Текст книги "Московский клуб"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

46
Париж

Стоун проснулся рано утром и долго со сна не мог понять, где он находится. Обычное дело, когда просыпаешься в чужом городе. Голова была тяжелая, в ней пульсировала боль.

Сев в кровати, Чарли, наконец, сфокусировал взгляд и осмотрел номер. Он был очень уютен и элегантен: серые бархатные полосатые обои, ванная комната со стенами и полом из зеленого венецианского мрамора. Из окна был виден прекрасный собор Сен-Жермен-де-Пре. «Совсем неплохой номер для мертвеца», – мрачно подумал Стоун.

Он прибыл в Париж накануне, уже ближе к вечеру. Как только его самолет приземлился в Хитроу, он сразу взял такси и помчался в Лондон, прямо во французское посольство. Там, объяснив, что произошли изменения в его деловых планах, он получил срочную въездную визу в Париж. Абсолютно измотанный, в жутком нервном напряжении, Чарли хотел было уже сесть в самолет и улететь в Париж. Но в конце концов решил придерживаться своего старого плана. Затерявшись в толпах туристов, он сел на паром «Силинк», курсирующий между Дувром и Кале.

Стоун знал Париж, хотя и начал уже забывать. Он был в этом городе дважды, много лет назад. Тогда город поразил Чарли своим разнообразием, его надо было завоевывать, изучать, исследовать. Теперь Париж стал для него убежищем с массой всевозможных приютов.

Первым делом надо было выбрать гостиницу поменьше и потише. Но большинство таких заведений одержимы страстью заработать лишний франк, поэтому их хозяева зачастую продажны. Стоуну нужна была гостиница, штат которой не стал бы безропотно сотрудничать с властями. Надо, чтобы служащих было немного, чтобы на них можно было положиться, чтобы они не гнались за лишней монетой.

Наконец он выбрал маленькую, но довольно дорогую гостиницу «Л’Отель», расположенную на узенькой улочке Боз-Арт.

Комнатки в ней были небольшие, как большинство номеров в парижских отелях, но очень изысканно обставленные. Гостиница была знаменита тем, что в ней когда-то жил, вернее, умер Оскар Уайльд. Хотя это вряд ли могло служить хорошей рекомендацией. Но в ней также жил и умер Морис Шевалье, что, несомненно, могло. Сорок шестой номер был достаточно просторен, днем его заливал яркий солнечный свет.

Стоун зарегистрировался под именем Джоунс, с облегчением убедившись, что консьержка не будет проверять его документы. К счастью, давно миновали те времена, когда все парижские отели в конце дня должны были передавать паспортные данные постояльцев в полицию. Иногда, всего раз-два в году, полиция могла потребовать для просмотра регистрационные журналы, но это вовсе не значит, что им их предоставляли. Вопреки постоянным разговорам во Франции о необходимости ужесточить борьбу с терроризмом, каждый человек мог приехать в эту страну и жить под вымышленным именем, оставаясь недосягаемым для полиции. Если трюк со «смертью» на озере Мичиган удался, Чарли будет тут в безопасности. Хотя бы на время. Он очень на это надеялся.

Заняв номер, Стоун сразу завалился спать и заснул так крепко, как будто накачался снотворным. Отоспавшись, он заказал завтрак – кофе с молоком и булочки – и начал собираться с мыслями. Времени оставалось мало, а ему еще надо было разыскать двух человек.

После Октябрьской революции 1917 года Париж был наводнен русскими эмигрантами. Они создали собственную культуру в этом городе: свои рестораны, ночные клубы и общественные организации. Несколько десятилетий спустя точно так же стали поступать и их соотечественники, эмигрировавшие в Нью-Йорк. Но по мере того, как эмигранты умирали, русское присутствие становилось все менее и менее заметным. И наконец остались лишь редкие и слабые следы этой культуры.

Одним из таких следов является собор Александра Невского, расположенный в восьмом округе Парижа, окруженный дорогими ювелирными и кондитерскими магазинами. Это построенное в византийском стиле здание возвышается на улице Дару. Оно щедро украшено старинными иконами и является местом встреч тех немногих людей, которые еще остались со времени так называемой «белой эмиграции».

Чарли знал только одно имя: Федор Дунаев. Но, скорее всего, этот человек жил здесь не под своим именем, защищая себя от всяких неожиданностей. Любой, кто когда-то служил у Сталина, а затем покинул страну, должен был жить в постоянном смертельном страхе. Но Стоун понимал, что его все же возможно разыскать.

Сейчас Чарли были известны об этом человеке два факта, на которые можно было опереться. Во-первых, по словам Уоррена Пога, Дунаев был знаком с человеком по фамилии Вышинский. Во-вторых, та мелочь, которую удалось вспомнить Анне Зиновьевой из газетного сообщения о предательстве Дунаева. Деталь эта была незначительна, но очень любопытна, поэтому и отложилась в памяти. Эмигрировав много лет назад, Дунаев нашел убежище в Париже с помощью эмигрантской освободительной организации, название которой Чарли неоднократно встречал в прессе. Организация эта была основана и финансировалась русской ортодоксальной церковью в Париже. Стоуну тогда показалось странным, что старый чекист-атеист воспользовался помощью клерикалов. Но подобные парадоксы вообще в характере русских. Каждый коммунист, если его хорошенько потрясти, окажется глубоко верующим человеком.

Когда, уже ближе к полудню, Стоун приехал на улицу Дару, церковь была пуста, только у маленького столика с открытками одиноко сидела молодая женщина.

Она подняла глаза. Чарли по-французски спросил:

– Вы говорите по-английски?

– Да, – она мило улыбнулась.

Они несколько минут поболтали о церкви. Чарли сказал ей, что он американец русского происхождения, приехавший в Париж туристом. Лицо женщины засияло: она тоже была русская, даже говорила с русским акцентом. Ее родители явно были эмигрантами. Через несколько минут женщина встала из-за стола и с гордостью поводила Стоуна по церкви. Затем они поговорили о России, о ее родственниках, о том о сем. Наконец Чарли между делом сказал, что раз уж он оказался в Париже, можно было бы попытаться встретиться с одним стариком, тоже русским, другом его отца. Не могла бы она ему помочь?

– А как его зовут?

Он мгновенье поколебался и, решив, что это имя вряд ли знакомо этой женщине, выпалил:

– Федор Дунаев.

Она покачала головой: никогда не слышала.

– Но я могу спросить у батюшки, – сказала женщина. – Он знает многих русских эмигрантов. А если он лично с ним не знаком, то может спросить у прихожан.

Стоун вместе с ней вышел из церкви, и они вошли в небольшой домик, стоящий неподалеку, в котором размещался офис и трапезная. Ожидая женщину в бедно обставленной комнате, он страшно нервничал. Жив ли Дунаев? Под каким именем живет старик? Возможно, он сменил имя. И теперь его никак не отыскать.

Женщина вернулась через несколько минут. Ее взгляд был уже совсем другим. В глазах появилась тревога.

– Если вы подождете здесь, – сказала она, – то придет человек, который сможет вам помочь.

Стоун почувствовал опасность.

– А этот человек не может дать мне номер своего телефона?

– Нет, – взволнованно ответила женщина, – но если вы подождете, то…

– Нет, – отрезал Чарли. – Слушайте меня внимательно. Ваш друг очень осторожен, и он прав. Вы меня совсем не знаете. Но поверьте, Дунаев действительно будет очень рад получить весточку о старом друге. Я дам вам кое-что для Дунаева. Передадите?

– Я думаю, да, – нерешительно произнесла она.

– Отлично.

Это было даже лучше. По-русски он писал очень неплохо, тогда как по телефону его акцент сразу распознали бы. Чарли попросил у женщины лист бумаги и конверт, сел за маленький неудобный стол и написал коротенькую записку на русском языке: «Мне необходимо с Вами повидаться. Я от Вашего друга, Вышинского». Это была очень рискованная игра, ведь Осип Вышинский мог быть давно мертв. Но, возможно, просто из любопытства, увидев имя старого коллеги, Дунаев захочет с ним повидаться. Это неплохая рекомендация.

Чарли заклеил конверт и подал его женщине.

Следующие два часа Стоун провел в русском ресторанчике через дорогу от церкви. Заказав легкий поздний ленч, пирожки и кофе, он внимательно наблюдал за входом в собор. За это время в здание вошло несколько человек, должно быть, туристов, но никто не задерживался надолго.

Когда Чарли, убедившись, что западни нет, вернулся в церковь, женщина все еще казалась настороженной.

– Мы нашли его. Он будет счастлив повидаться с вами, – сказала она. – Он хочет, чтобы вы сделали следующее…

Чикаго

Пауле Сингер совсем не улыбалась перспектива есть ленч за заваленным бумагами металлическим столом в офисе. Но выходить на улицу и толкаться в толпе ошалевших людей в кофейнях и греческих закусочных, которыми изобиловали прилегающие к зданию суда кварталы, ей тоже не хотелось. Оба варианта были довольно мрачны, но ведь никто не говорит, что быть помощником прокурора штата – приятное занятие. Итак, Паула села за стол и, жуя бутерброд с ветчиной, начала просматривать газеты.

С того момента, как она увидела Стоуна на своем пороге, Паула беспрестанно думала о нем. Она хотела знать, где он, в Париже или уехал, нашел ли нужного ему человека.

И еще: может ли она ему чем-нибудь помочь?

Перелистывая спортивные страницы «Чикаго трибюн», Паула заметила краем глаза маленький некролог в углу. Что-то смутно отозвалось в ее памяти, и она помедлила, прежде чем перейти к рассмотрению таблицы счетов. Она вернула предыдущую страницу, подумала и вспомнила.

Уоррен Пог. Это же тот самый агент ФБР, с которым Чарли встречался в Чикаго. Тот самый, чей номер телефона Стоун просил ее узнать.

Паула перестала замечать шум вокруг нее. Она тихо застонала, прочитав следующие строки: «В результате потери скорости маленького самолета погиб человек, опознанный полицией штата Индиана, бывший агент ФБР Уоррен Пог».

И дата…

Уоррен Пог погиб в тот самый день, когда к нему приходил Стоун.

Итак, Чарли был прав. Людей действительно убивали.

И следующим будет он, Чарли. Она в этом уверена. Он будет следующим, если она не поможет.

Несколько минут Паула сидела неподвижно, потрясенная, глядя прямо перед собой и не зная, что делать. Затем она вспомнила имя одного очень влиятельного человека, Уильяма Армитиджа. Стоун говорил, что встречался с ним в Вашингтоне. Теперь Паула знала, кому надо позвонить. Чарли требовал, чтобы она не вмешивалась в это дело, но ведь он просто хотел уберечь ее.

Черт подери, она сама способна себя защитить.

Она должна позвонить. Паула знала, что длительные телефонные разговоры из здания суда прослушиваются. Но ведь можно сделать так, чтобы этого не произошло, верно? Она встала и заглянула в кабинет босса. Его не было, очевидно, ушел на обед. Отлично, можно воспользоваться его телефоном.

Один из аппаратов на столе босса был типа «моторола-СТУ-3». Такие телефоны обеспечивают повышенную секретность разговора. Их устанавливают на определенный период времени в кабинетах самых высокопоставленных особ. Босс почти никогда не пользовался этим аппаратом и поначалу очень долго сетовал по поводу такого бездумного растранжиривания государственных денег. Возможно, это и неважно, с какого телефона звонить, но лишняя предосторожность не помешает.

По телефону босса Паула позвонила своему другу, который был совладельцем одной, как она считала, ужасно огромной юридической фирмы в Нью-Йорке. Ему в этой жизни удалось достичь гораздо большего, чем ей.

– Кевин, – сказала ему Паула, – сделай мне одно одолжение.

Кевин был очень обязательным человеком и, что немаловажно, он не задавал лишних вопросов. Он сделал несколько звонков, проконсультировался с кем надо и сообщил Пауле номер телефона приемной судьи Уильяма Армитиджа. А если ее звонок Кевину все же засекли, то они смогут узнать лишь, по какому номеру огромного юридического офиса он был сделан. Ну и пусть.

Паула нервно барабанила пальцами по металлическому столу, раздумывая, в состоянии ли она говорить с Армитиджем прямо сейчас и поверит ли он в то, что́ она расскажет ему о смерти в Чикаго бывшего сотрудника ФБР Пога.

В конце концов Паула набрала номер и услышала женский голос:

– Приемная.

Паула выпалила какую-то ерунду, чтобы не отвечать на вопросы секретарши, а затем услышала такое, что похолодела от ужаса.

– Вы разве не знаете? – сочувственно спросила ее женщина из приемной. – Мне очень жаль, но несколько дней назад мистер Армитидж скончался.

Повесив трубку, Паула долго сидела, массируя виски. От страха ее даже подташнивало, болели глаза. Она вытащила из бумажника запачканную кровью пластиковую карточку, которую отдал ей Стоун. Размерами и формой она напоминала кредитную, но на ней был выбит телефонный номер. Такой карточкой обычно пользуются тогда, когда необходимо заказать телефонный разговор, находясь вне пределов города.

Чарли забрал ее из кармана того парня, который напал на него в Чикаго и которого он убил. Он сказал тогда, что в случае необходимости будет легко узнать, что это за номер. А там уже будет несложно выяснить и имя пославшего убийцу. Паула тогда вырвала карточку из рук Чарли и сказала, что она сама все это сделает. И сейчас, с пересохшим от дурного предчувствия ртом, она начала набирать номер телефона, выбитый на карточке, измазанной кровью.

47
Москва

Штаб-квартира Первого главного управления КГБ размещается на окраине Москвы, в Ясеневе, в элегантном здании необычной архитектуры. Говорят, что ее сходство со штаб-квартирой ЦРУ слишком велико для простого совпадения. В этом здании расположены офисы и лаборатории особого следственного отдела, среди которых – лучшая в СССР лаборатория судебной экспертизы. Осколки любой бомбы, взорванной в СССР, на Ближнем Востоке или в какой-нибудь еще, небезразличной для советского правительства стране, присылались сюда для анализа.

Одним из лучших химиков лаборатории был Сергей Абрамов, полноватый, лысеющий сорокадвухлетний мужчина с круглым лицом, гладкой кожей и пухлыми руками. У него была жена, которая работала в библиотеке, и две дочери.

Этим утром Абрамов был сердит и раздражен. Незадолго до этого он получил очень любопытную записку от одной американской телерепортерши, с которой он время от времени встречался. Встречи эти, конечно, держались в строжайшем секрете. Она знала его только по имени. Абрамов считал Шарлотту Харпер умным и талантливым человеком и вообще – «на уровне».

В записке она спрашивала его, может ли он подтвердить слухи, дошедшие до нее, что к волне взрывов, потрясших в последнее время Москву, причастны США.

Это совершенно невероятно.

Почему осколки этих бомб не были предоставлены ему для анализа?

Раздраженный донельзя, он вошел в лабораторию и, сняв пиджак, повесил его на крючок на стене. Секретарша отдела Дуся, увидев его, расхохоталась.

Эта крашеная блондинка с черными корнями отросших волос, слишком сильно накрашенными голубыми глазами и двойным подбородком всегда вызывала в нем смутное раздражение. Кроме того, она постоянно пыталась с ним флиртовать. И это было отвратительно.

– Вы что, собрались отрастить усы? – воскликнула она.

– Дуся, – сказал ей Абрамов, – будьте добры, подготовьте мне заявку на несколько образцов бомб. Вы сами знаете, на какие именно.

– Хорошо, – ответила она, надув губы. – Так как насчет усов-то? Что, не хотите мне сказать?

Осколок бомбы, взорвавшейся в Оружейной палате, прибыл первым. Он был не слишком обуглен, и Абрамов сразу распознал его состав: беловатый «С-4». Американского производства. Он вполне мог остановиться на грубом морфологическом анализе, но, просто, чтобы быть уверенным на сто процентов, Абрамов растворил кусочек пластика и прокрутил жидкость в центрифуге.

Ну, так и есть: в осадке машинное масло. Конечно, «С-4».

Он помассировал шею и вдруг подумал о своих дочерях, которые, подрастая, становились сущим наказанием. С младшей, Марией, впрочем, все пока было в порядке. А вот старшая, Зинаида, вызывала большую тревогу. Ей было уже четырнадцать лет, она выглядела почти как взрослая и слишком много времени проводила с длинноволосым восемнадцатилетним бандитом. Абрамов был уверен, что она спала с ним, но что он мог поделать? Зинаида ничего не делала по дому, возвращалась поздно, ругалась со всеми, кто гладил ее против шерсти. Абрамов расстроенно покачал головой и продолжил свое дело.

Итак, это «С-4». Эксперт знал этот состав как свои пять пальцев. В «С-4» входило самое мощное взрывчатое вещество в мире – гексагидро-1, 3,5-тринито-С-триазин. Кроме него, состав включал пластификатор и резиновые связующие элементы. В последнее время все чаще и чаще приходилось получать для анализа образцы осколков пластиковых бомб типа «С-4». Он исследовал их с применением спектрофотометрии, на преобразователе Фурье «Аналект ФХ-6250Ф», иногда с помощью хроматографической спектрометрии.

На основании анализа можно было узнать, где была сделана та или иная бомба: в британском составе «ПЕ», например, совершенно отличные от американского «С-4» связывающие вещества; для чешского «НП-10» применяется взрывчатое вещество черного цвета на ПЕНТН-основе; ну а дрянь, произведенную в Советском Союзе, ни с чем не спутаешь.

Абрамов вспомнил, как однажды он делал ряд анализов нескольких образцов, доставленных с места взрыва, произведенного в штаб-квартире антикаддафской ливийской группировки в Манчестере. Исследования показали, что бомба – подложенная, конечно же, людьми Каддафи – была сделана в Африке! А это означало, что кто-то в США поддерживал Каддафи или, по крайней мере, торговал с ним. Это открытие было очень неожиданным и повлекло за собой серьезные расследования КГБ.

Но с некоторыми осколками приходилось возиться довольно долго.

Абрамов заварил свежий чай, налил себе чашку и положил две ложки сахара. Обычно все эти исследования были ужасно скучными и ничего интересного не обнаруживали. А на этот раз все было очень захватывающим, как в детективном романе. В такие моменты он любил свою работу. Окрыленный удачей, Абрамов тут же мысленно поклялся, что серьезно поговорит с Зинаидой о жизни… серьезно, но мягко. Видит Бог, он вовсе не хочет провоцировать очередную ссору с маленькой смутьянкой.

Абрамов отхлебнул чаю, положил еще одну ложечку сахара и сел к микроскопу. Осколок с «Проспекта Мира» был тоже от пластиковой бомбы. Что ж, ничего удивительного.

Он сделал очистку и отфильтровку веществ и, постепенно нагревая образец в вакууме герметичного контейнера, осторожно отделил пар.

Затем эксперт положил органический материал в пробирку из активированного древесного угля. После очистки пара через фильтры он с помощью дихлорметана выделил из фильтра взрывные компоненты.

Затем он опять рассмотрел образец под микроскопом, растворил кусочек в органическом растворителе и очистил опять для того, чтобы сделать еще ряд опытов.

На предметном стекле осталось немного взрывного вещества, возможно, всего лишь несколько пикограмм. Это означало, что ему следовало воспользоваться ТЭА – термоэнергетическим анализатором, невероятно чувствительным химиколюминесцентным прибором для исследования фаз разложения газов. Он состоит из резервуара с очень высокой температурой, низким давлением и криогенным фильтром, в котором с применением электронного потока получают активизированную двуокись азота, которая при радиоактивном распаде излучает световые волны определенной длины.

Работая не торопясь и очень внимательно, Абрамов получил к обеду молекулярную формулу осколка.

Она отличалась от того, что он привык видеть.

Эксперт проверил расчеты и сверился с таблицей диапазона. Проверяя еще раз, он вдруг с ужасом понял, что формула ему знакома. С этим взрывчатым веществом лаборатории приходилось работать не раз.

Это был не просто американский пластик.

Он не мог ошибиться. Все три бомбы, взорванные недавно в Москве, были сделаны с применением взрывчатого вещества, произведенного на заводе военного снаряжения в городе Кингспорт, штат Теннесси, США. Там, и только там производится «С-4».

Но это было еще не все.

Формула исследованного им образца абсолютно совпадала с формулой «С-4» особого состава, который был разработан специально для ЦРУ.

Он был уверен на сто процентов.

Отхлебнув чаю уже из третьей чашки, Абрамов начал диктовать секретарше отчет.

48
Париж

Стоун сидел в кафе «У доброй Франкетты» на улице Рокет, недалеко от кладбища Пер-Лашез. Он ждал Дунаева. Прошло пять минут, десять… Старика не было.

Чарли в очередной раз раздраженно взглянул на часы и заказал пастис, оставляющий металлический вкус во рту.

Стоун оглядел бар в поисках человека, который мог бы оказаться Дунаевым. Таких не было. Женщина, сидевшая у стойки, явно проститутка, поймав его взгляд, кокетливо улыбнулась. Ей было уже за пятьдесят. У нее были длинные, плохо покрашенные волосы, лицо покрывал толстый слой пудры, не скрывавший, однако, многочисленных морщин на ее лице. Стоун ответил улыбкой и отвернулся: спасибо, мол, но не стоит беспокоиться.

Прошло уже двадцать минут с назначенного времени, а Дунаев так и не появился. Инструкции, переданные ему женщиной из собора, были точны и определенны. Она особенно настаивала, чтобы Стоун ни в коем случае не опаздывал. И теперь он ждал этого эмигранта вот уже двадцать пять минут.

Может, с ним что-нибудь случилось? Он опять внимательно осмотрел кафе, пытаясь обнаружить кого-либо, кто казался бы в этом зале не на месте. Возможно, Дунаев послал кого-то наблюдать за ним. Но никого похожего он не заметил.

Проститутка опять кивнула и, похотливо виляя бедрами, подошла к нему.

– Дай прикурить, – обратилась она к Чарли по-английски гортанным, низким голосом заядлой курильщицы. Женщина явно раскусила, что он американец.

– Извините, я не курю.

Она улыбнулась, показав желтые зубы, пожала плечами и взяла несколько спичек у бармена. Через несколько минут проститутка подошла к его столику опять.

– Ждешь кого-то? – спросила она, склонив голову к плечу и картинно поднося сигарету к губам. Было похоже, что она училась курить по старым фильмам.

– Да.

Женщина выпустила большой клуб сигаретного дыма.

– Можно присесть с тобой?

– Извините, нет.

– А может, я помогу тебе найти того, кого ты ищешь? – произнесла она, сверкнув своей желтозубой улыбкой.

Стоун кивнул. Теперь он понял.

– Мне кажется, – продолжила женщина, – что у нас с тобой есть общий друг.

Вот оно. Этот старый чекист оказался невероятно осторожен. Он прислал посредника.

– Иди за мной, – сказала она.

Стоун встал, расплатился по счету и вышел за ней из кафе.

– Господин Дунаев просил извиниться. Ему приходится быть очень осторожным, – говорила она, идя по улице Рокет. – Он сказал, что ты поймешь.

– Конечно.

– Он страшно хочет увидеться с сыном старого друга, – продолжала болтать рыжеволосая, ведя его по узкому переулку. Они подошли к неуклюжей черной с бордовым машине, в которой Чарли сразу узнал ДСВ – дешевый, очень распространенный, но не очень безопасный автомобиль. Когда-то он был трехколесный, но потом по распоряжению французского правительства модель была переработана и сделана четырехколесной.

– Садись, – пригласила женщина, обходя машину и садясь на водительское место. – Я отвезу тебя к нему.

Дверца была не заперта. Стоун опустился рядом с ней на переднее сиденье и в ту же минуту почувствовал, что что-то не так. Замерев от ужаса, он медленно повернул голову и увидел дуло пистолета, направленного на него с заднего сиденья.

Чарли сидел неподвижно. Женщина наклонилась и с неожиданным умением, показавшимся ему почти профессиональным, обыскала его. Опять медленно повернув шумевшую от страха голову, Стоун осторожно посмотрел на человека, который, должно быть, поджидал их, скорчившись на заднем сиденье.

Итак, ему не поверили. Но почему? Дунаев был предателем и убийцей, но сбежал из СССР не по идеологическим соображениям, а из-за страха за свою жизнь. Неужели и он связан с фанатиками с Запада, внедрившими «К-3»?

– Пожалуйста, не пытайтесь ничего предпринять, – раздался голос с заднего сиденья. Говорил явно француз, его английский был с сильным акцентом. ДСВ съехала с тротуара и влилась в поток. – Посмотрите в зеркало заднего вида. Видите машину, едущую за нами?

Стоун медленно кивнул. За ними ехал черный «ситроэн». Надо отдать должное этому Дунаеву: он продумал все отлично.

– А вы не собираетесь сообщить мне, куда мы направляемся?

Ответа не последовало.

Они ехали молча. Женщина то и дело поглядывала в зеркало на «ситроэн». Она не переставая курила. Прошло несколько минут. Стоун сидел, раздумывая, что же может произойти дальше.

Теперь машина ехала по району, гораздо более бедному, чем тот, который они только что покинули. Многие здания развалились, другие казались вообще заброшенными. Они миновали скобяную лавку, окна которой были изрешечены пулями; затем бакалейный магазин, открытый, но пустой. Наконец машина свернула в какой-то проезд, который закончился внутренним двориком. «Ситроэн» проехал дальше.

– Приехали, – сказал мужчина на заднем сиденье. – Выходите.

Стоун открыл дверь и вышел. Прямо перед ним стоял старик в коротком кожаном пиджаке. Несмотря на возраст, он казался сильным. На вид ему было лет семьдесят. Большую лысину обрамляли длинные седые космы; бледное лицо испещрено жировыми шишками. В вытянутой руке он держал пистолет. Стоун сразу заметил, что это очень старое оружие, должно быть, старый друг старого шпиона, не пожелавшего с ним расстаться. Пистолет сильно отличался от знакомого Чарли советского армейского 99-миллиметрового «Макарова» стандартного образца. Возможно, он был системы «Токарева», такие не производились в СССР с тридцатых годов.

Интересно, это и есть Дунаев? Стоун поднял глаза от пистолета и улыбнулся.

– Это что, вместо приветствия? – спросил он по-русски.

– Значит, вас послал Вышинский? – произнес старик.

Стоун кивнул.

Человек в черном пиджаке сплюнул на землю, продолжая держать Чарли на мушке.

– Тогда я с удовольствием пошлю ему ответ, – тихо и мрачно сказал он. – Твою голову.

О Боже! Вот чем повернулась его хитрость!

– Ваша фамилия Дунаев?

– Да, – ответил старик. Чарли услышал за спиной тихий скрип гравия. Это были мужчина и женщина, которые его сюда привезли. Его окружали. Дунаев уже чуть громче произнес: – Этот сукин сын Вышинский думает, что он умнее меня. Но этот кретин просчитался. Я ждал этого много лет.

Тут Стоун с ужасом понял, что произошло. Он воспользовался именем не друга, а заклятого врага. Вышинский остался в России… Ну, конечно, он считал Дунаева предателем…

– Послушайте меня, пожалуйста, – произнес Чарли. Сердце его сильно билось, он почувствовал за спиной движение воздуха: те двое приблизились еще. – Вы уже поняли, что я не русский, господин Дунаев.

Дунаев, не опуская пистолета, моргнул.

– Вы ведь узнали мой акцент? – Ответа не последовало. – Это американский акцент. И вы это знаете, ведь у вас большой опыт общения с американцами. Вас посылали в США в 1953 году. Вы должны были найти один документ, понадобившийся Берии.

Дунаев, казалось, заколебался.

– Вы посетили и до смерти напугали беззащитную женщину, бывшую секретаршу Ленина. Это она дала мне ваше имя. Она, а не Вышинский. Я хочу, чтобы вы это поняли.

– Этого объяснения недостаточно.

– Вышинским звали человека, вместе с которым вы к ней приходили. Я знал, что вы не согласитесь встретиться со мной, если я не воспользуюсь каким-нибудь… чьей-нибудь рекомендацией. Больше я ничего не смог придумать. Но я явно просчитался.

На этот раз Дунаев кивнул. Он уже почти улыбался.

– Да, вы американец. Я слышу. – Вдруг он опять повысил голос: – Но кто вы в таком случае?

Стоун начал объяснять очень подробно, но осторожно, стараясь не сказать ничего такого, что могло бы возбудить в эмигранте новые подозрения. Он рассказал о том, что против него сфабриковано ложное обвинение, что теперь его разыскивают по приказу предателей из высших слоев правительства Америки. Все потому, что он слишком много знает. Чарли инстинктивно угадал характер Дунаева и сообразительно этим воспользовался. Ведь Дунаев был не просто русским, на себе испытавшим правительственный террор. Он был еще и человеком, который долгие годы жил в Европе. А люди, бывшие в Европе во время второй мировой войны, во времена Сопротивления и беженцев, обычно относились с большим сочувствием к несчастным беглецам, преследуемым законом.

Когда Стоун закончил, старик опустил пистолет.

– Достаточно, – бросил он по-русски своим помощникам.

Чарли повернулся и увидел, что рыжеволосая проститутка и ее друг не спеша направились к машине. Послышался рев заведенного мотора, они уехали.

– Извините меня, – сказал Дунаев.

Стоун глубоко и облегченно вздохнул.

– Мне очень нужна ваша помощь, – произнес он. – Я полагаю, вы могли бы дать ключ к разгадке того, что происходит сейчас в Вашингтоне и Москве.

– Сейчас? Но я…

– Много лет назад Лаврентий Берия послал вас разыскать документ, который был нужен ему для проведения успешного переворота…

– Откуда вам это…

– Вы были приставлены к кому-то охранником, верно? – Чарли переступил с ноги на ногу. Он нервно соображал. – К человеку, осуществляющему связь Берии с неким американцем, имя которого держится в секрете и по сей день.

Дунаев почти незаметно кивнул.

– И одним из звеньев цепочки этой связи была женщина, Соня Кунецкая, – продолжал Стоун. Он вдруг понял все с удивительной ясностью.

Да, настоящее можно объяснить только через прошлое. Только так. И архивы ЦРУ в этом совершенно бесполезны.

Разумеется, шеф секретной полиции Сталина Лаврентий Берия поделился своими планами с очень немногими людьми. И, конечно, больше всех он доверял «кроту» «К-3». Дунаева оставили в живых, ведь он не знал основной тайны. Но и он вынужден был скрываться…

– Вам что-то о ней известно? Вам должно быть что-то о ней известно, – сказал Стоун.

Русский мрачно улыбнулся:

– Да, я был связным между Соней Кунецкой и Берией. Ваше предположение абсолютно верно.

Стоун с трудом сдержал возглас удивления.

– И я горжусь этим, – продолжил бывший шпион. – Берия не назначил бы первого попавшегося для связи с дочерью американского миллионера Уинтропа Лемана.