355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон О'Хара » Время, чтобы вспомнить все » Текст книги (страница 25)
Время, чтобы вспомнить все
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:39

Текст книги "Время, чтобы вспомнить все"


Автор книги: Джон О'Хара


Жанры:

   

Роман

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Уже не один год подряд каждая жила сама по себе. Например, разъяснения о пугающих таинствах менструации Энн получила не от матери, а от учительницы из школы мисс Холтон, и у Эдит, упустившей эту возможность сближения, больше не подворачивалось возможности сблизиться со своей повзрослевшей и продолжавшей взрослеть дочерью. Да она, пожалуй, подобных возможностей и не искала. И таким образом, Энн стала независимой от матери, однако места ее матери не заняла ни одна другая женщина, и потому Энн очутилась один на один с целым миром сексуальных отношений, оснащенная лишь тем, что она сама об этом знала, и тем, о чем догадывалась. В тот вечер, до того как она нашла отца лежащим у подножия лестницы, она ласкала одного мальчика, а он ласкал ее, и это настолько ее возбудило, что она в своем воображении очутилась в миллионе миль от откровенности со своей матерью. Энн находилась в той стадии, когда то, что онадля себя открывала, и то, что онаиспытывала, казалось ей уникальным, хотя при этом она отлично представляла себе, с помощью какого именно акта родители произвели ее на свет. Об этом акте Энн редко задумывалась, но когда все же задумывалась, то представляла, как отец в полной темноте приходит к матери, но не испытывает при этом ни видимых, ни ощутимых радостей, тех радостей, которые испытала она сама, а потом завершает все финальным объятием – которого она еще не испытала, – так, как это делают все женатые люди. Ей до сих пор не удавалось – или она себе не позволяла – воображать своего отца предающимся любовным утехам. Ей легче было представить свою мать, предающуюся любви с каким-то неизвестным мужчиной, похожим на отца, но все же не с отцом. Энн не трудно было вообразить мать в постели почти с любым мужчиной, хотя она и не верила, что такое возможно. И если не считать того, что для отца это было бы ударом, Энн не сильно бы удивило, что ее мать для собственного удовольствия занимается любовью с каким-то другим мужчиной. В представлении Энн женское тело было предназначено для двух взаимосвязанных целей: получения удовольствия и рождения детей, – а ее мать ничем не отличалась от остальных женщин. Однако, как жена ее отца, она обязана была соблюдать ему абсолютную верность, и у Энн не было никаких причин считать, что мать обманула его доверие. Энн знала, что, когда выйдет замуж, своему мужу изменять не будет.

Ночью к матери с дочерью никто не заглядывал, и только в семь тридцать утра медсестра принесла им гренки, яйца всмятку и кофе. Эдит позвонила Мариан и попросила принести им дневную одежду, а потом поговорила с Джоби. К ее раздражению, но и облегчению, Эдит узнала, что Мариан уже рассказала мальчику о случившемся с его отцом несчастье.

– Почему ты не сказала мне про отца?

– Потому что ты спал и ничем не мог ему помочь. Не надо, Джоби, расстраиваться. Не надо расстраиваться.

– Я могу прийти вместе с Гарри?

– Да, конечно, но отца ты сможешь увидеть только на минуту. Он все еще спит.

– А мы едем в Европу?

– О Боже мой, – сказала Эдит. – Нет, поездку придется отменить. Сломанная нога заживает не скоро.

– Отцу придется ходить с палочкой?

–  По меньшей мерес палочкой. Но сначала на костылях.

– Ему придется лежать в больнице?

– Думаю, что да. И довольно долго.

– Все лето?

– Возможно.

– Значит, он не сможет играть в гольф, – сказал мальчик.

– Не сможет. А теперь, если у тебя нет других важных вопросов, мне придется прервать наш разговор.

– А папа умрет?

– Нет, нет, нет, Джоби. Ты о таком даже не думай, – сказала Эдит.

– Ну, позвонили из газеты и спросили, правда ли, что у папы сотрясение мозга.

– Откуда ты это знаешь?

– Потому что я взял трубку и они подумали, что я – это ты.

– Если они снова позвонят, ничего им не рассказывай. Скажи только, что, если им нужна информация, пусть звонят дяде Артуру Мак-Генри.

– У мальчика из футбольной команды школы «Гиббсвилль» было сотрясение мозга, и он умер. Я помню.

– У него было совсем другое сотрясение. А сейчас мне надо кончать разговор, а тебе, чтобы поехать с Гарри, надо собираться.

Из-за новости о несчастном случае с Джо мрачное настроение царило и на Мейн-стрит, и в домах на Лэнтененго, и в мужских парикмахерских, и в клубе «Гиббсвилль», и в трамваях на Маркет-стрит, и в сигарных лавках, и рядом с фонтанчиками газированной воды, и в сорока пяти салунах города – в каждом месте, где только собиралось хотя бы с полдюжины людей. Ни один человек не сказал: «Так ему и надо», – но многие говорили: «Как жаль, что такое случилось». Боб Хукер печатал в газете на первой странице бюллетень о состоянии здоровья Джо, и когда через три дня было объявлено, что Джо «вышел из критического состояния, но еще не в силах принимать посетителей», жители Гиббсвилля возвели Джо в разряд людей с недугом, оправиться от которого ему удастся весьма не скоро.

Джо разрешили вернуться домой на ферму в начале августа, почти через два месяца после того, как он попал в больницу. Когда оказалось, что нога заживает слишком медленно, для консультации пригласили специалиста по костям, и он за вознаграждение в тысячу долларов объявил, что Джо уже сорок семь лет и он, специалист, одобряет лечение доктора Инглиша.

– И какая же от него польза? – сказал Артур Мак-Генри Эдит. – Приятно, конечно, узнать, что Билли хороший врач, но мы это знали и без него. Я вообще не в большом восторге от филадельфийских специалистов.

– В сорок семь, – сказала Эдит, – кости не срастаются так быстро. Я лишь надеюсь, что правая нога не станет короче левой.

– Билли сказал, что этого не случится, – заверил Артур. – Что мне действительно не нравится, так это то, что Джо все еще в подавленном настроении.

– Билли говорит, что это из-за шока и сотрясения мозга.

– Может, так оно и есть, но мне это не нравится. То Джо говорит мне, что будет на ногах после Дня труда, а то тут же начинает вслух рассуждать, сможет ли приступить к работе в ноябрьскую сессию.

– В суде?

– Да, в ноябре у нас всегда работы сверх головы, потому что мы, адвокаты, в сентябре просим об отсрочках. Но есть и одна хорошая новость, и это некое утешение. Одной своей цели Джо все-таки достиг.

– Какой же это цели?

– Лежа в больнице, он заработал на бирже столько, что теперь может дать тебе и каждому из детей почти по миллиону долларов. Джо теперь очень богат. Должен добавить, что и я тоже. По крайней мере нам не надо тревожиться о деньгах. Я думаю, Эдит, было бы неплохо тебе и Джо этой зимой поехать за границу.

– Давай вернемся к этому разговору, когда он полностью поправится.

– Но ты подумай об этом. Возьмите часть этих денег, поезжайте на Ривьеру и как следует отдохните. Джо много работал и гонял по всему штату так, словно собирался баллотироваться. Почему бы вам всерьез не обдумать идею полноценного отдыха? Дети осенью пойдут в школу.

– Ему нравится разъезжать по штату.

– Он себе это сможет позволить еще не скоро, а ты могла бы увезти его подальше от этого соблазна. Если не в Европу, то хотя бы во Флориду. Не обязательно в Палм-Бич, есть и другие места. Или в Калифорнию. Посидит на солнышке, познакомится с новыми людьми, отвлечется немного от работы. Не пройдет и трех лет, как нам с Джо стукнет по пятьдесят.

– Эй, вы! – позвал Джо.

Он сидел в гостиной, которую переделали в спальню. Благодаря тени от орехового дерева и протекавшему поблизости ручью в главном доме на ферме всегда было прохладно. Больничную кровать поставили в гостиной, и Джо почти что удалось укрыться от августовской жары.

Они зашли в дом, и Эдит умыла Джо лицо.

– Ну, какие страшные козни или героические поступки вы там замышляли?

– Замышлял один только Артур. Он считает, что мы зимой должны поехать за границу.

– Странно. Я-то думал, что этой зимой Артурдолжен ехать за границу.

– Что ж, значит, этой зимой кто-то из нашей фирмы едет за границу, – сказал Артур.

– Не обязательно. Артур может проявить не меньше упрямства, чем я, и в результате никто из нас не поедет.

– В результате мы оба свалимся с ног. Что ж, это была всего лишь идея, но Эдит ее не поддержала.

– Конечно, нет. Я не думаю, что в ближайшее время поставлю мировые рекорды, но я себя вполне прилично чувствую и могу отпустить тебя в отпуск. Ты его давно заслужил, и я настаиваю, чтобы ты им воспользовался.

– Джо, дело не только в твоей работе в офисе. Ты, точно коммивояжер, разъезжаешь по всей округе.

– О, это для меня развлечение. Я таким образом расслабляюсь.

– Расслабляешься? Джо, я видел тебя после одного из таких расслаблений. Прошлой зимой. Я помню, как ты съездил в Эри. Да, кажется, это был Эри. Я не помню, зачем ты туда ездил. На самом деле, я почти никогда не знаю, зачем ты уезжаешь. Раньше ты мне рассказывал, но последние годы ты просто объявляешь мне, что едешь в Ланкастер или Алтуну, и тебя и след простыл. То это ночной поезд, то многочасовая поездка в машине, долгая и утомительная. Слушай, а ты, случайно, не вернулся из такой вот поездки как раз перед тем, как решил пересчитать ступени своей лестницы?

– Я не помню, – ответил Джо.

– Именно так оно и было. Мы устроили вам вечеринку, а на следующий день ты поехал в Уайтмарш на турнир по гольфу в Адвокатском клубе. А на следующий день сломал ногу.

– Возможно, так оно и было, но не надо, Артур, связывать одно с другим, – сказал Джо.

– Почему же не надо? Если мне удастся продемонстрировать, во что тебе обходятся эти твои так называемые развлекательные поездки, я, по-моему, сделаю тебе большое одолжение. Джо, я только что сказал Эдит, что мы с тобой приближаемся к пятидесятой отметке, и, нравится нам это или нет, мы начинаем понемногу сбавлять темп. А если бы Билли Инглиш сказал тебе, что причина…

– Извини, Артур, но я знаю, что ты собираешься сказать. Не думаю, что Билли Инглиш скажет тебе, что я сломал ногу из-за того, что устал. Но пусть бы он такое и заявил… Я делаю то, что мне нравится, и если даже я, делая это, устаю, то по крайней мере устаю от дела, которое мне доставляет удовольствие. Мы знаем с тобой людей, которые, рискуя сломать шею, в окрестностях Филадельфии охотятся за лисами. Знаем и других, которые – вместо лис – охотятся за женщинами, или тех, кто нелегальным спиртным губит свое здоровье.

– Да, я это знаю, но мне кажется, что ты изнуряешь себя за тридцать сребреников.

– Что-что?

– Все эти чаши и миксеры для коктейлей, которые ты получаешь на турнирах по гольфу, все эти портсигары, что тебе вручают за твои речи…

– Выражение «тридцать сребреников» имеет совсем иное значение, и я уверена, Артур, что оно так же не по душе Джо, как и мне, – вмешалась Эдит.

– Наверное, это был неудачный выбор слов. Но ты должен быть верен самому себе. Ведь человек может предать и себя самого.

Джо заерзал в своем инвалидном кресле.

– Я рад, что ты это сказал. Именно этого я и не делаю. Если бы я не совершал эти поездки, то не был бы верен самому себе. – Джо повернулся к Эдит. – Сказать ему?

– Похоже, ты уже собрался это сделать, так зачем меня спрашивать?

Джо закурил сигарету.

– Артур, я в какой-то мере действительно коммивояжер. Я продаю предмет под названием «Джо Чапин».

– Понятно.

– Эти поездки часто были изнурительными, но у них была своя цель, и не только тридцать сребреников.

– Рад это слышать, – сказал Артур.

– До этой минуты никто, кроме Эдит, не знал, в чем суть этих поездок. О, наверное, люди строили догадки, но это были всего лишь догадки. Не более того.

– Продолжай.

– Неподтвержденные слухи. Дело в том, что я собираюсь баллотироваться.

Артур посмотрел на Эдит и рассмеялся. Но Эдит даже не улыбнулась.

– Я смеюсь, потому что только что сказал Эдит: у меня такое впечатление, будто ты собираешь баллотироваться на какую-то должность.

– И ты был прав. Я собираюсь баллотироваться на вице-губернатора.

Артур потер подбородок, потом погладил нос.

– Как только ты мне это объяснил, все стало ясно, – сказал Артур. – Посланник доброй воли вроде Линдберга. Починка заборов, пока они не успели развалиться.

– Можно сказать и так, – отозвался Джо.

– Значит, ты собираешься выдвигать себя в следующем году? Ведь в следующем году мы уже будем выбирать нового вице-губернатора.

– Я надеюсь, что успею, – сказал Джо.

– Мне держать это в секрете?

– О да. Я жду правильного момента.

– Чтобы объявить об этом Майку Слэттери и всем прочим? – Да.

– А как ты узнаешь, что настал правильный момент?

– Ну, в каком-то смысле я полагаюсь на интуицию. Когда сочту, что во всех частях штата у меня достаточно приверженцев, я объявлю о своих намерениях. Знаешь, Артур, я представился людям в каждом округе по крайней мере один раз, а в некоторых округах – таких как Аллегени, Лакауна, Дофин, Филадельфия и Беркс – раз по десять, не меньше.

– Боже мой, в нашем штате семьдесят шесть округов. Дел у тебя было невпроворот.

– Тут ты, черти подери, прав.

– Неужели профессионалы ничего не заподозрили?

– Заподозрили, но помалкивают. У них нет никаких доказательств. Политических речей я не произносил, ну разве что в прошлом году выступил раз-другой в поддержку мистера Гувера.

– И таким образом объявил себя противником Эла Смита. Поверь мне, тебя услышали.

– Но я же республиканец. И не делаю из этого тайны. Я говорил то, что думаю. О его наглости. О «Тэммэни Холл» [38]38
  Нью-йоркская политическая организация (1786–1960), представлявшая собой политическую машину Демократической партии, контролировавшую политику города Нью-Йорка. С этой организацией был связан кандидат в президенты Эл Смит.


[Закрыть]
.

– Ну, в нашей корзинке тоже есть тухлые яйца. Правда, в данном случае это не имеет никакого значения. Как говорится, было и прошло. Меня больше интересует твоя кампания. Ты считаешь, что у тебя достаточно приверженцев, чтобы убедить таких, как Слэттери и его парни, что ты подходящий кандидат?

– На это я и рассчитываю.

– А что, если они своего кандидата на следующий год уже выбрали?

– Если сочтут меня стоящей кандидатурой, они свое решение переменят.

– Это верно.

– Но ты, Артур, не высказал ни свое одобрение, ни осуждение, – сказал Джо.

– Ты же прекрасно знаешь мое отношение к политике, но ты и прекрасно знаешь мое отношение к тебе.

– Это все, что мне хотелось знать.

– Я в твою поддержку скажу все, что только можно, хорошее, и наскребу для тебя столько денег, сколько смогу.

– Я в этом не сомневался, – сказал Джо.

– Мне кажется, я догадываюсь, почему ты стремишься к этой должности.

– Говори, и я скажу тебе, прав ты или нет.

– Ты хочешь быть под стать своему деду, – сказал Артур.

– Точно, – сказал Джо.

Он посмотрел на Эдит, та ответила ему выразительным взглядом, и Джо не добавил ни слова.

– С моей точки зрения, ты и без всяких политических кампаний ничуть не хуже своего деда, но я исторических книг не пишу, а именно это, наверное, у тебя на уме. На самом деле, Джо, после минутного размышления я, пожалуй, скажу, что ты выбрал стоящую цель. В нашей семье было несколько судей, и я часто думал, что мне бы и самому хотелось войти в историю в роли судьи. Но у меня никогда не хватало честолюбия, чтобы заняться политикой. Однако у тебя больше честолюбия и больше гордости, и я всегда это знал. Лучшего человека, чем ты, им просто не найти. Но сначала – прежде чем начнешь чинить заборы – почини свою ногу. Мне пора идти.

Когда он ушел, Эдит сказала:

– Я боялась…

Джо понимающе кивнул.

– Я хотел рассказать ему все. Я мог рассказать ему все. Но рад, что ограничился только тем, что сказал. Не то что мы не доверяем Артуру, но думаю, если бы я рассказал ему то, что на самом деле задумал, это было бы для него потрясением.

– Он и так был потрясен, – сказала Эдит. – Ему все это не нравится.

– И это доказывает, что он настоящий друг. Несмотря на свое отношение к политике, он собирается меня поддержать.

– А что еще ему остается? – сказала Эдит.

Визиты доктора Инглиша носили теперь не столько медицинский характер, сколько отдавали дань его склонности к пунктуальности. Поторопить природу доктор никак не мог и тем не менее три раза в неделю являлся в дом номер 10 на Северной Фредерик выпить с хозяевами чашку чаю.

– Надеюсь, вы не против, что я прихватил с собой своего шофера, – объявил доктор Инглиш в один из своих послеполуденных визитов.

Вслед за ним в кабинет Джо вошел сын доктора, Джулиан.

– Здравствуйте, мистер Чапин. Очень жаль, что вас по стигла такая неприятность, но вы в надежных руках. По крайней мере так утверждает мой отец.

– Слушай, Джулиан, я так никогда не выражался, – сказал доктор.

– Хотите виски с содовой? – предложил Джо.

– Нет, Джулиан пить не будет, – сказал доктор. – Он великодушно предложил сегодня повозить меня, но ему прекрасно известно, что под этим подразумевается. Мои шоферы не пьют.

В комнату вошла Эдит, и оба, отец и сын, поднялись с мест, чтобы с ней поздороваться.

– О, Джулиан, – сказала Эдит. – Как вы поживаете?

– Хорошо, спасибо, миссис Чапин. Мне лишь неловко, что мистер Чапин прикован к постели, а я такой здоровый.

– Хотите виски или чего-то еще? – спросила Эдит.

– Спасибо, но мы с этим делом только что разобрались, – ответил Джулиан.

– Как поживает Каролина? – спросил Джо.

– Отлично, – сказал Джулиан. – Она уже давно хотела вас навестить, но доктор этих визитов не поощряет. Вам об этом известно?

– Но этот запрет не относится к Каролине, – сказал Джо. – Доктор, разве вы не знаете, что красивые девушки – лучшее лекарство на свете?

– Ну если говорить о красивых девушках, то у вас тут есть и своя – Энн, – сказал Джулиан. – Если Каролина вдруг взбунтуется, я буду ждать, пока Энн подрастет. Дочка у вас просто сногсшибательная. Сколько ей сейчас, восемнадцать?

– Да. Но для вас, Джулиан, она слишком молода, – сказала Эдит.

– Очень жаль. Кстати, раз уж мы заговорили о младшем поколении Чапинов, я полагаю, вы уже готовитесь оставить все дела и перейти на содержание Джоби.

– На содержание Джоби? – изумился Джо. – Да я даже не могу добиться, чтобы он подносил мне клюшки и мячи.

– Подносил клюшки и мячи? Года через два о его достижениях заговорят все, – сказал Джулиан.

– О каких достижениях? В спринтерском забеге? Да, пожалуй, он уже сейчас вылетает из дома с такой скоростью, что, наверное, бьет все рекорды. Я, правда, понятия не имею, куда он так несется.

– Слушайте, неужели я первый говорю вам о том, что у вас в семье чуть ли не гений?

– Думаю, что да, – сказал Джо. – В чем же он так отличился?

– В восемьдесят восемь [39]39
  Так иногда называли фортепиано, поскольку в нем 88 клавиш.


[Закрыть]
. В игре на фортепиано, – ответил Джулиан.

– Но я ни разу не слышал, чтобы он играл хоть что-нибудь, кроме популярного джаза, того, что мы называли «регтайм».

– О, мистер Чапин, что вы такое говорите, – сказал Джулиан. – Парень может сыграть с любым танцевальным оркестром… ну почти с любым танцевальным оркестром. Никто в Гиббсвилле не играет лучше его.

– Нет, не думаю, что он играет что-нибудь помимо этого джаза, – заметил Джо.

– Но именно об этом, мистер Чапин, я и говорю. Я скажу вам, куда он отправляется, когда уходит из дому. Он идет в музыкальный магазин Майкла и слушает пластинки на «Виктроле». Ему достаточно один раз прослушать пластинку, и он уже может сыграть, как Рой Барджи, Артур Шатт или Кармайкл. Вы когда-нибудь слышали, как он играет «В легкой дымке»?

– Это название песни? – спросил Джо.

– Ну раз вы задаете такой вопрос, мне вас просто жаль. Вы ничего не знаете о Джоби. Вы наверняка слышали, как он играет «Голубую рапсодию» Джорджа Гершвина. Он ее играет по крайней мере уже года два.

– Да, она мне нравится, – сказал Джо. – Вот эта, да?

И Джо напел мелодию из знаменитой главной темы.

– Она самая. «Голубая рапсодия» Джорджа Гершвина.

– Но, Джулиан, это всего лишь джаз. Джоби никогда не играет ничего стоящего.

– Стоящего?! Да, в своем отечестве пророков нет. И то, что вы ничего не знаете о Джоби, просто поразительно. Грустно то, что, похоже, вы не станете ценить его даже после моего восторженного всплеска.

– Вот именно, всплеска! – воскликнул доктор.

– И я не стану за него извиняться. Я слышал, вы посылаете Джоби в «Сент-Пол» – вполне приличную школу для обычных детей. Но Джоби должен идти в такую, как «Джулиард» или «Кертис».

– Никогда о них даже не слышала, – сказала Эдит.

– Я слышал о «Кертис», и догадываюсь, что «Джулиард» тоже музыкальная, – сказал Джо. – Думаю, мы все же последуем своему решению и пошлем Джоби в «Сент-Пол». Я, разумеется, не стану поощрять его игру всех этих джазовых штучек.

– Судя по всему, не станете, – сказал Джулиан с таким отвращением, что его отец тут же поднялся с места.

– Я, Джо, даже не буду измерять тебе температуру или давление, – сказал доктор. – Боюсь, что мое собственное уже подскочило до небес.

– Простите меня, мистер Чапин и миссис Чапин. Дело просто в том, что Джоби добился того, о чем я всегда мечтал. Он великий джазовый пианист, нравится вам это или нет.

– Честно говоря, Джулиан, мне это не нравится, – сказал Джо. – Однако приятно сознавать, что в твоей семье есть какой-никакой талант. И я постараюсь его ценить.

– А я этого делать не буду, – проговорила Эдит. – И не стесняюсь в этом признаться.

– Нет, конечно, нет. У вас стоит «Стейнвей», и он даже не настроен, – сказал Джулиан.

После этого замечания ни о каком проявлении дружелюбия не могло быть и речи, и доктор с сыном распрощались и ушли.

– И с этим Каролина Уолкер должна мириться каждый божий день, – сказала Эдит.

– Да, оправдывать его не так-то просто, – сказал Джо.

– И почти никто его больше не оправдывает. А те, которые пытаются его оправдать, делают это, как и ты, исключительно из симпатии к его отцу.

– Нет, Эдит, это не совсем так. В нем есть некое неуловимое обаяние. И он затеял этот разговор с самыми добрыми намерениями восхвалить игру Джоби на фортепиано. Намерения у него хорошие, но чрезмерный энтузиазм и нетерпимость его явно подводят. Всему виной его нетерпимость.

– О, брось ты. Это не более чем дурные манеры избалованного неблагодарного мальчишки. Каролина должна радоваться, что у них нет детей. Придет время, и это будет весьма кстати.

Шел 1930 год, и как-то раз в послеполуденное время в клубе «Гиббсвилль» завязалась следующая беседа:

Артур Мак-Генри.Билли, скажи, у Джо что-то не в порядке со здоровьем?

Д-р Инглиш.Нет. А почему ты спрашиваешь?

Артур.Ты уверен? Мне можно довериться.

Инглиш.И я тебе доверяю. Он на ногах. Ходит почти нормально. Что же, по-твоему, с ним не в порядке?

Артур.Со дня несчастного случая он так и не пришел в себя. Он, конечно, является в офис, работает. Но, я хочу сказать… он утратил бодрость духа.

Инглиш.А у кого в наши дни она есть? Ты сам мне сказал, что Джо потерял почти два миллиона долларов.

Артур.Ну, тут мы все в одинаковом положении.

Инглиш.Да, но одни переживают это меньше, другие – больше. Не все относятся с таким пренебрежением к деньгам, как ты.

Артур.Да уж, с пренебрежением. Но денег нет, и ничего тут не поделаешь. Надо радоваться, что хоть что-то осталось.

Инглиш.Тем, у кого осталось. Я хотел в этом году уйти на пенсию, поехать за границу, а придется сидеть на месте и тянуть лямку до конца жизни. Мне здорово повезет, если я не превращусь в старого шарлатана из тех, что врачуют гонорею или подвизаются в страховых компаниях. Если бы у меня было столько денег, сколько у Джо…

Артур.Могу поспорить: если бы тебе удалось привести его в порядок, он бы тебе эти деньги сам отдал.

Инглиш.Черт подери, Артур, Джо уже почти пятьдесят. Судя по средней продолжительности жизни, он уже свои две трети прожил. И это по оптимистическим подсчетам. Так вот, на нынешнем этапе жизни с ним произошел несчастный случай, и помимо того, что нам известно о происшедшем, организм человека подвергается миллионамдругих изменений, о которых мы ничего не знаем. Миллионам! Я не знаю, что с ним происходит. Да, что-то явно происходит. Когда прихожу к ним на обед, я, как врач и как друг, это вижу. После падения его точно размагнитили. Ну, может быть, все не так уж и плохо, но…

Артур.Иногда именно так плохо и есть.

Инглиш.Что тут скажешь. Возможно, дело в Эдит. Возможно, это такое деликатное дело, что он не решается обсуждать это даже с тобой. Когда мужчина теряет определенного рода силы – ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – то порой кажется, что он мгновенно постарел. На самом деле так оно и есть. Но если он сам не заговорит со мной об этом, я, разумеется, не стану с ним это обсуждать. И даже если он об этом заговорит, я скорее всего отправлю его к гастроэнтерологу или психиатру. Правда, к психиатру Джо не пойдет. Я в этом уверен, и я его не виню. Ты сильно о нем не тревожься. Серьезное падение – это большая встряска, и чем человек старше, тем дольше поправляется. Ты, наверное, замечал, что старики живут себе и живут, пока вдруг не упадут. И это падение неизменно начало конца. Их внутренности сотрясаются, и происходят всевозможные нарушения, включая те, неизвестные нам, о которых я уже упомянул. Пожилому человеку почти никогда не удается оправиться от падения. Ну, Джо еще не пожилой человек, но ему уже сорок восемь. Не зря же существует выражение «смотри под ноги» – это отличный медицинский совет.

Артур.Наверное.

Инглиш.Мы поставили его на ноги, и, возможно, ему просто нужно время, чтобы полностью поправиться. Хотя я, по чести говоря, полного выздоровления не ожидаю. Если он кинется догонять поезд или споткнется о бордюр тротуара, ничего хорошего не жди. Разрешение водить машину я дам ему не раньше чем через год. И никакой верховой езды, по крайней мере в ближайшие несколько лет, а лучше бы он вообще выбросил ее из головы. Что же касается его духа – если ты хочешь знать мое мнение, – то, думаю, беда в том, что он скучает по дочери.

Артур.Знаешь, Билли, я тоже так думаю.

Инглиш.О, я в этом почти уверен, почти уверен. Но ему придется к этому привыкнуть. У меня дочерей никогда не было. А так хотелось бы. Но я понимаю, насколько сильно отец может привязаться к дочери. Я ведь очень привязан к Каролине, а я для нее не более чем старое чудовище, которое без конца цепляется к Джулиану.

Артур.Я думаю, что Каролина к вам относится совсем по-другому.

Инглиш.Не надо меня утешать, мистер Мак-Генри: я намного мудрее, чем ты думаешь, – однако уверен, что насчет Джо мы не ошибаемся. Он скучает по дочери. Но мы не можем прийти к нашему старому другу и сказать ему, чтобы он забрал свою дочь из частной школы.

Артур.Нет, не можем.

Инглиш.У тебя с твоим отцом, как мне кажется, всегда были добрые отношения, но такие отношения складываются далеко не всегда. Чаще теплые отношения складываются у отца с дочерью, а у Джо и Энн они были еще теплее обычного. Однако когда у тебя такая славная, привлекательная дочь, как Энн, в конце концов с ней приходится расставаться, так что, возможно, нет худа без добра.

Артур.Будем надеяться, что так оно и есть. Будем надеяться, что все это как-то уладится.

У молодых людей Гиббсвилля был обычай компанией идти плавать, или отправляться на вечерний пикник, или уезжать в один из парков развлечений и танцевать там под какой-нибудь популярный джазовый ансамбль. Ансамбль ангажировали играть в парках, располагавшихся не более чем в семидесяти пяти милях от Гиббсвилля. После Второй мировой войны в угольных районах выступали все известные джазовые ансамбли. Из самых популярных были: «Ерл Фуллер», «Флетчер Хендерсон», «Ред Николс», «Джин Голдкит», «Гарбер-Дэвис», «Лопес», «Уайтмэн», «Грейт Уайт Флит», «Уоринг», «Тед Уимс», «Сирены Скрантона», «Арт Хэнд», «Оригинальный диксиленд», «Тэд Льюис», «Пол Спетч». Из музыкантов – Эллингтон, но были и такие, кто еще только двигался по дороге к славе, вроде Чарли Фрехофера, к тому времени уже выпустившего пару многообещающих пластинок. В то самое лето появилась песня «Нежная и прекрасная», а потом и ее запись на пластинке с оркестром Фрехофера, и все, кто знал в музыке толк, сразу поняли, что у неизвестного исполнителя, игравшего на фортепиано мелодию песни, есть и техника, и воображение, и вкус, и глубокие чувства. По стилю можно было предположить, что играет Эдди Дучин, но у этого пианиста диалог между левой рукой и правой был более изящным и замысловатым. Джоби Чапин принес пластинку домой и проигрывал ее на своем переносном патефоне раз за разом.

– Парень что надо, – сказал Джоби.

– А как его зовут? – спросила Энн.

– Я послал в студию письмо узнать его имя, но ответ пока не пришел.

– Он действительно хорош.

– Я еще раз проиграю его соло. Последний припев играет весь оркестр – здорово: все, как один. Но от этого пианиста я просто не могу оторваться. Послушай.

Энн слышала эту пластинку не раз и не два, и когда на вечеринку пригласили оркестр Фрехофера, рассказала об этом брату.

– Я даже не спрашиваю тебя, можно ли мне пойти с вами: мне, конечно, не разрешат, – но ты могла бы попытаться узнать имя этого пианиста.

– Хорошо, – согласилась Энн.

Во время перерыва Энн подошла к сцене танцевального павильона и спросила парня, что играл на саксофоне, как зовут их пианиста.

– Эй, Чарли, как тебя зовут? – спросил саксофонист.

– Это что, шутка? Как меня зовут?

– Нет, не шутка. Девочка из высшего общества интересуется.

Пианист подошел к краю сцены и наклонился.

– Для чего вам нужно знать мое имя? У вас что, ордер на арест?

– Во-первых, я хотела бы знать, вы ли играете на пластинке «Милая и прекрасная».

– Признаюсь, виновен, – сказал парень. – Вы ее одобряете?

– Да, но я интересуюсь не для себя. Мой брат отличный пианист. Ему только пятнадцать, но он потрясающе играет. Это правда. И он считает, что вы играете просто превосходно.

– Что ж, он, видно, в этом деле знает толк.

– Так скажите мне, как вас зовут, чтобы я могла передать ему.

– Чарли Бонжорно.

– А как это пишется?

– Я вам напишу. А вы не хотите взять мой номер телефона? Вы живете тут неподалеку?

– Да, я живу неподалеку. Вы же не думаете, что я приехала провести здесь лето?

– Вот мое имя. Надеюсь, вы сможете разобрать мой почерк. Как насчет того, чтобы выпить по рюмочке?

– Вы что же, нас приглашаете?

– Я вас приглашаю. У меня целая пинта, – сказал Бонжорно.

– Хорошо, – сказала Энн. – Встретимся в перерыве. Мы будем стоять справа от входа.

– Смотрите не подведите.

Заиграла музыка, и партнер Энн сказал ей:

– Мне понравилось, как ты выразилась: «Вы же не думаете…».

– О, не строй из себя благовоспитанного мальчика. У нас ведь выпить нечего, а я вовсе не возражаю.

– Ну, я не собираюсь пить спиртное этого парня.

– Подумайте, какое несчастье!

– Слушай, что с тобой такое? Хочешь подцепить бродягу из оркестра?

– Он вовсе не похож на бродягу. Он ведет себя воспитанно, а что касается бродяги, то, поспорю, он уже зарабатывает больше, чем ты будешь зарабатывать, когда тебе будет тридцать.

– Уверяю тебя, таким путем я денег зарабатывать не буду.

– Конечно, не будешь. Ты не можешь сыграть даже «Собачий вальс».

– Пойдем отсюда… в машину.

– Не пойду.

– Это твое окончательное решение?

– Такое же окончательное, как… Декларация независимости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю