Текст книги "Наложница визиря"
Автор книги: Джон Спиид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
Однако, несмотря на растущую близость, Шахджи не позволял себе говорить совершенно свободно. Он высказывал свое мнение о политике двора и скандалах, о причудах придворных и коварстве евнухов, но обходил стороной военные темы.
Тем не менее у Да Гамы сложилось определенное представление о фортах на северо-западе и о том, как эти форты обеспечивают власть Биджапура над западными торговыми путями. Он соединил вместе все, что узнал. Шахджи раньше командовал восставшими, и ему удавалось контролировать достаточную часть территории, чтобы поставить Биджапур на колени. Но он выбрал почетный союз вместо постоянной войны.
Теперь Шахджи был богат, обладал властью, но для биджапурцев он навсегда останется чужаком и всегда будет под подозрением. Да Гама понял, что доверять он может лишь немногим. Возможно, это объясняло, почему Шахджи решил подружиться с Да Гамой.
Казалось, генерала особенно заинтересовали подробности нападения разбойников на караван из Гоа, и он несколько раз расспрашивал об этом Да Гаму. Вначале Да Гама сожалел, что не очень хорошо знает хинди, поскольку предположил, что Шахджи неправильно его понял, но потом обнаружил, что Шахджи хочет получить от него максимально подробное описание.
Вопросы Шахджи крутились вокруг Слиппера. Как он оказался в караване? Да Гама объяснил, что Слиппер прибыл в Ориссу примерно в то время, когда он сам забирал профессиональную танцовщицу. Слиппера отправили сопровождать ее во время пути в Биджапур. Да, сказал Шахджи, но как он изначально узнал про эту профессиональную танцовщицу? Его послал Карлос Дасана или кто-то из Биджапура? Кто организовал его появление в Ориссе, и так быстро? К сожалению, Да Гама не мог дать ответы, которые бы удовлетворили Шахджи.
– Но какая разница, генерал? – спросил Да Гама. – Он всего лишь евнух.
Шахджи долго смотрел на Да Гаму, и только потом ответил:
– Объясни, почему ты так сказал.
– Ну, я предполагаю, что он в некотором роде служанка для женщины или что-то типа того, не так ли? Разве евнухи не обслуживают женщин так, как конюхи ухаживают за лошадьми? – Да Гама внезапно почувствовал себя дураком.
– Ты так считаешь? – Шахджи заговорил шепотом, но глаза у него горели. – Евнухи – это болезнь. Они словно ленточные черви присасываются к высокопоставленным и богатым людям. Они – паразиты! Как клещи, они пьют чужую кровь. У них нет детей, которых нужно обеспечивать, нет наследников, над которыми надо трястись. Это, по их словам, делает их объективными и менее склонными к воровству. Но это лишь одно из их бесконечных лживых заявлений. Вскоре они начинают управлять гаремом, потом слугами, потом всем хозяйством, даже семейным делом. В каждом большом доме есть свой хасваджара, и вскоре никто пошевелиться не может без его одобрения. Они совращают женщин мерзкими уловками, а мужчин – алкоголем, опиумом и всякими непристойностями. У них живой ум, хорошо подвешенные языки, а уши всегда все слышат. Кто еще знает самые интимные детали жизни их господ? Кто еще слушает с таким вниманием? У евнухов нет религии, нет страны, нет семьи, нет друзей. Словно крысы, которые строят город в канализационной трубе, они создали свое собственное общество, только их общество, братство тайн, заимствованного богатства и ворованного добра, населенное украденными детьми, которых в дальнейшем уродуют. Словно кроты, они строят свои гнусные заговоры в потайных норах. Из-за занавеса они управляют миром, как кукольник – руками куклы. Их братство тайное и могущественное, а в Биджапуре Слиппер находился всего в одном шаге от высшей власти.
Да Гама понял, что тоже отвечает шепотом:
– А что это за власть?
Шахджи долго обдумывал ответ, пытаясь его тщательно сформулировать. Он почти непроизвольно оглядывался вокруг, чтобы проверить, не подслушивает ли кто-нибудь.
– Власть, о которой я говорю, держит в руках самый злобный, самый гнусный хиджра в Биджапуре, хасваджара султана, евнух Виспер, который сейчас нацеливается на регентство. Он хочет получить контроль над наследником, а через него – контроль над страной. Слиппер был его заместителем, но исчез несколько лет назад, и никто про него с тех пор не слышал до этого времени.
Да Гама задумался над словами Шахджи. Он слышал подобные вещи от индийских торговцев, когда те напивались и прекращали следить за языком, но редко от трезвого человека, и никогда от такого здравомыслящего, как Шахджи. Генерал явно ждал от него какого-то ответа.
– А у них у всех такие глупые имена[36]36
Слиппер в переводе означает «тапочка», Виспер – «шепот».
[Закрыть]? – спросил Да Гама.
– Эти имена придуманы, чтобы обмануть глупцов. Они никому не сообщают свои настоящие имена.
Увидев, как Шахджи нахмурился и помрачнел, Да Гама почувствовал растущее беспокойство.
«Может, я поступил неправильно, оставив их всех в Бельгауме, – подумал он. – Может, не стоило их оставлять с этим евнухом Слиппером».
Похоже, Шахджи прочитал его мысли.
– Он не представляет опасности, фаранг, или, по крайней мере, только небольшую, пока он один, без других. Однако у него явно есть какой-то интерес к этой танцовщице. Так что если ты беспокоишься, беспокойся за нее. Догадываюсь, что другие его не интересуют, или ты бы уже знал об этом. Насчет тебя он тоже не строит планов, иначе он бы поехал с тобой.
– Я бы никогда этого не разрешил! – рассмеялся Да Гама.
Но Шахджи оставался серьезным:
– Он бы поехал, нравится тебе это или нет, разрешил бы ты ему это или нет. Он бы нашел способ.
В этот момент Да Гама чуть не рассказал Шахджи о небольшом мешочке профессиональной танцовщицы, который теперь был спрятан в потайном кармане, и о том, как Майя просила его сохранить, словно боялась за свою жизнь. Он уже собирался рассказать, но сдержался.
* * *
К тому времени, как солнце достигло зенита, они увидели в отдалении темные базальтовые стены Биджапура. С каждой милей дорога становилась все оживленнее, теперь в воздухе постоянно раздавался звон колокольчиков на шеях коров. Они проехали мимо ряда повозок, запряженных волами, на каждой горой был навален сахарный тростник. Возницы стояли на повозках, словно управляли колесницами, сахарный тростник лежал у них между ног. Он гнали усталых волов галопом, держась за длинные поводья и размахивая длинными хлыстами. Путешественники проезжали мимо земляных и глинобитных хижин. Голые дети бежали рядом с ними, протягивая руки.
Когда они остановились для молитвы во второй половине дня, Шахджи кивнул на дорогу, которая змеей петляла по горам на юг.
– Эта дорога ведет к водопаду Гокак, – сообщил он Да Гаме. – Вдова султана часто туда ездит. Ты его видел?
– Один раз, в засуху. Но даже и тогда он произвел на меня впечатление.
– Тебе надо на него посмотреть сейчас, после дождей, – Шахджи нахмурился в задумчивости и заговорил неожиданно напряженно и торопливо, словно долго думал и наконец принял решение высказаться: – Послушай, Деога, есть вещи, которые тебе следует знать. В Биджапуре ты можешь не найти то, что ожидаешь.
После этого Шахджи рассказал ему о недавних переменах в жизни Викторио Дасаны:
– Он больше не живет в своем большом доме. Он потерял много денег, играя в квинтет с Вали-ханом, визирем. Вали-хан переселил его в покои во дворце, но по дружбе или просто чтобы держать в поле зрения, пока не уплачен долг, – неизвестно.
Шахджи заговорил тише:
– Я знаю, что тебя беспокоит его реакция на сообщение о нападении.
Да Гама пожал плечами, Шахджи продолжал:
– Он в значительной мере лишился влияния, Деога, поэтому я не думаю, что он может что-то сделать. Но если у тебя возникнут проблемы, я сделаю, что смогу. Я бы на твоем месте гораздо меньше беспокоился насчет Викторио, чем насчет Виспера, хасваджары.
Да Гама уставился на Шахджи, встревоженный гораздо больше, чем раньше.
– Как я и сказал, фаранг, я сделаю все, что смогу, чтобы тебя защитить. А пока с тобой захотят поговорить многие. Избегай их, если можешь. Говори как можно меньше, и еще меньше, если рядом находятся евнухи. Постоянно думай, – Шахджи кивнул на холмы Биджапура, частично окутанные туманом. – Мы вскоре приедем. Постарайся не беспокоиться. Солдаты слишком много волнуются. В любом случае через несколько часов ты сможешь прекратить беспокоиться о том, что может случиться, потому что тогда это уже начнет случаться.
Он рассмеялся, словно пошутил.
* * *
Но, для того, чтобы добраться до Биджапура, потребовалось больше времени, чем ожидал Шахджи. Когда солнце уже исчезало за черными тучами на западе и черные стены Биджапура стали серовато-розовыми в его отсветах, путешественники все еще находились во многих милях от больших ворот. Здесь равнина была усеяна фермами. В сгущающейся тьме, пропитанной запахом дыма, вдали мерцали лампы и костры. Шахджи отправил вперед одного солдата, чтобы тот скакал галопом и предупредил привратников о прибытии генерала.
Наконец над ними замаячили базальтовые стены, освещенные факелами. При приближении к ним стали слышны приглушенные звуки города, доносящиеся из-за каменных парапетов. Выехав на дорогу, огибающую город по периметру, путешественники повернули налево. На них смотрели бродячие цыгане и ремесленники, которые сидели у своих шатров вдоль дороги. Глаза у них блестели, освещаемые небольшими кучками тлеющего сухого навоза.
Солдаты у ворот встали по стойке смирно и отсалютовали при виде Шахджи, но он просто махнул им в ответ, даже не глядя. Ему в это время приходилось уговаривать коня пройти в небольшой проем для лошадей, пробитый в массивных деревянных воротах. Всадники пробрались сквозь лабиринт в стене, а затем оказались на широкой дороге внутри великого города Биджапур.
Прямо впереди стояла огромная пушка, Малик-е-Майдан, самая крупная из всех, когда-либо сделанных человеком. Она напоминала выброшенного на берег кита. В свете поднимающейся луны ее ствол блестел, а отверстие в нем было таким огромным, что, казалось, в него способна войти лошадь.
– Насколько я знаю, из нее стреляли всего один раз, – сказал Шахджи, возвращаясь и снова пристраиваясь рядом с Да Гамой. – Убили какого-то несчастного – его поймали на одной из жен Вали-хана. Его затолкнули в ствол, словно пушечное ядро! Грохот был фантастический – я несколько дней ничего не слышал. А дым был таким густым, что я чуть не задохнулся! Тело несчастного нашли в четырех милях отсюда, и люди до сих пор спорят, умер ли он от выстрела или при падении. Надеюсь, что при падении. Мне хочется думать, что он летел над равнинами и в последние минуты жизни наслаждался зрелищем, которое не довелось увидеть никому другому.
Они находились на такой широкой дороге, что Да Гама только через некоторое время понял, мимо какого множества людей они проехали. Узкая улица в Гоа была бы вся забита таким количеством народа. Были открыты продуктовые лавки и таверны, поскольку биджапурцы снисходительно относились к спиртному, несмотря на наставления Пророка. В освещенной фонарями ночи смешивались запахи горячего мяса и дешевого вина, слышались музыка и смех.
Шахджи подбородком показал на еще одну стену перед ними:
– Это дворец, дом султана и двор. Я там живу, сейчас там также должен жить и твой Викторио, – Шахджи улыбнулся Да Гаме. – Послушай, переночуй у меня сегодня. Это даст тебе время отдохнуть и подготовиться к встрече с Викторио.
Да Гама потребовалась всего секунда, чтобы принять предложение; он благодарно склонил голову.
* * *
Дворец Шахджи – который он сам называл «небольшим домиком» – стоял сразу же за дворцовыми воротами. Появились конюхи и помогли путникам спешиться, но Да Гама так крепко держался за свои седельные вьюки, что Шахджи рассмеялся. Как только они вошли внутрь, появилась красивая молодая женщина, подбежала к Шахджи и положила голову ему на ноги. Он какое-то время стоял над ней, прижав руки к груди, затем поднял ее и представил Да Гаме как свою жену. Да Гама поклонился ей в манере фарангов и в награду получил радостный, беззаботный смех. Да Гама подумал, что на вид ей лет шестнадцать.
Подошел слуга, чтобы проводить Да Гаму в гостевую комнату, но Шахджи последовал за ними и ушел только после того, как удостоверился, что Да Гама удобно устроился. Да Гама запер дверь и осмотрел стены, словно беспокоился, что кто-то за ним наблюдает. Затем он достал из седельных вьюков небольшой мешочек, который ему вручила Майя, и долго держал в руках, вспоминая свое обещание. Потом он развязал узел и высыпал содержимое на кровать.
Внутри лежала блестящая паутина, ослепительно красивая сеточка, украшенная жемчугами и бриллиантами размером с горошину.
* * *
На следующее утро Да Гама проснулся от тихого стука в дверь. Девичий голос шептал его имя. Прежде чем он успел встать, дверь со скрипом отворилась. Но, вместо девушки, вошел молодой евнух.
– Ты кто? – спросил Да Гама.
Евнух отпрыгнул назад с преувеличенным испугом.
– Я думал, что вы спите, господин, простите меня! – пропищал он. – Я – мукхунни, работающий в доме сеньора Викторио Сузы. Он хочет, чтобы я как можно быстрее привел вас к нему. Я принес для вас свежую одежду. Меня зовут Маус[37]37
Маус – мышь, мышонок.
[Закрыть].
Возможно, евнух получил свое имя благодаря большим глазам с длинными ресницами, а возможно и благодаря носу, который подергивался, когда его обладатель старался стоять неподвижно. Но скорее всего, как догадался Да Гама, кличка появилась из-за левой руки, которая торчала из широкого рукава. Она была коричневой, высохшей и покрытой слоем пушистого меха – по крайней мере, создавалось такое впечатление.
Маус вплыл в комнату бесшумно, как обычно делают евнухи. В ногах кровати Да Гамы он положил одежду фарангов: новые чулки, чистую рубашку и штаны. Его сапоги вымыли и почистили.
– Мне помочь вам одеться? – спросил Маус.
– Я сам в состоянии одеться, евнух, – ответил Да Гама.
На нежном лице Мауса отразилась обида, и Да Гама пожалел о своем резком тоне.
«Ну и черт с ним», – тем не менее подумал он.
– Уйди. Я предпочитаю одеваться без свидетелей.
Маус поклонился так низко, что его лоб почти коснулся пола, а затем проскользнул к двери.
– Нет, подожди, – окликнул его Да Гама. – Здесь есть ванная, сеньор?
– Вам следует подождать, пока мы не окажемся в покоях вашего дяди в Гаган-махале, господин. Там всегда есть горячая вода для ванны.
– Я – солдат, мой мальчик. Холодная вода меня устроит.
Маус повел Да Гаму по узкому коридору в выложенную плиткой комнату. Она была очень маленькой – в ней едва умещались слив и ведро.
– Пойдет, – сказал Да Гама.
Он открыл кран, наполнил ведро и вылил себе на голову. Вода была холодной как лед. Как он догадался, она поступала из цистерны на крыше. Затем Да Гама наполнил второе ведро, потом третье. И все это время он ругал себя за солдатскую браваду. Ему следовало согласиться на предложение евнуха, и он бы сейчас мылся горячей водой, которая всегда есть во дворце.
Дрожа, Да Гама завернулся в муслиновую простыню и вернулся в выделенную ему комнату, оставляя мокрые следы на мраморном полу. Маус сидел перед дверью и опустил голову, когда господин проходил мимо. Да Гаме потребовалось какое-то время, чтобы согреться, даже после того как он оделся.
Да Гама собрал вещи и перебросил седельные вьюки через плечо. Ему не требовалось смотреть, чтобы удостовериться: паутины Майи там больше нет. Снаружи Маус попытался взять седельные вьюки и нести их, но Да Гама отказался. Евнух выглядел удрученным. Он шел, словно стараясь спрятать больную руку от глаз Да Гамы. Похоже, он часто так делал. Евнух болтал о приятных, но незначительных вещах, следуя за фарангом по коридору Да Гама вспомнил, что так любил болтать и Слиппер. Возможно, евнухи просто не умеют закрывать рот.
Они вышли в центральный двор. Дворец Шахджи – его небольшой домик, поправил себя Да Гама, – был простым и изящным, покрытые штукатуркой и отполированные стены блестели в лучах утреннего солнца, как золото.
У главного входа стоял Шахджи.
– Я рад, что ты наконец встал, фаранг. Ты хорошо спал? – он не дождался ответа, но обнял Да Гаму за плечи и повел прочь от Мауса. – Обычно я не разрешаю евнухам заходить к себе в дом, но он принес тебе чистую одежду и не позволил никому другому к ней прикоснуться. Я поступил неправильно?
Да Гама покачал головой:
– Я в долгу перед вами, генерал, и всегда буду вашим должником.
– Помни: я помогу тебе, как смогу. Я буду наблюдать, не бойся, – генерал нахмурился и опустил руку в карман. – Здесь сто анн.
У Да Гамы округлились глаза.
– Мне не нужны деньги, генерал.
– Значит, возьми их, только чтобы порадовать меня. Отдашь через месяц. Ты можешь найти их гораздо более полезными, чем думаешь, – он зажал монеты в руке Да Гамы и заговорил тише: – Помни, что я тебе сказал. А пока попробуй парату.
С этими словами он ушел, слегка взмахнув рукой на прощание. Да Гама улыбнулся, взял один ароматный блин и кивнул на дверь.
– Пошли, Маус, – сказал он. – Кого будем убивать?..
– Убивать, господин? – Маус моргнул.
– Не обращай внимания. Пошли.
По улицам Биджапура они ехали в отдельных закрытых паланкинах. Было раннее утро. В паланкинах Да Гама всегда чувствовал себя неуютно. Носильщики редко отличались хорошим здоровьем. Можно было задернуть занавески, чтобы их не видеть, но их тяжелое дыхание слышалось всегда, как и постоянные ругательства, хотя и произносимые шепотом. Если носильщиков не подбирали по росту и ширине шага – а их не подбирали никогда – то паланкин постоянно качало, гораздо хуже, чем любую лодку, и от этого поднималась тошнота. Они двигались, как самый слабый носильщик, который неизменно оказывался старшим в группе. И все это делалось ради какого-то непонятного величия, словно ты был слишком высокопоставленным, чтобы опускать ноги на землю.
Сквозь занавески Да Гама видел мало, но догадался, что они направляются на восток. Здания здесь казались новее и проще. При взгляде на них возникала мысль о неприкрытой, вызывающей смущение наготе, как у человека, показывающего врачу свой розовый обвислый живот. Да Гама постучал в стену паланкина.
– Куда мы направляемся? – спросил он.
Старший носильщик кивнул небритым подбородком на длинное здание без окон и с черепичной крышей. Над единственной дверью был прибит шест, с которого свисал кусок выцветшей матери. Да Гаме потребовалось какое-то время, чтобы узнать португальский флаг.
* * *
Викторио Суза поглаживал щеку евнуха пухлой шелушащейся рукой.
– Что ты думаешь о моем мерине? – спросил он у Да Гамы. – Теперь мы все должны их иметь – в каждом доме должен быть свой мерин. Это новое правило, не так ли, Маус?
Евнух опустил веки и пожал плечами, но прижался головой к ладони Викторио.
– Все получилось гораздо лучше, чем я думал. Он приносит мне утешение, и он умен.
Суза повернулся к Маусу и сказал на хинди:
– Вычесть четыреста двадцать восемь из тысячи триста девятнадцати.
– Восемьсот девяносто один, дядя, – ответил Маус, сморщив нос.
– Как тебе это нравится, а? – спросил Викторио на португальском. – Решает примеры в уме.
– А откуда ты знаешь, что правильно? – поинтересовался Да Гама.
Вместо ответа Викторио сердито посмотрел на него и прижал толстые пальцы к высохшей руке Мауса. Суза постарел с тех пор, как его видел Да Гама. Щеки обвисли, словно к ним прицепили грузики, водянистые глаза почти скрывались кожей, которая мешками свисала с бровей. Нос посинел, а местами, казалось, и посерел, кончик смотрел вниз. Усы пожелтели, вместо того чтобы приобрести достойный серебристый цвет. Для тепла Викторио надел вязаную шапочку, которые иногда носят старики, хотя было жарко. Его тело заполняло кресло, словно мешок песка.
Да Гама подумал, что дело складывается не так уж плохо, если учитывать все обстоятельства. Викторио выслушал рассказ о нападении разбойников сдержанно и даже сочувственно. Ничто из услышанного его не поразило и даже особо не обеспокоило. Создавалось впечатление, что он уже слышал об этом. Однако он поднимал тяжелую голову при каждом упоминании Люсинды.
– Но она в порядке? С ней все в порядке? – спрашивал он каждый раз, когда Да Гама произносил ее имя.
Маус не сводил взгляда с губ Викторио, когда тот говорил. Да Гама догадался, что евнух пытается учить португальский.
Несмотря на ранний час, распухшая рука Викторио с облезающей, словно у старой змеи, кожей сжимала графин с хересом.
– Что ты думаешь об этом складе? – спросил Викторио, делая круговое движение рукой. Он имел в виду здание, в котором они находились.
– Я не могу ответить. Я практически ничего не видел.
По прибытии Маус сразу же повел Да Гаму в крошечный кабинет Викторио.
– Увидишь. Увидишь все. Я прикажу Маусу тебе показать. Теперь я не очень хорошо хожу. Маус – это мои глаза и уши. Он очень умный, – Викторио погладил сморщенные пальцы евнуха. Да Гама подумал, не добавлен ли в вино наркотик. Викторио склонил голову вбок и посмотрел прямо в глаза Да Гамы: – Но теперь мне нужен не только евнух, капитан. Мне нужно больше.
Услышав приглашение в словах Викторио, Да Гама резко поднял голову. Или это было предупреждение?
– Ты не устал от жизни солдата? Ты не готов где-то осесть? Взять женщину, построить дом? Завести себе собственного мерина?
– Такая мысль у меня появлялась, – осторожно ответил Да Гама.
«Если не считать мерина», – добавил он про себя.
– Мой брат Карлос умер, – новость ударила Да Гаму, словно неожиданно накатившая волна. – Я имею в виду – родственник. Мы породнились через брак. Судя по всему, он был отравлен и умер в день вашего отъезда. Ему стало немного лучше, перед тем как ваш караван покинул Гоа, но он все равно умер несколько часов спустя. Он очень мучился. Типично для яда.
– Умер? Отравлен? – Да Гаме потребовалось какое-то время, чтобы переварить услышанное. – Но кто его отравил?
– Нетрудно догадаться. Когда Карвалло, его секретарь, отправлял сообщение о смерти Карлоса, то написал, что камердинер нашел коробочку с мышьяком Люсинды рядом с кроватью.
У Да Гамы было ощущение, будто у него в сердце поворачивают нож.
– Она никогда бы…
– Ты знаешь о ее матери? – Да Гама покачал головой. – У нее было воспаление мозга. Последние четыре года жизни ее привязывали цепями к кровати. Боже, я был рад, когда она умела. Знаешь, она отравила своего первого мужа.
– Я не слышал об этом.
– Мы держали это в тайне. Даже Люсинда думает, что она умерла в Лиссабоне. То же самое и с тетей Люсинды, моей женой. Прыгнула с колокольни и разбилась. Поэтому я и ждал появления симптомов у девочки… Ну, никогда не знаешь, не правда ли? Карлосу следовало быть более внимательным и оставаться настороже, – когда Да Гама не ответил, Викторио склонился вперед: – Мне придется тебе доверять, Да Гама. Ты – родственник, хотя и дальний. Я должен доверять нашим кровным узам.
Викторио посмотрел на него, добавляя вопрос глазами.
– Я к твоим услугам.
Викторио уставился вдаль, словно один мог там что-то рассмотреть.
– Мне не нужен слуга, Да Гама. Теперь мне нужен партнер, друг. Мне нужна твоя помощь, – он взглянул на него с самым серьезным видом. – Карлос прислал какие-то деньги?
– Он дал мне только риалы, которые я отдал разбойникам в виде взятки, – с горечью ответил Да Гама. – Их нет.
Викторио тяжело вздохнул и опустил руку на ручку кресла. Да Гама попытался остаться бесстрастным, когда Маус прижался к ней щекой, словно к подушке.
– Сейчас у нас сложная ситуация. Финансовое положение нашей семьи… ну… не самое лучшее. Были большие траты, – он многозначительно посмотрел на Да Гаму. Рядом с ним Маус поднял темные ресницы.
«Ты разорен», – понял Да Гама и вспомнил, что Шахджи рассказывал про участие Викторио в азартных играх. Вслух он ничего не сказал.
– Наши дела очень сильно зависят от султанства. Еще неясно, кто станет регентом при молодом наследнике. Тот, кто займет эту должность, будет править Биджапуром по крайней мере восемь лет. От него будет зависеть наша судьба. Мы поставили на Вали-хана, великого визиря, но ни в коем случае нельзя быть уверенным, что он победит.
– Разве баядера не подарок для него? – спросил Да Гама.
– Ты имеешь в виду взятку? Да. Это еще один из планов Карлоса. Он не знает этого человека. Не знал, я имею в виду. Вали-хан очень проницательный, хитрый и изворотливый человек, и мы должны проявлять хитрость. Я играю с ним в квинтет и проигрываю. Это действует гораздо лучше, чем взятка, – Викторио помрачнел. – Но эта баядера обошлась нам в целое состояние. Мы слишком много потратили, гораздо больше, чем могли себе позволить. Все деньги, которые Карлос смог занять и выпросить.
– Сколько она стоила? – спросил Да Гама.
– Половину лака.
Да Гама тихо присвистнул. Пятьдесят тысяч! Да Гаму нельзя было назвать бедным ни при каких обстоятельствах, но обычно за год он зарабатывал две тысячи анн. Слуга зарабатывал пятьдесят. Пятьдесят тысяч действительно были целым состоянием.
Викторио продолжал рассказ:
– После известия о смерти Карлоса у нас на пороге появилось много кредиторов. Теперь, раз ты становишься партнером, ты купишь нам какое-то время. Тебя они не знают. Они станут гадать о твоих доходах. Потребуется время, чтобы они разобрались. Но когда Вали-хан станет регентом…
– Если он станет регентом…
При этих словах лицо Викторио потемнело. Да Гама отвернулся.
– В любом случае эта шлюха может оказаться нашим спасением, – Викторио немного повеселел. – Кое-кто хочет ее у нас купить.
* * *
Маус помог Викторио подняться, нежно поддерживая его под руку, и повел из кабинета по заполненному товарами складу. Викторио шаркал ногами.
– Ты видишь, как я был занят, – сказал Викторио, кивая на товары, выложенные вдоль стен, правда, в беспорядке. Там находились скатанные ковры, куски шелка, корзины со специями, бочки с надписями на каком-то странном языке. В лучах солнечного света, проникавшего через крошечные дырочки в черепичной крыше, кружилось множество пылинок. – Если бы мы только могли продать эти вещи, доставить их в Лиссабон, наши беды закончились бы. Но мы должны все держать здесь, потому что у нас нет средств.
– Продай что-нибудь, – сказал Да Гама.
Булькающий смех Викторио перешел в кашель, и ему пришлось остановиться, чтобы отдышаться.
– Никогда не продавай в трудные периоды, сынок. Это первое правило торговли. Как только люди узнают, что нам требуются наличные, стервятники и шакалы разорвут нас на части. Нам повезет, если мы получим четвертую часть стоимости товаров.
Испуганный возбуждением хозяина, Маус похлопал Викторио по плечу.
– Здесь находятся все богатства Дасанов. Как доверенное лицо, я должен поступать обдуманно и принимать на себя ответственность за все действия. А теперь так же должен действовать и ты, – он склонился вперед и тихо спросил: – А что ты знаешь о Виспере, хасваджаре султана?
Услышав имя, Маус навострил уши, большие глаза евнуха заблестели.
– Совсем немного, – ответил Да Гама.
– Он и есть тот покупатель, о котором я говорил. Именно он хочет баядеру.
Да Гама не мог скрыть своего удивления.
– Да, странно, не правда ли? Мерин хочет купить проститутку, – Викторио пошел дальше по складу, шаркая ногами. – И он хочет, чтобы ее доставили в какое-то особое место, не во дворец. И тайно, – Викторио повернул голову и прошептал с блестящими глазами: – Эти условия дают мне основания для надежды.
В конце склада свет попадал внутрь сквозь единственное окно. Да Гама увидел, что часть пола рядом с окном покрыта коврами, подушками и шелками. Там молча сидел какой-то костлявый человек.
– Говорить буду я. Просто кивай, когда я тебе скажу, – шепнул Викторио.
* * *
Да Гама едва мог рассмотреть хасваджару из-за неудачного освещения, но не чувствовать его зловещего присутствия было невозможно. Маус упал на колени перед Виспером.
– Встань, встань, – сказал ему хасваджара, правда, не сразу.
Викторио просто кивнул.
– Сеньор Виспер, это мой партнер, сеньор Да Гама.
Да Гама изобразил типичный для фарангов поклон, широко взмахнув руками, и, как и ожидал, заметил улыбку на лице хасваджары. Тому было забавно.
– Мои индийские друзья называют меня Деога, сеньор.
– Я счастлив встретиться с вашим партнером, сеньор Викторио. Нам всем нужны помощники, не правда ли? Помощники и друзья, – тонкий голос Виспера звучал весьма странно – напоминал о хрипе умирающего, хватающегося пальцами за камушки. – Присаживайтесь. Присаживайтесь. Давайте поговорим.
Маус помог Викторио усесться на подушку справа от Виспера, затем поймал взгляд Да Гамы и быстро кивнул на место слева от Виспера.
«Как насчет уважения к новому партнеру, ублюдок?» – усаживаясь, подумал Да Гама.
Виспер склонил голову набок:
– Здесь такая дружеская обстановка, не то что во дворце. И гораздо больше уединения, чем во дворце. Нет нежелательных ушей.
Да Гама обратил внимание, что каждый раз, перед тем как что-то сказать, Виспер проводил сухим серым языком по желтым зубам.
Маус в здоровой руке принес поднос с графином и кубками из яркого серебра. Виспер взмахнул рукой перед подносом, словно благословляющий священник, но не взял кубка, поэтому Викторио и Да Гама тоже отказались. Солнце поднялось выше, и свет, льющийся из окна, стал мягче. Викторио с Виспером только начинали ритуальные танцы, обсуждая здоровье одного высокопоставленного лица за другим, затем улыбались или качали головами, перед тем как перейти к следующему.
* * *
Да Гама обвел взглядом помещение. Эта часть склада была забита разнообразными и весьма странными вещами. У ближайшей стены стоял ряд идолов в человеческий рост, их крашеные руки переплетались и казались запутавшимися. За спиной Викторио лежала деревянная птица с головой мужчины.
Потом Да Гама заметил золоченую арку. Она располагалась так, что создавалось впечатление, будто Викторио сидит на троне. На полу рядом с аркой Да Гама увидел ряд кукол на специальных подставках. Наконец он понял, что это, и был поставлен в тупик. Он никак не ожидал увидеть это здесь, на складе в Биджапуре.
Он смотрел на богатый кукольный театр. Такой можно встретить во дворце аристократа из Лиссабона. Солнечные лучи из окна падали на рыжий мех принца Лиса, драгоценности на его кукольном наряде блестели, улыбка была открытой, но хитрой, во рту виднелись зубы, а глаза были черными и пустыми, как ночь. Рядом с Лисом висела со вкусом раскрашенная Коломбина, у нее был вид потерпевшей поражение девушки, нежное лицо смотрело в пол.
Черные глаза Лиса привлекали Да Гаму гораздо больше, чем бесконечные разговоры Виспера и Викторио. Да Гама очень мало отдыхал ночью, и мысли его уходили в сторону. Казалось, Лис поднял голову, собираясь что-то сказать. Да Гама вздрогнул, но ни Викторио, ни Виспер не заметили, что он задремал, хотя Маус смотрел неодобрительно.
Однако, пока он дремал, двое собеседников дошли до сути дела.
