Текст книги "Трикстер, Гермес, Джокер"

Автор книги: Джим Додж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

– Я бы сначала поговорил с Вольтой, – сказал Дэниел. – Я мог бы позвонить и раньше, но у меня нет его номера.

– У меня их штук двадцать, – хмыкнул Билл.

Но Дэниелу они не понадобились. Вольта сам приехал на следующее утро с письмом от Шеймуса. Они пошли к Дэниелу.

– Прежде чем ты его прочтешь, я хочу ввести тебя в курс дела, – начал Вольта. – Шеймус в бегах. Из-за взрыва похищение плутония сорвалось, так что явных улик нет. Но подозрения…

– Я знаю, – прервал Дэниел, – они подробно расспрашивали меня о нем. Я не помнил.

– Это все чертовы компьютеры. Они наверняка притянули бы всякого, кто попытается с ним связаться. Его побег из «Четырех Двоек» плюс история с женщиной и ребенком – последний идиот заметил бы связь. Нам пришлось даже нанять людей, разбирающихся в компьютерных делах, чтобы удалить всю лишнюю информацию или, по крайней мере, заменить ее на устраивающую нас.

– Но никто не знает, где Шеймус, ни копы, ни вы? – уточнил Дэниел.

– Именно так, – улыбнулся Вольта. – Увы, и силы АМО не безграничны. Но несмотря на это, он уже знает, что мы хотим поговорить об остальных, имевших отношение к плутонию.

– Как вам удалось ему сообщить?

– Мы так активно искали остальных, что это трудно было не заметить. Так вот, письмо. Его переслали из Топека, Канзас, и оно того стоило.

Дэниел внимательно прочитал письмо.

«Вольта,

Кроме меня, Эннели и Дэниела (которого Эннели вовлекла в дело без моего согласия), было еще трое сообщников. Из них двое не знали ни о бомбе для отвлечения внимания, ни о том, кто ее подбросит. Третий, создатель бомбы, не знал ни того, для чего она будет использоваться, ни о том, кто и когда подбросит ее. Бомба без сомнения была повреждена, поскольку создатель утверждает, что конструкция корпуса исключает случайный взрыв.

Не трогайте меня. Я виноват. Клянусь, я не сделаю второй попытки. Оставьте меня в покое».

Дэниел перечитал письмо. Почерк был похож на почерк Шеймуса, но полной уверенности не было.

– Нам нужно твое согласие на то, чтобы рассказать о последних словах твоей матери. Может, так мы смогли бы вызвать Шеймуса на откровенность. Нам нужны дополнительные сведения об участниках заговора.

– Я согласен, – сказал Дэниел и добавил с досадой: – Вы могли бы рассказать и раньше. Я хочу сказать, Шеймус заслуживает того, чтобы знать. Он ведь винит в случившемся себя.

– И правильно, – заметил Вольта.

– Почему? Хотите сказать, он что-то напутал с бомбой?

– Нет, свидетельств о том, что с бомбой что-то было не так, у нас нет. Совсем. Но причина случившегося – именно он. Он вовлек Эннели в изначально рискованное дело.

– Она сама хотела ему помочь.

– А ты?

– Я тоже.

– Почему?

Дэниел помедлил:

– Трудно объяснить. Я хотел помочь маме, раз уж она со всем этим связалась. И Шеймусу тоже хотел помочь, потому что видел: он боится, что я ревную его к матери. А я вовсе не ревновал. Я хотел, чтобы она была счастлива. А с ним она, кажется, была счастлива. К тому же, я верил в то, что делает Шеймус, и чувствовал некий азарт… Ну, я же говорю, это сложно.

– Это вообще непростое дело, Дэниел. Потому-то с ним не удается быстро разобраться.

– А почему бы вам не рассказать ему, что это был не несчастный случай?

– Во-первых, потому что мы не знаем этого наверняка. Во-вторых, подозреваю, что Шеймус и сам это знает.

– Почему?

– Возможно, Шеймус не хотел лишних свидетелей… – Вольта провел рукой по волосам. – Мы не можем исключать такой возможности.

– Я не верю, – твердо сказал Дэниел.

– Ты предлагаешь основывать расследование на вере, или мы будем все-таки выяснять конкретные факты?

– Расследование идет как надо. Но насчет Шеймуса вы ошибаетесь – а кстати, зачем вы приехали? Вы ведь тоже хотели что-то узнать?

– Хотел. Вообще-то я хотел остаться здесь, на ферме, в такой славной компании, на пару дней, но в Лос-Анджелесе возникло какое-то срочное дело, и я вынужден вернуться сегодня же вечером. Но не ранее, чем ты расскажешь мне, как у тебя обстоят дела с Бешеным Биллом и его нестандартной педагогикой.

– Спросите лучше у него. Я понятия не имею.

Вольта усмехнулся:

– Имей в виду, если Бешеный Билл говорит «неплохо», это высокая похвала.

После ухода Вольты Бешеный Билл подошел к домику Дэниела и с изумлением обнаружил того сидящим на пороге.

– Эй, с тобой все в порядке?

– Все нормально, – ответил Дэниел рассеянно.

– А в чем дело?

– Не знаю. В Вольте. Что-то я ему не верю.

– Вольта ведет себя по-честному, вот что я тебе скажу. Он, конечно, кажется скользким, но все потому, что не делает резких движений. Предпочитает сначала разобраться в ситуации, увидеть картинку целиком, а уж потом влезать в дело.

– Вы поэтому позвонили ему вчера?

– А вот и нет, – хихикнул Билл.

– Хотите сказать, это просто случайность, что он приехал?

– А тебе никогда не приходило в голову, что все в этом мире держится на случайностях? «Что в небесах, что и на земле». Случайности начинают беспокоить меня только тогда, когда они не случаются. Вот тогда жди на свою задницу неприятностей. А сейчас – почему бы тебе не подобрать эту самую задницу и не пойти за ружьями и парой коробок дроби восьмого калибра? Я сказал Тилли, что мы прогуляемся вдоль ручья и попробуем подстрелить какую-нибудь перепелку к ужину.

– Может, прихватить еще пару бутербродов?

– Можешь считать это случайностью, но о бутербродах я уже позаботился.

Апрель прошел без изменений, в тех же делах. Дэниел становился все беспокойнее и раздражительнее с Бешеным Биллом. И даже чудная весенняя погода была не впрок. Однако в последний апрельский день Бешеный Билл озадачил своего ученика вопросом, на который впервые существовал ответ – хотя и выданный Дэниелом с неохотой:

– Ты помнишь скелет, который я использовал в качестве наглядного пособия?

– Ну да.

– Как его зовут? Ну, как ты его называешь про себя?

Дэниел смутился:

– Это смешно…

– Позволь мне оценить самому. Уж тут я знаток.

– Ушастый.

Бешеный Билл не мог победить обуявший его хохот, он едва перевел дыхание, чтобы простонать:

– Ушастый…

– Я рад, что насмешил вас, – сказал Дэниел.

От смеха у Билла подкосились ноги, он с трудом выдохнул:

– А я-то как рад!

Дэниел повернулся и вышел.

На следующий день Дэниел не замечал Бешеного Билла. Он медитировал, как положено, выполнял свою работу, но равнодушно, с плохо скрываемой скукой. К вечеру Бешеный Билл снова удивил его.

– Трое святых – индийский йог, суфийский дервиш и дзенский монах – путешествовали вместе. В один прекрасный день они подошли к небольшой горной речке. Мост через реку был разрушен весенним паводком. «Я покажу вам, как перейти реку», – сказал йог – и будь я проклят, если он не перешел на другой берег прямо по воде! «Ну нет, – сказал дервиш, – мы поступим по-другому». Он начал крутиться на месте, все быстрее и быстрее, пока не сконцентрировал энергию до того, что – раз! – и оказался на другом берегу. Дзенский монах покачал головой: «Глупые вы, глупые, реку переходят вот так», – подобрал полы халата, чтоб не замочить, и осторожно перешел реку.

Дэниел молчал.

– А вопрос сегодняшнего занятия таков: в чем смысл этой истории?

– В реке, – выпалил Дэниел.

Билл едва заметно вздрогнул.

– Неплохо, – сказал он. Помедлил мгновение и повторил: – Неплохо.

– Вольта говорил, что в ваших устах это высокая похвала, – заметил Дэниел.

– Да неужели? – рассеянно усмехнулся Билл. – Надо тебя почаще бесить. Ушастый, ну надо же. Со вчерашнего дня смеюсь.

Дэниел тоже улыбнулся.

На следующее утро Билл преподнес новый сюрприз:

– Пора мне проветриться. Я ненадолго ухожу в отпуск – и это значит, что у тебя тоже будут каникулы. Можешь заниматься чем угодно, но не покидая фермы.

– Или я вчера сказал что-то очень хорошее, или что-то очень плохое, – заметил Дэниел, слегка сбитый с толку неожиданными изменениями.

– Да нет, просто ты перешел на новый этап, к тому же мы оба устали друг от друга. Как сказано в одной мудрой книге: «Не забывай время от времени давать духу передышку от ежедневных трудов, иначе дух отягощается и препятствует продолжению труда во благо и удовольствие».

– В какой книге?

– «Правила алхимии».

Дэниел заметил полушутя:

– Я и не знал, что вы умеете читать.

– Случается. Но мой дух так препятствует продолжению труда, что, боюсь, передышка добьет меня окончательно.

– Вы едете к Вольте?

– Вот еще, – фыркнул Билл. – Я предпочту Дженни Сью.

Спустя час Бешеный Билл уже шагал по грязной дороге с отличным рюкзаком на спине, распевая сочиненную по случаю маршевую песнь. Вряд ли она могла считаться выдающимся шедевром, зато написана была с искренним чувством:

– Дженни Сью, о-о, Дженни Сью, как я тебя люблю…

Без Бешеного Билла Дэниел, как и большинство учеников без учителя, предался безделью. Утренние медитации превратились в сон, вечерние – в рыбалку. В свободное время он копал червей, читал что хотел из библиотеки, играл в криббидж с Оуэном. Май потеплел до июня, июнь вяло перешел в июль, а от Билла не было ни весточки. Зато четвертого августа он явился собственной персоной.

Дэниел изменился в лице, когда, открыв дверь своего домика, увидел Бешеного Билла, прислонившегося к косяку. Оба глаза у того были подбиты, левый заплыл так, что почти закрылся, передний зуб был сломан, по лбу шел ряд аккуратных стежков.

– Черт-те что, – не удержался Дэниел. – Что с вами произошло?

– А-а, – прошамкал Билл, – ребята надрали мне задницу.

– За что?

– За то, что я пытался надрать задницу им.

– А как поживает Дженни Сью, или как там ее зовут?

– В последний раз, когда я ее видел, она была на их стороне.

– Может, отвезти вас в больницу?

Бешеный Билл потрогал стежки на лбу:

– Я только что оттуда.

– Хотите прилечь? Похоже, вам надо отдохнуть.

– Парень, ты хочешь, чтобы я доотдыхался до того, что откину копыта? Иди собирай вещи. Мы идем в горы до весны.

Он сунул в карман руку со сбитыми костяшками.

– Вот список того, что тебе, скорей всего, пригодится. Да, никаких визитов до весны сюда не планируется, так что ты не получишь новостей ни от Вольты, ни от кого-то еще. Можешь завтра позвонить Вольте и узнать, нет ли вестей. Хотя это напрасная трата времени – если что, тебе бы уже сообщили. Ты можешь остаться здесь – тогда я пойду один, и будем считать, что обучение закончено. Если хочешь идти со мной – будь готов к завтрашнему утру.

– А Тилли и Оуэн? Им нужна помощь по хозяйству.

– К ним будут приезжать родственники, они обо всем позаботятся.

– А почему в горы? Мы от кого-то скрываемся?

– Нет, – отрезал Бешеный Билл. – Мы набираемся ума-разума.

Такая горячность озадачила Дэниела. Он промолчал.

– Тебе нужен телефон Вольты?

– Да нет, спасибо, – ответил Дэниел.

– Тогда собирайся поживей. Я хочу свалить отсюда как можно скорее.

– Сначала скажите, что случилось. Из-за этого вы подрались?

– Да ради Бога. Я поспорил с барменом и его прихвостнями, что бутылка виски никогда не кончится.

– Подозреваю, она все-таки закончилась.

– Черт возьми, именно так.

На следующее утро Тилли отвезла их к северу, в Хута Пойнт на окраине пустоши Йолла Болли, откуда они должны были начать свой путь. По дороге они договорились, что запас продуктов и боеприпасов им будут каждый месяц оставлять в двух солдатских сундучках возле старого переезда на Тополином притоке. Тилли коротко обняла их на прощание. На ближайшие шесть месяцев она была последним человеком, которого видели Дэниел и Бешеный Билл – если не считать друг друга, конечно. Друг на друга им предстояло наглядеться предостаточно.

Дэниел следовал за Бешеным Биллом то вниз, то вверх по заросшим дугласией склонам. Он не собирался спрашивать, куда они направляются. Сам Билл тоже ничего не говорил. Он не тратил дыхания на слова и не сбивал шага.

В эту ночь они спали в палатках у срединного рукава реки Ил. Палатка у каждого была своя. Бешеный Билл сказал:

– Мне платят за то, чтобы я тебя учил, спать с тобой в мои обязанности не входит. К тому же я люблю помедитировать среди ночи, и твой храп мне в это время совершенно не нужен.

Они едва успели поставить палатки засветло. Дэниел был голоден как волк и рассчитывал поужинать, но Билл сказал, что они еще не провели закатную медитацию, которая отныне добавлялась к имеющимся трем. Правда, во время нее требовалось просто сидеть и смотреть на бурлящую реку. Билл хорошо разбирался в вопросе: он сообщил Дэниелу, что, согласно древней традиции, на время пребывания в горах длительность медитации удваивается.

– Но это шесть часов в день!

– Для меня – восемь. Обычно я медитирую по полчаса в полночь и в два часа ночи. И тебе следовало бы делать так же, да уж ладно, я добрый.

– А вечерняя пятиминутка как, тоже удваивается до десяти минут?

Билл не уловил сарказма.

– Нет. Пяти минут и без того слишком много.

Дэниел никогда не предупреждал вопросов учителя, но в этот раз он ожидал, что вопрос будет познавательным, а не личным – и поэтому его слегка сбило с толку, когда Бешеный Билл, помешав палкой в костре, вдруг поинтересовался:

– Почему ты не спросил, куда мы идем?

– Потому что – какая разница?

Билл вытаращил глаза:

– Вот черт. А когда тебя это останавливало? Ничего, это все юношеское упрямство, в горах оно пройдет. Просто будь собой, вот и все. И хоть ты не спросил, куда мы направляемся, я все же тебе расскажу.

Они направлялись к геоморфологической аномалии под названием Черная Котловина.

В центре котловины располагалось озеро шириной в двадцать акров. Бешеный Билл заявил, что никогда не видел этого озера ни на одной карте, однако доверяет местной индейской легенде о шамане из племени номлаки, который после первой своей встречи с белым человеком наложил на озеро заклятие невидимости. Поскольку озеро питалось весенними водами – наполнялось изнутри, как сказал шаман, – оно считалось местом особой силы и, соответственно, требовало особой защиты. Несмотря на то, что Билл сам открыл его лет пятнадцать тому назад, он всякий раз извещал старцев номлаки, если намеревался туда отправиться. Они всегда давали на это позволение. По их мнению, он «видел сквозь заклятье», иначе говоря, озеро само показалось ему – а если так, кто они такие, чтобы подтверждать разрешение, и без того столь очевидное?

Поскольку озеро было невидимым и, следовательно, не существовало, оно не могло и никак называться – но номлаки легко решили эту проблему, назвав озеро Безымянным.

Бешеный Билл высоко отозвался о культуре номлаки. «Как колдуны и целители номлаки были известны всему побережью вплоть до графства Кламат. Да и как не полюбить культуру, в которой шкура бурого медведя – самое ценное, чем ты можешь обладать и торговать?»

На следующий день после полудня они добрались до южной границы Черной Котловины и направились к тому, что Бешеный Билл называл невидимым озером. Дэниел ожидал, что спуск будет крутым, но впадина оказалась не очень глубокой – меньше четырехсот футов от низко расположенной южной границы до самого дна. Края ущелья покрывал густой лес. По мере того, как они спускались в котловину, деревья разбегались все дальше друг от друга, папоротники и кусты дикого крыжовника встречались реже и реже. Но несмотря на редколесье, далекой перспективы не открывалось – видно было не дальше, чем на десять футов перед собой. Поэтому Дэниел увидел озеро, только когда оказался совсем рядом.

Бешеный Билл и Дэниел обошли озеро и оказались на поляне, похожей на аккуратный газон. Здесь ничто не заслоняло озера. Уютно устроившаяся у подножия, открытая солнцу поляна как нельзя лучше подходила для палаточного лагеря.

Бешеный Билл сбросил рюкзак:

– Черт возьми, как приятно от него избавиться!

– Как высоко мы поднялись?

– Парень, высота здесь у каждого своя.

– Я имел в виду, над уровнем моря.

– Около трех тысяч футов.

– Здесь выпадает снег?

– Немного снега – как раз то, что нужно, чтобы слегка просветлить глаз.

Дэниел потянулся и оглядел место:

– Я, кажется, знаю, почему индейцы считали, что озеро находится под заклятием – деревья образуют для него естественную ширму.

– Ты, кажется, ничего не знаешь. Кто, как не шаман, притащил сюда эти деревья?

– Как скажете, Учитель, – за шуткой Дэниел попытался скрыть раздражение.

– Учись, парень, учись. А я скажу вот что: нам надо сперва разбить лагерь, а потом заняться повседневными хлопотами.

Когда с установкой палаток было покончено, Бешеный Билл заявил:

– Ну, вот мы и дома. А дела у нас на сегодня такие: наловить рыбы на ужин и набрать дров. Твой выбор?

– Ловить рыбу.

– Надо же, и я выбрал рыбу.

– Значит, мне остаются дрова?

– Хм… Учитывая мой несравненный опыт и прочие заслуги, удить, конечно, буду я – я ведь прирожденный рыбак. Но никто не обвинит Бешеного Билла в том, что он злоупотребляет служебным положением! Значит, так: за тот час, пока я буду ловить рыбу, ты наберешь дров, а потом я дам тебе удочку и часик отдохну. Кто наловит больше, тот получит официальное звание рыбака на ближайший месяц – а проигравший сможет изредка тренироваться в ловле рыбы, когда удочка будет свободна.

– Вы попались, – усмехнулся Дэниел.

Бешеный Билл подмигнул:

– Как раз это я говорю рыбам, когда забрасываю крючок.

Бешеный Билл поймал две рыбины.

Дэниел не поймал ни одной. Он не мог понять, в чем дело – он рыбачил с того же валуна, что и Билл, и видел, что вода прямо-таки кишит рыбой. Он так ушел в себя, что вздрогнул, услышав за спиной голос Билла:

– Сдавайся, время вышло.

– И в чем секрет?

– Давай сюда удочку, я тебе объясню.

Дэниел послушно сдал оружие.

– А теперь смотри внимательно.

Едва Дэниел приготовился внимать, Бешеный Билл ткнул его в грудь так, что тот полетел с валуна прямо в озеро. Спустя секунду он показался на поверхности озера, отплевываясь от холодной воды.

Бешеный Билл указал куда-то в воду:

– Видишь вон на тех камнях черные точки? Это личинки ручейника. Ими-то рыбы и питаются.

Стуча зубами, Дэниел выбрался на берег. Он был в бешенстве, но все-таки хотел разобраться:

– И какими личинками вы их заменили?

– Так вот, черт побери, – продолжал Бешеный Билл, положив руку на мокрое плечо Дэниела. – Я достал нож и отрезал все эти дурацкие перья с крючка, и насадил на него настоящих личинок. Рыбы хотят жрать, им не нужны блестки и прочая мура.

Дэниел дрожал от холода:

– Это нечестно.

– Я хочу сказать, их надо ловить чертовски медленно. Они с удовольствием поднимаются со дна. Запомни, парень – настоящему рыбаку просто необходимы терпение и чувство юмора.

Режим дня был таким же, как и на ферме: медитации, занятия, вечерние вопросы. Пожалуй, единственным нововведением стали поучительные истории, которые Бешеный Билл вечерами рассказывал Дэниелу у костра:

– Как-то раз у главного рукава Ила мой папаша увидел картину, которую нам с тобой вряд ли когда доведется лицезреть: два здоровых медведя-самца дрались из-за дамы. Это, конечно, не так уж необычно, но дело в том, что один медведь был бурым, а другой – гризли. Вот уж схватка так схватка.

– Кто победил?

– Ну, как говаривал потом папаша: «Сынок, если уж если тебе выпало быть медведем, – Бешеный Билл выдержал паузу и эффектно сплюнул в костер, – будь гризли!»

– А какой породы была медведица?

– Знаешь что, Дэниел? Ты задолбал бы и стальной шарик.

– Что вы хотите этим сказать? – ощетинился Дэниел.

– Я хочу сказать, его не так-то легко задолбать.

Режим остался таким же, но жизнь изменилась, став крайне простой. Помимо риса и бобов, захваченных с фермы, в рацион входила рыба, съедобные растения и грибы, иногда птица, а то и случайный олень, которого удавалось свалить из имевшегося ружья. Для экономии боеприпасов во время охоты они заряжали только по одному патрону в каждый ствол – и это здорово повысило меткость Дэниела. В целом на добывание еды тратилось меньше часа в день.

В свободное время Дэниел исследовал котловину, медитировал или занимался своими делами, в большинстве случаев неудачно. Из самодельного лука он с трудом попадал в соседний холм. Самодельный манок распугивал диких уток. Рыбы игнорировали изобретенную для них ловушку.

От Бешеного Билла ждать помощи, а уж тем более утешения, было бесполезно:

– Неудачи бывают по двум причинам: либо из-за несовершенства замысла, либо из-за несовершенства исполнения. Боюсь, в твоем случае это и то, и другое.

В конце месяца они спускались к перекрестку у Тополиного притока и забирали оставленный для них месячный провиант. Туда же Тилли или Оуэн вкладывали записку с важными новостями. От Вольты за все время было только одно сообщение: о том, что все без изменений. Спуск занимал десять часов, подъем обратно, с полными рюкзаками – около шестнадцати. Дважды за зиму им приходилось перебираться через разбушевавшийся после зимних дождей Ил с помощью веревок. Сначала Дэниелу не нравились эти длительные переходы, но за зиму он почти полюбил изнурительные подъемы и следовавшие за ними спуски к озеру; физическое утомление избавляло от тоскливого кома внутри; Дэниел не мог определить его расположение, но постоянно ощущал его.

Январь был невыносим. Каждый день шел то дождь, то снег. Дэниел старался как можно дольше не вылезать из палатки. Как и многие до него, Дэниел заметил: горы оставляют человека наедине с самим собой. Ему пришлось сделать несколько неприятных открытий. Во-первых, он вовсе не пришел в себя после смерти матери. Резкая, мучительная боль, до того ощутимая почти физически, сменилась зияющей пустотой.

Во-вторых, он обнаружил, что после взрыва перестал видеть сны. Решив, что это признак какого-то повреждения мозга, Дэниел так обеспокоился, что почти перестал спать. Он просыпался измученным, с воспаленными глазами, точно пилот, всю ночь исследовавший морскую гладь в поисках обломков потерпевшего крушение судна. Бешеному Биллу он об этом не рассказывал. Если с ним что-то не так, в больницу он все равно не вернется; а если отсутствие снов – это просто отсутствие снов, то и черт с ним.

Третьим неприятным открытием было обострение плотских желаний. Ежедневная мастурбация отвлекала его от сердечной боли и тревог. Он по сто раз в день вспоминал лицо «Брижит Бардо», и по тысяче раз – ее рот, сопровождая воспоминания ритмичными движениями. Весной стало еще хуже. Промедитировав пять минут, Дэниел начинал представлять шелковистые бедра и округлые ягодицы, что, разумеется, способствовало концентрации настолько же, насколько способствует спокойствию лужи брошенный в нее камень.

От Бешеного Билла ничего не укрылось. Теплым и ясным февральским утром, как раз во время совместной медитации, Бешеный Билл вдруг вскочил на ноги и воззрился на Дэниела:

– О чем, дьявол подери твою задницу, ты все время думаешь?

Дэниел попытался скрыться за палаткой:

– Я не знаю… – промямлил он, – дело в том, что я уже давно не вижу снов…

– Черт возьми, думать о снах надо, когда ты спишь! Волноваться, что промокнешь, нужно только во время дождя. Когда сидишь, сиди. Не вертись и не дрожи. – Бешеный Билл хотел было возобновить медитацию, но вдруг передумал. – И, кстати, мне надоело отвоевывать твое внимание у гормонов, и вообще ты мне надоел. Иди отсюда.

– Что? – переспросил Дэниел, испытывая одновременно шок и странное облегчение.

Бешеный Билл указал на север.

– Иди. От сухой ели пойдешь строго вверх, ярдов через сто от вершины найдешь небольшой источник, начинай спускаться вдоль него до того места, где скала выходит на поверхность, пока не дойдешь до пещеры. Можешь жить в ней или около – мне без разницы. Но если ты заблудишься и придется идти на поиски, имей в виду – когда я тебя найду, ты здорово об этом пожалеешь.

– Это наказание, или тоже входит в программу?

– И то, и другое.

– И что я должен делать?

– В первую очередь – уйти прочь, – подчеркнуто терпеливо повторил Бешеный Билл. – Научиться видеть сны и видения. Хотя бы видения, если не сны. Подумать, какая от них может быть польза. Понять, какая польза от них тебе лично. Научиться использовать их с толком. Через семнадцать дней возвращайся.

– Хорошо, – ответил Дэниел, сдерживая раздражение, – но я заберу половину всего, что у нас есть. Поскольку вы остаетесь здесь, логично будет, если вам останется удочка, а я возьму ружье.

– Ни фига, – отрезал Бешеный Билл. – Тебе едва стукнуло шестнадцать, а мне почти шестьдесят. Ты возьмешь нож и спальник. И все.

– Еще чего! Это нечестно, – заорал Дэниел.

– Пока, – Бешеный Билл помахал в знак прощания.

– Сука, – пробормотал Дэниел.

– Нет, извини, на эту роль я не гожусь. Хотя, принимая во внимание твои гормоны, думаю, ты был бы не против.

– Поделом бы вам было, старому ублюдку, – впрочем, Дэниел тут же пожалел о сказанном.

Но Бешеный Билл только рассмеялся и снова помахал:

– Адьос.

Дэниел залез под тент, засунул в рюкзак спальный мешок и молча покинул лагерь.

Первую неделю он провел в пещере, питаясь тем, что предоставлял ему по-весеннему скудный природный «шведский стол». Во время, свободное от сна, поисков пищи и медитации – Дэниел продолжал их, но без энтузиазма – он предавался эротическим фантазиям такой глубины и отчетливости, что ложился на спальник и мастурбировал до судорог в предплечье.

Чтобы справиться с желанием, Дэниел решил отправиться на север, к верховьям реки Коттонвуд. Было ясно, но холодно. Он питался чем придется, главным образом диким луком и клейтонией, изредка приправленными лягушачьими лапками. Это давало возможность двигаться вперед, хотя и не с той скоростью, что он привык ходить. Он быстро уставал и мог сосредоточиться минут на пять, не больше. Но одновременно с этим пришло ощущение легкости – не в голове, но во всем теле – и реальности происходящего, избавления от тягостных мыслей и желаний. Дэниел прекратил медитировать и мастурбировать. У него по-прежнему не было ни снов, ни видений. Через восемь дней медленного блуждания по окрестностям Дэниел вернулся в пещеру – за час до начала грозы.

Зима в этом году не хотела сдаваться без боя: ослепительно сверкали молнии, гремело так, что с пола пещеры поднималась пыль, ветер гнул и ломал верхушки елей, угрожающе швырял ветки и сучья, которые с треском ломались от удара о землю. Наконец обрушился ливень. Уютно устроившись у костра среди груды сухих веток, наблюдая, как ветер высасывает из пещеры длинную ленту дыма, Дэниел решил оставшиеся три дня посвятить посту и медитации. Нужно было добиться видений и снов.

Как впоследствии определил Бешеный Билл, у Дэниела было два почти-видения и одно настоящее; впрочем, Бешеный Билл был пристрастным судьей.

Первое почти-видение было розовым. Дэниел принял было его за увертюру к эротической фантазии, но постепенно розовый пугающе потемнел до цвета глаз лабораторной крысы. Дэниел оказался у крысы внутри, он бежал по лабиринту, сворачивая налево, направо, снова направо, бежал до тех пор, пока не уловил в воздухе запах собственного страха и не понял, что пробегает этой дорогой во второй раз. Дэниел поднялся из тела крысы, как туман поднимается над полем. Внизу он видел идеально правильный лабиринт, невероятно запутанный, без входов и выходов. Лабиринт рассыпался от его вскрика.

Во втором почти-видении он покачивался в водах Безымянного озера. Он был жив, но сил его едва хватало на то, чтобы поднять руку из воды. Хотя он знал, что его никто не увидит, больше он ничего не мог сделать. Он собрался с силами и поднял руку снова. Ее тут же перехватила другая, сильная и уверенная. Она подняла его из воды, он увидел незнакомую женщину, высокую, красивую, улыбающуюся, он хотел, чтобы она взяла его на руки и прижала к себе, но она, вытащив из озера, швырнула его в небеса. Он падал сквозь пространство, а кто-то все держал его за руку, но это не имело значения, он знал, что будет падать бесконечно. И еще ему надо было успеть помахать на прощание. Когда он засмеялся, мимо пещеры с шумом пронесся подгоняемый ветром дождь.

Настоящее видение случилось в последнюю ночь. Гроза прошла, оставив в память о себе тонкий туманный след. В полуобморочном состоянии Дэниел сидел у входа в пещеру, глядя на клочья тумана в лунном свете, когда вдруг явственно услышал вдалеке материнский голос: «Олли-олли-три быка!», – так она кричала в детстве, когда они играли в прятки в «Четырех Двойках». «Олли-олли-три быка!» – крикнула она снова, чуть тише, и в третий раз, уже едва различимо. Больше Дэниел не слышал ее. Он обнял себя за плечи и разрыдался, покачиваясь взад-вперед.

Спускаясь на следующий день в лагерь, Дэниел чувствовал в душе покой и вместе с тем крайнюю уязвимость.

Бешеный Билл пек блины.

– Вкусно пахнет, – поприветствовал его Дэниел. – А на мою долю найдется? Я постился почти неделю.

– Да? – Бешеный Билл подбросил блин на сковородке, пытаясь перевернуть, затем воспользовался лопаточкой. – А чего ради?

– Ради снов и видений, как мы договорились.

– Что-то не припоминаю, чтобы я советовал кому-то соблюдать пост. Пост – это жульничество. Он только переворачивает все с ног на голову.

– Но мне это помогло. У меня были видения.

– Обожди-ка, – Бешеный Билл стряхнул блин на оловянную тарелку и подал ее Дэниелу. – И что же ты видел?

– Я… – Дэниел начал, но сбился, – видеть я ничего не видел.

– Начало хорошее, – хмыкнул Бешеный Билл.

Дэниел не понял, была это шутка или упрек. Сквозь оловянную тарелку он чувствовал, как блин греет ему ладонь:

– Так вы слушаете, или как?

– А для тебя это важно?

– Я плакал, – выпалил Дэниел, чувствуя, что вот-вот расплачется снова.

– Я тебя слушаю.

Бешеный Билл быстро перемешал тесто и плеснул его на шипящую сковородку.

– Я не видел, но слышал, – пояснил Дэниел. – Я слышал, как мама кричала «Олли-олли-три быка». Это детская считалочка, так кричат во время игры в прятки, когда сдаются. Ну, чтобы другие игроки поняли…

– Я знаю эту игру. Когда ты это слышал?

– Прошлой ночью.

Бешеный Билл смотрел, как пузырится на сковороде тесто, затем поддел блин лопаточкой с поджаристой стороны, помедлил секунду и перевернул. Блин разгладился и аккуратно лег на сковороду. Бешеный Билл вдруг помрачнел:

– Черт возьми, Дэниел, я не хочу тебя обламывать, но ты заслуживаешь того, чтобы знать правду. Это была не твоя мать. Это был я. Я пел йодлем.

Дэниел задержал блин на полпути ко рту.

– Пели йодлем?

– Именно. – Он снял второй блин и бросил его Дэниелу на тарелку. – Ешь. У тебя галлюцинации от голода.

– Вы лжете, – сказал Дэниел.

Бешеный Билл с серьезным видом развернулся к озеру. Он запрокинул голову, медленно выдохнул, сделал глубокий вдох, затем второй, и после этого совершил невероятную вещь. С силой и чистотой, столь несвойственными для его обычно хриплого голоса, Бешеный Билл начал выпевать длинные открытые гласные и плавные согласные во вьющуюся песнь, одновременно ликующую и плачущую, тревожную и утешную. Дэниел ясно слышал ее до самого конца: «Оллииии-олииии-абакааааа». Бешеный Билл повторил всю фразу, затем закружил ее по всей длине, уводя внутрь, неожиданно перескочил через октаву, и медленно свел ее в последнюю, долго не затихающую ноту.