Текст книги "Московский клуб"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

18
Мэриленд

Ранним утром к уединенному поместью в Мэриленде с точными пятиминутными интервалами подъехали несколько машин. Без двадцати семь появился последний автомобиль: серый «кадиллак». Он проехал по частной аллее, миновал резные железные ворота, автоматически распахнувшиеся перед ним, и остановился в нескольких сотнях футов от основного здания. Это был большой особняк, построенный в викторианском стиле. Затем машина, медленно маневрируя, въехала в какое-то деревянное строение, напоминающее огромный сарай. Когда «кадиллак» был уже внутри, двери за ним плотно закрылись. Стальная платформа, которая на первый взгляд казалась просто полом, вдруг ожила и начала медленно и ровно двигаться вниз. Опустившись футов на семьдесят, она остановилась. Автомобиль завелся и въехал в прямоугольную нишу с бетонными стенами, покрытыми каким-то особым сортом прозрачной пластмассы. Там уже стояли четыре машины. «Кадиллак» медленно и аккуратно припарковался рядом с черным «саабом».

Из автомобиля с неожиданным для его возраста проворством вылез Флетчер Лэнсинг. Это был один из самых влиятельных людей американского внешнеполитического ведомства, советник Джона Кеннеди; человек, охарактеризованный однажды средствами массовой информации как «ярчайший политический деятель современности».

Лэнсинг, твердо сжав губы под длинным тонким носом, прошел через арку в большой зал для заседаний, в котором, попивая кофе, уже сидели все остальные.

– Доброе утро, мистер Лэнсинг, – поздоровался директор ЦРУ Тэд Темплтон. Как и его предшественник Уильям Кейзи, Темплтон был ветераном управления стратегических служб. Но, в отличие от Кейзи, он был профессиональным сотрудником ЦРУ. Это был высокий и поджарый мужчина с густой шевелюрой седых волос, крупными ушами и мешками под глазами. Своим положением в ЦРУ он был обязан Лэнсингу, который провел не один ужин в резиденции президента в Белом доме, пропихивая Темплтона на место директора управления.

Но Лэнсинг с мрачным видом только коротко кивнул в ответ на его приветствие, затем поздоровался со всеми остальными людьми, сидящими вокруг круглого стола с черной мраморной столешницей. Тут был заместитель Темплтона Рональд Сэндерс: сорокашестилетний крепкий мужчина, бывший защитник футбольной команды, тоже профессиональный сотрудник ЦРУ. Справа от него сидел Эван Уэйнрайт Рейнолдс, который стоял у истоков создания системы национальной безопасности. Ему было больше шестидесяти, он уже отошел от дел, но все еще был очень энергичным, стройным человеком, который редко открывал рот, чтобы что-то сказать.

А справа от Сэндерса сидел Роджер Бейлис из Совета по национальной безопасности, самый молодой из присутствующих на этом заседании. Это был мужчина лет сорока, одетый в темно-коричневый костюм из плотной дорогой ткани. Своим положением, своей карьерой в Белом доме он был обязан остальным людям, сидящим вокруг стола, он был обязан им абсолютно всем. Как самый молодой в этом зале, он был секретарем. Перед ним лежал желтый блокнот, в котором он делал записи шариковой монблановской ручкой. Бейлис, конечно, предпочел бы пользоваться своей пишущей машинкой фирмы «Компак», но на эту суперсекретную территорию не разрешалось проносить никаких электронных приспособлений.

Бейлис был тих и задумчив. Как всегда во время чрезвычайного напряжения, у него начался нервный тик: задергалось правое колено. Он сидел, внимательно рассматривая надломленный ноготь большого пальца: пора было делать маникюр. Среди его изысканных причуд была и такая. Он вдруг вспомнил о женщине, с которой провел эту ночь, блондинке по имени Кэрин. Она была, конечно, штатным сотрудником конгресса. В постели Кэрин оказалась удивительно энергичной, поэтому Бейлис этим утром чувствовал себя не лучшим образом. На Кэрин – как, впрочем, на всех женщин – произвело очень большое впечатление то, что Бейлис работал в Совете по национальной безопасности. Но если бы она имела хоть малейшее представление о том, что должно скоро произойти в Москве и какова его роль в этом…

Бейлис оглядел всех присутствующих. Все сидели молча, предчувствуя недоброе, и ждали, когда Лэнсинг, просматривающий свои записи, начнет говорить.

Что же на самом деле стряслось?

Экстренная мера предосторожности – этот защищенный надежной сигнализацией подземный зал для конференций, построенный под частным поместьем, о существовании которого не было известно даже высшим чинам американской разведки, – считалась всеми пятью людьми, сидящими вокруг стола, необходимой.

По предложению Лэнсинга, чья приверженность к латыни давно вошла в поговорку, они называли себя «Санктум санкторум» – святая святых. Это была ультрасекретная группа бывших и нынешних руководителей американской разведки. Собирались они не часто, всего раз в два-три года, для того, чтобы принимать решения, способные, как они считали, в скором времени изменить судьбу всего человечества.

Колено Бейлиса все дергалось и дергалось с быстротой крылышек колибри.

Он внимательно, со скрытым напряжением наблюдал за асом-шпионом Флетчером Лэнсингом, когда-то, много лет назад, организовавшим «Санктум».

Что же случилось?

Бейлис был единственным сыном своих родителей. Постоянно наблюдая за ними, он рос очень нервным ребенком и всегда невероятно гордился своей необычной проницательностью. Он давно понял, что те, кто занимается разведкой, зачастую бывают отмечены печатью какой-то легкой ненормальности. И все они, конечно, страдают старой вашингтонской болезнью, которая делает человека одержимым в своем стремлении проникнуть в самые тайные коридоры власти. Стоит вам только один раз приехать в офис рано утром, просидеть всю ночь над идущими сплошным потоком телеграммами и факсами – и все… вы попались, вы заражены этим вирусом.

Лэнсинг, который когда-то закончил юридический факультет Гарварда, затем работал в Верховном суде, затем – в министерстве военно-морского флота, променял открытый мир дипломатии, политики и государственных дел на другой, тайный мир. Бейлис считал что это результат того, что в его геноме был какой-то особый набор хромосом.

Мужчины, подобные Лэнсингу, получают особое удовольствие от сознания своей тайной власти, вдали от дневного света и постороннего внимания. Ну, где еще, кроме разведки, возможно организовать заговор против человека, которого и в глаза не видел? Такие люди были «серыми кардиналами» с патологической страстью ко всему секретному. Их никогда не волновала их репутация, потому что они не нуждались ни в какой репутации. И Бейлис, имевший склонность к самопознанию, чувствовал, что ему это не чуждо.

Лэнсинг принадлежал к тому же поколению лидеров-аристократов, к которому принадлежали Ачесон, Уинтроп Леман, Генри Симеон и Генри Кэбот Лодж, к поколению, время которого уже прошло. Хитрый старый птеродактиль, выдающийся приближенный президентов, не отличавшихся таким же благородным происхождением, как он, считал себя одним из мудрейших людей этого времени, когда американская внешняя политика была похожа на старую добрую «бентли», которую неопытные президенты, меняющиеся каждые несколько лет, ведут дикими рывками, приводя в негодность сцепление, до тех пор, пока не научатся вождению. Но сцепление можно заменить, а мир на земле – вещь гораздо более хрупкая.

Да, Бейлис знал, что «Санкторум» готовит операцию, ведущую в определенном смысле к краху старой системы, которая будет уничтожена навсегда. И он гордился, что принимает в этом участие.

Ибо время настало. Никогда еще в истории СССР не было столь подходящей для этого обстановки. И вряд ли можно было ожидать, что когда-нибудь будет более подходящий момент.

Сведения, поступающие из Москвы, были яснее ясного: со дня на день Горбачева должны были сместить. О перевороте говорили все и повсюду.

Флетчер Лэнсинг сообщил об этом еще на предыдущем заседании «Санктума» почти две недели назад. Он тогда сказал:

– Мира, который мы когда-то создали, больше не существует. Все вывернуто наизнанку. Такое впечатление, что все вокруг считают, что русские превратились в плюшевых медвежат. Но змея останется змеей, даже если сменит кожу. – Лэнсинг не был таким уж оголтелым правым, но, как было известно Бейлису, он был ветераном «холодной войны». Он был свидетелем создания послевоенного порядка и знал, как легко Америка, зачастую чрезмерно легковерная и оптимистически настроенная, может потерять голову от чего-то, что на самом деле не более, чем мираж. – Итак, мы, американцы, настолько ослеплены и очарованы переменами в Москве, что начисто забыли о необходимости быть дальновидными. Мы не просто оказались не в состоянии понять, что Горбачев не вечен. И что, когда его сменит другой, то будет уже слишком поздно.

На протяжении семидесяти лет сторонники жесткой линии в СССР тайно лелеяли мечту о времени, когда они смогут потребовать то, что, как они считали, принадлежит им по праву. Они не отдадут власть без борьбы.

Советская империя была на грани краха, ситуация вышла из-под контроля: республики откалывались от центра, экономика разваливалась. А теперь, после разрушения Берлинской стены, Москва навсегда потеряла своих сателлитов.

Оставался лишь один вопрос: когда это произойдет?

Потому что все отлично знали, что произойдет. А когда… «Когда моча в голову ударит», – как живописно выразился Тэд Темплтон. Сведения из Кремля были предельно ясны: дни Горбачева сочтены. Все остальное – уже вопрос времени.

И тогда власть перейдет к новому правительству неосталинистского типа, которое положит конец всем жалким реформам Горбачева. За этим последуют такие беспорядки и катаклизмы, по сравнению с которыми весенние события 1989 года на площади Тьянь-анминь покажутся детской игрой. Правительству, конечно, понадобится вновь объединить все народы Советского Союза. И они опять найдут для этого какого-нибудь общего врага, так называемую внешнюю угрозу.

И им непременно станет вечный архивраг СССР – Запад.

И что же предпринимает Белый дом? А ничего. Пассивно взирает на происходящее. Поистине Америка – всадник без головы.

Десятки лет жесточайшей борьбы, бесчисленные миллиарды долларов, тысячи жизней были потрачены на сдерживание коммунизма. А теперь Белый дом по-дурацки мнется, не зная, как поступить, слепой и нерешительный. Мы, как всегда, оседлали не ту лошадь.

Так сказал на прошлом заседании Лэнсинг.

И «Санктум» принял единственно верное решение, способное раз и навсегда дать человечеству столь необходимый ему мир.

Все должно было случиться в ближайший месяц, потому что они были уже готовы вывести законсервированного американского агента – «крота», как назвал бы его английский писатель Джон Ле Карре, на самую вершину политической власти в Кремле. Долгие годы это было предметом нереальных мечтаний и в правительстве и вне его, несбыточной надеждой, темой для захватывающего шпионского романа. Но сейчас это могло произойти на самом деле. Только сейчас и должно было произойти.

И известно это было только тем, кто находился сейчас в этом зале.

Существование «крота» было строго засекречено и скрывалось и от американского правительства, и от разведслужб, и даже от Белого дома. О нем знали только сидящие вокруг черного мраморного стола люди.

Бейлису было известно, что именно так все это и было задумано. Группа «Санктум» была создана Лэнсингом и Рейнолдсом в начале пятидесятых для того, чтобы направлять действия «крота», «К-3». Выполнение этой задачи требовало соблюдения строжайшей тайны, и Лэнсинг и его коллеги, посвященные в это дело, отлично понимали, что в этой ситуации нельзя полагаться ни на разведслужбы, ни на внешнеполитические ведомства.

После того, как на самую верхушку британской шпионской сети был внедрен советский «крот» Ким Филби, когда утечка информации становилась все более и более частым явлением, а за каждой из них следовало расследование в сенате, и так далее, и тому подобное, – создание секретной группы стало абсолютно необходимым. Доверять нельзя было никому. Президенты и госсекретари приходили и уходили, но никто из них не был посвящен в тайну «Санктума» и «К-3».

И наконец, после десятилетий подготовки, время настало. И сейчас Бейлис со все возрастающей тревогой думал о том, что же могло так взволновать Лэнсинга.

Флетчер Лэнсинг откашлялся и начал с какого-то отвлеченного вступления. Какие бы ни были у него плохие новости, он не был склонен начинать с них. Бейлис, развивший в себе способность слушать и при этом думать о чем-то своем, начал размышлять об удивительной операции, способной изменить весь мир.

Он знал, что США на протяжении долгих лет неоднократно внедряли в Москве своих «кротов». Для этого обычно вербовали проамерикански настроенных советских людей. Одним из первых, завербованных еще в пятидесятых годах, был русский человек под кодовым названием «майор Б». После были и другие: полковник ГРУ Олег Пеньковский, генерал-лейтенант советской военной разведки Петр Попов, сотрудник Московского НИИ авиации и космонавтики А. С. Толкачев… И все они были рассекречены советскими разведслужбами и арестованы.

Для того, чтобы сохранить и продвинуть «К-3» еще выше, были приложены огромные усилия. Об этой операции не был проинформирован в свое время даже Джон Кеннеди. Точно так же, как данные американской разведки об ослаблении власти Никиты Хрущева не были известны никому, даже Линдону Джонсону, до тех пор, пока Генсека не выкинули из Политбюро.

В Вашингтоне в последнее время была очень распространена шутка, что о лучшем «кроте», чем сам Михаил Горбачев, Америке нечего и мечтать. Но вот чего эти умники-шутники не знали, так это того, что именно Горбачев делал возвышение «К-3» действительно неизбежным. Ведь только при беспорядках и неразберихе, царящих сейчас в Москве, «К-3» мог захватить власть.

Бейлис чувствовал, что он осознает важность этого агента даже лучше, чем остальные члены «Санктума».

Ведь это именно он был выбран для непосредственного контакта со связным «К-3».

Этот контакт начался всего несколько недель назад. После десятилетий бездействия опять заработал канал связи. Почтовая карточка, подброшенная Александром Малареком в машину Бейлиса, содержала закодированное микросообщение. Расшифрованный, весь документ занял не больше одной машинописной страницы.

Всем было известно, что Маларек работает на КГБ, но никто в КГБ не знал о его работе по продвижению «К-3». КГБ не имел к этой операции никакого отношения.

Бейлис вспомнил последнее заседание «Санктума», на котором Лэнсинг и Темплтон сказали, что ему поручается осуществлять связь с Малареком.

– …Вы, конечно, понимаете, что должны быть очень осторожны, – наставлял Бейлиса Лэнсинг.

– Конечно, мистер Лэнсинг. – Интересно, они заметили, как он судорожно сглотнул слюну? Видно ли, как он напуган?

– Вы должны понимать, что, если попадетесь на этом, вас непременно будут судить за государственную измену.

– Я понимаю, мистер Лэнсинг.

– С другой стороны, – продолжил Лэнсинг, – если нам все удастся, – его голос прозвучал приглушенно, так как он повернулся к остальным, – то вы, именно вы станете человеком, на практике навсегда изменившим ход истории всего человечества.

Лэнсинг уже закончил вступительную речь. Теперь его голос дрожал от гнева.

– То, что произошло, – скрипуче говорил он, – просто непростительно. – Он стукнул кулаком, покрытым коричневатыми пятнами, по мраморному столу, оглядел стены зала и продолжил: – Мы уже внедряли «кротов» раньше. Но все они были несравнимы по значимости с «К-3».

Его мягко перебил заместитель директора ЦРУ Рональд Сэндерс:

– Но ничего страшного не произошло. Ничего непоправимого.

– Пролилась кровь! – хрипло прокричал Лэнсинг. Бейлис никогда не видел его таким рассерженным, старик всегда сохранял патрицианскую невозмутимость. – Пролилась кровь невинных людей! И людей, верно служивших нашей стране!

– Но это было вызвано необходимостью, – возразил директор ЦРУ. Его голос прозвучал как-то странно мертво в этой звуконепроницаемой комнате. – Сол Энсбэч вмешался, он мог поднять тревогу. Мы не знали, что ему известно. Мне было очень трудно пойти на это, ведь Сол когда-то был моим другом.

– Но другие?!

– Все было сделано очень осторожно. Это было одним из пунктов нашего договора с людьми Маларека. – Темплтон шумно вздохнул. – Никаких следов.

Сэндерс, ерзая на стуле, оправдывающимся тоном добавил:

– В дело «Ежа» успело вмешаться только одно подразделение ЦРУ, «Парнас». Но Тэд сразу пресек это, – говоря, он непроизвольно обращался к старейшинам собрания – Лэнсингу и Рейнолдсу.

Темплтон кивнул.

– Это большая удача, что нам удалось сорвать личину с этого шофера. Я не знал, что он…

– Джентльмены, – прервал его Лэнсинг, – при нашей профессии мы постоянно сталкиваемся с тем, что проливается кровь отдельных людей, чтобы предотвратить кровь многих. Но меня пугают масштабы всего этого, масштабы уничтожения невиновных. Честно говоря, это противоречит всем моим принципам. Но, даже если откинуть моральную сторону этого дела, ваши санкции еще и невероятно опасны. Если хоть что-нибудь станет известно КГБ или любой другой заинтересованной организации, то…

– Это исключено, – быстро произнес Тэд. – В составе «секретариата» только отличные профессионалы. Они очень внимательны. Пока мы не вмешиваемся, их работа будет совершенно незаметна.

– Но доведут ли они эту работу до конца?.. – Эван Рейнолдс произнес это почти шепотом, но все сидящие за столом мгновенно повернули к нему головы: он, может, и излишне резко, выразил то, что было на уме у всех.

Воцарилась мертвая тишина, затем Бейлис, собрав все свое мужество, спросил:

– А мы можем быть уверены, что это именно тот человек?

– Роджер, – произнес Темплтон, – у моих людей есть запись голоса, который совершенно совпадает с записанным во время разговора по телефону из подвала Лемана. В совокупности с записью, сделанной с его домашнего телефона, это доказывает, что это именно тот человек, который нам мешает. Совершенно точно.

– Но мне показалось, вы говорили, что в «Парнасе»… – возразил было Рейнолдс.

– Он единственный, – быстро сказал Темплтон. – Этот человек продолжает копать. Мы не могли этого предвидеть, у него личные причины.

– И все же я считаю, что необходимо решить эту проблему как можно гуманнее, – произнес Лэнсинг.

– Но почему? – резко спросил Рейнолдс. – Если документы у него, он ставит под удар всю операцию. Работа многих десятилетий… Боже мой, да это работа всей моей жизни! У нас нет другого выхода. А что, если он спрятал копии?

Темплтон изложил свой план. Закончив, он увидел, что все потрясены. Возникла долгая пауза, которую прервал один из старейшин заседания.

– Боже всемогущий, – выдохнул Лэнсинг, – помоги нам.

Вашингтон – город учреждений. Бесчисленное количество организаций, от самых коррумпированных закулисных компаний до маленьких, бескорыстных благотворительных групп по распространению потребительских товаров предпочитают называться учреждениями. Это название совершенно нейтрально, а вместе с тем достойно и благородно.

Учреждение «Американский флаг», расположенное на Кей-стрит, в центральном районе Вашингтона, занимало один этаж в современном комплексе, где размещались также несколько юридических офисов и филиалов ряда среднезападных корпораций.

По внешнему виду это здание ничем не отличалось от других, расположенных в этой части города: такой же грязный подъезд, такой же дребезжащий лифт.

Но если бы посетитель по ошибке попал на шестой этаж, он был бы изумлен при виде великолепия, открывшегося взору. А увидел бы он одинокого секретаря, сидящего за большим столом красного дерева в приемной, обставленной мраморными столиками, обвешанной персидскими коврами и отделанной полированными панелями.

Большинство людей, знавших об этом учреждении, считали, что организация «Американский флаг» – один из реакционных мозговых трестов страны. На самом деле это была организация отставных офицеров нескольких американских разведывательных ведомств, преимущественно ЦРУ, управления национальной безопасности и разведывательного управления министерства обороны США. Эти офицеры сохранили тесную связь с организациями, в которых они раньше служили. Фактически многие из них продолжали выполнять свои обязанности. Но все эти связи, даже источники оплаты их труда, были так тщательно законспирированы, что даже самому натасканному следователю конгресса было не под силу доказать, что «Американский флаг» каким-то образом связан с разведкой США.

Именно этого они и добивались. Согласно распоряжению президента, ЦРУ строго запрещалось заниматься шпионажем на территории США. И действительно, со времени расследований, проведенных в середине семидесятых комитетом Черча, ЦРУ очень строго соблюдало это правило. Но, однако, в определенных кругах разведывательных ведомств (включая «Американский флаг») было принято считать запрет дурацким рудиментом сентиментального и благородного демократизма. Разведка не может нормально функционировать, если ее действия ограничиваются подобными правилами, когда она зависит от внутренних служб, не имеющих выхода на заграницу.

Поэтому задолго до времени полковника Оливера Норта и секретных сделок Совета по национальной безопасности с Израилем, Никарагуа и Ираном был создан «Американский флаг», ставший орудием некоторых разведывательных ведомств для работы в США и координационной базой для проведения тайных операций.

В приемной, напугав секретаршу, безмятежно читавшую колонку «Стайл» в «Вашингтон пост», резко зазвонил телефон. Она подняла трубку и после короткого разговора нажала на кнопку селектора.

– Генерал Ноултон, – сказала она, – вас просит директор ЦРУ.

Несколько минут спустя зазвонил телефон в маленьком фермерском домике в пригороде Александрии, штат Вирджиния. Он был расположен недалеко от сельской дороги, уединенно, в нескольких милях от других построек, и огорожен спрятанным в зарослях кустов и деревьев электрифицированным забором. Крыша домика была утыкана серыми микроволновыми антеннами.

– Макманус слушает, – произнес человек, поднявший трубку. Это был Лесли Макманус, отставной офицер вооруженных сил. Он с минуту слушал, делая пометки в блокноте, затем произнес:

– Слушаюсь, – и положил трубку.