Текст книги "Московский клуб"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)

– О Чарли… – произнесла она дрожащим голосом через пару минут. – О Боже мой! – она крепко обняла его за талию. – О Боже, Чарли, это же просто ужасно.

– Здесь есть телефон, Шарлотта, – напряженно сказал Стоун.

Ему надо было немедленно поговорить с отцом: всего лишь пара фраз, которые ровным счетом ничего не сказали бы несведущему человеку.

– Мне надо позвонить. А тебя я попрошу тем временем включить эту копировальную машину и сделать две копии с этих страниц. Я пошел звонить.

Как раз в это же время в маленькой арендованной квартирке на Ист-стрит сидел смуглолицый и темноволосый мужчина. Любой человек, знакомый с нациями и народностями Советского Союза, заметил бы в его чертах сходство с жителями Средней Азии. Он внимательно прислушивался к звукам радиоприемника, подключенного к маленькому кассетному магнитофону, занимаясь этим с покорностью человека, делающего такую неинтересную и монотонную работу уже очень долго и ненавидящего ее. Человек непрестанно курил «Мальборо».

Его вряд ли можно было назвать привлекательным: лицо было покрыто крошечными глубокими круглыми шрамиками, оставшимися после перенесенной в детстве ветрянки. Он посмотрел в покрытое копотью смога окно. На улице шел дождь, асфальт блестел, как стеклянный. Мужчина стоял и смотрел, как внизу ходят щегольски одетые молодые люди и не менее нарядные люди постарше, которые в основном населяли ближайшие кварталы. Вот кто-то пронес радиоприемник, во всю мощь изрыгающий музыку в стиле «рэп», если это вообще можно назвать музыкой. Он вдруг почувствовал страшное раздражение.

Этот человек работал охранником в редакции русской эмигрантской газеты в нижнем Манхэттене. Эта работа была, конечно, в основном фикцией – редакция вообще вряд ли нуждалась в какой-либо охране, но он, во всяком случае, потратил немало времени, чтобы получить этот официальный, хотя и чисто символический доход.

Здесь он был известен под еврейской фамилией Шварц, но это было не его настоящее имя. Он получил эту фамилию несколько месяцев назад, перед отъездом из СССР, вместе с легендой о происхождении и карьере и даже списком – фальшивым, как и все остальное, – о его антисоветской деятельности.

Шварц слушал радио без всякого интереса. Он занимался этим с самого утра, без перерыва, и сейчас, спустя восемь часов, чувствовал себя сытым по горло и считал, что даром теряет время.

Радио было подключено к телефону в доме, расположенном в нескольких кварталах отсюда. Сигнал был слышен очень отчетливо. Система позволяла прослушивание восемнадцати линий, но в данный момент прослушивалось только три, и все – в одном и том же доме.

Шварц потушил сигарету, зажег другую и продолжал слушать.

И вдруг… Вдруг он услышал, что на третьей, наиболее редко используемой линии произведен звонок. С этого момента он стал очень внимателен и слушал не отрываясь.

Беседовали мужчина и женщина.

Честно говоря, Шварц вообще не ожидал звонка по этой линии. Когда несколько лет назад было принято решение начать прослушивание всех телефонных разговоров в доме известного богача, люди, которым было непосредственно поручено по очереди сидеть в неудобной квартирке, занимаясь этим делом, знали, что для них наступили не самые лучшие времена. Это было невероятно скучное, монотонное и бесконечное занятие.

Установить магнитофон в чьем-либо телефоне возможно, только имея доступ к коммуникациям в доме этого человека. Иногда для этого просто устраивают налет на жилище, но в данном случае этот способ был отвергнут с самого начала: объект был слишком богат и известен, его вилла прекрасно охранялась.

Поэтому организации пришлось через подставных лиц приобрести ремонтный фургон и комплекты рабочей одежды с касками телефонной компании «НИНЕКС».

Двое людей подъехали к телефонной станции на 74-й улице. Один из них открыл щит и начал проверять пары проводков, пользуясь прибором, похожим на аппарат для ремонта телефонов: ручное приспособление, подсоединенное к маленькому компьютеру. Соединяя проводки, он заносил данные в банк компьютера, на дисплее появлялся номер телефона данной линии. После ряда попыток он отобрал три нужных проводка, на каждом из которых теперь был установлен крошечный высокочастотный передатчик, принимающий звуковые сигналы на расстоянии до тысячи футов от этого места. Они работают по принципу телефонов в автомобилях.

Конечно, вся эта операция могла быть запросто разоблачена телефонной компанией или самим хозяином дома, если бы он оборудовал свой дом антиподслушивающими устройствами. Однако оба эти варианта казались почти невозможными: старик уже много лет не приказывал проверять свои телефонные линии, с тех пор, как прекратил работать в Белом доме, это было подтверждено результатами предварительной проверки. У хозяина не было причин подозревать, что его вилла прослушивается, хотя, видимо, в силу прежних привычек, он никогда не обсуждал открыто по телефону никаких серьезных проблем.

Шварц не был посвящен в тонкости этого дела. Ему ничего не говорили: необходимая предосторожность. Он знал только, что проведение операции держится в строжайшей тайне от КГБ, ГРУ и других разведывательных служб СССР.

Итак, скучная и монотонная работа подошла к концу. Шварц взглянул на цифровое табло и записал номер. Звонок был произведен в квадрат № 617, Бостон. Это интересно. Он поднял трубку, набрал местный номер, быстро поговорил с кем-то, достал последнюю сигарету из пачки, прикурил и снова поставил кассету.

В этот момент черноволосый человек почему-то вдруг вспомнил о крысоловках, которые он мальчишкой мастерил из железячек и деревяшек; как он с бесстрастным любопытством наблюдал за тем, как крысы в животном страхе боролись за жизнь, за свободу. Он следил за смертью бедных грызунов не то чтобы с удовольствием, а с каким-то чувством отстраненности, очень напоминающим то, которое испытываешь, глядя с высоты нью-йоркского небоскреба на людишек размером с муравьев.

Он вдруг с радостью осознал, что с этого момента его ждет более интересная и живая работа.

Послышался звонок. Шварц встал, подошел к переговорнику у двери и нажал на кнопку.

– Слушаю.

– Вам пакет, – донесся голос.

– Откуда?

– Из Калифорнии.

Он нажал кнопку и отпер входную дверь внизу. Глядя в глазок, он подождал пару минут. Скоро перед дверью показался человек со светлыми волосами. Шварц один за другим отпер три замка и впустил пришедшего.

Это был тоже русский. Он явно очень спешил сюда: костюм насквозь промок под дождем, мужчина тяжело дышал.

– Итак, мы поймали эту лису без посторонней помощи, – пошутил он.

«Мы поймали крысу», – подумал Шварц, снимая целлофановую обертку с новой пачки «Мальборо».

8
Нью-Йорк

– В справочной службе мне не смогли сказать, где отец, – сказал Стоун, вернувшись в подвал.

Шарлотта неуверенно взглянула на него.

– Разве он всегда сообщает им, где его можно найти?

– Да нет, вряд ли, – согласился Стоун.

Он опять начал читать бумаги, он был потрясен и зол. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы Шарлотта видела, насколько его шокировало это открытие. Он делал все, чтобы чувства не отражались на его лице.

Дело состояло из семи-восьми страниц, не больше. Оно включало в себя письмо агента ФБР, адресованное Леману, отчет того же агента, сделанный, вернее всего, для предоставления Комитету по расследованию антиамериканской деятельности, Комитету Джо Маккарти, комитету «охотников за ведьмами», как когда-то называл этих людей Элфрид Стоун.

Теперь-то было ясно… почти ясно, почему много лет назад отца бросили в тюрьму.

Министерство юстиции США.

Вашингтон, округ Колумбия.

Федеральное бюро расследований.

Совершенно секретно.

Докладная записка.

Кому: Мистеру Уинтропу Леману.

От кого: От следователя по особым делам Уоррена Л. Пога.

Дата: 20 мая 1953 года.

Объект: Элфрид Стоун.

Элфрид Чарльз Стоун, 33 года. В настоящее время – помощник советника президента по делам национальной безопасности.

Заключение.

Расследование дает достаточно оснований для беспокойства по поводу знания объектом известного вам дела.

Лабораторный анализ ФБР отпечатков пальцев на секретном отчете подтверждает, что Элфрид Стоун держал его в руках. (Результаты экспертизы прилагаются в пергаминовом конверте).

Согласно вашего запроса директору ФБР я лично проследил за уничтожением всех фотодокументов и отчетов по наблюдению за Элфридом Стоуном во время его последнего пребывания в Москве.

ФБР отказался от дальнейшего расследования по данному вопросу.

По просьбе мистера Гувера прошу довести до вашего сведения его заявление, что Комитет по расследованию антиамериканской деятельности, с которым он работает в тесном контакте, все же не контролируется им полностью и, вернее всего, не откажется от ареста Элфрида Стоуна хотя бы на короткий срок.

Он разделяет ваше мнение, что, так как Стоун собственноручно передал документ русской женщине (нашими агентами установлено ее имя – Соня Кунецкая), необходимо сделать все возможное, чтобы не допустить его допроса в Комитете. Хотя он, вернее всего, ничего не знает об операции «К-3». По мнению Гувера, существует серьезная опасность, что, будучи подвергнут длительному допросу, Стоун может нечаянно выдать агента. Это поставит под угрозу выполнение всей операции.

По мнению мистера Гувера, необходимо договориться с Комитетом так, чтобы Стоун был арестован, но без дальнейших публичных допросов, и за время ареста заставить его принять наши условия.

Для ваших пометок прилагается единственная сохранившаяся копия секретного отчета.

ФБР. Дело № 97-8234.

– Боже мой… – не сдержавшись, прошептал Стоун.

Он перечитал докладную записку уже несколько раз, но так и не мог окончательно поверить в то, что становилось так ясно при ее прочтении.

Фактически Уинтроп Леман снюхался с ФБР для того, чтобы упечь Элфрида Стоуна в тюрьму.

Но почему? Почему?

Ему было что-то известно о какой-то особо секретной операции? Наверное.

Потому, что отвозил это проклятое завещание той женщине, Соне Кунецкой, в Москву?

Чарли обвинение отца в шпионаже всегда казалось до смешного неправдоподобным. Но теперь… может, все так и было? Стоун видел за свою жизнь бесконечное множество документов безумного маккартистского времени, и эта докладная записка была супертипична для бумаг подобного рода. Тот же высокопарный язык, тот же поток зловещих намеков, та же подтасовка фактов, из которых следует совершенно необоснованный вывод.

Но, может быть, во всем этом все же есть частица правды?

– Давай уйдем отсюда, – прервала его мысли Шарлотта.

Она стояла очень близко от него, и Чарли мог слышать тонкий аромат ее духов. Он знал, что они называются «Фракас», и помнил, что когда-то именно он снабжал ее ими. Когда жена заговорила, он почувствовал на своей шее ее теплое дыхание и поинтересовался про себя, ощущает ли она то же сексуальное влечение сейчас, в такой напряженный момент.

Чарли отрешенно кивнул.

Он опять погрузился в чтение фотокопии, приколотой к докладной записке скрепкой. Это были три страницы, отпечатанные с одним интервалом и соединенные между собой и подписанные опять тем же Уорреном Л. Погом. Оригинал прилагался тут же, в коричневом пергаминовом конверте, который, казалось, развалится от самого осторожного прикосновения.

Этот документ был еще интереснее, чем предыдущий. В нем рассказывалось о встрече в 1952 году нескольких американцев – в том числе и Уинтропа Лемана – не с кем иным, как с самим Иосифом Сталиным.

Министерство юстиции.

Вашингтон, округ Колумбия.

Федеральное бюро расследований.

Совершенно секретно.

Официальная докладная записка.

Кому: Директору Гуверу.

От кого: От следователя по особым делам Уоррена Л. Пога.

Дата: 2 февраля 1952 года.

Объект: Встреча с И. В. Сталиным.

Предлагаемый документ – запись воспоминаний Олдена Кушинга, бывшего компаньона Уинтропа Лемана, о встрече с И. В. Сталиным в Москве 16 января 1952 года.

Вопрос. Расскажите о вашей поездке.

Ответ. В начале 1952 года Уинтроп Леман попросил меня сопровождать его на встречу со Сталиным. Мне было сказано, что это будет чисто деловая беседа, хотя настоящей их цели я не знаю до сих пор. Вы знаете, я всегда придерживался правила: не совать свой нос в чужие дела. Мне, конечно, было очень интересно, какого рода дела могут обсуждаться во время этой встречи, ведь на моей памяти не было никаких переговоров. Но я туда пошел только…

В. Кто еще там был из американцев?

О. Из США были только я, Леман и Гарольд Бидуэлл.

В. Кто, кроме Сталина, был с советской стороны?

О. Насколько я помню, было довольно много высокопоставленных русских: был человек по имени Поскребышев, если я правильно произношу его имя… Маленков… Берия… ну, вы знаете, министр Госбезопасности СССР и «К-3»… Могу я заглянуть в свои записи?

В. Конечно.

О. Ага, да, еще был начальник личной охраны Сталина, парень по фамилии Хрусталев… Адъютант Сталина Осипов, молодой человек, которому Сталин очень доверял. И еще кто-то… Был Трофимов, Виктор Трофимов, тот, который через несколько лет стал изменником.

В. Как выглядел Сталин?

О. О, намного лучше и сильнее, чем я ожидал. Я слышал, что незадолго до этого он перенес несколько операций и, кроме того, ему ведь в то время было уже больше семидесяти лет. Но все же выглядел он не совсем стариком. Коротышка. Я был удивлен, что он такой маленький. Лицо все покрыто оспинами. Очень острый, проницательный взгляд, который, казалось, был постоянно устремлен прямо на тебя.

В. А каково было его состояние в смысле умственных способностей?

О. Трудно сказать. Иногда он был просто пугающе проницателен. А иногда разум его блуждал. Я думаю, это было что-то старческое. Он, например, постоянно забывал мое имя. Я не хочу сказать, что он непременно должен был запомнить, как меня зовут, но он время от времени говорил: «Вы мне еще не представились» или что-то вроде этого.

В. Встреча проходила на даче Сталина?

О. Да. В тот же день Уинтроп уехал туда раньше, чтобы встретиться со Сталиным наедине, без меня и Хэла. Но мы все были приглашены на дачу на обед. В Кунцево. В народе ее называли «Ближняя», и место так же называлось.

В. Так это был обед?

О. Я как раз об этом и хотел рассказать. Вы же сказали, что вам нужны все детали. Да, мы обедали все вместе. Стол был очень обильный, огромное количество блюд. Сталин спал обычно допоздна, вставал уже после полудня и завтракал уже часа в три. Обычно он не садился обедать до десяти часов вечера. Поэтому мы приехали туда довольно поздно. Было очень холодно, сильный мороз. Нас сразу провели в столовую на первом этаже и представили Сталину. Он рассказал нам, что фактически живет в этой комнате и спит тут же, на софе. Показал нам эту софу. В столовой был растоплен камин. Но Сталин захотел, чтобы мы сначала посмотрели кино, а уж потом сели обедать. Мы все прошли в соседнюю комнату, почти такую же большую, и посмотрели кино с Чарли Чаплиным. «Новые времена».

В. Сталину нравился Чаплин?

О. Да, очень. Он считал «Новые времена» страшно остроумным и смешным фильмом, считал комедию очень удачной. Этакая пародия на капиталистический образ жизни, конвейерные линии и всякие подобные вещи. Кино смотрело человек десять. Затем мы вернулись в столовую и сели обедать. Это было уже после полуночи.

Сталин сказал: «Давайте есть. Все очень голодны». Конечно, никто не был особенно голоден в такое время суток, но перечить ему не посмел ни один человек. Сталин не ел ничего, пока кто-нибудь не пробовал блюдо первым. Я полагаю, он страшно боялся, что его отравят. Он время от времени указывал на какое-нибудь блюдо и говорил что-нибудь вроде: «Лаврентий Павлович, а эта селедка выглядит очень аппетитной». И только после того, как Берия пробовал блюдо или кто другой, Сталин ел сам. А еще до еды Сталин заставил всех нас выпить, хотя и немного.

В. Сталин много пил?

О. Нет, вовсе нет. Он все больше сидел, куря свою большую трубку, и наблюдал за нами. Он заставил нас гадать, сколько было тогда градусов ниже нуля, и за каждый ошибочный градус мы должны были выпить рюмку вина. Леман, должно быть, перед уходом из дома посмотрел на градусник, он почти не ошибся. У меня это получилось гораздо хуже.

А потом Сталин вдруг стал мрачным и подозрительным. Он повернулся к одному из сидевших за столом, к Осипову, мне кажется, и холодно сказал: «Я вас сюда не приглашал». Тот страшно перепугался, задрожал и ответил: «Нет, товарищ Сталин, приглашали». Но Хрусталев встал и буквально вытащил его из-за стола. Больше мы его не видели.

Сталин был совершенно непредсказуем. Во время обеда он вдруг встал, подошел к патефону и поставил пластинку с записью отвратительной игры на трубе и женского смеха. Почти вся запись состояла из этого дурацкого смеха. Я помню, такие пластинки продавались во времена моей молодости, тогда все были буквально помешаны на них. Запись называлась «Давай-ка хорошенько похохочем». Сталин находил ее ужасно смешной, и…

В. Как вы думаете, Сталин подозревал что-нибудь о связи Берии с «К-3»?

О. Нет, сэр, нет никаких оснований так считать.

В. А как Сталин перешел к разговору о Ленине и его завещании?

О. Все произошло очень естественно. Обед был уже в самом разгаре, когда Сталин поднял свой бокал в направлении портрета Ленина, висевшего на стене, и сказал: «Давайте выпьем за нашего великого вождя и учителя, за Владимира Ильича!» И мы все встали, чокнулись и выпили. Затем он повернулся к Хэлу, который за весь вечер не произнес ни слова, и спросил: «А вы когда-нибудь видели товарища Ленина?»

Сначала Бидуэлл не нашелся, что ответить. Но, подумав, что Сталин имел в виду, был ли он в Мавзолее, сказал: «Да, сэр, я ходил в Мавзолей, если вы именно это имеете в виду».

В. Именно в этот момент Сталин и разъярился?

О. Да-да. Должен вам сказать, это было просто чудовищно. Сталин сразу понял, на что намекал Бидуэлл. Ну, вы знаете об этой старой сплетне, что в Мавзолее лежит не настоящее тело вождя, а восковая кукла. Сталин наставил на Лемана свой толстый палец и сказал: «Это ваша шутка. Это вы шутите насчет нашего Ленина, что в Мавзолее народу показывают восковую фигуру. И это вы сказали об этом своим людям, да?» Леман только отрицательно качал головой, я никогда не видел его таким напуганным. Сталин добавил: «Может, вы разболтали своим друзьям и откуда вы это знаете?» Он перевел палец на Бидуэлла и заорал: «Он рассказал вам об этом?! Рассказал?!» К этому моменту мы все уже дрожали от страха. Он опять уставился на Лемана и сказал: «Вы им и о завещании разболтали? Разболтали или нет?! Завещание принадлежит нам, мистер Леман». Я помню, что он произнес это как-то презрительно.

В. Но ведь Сталин говорил по-русски, не так ли? Откуда же вам так хорошо известно, что он говорил.

О. Мне потом рассказал об этом Бидуэлл. Он ведь неплохо знает русский. Он еще употребил русское слово «завет». Ну, то есть последняя воля, «завещание». А затем Сталин сказал: «Завещание не должно попасть на Запад. Оно должно быть уничтожено».

В. Вы говорили, что именно в этот момент Леман что-то ему ответил?

О. Да, но начал говорить Берия. Он сказал старую русскую поговорку, что-то вроде: «Бумага все стерпит. Но бумага ничего не забудет». Что-то в этом роде. И только затем Леман заметил: «Вы отлично знаете, что оно не будет уничтожено ни в коем случае».

В. И что на это ответил Сталин?

О. Ничего. Он встал, подошел к патефону и опять поставил ту же пластинку.

– Чарли, ты заметил, что одна из лампочек на щите сигнализации все время горит? – спросила Шарлотта.

– Что-что? – занятый чтением, переспросил Стоун.

– Одна из лампочек на щите горит. Голубая. Когда мы пришли, она не горела.

– Да?

– Как ты думаешь, ящики в сейфах тоже под сигнализацией?

– Да нет, это невозможно, – вдруг ответил Чарли. Он наконец оторвался от бумаг. – Я не вижу… Может быть, пол… Иногда в пол вставляют пластинки, реагирующие на давление. – Стоун негодующе зарычал.

– Наверняка наверху уже поднята тревога, – сказала Шарлотта. – Давай-ка лучше уйдем из этого угла.

Стоун глядел на голубой огонек на щите. Конечно, она права, в любой момент сюда могли прийти. Но в этом случае все можно было объяснить неосторожностью, тем, что он забыл о сигнализации в этой части архива.

Он не мог оторваться от документа.

– Чарли, пожалуйста, давай уйдем отсюда.

– Все будет хорошо, я уверен. Не волнуйся. Я хочу посмотреть еще, сейчас…

Шарлотта нервно вздохнула.

– Получается, что Уинтроп засадил твоего отца в тюрьму, да?

Стоун не ответил.

– Чарли, а кто такой этот «К-3»?

Прежде чем ответить, он долго всматривался в плохие копии, только что сделанные на старой копировальной машине.

– Ну, вероятно, какое-то обычное условное обозначение агента ФБР. Ничего интересного.

Но он врал. Он-то знал, что «К-3» – это так называемый «крот», или проникающий агент. С начала пятидесятых годов литерой «К» обозначались именно такие агенты. Чарли это было известно. Для начинающего в ЦРУ это была не самая удачная операция: «кротов» оказалось намного меньше, чем условных цифровых обозначений.

Было ясно, что Элфрид Стоун, возможно, и случайно, узнал о таком агенте, работающем в Москве. А какой-то человек – или группа людей – очень опасался, что он может выдать этот секрет.

– Я ничего не понимаю, – вытянув прядь волос и закладывая ее за ухо, произнесла Шарлотта, – ФБР допрашивало всех, кто тогда был на обеде у Сталина и знал о завещании Ленина, которое, вернее всего, не представляло ни малейшего интереса для всех этих людей, правильно? Но ведь ясно, что им необходимо было скрыть содержание этого документа? А почему? Зачем?

Стоун, сжав губы, пожал плечами.

– Я об этом могу только гадать. – Он мгновение помедлил и добавил: – Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Но ты вольна отказаться.

Она вопросительно взглянула на него.

– Эта Соня Кунецкая, о которой упоминается в документе… Как ты думаешь, ты не могла бы…

– Найти ее в Москве, узнать, жива ли она, да?

– Да. Но если ты не хочешь…

– Конечно, я постараюсь. – Она опять нервно заложила прядь волос за ухо. – Но я не понимаю еще одной вещи: если Уинтроп предал тогда твоего отца, продал его, то почему Элфрид смирился, почему ничего не пытался опровергнуть?

– Я вижу, вы еще здесь, – высокий и пронзительный голос, довольно сильный для человека, которому было уже под девяносто, заставил их вздрогнуть.

В двери архива стоял Леман. Под левую руку его поддерживал могучий телохранитель. Свет отражался в очках старика, поэтому они не могли видеть выражение его глаз; а телохранитель, парень с фигурой боксера, смотрел на них с явной угрозой.

– Уинтроп… – Шарлотта быстро соскочила со стола, на котором сидела.

Леман медленно приблизился к ним.

– Вы знаете, прием давно закончился, – сказал он. – Все уже разъехались. Мне кажется, он получился удачным, не правда ли? – Он подошел еще ближе. Его голос отозвался металлическим эхом. Он тяжело дышал. – Марджери сказала мне, что сработала сигнализация, и я решил сам все проверить. Я знал, что это не взломщик, что это вы. Но ведь всегда приятно посмотреть на людей за работой.

Документы лежали на столе за копировальной машиной, в пределах видимости Лемана. Но ведь он был старик, и, вернее всего, он не должен был их увидеть из-за плохого зрения.

– Я надеюсь, Шарлотта, ты будешь говорить в своей передаче только хорошее? – спросил Уинтроп. – А это что такое?

Он смотрел прямо на документы. Его внимание привлек красный штамп на папке, означающий, что информация, в ней содержащаяся, совершенно секретна. Вместе с телохранителем он подошел еще ближе.

– Что это такое? – Старик слабой рукой указал на бумаги и наклонился, чтобы получше рассмотреть их. – Где вы это взяли? – Он схватил документы со скоростью, напугавшей Стоуна.

– Я, должно быть, по ошибке задел сигнализацию, – мягко и вежливо сказал Чарли в надежде отвлечь внимание Уинтропа от досье, но Леман перебил его.

Его голос дрожал. От страха или от ярости?

– Я никогда не давал тебе разрешения лазить в эти сейфы! – Он протянул дрожащую руку и передал листки телохранителю. – Как ты посмел рыться в моих личных бумагах?

– Ты предал его, не так ли? – со сдержанной яростью спросил Стоун. – Только сейчас, через много лет, я начинаю осознавать, что неправильно понимал причину, по которой ты помогал нам. Ты просто чувствовал себя виноватым, да?

Стоун потихоньку засунул копии досье в задний карман брюк. Леман схватил фотокопии, сделанные Шарлоттой, пока Чарли звонил по телефону.

– Убирайтесь отсюда оба, – дрожащим от злости голосом сказал старик. – Я сделал все, чтобы спасти твоего отца. Я даже представить не могу, о чем ты думал, влезая в мой сейф подобно взломщику. Это не твое дело… Как ты посмел?! – Его голос поднялся до какого-то ужасающего визга. Шарлотта дрожащими руками испуганно обняла Чарли. – Вон отсюда! – проскрипел опять Леман. – Вышвырните их отсюда сейчас же! – прошипел он с невероятной злобой человека, которому есть что скрывать.

Они провели ночь вместе.

Она отказалась ехать в их квартиру, поэтому они отправились в отель, распили бутылку вина, заказанную в ресторане, и засиделись чуть ли не до утра. Им захотелось танцевать, но в номере не было радио. Поэтому они включили телевизор, нашли одну из бесконечных ночных программ, танцевали под плохую подделку польки и разговаривали так откровенно, как не разговаривали уже много лет.

– Не проходит ни дня, чтобы я не корила себя за то, что тогда натворила, – призналась Шарлотта. – Но я была не в себе, я была сумасшедшая. Мне просто необходим был хоть кто-нибудь, а ты был в Вашингтоне.

– Я понимаю. Я прощаю тебя. А ты прости меня.

– Ты был верен мне?

– Нет, – сознался Чарли. – А ты?

– Нет. Но что это все значит?

– Ну, значит, мы на равных, – он передернул плечами и посмотрел на свои ладони. – Ну, и что же дальше?

– Что ты имеешь в виду?

Он глубоко вздохнул и потряс головой, пытаясь за поддельным раздражением скрыть волнение.

– Слушай, ты хочешь попробовать все сначала? Ну, как говорят, любовь среди руин… Может, попытаемся склеить осколки?

Шарлотта не знала, что ответить. Она чувствовала только одно: после того, что произошло между ними, она сильно изменилась, и ей уже никогда не будет так больно, потому что какая-то часть ее души стала невосприимчивой к боли. Шарлотта подумала о тех маленьких морских существах, которые бегают по дну океана, голые и уязвимые, пока не находят приют и защиту в раковинах. Вот и у нее теперь тоже есть своя раковина.

Она была смущена, задумчива и даже нежна. Чарли поцеловал ее, сначала тихонько, затем – со все возрастающей страстью. Шарлотта позволяла себя целовать, ласкать грудь, но она ничего не чувствовала. Или, точнее сказать, она не позволяла себе чувствовать. Этот человек, ее муж, ей очень нравился, но внутри нее как бы включился какой-то переключатель. Она его действительно любила и знала, что будет любить всегда. Но она знала также и то, что не может верить сейчас никому: ни ему, ни кому-нибудь другому. Даже сейчас, через полтора года после того, что между ними произошло, она хотела только одного: чтобы ее оставили в покое. Неужели это такое уж неисполнимое желание?

Она не смогла отдаться ему. Чарли был обижен и смущен, но очень скоро они легли спать на огромной гостиничной кровати, и он сразу уснул. А она еще долго тихо плакала, лежа рядом с ним.

На следующий день рано утром они распрощались в аэропорту Кеннеди, в зале ожидания компании «Люфтганза». Шарлотта улетала первым рейсом в Мюнхен, где хотела провести несколько дней и навестить своих друзей. Затем она должна была ехать дальше, в советскую неразбериху.

Оба они чувствовали себя страшно усталыми и разбитыми после прошедшей бурной ночи. Разговор часто прерывался длинными и неловкими паузами, которые они даже не пытались заполнить. Зал ожидания кипел вокруг них, подчеркивая суматохой охватившее их чувство меланхолии.

– Передавай привет отцу, – сказала Шарлотта, поднимая зеленую кожаную сумку и вешая ее на плечо.

– Шарлотта…

– Спасибо, что проводил меня. Ну, мне пора. Объявляют посадку на мой рейс.

– Шарлотта, это безумие…

Но она опять быстро перебила его, чувствуя, что не в состоянии обсуждать то, в чем сама еще не разобралась.

– Я постараюсь найти тебе эту русскую, Соню Кунецкую.

– Не мне, Шарлотта, я прошу тебя сделать это ради моего отца.

– Хорошо, ради твоего отца. – Она медленно и печально покачала головой. – Ты знаешь, между нами было что-то чудесное…

– Боже мой, Шарлотта, но оно и сейчас есть.

И тут она разрыдалась так, как будто долго-долго сдерживалась. Так оно, вероятно, и было. Чарли крепко обнял жену. Она положила подбородок на его ключицу, и он почувствовал, как горячие слезы потекли ему за воротник.

– Будь осторожен, Чарли, обещай мне быть осторожным.

– Я хотел тебе сказать то же самое.

Объявили посадку. Надо было идти.

Медленно и вяло Чарли вышел из здания аэропорта и, проходя мимо телефона, резко остановился. Он взял трубку, бросил монету и набрал номер отца.

Спустя несколько минут он повесил трубку и побежал ловить такси.

Элфрид Стоун лежал в больнице штата Массачусетс.