Текст книги "Московский клуб"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

65
Москва

Шарлотта была изумлена.

– Что ты тут делаешь? – хрипло спросила она. Лицо ее было сердитым. – Что с тобой случилось?

– Мне нужна твоя помощь, Шарлотта.

– Черт тебя побери. Черт тебя побери… Что ты натворил? Бога ради, что ты натворил?

Стоун попытался взять ее за руку, но она сердито вырвалась.

– А у тебя тут здорово, – вежливо похвалил Чарли, оглядев ее гостиную. Комната была обставлена в простом и элегантном вкусе Шарлотты: просторная и аккуратная, с бледно-розовой кушеткой и креслами, покрытыми восточными ковриками в коричнево-желтых тонах. – Похоже на то место, где мы проводили медовый месяц. Ты только забыла о биде в форме сердца.

Шарлотта не рассмеялась в ответ на его шутку. Она посмотрела на него несчастными глазами.

– Почему ты тогда повесила трубку? – спросил он.

– Боже мой! Мы не можем говорить здесь, – она указала на потолок. Чарли смотрел на нее, вдыхал ее аромат, любовался осанкой.

Он в который раз за последнее время удивился, как это ему удалось жениться на такой женщине. И тут же почувствовал вину за то, что когда-то смог причинить ей боль.

– А где мы можем поговорить?

– Пойдем прогуляемся, – холодно предложила она.

Шарлотта надела пальто. Они вышли на улицу и, пройдя мимо вахтера, кивнувшего ей без улыбки и внимательно посмотревшего на Чарли, пошли вдоль по тротуару.

Она шла быстрым шагом. В определенном смысле это был ее город, и Стоун почувствовал это немедленно, глядя, как уверенно и почти не задумываясь жена ведет его по улицам. Она изменилась за то время, пока они не виделись: обрела какое-то внутреннее спокойствие и уверенность в себе, которыми никогда не отличалась. Он подумал, не вычеркнула ли она его из своей жизни. И не слишком ли поздно они встретились?

На улице было холодно. То там, то тут лежали бесформенные кучи грязного снега, оставшиеся после недавнего снегопада, подтаявшие и вновь подморозившиеся. Многие дома были украшены длинными лозунгами, провозглашающими, что до празднования Великой Октябрьской революции осталось уже два дня.

– У тебя, наверное, дел по горло, – сказал Чарли. – Я имею в виду приближающуюся встречу на высшем уровне.

Шарлотта явно обрадовалась, что можно поговорить просто об ее работе: это была безопасная, нейтральная тема. И все же она была явно напряжена. Что это было? Обида? Или что-то другое?

– Президент и его люди прибывают завтра, – ответила она. – Не думаю, что будет очень уж много работы. Мы будем снимать его прибытие в аэропорт. Я буду делать репортаж. Не намечено ни частых пресс-конференций, ни брифингов. А послезавтра будет главный день. Мы будем снимать президента, стоящего на Мавзолее Ленина рядом с Горбачевым. О, это будет фото века.

Глядя на нее, Чарли вдруг почувствовал прилив нежности и положил руку ей на плечо. Она напряглась.

– Шарлотта, почему ты тогда повесила трубку?

– Слушай, Чарли, они прослушивают телефоны корреспондентов.

– Ты беспокоилась обо мне…

Она передернула плечами.

– Меньше всего на свете.

Он рассказал ей почти все, что с ним произошло, начиная с убийства Сола и заканчивая неистовой погоней в Париже. Шарлотта прервала его только однажды для того, чтобы рассказать о Соне.

Стоун потрясенно смотрел на нее.

– Итак, она жива, – он, улыбаясь, качал головой в восхищении от того, что его надежда оправдалась.

– Да, и теперь я знаю, что́ она скрывала, – ответила Шарлотта.

В ней боролись любовь и злость. Чарли имел на нее права, он знал ее лучше, чем кто-либо в этом мире… и все же он был невероятно далеким и чужим. За эти несколько недель он сильно изменился, стал каким-то измотанным, напуганным, осторожным и настороженным.

Чарли рассказал Шарлотте о старом советском шпионе Дунаеве, живущем в Париже, о его рассказе про Катыньский расстрел и сеть старообрядцев. Стоун был очень измучен, но рассказ получился связный и исчерпывающий.

Они шли по пустынному берегу Москвы-реки. Он говорил минут двадцать, прерываемый лишь короткими вопросами Шарлотты.

Она взяла его за руку и быстро сжала ее. Он ответил на ее пожатие с твердостью и энергией, которые придали ей силы и уверенности. Где-то внутри она ощутила прилив тепла и нежности. Она вдруг вспомнила, что так бывало с ней тогда, когда она хотела его. И окончательно смутилась.

Шарлотта повернулась к нему лицом.

– Ты знаешь, а ведь сначала я тебе не поверила.

– Понимаю. Это действительно может показаться безумием.

Они пошли по направлению к гостинице «Украина», готической громадине постройки времен Сталина.

– Да, это правда. Сначала твой отец. А потом, вчера утром, я прочитала информацию в «Ассошиэйтед пресс». – Шарлотта с минуту помолчала, не зная, как быть, затем тихо произнесла: – Чарли, Паула Сингер мертва…

Стоун стоял, оперевшись на низкий бетонный парапет. В первую секунду Шарлотте показалось, что он не расслышал или не понял ее слов. Но он медленно опустился на корточки и спрятал лицо в ладонях.

– Нет, – глухо простонал он. – Не может быть… Я же был чертовски осторожен… Я был… Она, должно быть, что-то сделала…

И Шарлотта, больше не в силах вынести этого, опустилась на землю рядом с ним и обняла его.

Сквозь какую-то дымку он смотрел, как Шарлотта пересекла улицу и вошла в телефонную будку.

В его горле стоял ком. Он так любит ее… Несколько минут назад Шарлотта рассказала ему все, что удалось узнать Пауле незадолго до смерти.

Информация была невероятно ценна. Теперь все происходящее приобретало смысл.

Тот, кто напал на него в Чикаго, был связан с организацией, выполняющей вместо ЦРУ запрещенную грязную работу. Неужели за ним охотятся свои же? Но, судя по всему, так оно и было.

А затем Шарлотта рассказала ему то, что она узнала через одного своего знакомого из КГБ. Оказывается, за последними взрывами в Москве стояло ЦРУ.

Еще одна новость… Но теперь ей нужно было опять связаться с Сергеем. Возможно, ему удалось еще что-нибудь узнать об этом деле.

Она должна немедленно позвонить ему. Это было очень рискованно – звонить прямо ему так поздно вечером. Но она будет очень-очень осторожна. Иного выбора у нее не было.

Чарли видел, как Шарлотта набрала другой номер. Разговаривая, она яростно жестикулировала, явно выведенная из себя. Наконец она раздраженно повесила трубку и позвала его.

– Чарли! – Она бежала к нему навстречу через улицу. Голос был очень встревоженный. – О Боже, Чарли!..

– Что случилось?

– Он мертв.

– Кто?

– Сергей. О Боже… Ну, тот человек из КГБ. Я позвонила по его личному рабочему телефону, он часто засиживается на работе допоздна. Обычно мы обмениваемся парой слов. Это совершенно безопасно. Но сейчас трубку взял кто-то другой. Поэтому я сделала то, чего никогда не делала раньше: позвонила ему домой. Ответила его жена. Чтобы оправдать свой акцент, я сказала, что звонит его коллега из Латвии. И она сообщила мне, что он мертв. Убит во время взрыва в лаборатории.

– Когда это случилось?

– Я не знаю. – Шарлотта заплакала. – Должно быть, совсем недавно. Но когда я сказала ей, что хочу прийти на похороны, – я просто не знала, что еще можно сказать, – то она ответила, что тело уже кремировано без ее ведома. Он просто ушел на работу, а на следующий день ей принесли урну с пеплом.

– Его убили, – потерянно произнес Стоун.

Шарлотта вдруг обняла его и прижала к себе. Он почувствовал, как ее горячие слезы потекли по его шее, он слышал ее тяжелое дыхание.

– Они убили его, – плача, проговорила она. – Они убили его так же, как и Паулу.

Они постояли, обнявшись, несколько минут. Наконец он сказал:

– Я не хочу, чтобы ты вмешивалась во все это.

– А разве у меня есть выбор?

– Да. Да, у тебя есть выбор. Это все касается только меня. Я и должен бороться. Мне, конечно, помогли бы твои связи здесь, твой ум. Но я и сам не знаю, как бы я поступил на твоем месте.

– Да все ты отлично знаешь, – сердито ответила она, схватив его за плечи, будто собиралась потрясти его, и внимательно посмотрела ему в глаза. – Нет, Чарли. Черт побери, я думаю, что у меня нет никакого выбора. После того, что случилось с твоим отцом… во мне все перевернулось. За кого ты меня принимаешь? Чтобы я оставила тебя в такое время?

Он поцеловал ее.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Она взглянула ему в глаза, затем оторвалась от него и промокнула слезы на лице тыльной стороной ладони.

– Ну, и что же мы предпримем?

Чарли опустил голову, затем исподлобья взглянул на нее.

– Послушай, Шарлотта…

– Чарли, – неожиданно деловито, будто предыдущей минуты и не было, сказала она, – что мы предпримем?

Секунду помолчав, Чарли ответил:

– Один из ключей – дочь Лемана. Возможно, мне удастся заставить ее рассказать мне больше, чем ей хочется. Вполне вероятно, я смогу узнать у нее о ком-нибудь, кто мог бы нам помочь.

Шарлотта кивнула.

– Но первым делом мы должны попытаться найти этого человека, руководителя сети старообрядцев, кто бы он ни был.

– А зачем?

– Затем, что мне… нам нужна помощь. Я больше ничего не смогу сделать один.

– Но ты не знаешь даже его имени. Ты практически ничего о нем не знаешь.

– Поэтому мне и нужна твоя помощь.

– Но ты же не можешь просто ездить по стране и расспрашивать, не знает ли кто-нибудь случайно о человеке, которого тайно отдали под трибунал во время второй мировой войны. А если знает, то не помнит ли он случайно имени другого человека, который отменил этот трибунал. Чарли, вряд ли об этом вообще многим известно. Да, Москва признала свою вину за Катыньский расстрел. Но я была бы очень удивлена, если бы вся эта история не оказалась серьезно засекречена. В этой стране трудно найти сведения, которые не являлись бы государственной тайной.

– Но должен же быть какой-то выход.

– А как ты думаешь, кем может быть этот человек? Может, он диссидент, кто-нибудь вроде Андрея Сахарова? А может, какой-нибудь партийный босс, которого лишили престижной должности, затаивший обиду?

– Все может быть. Но какие-нибудь документы должны были остаться. В «Парнасе» нам никогда не открывали источников информации и методов ее добывания. Я не знаю. Но ты же знаешь этот город лучше, чем кто-либо, и если ты не можешь… Что?

Она расширила глаза и вдруг широко улыбнулась.

– Документы! – выдохнула она. – Да! – Она быстро поцеловала его в щеку. – Я думаю, выход есть. Завтра же попытаюсь провернуть одно дельце.

– Шарлотта! Если бы тебе только удалось… Это было бы грандиозно. Но ведь у нас времени в обрез.

– Я сделаю все возможное.

– Если кто и сможет это сделать, так это ты.

– Ну ладно. Завтра днем прилетает президент. Я могу попросить моего продюсера поучаствовать в брифинге вместо меня. Это не ее работа, но она все сделает как надо.

Они повернули и пошли назад, к дому Шарлотты.

– Так, надо попытаться слепить все, что нам известно, – сказал Стоун. – Что же мы знаем? Что ЦРУ или какое-нибудь из его подразделений стоит за этими взрывами в Москве. Или даже начали все это они. Что все это связано с запланированным путчем, в результате которого их агент «К-3» захватит власть в стране. Правильно?

Внимательно слушавшая его Шарлотта кивнула.

– Да. А волна терроризма должна привести к тем же разрушительным последствиям, к которым несколько десятилетий назад могло привести обнародование завещания Ленина.

Тут, перебив ее, опять заговорил Стоун:

– Мы знаем, что этот «К-3» был как-то связан через дочь Лемана с самим Леманом и Берией. Но я до сих пор не понимаю, что их связывало.

– И что же они собираются сделать? Что они готовят? Может, какой-нибудь несчастный случай?

– Возможно, это будет какое-то вооруженное нападение, какого-то рода военное вмешательство. Все показывает на то, что это случится 7 ноября, во время празднования и встречи на высшем уровне.

– Когда здесь будет президент США, да? – подхватила Шарлотта. – Так, чтобы, если что-то случится, это могло бы рассматриваться как покушение на президента? Неужели это действительно так?

– Да, в этом есть смысл.

– Если все это направлено против советского правительства, то за этим должен стоять очень и очень влиятельный человек, правда?

– Конечно. Какой-нибудь крупный военачальник, может, генерал.

– Как кто, например?

– Около тридцати человек могут оказаться «К-3», – тихо ответил Стоун. – Любой, кому под силу организовать и скоординировать захват власти. Любой из членов Политбюро и крупнейших военных чинов… Да…

– Что?

– В 1953 году Берия планировал отсутствовать в день путча. Видимо, он рассчитывал быть занятым расстановкой сил. Если бы он был на виду, он бы не смог все организовать. Он должен был самоустраниться.

– И?..

– Ну вот. А что, если «К-3», кто бы он ни был, действительно планирует путч на 7 ноября… Ему ведь тоже надо будет каким-то образом отсутствовать на церемонии празднования.

– Вполне возможно, Чарли. Но к тому времени, когда мы увидим, кто отсутствует, будет уже поздно.

Чарли улыбнулся.

– Может быть. Но послушай вот что. 7 ноября – самый крупный государственный праздник в Советском Союзе. Серьезнейшее дело. Его пропускают разве что при смерти. Я когда-то видел по телевизору, как Брежнев чуть не падал, поднимаясь на Мавзолей Ленина. Говорят, что в тот день он слишком долго пробыл на холоде, сильно простудился и в результате болезни умер. Отсутствие на церемонии означает, что вы уже не у власти. Поэтому никто не останется дома без крайней необходимости.

– Пока я не понимаю, к чему ты ведешь.

– Слушай дальше. Если в Политбюро замечают, что кто-то действительно влиятельный отсутствует на праздновании, они сразу становятся подозрительными по отношению к этому человеку. Вернее всего, они сразу отправят кого-то выяснить местонахождение этого человека. Правильно?

– Ты же у нас специалист. Я только исполнитель.

– Ну а что бы сделала ты, если бы хотела, чтобы твое отсутствие на таком важном мероприятии не вызвало подозрений? Чтобы оно выглядело правдоподобным?

– Я бы заболела по-настоящему.

– Вдруг? – подсказал Чарли.

– Ну нет, наверное. Ага, понятно! Черт побери, ты умница! Я бы болела какое-то время до этого. И если бы совсем слегла в этот день, никто бы и глазом не моргнул.

– Вот именно.

– А каким образом все это может помочь нам?

– Ну, ты же репортер. Я ведь только всю жизнь то и делал, что анализировал информацию. Вот ты и скажешь мне, каким образом это может помочь нам.

– Медицинские справки… – произнесла Шарлотта.

– Да! – почти закричал Чарли. – Помнишь, когда умирал Андропов, всему миру объявили, что у него небольшой приступ.

– А на самом деле у него были серьезные проблемы с почками, – сказала Шарлотта. – Но об этом не было сказано ни слова.

– Этот город – город сплетен. Здесь вся информация распространяется посредством слухов.

– Да, Чарли. И у меня есть нужные связи.

– Кто?

– У одного из моих предшественников был знакомый в Кремлевской больнице. Врач, который лечил Юрия Андропова. Он верил, что гласность – главное. Поэтому он и передал истинные данные о состоянии здоровья Андропова.

– И этот человек имеет доступ к больничным карточкам членов правительства… – прошептал Стоун. – Но сможешь ли ты связаться с ним?

– Слушай, Чарли, предоставь это дело мне. Я ведь не просто так считаюсь лучшим московским репортером. Неужели я не смогу найти способа встретиться с этим человеком?

– Ты – чудо!

– Ты же знаешь, я хочу быть тебе полезной и сделаю все, что в моих силах. Ради памяти о твоем отце. И ради тебя, черт тебя побери.

Чарли наклонился к ней и поцеловал. К его удивлению, она ответила на его поцелуй.

Стоун заговорил первым:

– Когда-нибудь ты сможешь забыть обо всем и простить меня.

Она проницательно посмотрела на него и ничего не сказала.

Его голос теперь звучал глухо и хрипло. Он медленно наклонился к ней, неотрывно глядя в ее глаза, в которых стояли слезы, мягко и нежно тронул ее губы своими. Она ответила на поцелуй не сразу. После секундного замешательства он почувствовал, что сердце его сжалось от нахлынувшего чувства.

– Эй, – прошептал он, – сахарку не подбавить?

О, это чудо – опять быть с ней после долгого перерыва! Это было так, будто они были совершенно чужими друг для друга людьми и одновременно – старыми друзьями. Ее тело реагировало на его ласки совершенно иначе. Но иногда, когда ему казалось, что он уже совсем забыл ее, она вдруг делала знакомое движение, что-то мурлыкала… и все возвращалось! Ее сопротивление несколько часов назад теперь казалось таким сексуальным. Как она отталкивала его… Однажды, много лет назад, она прикрыла грудь руками, как бы стесняясь ее, хотя она и была прекрасна. А сейчас она лежала навзничь на кровати, выгибая от удовольствия спину, ее груди были твердыми и возбужденными. Они были так хороши, почти совершенны! Казалось, она полностью избавилась от своих комплексов. Он гладил ее тело, целовал грудь, нежно покусывал соски, исследуя ее заново, такую знакомую и такую чужую. Он вдруг вспомнил все: тайные местечки, которые она любила, когда он ласкал; ритм, с которым они много лет назад занимались любовью.

Шарлотта раньше считала, что он любит, как мальчишка: быстрое проникновение, быстрая копуляция, быстрая эякуляция – и все кончено… Но сейчас между ними была такая удивительная близость, такое взаимопонимание. О, как он ласкал, и гладил, и целовал! Сквозь шум крови в ушах она слышала тихий стон Чарли. Она двигалась, как в каком-то опьянении, стараясь не сдаться сразу, сопротивляться… Затем она ощутила оргазм. Горячая волна перевернула все ее внутренности и ширилась, ширилась, ширилась… Впервые за последние годы она чувствовала такое.

Истощенные страстью, они лежали рядом в постели. Чуть позже поднялись и выпили бутылку вина. Сначала разговор как-то не клеился. Чарли поцеловал ее. Она провела рукой по его груди.

– Я забыла, как чувствует твоя грудь, – прошептала она, другой рукой массажируя его затылок. – Мне больше нравится, когда у тебя волосы длиннее. – Она посмотрела на него долгим взглядом и добавила: – Я очень рада, что ты здесь.

Стоун поцеловал ее.

– И я тоже.

– Но я в несколько растрепанных чувствах.

Он засмеялся.

– Я знаю. Это хорошо.

Чарли чувствовал ее мягкое и теплое тело. Она ощущала его силу и мужественность. Они занялись любовью опять, движения их были мучительно медленными, дразнящими. И в какое-то мгновенье она вся покраснела от охватившего ее чувства блаженного удовольствия.

Ранним утром Чарли очнулся ото сна, ужасного, страшного, обвиняющего сна. Ему снилась Паула Сингер. Проснувшись, он увидел, что кровать пуста. Шарлотта ушла.

Он почувствовал толчок ужаса, но тут же вспомнил, что она должна была выйти из квартиры для того, чтобы позвонить этому своему знакомому. Успокоившись, он перевернулся на другой бок и мгновенно заснул опять беспокойным сном.

Немного погодя он проснулся и увидел Шарлотту, влезающую под одеяло рядом с ним. Он обнял ее за талию, почувствовал ее тепло.

– Чарли, – прошептала она в самое его ухо, почти не шевеля губами, – я знаю, с кем нам надо поговорить. Это, вернее всего, ротный. Если Сол был прав, что в этом замешаны люди из ЦРУ, то, может, стоит рискнуть и поговорить с ним?

Стоун уже не хотел спать. Он внимательно слушал ее, кивая.

– Возможно, его можно будет использовать как канал связи, – продолжила она очень тихо. – Выложишь ему все. И если он имеет к этому делу какое-то отношение, мы это сразу поймем.

– Да, – прошептал в ответ Чарли. – Но, чтобы подстраховаться, мы расскажем ему как раз столько, сколько потребуется для того, чтобы убедиться, что он не замешан во все это сам. – Чарли подумал: неужели в комнате действительно установлены «жучки»? И улавливают ли они шепот? Чарли взял с тумбочки часы и, взглянув на них, сказал: – Я высчитал, что у нас в запасе часов тридцать-тридцать два. Но я думаю… – он заколебался, не желая пугать ее. – По данным тех людей, которые преследовали меня в аэропорту, им не понадобится много времени для того, чтобы вычислить, что я в Москве.

– Если они этого еще не сделали…

– Да, – прошептал он, – если они этого еще не сделали…

66
5 ноября

Кремлевская больница, пятиэтажное здание из красного гранита с псевдогреческими колоннами и куполами, построенное в классическом стиле, расположена в самом центре Москвы, недалеко от Кремля и через дорогу от библиотеки им. Ленина. Она окружена высоким железным забором. Это больница, в которой лечат представителей советской элиты, номенклатуры. Все здесь окутано строжайшей тайной, все доктора прошли тщательнейшую проверку. В результате этого многие действительно талантливые и квалифицированные специалисты были забракованы по подозрению в неблагонадежности или по национальным мотивам. Это привело к тому, что качество лечения в этой клинике зачастую оставляет желать лучшего, хотя оборудование и снабжение лекарствами в больнице, курируемой 4-м управлением Министерства здравоохранения СССР, конечно, самого лучшего качества. Многие штатные врачи были весьма посредственными специалистами.

Но были и исключения. Главному специалисту Кремлевской больницы по внутренним болезням Александру Борисовичу Кузнецову было около пятидесяти. Он был отличным врачом и диагностиком, очень быстро оценивающим ситуацию, чем выгодно отличался от большинства своих коллег. Но он предпочитал держаться в тени, не выпячивать своих преимуществ, поэтому неприязни и ненависти к себе не вызывал.

Проработав около десяти лет после окончания интернатуры в одной из ленинградских больниц, он был отобран для работы в Кремлевской клинике. Ему поручили лечить самых влиятельных людей на Земле. Он знал, что это большая честь. Впрочем, это было понятно уже по тому, какую огромную зарплату он получал здесь. В России привилегии всегда измеряются деньгами. Он также отлично понимал, что его выбрали не столько за опыт и знания, сколько за то, что его сочли абсолютно политически благонадежным гражданином. Дело в том, что его отец занимал незначительный пост в сталинском правительстве. А тот факт, что он выжил в те времена, сам по себе говорил о его преданности и верности советской системе.

Но Александр Кузнецов был совсем не тем, чем считали его товарищи по партии.

Он действительно любил свою работу. Но, несмотря на то, что его друзья и коллеги считали его хорошим коммунистом, он не испытывал к жалким останкам советского коммунизма ничего, кроме презрения. Он был настоящим ученым и одним из лучших докторов клиники; в своей области он не имел себе равных потому, что считал, что врач должен сделать все возможное, чтобы вылечить даже отпетого мерзавца. Но бывали дни, когда Кузнецов чувствовал, что не слишком расстроился бы, если бы все эти придурки из Политбюро и ЦК вдруг исчезли с лица земли.

Но иногда, когда он шутил с кем-нибудь из них, с худым стариком, сидящим перед ним полуголым на больничной кушетке, врач не мог удержаться от жалости и сочувствия.

Здесь, в больнице через дорогу от библиотеки им. Ленина, Кузнецов работал около восьми лет. До этого он занимал еще более почетную должность: входил в группу врачей, которые лечили тогда уже умирающего Юрия Андропова. Это происходило в Кунцеве. Через самых верных и хороших друзей – тех немногих, которым он мог доверить свои истинные взгляды и недовольство ходом вещей в СССР, – он познакомился с несколькими западными корреспондентами. И когда у Андропова начали серьезно отказывать почки, Кузнецов рассказал об этом репортерам, разгласив тем самым страшную тайну.

После того случая он мало-помалу стал источником информации о происходящем в Кремлевской больнице для западных корреспондентов, хотя, конечно, и не единственным. Он делал это только потому, что ненавидел весь этот туман секретности, окутывающий жизнь и состояние здоровья людей из высших эшелонов власти. Он считал, что русский народ должен всегда быть в курсе того, что происходит с его лидерами. А в большинстве случаев их держали в полном неведении, что порождало самые дикие слухи и сплетни. Кузнецов помнил, что, когда умер Черненко, Политбюро никак не могло решить, кто станет его преемником, и опубликовать сообщение об этом. Поэтому новость скрывалась на протяжении трех дней. Секретность – курам на смех.

И все же просьба Шарлотты Харпер показалась Кузнецову очень странной. Вчера поздно вечером, уже после двенадцати, она позвонила ему, представившись его двоюродной сестрой Лизой из Риги. Репортерша называла его уменьшительным именем – Сашей. Все это должно было, на случай подслушивания, объяснить ее акцент. Вообще-то она говорила по-русски отлично, но акцент все же был. Ну, да ничего, в Советском Союзе существует множество разных особенностей произношения. Она назначила ему встречу на следующий день в пять часов в Третьяковской галерее. Он сразу вспомнил, что же это означает на самом деле: в семь часов утра на удаленной от центра и потому безопасной станции метро «Ленинский проспект».

На этот раз ей не нужны были сведения о состоянии здоровья какого-нибудь умирающего лидера. Шарлотта попросила его просмотреть медицинские карточки всех членов и кандидатов в члены Политбюро (то есть девятнадцати мужчин и одной женщины) и проверить, не страдает ли кто из них каким-нибудь действительно серьезным заболеванием, которое скрывает от общественности. Это была странная просьба. Но времени такая проверка займет немного, поэтому он согласился.

Да, найдя разумный предлог, он сможет сделать это, не вызывая особого подозрения.

На каждом этаже Кремлевской больницы оборудовано по три компьютерных зала. С помощью компьютеров при необходимости можно было восстановить любые данные лабораторных анализов. Кроме того, стояло еще два компьютера в маленьких залах для проведения врачебных совещаний. Но, так как врачи предпочитали обходиться без них, эти компьютеры практически бездействовали.

Кузнецов часто думал о том, как же работают остальные больницы Советского Союза, в которых вообще нет никаких компьютеров. Как справедливо подметил Оруэлл, описавший Большого Брата, приспособления, подобные компьютерам, обычно отвергаются тоталитарным режимом. Ведь они делают информацию общедоступной, нарушая концентрацию ее в руках горстки чиновников. А информация означает власть. Кузнецов очень радовался, что в его клинике каждый врач имеет доступ к компьютерам. И все же он часто думал о том, сколько же времени понадобится администрации больницы для того, чтобы найти возможность ограничить этот доступ. Ведь в банки компьютеров заложены данные о состоянии здоровья самых влиятельных людей страны.

Кузнецов нашел пустой компьютерный зал и набрал код входа в банк информации.

В течение нескольких секунд экран оставался пустым, затем появилось изображение. Врач напечатал свой личный номер, а затем – восьмизначную цифру, соответствующую числу и году его рождения.

Опять пауза… потом возникла таблица. Кузнецов нажал на кнопку «Обзор данных» и дал компьютеру команду предоставить медицинские характеристики о состоянии здоровья всех членов Политбюро. Удивительно просто.

Его пока никто ни о чем не спрашивал. Но, если бы это произошло, у него была безупречная отговорка. Он просто делает ревизию качества лечения самых влиятельных и важных государственных деятелей. Возможно, кого-то из них необходимо положить на обследование. Необходимо время от времени проверять, кому из них надо уделить больше внимания, узнать, кто из них слишком часто обращается к личному врачу. Обычная процедура. В случае расспросов его бы только похвалили за добросовестность.

Теперь Кузнецов просматривал самую секретную информацию о состоянии здоровья людей, управляющих огромным Советским Союзом.

На Большой Пироговской улице в районе Лефортово, недалеко от Новодевичьего кладбища, в грязно-белом здании, построенном в классическом стиле, располагается главный военно-исторический архив Советского Союза. Подойдя к боковому входу, Шарлотта взяла пропуск, заказанный накануне ее другом из Министерства иностранных дел, и, обойдя дом, вошла в архив. После тщательной проверки документа ее пропустили. Поднявшись по широкой, чисто выметенной лестнице, она оказалась в просторном читальном зале. Около получаса Шарлотта рылась в каталогах и дружески болтала с библиотекаршами. Она искала один документ.

Но, как она и ожидала, нужная ей бумага была в спецхране, в закрытом хранилище. Получить ее было невозможно.

Мило улыбнувшись библиотекарям и поболтав несколько минут с милиционером у главного входа, Шарлотта ушла.

Александр Кузнецов работал быстро. Он уже выписал в блокнот все случаи серьезных заболеваний членов Политбюро. Болезни Вадима Медведева, Николая Рыжкова и Льва Зайкова врач счел не заслуживающими внимания: так, от небольших проблем с сердцем до гастритов и язв.

Сюрпризы начались на Андрее Дмитриевиче Павличенко. На экране появилась надпись: «В доступе отказано».

Это очень странно. Почему это в доступе отказано, если остальная информация предоставляется, даже о состоянии здоровья Горбачева? Возможно, потому, что Павличенко – председатель КГБ? Тайны и секреты очень в характере этой организации. Да, видимо, дело именно в этом.

Кузнецов опять попробовал. Безрезультатно.

Но должен же быть другой способ войти в банк данных. Должен быть. Кузнецов задумчиво барабанил пальцами по столу. Вдруг его осенило: кровь! Ведь существовал отдельный банк данных о группах крови. Он был создан для того, чтобы можно было держать под контролем запасы крови в больнице; чтобы быть уверенными в том, что в наличии имеется достаточное количество крови разных групп.

Врач набрал нужный код и опять начал барабанить пальцами по столу.

Один за другим он просмотрел данные на всех членов и кандидатов в члены Политбюро. В одном месте имя и фамилия объекта были стерты. Сверив всю информацию – возраст, физические характеристики – он понял, что это сведения о Павличенко.

Удача!

Внимательно глядя на экран, Кузнецов узнал, что личным врачом Павличенко был сам главврач больницы Евгений Новиков. Ну, это естественно. Но во время последнего посещения клиники Павличенко был не у Новикова, а у лучшего невропатолога Кремлевской больницы доктора Константина Белова. Он был лет на двадцать старше Кузнецова. Александр очень уважал этого человека. Но и тоже ничего странного: почему же главе КГБ не проконсультироваться у лучшего специалиста клиники?

«Надо вписать председателя КГБ в список тех, чье здоровье оставляет желать лучшего, – подумал Кузнецов. – Но почему ему понадобился невропатолог?»

Теперь первым делом он проверил результаты рентгена Павличенко. Все было нормально: никаких отклонений.

Потом вдруг ни с того ни с сего появились данные анализа сонной артерии. Очевидно, у Белова возникли какие-то подозрения относительно ее состояния. Наверное, у Павличенко были серьезные проблемы с ней. Возможно ли такое? Ангиограмма показывала, что правая сторона системы открыта, пятнадцать процентов – бляшка. Ладно… Но левая-то сторона совсем плоха. Поступление крови в левую часть мозга Павличенко значительно затруднено. Это означает, что удар неминуем.