Текст книги "Долг воина"
Автор книги: Джульет Энн МакКенна
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)
Глава 3
Предисловие к «Хроникам» Дома, составленное сьером Лодейном Д'Олбриотом в Зимнее Солнцестояние 50 года правления Безимара Хитрого
Не многим сьерам этого Дома выпало на долю писать об императоре, который справляет на троне второе полное поколение, но я удостоился такой чести. Действительно, листая «Императорский регистр», я вижу, что за последнюю горсть поколений нам посчастливилось иметь столь долголетних правителей, каких не было за все эпохи, начиная с Хаоса. Мир очень изменился со времен Декабралов, когда и Усердный, и Нервный, и Милосердный – все пали от меча. Я спрашиваю себя, повторит ли Безимар Хитрый достижение Алеона Галантного, который правил пятьдесят шесть лет? Он, несомненно, твердо следует примеру этого мудрого человека, используя дипломатию, чтобы принести нам мир вместо войны, которая некогда так часто истощала наши людские и денежные ресурсы.
Как обстоят дела в Тормалине, так обстоят они и у Д'Олбриотов. Каково положение Тормалина в конце столь знаменательного года? Могу объявить без колебания, что согласие царит во всех традиционных владениях нашей Старой Империи. В нас снова видят подлинных вождей всех земель, ограниченных горами, лесом и морем. Даже далекое королевство Солура признало наше превосходство. Тормалинская культура вновь достигла ворот Селеримы. Наши моды можно видеть на улицах далекого Кола, а труды древних ученых Ванама пополняют наши библиотеки, восстанавливая многое из того, что было потеряно в Хаосе. Мы имеем полномочных послов в каждом герцогстве Лескара и своих почетных наблюдателей в Каладрийском Парламенте, благодаря чему нам больше не грозят вероломные нападения. Золото, некогда утекавшее как вода на содержание когорт и галер, которые охраняли наши границы и берега, теперь обогащает наши дома живописью и скульптурой, мебелью и керамикой. Растущее богатство дворян все больше поддерживает наших ремесленников, и наши купцы везут свои товары все дальше по мирным большакам, до самого Великого Леса и за его пределы. Долгие сезоны терпеливых переговоров тоже принесли свои плоды, и отныне Архипелаг – не источник страха и опасности, но услужливый поставщик муслинов для бедных и шелков для богатых.
Церемониальное соперничество все чаще начало заменять боевые состязания, и Д'Олбриоты по праву стоят в первой шеренге дворянства. Правила ранга теперь аккуратно сводятся в кодекс, чтобы направлять тех, кто приезжает с окраинных земель, и репутация Д'Олбриота растет с каждым проходящим годом. Я расширил покровительство Д'Олбриотов, простирая его не только на наших собственных арендаторов, но и на те меньшие Дома, чья удаленность от Тормейла или нехватка средств мешают им в этой гонке за статусом. У наших дочерей нет отбоя от женихов, а в любом Доме охотно принимают ухаживания наших сыновей. Земли и предприятия Д'Олбриотов процветают от Астовых болот до Мыса Ветров, наши арендаторы ежедневно извлекают выгоду из более высокого положения, каковое мы обеспечили всем, кто обязан нашему Имени.
Так почему я не радуюсь? Только ли потому, что я слишком стар и устал нести свою ношу? Я и вправду устал, и пусть сей документ подтвердит мое решение оставить пост в конце нынешнего года. Я буду просить моего назначенного, моего внучатого племянника Чад-жира, принести клятву сьера. Но мудрость – благословение старости, и, несмотря на туман, застилающий мои глаза, я гораздо яснее вижу все своим внутренним взором. Как ни пышно праздновал Безимар долголетие своего правления, очень мало простого народа лицезрело эти торжества, и совсем не так много дворян, по чьей воле он якобы правит. Даже эсквайры моего собственного Имени должны бесконечно томиться в передних, где разыгрываются утомительные церемонии превосходства, прежде чем их допустят к императору. Безимар всегда славился своим умом, но как может даже мудрейший из людей принимать здравые решения, коль получает все свои сведения от столь малого, столь ограниченного круга советников? Мне вспоминается пруд, мирный и спокойный, на который так приятно смотреть, но проходит время – и он отвратительно пахнет гнилью. После стольких лет жизни без волнений и катаклизмов не грозит ли Тормалину подобный застой?
Возможно, я чересчур пессимистичен. Недавние празднования вызвали новую волну предположений о том, кто сменит Безимара Хитрого. Тем более что на место престарелых сьеров, поддерживающих его, вскоре тоже придут молодые люди, стремящиеся выдвинуть свой Дом. Чаще всего упоминался внук Тор Безимара как активный, жизнерадостный парень, хорошо известный и любимый среди тех, кто будет голосовать по этому вопросу, и имеющий широкий круг друзей среди младших эсквайров наших Домов. Если мне суждено дожить до тех времен, то буду молиться, чтобы мне довелось увидеть, как такой человек с новой энергией надевает мантию императора.
Сторожка в резиденции Д'Олбриота,
праздник Летнего Солнцестояния,
день второй, утро
Я лежа потянулся, не открывая глаз. Это была одна из тех блаженных минут, когда заботы еще не подняли головы и можно наслаждаться удобной постелью, накрахмаленными простынями, посулами нового дня. Не хватало только Ливак, свернувшейся возле меня калачиком и просыпающейся от моего поцелуя. Грезы кончились, и я откинул покрывало – в эти душные летние ночи одеяло не требовалось. Я умылся, побрился и вышел из сторожки. Солнце едва показало краешек над черепицами крыш, и было еще прохладно. Кусты, растущие вдоль дорожек парка, отбрасывали длинные тени в блеске росы, и я устремился прямо по ним к казармам – узнать, не появились ли какие-то новости, пока я спал.
На скамье у двери развалился Столли.
– Здорово, Раш, у меня есть для тебя послания.
– Спасибо. – Я взял из его рук два письма. – За ночь случилось что-нибудь, о чем мне следует знать?
Столли пожал плечами.
– Госпожа Тор Канселин прислала чашу с ягодами из собственной оранжереи. Приходил парень от Тор Безимара, предлагал услуги личного врача их сьера. С утра Сирнис Ден Виорель послал твоему парню ларчик для трав.
– Что-нибудь еще? – не отставал я.
Столли всосал воздух через три отсутствующих зуба – он потерял их в драке.
– А чего ты ждешь? Что придет рычащий головорез с дубинкой и будет просить личной аудиенции?
– Или появится таинственная красавица, утверждающая, что она – старый друг? Или какой-то невезучий музыкант с просьбой, чтобы его прослушали? – кивнул я с притворной серьезностью. Каждый год со всех этих кукольных персонажей сметается пыль, чтобы развлекать нас представлениями и выманивать наши праздничные пенни. – А как насчет добродушного старика, который ищет честной игры в Ворона? Я не прочь выиграть несколько крон.
– В казармы не ходи, – заржал Столли. – Всех новобранцев о тебе предупредили.
– Любишь ты портить другим удовольствие. – Значит, ничего необычного не привлекло внимание сержанта.
– Ты вчера напал на след? – Столли так же, как я и все остальные в казармах, жаждал увидеть мерзавца, ударившего ножом Темара, болтающимся на виселице.
– Нет, но я поговорил с каждым сержантом между холмами и морем. – Я покачал головой. – Мне лучше позавтракать и снова идти всех расспрашивать.
– Старшие слуги едят в нижнем зале, – напомнил мне Столли, демонстративно кивая на главный дом.
Я застонал.
– И почему служанки по утрам такие сварливые?
Но, помня об упреке Камарла, я зашагал через сад к особняку. Слуга из холла, которого я немного знал, подметал площадку возле двери, когда я взбегал по лестнице.
– Доброе утро, Райшед!
– И тебе, Дасс.
Не желая останавливаться для болтовни, я спустился по черной лестнице в нижний зал – длинный полуподвал с неглубокими окнами под потолком. Вдоль тяжелых поцарапанных столов тянулись лавки без спинок, заполненные камеристками дам, служанками, камердинерами и лакеями. Все говорили одновременно и громко, стараясь перекричать соседа. Гул отражался от побеленного камня и бил по ушам. Я постучал в раздаточную, построенную меж двух массивных столбов, которые некогда поддерживали своды подвала резиденции Д'Олбриота, построенной и снесенной поколения тому назад.
– Что тебе подать? – Веснушчатая девчушка заправила за ухо каштановую прядку и вытерла руки о грубый передник.
– Хлеб, ветчину, фрукты, какие остались, и положи в настой побольше белой амеллы. – Я улыбнулся девочке.
– Чтобы не зевать весь день? – хихикнула она, накладывая мне еду из корзин и тарелок.
– Когда я вчера вернулся, как раз било полночь, – признался я.
– Надеюсь, она того стоила, – поддразнила девчушка, внезапно показавшись старше своих лет.
– И тебе хорошего праздника, – парировал я.
Девчушка засмеялась.
– Он начнется, как только я отработаю свою смену и вытащу бальные туфли.
С улыбкой потягивая настой и морщась от горечи, я нашел место в самом конце одного из столов. Несколько служанок и лакеев поглядели на меня, по вернулись к более интересному занятию – обмену сплетнями с приезжими слугами. Я знал многих, хоть и не помнил их имена, а нескольких незнакомцев сопровождали местные слуги. Управляющий мессира явно не хотел, чтобы плавный ход работы в его хозяйстве был нарушен каким-то камердинером, который не знает, куда идти за горячей водой или как найти прачечную.
Первое письмо снова было от Мисталя: он желал знать, где я пропадал вчера; поэтому я отложил его, дабы воздать должное соленой, жирной, хорошо прокопченной ветчине на мягком белом хлебе, только что вынутом из печи. На втором письме вместо адреса стояло только мое имя, написанное корявыми буквами. Я сломал уродливую лепешку сургуча, на котором пе было никаких знаков, и, смакуя душистую сладость спелой сливы, развернул единственный листок.
– Зубы Даста, это еще что такое? – Я был до того поражен, что заговорил вслух.
– Что? – Девушка рядом со мной повернулась, прервав обсуждение южной моды со служанкой из Леквезина. – Ты что-то хотел, Райшед?
– Нет, Мернис, прости, хорошего тебе праздника. – Я улыбнулся ей со всем добродушием, на какое был способен после этой ночи. – Ты не знаешь, подносы с завтраком уже отправили наверх?
– Когда я спускалась, коридорные их как раз несли, – кивнула Мернис. – Ты должен пасти молодого Д'Алсеннена, да? Вчера, как я слышала, ты не очень преуспел?
Мернис не хотела меня обидеть, ей просто было любопытно, но я не собирался ничего говорить, дабы она не побежала сплетничать с подругами внутри Дома и за его пределами.
– Ты не знаешь, он проснулся? – Я вытер липкие руки об аккуратно заштопанную салфетку и сунул письма за пазуху.
– Я видел, барышня Тор Арриал входила к нему, – отозвался парень, сидевший немного дальше за столом, кажется, ученик портного.
– Большое спасибо.
Теперь уже все на этом конце длинного стола взирали на меня с живым интересом, поэтому я с вежливой улыбкой направился к черной лестнице. Там не настилали ковров, лишь простые половики смягчали покрытые лаком дубовые доски, и голые стены были выкрашены в желтый цвет. Шагая через ступеньку, я быстро поднялся на третий этаж. Нынче утром перед дверью Темара не было пажа, зато сидел молодой присягнувший, достаточно польщенный этим заданием, чтобы не тосковать по веселью, которое он пропускает.
– Привет, Верд, – кивнул я ему. – Кто-нибудь спрашивал о Д'Алсеннене?
Он пожал плечами.
– Только несколько служанок, которые всякий раз находили повод, чтобы побездельничать.
– Или пококетничать, – ухмыльнулся я. – Если кто-то начнет здесь вынюхивать, не ерошь их перья, но постарайся узнать имена.
Темные глаза Верда проницательно смотрели из-под набрякших век.
– А что мне им говорить?
– Просто с сомнением качай головой, – посоветовал я. – И смотри, обрадует их это или нет.
Я постучал в дверь и, услышав приглушенный отклик, взялся за позолоченную ручку. Темар возлежал на груде подушек в громоздкой кровати, старомодной и поражающей своей монументальностью. Балдахин и полог из алого с кремовым штофа поддерживались резными столбами, которые сочетались с резной деревянной спинкой в изголовье. Когда я вошел, юноша неловко сел, сдвинув на край поднос с остатками завтрака.
– Когда я смогу одеться? – Он досадливо скривился, немного смешной в ночной рубахе с оборками.
– Когда я решу, что ты здоров, – последовал категорический ответ барышни Тор Арриал, сидевшей у окна. Этим утром на ней было строгое лиловое платье, но волосы покрывала серебряная филигранная сетка, от чего ее суровый облик приобрел некоторую элегантность.
– Райшед, скажи им, чтобы выпустили меня из кровати, – взмолился Темар. Его ужасный синяк заметно побледнел, но под глазом еще оставались темные пятна.
Я повернулся к Авиле.
– Как он?
Лечение – ее рук дело, поэтому ей лучше знать.
– Неплохо, – ответила барышня, немного подумав.
– Я могу встать? – спросил Темар.
– Ты потерял слишком много крови, – жестко отрезала Авила, – и не должен напрягаться еще хотя бы один день.
– Чтобы встать с постели, мне не нужно напрягаться, – возразил юноша. – И я не могу просидеть здесь полпраздника. Через горсть дней все влиятельные Имена уедут в свои поместья, где более чистая вода и прохладный воздух. Мне нужно увидеться с людьми!
Но Авилу криком не запугаешь.
– Если ты сегодня надорвешься, то будешь лежать пластом еще три дня, – непререкаемо ответила барышня. – Каким образом это поможет нам вернуть недостающие артефакты?
– Поспешность Талагрина – подарок Полдриону, – машинально обронил я.
Оба тупо посмотрели на меня.
– Как говорится, поспешишь – людей насмешишь. Ну да не важно. Сидя в постели, ты чувствуешь себя здоровым, Темар, но с травмами головы шутить нельзя. На тренировках я видел достаточно новичков, валявшихся без сознания, поэтому знаю, что говорю. Как твоя рана? Ты должен чувствовать ее при каждом вдохе.
– Авила залечила ее Высшим Искусством, – с презрением бросил Темар. – Она только что сняла швы.
– А-а. – Я не знал, что на это сказать.
– Но мы не хотим, чтобы еще один клинок пустил мои усилия коту под хвост, – ядовито заметила Авила. – Ты вчера выследил нападавшего, Райшед?
– Нет. – Я покачал головой. – Все присягнувшие Д'Олбриоту и каждому второму Имени, которое нам чем-то обязано, продолжат охоту, но пока мы не нападем на след, ты не должен покидать резиденцию, Темар. Во всяком случае – не сегодня.
– Ты нашел в городе какие-нибудь следы эльетиммов? – спросила барышня Тор Арриал.
– Никаких. – Я снова покачал головой. – И Дастеннин будь моим свидетелем, я искал. А вы почувствовали, что кто-то еще творит Высшее Искусство?
– Нет, – ответила барышня. – Но я продолжу свои попытки.
Темар надулся и хотел что-то сказать, но спасовал под стальным взглядом Авилы.
Я вытащил из-за пазухи письмо.
– Еще одна плохая новость. Теперь кто-то хочет воткнуть нож в меня. Кто бы за этим ни стоял, Темар – не единственная их мишень.
Авила первой оправилась от изумления.
– Объяснись.
– Это вызов. – Я развернул анонимное письмо и прочел вслух жирно напечатанное объявление: – «Да будет известно всем, присягнувшим на службу принцам Тормейла, что Райшед Татель, бывший присягнувший Д'Олбриоту, а ныне – избранный, в знак уважения к Имени готов доказать свое достоинство мечом, дубинкой и кинжалом. Согласно обычаю, он встретит всех желающих в официальном бою в полдень Солнцестояния на учебной площадке когорты Д'Олбриота». – Я тщательно сложил листок по сгибам. – Как видите, по форме все правильно. Единственная погрешность в том, что я не объявлял испытания.
– Прости, но я не понимаю, – раздраженно сказала Авила.
– В ваше время формирование когорты было необычным событием, не так ли? В случае необходимости на службу призывали арендаторов?
Оба медленно кивнули.
– Ну а во время Хаоса знать нуждалась в постоянных отрядах, чтобы защищать свой народ и свою собственность. Тогда и появились первые присягнувшие– солдаты, поступившие на службу Домам. К концу эпохи Канселинов создалась официальная структура, которой мы пользуемся и поныне. Нижняя ступень – признанные. Они носят мундир Дома и если докажут свою надежность, сьер предложит им собственную клятву, а они в ответ дадут клятву ему. Присягнувшие носят амулет как символ этих клятв. Для отличившихся существует продвижение к избранному, а на вершине лестницы стоят испытанные – те несколько человек, что пользуются наибольшим уважением сьера и его назначенного.
– А при чем тут этот вызов? – Авила указала на листок в моей руке.
Я посмотрел на него.
– В наше время воины не столь востребованы, но присягнувшие служат телохранителями, когда знать путешествует. Все Дома по очереди поставляют когорту, которая от имени императора следит за порядком в Тормейле, сменяясь каждый сезон и в каждый праздник, поэтому мы все должны быть готовы вступить в бой. Только горсть Домов еще содержат фехтовальные школы. – Я пересчитал Имена по пальцам. – Д'Олбриот, Тор Канселин, Ден Хориент, Тор Безимар и Д'Истрак, но все они принимают людей из других Домов и обучают их.
– Когда наступает время давать клятву, признанный должен доказать, что он опытный боец, поэтому он печатает вот такой вызов, расклеивает его на дверях всех фехтовальных школ и посылает сержантам каждого Дома. Он должен сразиться с каждым, кто придет – то есть с любым присягнувшим, а не просто головорезами с улиц, – или он потеряет право на предложение клятвы.
– Испытание стойкости и мастерства? – заинтересовался Темар. – Ты тоже должен это делать?
– Раньше и присягнувший, ставший избранным, и избранный, поднявшийся до испытанного, всегда объявляли вызов. Те, кто уже имел звание, проверяли, достоин ли он продвижения. – Я потер подбородок. – Но в наше время это редко делается, если только фехтовальная школа хочет устроить дополнительное зрелище в конце схватки признанных или почтить знаменитого фехтовальщика. – Я покачал головой. – Я не объявлял вызов. Но теперь, когда он вывешен, я обязан буду сразиться с каждым, кто на него ответит.
– Чего неизвестный, сделавший это, хочет добиться? – поинтересовалась Авила.
– Помимо убийства Райшеда, если представится такая возможность? – уточнил Темар со слабой усмешкой.
Я сдержанно улыбнулся в ответ.
– Она не представится, но, унизив меня на песке, они покрыли бы позором Д'Олбриота. – Точно так же, как ранение Темара унизило Имя.
– Если ты не имеешь отношения к этому вызову, то зачем рисковать? – возразила Авила.
– Это вопрос чести, – быстро ответил Темар.
Я был рад, что он это сказал.
– Сейчас я схожу в фехтовальную школу, попотею немного, а то я больше сезона всерьез не тренировался. Заодно попробую там что-то разведать.
– Тогда мне лучше заняться тем, что ты делал вчера. – Темар отбросил в сторону покрывало, чуть не опрокинув поднос.
Я посмотрел на Авилу. В глазах барышни отразились все мои сомнения.
– Тебе действительно не следует сегодня выходить. Мы не можем рисковать тобой, пока не узнаем больше.
– Тебе нужно отдохнуть хотя бы один день, мой мальчик, – строгим голосом подхватила Авила. – Если кто-то хочет твоей смерти, он не пошлет тебе навстречу человека с мечом, чтобы ты принял достойный бой. Он опять подошлет убийцу с кинжалом, который будет прятаться в тенях. Что я скажу Гуиналь, если все, с чем мне предстоит вернуться, будет твой прах в урне?
Я уставился на свои сапоги. Это был удар ниже пояса. Авила играла на безнадежной любви парня. Я случайно узнал, что Гуиналь поддерживает связь с Узарой, учеником и другом Верховного мага. Его ученость и ум пришлись ей куда больше по вкусу, нежели пылкость Темара. Все это напомнило мне: я все еще должен попросить Казуела связаться с Узарой и узнать, что затевает Ливак. Я не мог избавиться от подозрения, что те братья, которых она так обожает, могут снова сбить ее с пути.
– И что мне тогда делать? – зло спросил Темар.
Я тут же сосредоточился на насущном деле.
– Здесь в библиотеке должны быть полезные записи. Не так много, как в архиве, но личный секретарь сьера будет свободен и поможет тебе. Мессир весь день проведет в Императорском дворце.
Темар упрямо смотрел на нас.
– По крайней мере ты сможешь одеться, – добавил я с усмешкой.
– Этим утром я приглашена посплетничать за настоями с леди Чаннис и Дириндал Тор Безимар, – объявила Авила с решительным блеском в глазах. – Вот за обедом и сравним, кто что узнал.
Темар опустился на подушки.
– Ну ладно.
– Прошу меня извинить. – Я с поклоном вышел из комнаты и догнал пажа, разносившего по спальням графины с ключевой водой.
– Ты не знаешь, эсквайр Камарл уже встал?
Мальчик покачал головой.
– Он еще в постели, сударь, даже не посылал за горячей водой или настоем.
А это значит, что истово преданный камердинер Камарла не позволит никому беспокоить его. Я не удивился: когда я докладывал Камарлу об отсутствии успехов, было уже далеко за полночь, а эсквайр все еще работал в библиотеке, окруженный пергаментами и гроссбухами. Лучше пойти в фехтовальную школу, может быть, там кто-нибудь да прольет свет на этот поддельный вызов, решил я. Тогда будет о чем доложить Камарлу.
Я направился в сторожку, где строго-настрого приказал Столли не выпускать Темара, во-первых, без специального разрешения Камарла, а во-вторых, без кольца мечей вокруг него. Когда я выходил на большак, мимо прогромыхал тяжелый фургон с гербом Д'Олбриота на бортах, и я запрыгнул на задок, кивнув мрачному возчику.
– Ты теперь избранный? – Он мельком посмотрел на мой браслет и сплюнул на дорогу. – Гляди, как бы тебе не пришлось расплачиваться со мной за одолжение.
– Чем я тебе помешал? – протестующе усмехнулся я. – Все так делают, разве нет?
– Возможно, все присягнувшие. – Он повернулся к упряжке своих крепких мулов, сурово цокая языком.
Я лениво качал ногами, пока фургон медленно тащился по длинной дуге большака. Может, пешком я дошел бы быстрее, но мне хотелось сберечь силы для разминки, которую обещало утро в фехтовальной школе Д'Олбриота. Мулы не нуждались в подсказке, чтобы повернуть к далеко протянувшимся складам и разнообразным торговым дворам, где продают все, что привозится из городов и поместий Империи или по морю во вместительных галерах, которые курсируют вдоль берегов от самого Энсеймина. Когда возчик начал делать остановки, чтобы наполнить фургон мешками и бочками для праздничных пиров Д'Олбриота, я спрыгнул и помахал ему в знак благодарности.
До фехтовальной школы было рукой подать, и вскоре я уже подходил к частоколу, за которым теснились грубые постройки. Есть старая шутка, что мешки с зерном нашего сьера пребывают в большей роскоши, чем люди, коим предначертано защищать его амбары. Но эти суровые казармы – место, где испытывают характер и верность признанных. А присягнувшие Имени награждаются более новым и удобным жильем там, в резиденции. Я вошел в ворота. Потемневший от дождей и зияющий проломами частокол служил больше для вида, чем для защиты. Если какой-то глупец решит, что тут есть чем поживиться, пятьдесят мечей с обеих сторон быстро разъяснят его ошибку.
Но сегодня песчаная территория была пуста. Все те, кто ежедневно проливает здесь свой пот, либо сопровождали Имена, которые признали их, либо ушли веселиться, благо развлечений на празднике хватало с избытком. Но кто напьется до потери сознания, тот довольно скоро пожалеет об этом, как только первый день постлета вернет его на учебную площадку.
Я направился к простому круглому зданию, возвышавшемуся на территории школы. Его необтесанные деревянные стены в два человеческих роста высотой опирались на каменный фундамент, который доходил мне до пояса, и поддерживали крытую дранкой крышу. Широкие двери стояли открытыми настежь, чтобы залетающий ветерок хоть на минуту прогнал духоту. Я вошел, щурясь во мрак. Хотя солнце еще не так палило, тень была приятным избавлением от его жгучих лучей.
От толчка в спину я пошатнулся. Едва устояв на ногах, я побежал – во-первых, чтобы не упасть, а во-вторых, чтобы уйти от нападавшего. Поворот кругом – и я плавным движением выхватил меч. Клинок описал дугу и был готов выпустить кишки моему противнику, идущему на второй удар.
Наши мечи столкнулись – громко лязгнул металл. Мой клинок скользнул по его клинку, и гарды крепко сцепились. Наши взгляды встретились, его глаза вровень с моими. Резким движением я отбросил врага и приготовился к его следующему ходу.
Кончик его клинка парил всего в пяди от моего. С неожиданной яростью он бросился на меня, сверкнула сталь, обрушиваясь на мою голову, чтобы рассечь ее как дыню, ждущую ножа. Но я не ждал. Как только его плечи напряглись, я мигом поднял свой меч и шагнул вправо, уходя от опасности. Отбив чужой клинок, я почти дотянулся до горла противника, но он проворно отступил и, парировав мой удар, быстро взмахнул мечом, целясь мне в грудь. Я увернулся и вогнал бы острие в его кишки, но он изменил направление удара, и наши мечи снова крепко сцепились. Мы оба изо всех сил навалились на рукояти, напрягая мускулы.
– Ну и какая она была, твоя алдабрешская шлюха? – Он пытался плюнуть мне в лицо, но рот был слишком сухим.
– Да уж получше твоей мамаши. – Я сморгнул пот, который жалил глаза и, сбегая по носу, капал на песок. – Ты стареешь, Фил.
– Я буду старым, когда ты будешь мертвым, – усмехнулся он. – Можешь поставить на это свои потроха.
– В первый раз, когда я это услышал, я так хохотал, что вывалился из люльки. – Я покачал головой. – Много собак сдохло с тех пор, как ты, Фил, родился.
Мы разняли мечи и медленно пошли по кругу. Посмотрев Филу в глаза, я увидел там неумолимую решимость. В то мгновение, когда он поднимал свой клинок, я шагнул навстречу и, повернув кисть, снизу ударил мечом по рукавам его рубахи. Вздрогнув от боли, Фил отступил, но тут же оправился и продолжил свой удар, но я уже был у него за спиной, чтобы стремительным взмахом срубить голову.
Я мягко положил свой клинок на его покрытую рубцами шею между поседевшими, коротко подстриженными волосами и потным воротником.
– Сдаешься?
Фил бросил меч, но только так он мог потереть нежную кожу над локтями.
– Жутко больно, Раш.
– Я достаточно хорош? – допытывался я, поворачивая лицо в тщетной надежде уловить ветерок, но воздух внутри деревянного круга был теплый и тяжелый.
Фил кивнул, знакомым жестом расправляя широкие плечи.
– Достаточно, если на твой вызов не откликнется тот, кого ты не ожидаешь.
– Значит, ты об этом слышал. – Убрав меч в ножны, я поднял клинок Фила и вернул его с почтительным поклоном. – Есть предположение, кто может быть в этом заинтересован?
– В том, чтобы сбить с тебя спесь? – Его раскатистый смех долетел до корявых стропил. – Да они выстроятся в очередь!
– А кто-нибудь конкретный, кого я знаю? – Я вытер пот с лица рукавом рубахи.
Фил помолчал, распуская ворот. Его знаменитые штаны пестрели заплатами и пятнами пота. Фил был старше меня больше чем на полпоколения, волосы на груди, запутавшиеся в шнуровке рубахи, поседели, но он все еще оставался на редкость мускулистым.
– Вы устроили ту потасовку с людьми Д'Истрака, ты и Айтен.
Я сел на простую деревянную скамью, чтобы ослабить шнуровку на сапоге, но при этих словах поднял голову.
– Какую потасовку?
– Ну да, их же было так много! – Голос Фила сочился сарказмом.
– Не так много, – запротестовал я. – И не всегда их начинали мы.
– Но ту, с людьми Д'Истрака, затеяли вы. – Фил покачал головой. – Когда трезвонили во все колокола, что избранные и испытанные тоже должны проходить через вызов, как это делалось всегда. А то они обесценивают металл амулета, верно?
– Но это было десять лет назад, – медленно проговорил я.
– Ты забыл? – Фил засмеялся. – Брось в море дерьмо на отливе, и запах вернется с приливом, ты же знаешь.
– Разве человек не может нести чушь, когда он молод, пьян и глуп? – вопросил я, скидывая куртку и вешая ее на крючок.
– Конечно, – кивнул Фил. – Но когда становишься мудрее, старше и трезвее, ты признаешь свои ошибки. – Сдвинув густые брови, он строго посмотрел на меня. – Я так и подумал, как только увидел тот вызов. Если бы ты пришел ко мне за разрешением, я бы велел тебе об этом забыть и просто купить побольше вина, чтобы утопить обиду, раз она тебя так терзает.
– Но это не мой вызов, – возразил я. – Поэтому я к тебе и пришел. Кто мог вывесить его от моего имени?
– Понятия не имею, – приглушенно отозвался Фил из-под жесткого полотенца, которым вытирал лицо.
– Как насчет других ректоров фехтования? – не унимался я. – Никто не искал у них разрешения?
– Нет, я уже спрашивал. Я бы вырезал кусок шкуры у каждого, кто думает, будто он может дать разрешение на вызов от Д'Олбриота. – Фил покачал головой.
Я выдавил печальную улыбку.
– Значит, Д'Истраки пошлют всех избранных, которых смогут собрать?
– И тех, кто не прочь остаться с разбитым носом или несколькими швами, лишь бы вырваться из праздничной рутины. – Фил засунул широкие босые ступни в свободные туфли. – У тебя лицо как задница у мула! Не обижайся, Райшед, но ты здорово продвинулся. Последние несколько лет ты ходил в любимчиках у сьера, выполняя один Рэпонин знает какие обязанности. Ты стал избранным, когда люди, с которыми ты тренировался, все еще полируют ножны в казармах, а чем выше кот забирается на дерево, тем больше желающих дернуть его за хвост. – Он хлопнул меня по плечу. – Я достану нам чего-нибудь выпить, и ты расскажешь мне о той алдабрешке. Я давно хочу услышать подробности.
Фил пошел к открытой двери и свистнул. Появился шустрый мальчишка. Вокруг каждой фехтовальной школы всегда болтаются несколько таких мальчишек. Они наблюдают, учатся и надеются однажды стать признанными. Фил дал парню монету, и тот убежал, чтобы купить вино в одном из трактиров, которых полно развелось по соседству; они неплохо зарабатывали, утоляя жажду фехтовальщиков.
Молодые люди, напиваясь на пустой желудок, несут всякую чушь. Неужели все так просто? Неужели ко мне вернулись мои собственные слова, чтобы надо мной посмеяться? Дастеннин будь моим свидетелем, я совершенно забыл ту давнюю ссору. Я даже не мог точно вспомнить, где и когда я устанавливал тот древний закон фехтовальных школ, опьяненный молодостью и немалым количеством вина. Мне не улыбалась перспектива объяснять это сьеру или Камарлу, признаваться, что этот вызов – не какая-то уловка, дабы лишить Дом Д'Алсеннена ценного защитника, а просто грязь, притащенная из тех дней, когда я был слишком туп, чтобы не пачкать свой порог.
Кто еще помнит тот вечер? Кто был настолько задет, что спустя все эти годы возжаждал моего позора? И почему сейчас? В последние несколько лет я много времени проводил вдали от Тормейла, но будут и другие Солнцестояния, чтобы любой желающий мог свести со мной давние счеты.
Айтен бы посмеялся, угрюмо подумал я. Будь он здесь, я бы его первым заподозрил в вывешивании этого вызова. Он бы решил, что это славная шутка, а потом тренировался бы со мной каждую свободную минуту, поэтому в конце дня я сошел бы с песка победителем. Но он уже два года как мертв. Он пал от руки Ливак, но его смерть лежит на совести эльетиммов. Я знал, что Ливак все еще мучается из-за того ужасного выбора, который ей пришлось сделать: убить моего друга, чтобы спасти мою жизнь и свою, когда мерзкое заклинание отняло у него разум. Я только надеялся, что расстояние между нами не заставит Ливак усомниться в моем заверении, что я никогда ее не винил.