Текст книги "Кейджера Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Работала я предельно аккуратно, как можно тише, начиная лишь, будучи уверенной, что Спьюсиппус заснул. Днём я скрывала камень под одеялом, как и сами следы моей работы. Меня порадовало, что торговец оказался беспечен, и не столь скрупулёзен в осмотре места моего заключения. Вчера утром, уже ближе к рассвету, я, наконец, пропилила основание ящика, и осторожно уперевшись в крышку и приподняв ящик, мне удалось просунуть пальцы наружу под боковой стенкой ящика.

И вот сегодня поздним вечером, несколько анов назад, я привстала в ящике. Затем, подцепила его пальцами, и подняв свою тюрьму протиснулась наружу. Аккуратно, опасаясь разбудить храпящего Спьюсиппуса, я поставила ящик на место. Затем выскользнув из его фургона, крадучись выбралась за территорию стоянки, и что было сил бросилась бежать.

Я снова была нагой, как и после моего побега из лагеря Майлса из Аргентума. Я понятия не имела, куда именно Спьюсиппус прятал мою рабскую тунику, ведь к тому времени я уже была заперта в ящике. Искать её я не решилась. Насколько я знала, одежды свободной женщины на той стоянке, быть не могло. Это был привал свободных мужчин и их рабынь.

Я спешила на восток, задыхаясь от усталости, то двигаясь быстрым шагом, то срываясь на бег, по Аргентумской дороге, назад к Виктэль Арие. Я рассчитывала на то, что двигаясь по твёрдой дороге, я, конечно, могла бы оторваться от своих преследователей как можно дальше. При этом они не ожидают того, что я буду придерживаться дороги, тем более, того что я пойду именно в сторону Виктэль Арии, ведь это мало того, что это приведёт меня в области с высокой концентраций поселений, но, также, приблизит меня к Ару.

Я сочла разумным, что они предположат, такое направление почти столь же неудачным для меня, как и побег в сторону самого Аргентума. Я надеялась, что мои преследователи будут ожидать от меня, что пробежав по дну реки, я выберусь на берег в нескольких пасангах ниже по течению, я постараюсь уйти на север. Только бы Спьюсиппус не забыл, как я на коленях умоляла его не вести меня в Ар.

Я очень спешила.

Ещё одной разумной с моей точки зрения причиной того, чтобы следовать по дороге состояла в том, что, по крайней мере, я на это надеялась, на твердой, мокрой поверхности, будет труднее обнаружить мои следы, если они воспользуются охотничьим слином. Кроме того, запах моих следов будет смешан с запахом других путешественников. Конечно, никаких слинов на месте стоянки извозчиков не было и в помине, но что мешает Спьюсиппусу арендовать одного такого зверя на несколько дней. И мне оставалось надеяться, что к тому моменту как он это сделает, особенно учитывая периодические и частые ливни, даже для таких прекрасных и неутомимых охотников как слины, будет невозможно вычленить мой запах. Также, я не думал, что у него найдётся что-нибудь, чтобы дать слину почуять мой запах, и встать на след. Я вполне сознательно не забрала одеяло из ящика. Ведь оно пахло не только мной, но многими другими женщинами, что побывали в руках у Спьюсиппуса. Туника, что досталась мне от щедрот торговца, до меня, скорее всего, также побывала на телах других рабынь, впитав их запахи. Кроме того, этим вечером я весьма предусмотрительно, тщательно выстирала её и не надевая покорно вручила Спьюсиппусу, прямо перед тем, как забраться в ящик, чтобы, как ему казалось, оказаться беспомощно запертой внутри.

Небо всё больше затягивало тучами. В воздухе чувствовалось приближение дождя.

Спьюсиппус, скорее всего, даже не станет арендовать слина. К тому времени, как он сможет это сделать, ему, как достаточно разумному мужчине, станет ясно, что мой запах уже должен был выветриться. Да и нечего ему будет сунуть под нос слину, чтобы натравить на меня. И немаловажно то, что аренда слина удовольствие не из дешёвых, а Спьюсиппус, далеко не богатей, и у него может просто не достать средств на оплату аренды. Кстати говоря, нанять слина стоит намного дороже, чем ту же рабыню. Оплата найма слинов зачастую поановая, в то время как, рабынь обычно арендуют посуточно или сразу на неделю. И самым главным моим преимуществом, которые я учитывала, было то, что Спьюсиппус, будучи умным и жадным человеком, врятли захочет поделиться с кем бы то ни было тайной моей личности. Какой был бы прок для его кубышки, попади я в цепи какого-нибудь удачливого охотника из предгорий Волтая? Кроме того, кто мог бы предположить, что у него в ящике когда-то сидела Татрикс Корцируса? Да все сочли бы его безумцем. Нет, если власти и будут искать меня, то, я была в этом уверена, что искать они будут девушку Спьюсиппуса, беглую рабыню, по кличке Лита.

Начавшийся, с нескольких капель, дождь быстро усиливался, постепенно превращаясь в ливень. Я могла только приветствовать этот дождь, и надеяться на то, что этот обрушивающийся с неба поток смоет с дороги и запах моего тела и следы моих босых ног. Была и ещё одна немаловажная причина, почему я решила возвращаться по той же Аргентумской дороге. Вчера я видела ещё один открытый фургон с рабынями, длинный, широкий фургон очень похожий на тот, что повстречался нам несколько дней назад. В его кузове точно также, сидели девушки, прикованные за шеи друг к дружке и к кузову фургона. И у всех у них волосы были острижены также коротко, как и мои. Полное подобие обоих фургонов, и способов сковыванию, позволяло предположить, что здесь работала одна работорговая компания.

Во время стоянки я смогла выяснить, что это были девушки, иногда называемые рабочими рабынями. Это – одна из самых низких ступеней среди рабынь, в действительности, наверное, самая низкая. Эти, редко могут подняться даже до статуса девушки чайника-и-циновки. За них не запросят высокой цены. Таких, как они, обычно продают целыми партиями на самых дешёвых рынках, и покупают их, для использования в таких местах, как общественные кухни, прачечные или фабрики и мануфактуры. О таких иногда, достаточно естественно, упоминают, как о «кухонных девках», «девках прачечных», «мельничных девках», и так далее.

Как мне объяснили, этих женщин, закупают оптом на рынках севера, где цены зачастую значительно ниже. Потом их доставляют на юг, уже здесь остригают, и распродают для работы на предприятиях. Я очень надеялась, что втайне от их охраны, смогу наладить контакт с этими женщинами, и получить у них помощь едой, и возможно советом. Они, хотя и рабыни, но были гореанками, а я всего лишь голой, невежественной и неграмотной девушкой с Земли. Конечно сейчас я разбиралась в окружающей обстановке немного лучше, чем тогда, когда я убегала со двора гостиницы несколько дней назад. Я верила, что они накормят меня, и отнесутся по-доброму. Даже притом, что я находилась гораздо выше их на социальной лестнице, будучи свободной, а они были простыми рабынями, я тешила себя надеждой, что они окажутся добры ко мне. В конце концов, должна же существовать женская солидарность в мире, где мужчины так никогда и не отказались от своей власти.

К утру дождь закончился, и я, в предрассветных сумерках, опасаясь быть замеченной, сошла с Аргентумской дороги.

22. Попалась!

– Пожалуйста, не надо шуметь, – прошептала я.

– Кто здесь! – испуганно вскрикнула женщина, и послышался звук дёрнувшейся цепи.

– Пожалуйста, тише, – прошептала я снова. – Я не причиню Вам вреда.

– Что случилось? – зашептала другая женщина, и я услышала как задвигались несколько тел и забренчали цепи.

– Тише, пожалуйста! – отчаянно взмолилась я.

Я переползла через борт рабского фургона, и поскорее присела, скрываясь в темноте. Под своими коленями я почувствовала твёрдые доски дна кузова, застеленные одеялами, или подстилками. Фургон стоял среди рощицы из нескольких деревьев, а два выпряженных стреноженных тарлариона паслись поблизости. В нескольких ярдах в стороне, в темноте ночи угадывалась палатка возниц.

– Пожалуйста, тихо, – прошептала я в темноту.

Я согнулась в три погибели, почти ложась животом на дно фургона, и стараясь, полностью скрыться за бортом. Я не хотела рисковать и выставлять спину, которую даже в темноте можно было разглядеть со стороны палатки.

Хотя будучи на дороге, а зачастую и на привале, фургон обычно держат открытым, этой ночью, возможно из-за зарядивших в последнее время ливней, возницы не поленились и установили тент в положение «частично свернутый». Тент представлял собой длинный кусок брезента, с вшитыми в края двумя длинными шестами. Этот брезент был наброшен поверх конструкции состоящей из пяти жердей. Две пары этих жердей, упираясь в углы кузова, были попарно перекрещены и связаны вверху, образуя две треугольных рамы спереди и сзади кузова. Эти две рамы были соединены между собой пятой жердью, лежавшей, на их крестовинах, и параллельной продольной оси фургона. Брезент укладывается по этой длинной продольной жерди и удерживается на месте своими собственными двумя шестами, свисая спереди и сзади фургона с наклонных шестов. В данный момент, тент был накручен и закреплён на шестах, таким образом, что между его краем и краями переднего и заднего бортов остался промежуток приблизительно около ярда.

– Пожалуйста, – прошептала я, лёжа на животе, на дне кузова, мокрая от дождя и с грязными ногами.

– Кто Ты? – удивлённо прошептала мне женщина.

– Я – та, кто голоден, и отчаянно нуждается в помощи, – ответила я.

– Но мы всего лишь голые рабыни, – заметила женщина. – Чем мы можем Тебе помочь?

– К тому же мы прикованы цепью, – добавила вторая.

– Пожалуйста, дайте мне немного еды, – попросила я. – Я очень голодна!

Это была чистая правда. Я действительно не ела уже больше двадцати анов, с тех пор как получила свою весьма скромную порцию из рук Спьюсиппуса, вечером предшествующим моему бегству. В целом он кормил меня вполне достаточно, но редко досыта. Казалось, что он намеривался держать меня на такой диете, чтобы сделать моё тело таким же красивым как у рабыни для удовольствий.

– В фургоне вообще нет еды, – объяснила мне женщина, и я застонала от отчаяния.

– Еда нам выдают маленькими, точно вымеренными рационами, – добавила вторая женщина, – и затем, строго следят за тем, чтобы мы съели свои порции полностью.

– Но должна же где-то быть еда, – простонала я.

– Еда есть, но она внутри палатки, – сообщила мне первая женщина, -но там возницы, и к тому же она заперта в ящике.

– Вы должны мне помочь. Я такая же остриженная, как и Вы, -взмолилась я.

– Чем мы можем Тебе помочь? – скептически поинтересовалась вторая.

– Лучше бы Тебе бежать отсюда, – покачала головой первая.

– Я не знаю, что мне делать, и куда пойти, – всхлипнула я.

– Ты вообще кто? – спросила первая рабыня.

– Я – свободная женщина, – неосторожно ответила я, и услышал, как женщины отпрянули от меня, загремев цепями.

– Не бойтесь, – попыталась успокоить их я. – Я не причиню Вам вреда. Не вставайте на колени, пожалуйста.

– Ты не можешь быть свободной женщиной, – наконец проговорила первая женщина.

– Ты – просто беглая рабыня, – поддержала её вторая.

– Будь Ты свободной женщиной, – послышался ещё один голос из темноты фургона, – Ты бы не полезла к рабыням. Ты пошла бы к свободным людям!

– Я голодна и несчастна, – проговорила я сквозь слёзы. – Я нуждаюсь в помощи. Мне не важно, кем Вы меня считаете, рабыней или свободной.

– На ней нет клейма, – сообщила ближайшая ко мне женщина.

Я дёрнулась от неожиданности, почувствовав, как её руки проверили мои левые и правые бедра, два наиболее распространенных места у гореанских рабынь для выжигания клейма.

– Похоже, она не врёт, – заметила вторая женщина, со страхом в голосе.

– Я слышала, что есть некоторые мужчины, что не клеймят своих рабынь, – сказал кто-то из женщин, находившихся в фургоне.

– Они – дураки, – ответили ей с другой стороны.

– Это точно, – согласилась вторая рабыня.

– Но её остригли, – сказала первая, ощупав мою голову.

– Значит, она должна быть рабыней, – заключила вторая.

– Некоторые свободные женщины сами стригутся, чтобы продать свои волосы, – подсказали из темноты.

– Я – свободная женщина, – заплакала я.

– Она голая.

– На ней даже нет пояса на животе.

Я сердито отпрянула, от них.

– Свободные женщины не бегают нагишом по полям, моя дорогая, -усмехнулась первая женщина.

– Тем не менее, – твёрдо сказала я, – я – свободная женщина.

– И где же твоя одежда? – съязвила она.

– Меня схватил мужчина, – соврала я. – Он отобрал мою одежду! И состриг мои волосы, наверное, также, ради денег!

– Почему же он не оставил себе Тебя? – поинтересовалась рабыня.

– Должно быть, она редкостная уродина, – прыснула одна из женщин.

– Вовсе я не уродина! – возмутилась я.

– Тогда, почему он не оставил Тебя? – спросила женщина.

– Я не знаю! – крикнула я, и тут же зажала себе рот руками.

– Ты – рабыня, – уверенно сказала она.

– Нет!

– Лгунья! – поддержала вторая.

– Я – свободная женщина, – простонала я. – Я – свободная женщина.

– Если Ты – свободная женщина, и не местная здесь, – проговорила одна из рабынь.– Я думаю, что Тебе стоит бежать отсюда и поскорее. Здесь для Тебя не безопасно.

– Я не понимаю, – призналась я.

– Уверена, что Тебе не очень хотелось бы быть пойманной здесь, -усмехнулась она.

– Нет! – испуганно замотала я головой.

– Тогда я думаю, что Тебе самое время бежать отсюда, пока ещё оно у Тебя есть, это самое время, – ехидно улыбаясь, сказала мне первая женщина.

– Куда мне идти? – спросила я. – Куда я могу бежать?

– Да куда угодно, – развела она руками. – Только поторопись!

– Но почему? – попыталась я узнать причину, по которой меня выгоняют.

– Подходит время поверки рабынь, – наконец соизволила объяснить мне она.

– Поверка рабынь? – удивлённо переспросила я.

– Она самая, – кивнула она.

– Вот только уже слишком поздно! – шепнула мне женщина, падая на дно фургона.

Я в ужасе обернулась. Меня тут же ослепил свет фонаря оказавшегося не более чем в футе от заднего борта фургона. Я стремительно повалилась вслед за рабыней, пытаясь зарыться среди других тел, и притвориться спящей. Я услышал, как борт фургона откинулся на заскрипевших шарнирах, качнулся и остановился ударившись об ограничитель. Потом кузов качнулся, и послышался скрип досок, под чьими-то тяжёлыми шагами. Даже сквозь закрытые веки я почувствовала свет фонаря, разлившийся под тентом фургона, и осветивший обнажённые женские тела.

Я всё также лежала, замерев, и стараясь не дышать.

– Отлично, – услышала я грубый голос, – и что это у нас тут такое?

И тут я почувствовала, весьма чувствительный пинок. Я испуганно обернулась, отчаянно моргая глазами в свете фонаря.

– Ну, что попалась, Рабыня! – ликующим голосом сказала женщина лежавшая подле меня.

23. Цепь.

– На спину, – скомандовал мужчина, – держать руки чтобы я их видел, ладонями вверх.

Я послушно выполнила команду.

– Теперь перекрести запястья перед собой, – приказал он.

Едва я выполнила и эту команду, как он, одной своей рукой, схватил обе моих. В его железном захвате я оказалась беспомощной как ребенок. Он легко, как пушинку, вздёрнул меня на колени, и, подняв фонарь, осмотрел место где я лежала. Лишь после этого он, опрокинул меня на спину и отпустил руки.

– Я безоружна, – сказала я. – У меня нет никакого оружия. Я совершенно беззащитна. Пожалуйста, будьте добры ко мне.

– Дурбар! – громко позвал мужчина, и повесил фонарь, зацепив его крюком за продольную жердь тента.

– Я не та, за кого Вы меня приняли, – заявила я ему. – Я – свободная женщина. Я не рабыня. На мне нет ни ошейника, ни клейма. Вы сами можете это легко увидеть.

– Ты – свободная женщина? – спросил он скептически.

– Да, – ответила я. – И я отчаянно нуждаюсь в помощи. Я надеюсь, что Вы будете добры ко мне, и дадите мне еды и одежду, и возможно ссудите деньгами, и подскажите, как я смогу возвратиться в свой дом в Лидиусе. Он находится на реке Лауриус. К востоку от него расположен город Лаура.

– А твой Лидиус к северу или к югу от Кассау? – вдруг спросил он.

– К северу, – наудачу бросила я.

– А вот и нет, – усмехнулся он. – К югу.

Вокруг меня послышались подобострастные женские смешки.

– Твой акцент, – заметил он, – скорее указывает, что Ты могла бы быть с Табора.

– Да! – ухватилась я за его слова, как за соломинку. – Мои родители устроили мне партнёрское соглашение на желаемое мной, и я сбежала. Я хотела бы пойти куда-нибудь в другое место.

– Табор далековато, – задумался он. – Ты, что же, прошла весь этот путь пешком?

– Да! – ответила я.

– Вот уж странно, – хохотнул он, – особенно если учесть, что Табор -это остров.

Вокруг меня, в фургоне смеялись женщины. А вот мне было не до смеха, слезы заполнили мои глаза.

– Что случилось? – спросил парень, подошедший к фургону, застёгивая на себе пояс с оружием.

– Глянь, что у нас тут, – сказал первый мужчина.

– Ого! – удивлённо воскликнул тот, кого, по-видимому, звали Дурбар.

– И она утверждает, что была свободной женщиной, – сказал первый.

– Конечно, – усмехнулся Дурбар.

– На меня напал мужчина, – захныкала я. – Он украл мою одежду! Он остриг мои волосы!

– Если Ты – свободная женщина, – заговорил со мной Дурбар, – то, что Ты делаешь здесь, ползая среди рабынь?

– Я боялась, – честно призналась я.

– Если Ты – действительно свободная женщина, то чего Ты боялась? – поинтересовался первый мужчина.

– Вы правы, – сказала я. – Я – свободная женщина. И я не должна была бояться.

Оба мужчин захохотали, и закованные в цепи женщины радовались не меньше. Я удивлённо крутила головой, переводя взгляд с лица на лицо. Я видела, как их насмешили мои слова. Я видела ошейники и цепи на их шеях. Как же глупо я себя почувствовала. Меня снова обвели вокруг пальца! Очевидно, в ситуации подобной моей, у свободной женщины было немало поводов, чтобы опасаться за свою судьбу.

– Я голодна, – всхлипнула я. – Я очень голодна. Я очень хочу есть. Пожалуйста, дайте мне что-нибудь поесть.

– Принеси ей что-нибудь, – велел первый мужчина Дурбару, – что-нибудь соответствующее.

Парень спрыгнул с фургона и исчез в темноте ночи, чтобы через какое-то время вернуться, держа в руке деревянную чашку, заполненную сухой, порошкообразной массой. Он плеснул туда немного воды, и сунул посудину мне в руки. Некоторые из женщин, при этом засмеялись.

– Перемешай это пальцами, – пояснил мне первый мужчина, а затем, обернувшись к Дурбару, скомандовал: – Осмотрись вокруг лагеря. Глянь, не прячется ли там ещё кто-нибудь. Сюрпризы нам не нужны. Одного хватит.

– Я здесь одна, – сказала я им, но Дурбар, всё же, ушёл на обход.

После того как я смешала воду с сухой массой, в чашке получилось что-то вроде холодной каши, и я принялась, поднеся чашку ко рту, прямо пальцами, нетерпеливо уплетать эту жирную, влажную субстанцию.

К моменту возвращения Дурбара, я уже прикончила, большую часть того, что было в чашке, и теперь отчаянному подбирала последние крошки, как животное, вылизывая чашку, стараясь не пропустить даже малейшей частицы столь простой, но столь драгоценной и живительной пищи.

– Ты отлично ешь рабскую кашу, – заметил первый мужчина, и со стороны прикованных женщин опять послышался подобострастный смех.

Я опустила голову. Чашку у меня забрали. Оказывается это была рабская каша. Я знала, что эта еда, употребляемая с различными добавками, была чрезвычайно питательна. Её специально разработали для кормления рабынь, чтобы сохранять их здоровыми, стройными и красивыми. Но с другой стороны, хотя и я поглотила эту массу с жадностью давно не евшей собаки, мне стало понятно, что даже не голодавшая рабыня, через некоторое время на подобной диете, начнёт отчаянно стремиться довести качество своих услуг владельцу до высочайшего уровня, ради того, чтобы он счёл целесообразным предоставлять ей, хотя бы объедки со своего стола.

– И после этого, Ты всё ещё утверждаешь, что была свободной женщиной? – спросил первый мужчина.

– Да, – ответила я.

– У Тебя тело рабыни, – заметил он.

– Это не моя вина, – сказала я, – что у меня тело рабыни.

– Ты умеешь читать? – уточнил он.

– Нет, – призналась я.

– Как Тебя зовут?

За мгновение у меня в голове промелькнуло множество вариантов, но я остановилась на том, который позволял не запутаться.

– Тиффани, – ответила я. – Ла Тиффани!

– Что это за имя? – удивился он.

– Я не знаю, – удивилась я не меньше.

– Необычное имя, – заметил мужчина.

– Может это – варварское имя, – предположил Дурбар.

– Ты что – варварка? – спросил первый.

– Возможно, – сказала я, и увидела презрение на лицах некоторых из окружавших меня, сидевших на цепи рабынь.

– Смотри-ка, – сказал первый мужчина, схватив меня за плечо, и поворачивая его к свету. – Точно, варварская метка.

Я не видела способа, как можно объяснить наличие этого шрама от прививки без того, чтобы не дать ясно понять своего не гореанского происхождения. Прививка была связана с болезнью, которая, насколько мне было известно, на Горе никогда не существовала.

– Встань на ноги, вот здесь фонарем, – указал мужчина. – И открой рот. Шире!

Мне ничего не оставалось кроме как подчиниться.

– Ну-ка Дурбар, подойди сюда, – велел он, и парень присоединился к нему. – Видишь вон там сзади?

– Ага, – кивнул Дурбар.

Ещё с детства у меня стояли пломбы в некоторых коренных зубах с левой стороны.

– Эти штуки весьма часто встречаются у варварок, – заявил первый мужчина.

– Точно, – согласился Дурбар, но тут же добавил. – Но, мне приходилось видеть такие и в зубах некоторых гореанских девушек. Люди из касты врачей делают подобные вещи.

– Тоже верно, – признал первый.

Эти мужчины должны были бы знать, что, несомненно, такие пломбы можно иногда найти и во ртах некоторых из гореанских мужчин. Но, с другой стороны, эти мужчины, конечно, врятли хвастались им подобным украшением. А вот во рты девушек, да ещё и рабынь, им заглядывать приходилось часто. Одной из первых вещей, которыми обычно интересуется потенциальный покупатель в женщине, рассматривая её покупку, является количество и состояние её зубов.

– Ляг на спину, – приказал мне первый мужчина, – как Ты лежала прежде.

Я так и сделала.

– Ты – варварка? – спросил он строго.

– Да, – честно признала я, не видя, каким образом в свете открывшихся фактов, можно было надеяться скрыть от них своё происхождение.

Некоторые из женщин засмеялись. Похоже, варварское происхождение считалось среди них позором. Однако к моему беспокойству, мужчины, как мне показалось, рассматривали меня без презрения. Скорее они смотрели на меня с определенным интересом. Я тогда ещё не ясно понимала того, какое довольно специфичное положение занимали рабыни-варварки на Горе. Подобострастные и униженные, обученные чувственным интимным искусствам, они часто стоили весьма дорого, и многие гореанские мужчины считали их идеальными объектами, среди прочих таких же, для утоления своей самой первобытной и отвратительной сексуальной жажды.

– Ты говоришь на гореанском языке слишком хорошо, – заметил мужчина. – Настолько хорошо, что я не смог различить твой акцент. До последнего момента, я даже не был уверен, что Ты варварка.

– Спасибо, – автоматически поблагодарила я его за похвалу, понимая, что лежа в их ногах, на подстилке на дне рабского фургона, под их заинтересованными, оценивающими взглядами, я смотрелась по-настоящему женщиной.

– Что Вы собираетесь сделать со мной? – испуганно пролепетала я.

Первый мужчина лишь пожал плечами, и сказал:

– Передадим Тебя властям.

– Пожалуйста, не делайте этого, – взмолилась я. – Пожалуйста!

Но они продолжали, молча разглядывать меня.

– Пожалуйста, – заплакала я. – Пожалуйста, пожалуйста!

Жалобно всхлипывая, я потянулась к ним всем телом.

– Шлюха! – тихо прошипела одна из сидевших на цепи рабынь.

– Пожалуйста, – хныкала я. – Пожалуйста!

– Пожалуй, мы Тебя испытаем, – сказал мужчина. – Давай Дурбар, Ты первый.

Я всем телом дёрнулась навстречу парню, стремительно присевшему, между моими ногами. Насколько я поняла, Дурбар не был главным в их паре. Его задачей было разогреть меня для использования другого, того, кому мне предстояло особенно понравиться.

Несколькими енами позже, уже оказавшись в руках лидера, старшего возницы, я внезапно вскрикнула от страха и удивления. Моим намерением было особенно понравиться ему, но, внезапно, оказалось, что я сама начала терять контроль над собой.

– Нет! Пожалуйста, остановитесь! – отчаянно закричала я, при этом изо всех сил вцепившись в него. – Остановитесь! О-о-ой, остановитесь!

Я стиснула зубы так, что казалось, они сейчас лопнут от напряжения.

Мои ногти впились в его руку и спину.

– Шлюха! – презрительно прошипела одна из рабынь. – Шлюха!

– О боже! – закричала я. – Я чувствую это! Пожалуйста, остановитесь!

Но это животное только смеялось, не собираясь останавливаться.

– Я не могу больше этого терпеть! – плакала я, но мужчина даже не снизил темпа своих движений!

То ощущение, которое Спьюсиппус лишь начал будить во мне, то самое, что привело меня в такой ужас, теперь, непреодолимо, начало разгораться с новой силой где-то в глубине моего живота. Я не знала того, на что это будет похоже, когда окончательно вырвется наружу, уже не говоря о его последствиях.

– Не-е-ет! – простонала я, и полностью отдалась ему.

– Шлюха, шлюха, шлюха! – злобно шипя, скандировала какая-то рабыня.

Изумленная, пораженная, дрожащая, я что было сил, сжимала его в объятиях. Отчаянно вжимаясь в его тело, я всё никак не могла поверить тому, что я только что почувствовала.

– Пожалуйста, не отпускайте меня, – хриплым шёпотом взмолилась я. -Держите меня, ещё хотя бы мгновение! Не отпускайте меня! Держите меня, пожалуйста!

– Ну и шлюха же она, – заметила одна из рабынь.

– Это точно, – поддержала её другая.

Я так и лежала, вцепившись в сильное мужское тело, пытаясь справиться и осознать свои чувства и эмоции. Я же всего лишь собиралась понравиться ему. Я на самом деле только хотела, сделать немногое – доставить ему большое удовольствие. Но что же тогда произошло со мной. Было такое ощущение, как будто внезапно он перехватил контроль над моими телом и душой у меня самой. Он взял управление ими в свои руки. Он внезапно начал заставлять меня двигаться и реагировать на его действия согласно его желанию, а не моему. Он буквально не оставил мне выбора. Он вынудил меня отдаться ему. Мне страшно было даже подумать об этом, но он заставил меня раскрыться перед ним как простую рабыню. Именно это и разочаровывало меня в том, что произошло – моё пребывание в положении рабыни. Да, я собиралась служить ему, ублажить его, доставить ему удовольствие. Вместо этого я сама была принуждена чувствовать удовольствие и даже, безальтернативно отдаться ему.

– Вы довольны мной? – с надеждой спросила я.

– Да, – признал он, и я от избытка чувств поцеловала его в плечо, в благодарность за полученное наслаждение.

Даже притом, что он оставил мне мало шансов доставить ему удовольствие, он всё же, очевидно, нашел меня приятной. Мне пришло в голову, что женщины, могут сделать приятное мужчинам разными путями. Возможно, что – одним из этих путей является способ, когда женщина предоставляет мужчине возможность делать с ней, всё что он выберет для неё, всё что пожелает и как пожелает, чтобы насладиться ею.

Я снова беспомощно поцеловала его, и он немного отстранившись от меня, позволил осмотреться. И первое, что бросилось мне в глаза, была цепь, пристёгнутая к общей цепи фургона. А на конце этой более короткой цепи висел открытый ошейник, который был тут же приложен к моей шее и замкнут. Дрожащей от страха и возбуждения рукой я коснулась его. Вот я и оказалась на той же самой цепи, что и другие женщины.

Мужчина встал, я осталась лежать у его ног, на деревянном, застеленном одеялом, дне рабского фургона, прикованная цепью. Он превосходно попользовался мной. И мне оставалось только гадать о своей судьбе. Кто знает, возможно, теперь его развлечёт взять, и передать меня властям. Я не знала.

– Ты всё ещё утверждаешь, что была свободной женщиной, Тиффани? – спросил он.

– Почему нет? – вопросом на вопрос ответила я.

– Да потому, что у Тебя чувства и рефлексы рабыни, – усмехнулся он.

– Я ничего не требую, – прошептала я, побежденная и закованная.

– Ты действительно свободна? – уточнил он.

– Да, но ведь это уже не имеет значения, не так ли? – спросила я.

– Совершенно никакого, – кивнул он.

– А что думаете, Вы? – решилась узнать я его мнение.

– Я уверен, что Ты – рабыня, – сказал он.

– Я не заклеймена и на мне нет ошейника, – напомнила я ему, – если, конечно, не считать транспортировочного ошейника цепи фургона.

– Думаю, мы решим этот вопрос, – усмехнулся он, – Ещё до прибытия в Ар.

Я пораженно уставилась на него, но, повинуясь его взгляду, быстро встала на колени перед ним, уперевшись ладоням в пол.

– И привыкай обращаться к свободным мужчинам не иначе как «Господин», а к свободным женщинам – Госпожа, – велел мужчина.

– Да, Господин! – покорно сказала я.

– И ещё, Ты здесь – самая низкая девушка, – объявил он, и заметив моё непонимание, добавил: – это значит, что Ты, обращаясь к своим сёстрам по цепи, также говоришь «Госпожа».

– Да, Господин! – заплакала я.

– Теперь Ты – фабричная девка, Тиффани, – сказал он.

– Да, Господин! Спасибо, Господин! – утирая слёзы, сказала я, и склонив голову, покрыла его ноги поцелуями благодарности.

Он тогда развернулся и ушёл, прихватив с собой фонарь, оставив меня в темноте фургона. Дурбар последовал за ним.

А мне не осталось ничего иного, кроме как лёжа рядом со своими сестрами по цепи, попытался собрать вместе свои разбегающиеся мысли. Я снова оказалась в плену, и это пугало меня. Кроме того теперь я могла лишь развлекать себя мыслями об очередном побеге, в реалистичность которых сама не верила. Ну не надеяться же мне, право, что некие таинственные мужчины, опять внезапно появятся, чтобы освободить меня, как это произошло в лагере Майлса из Аргентума. Или поверить в то, что эти мужчины, несомненные профессионалы в части обращения с живым товаром, вдруг захотят, подобно Спьюсиппусу, использовать деревянный ящик для рабской конуры.

Кроме того, насколько мне было известно, охрана за высокими серыми фабричными стенами была доведена практически до абсолюта. К тому же, можно не сомневаться, что когда я окажусь за теми стенами, я уже буду отмечена и клеймом, и ошейником. Можно добавить, что если там рабыням и разрешено одеваться, то только в специальную одежду предприятия, так что даже если бы кому-то из рабынь действительно удавалось выбраться за стены, то можно было не сомневаться, что её моментально схватит первый же свободный мужчина и возвратит владельцам завода.

И уж конечно хозяевам заводов не было нужды арендовать слинов, они у них были свои, и для того, чтобы охранять двор ночью и для того чтобы, если потребуется, преследовать рабынь. Нет, девушки не сбегали с фабрик.