Текст книги "Наложница визиря"

Автор книги: Джон Спиид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Мужчина взвыл, когда лошадь обрушилась на него. Майя поспешила к нему и попыталась надавить на тело животного, но Да Гаме не удавалось высвободить ноги.

– Не думаю, что они сломаны, но мне не выбраться, – прошептал он сквозь стиснутые зубы.

Майе не требовалось спрашивать, больно ли ему. Однако глаза Да Гамы уже осматривали дорогу и следили за приближающимся пони.

– Посмотрите! Вы только посмотрите на это! – выкрикнул разбойник, хватая ртом воздух. Ему явно было трудно дышать. – Справедливость восторжествовала! Вы только посмотрите! – он соскользнул с пони и схватил Люсинду за горло. – Это и есть справедливость. Вы весь день убивали моих братьев, а теперь я воздам вам по заслугам. Я убью твою дочь, ублюдок, а затем убью тебя.

Он толкнул Люсинду вперед, используя ее в виде щита. Потом он откуда-то достал нож.

– Я же заплатил, сукин сын! – закричал Да Гама. – Чаут. Бакшиш. Черт побери, неужели больше не существует чести?

– Это я платил весь день, но теперь заплатишь ты, это точно. Ты заплатишь, она заплатит. Все заплатят.

– Ты не можешь его пристрелить, Деога? – прошептала Майя. – Давай я передам тебе пистолет.

Морщась и сжимая зубы, Да Гама присмотрелся к цели.

– Не с этого места. Я, вероятно, попаду в Люсинду.

Разбойник подтолкнул Люсинду вперед. Да Гама следил за ним, опасаясь, что негодяй зарежет ее. Он очень страдал. Люсинда протянула к нему руки. У Да Гамы горело лицо.

– Итак, папа, можешь ли ты меня убить до того, как я убью ее? – у разбойника побледнело лицо, глаза были полуприкрыты, губы обескровлены. – Брось мне свой меч.

Да Гама не мог этого сделать, сам не мог. Майя помогла ему расстегнуть ремень и бросила меч, ножны и все остальное.

– Ты хочешь больше денег? Ты этого хочешь? Мы можем договориться?

– Скоро я и так получу все деньги.

Шатаясь, бандит оттянул Люсинду к каким-то камням. Оттуда ему открывался прекрасный вид на Да Гаму, пытавшегося высвободиться из-под мертвой лошади, и Майю рядом с ним. Разбойник толкнул Люсинду, чтобы встала на колени. Она застонала от боли. Он терял силы, но все еще был достаточно силен, чтобы причинять ей боль.

– Бросай мне свое оружие.

– Я не могу пошевелиться, ублюдок! Отпусти ее!

– Давай ты, – разбойник гневно посмотрел на Майю.

Да Гама скорчил гримасу, но кивнул. Майя заползла за его спину и взяла кожаный мешок с пистолетами, до которого Да Гаме было не дотянуться.

– Бросай их сюда, – приказал разбойник.

– Они могут выстрелить! – сказал Да Гама.

Вместо ответа разбойник выкрутил Люсинде волосы. Услышав ее плач, Да Гама сжал зубы. Он кивнул, и Майя, сидя по корточках, бросила мешок. Но она оставила один пистолет, спрятав его за спиной.

– Вот хороший папа. А теперь – незаконченное дело, – слюна смешалась с засохшей кровью у него на щеке, и он ухмыльнулся, глядя на Да Гаму. – Вначале дело, потом удовольствие. Из-за этой суки я лишился руки. Надеюсь, она того стоила.

У него почти не осталось сил, только ненависть, но ненависть оказалась огромной, а Люсинда была измождена. Бандит выворачивал ей руку, и в конце концов ей оставалось только упасть на землю. Кошмар, происходивший у реки, начался снова. На этот раз было хуже. На этот раз она лежала на сырой и грязной земле, а что хуже всего – Патан теперь был мертв.

Заляпанный собственной кровью, полумертвый разбойник не проявил никакого воображения. Он поставил колени на плечи Люсинды, чтобы удерживать ее на месте, и взял нож зубами. После этого он снова стал стягивать штаны.

– Прекрати! – закричал Да Гама. Судя по голосу, он был в агонии.

– О, папа, просто насладись зрелищем, – ответил разбойник.

Вероятно, он хотел это выкрикнуть, но голос прозвучал тихо. Его живот был заляпан кровью, руки скользили, и он едва мог найти свой сморщенный член. Наконец он коснулся его рукой и стал сам себя возбуждать. После прикосновения собственной руки к члену, разбойник откинул голову назад и издал долгий рычащий звук:

– Хорошо… Хорошо…

– Подожди, – сказала Майя, вставая и отходя от Да Гамы. – Давай я покажу тебе, что умеет профессиональная танцовщица.

Разбойник перевел взгляд с Люсинды на Майю и назад.

– Ты что задумала?

– Разве я тебе не нравлюсь? Отпусти ее, и я доставлю тебе удовольствие.

– Ты сошла с ума, – он хлопал глазами, глядя на Майю. Ему было трудно сосредоточиться.

– После того как я доставлю тебе удовольствие, возьми меня с собой.

– А с ним что делать? – бандит кивнул на Да Гаму.

– Убей его, если хочешь. Он для меня ничто.

– Ты на самом деле профессиональная танцовщица?

– О да, – вздохнула Майя. У нее болела рука и звенело в ухе, а когда она пошла, у нее все поплыло перед глазами, но лицо выражало полное спокойствие, а двигалась она грациозно и плавно, как текущая вода. – Я не стану сопротивляться. Зачем мне? Как часто рабыне удается побыть с настоящим мужчиной? Таким, как ты… Ты ведь принц, подавшийся в разбойники? Я буду твоей рабыней. Я сделаю все, что ты попросишь, – Майя преодолела половину расстояния. – Ты можешь заставить меня просить. Такой мужчина, как ты, может заставить меня просить.

К этому времени разбойник уже забыл обо всем, кроме нее.

– Отпусти ее. Возьми меня.

Бандит перенес вес тела на пятки и отпустил плечи Люсинды. Девушка поползла прочь по мокрой дороге. Разбойник удерживал ногами концы ее юбки, но только одно мгновение. Потом она стала свободна.

Но мужчина даже не пошевелился – казалось, он слишком устал, чтобы встать. Губы у него посинели, с подбородка свисала слюна.

– Холодает, – сказал он и открыл рот, глядя на Майю. Кровь капала с культи густыми вязкими каплями.

Майя подождала, пока Люсинда отползет прочь.

– Я тебя знаю, – прошептал разбойник. Зубы у него стучали.

Майя шла спокойно, пока не оказалась над дрожащим бандитом. Потом она достала пистолет из складок сари и подняла его на уровень глаз мужчины. И выстрелила.

Голова бандита взорвалась, тело содрогнулось.

* * *

После того как заглохло эхо, прокатившееся по горам вслед за выстрелом, Слиппер с грохотом выкатился из кустов, в которых прятался.

– Убийца! Убийца! – заорал он, упал на колени и зарыдал.

Майя бросила пистолет, как пустую скорлупу, затем взяла Люсинду за руку и помогла дойти к Да Гаме. Люсинда бросилась ему на плечи и зарыдала. Да Гама скорчил гримасу.

И снова они услышали стук копыт – на этот раз он был громче. Приближалось много лошадей. Люди подняли головы. По мере приближения звука воцарилась ужасающая тишина.

– Мы никогда не справимся с таким количеством, – прошептала Майя.

Из-за поворота появилась дюжина ухоженных лошадей с блестящими боками. На них сидели солдаты с копьями, на которых развивались зеленые флажки. Сбруя сияла и переливалась. За ними ехал Джеральдо на пони, вставал в стременах и махал. Он вел за собой одну из вьючных лошадей. Да Гама помахал в ответ, несмотря на боль.

Командир появившихся всадников выглядел внушительно. Он был примерно одного возраста с Да Гамой. Командир поднял руку, и всадники встали вокруг него полумесяцем, глядя на трех путешественников и мертвую лошадь. Командир долго осматривал место действия, перед тем как заговорить.

– Меня зовут Шахджи, я главнокомандующий армиями вдовы султана, царицы Биджапура, – сказал он. Эхо повторило тихий голос.

За одним из солдат сидел высокий мужчина с голой грудью и длинными черными волосами, мокрыми от дождя, потому что он обмотал тюрбан вокруг руки.

– Патан, – простонала Люсинда. Не обращая внимания на боль и шатаясь, она направилась к нему.

ЧАСТЬ III
Дворец на озере

В ночь после прибытия во дворец на озере в Бельгауме Майе снилась гуру Гунгама.

Генерал Шахджи перевел их через горы, и они добрались до Бельгаумского перевала только к концу дня. Их цель лежала внизу – это был невысокий белый дворец на зеленом острове посередине широкого озера, и золотистые лучи солнца касались его. К дворцу вела узкая насыпная дорога. К тому времени, когда они оказались у ворот, тени уже стали длинными. Солнце садилось. За людьми с серьезным видом наблюдала обезьяна с серебристым мехом.

Во дворе Шахджи резким тоном отдал приказы. Сразу принесли одежду и горячую пищу, послали за врачами. Оставшиеся в живых путешественники были ранены, испуганы, все перепачкались и пребывали в полубессознательном состоянии. Тут на них буквально обрушилась забота. Хозяйка дворца велела приготовить для Люсинды и Майи ванны и мягкие постели.

В комнате Майи оказался узкий балкон, который выходил на озеро, расположенное в центре Бельгаумской долины. Девушка видела мерцающие огни на берегу. Там стояли дома, уже погруженные в тень. При свете луны, хотя и скрываемой облаками, она увидела горы вдали. Потом Майя задула масляную лампу, свернулась на коврике и заснула.

Она оказалась в роще, под ярким солнечным светом. Рядом бил фонтан, из которого в небольшое озеро вытекало молоко. Поверхность озера слегка колыхалась. Но пока Майя смотрела, молочное озеро стало огромным. Берега растаяли, и оно теперь простиралось перед ней и казалось даже больше, чем океан. На расстоянии многих миль она увидела огромную конусообразную гору, которая поднималась из пенящихся молочных волн.

Пока она наблюдала, к ней по поверхности молока плыл огромный голубой цветок лотоса, словно живая лодка. Когда цветок достиг ее, лепестки раскрылись. В центре цветка сидела ее гуру Гунгама.

– Моя дорогая гуру! – закричала Майя.

Гуру была маленькой, как и всегда, морщинистой, но вся светилась. Кожа у нее блестела, а сари оказалось украшено золотом. Майя заплакала при виде ее, рот у нее открылся сам собой, и, к своему удивлению, она запела. Звезды танцевали. Гунгама подняла руки, и из ладоней потекла вода. Между бровей мерцал крошечный голубой огонек.

Когда песня закончилась, Гунгама улыбнулась. Она развела руки в стороны и словно расправила на ветру кусок черной газовой материи. Он трепетал и отбрасывал огромную тень на землю у ног Майи. А в тени, словно с огромной высоты, Майя увидела Бельгаумский дворец. Во дворе стояли в ряд всадники, и среди них оказался Да Гама, одетый в джаму[33]33
  Джама – длинная хлопчатобумажная одежда.


[Закрыть], как индус.

– Отдай ему свое, – показывая на Да Гаму, сказала Гунгама.

В это мгновение Майя проснулась.

Она не колебалась, нет. Она даже не стала одеваться. Девушка нашла в холщовом мешке простую деревянную коробочку и достала оттуда маленький, ничем не примечательный матерчатый мешочек. Она набросила на плечи покрывало и босиком выбежала из комнаты. Покрывало развевалось за спиной, точно так же развевались и ее черные волосы. Майя мгновенно оказалась во дворе. Стук ее босых ног отдавался от стен в тишине.

Все было точно так, как она увидела во сне: люди Шахджи выстроились во дворе в ряд и готовились к отъезду. Да Гама на самом деле оделся в джаму, однако оставил тяжелые сапоги, которые носят фаранги, поэтому выглядел как клоун. Он склонился с седла, чтобы пожать протянутую руку Джеральдо. Небо светлело, оно было безоблачным и серым, а на горизонте розовело. Пели птицы. Майя бежала по белым мраморным плиткам.

– О-хо-хо, кто это? – рассмеялся Да Гама, увидев ее. Некоторые всадники ухмыльнулись, но их остановил суровый взгляд Шахджи.

Запыхавшаяся Майя протянула мешочек вверх.

– Возьми его, возьми его, дядя, возьми, – выдохнула она.

– Что это? – спросил Джеральдо. Казалось, он был готов забрать мешочек из руки Да Гамы.

Майя выхватила его назад и прижала к груди. Она забыла про молодого фаранга.

– Это только для него, – она подняла лицо к Да Гаме. – Просто возьми его, дядя.

Да Гама нахмурился, протянул руку к мешочку, и его большая, грубая рука коснулась нежных пальчиков Майи.

– Что это?

– Секрет, дядя.

Да Гама бросил взгляд на Джеральдо, который пожал плечами и покачал головой. Да Гама подбросил небольшой мешочек, проверяя его вес.

– Какой такой секрет хранит профессиональная танцовщица?

Он уже собрался раскрыть мешочек, но Майя опустила маленькую ручку на его большую ладонь, чтобы остановить его:

– То, что ты сейчас держишь, дорого мне, как жизнь.

Да Гама нахмурился. Она склонилась к нему и зашептала в отчаянии:

– Сохрани это для меня. Сделай мне это одолжение. Я не могу предложить тебе денег, у меня их нет, но я могу дать тебе удовольствие, дядя. Если ты захочешь этого.

Лицо Да Гамы приняло серьезное выражение, глаза горели.

– Не искушай меня, дитя. Я сохраню это для тебя. Не делай глупых предложений. Я могу ими воспользоваться, и что тогда будет с нами?

Майя схватилась за стремя Да Гамы и прижалась лбом к носку его сапога.

– Как мне тогда отблагодарить тебя, дядя?

У Да Гамы запылали щеки.

– Для начала встань. Просто молись за меня. Бог знает, что нас ждет, – мне это потребуется.

Она воздела руки к небу:

– Пусть боги благословят тебя! Да будет благословен твой путь!

В это мгновение Шахджи пронзительно засвистел, затем сразу же выехал через зеленые ворота двора и направил коня на узкую насыпную дорогу, которая вела через озеро. Да Гама повернулся и долго махал.

Джеральдо подошел к Майе и встал в нескольких дюймах от нее, наблюдая за отъездом солдат. Она чувствовала жар, исходивший от его тела на прохладном утреннем воздухе.

– Что было в этом мешочке?

– Теперь он его. Ты должен спросить у него.

Наблюдая за отъездом Да Гамы, Майя напряженно думала. Мысли очень быстро проносились у нее в голове.

«Из огня да в полымя – какая разница? Я могу это больше никогда не увидеть, как и его самого. По крайней мере, они не получат эту дорогую для меня вещь, эти грязные хиджры. Но что они сделают с несчастным фарангом, если найдут ее у него?»

– Я буду молиться за нас обоих, дядя, – прошептала она.

Когда Да Гама исчез в тумане, она пошла прочь и ни разу не обернулась.

* * *

В углу двора сидела одна из служанок. Она кивнула Майе и предложила ей простой завтрак, который готовила. Майя поняла, что сильно проголодалась. Она съела лепешку, затем еще одну.

Вытирая пальцы, Майя увидела открытый паланкин, который двигался по дороге через озеро. Когда носильщики приблизились, она поняла, кого они несут.

Слиппера.

«Он хотя бы стыдится того, что устроил? Его ведь даже не ранили! По к чему пустые вопросы?» – спросила она сама себя.

Майя повернулась, чтобы идти прочь. Слиппер окликнул ее из паланкина, потом еще раз, и еще. Служанка потянула ее за руку и кивнула на паланкин. Майя вздохнула и повернулась к Слипперу лицом.

Носильщики опустили паланкин на землю, и Слиппер протянул пухлую вялую руку старшему носильщику, чтобы тот помог ему выбраться. Он направился прямо к Майе, одновременно говоря высоким голосом.

По его словам, врач оказался настоящим кудесником и фактически вернул Слиппера к жизни. Слиппер был уже на грани смерти, но теперь с ним все в порядке. Затем врач понял, что Слиппер заслуживает чести, и попросил евнуха отправиться во дворец в его паланкине.

Конечно, о Патане Слиппер сказать ничего не мог. Он также не поинтересовался состоянием кого-нибудь еще. Он был хиджрей, только хиджрей, и кудахтал и клекотал, словно уродливая старая птица. Очень скоро он уже орал на нее своим тонким визгливым голосом:

– Ты ее прячешь! Я видел, как она выпала из твоего мешка на перевале. Где она, где она? – вскоре он уже орал в неистовстве: – Скажи мне! Скажи мне!

Майя даже не подняла головы.

От этого Слиппер вышел из себя.

– Ты… ты… женщина! – взвыл он.

И изо всей силы ударил ее по лицу. На этот раз искры из глаз не сыпались, Майя просто почувствовала тупую боль. Одна сторона лица онемела, стала холодной, словно кусок железа. У нее разболелись задние зубы. Он снова ударил ее, на этот раз левой рукой, и Майя упала. Словно свинья, вставшая на цыпочки, Слиппер скакал вокруг нее.

– Скажи мне, скажи мне немедленно, или получишь еще!

Он пнул ее в бок, но загнутый носок туфли соскользнул у нее с талии, поэтому удар не был болезненным. Он снова стал прыгать вокруг.

– Скажи мне!

Слиппер занес ногу у нее над головой, готовясь опустить ее Майе на ухо, но внезапно с воплем рухнул спиной вперед и покатился по мраморным плиткам пола, словно наполненный воздухом пузырь. Рядом с тем местом, где он только что стоял, Майя увидела Джеральдо с горящими темными глазами. Девушка поняла, что Слиппера отшвырнул Джеральдо.

Он протянул руку и помог Майе встать. Затем он широкими шагами направился к воющему Слипперу и так сильно врезал тому ногой, что толстый живот приподнялся с земли, а потом снова рухнул с глухим звуком.

– Вставай! – приказал он.

Слиппер с трудом поднялся на четвереньки и пополз назад, виляя задом и царапаясь лбом о плитки. Его тюрбан развязался.

– Пожалуйста, пожалуйста, господин, о, пожалуйста, дорогой, пожалуйста!

Джеральдо поставил ногу так, чтобы хиджра мог ее видеть.

– Нет! – закричал евнух. – Вы не должны! Она воровка! Она украла…

– Что она украла? – спокойно спросил Джеральдо.

Красные пухлые щеки Слиппера задрожали. Он раскрыл рот и зашлепал губами, но изо рта не вылетало ни звука. А потом Слиппер расплакался. У него исказилось лицо, глазки заплыли, губы задрожали. Он сделал глубокий вдох, набирая в легкие побольше воздуха, и издал вой, который наполнил двор, словно звук рога.

– Что она украла? Говори!

Но Слиппер не мог отвечать. Джеральдо сплюнул и резко поднял его на ноги.

– Это так ты относишься к женщине? Ты – гнусь и мерзость!

Джеральдо потащил его прочь. Одна тапочка с загнутым носком соскользнула с ноги Слиппера. Евнух беспомощно протягивал руки за потерянной обувью, но пришедший в ярость Джеральдо тащил его дальше, причем еще более бесцеремонно. Они оба вспотели, оба кряхтели от усилий. При каждом вое Слиппера Джеральдо его яростно встряхивал. Таким образом они добрались до зеленых ворот дворца.

– Вон! Вон!

Джеральдо поднес ногу к огромной заднице евнуха и вытолкал его за ворота. Слиппер покатился по дороге рыдающей кучей. Молодой фаранг с оскаленными зубами и горящими глазами жестом показал обалдевшему старому привратнику, чтобы тот запер ворота. Слиппер лежал в пыли и визжал, как кричит козел, когда нож перерезает ему горло.

Привратник двигался слишком медленно, и это не устраивало Джеральдо. Фаранг оттолкнул его в сторону, захлопнул ворота и сам набросил щеколду. Бедный старый привратник пребывал в полубессознательном состоянии.

* * *

Жалобные вопли Слиппера привлекали внимание. К зеленым воротам подходили слуги и останавливались, глядя на них, словно хотели пронзить их взглядами насквозь. Несколько детей взобрались по бамбуковой лестнице и заглядывали через стену. Их бездумный смех сливался с воем Слиппера, пока матери не стали ругать их. В садах закричали павлины, и в то же время в храме ударили в гонги. Джеральдо, который стоял у щеколды, закрыл уши ладонями и принялся хохотать.

Отсмеявшись, он направился к Майе. Она так и стояла на коленях, приводя дыхание в норму. Она поняла, что на ней все еще надета тонкая ночная рубашка и покрывало, и смутилась. Голова болела, и каждый удар пульса отдавался новой болью; она ощущала холод в животе. Джеральдо склонился над ней. В позаимствованной джаме он выглядел царственно. Затем он коснулся ее лица. Кончики пальцев оказались очень мягкими, гораздо более нежными, чем ожидала Майя. От того, как он вглядывался в ее лицо, Майе стало не по себе, словно она умерла. Она пыталась поймать его взгляд, но он видел только ее синяки и ссадины.

– Могло быть хуже. С тобой все будет в порядке. Он не нанес тебе серьезных повреждений.

Ее глаза сверкнули:

– Ты имеешь в виду, что твой товар все еще цел? Как тебе повезло!

Джеральдо резко вдохнул воздух, лицо у него побледнело, и он с такой яростью распрямился, что Майя подумала, не ударит ли он ее.

– И это говоришь ты? Ты? После того, как я тебя защищал? – внезапно он наклонился и поднял загнутую тапку евнуха. – Так-то ты ко мне относишься? – он потряс тапкой в нескольких дюймах от ее лица, затем побежал к воротам и бросил ее через стену, словно надеялся забросить в озеро. – Может, евнух был прав? – пробормотал он, снова глядя на девушку. На его лице отражалась печаль, смешанная с гневом. Затем Джеральдо развернулся на каблуке и пошел прочь.

«Да, во мне нет ничего хорошего, – подумала Майя, сердито глядя ему вслед. – Теперь ты знаешь правду».

Но к тому моменту, как тень Джеральдо пересекла порог гостевой двери, Майя уже сожалела о том, что сказала.

* * *

Колокола в храме перестали звонить. С другой стороны двора раздавался ритмичный стук. Майя подняла голову и увидела леди Читру, хозяйку дворца. Она приближалась, и ее тянула вперед живая маленькая девочка. На леди была длинная шаль, которая скользила сзади, словно золотой шлейф. Каждый шаг сопровождался ударом палки по белым мраморным плитам двора. Несмотря на палку, двигалась леди Читра ровно и гладко, как корабль по спокойному морю.

По мере ее приближения слуги и дети прекратили кричать. Они собирались группами и продвигались к дверям. За воротами продолжал вопить Слиппер.

– Остановитесь, – прозвучал голос леди Читры. Он был резким и сухим. Почему-то он напоминал кислый изюм. – В чем дело?

Говорила она необычно, словно смакуя некоторые звуки, и поэтому слова звучали царственно, будто бы произносились на древнем языке, которому она училась у какой-то королевы былых времен. Слуги закатывали глаза, поглядывая друг на друга, и на цыпочках продвигались к дверям.

– Неужели вы думаете, что я не смогу вас найти? Я не настолько слепа!

Леди Читра подняла палку и медленно поворачивалась, пока ее невидящие глаза не уставились на Майю. Когда леди Читра направила палку прямо на нее, Майе показалось, что каким-то образом она все-таки видит, несмотря на затянутые пеленой глаза.

– Ты, отвечай! Что здесь произошло?

Но маленькая девочка, Лакшми, тянула леди Читру за руку. Женщина наклонилась, а Лакшми возбужденно зашептала ей в ухо. Леди Читра медленно приблизилась и поставила конец палки на землю.

– Ты – девадаси, которая прибыла прошлой ночью?

Майя кивнула, затем вспомнила, с кем говорит, и произнесла вслух:

– Да, госпожа.

– Не нужно официальности, дитя. Мы в большей степени сестры, чем ты думаешь. Из-за чего кричат?

Она подняла палку и показала на ворота, не отворачиваясь от Майи.

– Это один из нашей группы, хиджра. Он только что вернулся от врача. Фаранг Джеральдо, с которым вы встречались вчера вечером, выбросил его за ворота.

– Хиджра, – леди Читра произнесла это слово недоброжелательно и даже зловеще, с каким-то мрачным злорадством. Ее веки напряглись, глаза закатились. Но Майе показалось, что женщина пытается скрыть улыбку.

– А почему молодой фаранг стал избивать этого хиджру?

– Потому что хиджра бил меня.

– А почему он бил тебя?

– Хиджра хотел заполучить то, что принадлежало мне.

Леди Читра одобрительно хмыкнула. Глаза маленькой Лакшми округлились, и она переводила взгляд с Майи на свою хозяйку.

– Кое-какие безделушки моей матери.

Леди Читра вздохнула, закрыла слепые глаза и подняла лицо к теплому солнцу.

– Хиджры хуже, чем змеи, – прошипела она, кивнула на ворота, и маленькая девочка повела ее туда. – Ты не идешь? – крикнула леди Читра.

Майя поняла, что это приказ, а не вопрос. Она встала и последовала за хозяйкой дворца.

– Открывай, – добравшись до ворот, сказала леди Читра бесстрастным тоном.

Снаружи вой перешел в то и дело прерывающиеся всхлипы. Так плачет изможденный ребенок. Старый привратник сдвинул щеколду и распахнул створку. Вопли тут же возобновились. Девочка потащила леди Читру вперед.

– Уходи отсюда, хиджра! Уходи!

Майя ожидала, что Слиппер закричит или падет к ногам леди Читры и станет просить о милости – в общем, всего чего угодно, но только не того, что последовало. Евнух закрыл свой разинутый рот пухлыми руками и уставился на женщину широко раскрытыми глазами. Его правая нога все еще оставалась босой, хотя тапка с загнутым носком и валялась поблизости.

– Уходи! – еще раз крикнула леди Читра.

Слиппер, хлопая глазами, уставился на нее, словно наконец понял, что Читра слепа. Видимо, это и навело его на мысль о том, как действовать дальше. Все еще зажимая рукой рот, он на цыпочках пошел спиной вперед, прочь от ворот. Случайно он задел ногой тапку, валявшуюся на дороге. Он ощупал ее ногой, развернул и сунул туда пальцы, все это время не сводя глаз с леди Читры.

Он так и двигался задом наперед и наконец добрался до насыпной дороги. На полпути он гневно посмотрел на Майю, и у него тут же запылало лицо. Он погрозил кулаком, затем развернулся и поспешил на берег. Его толстая задница тряслась под джамой.

Девочка на цыпочках подошла к леди Читре и зашептала ей в ухо. Женщина распрямилась с удовлетворенной улыбкой. Она повернулась и сказала, словно ни к кому не обращаясь:

– Пусть ворота остаются открытыми, но позовите меня, если хиджра посмеет вернуться.

Привратник низко поклонился, когда она проходила мимо, как будто хозяйка могла это видеть. Затем маленькая девочка подвела ее к тому месту, где стояла Майя.

– Сестра девадаси, дорогая Богиня привела тебя ко мне, – сказала Читра. – Пойдем в мои покои, и там ты мне все расскажешь.

– Я не одета, – ответила Майя.

– Я могу подождать, – прозвучал ответ леди Читры.

* * *

Так началась дружба Майи с леди Читрой.

Только переодеваясь в позаимствованное сари, Майя поняла, что ее жизнь снова изменилась. Всего несколько дней назад она каждое утро и каждый вечер танцевала для Богини в компании дюжины сестер. Вырванная из той жизни, она привыкла к различным трудностям и усталости во время путешествия рабыней с хиджрой в роли компаньона. Обычно Майе требовалось какое-то время, чтобы привести чувства в порядок, – дни, иногда месяцы. На этот раз Майя внезапно осознала, что после отъезда Деоги и изгнания Слиппера она оказалась на грани новой свободы. Она прогнала эту мысль, решив подумать об этом позже, и закончила одевание.

Покои леди Читры находились в самой удаленной от основного двора части дворца и выходили на поразительный сад, заполненный фонтанами, высокими деревьями и цветами – розами, жасмином, туберозами. Из сада открывался вид на озеро, отделенное от него только низкой стеной, более подходящей для того, чтобы на ней сидеть, чем для защиты. В комнаты леди Читры залетал бриз, распространяя ароматы. Рядом гуляли павлины, а попугаи перелетали с дерева на дерево.

Покои леди Читры были большими, даже огромными. В углах каждой комнаты стояли огромные букеты тубероз, которые наполняли воздух сладким ароматом, словно духи. В местах, где должны были бы стоять или висеть светильники, красовались сочно-лиловые бутоны вместо фитилей. Читре не требовался огонь, но она любила резкий мускусный запах роз.

Из клетки, которая свисала с потолка, на Майю подозрительно уставился белый попугай.

Рядом со слепой хозяйкой дворца сидели ее глаза: маленькая, очень живая девочка Лакшми. Ей было лет семь, может восемь. Никому не было до нее дела, потому что на сироту, которая работала на кухне дворца, никто не обращал внимания, пока леди Читра не обнаружила ее талант все замечать и описывать. Леди Читра обожала ребенка и тайно начала обучать ее натьяму – священному танцу.

Женщины сидели на ковре, расстеленном для приема пищи, поверх лежали белые муслиновые салфетки. Слуги принесли чаши с охлажденным соком дыни и тарелки со сладостями, потом зажгли ароматические палочки. Расставляя посуду, некоторые из них пытались встретиться взглядом с Майей. Они кивали на леди Читру, приподнимали брови, закатывали глаза и качали головами. Майя не обращала внимания на их дурные манеры.

Леди Читра ничего не сказала, пока слуги не ушли. Она сидела с прямой спиной, не опираясь на валик, и не прилегла, как маленькая девочка.

– Лягушка ждет заката, чтобы кричать о своей любви, – тихо произнесла она, словно забыв, что здесь находится Майя. – Петух наблюдает за небом, ожидая рассвета. Ястреб сдерживает крик, пока хорек отдыхает, – она повернула невидящие глаза к Майе. – А теперь говори и не скрывай ничего.

И Майя начала рассказ со смерти ее гуру во время наводнения: о том, как она думала, что Гунгама погибла; о том, как ее продали фарангам; о путешествии через океаны и горы; наконец, о нападении разбойников. Читра часто ее останавливала, требуя, чтобы она не пропускала никаких деталей, какими бы мелкими они ни казались. Леди не успокоилась, пока Майя не рассказала о ванне, которую приняла прошлым вечером, о своем сне про гуру и, наконец, о встрече со Слиппером во дворе. Майя ничего не сказала только про головной убор.

– Конечно, ты думала о самоубийстве, а также и об убийстве, – объявила Читра после того, как Майя закончила. Майя молча признала ее правоту. – Это тщеславие, дитя. Оно приносит невероятные страдания в этой жизни и во всех будущих жизнях. Кто знает, возможно, ты получила эти испытания после дурных дел в какой-то из прошлых жизней.

– А если я сбегу? – слова вырвались у Майи раньше, чем она успела их остановить.

– A-а, сестра, – ответила Читра. – Фаранг уехал, хиджры нет, а ворота дворца открываются легко. Но я скажу тебе: ты не сбежишь. За тобой последуют и вернут назад. Ты слишком ценна.

– Разве нет никакого выхода? Если бы я только знала, что Гунгама жива… – у нее по щекам потекли слезы.

Невидящие глаза словно переводили взгляд из стороны в сторону. Читра подняла руку. Но вместо слов утешения она принялась рассказывать о собственной трудной жизни. Как узнала Майя, леди Читра была главной наложницей султана Биджапура. Наложницей султана, а до этого профессиональной танцовщицей, а до этого девадаси. Слова лились медленно; величественно, нараспев, как бы переплетаясь друг с другом.

Майе потребовалось какое-то время, чтобы понять: леди Читра – сумасшедшая.

* * *

Бессвязный рассказ леди Читры показался Майе очень правдоподобным, учитывая сходство их историй. Читра была родом из южных районов Индостана, и родители девственницей отдали ее в услужение богине Каньякумари. Храм этой богини выходил на южные моря. Там Читра обучалась натьяму – храмовому танцу. В конце концов она стала лишь сосудом для шастри.

Леди Читра медленно осознавала, что именно эта часть ее подготовки больше всего интересовала шастри. Танец, который значил для Читры все, был для шастри только способом подготовить избранниц для повторных совокуплений. Читра дала ему резкий отпор. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, шастри продал ее каким-то богатым людям, которые, в свою очередь, продали ее евнухам.

Или, как их называла Читра, одновременно ругая и проклиная, Братству. Создавалось впечатление, что она говорит о демонах.

Братья, по словам Читры, издевались над ней и пытали ее, заставляя выполнять различные вещи, о которых и говорить-то сложно. Майе это показалось невероятным, в особенности поскольку речь шла о евнухах.

Читра терпеливо объяснила, что существует много видов евнухов, например, есть такие, у которых отрезаны и член, и яички, обычно в раннем возрасте. Эти, по словам Читры, вообще мало похожи на людей.