, но он чувствовал себя глупо из-за того, что пришлось прибегнуть к убийству Алефа. За те восемь лет, что он являлся верховным вождем Фредериксэнда, это был всего лишь третий раз, когда он швырнул топор, и верховный вождь решил, что лорды теперь боятся его даже больше, чем прежде. Он тщательно поддерживал образ непроницаемого и безжалостного вождя, но ему редко приходилось поднимать оружие против своих людей.

Но люди не осознавали сути происходящего, и он никогда не смог бы заставить их понять, что Алдженон говорит от имени Рованоко, а Ледяной Гигант попросил его отплыть в Ро Канарн и вступить в борьбу с каресианской колдуньей.

Он не принадлежал к ордену Молота, но с тех пор, как он занял пост верховного вождя, у него появилась возможность общения со своим богом.

Алдженон сел в кресло.

– Все вожди, воины и капитаны флота должны собраться в моем доме еще до утра. – Он повернулся к человеку, который сидел справа от Алефа. – Лорд Боррин Железная Борода, – обратился он к церемониймейстеру Тиргартена, – ты будешь говорить от имени своей страны вместо своего господина.

Боррин был намного моложе Алефа, ему еще не исполнилось тридцати, но он выглядел опытным воином.

– Твое слово для меня закон, – спокойно произнес Боррин, – и топор Тиргартена в твоем распоряжении, милорд.

Больше никто не произнес ни слова. Алдженон поднялся и повернулся к огромным деревянным дверям зала. Стук церемониального топора Вульфрика, означавший конец собрания, породил эхо в просторном каменном помещении, когда Алдженон уходил прочь от раненских лордов.

На улице колючий ледяной ветер снова подул ему в лицо, и он позволил себе спокойно поразмыслить несколько мгновений, глядя на море, прежде чем вернуться к своим обязанностям.

Дом Слезы представлял собой длинное деревянное сооружение с высокими сводчатыми потолками и с десятком дымоходов, через которые уходил дым от очагов. Древнее оружие – топоры, копья, фальшионы и молоты – было развешано по стенам, и еще зал украшали черепа троллей, Горланских пауков и других, менее известных чудовищ. Ни оружие, ни трофеи не принадлежали Алдженону, но он держал здесь все эти вещи из уважения к прежним лордам Фьорлана, которые сражались на всей этой земле, от одного края Нижнего Каста до другого, чтобы освободить ее для людей Рованоко.

На стенах висели гобелены, изображавшие битвы Гигантов и кракенов Фьорланского моря, пожиравших корабли. Дом использовался для собраний, пиров и ритуальных поединков, здесь Алдженон Слеза вершил суд. Его собственное жилище представляло собой небольшой смежный домик, и сейчас, когда он сидел в кресле своего отца в большом зале, Алдженон мечтал о том, чтобы у него появилось время пойти и провести несколько беззаботных часов с детьми. К несчастью, он бросил свой топор, и дальнейший путь его теперь был высечен на камнях Фьорлана.

Вульфрик стоял справа от него, а раненские лорды подходили по одному для того, чтобы заверить верховного вождя в своей поддержке. Каждый из них с небольшой свитой шел от открытых дверей к креслу Алдженона. Кроме этих людей, в зале никого не было, и лордам на пути к трону вождя приходилось миновать семь длинных пиршественных столов. Вульфрик часто говорил, что предки Алдженона специально построили дом так, чтобы приводить в смущение своих братьев по оружию; идти нужно было долго, и все это время они находились на виду у верховного вождя.

Рулаг Медведь и лорды Джарвика, судя по всему, примирились с необходимостью предстоящего похода и теперь рвались в бой. Боррин Железная Борода, церемониймейстер Алефа, держался сухо, но уважительно и обещал предоставить три драккара и пять сотен воинов.

Лорды Нижнего Каста и Хаммерфолла были отнюдь не склонны отправлять в поход все свои войска, но угрозы и напоминание о долге сделали свое дело, и они отдали вождю еще тридцать кораблей с закаленными в боях экипажами.

– Сколько всего у нас человек? – спросил Алдженон своего церемониймейстера.

– Пятнадцать лордов со своими братьями по оружию, мой вождь. – Он взглянул на кусок пергамента, лежавший перед ним на столе. – У нас имеется сто двенадцать кораблей и немалая жажда крови.

Алдженон бросил на Вульфрика мрачный взгляд:

– Ты считаешь, я совершаю ошибку?

– Да, милорд, ты совершаешь ошибку, – серьезно ответил тот, – но ты и сам понимал это с самого начала. – Вульфрик и вождь знали друг друга с детства, и помощник Алдженона мог высказывать свое мнение свободно. – Я не знаю, чего тебе наговорил Самсон Лжец и что толкнуло тебя на это, но сейчас мы затеваем войну с рыцарями Одного Бога. Ты можешь уверять всех, что это воля Рованоко, можешь даже говорить, что мы собираемся убить бессмертную каресианскую ведьму, но реальность такова: мы отправляемся на войну с этими Красными ублюдками.

Алдженон опустил взгляд:

– Самсон ближе Рованоко, чем любой другой жрец Молота, и его советы… по некоторым вопросам… не имеют цены.

Возможно, он и вовлек лордов в войну, но он сделал это не по собственной прихоти. Он следовал воле своего бога; никогда в жизни он не осмелился бы оспаривать приказ бога. Ему очень хотелось рассказать Вульфрику о своем долге, но ему было запрещено это делать. Единственным раненом, который знал о тайных способностях верховных вождей Фредериксэнда, передающихся по наследству, был старик Самсон. В жилах его текла кровь Гигантов, и он мог считать себя прямым потомком древних Ледяных Гигантов, которые когда-то ходили по этой земле. Он был наполовину сумасшедшим, и большинство местных считали его бесчестным старым лжецом. Однако в день смерти Рагнара Слезы он пришел к Алдженону и рассказал ему о его наследственном долге: о том, что верховный вождь раненов является как бы воплощением Рованоко и обязан принимать участие в Долгой Войне, бесконечном сражении между Гигантами.

– Скажи остальным лордам, пусть придут завтра. – Алдженон потер глаза. – Я устал, уже очень поздно. – Он медленно поднялся. – Ты мой друг, но сейчас я больше нуждаюсь в доверии, чем в дружбе, – обратился он к своему помощнику и церемониймейстеру.

– И моя дружба, и мое доверие навсегда принадлежат тебе, мой господин, – просто сказал Вульфрик, – но друг говорит другу о его ошибках, так что, я думаю, давай еще на какое-то время останемся друзьями. – Он протянул руку Алдженону, и тот горячо пожал ее. Затем Вульфрик вновь заговорил: – Насколько я понимаю, ты хотел бы поговорить с дочерью Алефа?

– Да, я собирался, это тоже может подождать до завтра, – ответил ему Алдженон.

Вульфрик прошел весь длинный путь до выхода и покинул зал, оставив верховного вождя у его кресла в глубокой задумчивости. У Алдженона оставалось еще немало дел, которые нужно было переделать до отплытия к землям ро, и большую часть этих дел следовало скрыть от посторонних глаз.

Поговорить с Халлой Летней Волчицей было необходимо, и вряд ли этот разговор закончится кровопролитием. Дочь Алефа – закаленный воин и обладает твердым характером; она знает, как делаются такие дела, потому что участвовала во многих столкновениях между соперничавшими лордами. Алдженон надеялся, что она отправится на войну вместе с его флотом и не посрамит имени своего отца. Он снова потер глаза, пытаясь отогнать усталость, но был уже не в силах сосредоточиться; поэтому Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь раненов и земное воплощение Рованоко, решил отправиться спать. Он прошел от середины длинного зала к высокой деревянной двери, находившейся за его креслом. Дверь была прикрыта, но не заперта, и Алдженон помедлил секунду, прислушиваясь, прежде чем осторожно постучать. Он отступил, когда круглая ручка повернулась и дверь медленно отворилась. Из-за двери выглянул маленький ребенок.

– Надеюсь, твой брат знает о том, что ты еще не спишь и подслушиваешь под дверью? – обратился вождь к дочери.

Ингрид Слезе было девять лет, и с каждой зимой она становилась все более шаловливой и непослушной. У нее были черные волосы отца и темно-синие глаза матери, но улыбка – ее собственная.

– Мм, Алахан спит, и я подумала, что мне следует послушать, что у вас происходит. Чтобы узнать о таких вещах, – сказала она, потупившись.

– О каких вещах? – удивился Алдженон.

– О таких. Потому что когда я стану верховным женщиной-вождем… – гордо начала девочка.

– Я уже говорил тебе, Ингрид, женщина не может стать верховным вождем. У нас может быть только вождь-мужчина, как я уже повторял тебе тысячу раз, но не женщина.

– Но это же глупо. Я умнее Алахана, я проворнее и, когда я вырасту, клянусь, буду лучше него обращаться с топором. – На ее лице появилось притворно обиженное выражение, и Алдженон, открыв дверь пошире, обнял девочку.

В одежде, доставшейся ей от брата, которому уже исполнилось двадцать четыре года, и она пыталась выглядеть как мужчина. Ингрид была в одних носках, наверняка для того, чтобы двигаться бесшумно. Она обладала неимоверной быстротой и проворностью, и Алдженон давно перестал пробовать разыскивать ее, чтобы наказать, когда она плохо себя вела.

– Волчонок, – с любовью в голосе проговорил он, – ты вырастешь сильной и высокой, ты произведешь на свет могучих раненских мужчин.

Ее лицо выразило отвращение.

– Ни за что. Я стану первой женщиной-вождем Фредериксэнда.

– Ингрид, – серьезно произнес он, – неужели ты считаешь, что битва и смерть более почетны, нежели рождение детей, новых живых существ, и любовь к этим детям?

Ингрид, казалось, готова была рассмеяться над серьезностью отца, но вместо этого вывернулась из его рук.

– Если ты снова встанешь с кровати, завтра я не расскажу тебе историю перед сном, – мягко пригрозил он дочери.

Она, казалось, была уязвлена недовольством отца и неуверенно прошептала:

– Но ты же начал рассказывать мне про кракенов.

– И если ты хочешь услышать продолжение про кракенов, волчонок, то делай, как я велю.

Дом Алдженона был простым строением, совершенно не соответствующим огромному, словно пещера, пиршественному залу. Всего три комнаты располагались вокруг центрального помещения, используемого в самых различных целях – от приготовления пищи до мытья. В двух маленьких комнатах спали Ингрид и Алахан; однако комнаты эти были достаточно большими, чтобы дочь могла устраивать там беспорядок. А сын редко проводил время в своей спальне. Спальня, которую хозяин дома когда-то делил с женой, сейчас представляла собой голую комнату с единственным предметом мебели – кроватью. После смерти жены Алдженон убрал все вещи, украшавшие спальню, и проводил здесь только ночь.

Ингрид ушла в свою комнату, но затем снова приоткрыла дверь и высунула голову в щель.

– Отец, а тот ужасный человек снова приходил, чтобы увидеть тебя, – сказала она, имея в виду Самсона Лжеца. – Он разговаривал о чем-то с Алаханом, потом ушел. Думаю, разозлился, что не застал тебя. Я скучаю по Хасиму, он скоро вернется?

– Иди спать, волчонок.

В последние годы Аль-Хасим был здесь редким гостем, но постепенно он стал для нее кем-то вроде доброго дядюшки. Он рассказывал ей возмутительно лживые истории о своих приключениях и не раз получал за это тумака от Алахана.

Она ухмыльнулась и закрыла дверь, но Алдженон сомневался в том, что девочка отправилась спать. Он хотел сначала разбудить сына и обсудить с ним обязанности, которые тот должен будет выполнять в отсутствие отца, но снова зевнул и решил отложить этот разговор на завтра.

Небольшой очаг в центральной комнате горел весь день и всю ночь для того, чтобы в дом не проникал холод, и Алдженон несколько минут погрелся у огня, затем принялся снимать доспехи. Внешние кожаные доспехи были тяжелыми, вшитые в них металлические пластины мешали сложить их как следует, и он взгромоздил доспехи на табурет. Расстегнув пояс кольчуги, он просто стряхнул ее с плеч, и она с громким звоном упала на пол, покрытый медвежьей шкурой. Алдженон, оставшись в простой черной рубахе, посмотрел на себя в небольшое зеркало. Из зеркала на него глядело бородатое лицо, покрытое шрамами, лицо обычного усталого старика; он отвернулся, быстро пересек комнату и закрылся в своей спальне.

Было ясное, холодное утро, когда Халла Летняя Волчица, воительница Рованоко и наследница имени своего отца, явилась в тронный зал Фредериксэнда на встречу с лордом Алдженоном.

Высокая, шести футов ростом, она стояла у дубовых дверей, плотно закутавшись в плащ из медвежьих шкур; рыжие волосы спадали ей на плечи и достигали талии. Тридцатилетняя Халла никогда не расставалась с кольчугой и боевым топором и относилась к своей роли воительницы очень серьезно.

Несколько лет назад в бою Халла лишилась левого глаза и с тех пор носила на пустой глазнице черную повязку. Ее по-прежнему время от времени называли «одноглазой женщиной с топором», но она довела до совершенства яростный взгляд, благодаря чему оскорбления стали очень редкими.

У ее отца не было сыновей, и в результате Халла остро чувствовала бремя своего родового имени. Она с готовностью бросалась в бой и заработала репутацию жестокой женщины со вспыльчивым нравом.

Тронный зал располагался на холме, с которого открывался вид на город, он стоял в стороне от низких деревянных строений, ряды которых тянулись вниз до самого Фьорланского моря. Вчера вечером Боррин сообщил ей о смерти отца. Она приехала с ним во Фредериксэнд из их дома в Тиргартене три дня назад, потому что их призвал верховный вождь. Они путешествовали вдоль побережья с небольшим отрядом воинов и понятия не имели о том, что ждало их впереди. Алеф Летний Волк приказал дочери не появляться в собрании, он понимал, что многих лордов разозлит присутствие женщины. В собрании Тиргартена, хотя оно было в два раза менее многочисленным, чем собрание Фредериксэнда, участвовала не только Халла, но и еще несколько женщин, которых можно было по праву называть самыми храбрыми воинами Фьорлана. Тем не менее большинство людей по-прежнему смотрели на Халлу как на диковинку, а не как на настоящего воина.

Ей уже приходилось встречаться с Алдженоном Слезой, и его непроницаемое лицо приводило ее в замешательство. Казалось, будто он умеет читать чужие мысли, и ее отец часто говорил, что верховный вождь – самый опасный человек во Фьорлане.

Дверь зала отворилась, и Вульфрик, церемониймейстер Фредериксэнда, шагнул через порог навстречу морозному утру. Он приподнял брови, увидев Халлу в такой ранний час. Вульфрик медленно подошел и остановился перед ней, закрыв за собой дверь.

– Холодно сегодня, а? – Он плотнее закутался в тяжелый плащ. – В этом году лед появился рано. Думаю, нас ждет тяжелая зима. – Он не смотрел на Халлу, взгляд его был устремлен поверх городских крыш на Фьорланское море.

Вульфрика из-за его телосложения иногда в шутку называли наполовину Гигантом. Он не намного превышал ростом остальных раненов, но у него были необыкновенно широкие плечи, а руки – толщиной со ствол дерева. Потомком Гигантов он тоже не был, но Халла в жизни не видела такого внушительного мужчины. Он никогда не завязывал в узел взлохмаченные темные волосы, носил доспехи из шкур троллей, которые издавали характерный запах.

– Мне нужно поговорить с лордом Алдженоном, – сказала она.

Прежде чем заговорить, он улыбнулся.

– А я думал, мы заведем с тобой приятную беседу о погоде, – ответил он, не глядя на Халлу. – Я так понимаю, Боррин уже рассказал тебе…

Халла кивнула и опустила голову, не желая, чтобы он видел горестное выражение ее лица.

– Я хотела поговорить с вождем…

– Зачем? – перебил ее церемониймейстер. – Тебе известно, что произошло, так что, пытаясь узнать подробности, ты только причинишь себе боль. – Он повернулся к ней лицом. – Тебе уже приходилось прежде заседать в собрании, и ты видела, как умирали люди по более ничтожным поводам. – Вульфрик говорил резким голосом, но Халла заметила в его глазах озабоченное выражение. – Он собирался поговорить с тобой сегодня, но тебе неприлично появляться здесь.

– Я не собираюсь спрашивать его о том, зачем он убил моего отца. Я знаю, зачем он это сделал. Я хотела только… не знаю… просто взглянуть ему в глаза.

Халла не думала о том, что скажет, оказавшись лицом к лицу с убийцей своего отца. Она знала одно: с восходом солнца сон покинул ее, и она почувствовала, что должна увидеть верховного вождя.

– У моего отца не было сыновей, а Тиргартену нужен вождь. Может быть, ты сможешь сказать мне, что будет дальше? – сухо спросила она.

Вульфрик взглянул на нее сверху вниз:

– Лорды владений Летнего Волка будут сражаться между собой до тех пор, пока не победит сильнейший, – он и станет вождем. Боррин Железная Борода – хороший человек и прекрасно знает обычаи, он проследит за тем, чтобы все делалось по правилам, – несколько официальным тоном произнес Вульфрик.

Халла некоторое время смотрела прямо в глаза гиганту.

– А что будет со мной? Мне придется стать боевой сестрой нового вождя и вечно жаловаться на то, что я родилась женщиной?

Он снисходительно улыбнулся:

– Ты говоришь прямо как дочь Алдженона – Ингрид считает, что «женщина-вождь» звучит лучше, чем просто «вождь». – Напряженность исчезла из его взгляда. – Юность иногда бывает мудрее старости, а традиции часто являются глупостью, однако в своих действиях мы связаны именно традициями. Я знаю, он хотел бы, чтобы ты присоединилась к флоту драккаров.

Халла несколько мгновений поразмыслила над словами церемониймейстера, затем обошла его и взялась за ручку двери.

– Тогда позволь мне самой сказать ему об этом, – вызывающим тоном произнесла она.

Вульфрик не стал ее останавливать, просто последовал за ней, когда она потянула на себя ручку высокой деревянной двери и открыла ее.

– Это плохо закончится, Халла. Тебе сейчас следует вернуться домой и ждать его.

Она не ответила и размашистыми шагами вошла в огромный зал; стук ее сапог о каменный пол порождал эхо в просторном помещении. Она была здесь однажды, еще девочкой, и зал тогда представлялся ей невообразимо огромным. Сейчас она поняла, что он лишь немного больше пиршественного зала ее отца в Тиргартене.

Какой-то старик в серых одеждах разжигал огонь в трех очагах, которые через равные промежутки располагались посередине зала. Тепло очагов еще не изгнало ночной холод из помещения, и здесь было ничуть не теплее, чем на улице. Старик явно встревожился, когда Халла прошла мимо него, но успокаивающий жест Вульфрика предотвратил возможные возражения. Воительница миновала пустые пиршественные столы, бросила лишь мимолетный взгляд на огромные черепа троллей, подвешенные к потолку, и замедлила шаг лишь тогда, когда приблизилась к трону верховного вождя.

Три раненских воина сидели за небольшим столом в стороне от трона, и все подняли головы, услышав шаги гостьи. Она узнала двоих: это были Рулаг Медведь из Джарвика и его сын Калаг. У третьего за спиной висел огромный топор, и Халла предположила, что это их распорядитель собраний. У Рулага и Калага были темно-зеленые глаза, напоминание о старом верховном вожде Джарвика, Голаге Изумрудные Глаза, которого Рулаг повесил на мачте его собственного драккара, захватив власть в городе. Орден Молота приговорил род Медведя вечно производить на свет детей с темно-зелеными глазами, тем самым отметив их как убийц верховного вождя.

Незнакомый распорядитель шагнул навстречу Халле:

– Здесь не место женщине, одноглазая. Можешь подождать снаружи, а то вдруг нам понадобится служанка, чтобы подавать мясо.

Вульфрик подошел и встал рядом с Халлой.

– Видишь, ты пришла сюда сегодня утром не первая, и не тебе первой было приказано подождать.

На человека из Джарвика он не обратил ни малейшего внимания. Халла тоже взглянула мимо незнакомца на Рулага и его сына.

– Когда сюда придут мужчины, я с радостью подам им на стол, – усмехнулась она. Оскорбление было намеренным.

Калаг, которому было всего двадцать с небольшим, в гневе вскочил с места:

– Я вырежу тебе второй глаз, рыжая, и тогда посмотрим, настолько ли острым будет твой язык.

– По-моему, молодой лорд забыл о том, как следует прилично себя вести. С разрешения его отца я охотно научу его подобающему обращению с воительницей Рованоко, – произнесла она, небрежно снимая с плеч боевой топор.

Вульфрик рассмеялся, слушая эту перебранку, но положил руку Халле на плечо, давая ей знак успокоиться.

– Довольно; еще слишком рано и слишком холодно, чтобы убивать отпрысков благородных лордов, – произнес он и небрежно махнул рукой в сторону Калага; этого оказалось достаточно, чтобы юноша взял себя в руки.