Текст книги "Наложница визиря"
Автор книги: Джон Спиид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Снаружи Люсинда прислонилась к стене и прижала холодный кувшин к груди. Ей потребовалось много времени, чтобы привести дыхание в норму.
* * *
Она подняла голову и увидела, что Майя и врач смотрят на нее.
– Он проснулся, – сказала Люсинда. Она была уверена, что они видят, как она дрожит. – Я несу ему попить, – добавила она, показывая кувшин, словно надеясь, что он их отвлечет.
– Я сам, – заявил врач.
Возможно, Майя ему что-то сказала, потому что он больше не казался таким недружелюбным. Он даже прищурился, глядя на Люсинду, и в уголках глаз стало еще больше морщин. Она поняла, что он так улыбается.
Майя понимающе посмотрела на нее. И снова Люсинда почувствовала, как краснеет. Майя усмехнулась:
– Слиппера больше нет.
– Он мертв?
Майя рассмеялась:
– Нет, не мертв. Исчез. Он пытался избить меня сегодня утром, но твой кузен Джеральдо вышвырнул его за ворота дворца. Врач сказал мне, что кто-то согласился подвезти его до Биджапура. Он уехал, сестра.
– Больше не будет Слиппера? И что мы будем делать? – Люсинда рассмеялась вместе с Майей.
Врач услышал разговор о евнухе и нахмурился.
– Вы над ним смеетесь, но, мне кажется, зря, – заметил старик. – Если он тот, о ком я думаю, то он опасен. Очень неприятный тип.
– Мы знаем, что он очень неприятный, – ответила Майя. – Но почему опасен?
– Я слышал рассказы. Я больше ничего не скажу, – он бросил взгляд на окна, словно опасался найти там маячивших шпионов. – Но если он отправился в Биджапур, предупреждаю вас: будьте осторожны.
С этими словами он понес кувшин в комнату Патана.
– Чего мы должны опасаться? – спросила Люсинда.
Но, прежде чем кто-то успел ответить, врач закричал:
– Что вы сделали с моим пациентом?!
Патан был весь мокрый от пота. Врач стал считать его пульс, вначале на шее, потом на запястьях.
– Пульс вам все скажет. Он сильный и становится все сильнее, – заговорила Майя. – Но он будет спать много дней.
– Откуда ты это знаешь? – скептически спросил врач.
– Но он разговаривал со мной. Держал меня за… – Люсинда резко замолчала.
– Он проснулся, потому что ощутил твое присутствие, – пояснила Майя. – А теперь он будет спать.
– Он поправится, сестра? Ты его вылечила?
– Я просто забрала его боль. Это поможет ему выздороветь.
– Но что с ней случилось? Куда ушла боль? – Люсинда с беспокойством посмотрела на Майю. – Ты забрала ее себе?
Майя не ответила.
– Но ему станет лучше? – спросила Люсинда с внезапным беспокойством. – Он совсем поправится?
Майя кивнула:
– Да, он полностью поправится, но не будет ничего помнить.
– Может, и нет, – вздохнула Люсинда. – Но я буду помнить. Все.
* * *
Возвращаясь во дворец и держа руку Люсинды, Майя обдумывала мысль, которая у нее появилась, когда она сидела на крыше с Лакшми. Она поняла, что если это получится, то решит все ее проблемы. А увидев решение проблемы, Майя приняла его. Оно не было таким экстремальным, как убийство или самоубийство, и не было таким ненадежным, как побег. Она решила, что это не так уж ужасно, зато одним ударом будет уничтожена ее ценность.
Она едва ли представляла последствия своего решения или то, сколько боли она принесет сама себе.
При входе на широкую общую веранду гостевых покоев Майя увидела Джеральдо. Молодой фаранг ходил по балкону, который выходил на долину. Он сердито посмотрел на нее, затем отвернулся. Похоже, он даже не заметил Люсинду.
«Он все еще дуется», – подумала Майя.
Но даже и так он выглядел великолепно в позаимствованной джаме.
«Что он сделает, когда узнает про мой план?»
Когда женщины подошли к Джеральдо, Майя одарила его ослепительной улыбкой и взглядом, который многое обещал.
* * *
Обмыв грудь розовой водой и расчесав волосы, Майя втерла сандаловую пасту в запястья и лодыжки и оделась в чистое сари ярко-зеленого цвета, украшенное по краям золотом. Потом она нанесла одно ярко-красное пятнышко между бровей и капнула по капельке сурьмы в уголок каждого глаза.
Собираясь уйти, она на мгновение остановилась перед маленькой бронзовой статуей Дурги на тигре[35]35
Дурга – в индуистской мифологии имя супруги Шивы в одной из ее грозных ипостасей. Это Богиня-мать, которая олицетворяет и созидательные, и разрушительные силы природы.
[Закрыть]. «О Богиня, что ты думаешь о моем плане? – мысленно спросила Майя. – Если ты этого не хочешь, пусть он провалится. Если этого не хочет моя гуру, то пусть все провалится».
* * *
В спальне Майи были высокие, узкие двойные двери из темного дерева. Она чуть-чуть приоткрыла одну и выглянула в щелочку. Как она ожидала – и надеялась – Джеральдо оставался на веранде и прислонился к колонне рядом с входом в женскую часть. Улыбка Майн напоминала цветок лотоса, а Джеральдо – еще одну пчелу, сошедшую с ума от его аромата.
Майя решила, что вполне может выйти на веранду и заговорить с ним. До того как она успела передумать, она уже стояла рядом с ним.
Конечно, он продолжал дуться, и Майя с трудом сдержала смех. Но это не отвлекло ее от цели.
– О господин, – произнесла она. Сочный запах сандалового дерева плыл в воздухе при каждом ее движении.
Конечно, Джеральдо не стал отвечать ей сразу же. Ожидая, она посмотрела на озеро, окрашенное пурпурными отсветами садящегося солнца. В других местах поверхность была темно-зеленой, почти черной. Туда уже падала тень. Наконец Майя услышала, как Джеральдо вздохнул, и повернулась к нему с робостью и смущением, которые умела изображать.
– Ты до сих пор сердишься на меня?
Она была поражена тем, что его лицо практически ничего не скрывало, в отличие от лиц индусов. Он был для нее словно голым. Его чувства проявлялись на лице, словно краска. Она увидела не только его гнев, но и желание. Горящие глаза казались глубже и темнее, чем у большинства мужчин, и контрастировали с бледной кожей, которая светилась в лучах заходящего солнца. Он глубоко дышал сквозь стиснутые зубы, словно каждый вдох давался ему с усилием.
– О дорогой, ты до сих пор очень сердишься?
– А разве мне не следует сердиться? Я проявил доброту к тебе, а ты меня оскорбила.
– Ты говоришь правду, и мне стыдно.
Это было действительно так: Майя сожалела о том, что сказала раньше, как и о том, что собиралась сделать. Она знала, что лучшая ложь та, в которой есть доля правды.
На него стали действовать ее слова, ее опущенные глаза, близость ее тела, сандаловая паста и собственный запах ее тела. Казалось, между ними начинал дрожать воздух.
– Ну, ты была расстроена, – произнес он немного хрипло. – Этот евнух может и камень из себя вывести.
Когда Майя улыбнулась мужчине, глядя прямо ему в глаза, он резко сглотнул и осмотрелся вокруг. Веранда была пуста. В коридорах стояла тишина. Они были одни.
Она позволила ощущению полного уединения поглотить их.
– Если я очень искренне попрошу, ты сможешь простить меня? – Майя склонила голову, потом очень медленно подняла красивые глаза с золотистыми крапинками.
Похоже, Джеральдо было даже трудно глотать.
Зашуршал зеленый шелк сари. Майя подняла маленькую ручку и положила один пальчик на грудь Джеральдо. Ее голос напоминал шепот ветра.
– Может, тебе удастся простить твою Майю? Если она будет очень мила с тобой? Если она приложит все усилия, чтобы извиниться перед тобой?
Джеральдо наблюдал за пальчиком Майи, который шел у него по рубашке, вызывая дрожь, потом оказался внутри джамы и коснулся кожи.
– Это неправильно, – сказал Джеральдо. Голос звучал хрипло. Даже вороны прекратили каркать. Везде воцарилась тишина. Вокруг них была ночь.
– Правильно или неправильно, что нас остановит? – она склонилась вперед и приподнялась на цыпочках. В результате ее губы оказались совсем рядом с его ухом. – Разве ты не хочешь того же, что и я?
Она протянула руку и провела ею по его руке.
Она дрожала, или это дрожал он.
С веранды до мужской половины было недалеко, как и до комнаты Джеральдо, как и от двери в комнату до его постели.
И только после того как они стали единым целым и разъединились, только после стонов и ударов плоти о плоть и вхождения плоти в плоть в прохладном воздухе сумерек, только после того как их вздохи соединились с запахом сандалового дерева и пота, только после того как она отдышалась, а Джеральдо заснул, пока она гладила его щеку, которая блестела, словно металл, в последних лучах садящегося солнца, – только тогда Майя обнаружила неожиданный недостаток в своем плане.
ЧАСТЬ IV
Встречи
После двух дней качки в задней части повозки крестьянина Слиппер увидел чудо. Два дня он ел только лепешки и бананы и слышал разговоры только о засухе, пугалах и навозе, и теперь Слиппер задрожал, как дрожит человек при виде наконец открывающейся перед ним двери тюрьмы. Он боялся даже дышать, чтобы видение не исчезло. Но крестьянин рядом с ним только выругался при виде этого зрелища, сжал кулаки и в раздражении прижал их к голове. Слиппер обнаружил, что он любит жаловаться.
– Клянусь бородой Пророка! Разве я не говорил, что милостивый Аллах ненавидит крестьян! Разве это не доказательство? Это твоя вина, евнух! Ты принес несчастье!
– Я, господин? – маленькие глазки Слиппера округлились.
Они увидели это зрелище, когда подъехали почти к самому перекрестку, откуда шла дорога на Биджапур. Несмотря на слабое зрение, Слиппер разглядел то, что нужно, перед рядом фургонов, повозок, телег и погонщиков со скотом, которые неподвижно стояли на перекрестке.
– Спасибо всем ангелам, – прошептал про себя Слиппер.
Но крестьянин спрыгнул с повозки, держась за голову, словно она вот-вот взорвется. Слиппер тоже спрыгнул. Остальные путешественники уже выстраивались за ним, раздраженные, как и крестьянин. Владелец повозки нашел других, готовых слушать про его несчастья с большим интересом, чем пассажир, и перестал обращать внимание на евнуха. Слиппер проталкивался сквозь толпу, пока не оказался у перекрестка, но остановился позади людей, которые там ждали: он пока не хотел, чтобы его видели.
* * *
Под качающейся тенью дерева с огромными ветками, которое пологом нависало над перекрестком, стояла дюжина стражников и перегораживала дорогу. Они были высокими, сильными и темнокожими. На копьях виднелись зеленые кисточки – знак евнухов, стражей гарема.
Слиппер сразу же понял, что это евнухи с раздавленными яйцами.
«Как их много», – подумал он, едва способный скрыть удовольствие.
Он услышал, как с юга приближается какая-то процессия. Вначале раздались тихие звуки маленьких цимбал, потом громко затрубили трубы. Вскоре показались музыканты. Это были евнухи с отбитыми яйцами. Они вяло и безразлично маршировали, на их лицах было написано равнодушие. Слиппер презирал их за их безразличие ко всему. За этими следовали другие евнухи, которые несли зеленые знамена Биджапура.
Потом появилась кавалерия. Всадники сидели на легких и быстрых арабских лошадях в блестящих седлах из позолоченной кожи. Выпуклые орнаменты на их щитах сияли в лучах солнца. Конечно, ездили они только на меринах, и эти животные презрительно гарцевали перед раздраженными зрителями, которые ждали у перекрестка. Всадники смотрели на крестьян свысока.
Затем следовал начальник стражи в окружении охраны, на высоком породистом гнедом коне. Охрана держала в руках мечи. Потом шли слуги начальника стражи, которые на вытянутых руках держали шкатулки с его драгоценностями, выставленные на бархатных подушечках. Молодой евнух из Абиссинии (кастрированный или даже оскопленный, как одобрительно подумал Слиппер) шагал рядом с конем начальника стражи, держа огромный веер из павлиньих перьев на длинном шесте, чтобы прикрывать голову господина.
За начальником стражи появились слоны. Пять, десять… Слиппер был ослеплен и слишком счастлив, чтобы считать. Он уставился на украшенные паланкины, занавески которых были задернуты, чтобы всякий сброд не мог заглянуть внутрь. Слиппер позволил себе представить, кто там сидит.
Слиппер ждал, затаив дыхание, а затем, к своей радости, увидел то, что хотел, – Летучий дворец вдовы султана. Лишь несколько дорог в Биджапуре были достаточно широкими для Летучего дворца, поскольку для него требовалось четыре одинаковых слона, шагающих в унисон. Два шли рядом друг с другом впереди, два – позади. На каждое животное надевали специальную упряжь. С каждой упряжи свисали толстые веревки, прикрепленные к углам крепкой платформы. Размером она соответствовала фундаменту дворца. От платформы вверх поднимались деревянные стены, над ними находилась крыша. Сооружение было раскрашено таким образом, чтобы создавалось впечатление каменного зала дворца – там были колонны и арки и даже блестящий серебряный купол. Летучий дворец состоял из двух этажей, имелся балкон, на котором можно было насладиться свежим бризом. Царские апартаменты включали спальню, кухню, ванну и даже туалет. Стены украшали выпуклые рисунки – сияющие звезды и полумесяцы. Все было или позолочено, или покрыто серебром. Дворец удерживался на длинных веревках, и оставался все время на одном уровне, поскольку слоны шагали осторожно. В результате создавалось впечатление, будто паланкин плывет. Было невозможно представить, что такое большое сооружение способно двигаться, паря в воздухе. Это противоречило логике, и многие, кто видел его, ощущали головокружение.
Когда дворец проплыл мимо, Слиппер больше не мог сдерживаться и стал проталкиваться сквозь толпу. Караван еще не закончился: следовали слоны и закрытые паланкины, стражники и, конечно, целый поезд повозок, паланкинов и фургонов, которые составляли свиту вдовы султана. Слиппер на мгновение задумался, не поблагодарить ли крестьянина за то, что подвез его, затем фыркнул от этой мысли.
Больше ему не нужно было проявлять вежливость или доброту. Он направлялся домой.
* * *
Евнух-охранник был сбит с толку, когда из толпы крестьян и торговцев появился евнух, по форме напоминающий шар.
– Пропусти меня, дурак! – кричал Слиппер. – Я должен поговорить с хасваджарой!
– Стой вместе с остальными! Кто ты такой?
Охранник говорил грубым голосом. Слиппер подумал, что это, вероятно, новый парень, и усомнился, хорошо ли выполнил свою работу тот евнух, который вводил этого в их ряды.
– Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать? Немедленно отведи меня к брату Висперу!
Охранник удивился:
– Никто так его не называет, вошь, – по крайней мере публично.
– Я его так называю, дурак! Он мой брат и мой друг. Именем вдовы султана, отведи меня к нему!
Теперь Слиппер увидел приближающийся конец каравана. В отчаянии он бросился под ноги охранников:
– Брат!
К ярости всех на перекрестке, караван остановили. Курьеры поспешно понесли сообщения к Летучему дворцу и назад. Толпа стала выражать недовольство. Охранники на перекрестке были вынуждены угрожающе поднять копья. Наконец какой-то грациозно ступающий евнух в ярких одеждах цвета полуденного солнца появился на дороге. Он пришел в сопровождении двух прекрасно одетых охранников. При виде его на толстых щеках Слиппера появились красные пятна, и он начал дрожать.
Евнух, весь украшенный жемчугом, был очень красивым и выглядел изысканно. На груди его качались ожерелья, тяжелые серьги из-за веса пришлось даже прицепить к верхней части ушей. Жемчужные нити продели сквозь вышитый золотом тюрбан, и они висели петлями. Эти нити стукались друг о друга при каждом шаге красавчика. Он оглядел Слиппера так, словно это была мертвая птица, которую он обнаружил в покрытом мрамором дворе гарема – нечто неожиданное и не очень приятное.
– О Боже, – вздохнул он.
– Брат! – сдавленно воскликнул Слиппер и опустил глаза, когда второй евнух приблизился. – Меня зовут…
– У тебя нет имени. Я тебя не знаю, – он повернулся к охранникам и грустно развел руками. – Мы зря пришли…
Он пошел прочь.
Слиппер всхлипнул, и этот звук перешел в вой. Он попытался прыгнуть вслед за удаляющимся евнухом, но охранники это предвидели и загородили ему путь скрещенными копьями.
– Нет! Подожди! Не уходи! Я ее нашел! – закричал Слиппер.
При этих словах красивый евнух медленно повернулся.
– Нашел? Где? Скажи мне.
– Нет, – твердо ответил Слиппер. – Я скажу Висперу, только Висперу.
Красивый евнух обдумал это. Мгновение спустя он посмотрел на охранников. Как только они опустили копья, Слиппер бросился между ними.
– И назови мое имя! Назови его!
Более высокий евнух, может, более молодой – хотя кто может точно судить о возрасте евнухов? – более спокойный и определенно лучше одетый, посмотрел на Слиппера в, как и всегда, развязывающемся тюрбане, поношенных шелковых одеждах, которые теперь еще и запылились, покрылись пятнами после путешествия. Слиппер распрямил плечи, чтобы показаться выше, несмотря на маленький рост, и так надменно вздернул нос, что охранники с трудом сдержали смех.
– Назови его! – повторил Слиппер.
– Навас Шариф, – сказал красавчик после длинной паузы.
При звуке своего настоящего имени Слиппер закрыл глаза, словно человек, пробующий старое восхитительное вино.
– Али Навас Шариф, – мягко поправил он.
Теперь второму евнуху потребовалось больше времени. Казалось, слова доставляют ему боль.
– Али Навас Шариф, – наконец произнес он.
Слиппер направился к Летучему дворцу. Охранники следовали за ним. Поддерживающие веревки ослабли, и слоны опустили дворец на землю. Перед серебряной лестницей, которую приставляли только во время остановок каравана, стояли два лакея, держа длинные метелки из конского волоса. Взглянув на евнуха в драгоценностях, охранники поклонились Слипперу, когда тот поднимался по лестнице. Невидимые руки раздвинули бархатные шторы, и Слиппера поглотила тень.
Мгновение спустя лакеи убрали лестницу. Главный погонщик отдал приказ, и четыре одинаковых слона сделали по три шага. Веревки застонали, и Летучий дворец поднялся в воздух.
Слоны медленно пошли вперед. Караван начал движение.
Слиппер вернулся домой.
* * *
Слиппера не беспокоила настороженность братьев, которые ему прислуживали. Он понимал их – как он мог их не понять? Но, тем не менее, он рявкнул на них и был требовательным и недовольным, как наложница. А почему бы и нет? Они смыли пыль с его лица и рук розовой водой, потом вытерли их хлопчатобумажной тканью. Сколько времени он был лишен таких необходимых вещей? Они нашли шелковую джаму, которая подошла ему по размеру. Слиппер оскорблял их резким тоном, пока они засовывали его руки в рукава и разглаживали тонкий шелк на его толстых плечах.
– Мне нужны драгоценности, – заявил Слиппер. – Принесите мне кольца, и хорошие. И ожерелье. Где Виспер? – спросил он. – Приведите Виспера ко мне прямо сейчас.
Конечно, Слиппер знал, что эти слуги не сделают ничего подобного.
После того как Слиппер умылся, оделся и достаточно покуражился, появился элегантный евнух, который встретил его на перекрестке. Красавчик отослал менее высокопоставленных евнухов прочь. Двое уставились друг на друга. Слышался только скрип стен, стоны веревок и время от времени приглушенные трубные звуки, издаваемые слонами. Хотя создавалось впечатление, что это комната во дворце, пол иногда кренился, словно они находились в огромной лодке, на которую накатывали большие волны.
– Теперь хасваджара тебя примет, – мгновение красивый евнух ждал, потом добавил: – Брат.
Похоже, для произнесения этого слова потребовались усилия.
– Я помню эту комнату, эти стены, эти звуки, – тихо сказал Слиппер.
– Ничто особо не изменилось с тех пор, как ты… покинул нас, – ответил красавчик.
– Я сам изменился.
* * *
Они поднялись по узкой лестнице, которая вела на второй этаж. С одной стороны бедро Слиппера задевало о стену, с другой нависало над пролетом. Он опустился на ступени, поставил на них ладони, и таким образом появился перед Виспером. Выглядел Слиппер воровато и неуверенно.
– Оставь нас, – приказал Виспер другому евнуху.
Его голос, как и всегда, звучал глухо и с придыханием, и, как и всегда, так тихо, что Слипперу пришлось напрягаться, чтобы его услышать. По какой-то причине на Виспере не оказалось тюрбана, и его роскошные бесцветные волосы, сухие, как солома, падали на узкие плечи. Он был настолько худым, насколько Слиппер был тучным, казался хрупким, как старый тростник, а лицо напоминало череп, обтянутый сухой, как пергамент, кожей. Наконец он повернулся к Слипперу и моргнул, как птица.
– Сколько прошло лет? – прохрипел Виспер.
Пол качнулся, и Виспер чуть не упал. Слиппер подумал, что он выглядит таким хрупким и таким старым, что может рассыпаться на части, если сильно ударится об пол.
– Думаю, девять. Сколько лет наследнику? Тебя только что назначили хасваджарой… Сколько лет тому назад?
– Значит, десять лет, – Виспер задумчиво и с сожалением покачал головой, затем жестом пригласил Слиппера в уютную нишу. – И как твои дела, брат?
– А что ты ожидаешь, брат? – тихо произнес Слиппер ядовитым тоном. – Ты сам отдал приказ.
– Решает совет Братства, а не я, – пробормотал Виспер. – Вини их, не меня.
– Ты был членом совета.
Виспер сел у окна, закрытого шелковой занавеской, и пожал плечами. У него скрипели кости.
– Это было для твоего же блага, брат, и для блага Братства. Ты ведь это понял? И, конечно, понимаешь это сейчас? – Виспер показал на подушку напротив себя. – Ты говоришь, что нашел это, – глухой голос с придыханием не мог скрыть нетерпения.
Слиппер тяжело опустился на подушку. Он обратил внимание, что ему не предложили ни еды, ни питья.
– Никакого должного приветствия, брат, – выразил недовольство он. – Я хочу гораздо лучшего отношения, чем это, – Слиппер рассмеялся. Это был смех мальчика-проказника. – Наверное, мне следует тебе теперь все рассказать, чтобы ты забрал Паутину, а меня отбросил в сторону?
– Ты должен мне все рассказать, чтобы закончилась твоя ссылка. Именно ты потерял Паутину, брат.
– Неправда!
– Это выяснил совет, поэтому это правда, брат, – сухие губы Виспера разомкнулись, и показались длинные зубы. – Но теперь ты ее снова нашел, так какая разница?
Слиппер откинулся на подушки.
– Я хочу должность, которая дает власть. Не в гареме. На этот раз настоящую. При дворе.
– Это можно сделать.
– Мой собственный дом. Не просто комнаты.
– Хорошо.
– Драгоценности. Вернуть мои старые драгоценности. У этой женщины, которая привела меня сюда, на пальце одно из моих колец! Я хочу, чтобы мне его вернули, все вернули и заплатили за все!
– Хорошо, хорошо, – ответил Виспер. – Все это и еще больше, – его огромные глаза горели. – Ты ее нашел?
– Да, – вздохнул Слиппер и устроился поудобнее.
Он подумал, не попросить ли попить, но на самом деле его переполняло нетерпение, как и Виспера. И поэтому, больше не откладывая, он стал рассказывать о Майе.
* * *
Солдаты Шахджи храпели на холодной земле во дворе форта, завернувшись в коричневые одеяла и напоминая огромную саранчу в коконах. Да Гама открыл глаза, как только начало светать. Звезды все еще оставались в небе на западе. Он откинул позаимствованное одеяло, встал и натянул тяжелые сапоги. Сырой утренний воздух был прохладным.
Да Гама обдумал свое положение. Он находился в пути вместе с Шахджи и его людьми уже почти неделю. Теперь ему казалось большой глупостью решение отправиться в Биджапур вместе с Шахджи. Ему следовало ехать одному.
Генерал Шахджи вместе с подчиненными совершал инспекторский объезд территорий, подвластных Биджапуру, и случайно спас караван. В тот вечер Да Гама сказал, что тоже собирается в Биджапур, и Шахджи предложил ему присоединиться к своей группе.
– Поезжай вместе с моими солдатами. Это займет несколько лишних дней, – сказал Шахджи. – Ты посетить несколько фортов вместе со мной, а потом приедешь в Биджапур отдохнувшим и в целости и сохранности.
Ему не требовалось добавлять, что Да Гама прибудет в сопровождении главнокомандующего. Это пойдет Да Гаме только на пользу. А сейчас ему требовалась вся помощь, которую только удастся получить.
Теперь они находились недалеко от Биджапура, всего в нескольких часах езды верхом. Они могут сегодня до него добраться. Да Гама начал беспокоиться. Ему не следовало откладывать приезд. Но он наслаждался отсрочкой, и это беспокоило его еще больше. Вместо того чтобы отвечать на вопросы и выслушивать гневные речи сеньора Викторио, Да Гама получал удовольствие от общества Шахджи и от непритязательной, но легкой жизни.
Конечно, Да Гама слышал про генерала Шахджи. Он знал, что это коварный, хитрый и яростный солдат, который когда-то был среди восставших, но заключил мирный договор, а потом стал главнокомандующим армиями Биджапура. Да Гама не ожидал, что человек с подобным прошлым будет таким циничным и одновременно таким дружелюбным, таким хорошим стратегом и одновременно хорошим тактиком. Было ясно, почему Шахджи сделали командующим, несмотря на то что он индус.
Когда они подъехали к первому форту, Да Гама попросил разрешения спать под открытым небом вместе с Шахджи и его людьми. Генерал вначале удивился, потом согласился.
– Настоящие солдаты ненавидят крышу над головой, – сказал ему Да Гама.
Лицо Шахджи сохранило бесстрастное выражение, но по его глазам было ясно: он считает, что нашел друга.
На следующее утро Да Гама уловил запах выпекающегося хлеба. Он принюхался, определил, откуда этот запах исходит, и пошел туда от спящих солдат. В нескольких ярдах за главной казармой находилась приземистая кирпичная кухня. При приближении Да Гамы дюжина серых ворон поднялась с земли, махая крыльями, и села на большое манговое дерево. Рыжая собачонка зарычала на подошедшего, но замолчала, когда Да Гама зарычал в ответ.
Он нырнул в низкую кухонную дверь и увидел нескольких женщин, работающих у небольшого очага. Они чистили лук и жарили овощи. В окно залетали ласточки и садились на низкие стропила. Одна из женщин подняла голову и бросила Да Гаме плоскую лепешку из тех, которые пекла. Он схватил ее на лету.
– Хочешь найти настоящего солдата – ищи кухню, – из темного угла ему улыбнулся Шахджи. – Масло здесь.
Да Гама уселся рядом с ним и вытянул вперед грязные сапоги. Он знал, что невежливо вытягивать ноги, но его это не волновало. Он был счастлив и не знал, когда в следующий раз будет испытывать то же чувство.
Боевым кинжалом Шахджи отрезал кусок масла с глиняной тарелки и намазал им лепешку Да Гамы.
– Не говори мне, что не любишь эту простую еду, – сказал Шахджи. – Я вижу, что любишь.
– Люблю, – рассмеялся Да Гама. – Какие у вас планы, генерал?
Шахджи оглядел его.
– Мы возвращаемся в Биджапур. Наша инспекторская проверка закончена, – Шахджи сделал паузу. – Ты начинаешь беспокоиться, Деога. Ты начинаешь сомневаться, правильно ли поступил, оставив молодого фаранга главным в Бельгауме.
Да Гама пожал плечами, потом осторожно кивнул, подтверждая, что это так.
– Видишь, тебя несложно понять. Я сам думаю, мудро ли ты поступил.
Да Гама мгновение смотрел на Шахджи.
– Почему вы это говорите, господин? Он ведь в некотором роде герой, не так ли? Именно он отправился за помощью. Именно он нашел вас и ваших людей. Если бы он не нашел вас, мы все сейчас были бы мертвы.
Шахджи приподнял брови.
– Возьми еще масла, – предложил он. – Этот твой парень, как я думаю, спешил не за помощью. Я думаю, что он просто бежал. Мы услышали выстрелы и уже направлялись к месту, чтобы разобраться. Одному из моих людей даже пришлось догонять парня, чтобы привести к нам.
Шахджи помолчал минутку, чтобы Да Гама переварил услышанное.
– Возможно, тебе следовало оставить евнуха за старшего.
Да Гама изумленно смотрел на него. Шахджи кивнул с серьезным видом и продолжил.
– Я сильно удивился, увидев этого евнуха с вами. Раньше он был очень уважаемым лицом при дворе султана. Он считался правой рукой хасваджары. Ты знаешь, что означает это слово?
– Знаю, – сказал Да Гама. – Вы уверены, что это тот же евнух?
Шахджи кивнул.
– У него при дворе возникли какие-то проблемы. Хиджры… кто их понимает? Вероятно, Виспер его простил, иначе он до сих пор находился бы в ссылке. Может, он имеет доступ и к вдове султана, и она прислушивается к его словам.
Шахджи рассмеялся и похлопал Да Гаму по плечу:
– Послушай, Деога, откуда мне знать? Я – простой солдат, как и ты. Может, этот парень Джеральдо все сделает правильно.
– Кто может сказать? И что я могу сейчас сделать? – ответил Да Гама, качая головой. – То, что сделано, сделано. Джеральдо – член семьи. Если бы я оставил за старшего кого-то другого, мои хозяева не поняли бы этого, – Да Гама отщипнул кусок хлеба и жевал его, словно тот был совершенно безвкусным. – Если бы Патан не пострадал, то все было бы проще.
– Да, – согласился Шахджи. – Принц Патан – хороший человек. И весьма богатый, если верить сплетням, но он предпочитает быть солдатом, а не аристократом. Однако задумываешься: зачем богатому человеку быть солдатом? – Шахджи встал, потянулся и громко зевнул; женщины у очага уставились на него и расхохотались. – Сегодня, Деога, ты попадешь в Биджапур! Пошли, разбудим остальных.
* * *
– Вы, фаранги, сюда не заезжаете, да? Во внутренние районы Индостана? – заметил Шахджи уже в пути. – Вы по большей части держитесь морских портов, словно пловцы, которые боятся отплывать слишком далеко от берега.
– Да, генерал. Я очень мало путешествовал по Деканскому плоскогорью. Многое я увидел впервые, – согласился Да Гама.
Воображаемая карта Индостана, запечатлевшаяся у него сознании, состояла из побережья и нескольких горных перевалов, которые вели к ближайшим торговым городам, островам в море его незнания. Он не представлял, насколько на самом деле обширна страна, не бывал за зелеными горами, вроде тех, что окружают Бельгаум, где достаточно влаги, не знал, что за ними тянется бесконечная сухая и покрытая трещинами равнина. Время от времени встречались зеленые поля и леса, где можно было найти тень, но по большей части попадалась усыпанная камнями земля, более однообразная и унылая, чем любой океан.
Лошади теперь устало качали головами и тяжело дышали. Дорога, петляя, шла вверх под безжалостным солнцем, все время вверх. Вчера, при свете последних солнечных лучей, они впервые увидели на горизонте плато, на котором стоял город Биджапур. Теперь их дразнила его далекая тень, отказываясь приближаться, независимо от того, как долго они ехали.
Да Гаме не хватало приятного, мягкого морского ветра, который дует на побережье. Здесь воздух пах, словно раскаленный металл. Язык во рту пересох, ветер был такой сухой, что Да Гама даже не вспотел, несмотря на жару. Он пил из бронзовой канистры, но вода стала теплой и невкусной, и жажда не утолялась.
Во время последнего дня пути Шахджи ехал рядом с Да Гамой, задавал короткие, осторожные вопросы, на которые Да Гама добродушно отвечал. Он получал удовольствие от общения с генералом. Он заметил, что Шахджи, похоже, с ним чувствовал себя лучше, чем со своими подчиненными. Вначале Да Гама подумал, что это обычное желание офицера отделиться от солдат. Затем он понял, что Шахджи в Биджапуре – бывший враг, который очень умело сдался и стал командующим. Да Гама догадался, что Шахджи, как и он сам, чувствовал себя здесь чужим, и искал общения с другим чужаком. Кроме того, из всей группы только они с Шахджи не были мусульманами. Он подумал: что Шахджи делал во время молитв до того, как появился Да Гама, с которым он вел беседы?
