Текст книги "Время, чтобы вспомнить все"

Автор книги: Джон О'Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

В. Карл Джонсон и его жена пока еще не взяли никаких жильцов. Должность Джонсона хорошо оплачивалась – девять тысяч долларов в год, – а так как Эми была весьма хорошенькой, особенно без очков, и ей было всего тридцать семь, Джонсонам пришлось бы проверить будущих жильцов самым что ни на есть тщательным образом. Не то что бы Эми боялась изнасилования, просто в городе Гиббсвилле, штат Пенсильвания, приличиям все еще предавалось такое серьезное значение, что жена заведующего школами должна была быть вне всяких подозрений, и потому мысли о физической близости Эми с жильцом не должны были никому даже прийти в голову. Идеальным жильцом для Джонсонов был бы, наверное, уродливый старик, но тут вставал вопрос о дочерях четы Джонсон: Карлотте было одиннадцать, Ингрид – девять, и обе были прехорошенькие, – а супруги Джонсон, опытные педагоги, были отлично осведомлены о происках старых маразматиков.

Покидая дом семьи Чапин, Эми Джонсон и не догадывалась, какой чести только что удостоилась. Пройдут дни, а то и недели, пока она по-настоящему осознает, что в городе Гиббсвилле некоторые женщины – да и мужчины – всю свою жизнь мечтали побывать в доме Чапинов, а ее пригласили в этот дом на трапезу в первый же год их проживания в Гиббсвилле. Шагая рядом с мужем, Эми взяла его под руку.

– Карл, а кто такой этот невысокий мужчина, который со всеми беседовал? Наверняка их родственник.

– Ее брат. Брат миссис Чапин, – сказал Карл Джонсон.

– А молодой человек? Это ее сын?

– Да, Джозеф Б. Чапин-младший, – сказал Карл.

– А дочь так и не спустилась вниз, или по крайней мере я ее не видела.

– Я удивился, что сама миссис Чапин спустилась вниз, – сказал Карл.

– О, она была само мужество, как мне показалось.

– Да, да.

– Там, наверное, было не меньше сотни людей, и она с каждым из них поговорила. Она даже помнила, как меня зовут.

– Не забывай: она знала почти всех, кто там собрался. Это мы были практически посторонними.

– Но в ее присутствии я не чувствовала себя посторонней. Она очень дружелюбная. И приятная.

– Особое искусство. Я это всегда говорил. Но я им, должно быть, не обладаю.

– Разве?

– В этой компании почетных носителей гроба я чувствовал себя неловко, хотя я ничуть не менее важное лицо, чем Дженкинс, Хукер или судья Уильямс. По крайней мере моя должность ничуть не менее важная. Я единственный в городе заведующий школами. Хукер не единственный здесь редактор газеты, и судья Уильямс не единственный в городе судья. И все же, когда один из них сказал мне что-то приятное, я почувствовал себя маленьким мальчиком, которого погладили по головке.

– Им следует увидеть тебя в компании учителей.

– Знаешь что? Большинство из них в компании учителей будут выглядеть не менее важными. Скажем, этот Дональдсон. Ты когда-нибудь о нем слышала? Нет, и я никогда не слышал. Но не знаю, обратила ли ты внимание на губернатора. Когда Дональдсон говорил, губернатор ловил каждое его слово. Стоит такой группе собраться вместе, как им достаточно одного взгляда, чтобы понять, кто принадлежит к их компании, а кто нет. Может, они никогда друг друга раньше не видели и понятия не имеют, кто из них чем занимается, но есть некий американский тип, или, возможно, пятьдесят таких американских типов, – это люди, в чьих руках власть.

– У тебя она тоже есть. Только иного рода.

– Она совершенно иного рода, и я, черт побери, рад, что мне не надо руководить никем из этихлюдей. Они бы меня просто послали к черту. И я бы пошел.

– Под иного рода властью я подразумевала то, что люди подобного сорта признают твои способности именно в твоейсфере. Речь не идет о том, можешь ты ими командовать или нет.

– Ах, ты об этом. Да, в своей области я, конечно, разбираюсь отлично.

– Это все, что от тебя требуется. Если бы губернатор ринулся через всю комнату зажечь тебе сигарету – как он ринулся к этому хромому человеку, – ты бы не почувствовал себя приятнее или важнее. Ты отвечаешь за образование трех тысяч детей и распоряжаешься бюджетом, в котором на одну только зарплату учителей идет почти полмиллиона долларов.

– Ты не поверишь, милая моя, но от твоих слов я не чувствую себя более значительным. Я чувствую себя менеезначительным. Я не отвечаюза образование трех тысяч детей, и ты это знаешь лучше кого бы то ни было. Что же касается моего бюджета, то в гостиной Чапиных сейчас были люди, чье состояние – личное состояние – ничуть не меньше всех денег, отпущенных мне на зарплату учителям. Так что, милая моя, успокойся. Я просто сержусь на себя за то, что согласился нести гроб человека, с которым едва был знаком. Я не люблю, когда меня используют.

– Но они не приглашали тебя,Вальдемар. Они сочли старика Чапина важным человеком и потому пригласили заведующего школами.Так чем ты недоволен? Тебя ведь точно так же раздражает, когда подобного сорта люди школьную систему игнорируют.

Они подошли к парадной двери своего дома.

– Так и есть, забыл ключ в кармане другого костюма, – сказал Карл.

– У меня есть свой, – отозвалась Эми.

Она достала из сумочки ключ и протянула его мужу; он открыл дверь и пропустил ее вперед. Карл закрыл дверь и, положив руку ей на ягодицу, сжал ее.

– Прекрати это! – воскликнула Эми.

– Ты думала, тебе это сойдет с рук? Называть меня Вольдемаром!

Она улыбнулась.

– А я думала, заметишь ты или нет?

– Я тебя предупреждаю: если ты еще хоть раз назовешь меня Вальдемаром, я тебе такое задам… прямо на главной улице.

– Задашь и пожалеешь, – сказала она. – Интересно, сколько мы здесь продержимся, если ты себе такое позволишь.

– «Так почему вы уехали из города Гиббсвилля, штат Пенсильвания?» – «Видите ли, я шел по главной улице, а моя жена назвала меня моим настоящим именем, и тогда я в отместку схватил ее за ягодицы. У нее такая миленькая маленькая попка, только теперь она уже не такая маленькая».

– Ладно, ладно. Хочешь чашку кофе с сахарином?

– Хочу Только сначала я поднимусь наверх и переоденусь. Знаешь, почему заведующим школами платят больше? Потому что они должны все время ходить в костюмах, а учителя могут ходить в обычных брюках и пиджаках.

– И смени галстук, – сказала Эми.

– Я спущусь через минуту, – сказал Карл.

– Черные галстуки напоминают о похоронах.

Эми Джонсон поставила на плиту чайник, отнесла на место пальто и шляпу и достала чашки, блюдца, ложки, молоко и сахарин. Карл появился в кухне, как раз когда закипела вода в чайнике. В руках он держал пиджак и жилет, которые повесил на спинку кухонного стула.

– Если бы ты не был Фи-бета-каппа [10]10
  Почетное общество, основанное в 1776 г. из студентов и выпускников колледжей и университетов; в него принимали студентов на основании их академических успехов; при вступлении новому члену вручался ключ – тайный знак общества.


[Закрыть], ты бы носил жилеты?

– Как было б здорово, если б ты мне платила по доллару каждый раз, когда задаешь этот вопрос.

– Но каждый раз ты даешь мне разные ответы, – сказала Эми.

– Что ж, дай-ка мне подумать, что тебе ответить на этот раз, – сказал он. – Если бы у меня не было ключа Фи-бета, я бы не носил жилета.

– Такой ответ я уже слышала.

– Так я и думал, – вздохнул Карл. – Итак, стал ли бы я носить жилет, если бы я не был Фи-бета? Если ты не носишь жилет, то не носишь и ключ. Станет ли человек носить жилет, если у него нет ключа Фи-бета? Но можно подойти к этому и по-другому. У человека есть ключ, но он не носит жилеты. Если у него нет ключа, станет он носить жилеты или нет?

– Лучше пей кофе, – сказала Эми. – Ты пойдешь в офис прямо сейчас?

– Как только выпью кофе и выкурю сигарету.

– Почему бы тебе не побыть дома подольше? Скоро придут дети. Ты сегодня, наверное, будешь работать допоздна, а то у тебя была бы возможность их повидать.

– Может, и останусь.

– Почему бы и нет. Ты уже и так отработал целый день. Правда, никто не засчитает за рабочий день посещение таких важных похорон. Многие люди скажут: этому школьному учителю здорово повезло, что он оказался рядом с такими влиятельными людьми.

– И они в некотором роде будут правы.

– А я отказываюсь называть это везением. Мы с тобой работали не покладая рук.

– Так же как и многие другие наши знакомые. Поэтому, можно сказать, мне повезло в том, что я достиг столь высокого положения, но не повезло в том, что я не научился использовать других людей. Возьмем, к примеру, Брайса Конли. Ты только представь себе, чего бы мог сегодня добиться Брайс Конли, попав в компанию всех этих шишек.

– Но ты не забывай, какую роль в этом сыграла бы Дот Конли. Они бы уже все сейчас сидели у нее дома.

– А ты можешь себе представить, что мы с тобой развлекаем эту компанию? Губернатора, партнера фирмы «Дж. П. Морган», и ему подобных.

– Нет, но я могу представить в этой роли Дот и Брайса Конли.

– Да, им бы это пришлось по душе, к тому же он получает двенадцать тысяч, а я только девять. Мы делаем то, что нам нравится, они делают то, что им нравится. Три тысячи долларов в их пользу; и с финансовой точки зрения то, что им нравится делать, на три тысячи лучше того, что нам нравится делать.

– Ты еще обгонишь Брайса и оставишь его далеко позади.

– Возможно, но в такой день, как сегодня, мне бы хотелось, чтобы у меня было больше таких свойств, как у него, и меньше принципов.

– Нет, не думаю, что тебе этого хочется.

– Пожалуй, что нет, – согласился Карл.

Он затянулся сигаретой и внимательно посмотрел на жену.

– Что ж ты такое сделала за эту пачку «Филипп Моррис»?

– Хм. Хочешь узнать? У меня, кстати, две пачки.

– Значит, ты сделала это дважды.

– Нет, только один раз. Одну пачку может достать каждый. Я достала две.

– О, ты специалист.

– Еще какой, – сказала Эми. – Завтра достану три пачки.

– Хорошо, – сказал муж, – но когда он начнет давать тебе целые блоки, я стану жаловаться.

– С какой стати тебе жаловаться? Ты ведь почти все их и выкуриваешь.

– Да, но это дело принципа. Если бы только я мог выйти и заработать свои собственные сигареты.

– Бедненький ты мой. Хочешь еще кофе?

– Наливай.

Она налила кофе, а он наблюдал, как в нем растворяется сахарин.

– Ну, о чем ты сейчас думаешь? – спросила Эми.

– О чем думаю? Ну… в данную минуту о Гиббсвилле. Занятное местечко.

– Чем же оно занятное?

– Разумеется, каждый город по-своему занятен, но жизнь в этом городе будет весьма занятной. Это единственное место, где мы с тобой начинаем в общем-то с нуля. Когда поступали в колледж, многое о нем знали заранее. Мы кое-что знали о Колумбийском университете, мы слышали и кое-что знали о Нью-Йорке. Что же касается других городов, где мы работали, то либо у тебя с ними была какая-то связь, либо у меня, либо у нас обоих.

Эми хмыкнула.

– Я об этом городе узнаю все больше и больше. Этот город какой-то незаконнорожденный. Он считается шахтерским – или по крайней мере так его нам представляли, – но на улицах не видно ни одного шахтера.

– Он столица угольной промышленности, вроде Скрантона.

– Да, но похоже, что многие так называемые высокопоставленные семейства города с углем не имеют ничего общего. Одни из них владеют фермами, другие – лесами. Маленькими фабриками. Сталелитейными заводами. Фабрикой шелка. Фабрикой по пошиву мужских рубашек. Город профессионалов. На днях я видел список жителей этого города, окончивших колледж, и в нем были представлены все до одного основные университеты и колледжи Восточного побережья и Среднего Запада, за исключением одного. Знаешь какого?

– Йеля?

– О нет. Тут ребят из Йеля полным-полно. Но ты почти что угадала. Я не нашел в нем ни одного выпускника Гарварда. На первом месте Государственный университет Пенсильвании, потом Лихай – наверное потому, что у многих здесь инженерное образование. Потом Университет Пенсильвании, потом Йель, а после Йеля, кажется, Лафайет или Муленберг.

– Кто-нибудь из Иллинойса?

– Да, я же тебе сказал: представлен весь Средний Запад.

– Кто из Иллинойса?

– Человек по имени Сэндерс, он работает на электрическую компанию. Выпускник класса 1922 года. Я с ним еще не встречался. Он был в Зета-пси [11]11
  Одно из студенческих объединений, братский орден, основанный в 1847 г. в Нью-Йоркском университете. – Примеч. ред.


[Закрыть].

– А для чего предназначался этот список?

– Они подумывают основать Университетский клуб. Они уже однажды пытались это сделать много лет назад, но ничего не получилось, потому что те, у кого были деньги, чтобы стать членом частного клуба, уже вступили в клуб «Гиббсвилль». Но теперь очередь на вступление в «Гиббсвилль» уходит в заоблачные высоты, а некоторым хочется куда-нибудь пойти, и не только в Элкс [12]12
  Американский братский орден и частный клуб, основанный в 1868 г., один из ведущих и наиболее многочисленных братских орденов.


[Закрыть].

– Наверное, хотят сбежать от своих жен.

– Вполне возможно.

– И ты собираешься вступить в этот Университетский клуб?

– Я еще ничего не решил. С одной стороны, клуб «Гиббсвилль» мне подходит несколько больше, но и в новом клубе есть свои преимущества.

– Как заведующий школами, ты вступишь в клуб «Гиббсвилль», а как славный парень – в новый клуб. Верно?

– Мне сказали, что я могу вступить в клуб «Гиббсвилль» по особому распоряжению.

– А это особое распоряжение освободит тебя от вступительного взноса и уплаты членских взносов?

– Нет, – ответил Карл, – но, возможно, мне не придется ничего платить за членство в новомклубе.

– Тогда вступай в новый клуб.

– Ты это серьезно?

– Я не шучу. Этот клуб тебе по средствам, и лучше быть членом клуба, который тебе по средствам, чем того, который, как известно, мало кому по карману.

– Знаешь, а ты права, – сказал Карл. – Я скажу ребятам из клуба «Гиббсвилль»…

– Что ты вступаешь в новый клуб бесплатно.

– Нет, тогда они подумают, что я им намекаю на бесплатное членство в клубе «Гиббсвилль».

– И что с того?

– Нет, так не годится.

– Если «Гиббсвилль» упростит твое вступление в их клуб, значит, они тебя хотят, а иначе ты не можешь себе позволить в него вступить.

– А может быть, я не могу себе позволить в него не вступить.

– Но ведь когда тебя взяли на твою теперешнюю должность, ты не был членом «Гиббсвилля». Проблемы, проблемы. Но именно эта меня не особенно трогает. Кстати, а сколько стоит «Гиббсвилль»?

– Кажется, двести долларов вступительный взнос и сто долларов – ежегодно.

– Что ж, проблема, считай, решена. Если только ты не хочешь там несколько раз выступить, получить за это плату, а потом уже вступить в клуб.

– Они, наверное, захотят, чтобы я сначала стал членом клуба, а потом уже выступал.

– И бесплатно. Иными словами, они хотят содрать с тебя триста долларов для того, чтобы лишить тебя возможности заработать несколько сотен долларов. Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне нравится «Гиббсвилль». А что было у тебя на уме, когда ты заговорил о клубе «Гиббсвилль»?

– Что было? Первоначально?

– Да, до того как ты заговорил об этих клубных делах, которые мне, скажу тебе, ничуть не по душе. Три сотни долларов. Давай составим список того, на что эти три сотни можно употребить, и посмотрим, на каком месте окажется этот клуб. Страховка, дантист, медицинские счета, одежда для подрастающих детей, деньги на отпуск, десять платьев для меня, четыре костюма для тебя, военные облигации, новая стиральная машина – после войны. Чем длиннее список, тем ниже в нем опускается клуб.

– Они хотят, чтобы мы вступили в частный клуб.

– После войны, если еще будем здесь, мы вернемся к вопросу о частном клубе. Членами клуба быть совсем не плохо. Дети могут плавать в бассейне, играть в теннис, но давай подождем и посмотрим, останемся ли мы в Гиббсвилле – в этом занятном городке.

– Именно об этом я и говорил.

– Знаю. И мы наконец к этой теме вернулись. Ты говорил о том, что это город профессионалов.

– Точно, – сказал Карл. – Так вот, например, Шенектади в штате Нью-Йорк – город профессионалов, там живут инженеры-электрики и разные другие подобного сорта люди. А Гиббсвилль интересен своим разнообразием, и мы с тобой этого не ожидали. Ты знаешь, сколько в этом городе пивоваренных заводов?

– Много.

– Пять.

– Это много, верно же?

– Конечно, много, – сказал Карл. – Я думаю, что после войны этот город расцветет. Сначала, конечно, дела пойдут на спад. После войны это обычная история. Но все будет не так уж плохо, как могло бы сложиться, если б город рассчитывал только на угольную промышленность. По всей стране пойдет большое строительство, и здесь тоже. А что это значит? Как это отразится на нас? Школы в стране станут больше и лучше, и работа заведующего школами будет считаться куда более значительной. А в наших краях и подавно, потому что с таким количеством специалистов и людей с высшим образованием школьное образование станет необычайно важным. Если бы мы жили в фабричном городке, где большинство людей заняты физическим трудом, то есть жил бы в основном рабочий класс, то, как ты сама понимаешь, все сложилось бы по-иному. Меньше интереса к образованию. А каждый человек с высшим образованием хочет, чтобы и у его детей было высшее образование, и на меньшее он не согласен. Так что люди начнут проявлять активный интерес к образованию.

– И думать, что разбираются в этом лучше тебя.

– Пусть они так думают; главное – чтобы дали мне возможность этим заниматься, – сказал Карл.

– Ты впервые с таким энтузиазмом живописуешь Гиббсвилль. С чего это вдруг? Ты давно вынашивал эти мысли или они вдруг ни с того ни с сего на тебя снизошли?

– И то и другое. Я ко всему присматривался, изучал, прогуливался по городу, разговаривал с людьми. Но наверное, вдохновил меня все-таки сегодняшний поход на похороны. Этот человек ничего особенного не сделал, ничего существенного не добился и, судя по тому, что я слышал, не был особенно популярен… и тем не менее ты видела эти похороны. Это было впечатляющее зрелище. Я спросил себя: «Что, если бы я умер? Сколько бы людей пришло ко мне на похороны?» Так вот, если отставить в сторону мрачность самого события, меня все это вдохновило. Это хороший город, Эми. И даже если нам придется здесь прожить до конца своих дней, это будет не так уж плохо.

– Возможно.

– Неужели ты не в силах проявить хоть немного энтузиазма? Я многого не прошу, но хотя бы немного.

– Я сохраню свой энтузиазм для тех времен, когда он тебе понадобится. А сейчас тебе его и так хватает.

– Да?

– Я сегодня тоже кое о чем размышляла – если, конечно, тебе интересно знать о чем.

– Конечно, интересно.

– Так вот: я поставила себя на ее место – на место миссис Чапин. Пришло множество людей, пришли влиятельные, уважаемые лица, собрались толпы на улицах, было все, кроме разве что духового оркестра. Но что у нее осталось? У нее нет теперь мужа, ее дочь, насколько я понимаю, нечто вроде нимфоманки, у нее сын, который ничего в жизни не добился и скорее всего не добьется. Тебя все это вдохновило, а на меня, если хочешь знать, все это произвело гнетущее впечатление.

– Ну да?

– И что самое худшее, я не испытываю к ней ни капли сочувствия.

– Почему же это?

– Я скажу тебе почему, – ответила Эми. – Я ее совершенно не знаю, но я почувствовала, что в этой семье она самый сильный человек и все, что в этой семье случилось, результат ее действий.

– Ее бездействия?

– Нет, это как раз ее действий. Это ее вина. Я бы не хотела иметь такого врага, но я бы не хотела иметь и такого друга.

– О, кажется, вернулись домой девочки, – сказал Карл.

И громко крикнул:

– Карли, Инг! Идите сюда, поцелуйте папу.

– Девочки, мы на кухне, – позвала дочерей Эми.

На кухне дома номер 10 по улице Северная Фредерик Мэри Лаулэн беседовала с поварихой Мариан Джексон и ее мужем Гарри Джексоном – дворецким и шофером в одном лице. Гарри сидел развалившись на стуле «Моррис» – самом комфортабельном стуле на кухне, – курил трубку и потягивал из чайной чашки водянистое виски. На нем были брюки от его шоферской ливреи, белая рубашка и черный галстук. На одном конце большого стола сидела, скрестив руки, его жена, на другом конце стола, вертя в руках пустую чашку, – Мэри Лаулэн.

– А расстройства в ней ни на каплю, что при таких обстоятельствах просто невероятно, – сказал Мэри Лаулэн. – И стоит ей коснуться головой подушки, она тут же крепко засыпает, но…

– Откуда ты знаешь?

– Откуда я знаю? Да я уже служу тут не один год. Стоит мне утром посмотреть на вмятины и контуры подушки, и я уже знаю, как человек на ней спал, знаю лучше того, кто спал в этой же комнате, и даже тех, кто спал в той же постели. Спроси у Мариан, так это или нет.

– Это правда, – сказала Мариан Джексон.

– Если кто использует свою необычайную наблюдательность, которой его одарил благословенный Господь, то чего только этот человек не заметит. Глянешь утром на постель, и все тайное становится явным, а так как я все это время была при ней и ее покойном благоверном, я много чего интересного узнала за эти годы.

– Тебе бы надо было идти в сыщики, – сказал Гарри Джексон.

– Именно этим я в каком-то роде и была, – сказала Мэри Лаулэн. – Спроси свою жену, так это или не так.

– Так, – подтвердила Мариан.

– Я могу почти точно назвать день, когда они прекратили свои отношения как муж и жена.

– Назови этот день, – сказал Гарри.

– Сейчас не могу, но тогда могла, – сказала Мэри. – И это было не тогда, когда они поставили односпальные кровати. Это случилось уже потом.

– А ты об этом знала? – спросил Гарри жену.

– Хм. В то время – да.

– Как часто Дж. Б. вставал ночью помочиться? – спросил Гарри.

– Нет никакой нужды в такой вульгарности, – сказала Мэри. – Совершенно никакой. Но я могла бы тебе сказать и это тоже.

– Да брось. Сколько раз он вставал за ночь?

– Я знала, что у него проблема с почками, правда же, Мариан?

Мариан хмыкнула.

– Об этом можно узнать по состоянию постели?

– Этого я не говорила, но мы с Мариан знали, правда, Мариан?

– Как же это вы знали?

– Пусть Мариан расскажет тебе, когда я уйду. Мне не хотелось бы продолжать эту беседу, – сказала Мэри. – Джоби нужен ранний завтрак. Он уезжает завтра утром семичасовым поездом. Еды, он, наверное, никакой не захочет, только крепкий кофе.

– Пьяный щенок.

– Я удивляюсь, что он не запил намного раньше, – сказала Мэри. – И лучше уж он там один наверху, в своей комнате, чем где-нибудь в клубе «Гиббсвилль», или в баре отеля, или где-нибудь еще, бог знает где. По крайней мере он уснул, а не отправился куда-нибудь шататься. Если б он в такой вечер отправился шататься по городу, это было бы уже последней каплей. Она бы уж ему дала прикурить. А так она делает вид, что понятия не имеет, в каком он состоянии. Она все знает, но виду не подает. Положиться-то ей в общем-то не на кого… тут ей, пожалуй, надо отдать должное. Но за последние четыре дня самый приятный сюрприз – Энн Чапин. Я бы ей за поведение поставила самую высшую оценку.

– А чего ты от нее ожидала?

– То, что я от нее ожидала, и то, что она делала, две совсем разные вещи, такие разные, что их нельзя и сравнить. Да, Энн Чапин Мазгроув, надобно тебе отдать должное. В тебе все же есть кое-что стоящее, пусть даже оно вышло наружу только после такой беды.

– Стоящее, стоящее. Да я знаю эту семью всю свою жизнь. Конечно, в каждом из них есть что-то хорошее, – сказал Гарри.

– А я что, сказала обратное? – спросила Мэри.

– Не нравится мне твоя критика.

– А кто только минуту назад назвал парня пьяным щенком?

– Я говорю про Энн. За все время, что тут работаешь, ты уж могла в ней разобраться, – заметил Гарри.

– У него к Энн слабость, – сказала Мариан. – При Гарри никогда не говори о ней ничего плохого.

– Мне кажется, я сказала, что ей нужно отдать должное, – возразила Мэри.

– Да ты первый раз сказала о ней что-то хорошее, первый раз с тех пор, как ты в этом доме работаешь, – сказал Гарри.

– Ладно, успокойся, Гарри Джексон, – сказала Мэри.

– Я рад, что у меня есть дела поважнее, чем разглядывать простыни.

– Эй, эй, эй, эй, эй. Не надо, голубчик, переходить на личности. Не надо переходить на личности. Имей себе на здоровье своих любимчиков, если уж тебе так этого хочется. Но не надо переходить на личности и не надо лишать меня права выражать свое мнение, потому что никто не посмеет сказать Мэри Лаулэн, чтоб она заткнулась, и никто не смеет указывать Мэри Лаулэн, как ей о ком-то думать. Верно, Мариан?

– Давайте все успокоимся, – сказала Мариан.

Послышался свист в переговорной трубке.

– Ну что еще теперь? – проворчала Мэри Лаулэн, подходя к трубке.

– Да, мэм, – произнесла она.

– Мэри, поднимитесь, пожалуйста, в спальню матери, – попросила Энн.

– Поднимаюсь.

Она посмотрела на Джексонов.

– Легок черт на помине, или мне следует сказать: «Легок ангел на помине»? – проговорила она. – Требуют там – наверху.

Поезд номер 15, который обычно отбывал из Гиббсвилля в Филадельфию в четыре десять пополудни, задержался на пятнадцать минут из-за непредвиденного выхода Эдит Чапин к ее гостям. Господа Уикс, Киркпатрик, Харрисон и адмирал уезжали на поезде номер 15, к которому прицепили частный вагон президента железнодорожной линии, и именно в этом вагоне они и отправлялись в Филадельфию. Киркпатрик, единственный среди них житель Филадельфии, пригласил Уикса, Харрисона и адмирала отобедать вместе с ним в «Юнион Лиге», но Харрисон и Уикс сказали, что торопятся в Нью-Йорк, а адмирала ждали в Вашингтоне. Адмирала встретил автомобиль Военно-морских сил, Киркпатрик отправился домой на такси, а Харрисона и Уикса встретил любезный молодой человек, который был им совершенно незнаком, но который знал их обоих. Он проводил их к черному лимузину «линкольн», который сначала отвез Уикса на вокзал, расположенный на Брод-стрит, а потом Харрисона – в клуб «Филадельфия». Там Харрисон присоединился к двум своим приятелям, а любезный молодой человек, который был членом этого клуба, поднялся наверх играть в домино.

Уикс попал в свою квартиру на Восточной 71-й улице к самому концу – шумному концу – коктейльной вечеринки. По странной случайности из восьми – десяти гостей, которых он встретил в передней своей квартиры, ни один не был ему знаком; его окинули равнодушным взглядом, каким обычно встречают незнакомца, опоздавшего на такого рода вечеринку. Он поднялся по винтовой лестнице наверх, к себе в спальню. Дверь была закрыта. Он открыл ее и увидел молодого человека лет тридцати пяти – он стоял рядом с туалетным столиком Уикса и переодевался. На нем была белая рубашка, черный галстук и фрачные брюки.

– О, здравствуйте, мистер Уикс, – сказал он.

– Здравствуйте.

– Миссис Уикс сказала, что я могу здесь переодеться.

– Конечно, разумеется.

Помимо валявшейся на кровати дорожной сумки из телячьей кожи на полу лежал странной формы чемодан.

– Я сказал ей, что смогу сегодня работать, но только не в военной форме, так что принес с собой фрак и здесь переоделся.

– Понятно, – сказал Уикс, и теперь он действительно понял.

И наконец узнал этого парня – аккордеониста, которого часто видел в Нью-Йорке и на Лонг-Айленде.

– Славная вечеринка.

– Рад это слышать. Я, похоже, едва успел к завершению.

– Думаю, еще часа полтора она протянет, но я сказал миссис Уикс, что мне сегодня надо рано в койку. Она не возражала.

– Да, жаль, что я не приехал раньше, когда вы играли.

– Хотите, мистер Уикс, наиграю вам тихонько пару куплетов из «Розовой комнаты»?

– О нет, спасибо, – сказал Уикс.

– А как поживает мистер Кларк?

– Хорошо поживает. Лучше некуда, – сказал Уикс.

– Эти старые мелодии я могу исполнять только при вас и при мистере Кларке.

– О, он намного лучше меня.

– Да нет, вы почти на равных. И потом, вы помните некоторые мелодии, которых он не помнит.

– Не так уж много и помню. Хотите выпить рюмочку перед уходом?

– Ну-у… С вами я бы одну выпил.

– У меня здесь только шотландское виски, – сказал Уикс.

– Ну вы же знаете: по мне, лучше виски ничего и нет.

– Похоже, придется обойтись безо льда.

На туалетном столике стоял граненого стекла графин и два стаканчика. Они налили виски и, зайдя в ванную комнату, разбавили водой из-под крана.

– Всего наилучшего, мистер Уикс!

– Всего наилучшего. – Уикс выпил и закурил сигарету. – Был сегодня на похоронах. Никогда не хожу на похороны, или, вернее, я говорю, что никогда не хожу на похороны. Похоже, последнее время я только и делаю, что хожу на них.

– Ага, – отозвался парень.

Его фрак уже был уложен в дорожную сумку, и на нем была теперь армейская форма.

– Ездил в самую Пенсильванию и обратно, и все это в один день. Не самое приятное занятие для человека моего возраста.

– Пенсильвания. Уж я в этом штате поработал. Будь здоров сколько. И моя первая жена тоже оттуда.

– Ну да? – сказал Уикс.

– Практически «одноночка», как мы называем их в наших джаз-бандах. Насчет девицы ничего плохого не скажу, но ее родители! Господи Боже, ну и задали ж они мне жару. Не хочу об этом даже говорить. – Парень надел кепку. – Ну, я пошел.

– А вам заплатили?

– О да – благодарю вас. Миссис Уикс, знаете ли, всегда с чеком наготове. И платит она щедро.

– Отлично. Спасибо, что пришли, и скоро снова увидимся – я надеюсь.

– Конечно, мистер Уикс. И не расстраивайтесь. Вы понимаете…

– Разумеется.

Парень, волоча сумки, ушел, а Уикс сел на кровать, снял ботинки и надел кожаные потрескавшиеся тапочки. В дверь постучали, и в комнату вошла жена.

– Привет, дорогая.

– Привет, милый.

Она поцеловала его в лоб и щеку.

– Присоединишься к нам, или ты устал? Я слышала, когда ты пришел.

– Я бы лучше остался здесь, если только они не знают, что я пришел, – сказал Уикс. – Слушай, а как зовут этого парня – аккордеониста?

– Чарли. Чарли Бонжорно.

– Точно. Я почти был уверен, что знаю его имя, но фамилию никак не мог вспомнить.

– Я ему сказала, что он может здесь переодеться. Ему можно доверять, он славный.

– Разумеется. Я просто не мог вспомнить его имя. Славный парень. А как насчет обеда? Эти люди остаются на обед?

– Я никого не приглашала. Но могу пригласить.

– Нет-нет, не надо.

– Они все скоро уйдут, и мы можем здесь пообедать. А может, ты хочешь пойти в «21» или какое-то другое местечко?

– У меня полно работы.

– Я могу выпроводить тех, кто еще остался, и мы можем пообедать вдвоем. Тягостное мероприятие?

– Поездка не из приятных.

– А как Эдит Чапин?

– О… Блистательна. Как всегда, просто блистательна.

– Как и твое описание? Я имею в виду описание Эдит.

Уикс улыбнулся.

– Ты зришь прямо в корень, – сказал он. – Эдит никогда меня не любила, и никогда любить не будет, но теперь по крайней мере у меня больше нет необходимости с ней видеться.

И он принялся тихонько насвистывать «Розовую комнату».

Губернатор, его личный секретарь Генри Лобэк и Майк Слэттери пили кофе и ели домашние пончики в маленькой игровой комнате клуба «Гиббсвилль».

– Майк, ты ставишь меня в трудное положение.

– В смысле дела Черновского? – спросил Слэттери.

– Я не могу его помиловать и считаю, что ты должен это понять. Ты все о нем прочел?

– Нет, – сказал Слэттери.

– Ты читал хоть какие-нибудьпоказания свидетелей или материалы апелляции?

– Нет, – ответил Слэттери.

– На чье же мнение ты полагаешься? – спросил губернатор.

– Юридическое мнение? Одного местного парня. Хорошего адвоката. Он сказал, что помилование можно обосновать.

– А мне сказали противоположное, – заметил губернатор. – Кому нужно это помилование?