Текст книги "Московский клуб"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

34
Москва

Гораздо более тайной и менее известной, чем КГБ, организацией, является Главное разведывательное управление Главного Штаба Советского Союза, или ГРУ. Эта организация, совершенно не зависимая от КГБ, но соперничающая с ним на протяжении долгих лет, разместилась в девятиэтажной стеклянной башне на окраине Москвы, известной как «Аквариум». С трех сторон здание окружает Ходынский военный аэродром, с четвертой к нему примыкает здание с вывеской «Институт космической биологии», все сооружение окружено колючей проволокой под напряжением и охраняется сторожевыми собаками.

Ранним утром в кабинет своего начальника, первого заместителя директора ГРУ, вошел молодой человек. У него было неприятное веснушчатое лицо, высокие, сильно выгнутые брови, маленький нос и большие уши. У молодого человека были не по возрасту жесткие глаза и слишком циничный для его тридцати с небольшим лет взгляд. Молодой человек служил в Афганистане: там он проводил операции по подрыву мостов и некоторых зданий в Кабуле.

На нем была форма третьего отделения ГРУ, или спецназа. Спецназ – это отборные бригады ГРУ, занимающиеся шпионажем и терроризмом; в военное время они выполняют задачу по проникновению в тыл противника, обнаружению и уничтожению ядерных объектов, линий коммуникаций и других стратегических объектов, а также по уничтожению командного состава противника. Кроме того, спецназ обеспечивает поддержку многочисленных террористических группировок, обучает их и вооружает. В общем, войска спецназа являются самыми умелыми диверсионными формированиями в Советском Союзе.

Молодой человек был ведущим специалистом по взрывным и зажигательным устройствам. Он взял под козырек, и его начальник ответил ему, не поднимаясь из-за большого письменного стола, за которым открывалось огромное, от пола до потолка, окно.

Старший по возрасту и званию, генерал-полковник был седовласым человеком с аристократическими манерами белого офицера; китель его мундира был весь увешан медалями.

Как только взрывник сел, начальник положил на полированную поверхность стола небольшую квадратную бумажку.

Спецназовец взял записку и почувствовал, как у него кровь прилила к лицу.

На бумажке было только одно слово: «секретариат».

Молодой человек был секретно завербован в «секретариат» после афганских дел.

Он кивнул.

Затем он увидел, как генерал-полковник нагнулся и нажал ручку на панели стола: сейф. Когда сейф открылся, начальник достал из него большой конверт и положил на стол.

– Ваше самое главное задание, – прошептал начальник.

Взрывник взял конверт, открыл его и увидел, что внутри были отпечатки пальцев. Он взглянул на них и побледнел.

– Нет, – выдохнул он.

– Это исторический момент, – сказал генерал-полковник. – Для всех нас. Я рад, что вы займете в нем свое место.

35
Вашингтон

Утром, в начале одиннадцатого, Роджер Бейлис вошел в холл одного из роскошнейших старинных отелей Вашингтона, «Хоуп-Стенфорд Хоутел», и по восточному ковру, вдоль мраморных коринфских колонн и шелковых гобеленов XVIII века направился к столику регистратора. Бейлис перемолвился парой слов с регистратором и пошел к лифту.

Бейлис окинул холл нетерпеливым взглядом человека, не привыкшего ждать; когда подошел лифт, он вошел в него и нажал кнопку пятого этажа. На пятом этаже он вышел, пошел налево по коридору и остановился перед номером 547. В двери он нашел конверт, на котором была написана его фамилия. Нахмурившись, он вернулся к лифту и в нетерпении нажал кнопку вызова.

С лестничной площадки в конце коридора на Бейлиса смотрел Чарли Стоун.

«Пока все идет хорошо, – подумал Стоун. – Бейлис пришел один. Хорошо, может быть, все обойдется». Час тому назад Стоун позвонил Бейлису. Роджер Бейлис когда-то был одним из лучших студентов Элфрида Стоуна, и хотя служащий Национального совета безопасности слабо знал сына своего бывшего научного руководителя по аспирантуре, Чарли Стоун явно доверял Бейлису. Он доверял ему настолько, что решил обратиться к нему за помощью.

– Конечно, я знаю, что с вами случилось! – вскричал Бейлис по телефону. – Господи, ваш отец… – После долгой паузы, едва совладав с эмоциями, Бейлис продолжал: – Чарли, мне довольно много известно о твоем положении. Больше, чем ты думаешь… Нам надо поговорить.

– Да. И как можно скорее.

– Послушай, Чарли. Не пойми меня неправильно, но я бы не хотел, чтобы нас видели вместе. Понимаешь, работая в НСБ, я очень рискую…

– Хорошо, – прервал его Стоун. – Я вскоре перезвоню и назначу место встречи.

Конечно, Стоун уже подумал о том, где им лучше встретиться. Логичней было бы назначить встречу в общественном месте; общественные места, как показывает практика, являются наиболее безопасными. Но Стоун был в розыске. Он везде подвергался опасности. А Бейлис? Бейлис оставался под вопросом. Кто знает, действительно ли можно на него положиться? Без пятнадцати десять Стоун снова позвонил Бейлису и попросил его прийти в «Хоуп-Стенфорд» и спросить у регистратора, в каком номере его можно найти.

Регистратор за умеренное вознаграждение согласился выполнить просьбу Стоуна. Как и требовалось, он указал Бейлису номер – это был свободный номер. Подождав, пока Бейлис подойдет к лифту, и убедившись, что с ним никого нет, регистратор позвонил в номер человеку, которого он знал как г-на Тейлора, и сообщил ему, что Бейлис пришел в гостиницу один.

Регистратор – молодой человек, недавно окончивший колледж и собирающийся стать актером, – ничего не имел против. Г-н Тэйлор объяснил ему, что он был юристом по покупке и слиянию компаний и приехал в город для проведения важных переговоров, требовавших абсолютной секретности. «Осторожность никогда не мешает», – сказал Тэйлор. «Алчность, – шепнул регистратору юрист, незаметно сунув ему пятидесятидолларовую бумажку, – не знает границ».

В конверте, который Бейлис нашел в двери 547-го номера, был указан другой номер, 320, находившийся двумя этажами ниже; кроме того, Стоун извинялся за причиненные неудобства. «Без этого не обойтись», – решил Стоун: таким образом он получит больше времени, чтобы понаблюдать за Бейлисом и убедиться, что тот пришел один и за ним нет хвоста.

Естественно, чтобы спуститься на два этажа, Бейлис направился к лифту, а не пошел по лестнице; большинство посетителей гостиниц стараются пользоваться лифтом. Стоун был у 320-го номера на тридцать секунд раньше Бейлиса.

Войдя в номер, Стоун увидел светящуюся красную лампочку телефона. Он снял трубку, прослушал сообщение и с облегчением нажал на рычаг.

Двойная проверка: никто не ждал Бейлиса в холле гостиницы.

Значит, можно действовать.

Слава Богу.

Стоун оглянулся вокруг. Его порадовало роскошное убранство номера после грязной дешевой гостиницы и отчаянного бегства этих последних дней. Ему было приятно находиться среди старинной дубовой мебели, обшитых красным деревом стен, ворсистых полотенец с монограммами.

В дверь постучали, и Стоун, снова насторожившись, пошел открывать.

– Здравствуй, Роджер.

– Чарли! – воскликнул Бейлис, протянув Стоуну обе руки и сжав ладонь Стоуна. – Рад тебя видеть, вот только жаль, что при таких обстоятельствах. Я был удивлен, найдя в двери записку, что мне надо идти в 320-й номер. – Он быстро улыбнулся. – Ты очень осмотрителен. Не беспокойся. Я еще осмотрительнее. Я сделал так, чтобы никто не видел меня входящим в эту гостиницу. Уж этого мне совершенно не надо.

– Проходи.

Стоун подвел Бейлиса к ряду мягких кресел, ощущая за поясом тяжесть и холодок пистолета. Стоун знал, что пистолет защитит его, но он знал также, что лучше было не показывать, что у него есть пистолет. Он осмотрел Бейлиса, отметив, что на том был другой, вероятно, сшитый по заказу, темно-серый костюм сотрудника НСБ и до блеска начищенные туфли.

– Ты не убивал, – произнес Бейлис на выдохе, усаживаясь в кресло. – Это я знаю. Вопрос в том, чем я могу тебе помочь?

Стоун сел напротив Бейлиса.

– Давай начнем вот с чего: что ты имел в виду, сказав, что знаешь о моем положении больше, чем я думаю?

Бейлис кивнул в ответ и вздохнул.

– Я нарушу закон о государственной безопасности, если скажу тебе это, – начал он. – Я знаю, что таким образом я выдаю немало других тайн. Думаю, ты знаешь, что смерть твоего отца не была результатом обыкновенного насилия.

Стоун кивнул.

– Здесь что-то затевается. Какие-то политические акции. Что-то в очень крупных масштабах.

«Что-то затевается». Так говорил Армитидж.

– Что ты хочешь этим сказать, Роджер?

– Мне трудно говорить, Чарли. Я не знаю, с чего начать. – Последовала длительная пауза. – Ты один из звезд фонда «Парнас». Ты, несомненно, слышал о теории «большого крота», или резидента.

«Что он, черт побери, несет?»

Стоун начал неторопливо:

– Эту теорию в пух и прах разнесли, Роджер.

Стоун знал, что Бейлис имеет в виду теорию, в соответствии с которой на протяжении нескольких последних десятилетий в ЦРУ постепенно и методично внедрялся советский резидент; он работал хорошо, но не слишком, заводил друзей, но не слишком много. Вероятно, по теории он должен был жениться на американке, родить американских детей, ну, в общем, стать типичным американским отцом, который бы перекачивал в Москву наиболее секретную развединформацию США. Этого очень опасался покойный Джеймс Джизус Энглтон, долгое время возглавлявший отдел контрразведки ЦРУ; в 1970-е годы Энглтон буквально перевернул вверх дном все Центральное разведывательное управление в своем стремлении найти «крота», пока, в 1974 году, его не выгнал Уильям Колби.

Бейлис пожал плечами.

– Плод воображения гениального параноика, – сказал Стоун.

Бейлис подался вперед и заговорил спокойно и серьезно:

– На первый взгляд, это похоже на бредни человека, столь долго пребывавшего в нездоровом мире контрразведки, что разум его помутился. А на самом деле самая несокрушимая твердыня американской разведки насквозь прогнила.

Стоуну показалось, что его желудок внезапно превратился в кусок льда.

– Вы это что, серьезно? – проскрежетал он, качая головой. – Какое отношение все это имеет к моему отцу?

– Послушай, Чарли, я сейчас сказал тебе то, что не должен был говорить, и это не шутка. Дай слово, что все останется между нами.

– Обещаю.

– Если ты об этом заикнешься, я откажусь от своих слов. Нам кажется, что твоего отца, возможно, убили, чтобы никто не узнал, кто этот «крот».

– Русские? – Стоун подался назад.

– Не все так просто. Русские, но те, которые хотят, чтобы личность резидента оставалась в абсолютной тайне.

– Но мой отец просто не мог ничего знать, – прошептал Стоун.

– Твой отец знал что-то лишнее. Эта информация представляла для них явную опасность.

– Да ну, ерунда! – воскликнул Стоун, вскакивая на ноги. Он принялся ходить по комнате, пытаясь осмыслить все то, что он узнал за эти последние несколько дней, – то, что, казалось, теперь теряет всякий смысл.

– Но почему вы? Почему именно вам удалось так много узнать об этом?

– Почему? – повторил Бейлис, поворачиваясь в кресле так, чтобы видеть Стоуна. – Не знаю. Может быть, потому, что я случайно оказался на одной вечеринке. Может быть, потому, что я знаю одного русского дипломата.

– Не понимаю. – Стоун присел на край письменного стола, вдруг ощутив невероятную усталость.

– Я не могу вдаваться в подробности. Но я хочу, чтобы ты подумал. Подумал, Чарли. Они охотились не только за твоим отцом, но и за тобой. Что тебе известно? Может быть, ты вспомнишь что-нибудь, связанное с поездкой своего отца в Москву в 1953 году? Даже если это кажется тебе совсем незначительным воспоминанием.

Стоун покачал головой; его губы были сжаты. Он напряженно думал.

Бейлис теперь говорил со Стоуном удивительно мягко.

– Твой отец хотел, чтобы ты помог мне, – сказал он. – Элфрид Стоун очень любил свою страну. Он работал в Белом доме, его обвинили в предательстве, а он все равно любил эту страну, черт побери. И я думаю, он хотел, чтобы его сын сделал все возможное, чтобы помочь нам. Наша национальная безопасность, возможно, поставлена под угрозу. Могут погибнуть сотни людей, Чарли. Может быть, тысячи. Я не преувеличиваю, говоря, что на карту поставлено мирное сосуществование двух супердержав.

Стоун встал из-за письменного стола и, в задумчивости скрестив руки, направился в дальний угол комнаты. Все, что говорил Бейлис, не было лишено смысла. Это было похоже на правду.

– Если бы я мог, Чарли, я бы рассказал подробнее. В опасности не только Соединенные Штаты, но и Москва. Может быть, тебе что-то известно о каком-то документе или телефонном звонке, – настаивал Бейлис. – Хоть что-нибудь.

Стоун только вздохнул, нахмурился и покачал головой.

– Ты должен вспомнить, Чарли. Я хочу, чтобы ты поговорил кое с кем из наших людей. Ты должен рассказать все, что тебе известно. Это жизненно важно.

– Боюсь, что я не смогу это сделать, Роджер, – сказал Стоун, глядя на Бейлиса из противоположного конца комнаты. – Мне нужна твоя помощь, твоя защита. Но ты сам не знаешь, кто замешан в этом деле, кто нет. Тебя могли предать так же, как и меня. Мне очень жаль.

– Тебя везде подстерегает опасность, ты вынужден скрываться, убегать.

– Пока мне удалось выжить. Если ты мне поможешь, мне не надо будет больше прятаться.

– Будет лучше, если ты придешь. Позволь нашим людям позаботиться о тебе. Защитить тебя.

– Нет, извини.

– Только ради твоего блага, Чарли.

Стоун презрительно усмехнулся.

– Будешь настаивать? – переспросил он.

– Теперь, когда ты столько знаешь, очень опасно оставаться на виду. Тебе придется пойти со мной.

Стоун потер переносицу и утомленно прикрыл глаза.

– Не знаю, можно ли еще кому-нибудь доверять.

– Ты можешь доверять мне, Чарли. Ты знаешь это. Твой отец знал это.

– Я позвоню через несколько дней, Роджер, – сказал Стоун.

– Оставайся в номере, Чарли, – сказал Бейлис необычно резким голосом. – На самом деле, у нас нет выбора. – Он встал и неторопливо направился к двери, кажется желая преградить Стоуну выход. – Мы собираемся взять тебя.

– Я не согласен, – громко сказал Стоун, тоже продвигаясь к двери.

– Ты, наверное, не понимаешь, что происходит, – холодно ответил Бейлис. – Ты ставишь под удар такие вещи, о которых не имеешь ни малейшего представления. Черт возьми, речь идет о безопасности нашей страны. Я надеялся, что нам не придется прибегнуть к насилию. Ты не выйдешь за эту дверь. Давай сделаем все спокойно, Стоун.

– Почему ты так мягко ступаешь, Роджер? Ты мог бы поднять на ноги весь отель, окружить меня.

– Я бы больше хотел, чтобы ты добровольно пошел со мной. И кроме того… – Левая рука Бейлиса потянулась под пиджак.

Стоун инстинктивно потянулся к своему пистолету и тут он увидел, что Бейлис вытащил из-под пиджака небольшой квадратный предмет. Стоун улыбнулся, не теряя самообладания.

– Передатчик.

– Весь наш разговор, – заговорил Бейлис, – передавался на частоте 140 мегагерц. Наши люди здесь, за дверью, они только ждут моего сигнала. Ты неглуп, Стоун, но ты дилетант. – Все потуги Бейлиса оставаться в рамках приличий испарились. – Сдавайся. Ты у нас в руках. Очень жаль, что ты не хочешь сотрудничать с нами. – Теперь Бейлис говорил мрачным голосом. – Как жаль, что до этого дошло.

За дверью гостиничного номера послышалось скрежетание металла, и дверь широко распахнулась. Трое служащих «Фонда американского флага» с пистолетами ворвались в комнату.

– Господи, – произнес один из них.

Комната была пуста. Полнейшая тишина, если не считать доносившегося откуда-то низкого, почти неразличимого стона.

Они ждали, что Бейлис подаст сигнал, но передатчик почему-то замолк. Может быть, Бейлис отключил его. По прошествии десяти минут люди Бейлиса решили войти сами.

В номере они рассредоточились; один из них направился к закрытой ванной комнате. Казалось, что оттуда доносятся какие-то звуки. Он осторожно подобрался к дверному косяку и резким движением распахнул дверь.

В ванной, связанный лентами из полотенец, с кляпом во рту в бессознательном состоянии лежал Роджер Бейлис. На шее Бейлиса был петлей затянут змеевик душа.

Стоун слышал внизу шум улицы. Он стоял на широком гранитном карнизе, огражденном парапетом, на уровне четвертого этажа гостиницы.

За несколько секунд – у него было очень мало времени – Стоун осмотрел окно гостиничного номера. Кажется, там никого не было. Он разбил окно и оказался снаружи. Через пару минут Стоун добрался до гостиничной автостоянки и был таков.

Ускользнуть от Бейлиса оказалось не слишком трудным делом. Стоун сломал передатчик, стукнул Бейлиса по голове и связал его; он был гораздо сильнее Бейлиса. Но он не мог выйти из номера через дверь: там его ждали люди Бейлиса. У него не было выбора. Надо было уходить через окно. Так как это был третий этаж, Стоуну надо было карабкаться вверх, а это было легче и безопаснее, чем вниз.

На мгновение Стоун почувствовал страх, но затем пришло спокойствие. Совершенно спокойно он стал карабкаться вверх. Пустяки. Ширина карниза, должно быть, фута три. И еще парапет. Ерунда.

Стоун осмотрел часть орнамента на стене дома: химеры и завитушки, потемневшие от автомобильных выхлопов, выглядели достаточно крепкими. Тогда, схватившись за гранитные выступы, Стоун подтянулся и влез на верхний этаж.

Примерно через час Стоун припарковал свой грязно-желтый «фольксваген» на стоянке вашингтонского национального аэропорта. У Стоуна до сих пор кружилась голова. Он посмотрел в зеркало заднего вида и с облегчением вздохнул, убедившись, что выглядит достаточно презентабельно. Он не был похож на человека, скрывающегося от полиции; вот только руки были сильно поцарапаны.

Взяв в руку небольшой чемодан, Стоун услышал, как заключительное приглашение пассажирам занять места в самолете компании «Пан Ам», улетающего в Чикаго, эхом отозвалось в здании аэропорта. Если поторопиться, можно успеть на этот рейс; нет смысла ждать. Стоун ускорил шаг, не упуская ничего из виду, пытаясь осмыслить то, что наговорил ему Бейлис. Хаос в американском правительстве с целью разоблачить резидента, занимающего высокий пост в ЦРУ? Было ли сказанное Бейлисом правдой, хотя бы отчасти? «Что-то затевается», – сказал Стоуну Армитидж. Так ли это на самом деле?

Стоун вынул из своего багажа маленькую сумку и положил ее в камеру хранения. В сумке лежал пистолет, и хотя Стоуну очень не хотелось с ним расставаться, не было никакой возможности пронести его через детектор. Какие-то виды пистолетов можно было бы пронести, но не этот. А потом Стоун всегда мог найти пистолет, если это понадобится.

Расплачиваясь за билет, оформленный на вымышленное имя, Стоун подумал, что оружие понадобится ему очень скоро.

36
Москва

Шарлотта лежала в горячущей ванне. Поднимающийся от воды пар пряно пах эвкалиптом. Она положила в ванну немного минеральной соли, которая должна была воссоздавать эффект горячих источников европейских курортов минеральных вод: ослаблять мускульное напряжение, снижать усталость. В конце концов голова ее действительно прояснилась.

Бывают ситуации, когда понимаешь, что жить одной – действительно роскошно. И эта была именно такова. Купание в ванной в два часа ночи едва ли возможно, если живешь с кем-то. Уж во всяком случае вот такое, с включенной музыкой. Магнитофон в ванной играл успокаивающую сонату для гобоя Баха.

Она подолгу засиживалась на работе, ведь московское время отстает от нью-йоркского на восемь часов. Шарлотта страшно устала от напыщенных и чаще всего совершенно бессодержательных репортажей о том, как Москва готовится к встрече на высшем уровне, которых от нее требовали из Штатов. Это стало особенно раздражать сейчас, когда волна терроризма захлестнула город.

На этот раз бомба взорвалась на одной из станций метро. Это событие было важным само по себе, ведь терроризм – очень редкое явление в Москве. А в подобной ситуации, когда это произошло после убийства Борисова, дело становилось еще важнее.

Неужели это и в самом деле означало усиление оппозиции Горбачеву в советском правительстве? Убийство Борисова, пожалуй, да. Но бомба в метро? Тут что-то не сходится. Погружаясь в воду, Шарлотта старалась расслабиться, но мозг ее напряженно работал. В конце концов ее осенило.

Она вылезла из ванной, вытерлась и обернулась толстым махровым халатом пурпурного цвета.

Двадцать минут спустя она уже отпирала дверь офиса Эй-Би-Си, расположенного в том же доме, в котором была ее квартира.

Была половина третьего утра, в офисе было темно и пусто. Это было очень хорошо: Шарлотта хотела все хорошенько обдумать в одиночестве. Она включила свет, взглянула на работающий телетайп и села за свой стол. С тихим гулом горели флюоресцентные лампы. Качаясь на стуле и рассматривая потолок, она думала. В этот момент, как и всегда, сидя в таком положении, она подумала о том, где же установлены в этом помещении «жучки». Всем было известно, что корреспондентские офисы и квартиры прослушиваются. Она вспомнила одну историю. В ней говорилось о том, как корреспондент «Нью-Йорк таймс», сидя в полном одиночестве в своем офисе в новогоднюю ночь, вслух подумал, что, интересно, в такую ночь делают кагебисты. Спустя несколько секунд зазвонил телефон и, подняв трубку, парень услышал хлопок вылетающей пробки из-под шампанского.

Шарлотта встала, подошла к справочной библиотеке и нашла те материалы, которые она сама собирала еще в Америке перед отъездом в СССР.

Через несколько минут она обнаружила то, что искала.

В папке под названием «Терроризм в СССР» она увидела информацию об убийстве несколько десятилетий назад человека, который тогда занимал тот же пост, что и Борисов. Его фамилия была Миронов, он погиб при странных обстоятельствах во время авиакатастрофы. Тогда у власти был Хрущев. Он был назначен на должность именно Генсеком и имел серьезных врагов в КГБ.

Так что вполне возможно, что редактор был прав: может, и действительно в Кремле затевается какая-то важная интрига.

Затем Шарлотта обнаружила еще одну статью. Она была посвящена волне терроризма в Москве в 1977 году. 8 января 1977 года был произведен взрыв в московском метро. В результате было убито семь человек и ранено сорок четыре. За это преступление были арестованы трое армян-диссидентов. Позже их казнили, хотя их виновность в этом деле доказана не была. Многие политические комментаторы в то время высказывали мнение, что все это было подстроено советским правительством с целью дискредитировать диссидентское движение в стране. Возможно, что-то подобное происходит и сейчас? Особенно в такой ситуации, когда беспорядки вспыхивают практически во всех республиках Советского Союза.

Кто знает?..

Был кое-кто, кто мог бы подкинуть информацию. У Шарлотты был источник, и очень важный. Она его ценила, ведь он работал в КГБ. Шарлотта знала его только по имени – Сергей. Он тайно ненавидел организацию, на которую работал.

Это будет нелегко, но связаться с ним она все же сможет. Это займет у нее не один день. Но, возможно, ему что-нибудь известно, или он может подкинуть какую-нибудь ценную идею, или посоветует, где искать.

А тем временем у нее появилась, однако, еще одна проблема: как сделать репортаж о последних событиях? Как можно скрыть такое? Ни один советский чиновник не желал говорить об этом перед камерой. Было очевидно, что они еще не определили свою тактику в отношении средств массовой информации. Ходили слухи, что подобное не могло бы происходить, если бы не был серьезно болен председатель КГБ Андрей Павличенко. Шарлотта подумала, что в будущем она непременно постарается разыскать личного врача Павличенко и узнать о здоровье шефа КГБ из первых рук.

Утром того же дня Шарлотта, ее оператор Рэнди и продюсер Джил Хауи выехали на служебном «вольво» на любимую натуру Шарлотты: на набережную Москвы-реки прямо напротив Кремля.

Редкие снежинки падали в лицо и на пальто. Шарлотта прорепетировала свой репортаж, пометив в бумажке те места, которые она намеревалась произнести с наибольшей эмфазой. После этого была включена камера.

– Наконец-то советское информационное агентство ТАСС признало, что город потрясен волной терроризма, – сказала Шарлотта. – До сих пор советское правительство стремилось умалить значение происходящего, назвав взрыв в московском метрополитене «работой банды хулиганов и сумасшедших». В этой стране больше всего боятся нарушения общественного порядка, особенно сейчас, накануне встречи на высшем уровне. Один здешний чиновник заявил мне: «Да, в Советском Союзе не все гладко, но мы не поражены чумой терроризма, политических убийств и просто убийств, как Запад». Что ж, время покажет, насколько он прав. – Она сделала небольшую паузу и добавила:

– Шарлотта Харпер, корреспондент «Эй-Би-Си ньюс» в Москве.

«Ну вот, – подумала она на обратном пути, переезжая через Москву-реку, – еще один ничего не значащий репортаж».

«Ну, ладно, дайте только время», – пригрозила она про себя невидимым противникам.

Вечером следующего дня Шарлотта позвонила по данному ей бабушкой телефону. Она пыталась дозвониться уже несколько дней, но до сих пор безрезультатно. Там никто не брал трубку.

На этот раз ответил женский голос.

– Пригласите, пожалуйста, Соню Кунецкую, – попросила Шарлотта. Ее русский был беглый, но полностью скрыть свой акцент она не могла. А ей надо было сделать все, чтобы не испугать женщину.

После долгой паузы она услышала:

– Я вас слушаю.

– У меня для вас записка от вашего друга.

– От друга? – женщина была встревожена. – Какого друга?

– Я не могу сказать это по телефону.

– А кто говорит?

– Это очень важно, – сказала Шарлотта. Важно было не сболтнуть ничего лишнего. – Я только завезу записку. Но если вы заняты…

– Я… нет… А кто вы такая?

– Я прошу вас. Это не займет много вашего времени.

Воцарилась очередная долгая пауза, затем женщина ответила:

– Ну ладно, приезжайте.

И она, все еще колеблясь, дала Шарлотте свой адрес и рассказала, как доехать.

Оказалось, что Соня Кунецкая живет в другом конце Москвы, в одном из северных районов города, почти на конечной станции метро. Шарлотта не захотела ехать на своей машине. Автомобиль с номерами западного корреспондента был своеобразным магнитом для КГБ. Метро было переполнено. Она сошла на станции перед ВДНХ. Выйдя на улицу, Шарлотта увидела вдалеке неясно вырисовывающийся огромный обелиск и подумала, что он похож на самый большой фаллос в мире. Она находилась недалеко от бывшего дворянского поместья Останкино, в котором теперь был расположен телерадиоцентр. Территория вокруг станции метро была застроена редко.

Кунецкая жила в нескольких кварталах отсюда в огромном доме из красного кирпича с многочисленными подъездами. Этот полумодернистский комплекс наводил тоску. Дверь захлопнулась за Шарлоттой с таким грохотом, что она даже подпрыгнула. В подъезде было грязно, цементные стены были покрыты облупившейся голубой краской, сильно воняло мочой. Мимо Шарлотты прошмыгнул облезлый серый кот, у которого, как в ужасе заметила Шарлотта, не было глаз. Она чуть не вскрикнула и, поднявшись, нашла нужную квартиру.

Дверь была обшита дешевым коричневым дерматином с металлическими кнопками. Ее открыла маленькая женщина лет пятидесяти. В ее каштановых волосах светилась седина, но стрижка у нее была современная: «паж» с густой челкой. Она была одета в выцветший халат в цветочек. На носу были очки в стальной тонкой оправе.

– Проходите, пожалуйста, – пригласила она. – Я Соня Кунецкая, – женщина протянула худую руку.

– Шарлотта Харпер.

Хозяйка провела ее через темный коридор и ввела в гостиную, обставленную тяжелой и грубой мебелью. На одном из стульев сидел мужчина приблизительно Сониного возраста. Его седые волосы были зачесаны назад.

Шарлотта впервые в жизни видела такого страшного человека. Она собрала все свое мужество и взглянула ему в глаза. Лицо мужчины было изуродовано ужасным шрамом.

– Это мой друг Яков, – сказала Соня. Яков сидел с уверенностью человека, который был в этой квартире не гостем, а хозяином.

– Вы говорили, что у вас для меня записка, – напомнила женщина.

– О, возможно, я преувеличивала, – сказала Шарлотта. Она вспомнила, что Соня, как рассказывал Чарли, когда-то встречалась с Элфридом Стоуном. И что она как-то была связана с Уинтропом Леманом. – Я привезла вам привет от Уинтропа Лемана.

Женщина долго молчала, затем спросила:

– Кто вы такая?

– Я репортер «Эй-Би-Си ньюс». Меня попросили повидаться с вами.

Опять возникла долгая и неловкая пауза. Наконец Соня спросила:

– Может, вы хотите поговорить со мной наедине? Это Леман попросил вас позвонить мне? – Она явно была в отчаянии. Она была напугана. И ее друг – или муж? – чувствовал себя неловко. Что же происходит? Шарлотта пока ничего не понимала.

– Да, поговорить было бы неплохо, – ответила она, а сама подумала, что блуждает в темноте. Почему Соня так нервничает? – Вы давно знаете Лемана?

– Я познакомилась с ним в 1962 году, – начала женщина смущенно, но уже довольно спокойно и уверенно начала рассказывать историю, которую она, несомненно, рассказывала уже много раз. – Я тогда работала редактором в издательстве «Прогресс».

– Но как вам удалось познакомиться с таким влиятельным человеком, как Леман?

– Это произошло на приеме у Пастернака в Переделкино. Я была редактором томика стихов Пастернака, которые он перевел. Там был и Леман.

– В 1962 году? Пастернак, должно быть, был уже очень стар…

– О да… Ему тогда было уже больше семидесяти.

– А что Леман делал тогда в Москве?

Соня на мгновенье запнулась, будто придумывая ответ.

– Я точно не знаю. Он приезжает в СССР время от времени.

Но Шарлотта уже уцепилась за всю эту информацию, и она уже не собиралась отступать.

– Вы были редактором книги Пастернака в 1962 году, так?

– Да, именно тогда, – ответила Соня. – Бориса Пастернака… Вы, американцы, знаете его как автора «Доктора Живаго», но вы почти не читаете его стихов. Вы, например, читали?

Вопрос неловко повис в воздухе.

– Да, я читала, – наконец ответила Шарлотта. – И я считаю их очень талантливыми и красивыми. И на меня произвело огромное впечатление, что вы работали с таким человеком.

– Он считается величайшим поэтом нашей страны.

– Да, но в 1962 году его уже не было в живых. Боюсь, вы перепутали даты. Он умер в 1960 году.

– Это все было так давно, – тихо произнесла Соня. – Извините, возможно, я что-то уже забыла.

Но Шарлотта была уверена, что женщина сказала ей неправду.