Текст книги "Наложница визиря"
Автор книги: Джон Спиид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Джон Спиид
Наложница визиря
Посвящается Джин, которая вдохновила меня на написание этого романа.
«Больше евнухов, – посоветовала она, – и снять одежды с вдовы султана».
Главные действующие лица
Дасаны:
Люсинда Дасана – молодая португалка, выросшая в Гоа; предполагаемая наследница богатств Дасанов
Карлос Дасана – дядя Люсинды, управляющий торговыми интересами Дасанов в Гоа
Джеральдо Сильвейра – распутный и расточительный кузен Дасанов и их дальний наследник
Викторио Суза – дядя Люсинды со стороны матери, управляющий торговыми делами Дасанов в Биджапуре
В караване:
Джебта Да Гама – португалец, специалист по заключению сделок, которого часто называют Деога
Куршит Патан – бурак из Биджапура, которого иногда зовут Мунна
Слиппер – евнух
Майя – молодая храмовая танцовщица (девадаси), которая недавно стала рабыней, профессиональная танцовщица
В Гоа:
Елена – служанка Люсинды
Карвалло – секретарь Дасанов
Адольфо – камердинер Карлоса Дасаны
В Вальпой:
Фернандо Анала – торговец, христианин; его также называют брат Фернандо
Сильвия Анала – его жена
В Бельгауме:
Леди Читра – хозяйка дворца, стоящего посередине озера, бывшая наложница султана Биджапура
Лакшми – компаньонка Читры, ребенок
В Биджапуре:
Шахджи – главнокомандующий армиями Биджапура
Виспер – старый евнух, хасваджара (управляющий домом султана)
Вали-хан – великий визирь, главный министр вдовы султана
Маус – евнух на службе у Викторио Сузы
Вдова султана – вдова бывшего султана
Ибрагим Адил – наследник трона Биджапура, ребенок
Другие:
Гунгама – гуру Майи, которую считают утонувшей, теперь появляется в снах
Разбойники – из клана Трех Точек и клана Нага
Дешевый ювелир – в Биджапуре
Шахин – домоправительница Патана
От автора
Только художественное правдоподобие и детали способны придать достоверность простому и неубедительному повествованию.
Уильям Шенк Гилберт «Микадо»
Все путешествия по Индии меняют путника.
В этом романе рассказывается о путешествии из Гоа в Биджапур. Я сам проделал этот путь несколько лет назад. Пастухи все так же ходят старыми тропами по перевалу Сансагар. В церкви Святой Екатерины до сих пор звонит золотой колокол. Сукновалы Бельгаума и в наши дни расстилают яркие шелка вдоль берега озера. Под огромным куполом Гол-Гомбаза школьники до сих пор играют в галерее Шепотов.
Но за три столетия многое было утеряно. Португальцы, голландцы и англичане вырубили покрывавшие Деканское плоскогорье[1]1
Декан – Деканское плоскогорье, находится на полуострове Индостан, в Индии.
[Закрыть] огромные тиковые леса, чтобы построить военные корабли. Из-за этого изменилась погода – и водопад Гокак больше не шумит. Ступени старых храмов вокруг озера Бельгаум теперь спускаются к суше, а не к воде. На месте дворцов остались груды камней.
Этот рассказ является частью большой эпопеи, написание которой заняло более двадцати лет, – истории последних лет империи Великих Моголов[2]2
Великие Моголы – династия правителей в Могольской империи в 1526–1858 годах.
[Закрыть] и подъема маратхов под руководством разбойника Шиваджи[3]3
Шиваджи (1627-80) – национальный герой маратхов. Возглавил их борьбу против гнета Великих Моголов и создал в 1674 году независимое маратхское государство.
[Закрыть]. Первый том эпопеи насчитывает свыше 2400 страниц. При содействии моего агента Джин Нагар и с мастерской помощью Морин Барон мне удалось сократить этот труд примерно до 800 страниц.
Но это разрывало мне сердце! Да Гама, Люсинда, Патан, Слиппер и Маус звали с отброшенных в сторону страниц. К счастью, Джин убедила меня написать отдельную книгу и предложила концепцию этого романа. Исключительно смелый редактор «Сент-Мартин Пресс» Линда Макфолл согласилась опубликовать его в виде вступления к эпопее.
Собрать материал для этого романа оказалось нелегко. Существует множество источников и документов, касающихся Великих Моголов и маратхов: победители любят писать историю. Но проигравшие молчат – а к 1658 году португальская Индия была раздавлена, и Биджапур потерял свое значение и утратил силу. Никто не пишет рассказов о своем поражении.
Создавая картину Биджапура, я основывался на данных Великих Моголов, которые явно пристрастны. Поскольку у меня не было свидетельств об обществе Гоа из первых рук, я обратился к транспортным архивам, которые сохранились до наших дней. Из них можно почерпнуть сведения об условиях жизни в 1658 году. Я лично видел артефакты и архитектуру того периода, и это во многом повлияло на то, как я изображаю португальскую культуру и культуру Биджапура.
При описании одежды Люсинды я брал за основу фасоны, принятые в лиссабонском обществе 1648-50 годов, поскольку до Гоа они доходили только через несколько лет. На описание одежды и поведения других героев меня вдохновили картины того времени и описания португальских торговцев при дворе Великих Моголов.
Мышьяк в то время использовался как косметическое средство. В качестве яда он фигурирует в серии убийств в английской колонии Джеймстаун, которые произошли за несколько лет до времени действия романа. Образ Летучего дворца навеяла гравюра на дереве 1712 года, выставленная в Далемской галерее в Берлине. Ведение Перцовых войн описано в прекрасной монографии Альфонса Ван дер Крана «Боевое крещение: миссия Ван Генса на Цейлоне и в Индии, 1653-54 годы». Заинтересовавшиеся читатели также могут познакомиться с захватывающей книгой Ричарда Максвелла «Суфии Биджапура, 1300–1700: социальные роли суфиев в средневековой Индии».
Мои описания танцев Майи могут не соответствовать современным версиям «Бхаратнатаяны», но на самом деле эта школа возникла не так давно: англичане уничтожили индийский танец, а современный «классический» вариант – это только то, что удалось восстановить при помощи скульптур и письменных источников. Есть основания считать, что в 1658 году танец был гораздо более ярким и пламенным, чем степенная восстановленная версия.
Я свободно включал в роман исторических личностей, например вдову султана, Вали-хана и Шахджи. Все остальные герои вымышленные.
Подобный роман нельзя написать, ни к кому не обращаясь за помощью. Мой литературный наставник Майкл Вульф, самый лучший слушатель, которого я когда-либо знал, помог мне понять пределы затрагиваемых тем, а благодаря другим авторам, выступавшим с требовательной критикой, я смог добиться лучшего из возможных результата. Мой водитель, гид и друг Куршид Патан показал мне свою Индию, магическую и великолепную, которую не видит большинство западных людей. Он открыл передо мной двери мистического ислама. Я надеюсь, он простит меня за то, что я сделал его прототипом одного из своих героев. Я от всей души благодарю их всех и понимаю, что их помощь была бесценной.
Моя жена Барбара сделала мне самые лучшие подарки. Я склоняюсь в благоговении перед ее неослабевающей уверенностью в успехе и мудрыми замечаниями. Самое важное то, что она создала красивый и спокойный дом в этом безумном мире, и он вдохновил меня на описание дворца на озере в Бельгауме. Безусловно, эта книга не была бы написана без нее.
ЧАСТЬ I
Паланкин
Португальское поселение
Гоа, Индия
1657 год
Убедившись, что ее лицо выглядит идеально, Люсинда Тереза Эмилия Дасана опустила перо из павлиньего хвоста в хрустальный флакон и капнула по белой капельке белладонны в уголок каждого глаза.
– Айя[4]4
Айя (инд.) – няня или служанка из местных жителей.
[Закрыть], я не могу найти мышьяк, – сказала она, промокая слезу, пока та не успела скатиться по напудренной щеке.
В другом конце комнаты служанка Люсинды складывала ее рубашку.
– Он закончился, дитя мое. Я собиралась тебе сказать.
Люсинда усиленно моргала, потому что капли белладонны застилали глаза, а теперь еще от расстройства прикусила губу. Затем она, демонстрируя ангельское терпение, улыбнулась служанке, не зная, что один из ее передних зубов запачкан вермильоном[5]5
Вермильон – название алой краски.
[Закрыть]:
– Айя, коробочка стояла здесь. Куда ты ее спрятала?
Служанка Елена покачала головой, словно не понимая, что Люсинда ее не видит, и продолжала сворачивать белье.
– Тебе не следует пользоваться этой ужасной пастой, маленькая. Она тебе только во вред. Хорошо, что ее больше нет.
– Я уже не маленькая. Я – женщина. Госпожа. А ты теперь моя горничная, а не няня. Так что принеси мне мышьяк, – приказала Люсинда.
Елена, которую до того, как она приняла христианство, звали Амбалика, пробормотала что-то себе под нос на хинди.
– Я не темная сука, – злобно прошептала Люсинда. – И я уже говорила, что мы будем общаться только на португальском. А теперь неси его.
Внезапно Елена почувствовала себя очень старой. Люсинда не заметила этой перемены, но услышала ее печальный вздох. У девушки стало тяжело на сердце, однако она вспомнила, кто она теперь, вспомнила свое новое положение в этом мире и ничего не сказала. Тем временем Елена запустила руку под пуховой матрас и достала маленькую серебряную коробочку.
– Пожалуйста, только чуть-чуть, – сказала Елена на португальском.
– Я возьму столько, сколько захочу, – ответила Люсинда и подцепила довольно много красной пасты. Елена резко вдохнула воздух. Однако, добившись желаемого эффекта, Люсинда лишь коснулась пасты языком. – Вот!
– Тебе не следует пользоваться этим ядом. Если бы только здесь была твоя мать! От этой красной дряни тебе будет плохо. Ты и так красива, без нее.
– Ты говоришь так только потому, что любишь меня. Мне она нужна: меня не должны видеть с темной кожей.
– А что не так с темной кожей?
Люсинда опустила глаза, сожалея о вырвавшихся словах, потому что Елена, конечно, была темной, как тень.
– Прости, дорогая, – сказала Люсинда на хинди, и, хотя она не могла этого видеть, но не сомневалась, что Елена улыбнулась. – Ты же знаешь, что мой кузен только что приехал из Макао. Я не видела его много лет, – продолжала она на португальском. – Я должна великолепно выглядеть. А в моде бледность. В наши дни все дамы в Лиссабоне используют мышьяк.
Елена фыркнула:
– И они бледные, да. Но они некрасивые, не такие, как ты, дитя мое. И что это за суета из-за кузена? Что бы сказала твоя мать, пусть Господь упокоит ее душу? Ты помолвлена! Если бы был жив твой отец…
Но Люсинда ее уже не слушала. Сквозь выходящее на море окно соленый бриз приносил звуки Гоа: крики уличных торговцев на хинди и португальском, звон гонгов и барабанов из расположенного рядом храма Шивы, а кроме всего прочего – звон золотого колокола церкви Святой Екатерины, который раздавался каждый час.
Бриз словно шептал что-то, лаская распущенные волосы Люсинды. Она повернулась к Елене. На плечи девушки была накинута плотная шелковая шаль.
– Как я выгляжу?
«Слишком молодо, – подумала Елена. – Слишком молодо, чтобы носить так туго зашнурованный корсет или лиф с таким глубоким вырезом. О-о, что подумают люди?»
Зрачки Люсинды теперь расширились от белладонны и блестели. Они казались темными, словно скрытые во тьме пруды, освещенные луной.
– Думаю, что ты выглядишь хорошо, – наконец произнесла Елена.
Но Люсинда не дождалась ответа. Она уже стояла у двери на лестницу, которая вела в кабинет дяди. Еще год назад, до смерти ее отца, в коридорах было светло, потому что горели лампы. Но после приезда дяди Карлоса все изменилось. Он терпеть не мог ненужных трат. Обычно он ходил по коридорам и тушил свечи. «Нужно экономить! – кричал он всем, оказывающимся в пределах слышимости. – Экономить!» Но глаза Люсинды с красиво расширившимися зрачками прекрасно видели в сумраке. Тем не менее она шла вперед, придерживаясь одной рукой за обшитые деревом стены, поскольку от мышьяка у нее слегка кружилась голова.
* * *
Карлос Дасана гневно смотрел через стол, заваленный бумагами, и грозил племяннику толстым пальцем:
– Неужели ты не понимаешь, во что вляпался?
Джеральдо Сильвейра поменял положение на жестком деревянном стуле – возможно, чтобы поправить камзол или чтобы скрыть выражение глаз. Ему было смешно. Длинными пальцами он перебирал кружевные манжеты рубашки.
– Я извиняюсь, тио[6]6
Тио (Tio – с порт.) – дядя.
[Закрыть] Карлос…
– Не оскорбляй меня своими извинениями! Ты убил человека, Альдо! Нельзя извиняться за убийство! Дуэль на улице! За это вешают! – Карлос так сильно стукнул кулаком по массивному деревянному столу, что стопка бумаги подпрыгнула. – А тот, кого ты убил, был твоим кузеном!
– Я узнал об этом только после случившегося, тио. Я изви…
– Ради всего святого, попридержи язык! Если бы не я, Альдо, ты бы уже сидел в камере, и там бы тебе не поздоровилось. А оттуда отправился бы в Лиссабон и на виселицу – вот что тебя ждало! Ты мой должник!
Карлос стучал пальцами по темному деревянному столу и внимательно смотрел на племянника.
– Ты слишком красив. И испорчен. Все матери балуют детей, но моя сестра зашла слишком далеко, пусть Господь упокоит ее душу. А твой никчемный отец…
– Он был хорошим человеком, тио, – Джеральдо сверкнул глазами, но продолжал говорить спокойным голосом: – Ты не можешь его винить.
– Я спрашивал твое мнение? Я буду винить того, кого захочу! Твой отец был тунеядцем и дураком. Как и ты, слишком красивым, чтобы это пошло ему на пользу. Учись на его ошибках, Альдо, – пожилой мужчина отвел взгляд от племянника и стал подергивать усы. – Но я также виню и себя. Я слишком многое тебе позволял. Мне следовало…
Карлос Дасана резко замолчал, потер бровь толстыми пальцами и вздохнул:
– Ты не должен жить так, словно у тебя нет будущего, Альдо! Держи свое орудие в штанах! Нельзя укладывать в постель каждую женщину, которую видишь, просто потому, что у тебя зудит. Нельзя, если она замужем, Пресвятая Дева Мария! Не прикасайся к ней! Или будут трупы.
– Если повезет, то только ее мужа, тио.
Карлос Дасана выпучил глаза, на лбу начала пульсировать жилка. Джеральдо склонился вперед, опасаясь, как бы у дяди не случился приступ, но тут Дасана громко расхохотался.
– Только мужа, да? – он с трудом нахмурился. – Почему ты не заведешь баядеру[7]7
Баядера – индийская танцовщица, участвующая в религиозных церемониях или праздничных увеселениях.
[Закрыть], Пресвятая Дева Мария? Они достаточно дешевы и лучше, чем любая жена.
Джеральдо откинулся на спинку стула и посмотрел прямо в глаза старшего мужчины.
– А как же игра, дядя? – на его умном лице медленно появлялась хитрая улыбка. – А развлечение?
«Да, он точно Дасана, в этом не может быть никаких сомнений», – подумал дядя.
– Послушай, Альдо, я вмешался в дело ради тебя. Тебя передали мне на поруки. Отправили в Гоа, а не на виселицу.
Джеральдо опустил голову.
– Тио Карлос, я хочу тебя поблагодарить…
Карлос фыркнул.
– Не надо. Еще до отъезда отсюда ты можешь решить, что виселица была бы предпочтительней. Если честно, ты не мог приехать в Гоа в худшее время, – он откинулся на спинку стула. – После двадцати лет борьбы Перцовые войны наконец закончились, Альдо, и проклятые голландцы победили.
– Не может быть! Но португальский флот…
– Флот? – брызгая слюной, зашипел старший мужчина. – А ты в гавань заглядывал? Ты видишь где-нибудь флот? Его нет! Ушел в Бразилию! Мы отдали всю Азию голландцам и теперь делаем все, чтобы спасти ценную Бразилию! Смотри фактам в лицо, Альдо! Лиссабон нас бросил! Гоа потерян! Голландцы нас задушили. Лишь несколько дау[8]8
Дау – одномачтовое каботажное судно в Индийском океане.
[Закрыть] попытаются прорвать эту блокаду, – Карлос Дасана покачал головой. – Наши соотечественники бегут, как крысы. Они берут с собой то, что могут унести, и бегут. Трусы. В Гоа осталось только несколько сотен португальцев. Даже проклятые священники сбежали, большинство из них.
Дасана колебался, словно его следующие мысли были слишком болезненными, чтобы произносить вслух. Казалось, Джеральдо это почувствовал. Он склонился через стол:
– Говори, тио. Я не ребенок, с которым нужно церемониться, и ты меня сюда привез не из добрых побуждений. Что тебе от меня нужно?
Карлос моргнул и прикусил губу.
– Ты прав. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Кто-то из моих кровных родственников. Перцовые войны сильно ударили по нам. Дасаны почти разорены.
Мгновение Джеральдо молчал, не в силах произнести ни слова.
– Я в это не верю!
– Мой брат, пусть Господь упокоит его душу, много напортачил. Я не уверен, что смог со всем разобраться. У нас нет наличных. Однако есть товар. Боже, да! У нас склады полны товара. Но голландцы держат нас за яйца. Мы не можем торговать, Альдо, а без торговли мы умираем, – Дасана склонился ближе к племяннику и понизил голос. Теперь он говорил хриплым шепотом: – Что ты знаешь о Биджапуре?
– Об этих мусульманских дьяволах? Только то, что они были нашими врагами на протяжении сотни лет. Вначале эти язычники сдали нам Гоа, а потом атаковали нас! Они резали наших колонистов, они убивали наших женщин…
Дасана махнул рукой:
– Это все в прошлом. Прости и забудь.
– Тио Карлос!
– Враги – это роскошь для богатых, Альдо. Мы разорены. Мы примем всех друзей, которых сможем купить. А теперь слушай, Альдо, и слушай внимательно. У нас есть только один шанс все исправить, – Карлос обвел взглядом помещение, словно шпионы могли оказаться в любом месте. – Султан Биджапура умер примерно год назад. Его наследнику всего девять лет. Биджапур сошел с ума. Вдовствующая царица, вдова султана, вышла из гарема, чтобы попытаться править. Это неслыханно… Полный кошмар. Теперь вдова султана согласилась назначить регента, и вот на это-то вся наша надежда, – Карлос поудобнее устроился на стуле. – Именно поэтому я и привез тебя сюда. У меня есть для тебя работа, Альдо.
Джеральдо сел прямо, глаза его были полуприкрыты веками, но смотрели внимательно. Карлос это отметил и продолжил:
– У Дасанов остался один последний шанс. Если наш человек станет регентом, то он обеспечит нам торговую монополию в Биджапуре на восемь лет.
– Наш человек? А кто он?
– Вали-хан, великий визирь Биджапура, – Карлос прикусил губу. – Ему следует стать регентом. Он должен стать регентом – но это будет непросто. Ему приходится мириться с вдовой султана, а она тот еще подарок. Также есть армия, а армии всегда представляют проблему. Но тут дело еще осложняется тем, что командующий – индус, а индусы всегда непредсказуемы. А хуже всего евнухи. Хасваджра – евнух. Все его братья[9]9
В данном случае «братья» – члены Братства евнухов.
[Закрыть] станут строить заговоры в его пользу. Но даже несмотря на все это, Вали-хан победит. Ему следует победить. Он должен.
– Что ты сделал, чтобы убедить его, тио Карлос? Как ты переманил его на нашу сторону?
– Ты думаешь, это было легко? Бакшиш. Взятка. Другого способа нет… Вали-хан слишком могущественный, чтобы ему угрожать. Значит, это должна быть взятка, и очень большая. У этого человека изысканный вкус. Взятка должна его вдохновить, а не оскорбить, – Карлос позволил себе легко улыбнуться. – Нам удалось кое-что для него приобрести – кое-что уникальное. Кое-что, что он очень любит. Кое-что, что он любит больше жизни. Мы заплатили немало анн – половину лака[10]10
Лак (инд.) – сто тысяч.
[Закрыть]. Это сорок тысяч риалов.
У Джеральдо округлились глаза.
– Наша взятка из Ориссы, Альдо – вон куда мы за ней забрались. Сегодня она должна прибыть на дау, если, конечно, ветер не переменится. Затем в течение недели она отправится в Биджапур. Я хочу, чтобы ты тоже отправился с караваном. Мы наняли самого лучшего специалиста по заключению сделок на полуострове Индостан. Его зовут Да Гама. Возможно, ты с ним встречался: он наш дальний родственник.
Джеральдо покачал головой.
– Ну, Да Гама – самый лучший выбор. Он честный человек, хотя и скучный, он не обладает воображением, у него нет амбиций, но он смертоносен и готов к борьбе. Если нужно, он применит силу и не станет задумываться над этим.
– Он кажется идеально подходящим, тио.
– Черт побери, Альдо, я полагаюсь на тебя! Мне нужно, чтобы ты держал глаза открытыми.
Джеральдо опустил голову, чтобы Карлос не увидел, как он улыбается.
– Я буду внимательно за ним следить, тио.
Карлос посмотрел на племянника испепеляющим взглядом, словно сомневался, что Джеральдо вообще когда-либо учился. Затем дядя вздохнул:
– Мне придется закрыть этот дом. По крайней мере, на какое-то время. Конечно, мы потеряем лицо, но тут уж ничего не сделаешь.
– Ты возвращаешься в Лиссабон?
– Не в Лиссабон. В Биджапур. Нравится нам это или не нравится, но судьба Дасанов переплетается с судьбой наших старых врагов, – Карлос посмотрел в глаза племянника с неожиданной откровенностью. – Я не знаю, как сказать об этом Люсинде. Она лишилась матери, отца, теперь лишится дома…
– Но разве не было договоренности о браке Люсинды? Она же вроде помолвлена?
– Все отменено! – рявкнул Карлос. – Ублюдок прослышал о наших проблемах и… – Карлос внезапно замолчал. Джеральдо подумал, что он подавился. – Я люблю эту милую девочку, – пробормотал Карлос, достал темный носовой платок из рукава, вытер глаза, а затем громко высморкался. – Ты не должен ей ничего говорить, Альдо. Ни слова о том, что ублюдок отменил помолвку. Я скажу ей, когда подвернется удачный момент. И также ни слова о переезде в Биджапур! Она скорее умрет, чем покинет Гоа, – Карлос осмотрел платок, затем вытер глаза. – Не говори ей лишнего, слышишь? Она очень нежная и ранимая. Она мне как дочь.
Карлос снова высморкался, но на этот раз, к облегчению Джеральдо, сразу же убрал носовой платок, не рассматривая его.
– Вот так обстоят дела. Тут уже ничем не поможешь. А пока ты будешь сопровождать бакшиш Вали-хану. Ты и специалист по заключению сделок. Именно поэтому я и привез тебя сюда. Не подведи меня. Заслужи мое доверие. Преуспеешь – и получишь мою благодарность. Провалишься – и я отправлю тебя в Лиссабон на виселицу. Мы поняли друг друга?
Джеральдо кивнул.
– Очень хорошо. Больше я ничего говорить не буду. Ты – единственный сын моей сестры. Кому еще я могу доверять? Нам нужна эта монополия… А взятка – ключ ко всему! Наша единственная надежда – это доставить ее Вали-хану. Она стоит немерено, так что держи глаза открытыми! Скажи Вали-хану, что если он станет регентом, то получает наш подарок в безраздельное пользование.
Джеральдо нахмурился:
– А что это? Это какой-то корабль, дядя?
– Нет, не корабль. С чего ты взял? Это баядера, мальчик… Профессиональная танцовщица, самая лучшая проститутка, которая только жила на свете!
* * *
Дверь распахнулась и, словно набегающая на берег волна, ворвалась Люсинда. Ее белое платье ярко вспыхнуло в темноте кабинета тио Карлоса. Ее окружал запах жасмина и роз, когда она плыла над ковром в шелковых туфельках. У двери робко стоял секретарь и беспомощно разводил руками. Карлос покачал головой и жестом отослал секретаря прочь. Остановить Люсинду было так же невозможно, как циклон.
– Дядя, дорогой! – пропела Люсинда, поворачиваясь к столу. Пожилой мужчина поднялся и уважительно поцеловал подставленную щеку племянницы. – А это, наверное, Джеральдо?
– Да, я только что приехал из Макао, – вставая, ответил Джеральдо.
– Это твой кузен, Люсинда Дасана, – официально произнес Карлос и нахмурился при виде их вместе.
Джеральдо поклонился. Люсинда присела в реверансе, но, хотя и опустила голову, не сводила глаз с лица кузена. Взгляд у нее все еще оставался затуманенным от белладонны, но она заметила, что он высокий, широкоплечий, узкобедрый, что у него загорелое лицо, глаза блестят, а зубы, ослепительно белые, украшают его улыбку.
– Мне бы лучше никогда тебя не знать, – произнес Джеральдо, пристально разглядывая ее всю. – Тебе было шесть лет во время нашей последней встречи. Если я правильно помню, я посадил жабу тебе на платье.
У него блестели глаза, когда он это говорил, и Люсинда покраснела.
– Я уверена, что ты этого не делал, иначе я бы это запомнила и возненавидела тебя. В любом случае теперь я выросла.
Люсинда рассмеялась и повернулась так, чтобы тусклый свет из единственного окна кабинета упал ей на лицо.
– Не забывай, что она помолвлена, – твердо сказал Карлос. – Поэтому выбрось все дурные мысли из головы.
– Дядя! – воскликнула Люсинда. – Мы же брат и сестра!
Похоже, Джеральдо думал над этим вопросом.
– Теоретически это так: мы брат и сестра, но какой степени родства? Мы могли бы даже пожениться, если бы захотели.
Он посмотрел темными глазами в глаза Люсинды, казалось, проникая в глубину души.
– Я же сказал, что она помолвлена, – твердо заявил Карлос. – Не забывай, о чем я тебе говорил!
– И кто этот счастливчик? – спросил Джеральдо.
Когда он произносил эту фразу, в его глазах плясали огоньки, поэтому вопрос показался дерзким. Люсинда снова отвернулась. У нее горело лицо.
– Маркиз Оливейра, бывший министр его величества, – ответил вместо нее Карлос с намеком в голосе. – Большой человек.
– Надеюсь, он красив, – сказал Джеральдо. – Такая женщина, как ты, заслуживает красивого мужа.
– На портрете он красив, – заикаясь, произнесла Люсинда. – Но мы не встречались с ним лично.
Карлосу не нравилось, какой оборот принял разговор.
– Конечно, он красив! Он же богат, не правда ли?
– Желаю всего наилучшего, – сказал Джеральдо. Но, кланяясь, на этот раз он неотрывно смотрел на нее. Она тоже глядела на него затуманенным взглядом. Распрямляясь, Альдо схватил ее руку, как крошечную птичку, своими длинными пальцами и нежно коснулся ее губами. – Давай теперь будем друзьями, кузина, – после того как мы снова нашли друг друга.
Она почувствовала, как его усы щекочут ей костяшки пальцев.
– Я собираюсь в Биджапур. Хочешь присоединиться?
Карлос склонился через стол и зашипел, брызгая слюной:
– Что ты несешь, Альдо? Я никогда…
Но Люсинда уже услышала, а, когда повернулась к тио Карлосу, на бледном от мышьяка лице и в глазах с расширившимися от белладонны зрачками появилось такое просящее выражение, что ему не мог противостоять даже человек с такой сильной волей, как Карлос Дасана.
– Пожалуйста, дядя, пожалуйста! Ты же обещал разрешить мне навестить тио Викторио!
Карлос вынужден был признать, что это неплохая мысль. Если сейчас отправить ее в Биджапур, то будет проще закрыть дом. Но ему не нравились никакие идеи, которые пришли в голову не ему самому. Поэтому Карлос, конечно, сразу же ответил отрицательно. Потом он снова сказал нет, и еще раз нет.
Карлос предупредил, что путешествие будет сложным. А Биджапур – это не Гоа. Викторио, дядя Люсинды, который управлял торговыми делами Дасанов в Биджапуре, теперь состарился и часто болеет. От этих возражений намерение Люсинды только укрепилось. Джеральдо находил ответы на каждое из них, и каждый раз Люсинда снова умоляла дядю ее отпустить. Она говорила все более жалобно.
– Ну хорошо, малышка. Ты можешь ехать. Но будешь делать то, что тебе говорят, ясно? И для разнообразия подчиняться приказам.
– О да, тио Карлос, – ответила Люсинда и подошла, чтобы поцеловать его небритую загорелую щеку.
Затем или из-за мышьяка, или из-за туго затянутого корсета, или из-за возбуждения ее бледное лицо побледнело еще сильнее, глаза закатились, и она рухнула в обморок на руки дяди.
«Боже, она выглядит бледной как смерть, – подумал Карлос, подхватывая ее. – Пресвятая Дева Мария, она же взрослая женщина, – подумал он, глядя, как вздымается ее грудь. Ее темные локоны упали ему на предплечье. – Ты настоящая Дасана, моя дорогая племянница, а женщины семьи Дасанов опасны, как золото».
Карлос посмотрел на племянника, потом снова на Люсинду, которая уже шевелилась у него в руках.
«На что я согласился? – подумал дядя. – Пусть Пресвятая Дева Мария спасет нас от наших родственников».
* * *
Плоскодонный дау несся по серому морю, держась неподалеку от скалистого берега. Глаза капитана видели все: темное и грозное небо, и порывы ветра, и рулевого рядом с собой, крепко держащего сотрясающийся руль, и треугольный парус, который полоскался на ветру. Снова и снова он смотрел на капер[11]11
Капер – частновладельческое судно, занимавшееся с ведома своего правительства преследованием и захватом торговых судов противника и нейтральных стран, перевозивших контрабандные грузы для воюющей страны.
[Закрыть]у входа в гавань, вооруженный тридцатью пушками. Трехцветный флаг капера ярко выделялся на фоне черных туч.
Последует ли он за ними? Станет ли стрелять? Когда дау зашел в гавань и воды Аравийского моря попытались отбросить его на покрытые мхом скалы Аргуина, капитан, прищурившись, все смотрел на военный корабль. Если тот разворачивается, чтобы выстрелить, капитан почти ничего не сможет сделать. Жители Гоа ему не помогут: у них нет кораблей для оказания сопротивления.
– Он разворачивается в другую сторону! – наконец закричал рулевой.
Капитан долго следил за маневром капера, прежде чем согласиться с выводом рулевого.
– Да, слава Аллаху! Доставь нас поскорее в Гоа и уведи от этих проклятых скал, – капитан не мог скрыть облегчения. Он прошел к люку в носовой части и крикнул вниз: – Сеньор Да Гама! Все отлично! Мы прорвались! Вы можете теперь подниматься наверх. Вы все теперь можете подниматься наверх!
В полутьме внизу появилась пара внимательных карих глаз, и крепко сложенный португальский солдат выбрался на палубу. Капитан попытался поддержать его под локоть, но Да Гама сбросил его руку. Он держал шляпу с широкими полями, которую, как только появился на палубе, сразу же водрузил на голову.
– Где они? – спросил Да Гама.
Капитан показал на капер, который повернул на юг и шел на всех парусах.
– Готов поспорить: он идет к Малабарскому берегу[12]12
Малабарский берег – юго-западное побережье полуострова Индостан.
[Закрыть], – сказал капитан. – Нас они здесь не заметят. В любом случае мы окажемся в радиусе действия орудий Гоа до того, как капер сможет до нас добраться. Сейчас мы в безопасности.
Да Гама повернул обветренное лицо в сторону голландского капера и внимательно следил за ним. На лице было написано раздражение. Когда он наконец согласился с доводами капитана, то шлепнул по шляпе сверху, и она совсем скрыла его темные волосы, в которых уже проглядывала седина.
– Вы правы, капитан, – сказал Да Гама с поклоном. – Мне не следовало в вас сомневаться.
Капитан кивнул и пожал плечами, принимая слова пассажира как должное.
– Голландцев не волнуют старые дау, если они не видят на палубе португальцев. Перцовые войны закончились, сеньор.
– Может быть, – ответил Да Гама так уважительно, как только мог.
«Но мне вначале хотелось бы увидеть договор», – добавил он про себя.
Его тяжелые сапоги громко стучали по тиковой палубе, когда он направлялся на корму. Он кивнул рулевому и посмотрел на серо-зеленое Аравийское море. Волны бились о неровные остроконечные скалы у входа в гавань.
Кокосовые пальмы казались ярко-зелеными на фоне темного неба и качались на ветру, бушевавшем под грозными тучами. В любую минуту мог хлынуть ливень. Да Гама снял шляпу и подставил лицо ветру. Но когда рулевой кивнул на нескольких чаек, летающих прямо над головой, Да Гама быстро снова надел ее. Последнее, что ему требовалось, – это птичье дерьмо в волосах.
Наконец, словно приняв какое-то решение, он повернулся к ветру спиной и уставился на свою цель – яркие стены Гоа.
Впервые в жизни вид Гоа не вызвал у него никаких эмоций. Сколько лет он уже живет на Индостане? Двадцать пять? Двадцать семь? И он ни разу не ездил в Лиссабон… Нет, он никогда не оглядывался назад. По от Индии устаешь, и каждый день приносит новые проблемы.
Да Гама знал, что эти минуты – последние, когда он может расслабиться. Такой возможности теперь долго не представится. После того как дау причалит, его ждет нудная и вызывающая раздражение работа. Такова жизнь специалиста по заключению сделок. Его беспокоило, что он стареет для этого занятия. И его беспокоило, что он слишком беден, чтобы остановиться.
