Текст книги "Время, чтобы вспомнить все"

Автор книги: Джон О'Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

И так повторялось множество дней и ночей до самого рождения ребенка. Эдит жила теперь не по грегорианскому календарю, а по лунному, в котором и сама довольно часто путалась. Часовые механизмы больше не играли в ее жизни никакой роли: на площадке второго этажа стояли «дедушкины часы», в гостиной – «бабушкины часы», в комнате Эдит – часы банджо, в кухне – часы с кукушкой, и все они били каждые полчаса, но Эдит понятия не имела, какое они указывают время, и ее это ничуть не тревожило. Отвыкнув что-либо делать, она почти всегда ходила сонная или полусонная. Но когда стало приближаться время родов, месяцы побежали быстро, а потом счет пошел на часы и минуты.

Первые болевые ощущения начались у Эдит ранним вечером, однако доктор Инглиш пришел посмотреть ее после полудня и ничего нового ей не сообщил. Пытаясь успокоить ее, он сказал:

– Я полагаю, что можно со всей уверенностью заявить: у вас родится младенец.

– Когда?

– Если бы вы были той самой моей пациенткой, что живет возле сталелитейного завода, я мог бы предсказать с точностью до минут, когда начнутся роды и сколько времени продлятся. У нее уже девять детей и вот-вот появится десятый. Ей на самом деле я больше не нужен. Но в случае с первенцем я лучше воздержусь от прогнозов. Я ведь, знаете, настроен принимать всех ваших младенцев, так что мне не хочется гадать и ошибиться в сроках с вашим первым.

–  Всехмоих младенцев?

– Ну да. Вы, Эдит, сейчас, возможно, об этом не думаете, но нам с вами предстоит часто встречаться – по вопросам профессионального порядка. Вам захочетсяих иметь. О, я знаю, хлопот с ними не оберешься. Джулиан, например, ребенок слишком живой и подвижный, но мальчик неплохой.Дай нам волю, у него были бы и сестры, и братья, но в жизни не всегда удается получить то, что хочется. Теперь же я вас оставляю на попечение многоопытной мисс Мак-Иленни, а сам скорее всего загляну к вам завтра утром.

Доктор был намного ближе к истине, чем думал. Когда раздался телефонный звонок, он крепко спал, однако к тому времени как Гарри подкатил к его дому на хозяйском «пирс-эрроу», он хоть и не успел побриться, но уже одетым встретил его в дверях.

– Ох и тяжелая эта докторская работа, сэр. Три часа ночи, и такое, думаю, не впервой.

– Да, Гарри, не впервой.

– Мэри вам сварила кофе.

– Это хорошо.

В доме номер 10 на Северной Фредерик никто не спал, и впервые за три года парадом командовала не Шарлотт Чапин. Командовал парадом совсем другой человек. Шарлотт доверяла доктору Инглишу ничуть не больше, чем любому другому доктору или любому другому мужчине, но доктора привыкли командовать и привыкли к тому, что их слушаются, и эти два взаимосвязанных факта придают начальственный вид даже тем из них, кому по натуре не свойственна властность. Подобная манера, даже приобретенная, порождает самоуважение и уверенность в себе, однако Уильяму Инглишу приобретать эту манеру было ни к чему – она у него была врожденная.

– Теперь, если вы не возражаете, я попрошу всех, кроме мисс Мак-Иленни и Мариан, подождать внизу, – с площадки второго этажа, провозгласил доктор.

– Мариан? – переспросила Шарлотт.

– Да, Мариан. Я полагаю, вы уже не успеете привезти сюда мать Эдит, чтобы она повидала свою дочь первая, но… ничего страшного. А теперь, если вы не возражаете, пожалуйста, удалитесь. Спуститесь, пожалуйста, вниз.

Сидя в спальне Бена Чапина, доктор выпил чашку кофе и выкурил сигару. Время от времени он заглядывал к Эдит, пока к нему не явилась Мариан.

– Сестра Мак-Иленни…

– Раньше, чем я ожидал. Спасибо, Мариан. Посидите, пожалуйста, в коридоре, чтобы мы могли позвать вас, если вы нам понадобитесь.

Доктор зашел к Эдит: на лбу ее уже выступила испарина. И тогда медсестра Мак-Иленни впервые велела ей тужиться. Начались роды. Через два часа они приложили к ее лицу алюминиевую маску, накапали на марлю хлороформ, и после последнего невыносимо болезненного усилия Эдит погрузилась в глубокий сон.

– Скажите Мариан, чтобы она оповестила их о том, что родилась дочь, – сказал доктор Инглиш. – Или, вернее, внучка.

Мариан на цыпочках спустилась в гостиную. Отец и дед, так и не переодевшись в домашнюю одежду, ждали вестей; бабушка же сидела в фланелевой ночной рубашке, стеганом халате, носках и тапочках. Мариан быстрым взглядом обвела всех присутствующих и по долголетней привычке доложила Шарлотт:

– Девочка, мэм. Чудесная девочка.

– Ты ее видела? – спросила Шарлотт.

– Нет, мэм.

– Как себя чувствует моя жена? – спросил Джо.

– Мирно спит, мистер Джо. Мирно спит.

– Действительно спит, а не… что-то другое? – сказал Джо.

– Действительно спит, сэр.

– А сколько весит младенец? – спросил Бен Чапин.

– Мне, сэр, не сказали, – ответила Мариан.

– Что именно вам сказали, Мариан? И пожалуйста, без ваших приукрашиваний, – проговорила Шарлотт.

– Мне сказали, что у миссис Джозеф Чапин родилась симпатичная девочка…

– Кто это сказал? Кто сказал «симпатичная»? – спросила Шарлотт.

– Мисс Мак-Иленни, медсестра Мак-Иленни, – ответила Мариан.

– Вы не говорили с доктором Инглишем? – спросила Шарлотт.

– Но он, мэм, был в комнате, когда сестра Мак-Иленни вышла в коридор.

– И вам велели передать нам?.. – спросила Шарлотт.

– Что родилась красивая… я хочу сказать, симпатичная девочка, а миссис Чапин, сэр, мирно спала. Мистер Джо, она мирно спала.

– Спасибо, Мариан, – сказал Джо.

– Это не все, – сказала Шарлотт. – Мариан, поднимитесь наверх и узнайте, когда мы можем увидеть ребенка… и миссис Чапин.

– Билли Инглиш, я уверен, нам скажет, – вставил Бен Чапин.

– Но у него это может вылететь из головы, – сказала Шарлотт. – Мариан, сделайте, как я велела.

– Иду, мэм, – сказала Мариан и устремилась вверх по лестнице.

– Поздравляю тебя, сын, – сказал Бен, пожимая Джо руку. – Теперь ты принадлежишь к великому братству отцов. Добро пожаловать!

– Сынок мой, – сказала Шарлотт, целуя Джо, который наклонился к ней для поздравления. – Я уверена, все будет в порядке, и тебе не о чем волноваться, хотя я считаю, что Уильям Инглиш мог бы и сам сообщить нам эту новость.

– Может быть, выпьем по бокалу шампанского? – предложил Бен.

– Нет, мы пить не будем, – сказала Шарлотт. – Пять часов утра не время распивать шампанское.

– Но это и не время рожать младенцев, – сказал Бен. – Однако ты ничего по этому поводу не возразила, так что не надо возражать и против шампанского.

– Отец, давай сейчас не будем, – сказал Джо. – Давай подождем.

– У меня нет никаких дурных предчувствий ни по поводу малышки, ни по поводу Эдит. Если были бы какие-то осложнения, Билли Инглиш позвал бы тебя – не нас, а тебя.Но он не послал за тобой, а послал Мариан оповестить нас всех. Я сейчас выпью бокал шампанского за свою внучку и разобью его вдребезги о камин. Я, черт подери, не попаду к ней на свадьбу, но пока что, сейчас, я еще здесь.

И он зашагал в буфетную, где хранился ящик с шампанским.

– Здравствуй, Гарри! – удивленно приветствовал Бен сидевшего за кухонным столом слугу. – Родилась девочка. А что у вас в чашке – чай или виски?

– Должен признаться, сэр, это виски.

– Гарри, накрошите, пожалуйста, немного льда. Мы сейчас разопьем бутылку шампанского – миссис Чапин, мистер Джо и я. Принесите три лучших бокала миссис Чапин и чашу со льдом. Принесите их в гостиную, а я открою бутылку.

– Можно вас поздравить, сэр?

– Можно, конечно, можно. Спасибо, Гарри.

– Пока еще, сэр, наверное, рано об этом говорить, но на кого она похожа? – спросил Гарри.

– Я еще ее не видел. Но она такая, какая есть, она есть, и хотя я ее не видел, мне ее внешность уже нравится.

– Согласен, сэр, – сказал Гарри и поднял свою чашку. – За новую мисс Чапин! За единственную миссЧапин, верно, сэр?

– Правильно, – подтвердил Бен.

Бен вернулся в гостиную. Джо сидел на диване рядом с матерью.

– Ну, какие-нибудь новости? – спросил Бен.

– Пока нет, – ответил Джо.

– Как вы думаете, мне удастся убедить вас двоих, что случившееся не повод для тоскливого вида, а повод для празднования? – сказал Бен.

–  Тебе-тозабыть это легко, – сказала Шарлотт.

– Как ты смеешь! – воскликнул Бен.

– Отец, прошу тебя, – вмешался Джо.

– Иди наверх повидать жену и ребенка, – сказал Бен. – Сделай, как я тебе велю.

– Я лучше подожду, пока…

– Ты услышал меня? – спросил Бен.

Джо поднялся и вышел из комнаты, а когда он удалился Бен встал перед женой.

– Так ты забивала ему голову всеми этими ужасами?

– Я не хочу тебя слушать, – сказала Шарлотт.

– Я знаю, чего ты добиваешься, и ты знаешь, что мне это известно.

– Если б ты себя только видел.

– Зато я прекрасно вижу тебя.

– А я вижу тебя. У тебя такой вид, будто тебя вот-вот хватит апоплексический удар. И если это так, очень жаль. Очень жаль.

– Тебе бы, Шарлотт, этого хотелось, но это не так. Я совершенно здоров и собираюсь в таком состоянии и пребывать, чтобы увидеть, как мой сын становится мужчиной.

– Мужчиной в твоем представлении.

– Точно, – подтвердил Бен. – Теперь он отец, и ты увидишь, как он будет становиться мужем. Он еще им не стал, но станет. И ты теперь возненавидишь этого маленького человечка. Эта девочка теперь твоя соперница.

– Но ты моим соперником никогда не был, – сказала Шарлотт. – Волноваться о тебе у меня не было никакой нужды.

– О, с этим я согласен. Ты руководишь его жизнью, ты завоевала его любовь и уважение. Но наблюдать, как все это теперь перейдет к крохотной девочке, будет для меня большим удовлетворением. И с этим ты, милая Шарлотт, ничего не сможешь поделать.

– Посмотрим, – сказала Шарлотт. – Или, вернее, я посмотрю. Как ты сам выразился, до ее свадьбы тебе не дожить, а за это время многое может случиться.

В комнату, с подносом в руках, вошел Гарри.

– Поздравляю, мэм.

– Спасибо, Гарри.

Гарри вышел из комнаты, а Бен взял бутылку, снял фольгу и проволочку и принялся за пробку. И вдруг он повернулся, уронил бутылку и упал на диван. Шарлотт отскочила в сторону и изумленно уставилась на него. Глаза у Бена были закрыты, он тяжело дышал, щеки его раздувались, губы дрожали.

– Бен! – резко прошептала она. – Бен!

Ответа не последовало.

– Бен Чапин, – снова прошептала она.

То, что он жив, было и видно, и слышно. Полусидя-полулежа на диване, он казался спящим – каким она часто видела мужа в его кресле, – но то, что он резко упал и мгновенно уснул, явно указывало на апоплексический удар. Она позвонила в звонок, и Гарри тут же отозвался. Ни о чем не расспрашивая Шарлотт, он сразу подошел к Бену.

– Удар? – спросил он.

– Зовите доктора Инглиша.

Доктор Инглиш спустился вниз в рубашке с засученными рукавами. Он осмотрел Бена и с помощью Гарри уложил его поудобнее на диване. Потом повернулся к Шарлотт.

– У него апоплексический удар. Его нельзя трогать. И мне нужен лед.

– Сэр, в этой чаше есть лед, – сказал Гарри.

– До чего же кстати, – сказал Инглиш. – Когда он упал? Только что?

– Да, – ответила Шарлотт. – Мы разговаривали, а потом Гарри принес шампанское. Бен открывал бутылку, но вдруг упал, почти рядом со мной. Что нам теперь делать?

– Сейчас пусть поспит. Я дам ему лекарство. Гарри, поднимитесь наверх и принесите мой чемоданчик – маленький черный, с отделениями для бутылочек с лекарствами. Принесите его немедленно и не отвечайте ни на какие расспросы. Миссис Чапин, я думаю, вам лучше уйти в свою комнату.

Гарри отправился наверх.

– Я так не считаю, – сказала Шарлотт.

– А я так считаю.

– Я в полном порядке, – сказала Шарлотт.

– Я это знаю, – сказал Инглиш. – Я не это имел в виду. И если вам не хочется быть одной, возьмите с собой Мариан, только не сына.

– Что вы этим хотите сказать?

– Миссис Чапин, будьте добры, сделайте то, что я прошу, – сказал Инглиш. – Как только откроется регистратура, я приведу сюда квалифицированную медсестру. Вы понимаете, что теперь в вашем доме будут жить две квалифицированные медсестры?

– Да, я понимаю, – сказала Шарлотт.

– Значит, мы обаэто понимаем, – сказал Инглиш. – Взаимное понимание, и больше ничего обсуждать не надо.

Шарлотт криво усмехнулась.

– Я считаю, Билли Инглиш, что вы ведете себя дерзко.

– Возможно. Билли Инглиш, возможно, и ведет себя дерзко, но перед вами, миссис Чапин, сейчас докторИнглиш, и я считаю, что это выведете себя дерзко.

– Прошу прощения, но мне надо уйти, – сказала Шарлотт и вышла из комнаты.

Присутствие в доме номер 10 на Северной Фредерик двух беспомощных существ и двух профессиональных помощниц внесло в жизнь семьи и в ведение хозяйства существенные перемены.

– Как ни ступлю на лестницу, так обязательно с кем-нибудь столкнусь, – заметил Джо своей жене.

– Что ж, у нас в доме бок об бок существуют жизнь и смерть. Вроде как в маленькой больнице.

– Мне она не кажется такой уж маленькой, – сказал Джо. – Я ходил к Билли Инглишу.

– И что же он сказал?

– Я ходил к нему поговорить об отце.

– Я так и подумала, – сказала Эдит.

– Билли считает, что этот удар у отца не первый. Отец тебе ничего об этом не рассказывал?

– Бог мой! Нет, никогда.

– Я подумал, может быть, отец тебе что-то рассказывал. Вы с ним, по-моему, в последнее время сблизились, – сказал Джо.

– В основном потому, что я ждала Энн. Он был ко мне необычайно внимателен, только и всего.

– Мне он об ударе ничего не говорил.

– И я не думаю, что он хоть что-нибудь сказал твоей матери, – заметила Эдит.

– Нет, я ее не спрашивал, но я тоже не думаю, что он сказал ей об этом, – согласился Джо.

– Но если у него прежде был удар, кто-то ведь должен был об этом знать?

– Не обязательно. Удар мог быть совсем легким, и, возможно, отец о нем и сам не знал. По крайней мере он мог не догадаться, что это был удар.

– Ты о нем тревожишься?

– Тревожусь ли я о нем? Боюсь, что не настолько, насколько следует.

– А следует?

– Думаю, что да.

– Почему? – спросила Эдит. – Билли Инглиш сказал тебе что-то тревожное?

– Дело не только в том, что он мне сказал, но и в том, чего он не сказал.

– Чего же, по-твоему, он тебе не сказал?

– Ну… мне кажется, он пытался сказать, что у отца было уже два удара и что третьего ему не пережить.

– Но он не сказал тебе этого напрямую?

– Нет, не напрямую. Когда дело доходит до определенных утверждений, врачи ведут себя как адвокаты. И полагаю, по той же самой причине. Хотят застраховаться. Человека нельзя обвинять в том, чего он не высказал вслух.

– Жаль, что твой отец долго не проживет.

– Это правда, но почему ты об этом заговорила? – спросил Джо.

– Потому что он любит Энн и получает от нее огромное удовольствие.

– И мать тоже ее любит.

– Твоя мать ждет, когда я рожу сына. Твой отец счастлив, что я родила Энн.

– Естественно, матери хочется внука, но я не считаю, что она ждет, когда ты его родишь. Она тебя нежно любит. Я тебе уже об этом говорил.

– Да, ты мне говорил об этом, и не один раз. Но мне кажется, что мы с твоей матерью хорошо понимаем друг друга. Ты нас не понимаешь. Видишь ли, нам – твоей матери и мне – не обязательно любить друг друга.

– Конечно, не обязательно.

– Не обязательно, и мы эту любовь не испытываем. Я – до того как родилась Энн – была для нее твоей женой, и не более того. Теперь я снова всего лишь жена – до тех пор пока не рожу ей внука. Тебе не надо настаивать на том, что мы с твоей матерью любим друг друга. Это одна из твоих иллюзий. У тебя столько всяких иллюзий.

– Да, я верю в определенные вещи. Это действительно так.

– Нет, я говорю об иллюзиях. Все эти годы тебе казалось, что твои мать и отец любят друг друга. А это не так. Они ненавидят друг друга. Почему ты не можешь посмотреть правде в глаза и признать, что они друг друга ненавидят? Я не прожила в этом доме и недели, как поняла это. Я догадывалась об этом и до нашей женитьбы, но после того как прожила здесь неделю, уже твердо это знала.

– У них часто бывают разногласия, и…

– Пожалуйста, не отрицай этого. Именно в этом и беда с твоими представлениями. Ты сам себя обманываешь.

– Иногда лучше себя обманывать.

– О, значит, ты признаешь это.

– Нет, не признаю. В глубине души мать и отец любят друг друга.

– Тебе было бы лучше, если бы ты в этом себе признался.

– Лучше? Если бы я признал, что отец и мать ненавидят друг друга?

– Да.

– Эдит, я порой тебя совершенно не понимаю.

– Я с этим полностью согласна.

– Почему мне будет лучше, если я признаю, что отец и мать ненавидят друг друга?

– Я могу это легко объяснить. Если ты это признаешь, тебе не надо будет все время выискивать признаки их любви. Ты этих признаков не видишь, но продолжаешь их выискивать, потому что не хочешь признать истинного положения вещей. А истинное положение вещей заключается в том, что они друг друга не выносят.

– И почему же мне от этого будет лучше?

– Я же тебе объяснила, – сказала Эдит. – Ты без конца убеждаешь себя, что они любят друг друга, и ищешь тому доказательства, но единственные доказательства, которые ты находишь, – это доказательства того, что они не любят друг друга. И так оно и есть.

– Но ты не объяснила мне, почему мне будет лучше.

– Если бы ты думал, что у тебя на заднем дворе есть запасы золота, и копал бы там землю, копал и копал, а потом специалист сказал бы тебе, что в радиусе тысячи миль нет никакого золота, разве тебе не стало бы лучше оттого, что ты перестал зря тратить свое время?

– Но специалист мог ошибаться.

– Ты хочешь сказать, что я могу ошибаться? – спросила Эдит.

– Да, ты можешь ошибаться.

– Когда ты был маленьким, то верил в Санта-Клауса.

– Лет до пяти, думаю.

– Но теперь ты не веришь?

– Нет.

– Потому что вера в Санта-Клауса – детское представление.

– Может, это и детское представление, но это хорошее представление.

– Для маленьких детей.

– Да, для детей.

– Скажи, Энн нам принес аист?

– Эдит, перестань, – сказал Джо.

– Энн нам принес аист?

– Хочешь, чтобы я ответил «да» или «нет»? Нет.

– Когда мы с тобой предавались любви, твое семя осталось у меня внутри, выросло, и в болезненных родах я родила нам ребенка. А не то чтобы аист, пролетая над Гиббсвиллем, принес младенца на Северную Фредерик, дом номер десять?

– Верно.

– Когда на свет появился ты, тебя принес аист?

– Нет.

– Твои мать и отец предавались любви, и так далее.

– Верно.

– Твоя мать ест три раза в день.

– Да.

– Твой отец ест три раза в день.

– Да.

– Твоя мать ходит в туалет?

– Да. И отец тоже.

– Они пьют воду?

– Да.

– Они дышат воздухом?

– Да.

– Твоя мать к кому-нибудь относится с симпатией?

– Конечно.

– А она кого-нибудь недолюбливает?

– Да.

– А она кого-нибудь ненавидит?

– Хм.

– Пожалуйста, ответь мне. Она кого-нибудь ненавидит?

– Я этого не знаю.

– Как ты считаешь, могла быона кого-то ненавидеть?

– «Могла» – серьезное слово. Да, наверное, могла бы.

– Могла бы она ненавидеть твоего отца?

– Могла бы, но я не согласен с тем, что она его ненавидит.

– Ты согласен с тем, что она может его ненавидеть и что он может ее ненавидеть? Тебе не надо вникать в причины, почему они ненавидят, просто согласись с тем, что они могут ненавидеть. Если ты впервые в жизни согласишься это признать, то сделаешь первый шаг на пути освобождения от одного из своих заблуждений. Тебе известны судебные дела, в которых муж и жена ненавидели друг друга и даже друг друга убивали. Ты же почему-то считаешь, что с твоими родителями ничего подобного случиться не может.

– Именно так мне хотелось бы думать.

– Ты боишься, что, если о чем-то подумаешь, люди узнают о твоих мыслях. Не бойся, они скорее всего об этом не узнают. Но когда ты обманываешь самого себя, ты это знаешь. Ты будешь успешнее и счастливее, если перестанешь себя обманывать. Я счастливее тебя, потому что не обманываю себя. Я знаю о себе все хорошее и все дурное.

– Я не думаю, что ты счастливее меня, и я не знаю про тебя ничего дурного.

– Возможно, если бы ты знал обо мне дурное, ты был бы менее счастлив.

– В чем же оно заключается?

– Это моя тайна, и я надеюсь, что ты никогда о ней не узнаешь, если, конечно, не приложишь к этому особых стараний.

– А тебе хотелось бы узнать что-нибудь дурное обо мне? – спросил Джо.

– Нет, мне лучше этого не знать.

– Тогда ты тоже занимаешься самообманом.

– Может, да, а может, и нет. Но в мои планы не входит, чтобы ты мне рассказывал о себе дурное.

– Ты предпочитаешь выяснить все сама?

– Возможно. Я всего лишь женщина, так что не жди от меня последовательности.

Плач дочери положил конец их беседе. Детская комната была этажом выше их спальни, и в коридоре они увидели отца Джо, который в ночной рубахе и халате стоял, опираясь на палку, в проеме своей спальни.

– Девочке пора выпить свою рюмочку? – спросил он.

– Пора, – ответила Эдит.

– А тебе, отец, пора сидеть в кресле, – сказал Джо. – Ты же это знаешь.

– Ох уж это кресло, – сказал Бен. – Зайди ко мне, я хочу с тобой поговорить.

– Я повидаю Энн и сразу приду к тебе, – ответил Джо.

Он поднялся по лестнице, и ему дали подержать голодную малышку, пока ее мать готовилась к кормлению.

– Надеюсь, ты не будешь возражать против моих представлений о ней, – сказал Джо.

– Каких именно представлений? – спросила Эдит.

– Детских, я думаю. Я хочу, чтобы она была самой счастливой девочкой на свете.

– И я тоже, – сказала Эдит и протянула руки, чтобы взять ребенка.

– Это еще не все, – продолжал Джо, передавая Эдит ребенка. – Я хочу, чтобы она была счастлива и при этом не думала, что ее отец и мать ненавидят друг друга.

– И я тоже. Ты не возражаешь выйти из комнаты, пока я буду ее кормить?

– Мне нравится смотреть, как ты ее кормишь.

– Я знаю, что тебе нравится, но я себя при этом чувствую неловко. Пойди и поговори с отцом.

Когда Джо открыл дверь в спальню отца, тот закуривал сигару.

– Отец, что это такое? – сказал Джо.

– Мне кажется, сидеть здесь и мечтать о том, чтобы закурить, вреднее самого курения. К тому же что это меняет? Хочешь закурить?

– Нет, спасибо, – ответил Джо.

– Там, куда я отправлюсь, будет столько дыма, что сигарой не насладишься.

– Отец, прекрати.

– А выпить, наверное, для тебя еще слишком рано. Там в шкафу на полке стоит бутылка виски. Налей мне, пожалуйста, полстаканчика. И разбавь водой. Половина наполовину. Эта фраза всегда напоминает мне старую английскую историю. Один парень как-то раз вечером гулял напропалую и добрел до своей любимой таверны, а та – закрыта. Он принялся барабанить в дверь, стучал и стучал, пока наконец хозяин не высунулся в окно. Я прямо вижу этого хозяина: в ночном колпаке, высовывает он голову из окна второго этажа и кричит: «Что тебе нужно в такой поздний час?» А пьяный парень отвечает: «Я хочу половину наполовину». «Сейчас получишь половину наполовину», – сказал хозяин и вылил содержимое ночного горшка парню на голову. «Половина – моей старухи, а половина – моя».

– Вот твой виски, – сказал Джо.

– Я впервые услышал эту историю на третьем курсе в колледже. Наверное, ее и по сей день рассказывают.

– Рассказывают, – подтвердил Джо.

– Старые истории долго не забываются, – сказал Бен. – Так вот, я хочу поговорить с тобой о нескольких вещах. Во-первых, я хочу, чтобы ты выяснил, за сколько можно купить полноценное партнерство в фирме Артура Мак-Генри. Я хочу, чтобы ты узнал об этом как можно скорее – желательно завтра. А когда узнаешь, я выпишу тебе чек.

– Я знаю сколько. Пятнадцать тысяч.

– Всего лишь?

– Да, но я не хочу, отец, чтобы покупал ты. Я хочу купить его сам и расплачиваться за него год за годом.

– Я знаю, что ты хочешь купить его сам, и мне приятно об этом слышать, и я бы дал тебе такую возможность, если бы меня не хватил удар. Но теперь мне хочется, чтобы ты стал партнером фирмы до того, как я умру. Это не такая большая сумма, сынок. Если бы ты решил открыть в бойком месте продуктовый магазинчик, то потратил бы такие деньги еще до его открытия. Но ты не собираешься открывать магазин. Ты становишься партнером в одной из лучших адвокатских фирм восточной части нашего штата. Когда к их имени прибавится наше, лучшей фирмы здесь будет просто не найти.

– Почему ты хочешь, чтобы я стал партнером в другой фирме, а не продолжал дело твоей?

– Тут есть некая тонкость. Я объясню тебе почему. У меня есть друзья, но есть и враги. У Мак-Генри тоже есть и друзья, и враги. Мои враги, которые могут достаться тебе по наследству, возможно, станут обращаться в фирму Мак-Генри, считая, что их делами будет заниматься Артур. И то же самое относится к их врагам. А два молодых человека, не связанных кровными узами, прочнее стоят на ногах, чем один, особенно тот, кто продолжает семейное дело. Есть и другая причина. Здоровая конкуренция между тобой и Артуром будет полезна и тебе, и ему. Дружеское соперничество вам вовсе не повредит – оно будет держать вас в хорошей форме. Свежая кровь у Мак-Генри, и свежая кровь у Чапинов. А сейчас скажу тебе кое-что еще.

– Слушаю тебя, отец, – сказал Джо.

– Лет через пять вы с Артуром добьетесь такого успеха, что вам начнут предлагать партнерство другие фирмы – в Нью-Йорке, в Филадельфии. Не уезжайте отсюда. Здесь вы заработаете больше денег, у вас будет потрясающая фирма, и люди из Нью-Йорка и Филадельфии будут приезжать к вам. Вы не будете работать на них, как младшие партнеры и вообще как партнеры. Вы сами сможете ставить клиентам свои условия. В наших краях ваша фирма станет единственной фирмой, с которой важные люди из Нью-Йорка и Филадельфии захотят иметь дело.

– Хм.

– Многие люди будут задаваться тем же самым вопросом, который задал мне ты. Почему вы с Артуром стали партнерами? Что ж, совершенно очевидно, что ты отлично ладишь с Артуром, а он с тобой. А поскольку вы так хорошо ладите, люди скажут: похоже, что вместе они чувствуют себя еще увереннее, чем по отдельности. Так почему же не иметь дело с двумя прочными фирмами, слившимися в одну? Позднее я, из уважения, поговорю со старшим Мак-Генри, а потом мы выпишем им чек.

– Отец, я просто не знаю, как тебя благодарить.

– Я скажу тебе, Джо, как именно. Стань таким человеком, каким мне всегда хотелось стать, но не удалось. Мне не надо просить тебя не мошенничать, но я надеюсь, что тебе удастся прожить жизнь, не совершая жестоких, низких и подлых поступков. И вот еще что: я написал завещание. Большую часть моего состояния получит твоя мать. Я оставляю тебе сто тысяч долларов и предлагаю тебе вложить их во что-то и забыть о них. Сделай вид, что у тебя их просто нет. Зарабатывай деньги сам и на эти деньги живи. И еще я завещал двадцать пять тысяч Эдит.

– Отец, извини, пожалуйста, но ты проливаешь виски.

За разговором Бен не заметил, что наклонил свой стаканчик и разбавленное водой виски капало теперь на брюссельский ковер.

– «Хочешь иметь, не растрачивай попусту», – сказал Бен. – Не знаю, к чему я это сказал. Это выражение тут совсем некстати. Но, как я уже упомянул, я оставил Эдит двадцать пять тысяч. Я бы хотел оставить что-то и Энн, но у тебя, конечно, родятся и другие дети, и будет несправедливо упомянуть Энн и исключить остальных – тех, которые еще не родились. Так что ты уж за меня о них позаботься. Я знаю, ты это сделаешь.

– Отец, весь этот разговор, все эти сведения…

– Да, сынок?

– Я надеюсь, они не указывают на то, что ты настроен пессимистично. И надеюсь, они не говорят о твоем мрачном настрое. Человек, переживший апоплексический удар, конечно, не полетит играть в теннис, но может прожить еще много лет.

– Да, он может, но этотчеловек не проживет. Я думаю, Джо, это один из наших последних разговоров, и поскольку мы его уже ведем, я хочу упомянуть еще об одной моей просьбе, которую я не поставил условием в своем завещании, но сейчас тебе выскажу: я надеюсь, ты не оставишь этот дом. Все постепенно переезжают в западную часть города – на Лэнтененго-стрит. И если ты решишь купить недвижимость, покупай ее на Лэнтененго, но не покидай этот дом, пока ты жив. Не продавай его. Не отдавай его в чужие руки. Если ты все же решишь его продать, разрушь его до основания. Я не хочу, чтобы в нем жила какая-то другая семья. Мне это будет нестерпимо. Наша семья построила этот дом, и мне бы не хотелось, чтобы другая семья… жила в этих комнатах, проходила через нашу парадную дверь. Здесь я родился, ты родился, а теперь родилась наша первая внучка. Надеюсь, что и у тебяв этом доме родятся внуки. Я люблю этот дом.

– Я никогда не продам этот дом, или по крайней мере надеюсь, что мне не придется его продавать, – сказал Джо.

– Будь моя воля, я бы попросил, чтоб меня кремировали, чтоб мои останки могли покоиться в этом доме, но, полагаю, в Гиббсвилле такое невозможно. Я ни разу не слышал, чтобы в Гиббсвилле хоть кого-нибудь кремировали. А это настолько разумнее.

– Но слишком жестоко, по-моему. Я не сторонник кремации.

– Не знаю, мне это кажется намного разумнее, – сказал Бен. – Джо, разговорами на такие мрачные темы я тебя подвергаю весьма неприятному испытанию, но у меня есть на то причина. Я открою тебе одну тайну. Я не думаю, что этот удар у меня первый. Я думаю, это был уже второй. Мне кажется, что первый был два года назад. Он был не такой тяжелый, как этот, но все же очень похожий на него, так что не исключено, что это все-таки был удар. Хотя, может, и нет. Это случилось, когда я был в Филадельфии, не помню уж по какому делу. Я вернулся в отель где-то после полудня, зашел в свою комнату и потерял сознание. И лежал так, пока не пришла горничная подготовить ко сну мою постель. Она и позвала врача – врача из этого отеля. Он спросил меня, есть ли у меня врач в Филадельфии, и хотел пригласить его ко мне, но мне не хотелось поднимать шум и я на следующий день вернулся домой. Я никогда об этом не рассказывал ни твоей матери, ни кому-либо другому, но тебе сейчас рассказываю. Возможно, это был легкий удар.

– Судя по всему, это быллегкий удар.

– Ну, мог быть. Гостиничный врач именно таким словом его не называл. Может быть, его сбило с толку то, что я был слегка навеселе. Я не был пьян, но выпил прилично. Правда, какое все это сейчас имеет значение? В этот раз у меня был настоящий удар, врач поставил диагноз, и тому подобное. Джо, но разве это, черт побери, жизнь? Я тут сижу и порой думаю: и что мы за нее цепляемся? Но стоит мне вспомнить о нашей Энн, и вопрос тут же исчерпан. Хочу на ее счет дать тебе один последний совет.

– Конечно, отец.

– Балуй ее.

– Ты хотел сказать: не балуй ее.

– Нет, я хотел сказать: балуй ее. Давай ей все, что она попросит, все, что ты сможешь. Эдит, конечно, тебе этого не позволит, но дай ей все, что сможешь. В первую очередь и самое главное – любовь. Захочет пони, дай ей пони. Куклы, платья, игрушки. Маленькой девочке баловство отца не повредит. На самом деле, это ее не испортит. Я знал одну девочку, отец которой никогда ее не баловал. Когда же она выросла, то из-за того, что отец, как выражаются, ее не баловал, она возненавидела мужчин.

– Я не уверен, отец, что могу тебе это пообещать.