Текст книги "Трикстер, Гермес, Джокер"

Автор книги: Джим Додж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Зеркало было пустым. На полу валялось одеяло. Изумленный, Дэниел встал, прошел через зеркало, через стену, через лавровое дерево возле сарая, пошел вверх по тропинке, размышляя: «Как мне удается идти без тела, без ног? Почему я не проваливаюсь сквозь землю, не парю в воздухе?» Вопросы не беспокоили, это было чистое любопытство.

Вольта сидел на крыльце, пытаясь читать стопку писем, трепещущих на сильном восточном ветру. Содержание писем, похоже, интересовало его меньше, чем деревянную хижину.

«Посмотрите сюда», – подумал Дэниел, хотя и не знал еще, что собирается сделать. Но это было неважно. Он ощущал себя мудрым, спокойно, сильно, неодолимо. Он начал растворяться в ничем не омраченном блаженстве. Он понял, что это и есть опасность, о которой предупреждал Вольта, но ему хотелось, чтобы это состояние длилось вечно, хотелось остаться так и изойти радостью. Он зашел, пожалуй, слишком далеко. Сделав невероятное усилие, он представил зеркало, свой образ в зеркале и, когда их глаза соприкоснулись, самого себя.

Возвращение было мучительным. Подходя, пошатываясь, к дому, он чувствовал жгучую боль, сменившуюся изнеможением. Разбитый и растерянный, он предстал перед Вольтой.

Глаза Вольты светились восхищением.

– Дэниел, – он поднялся со стула, – ты сумел. Отлично. Отлично! Наконец-то есть человек, с которым можно об этом поговорить. Входи же скорей – ты должен быть весьма голоден.

ВОДА

Хаос, способный чувствовать.

Новалис

В свободном состоянии вода всегда стремится к округлой форме. Оттого так извилисты реки.

Шванк

Гарри Дебритто сотрудничал с ЦРУ с двенадцати лет. Его отец, полковник морской пехоты, занимал должность офицера связи взаимодействия. Когда разведуправлению понадобился несовершеннолетний «сын» для агента женского пола, полковник предложил на эту роль Гарри.

Всю зиму Гарри провел в Норфолке, срабатываясь с Клаудией Лорд, своей планируемой «матерью». По легенде, Клаудия являлась вдовствующей сотрудницей министерства обороны, у нее был малолетний сын и некая информация, представлявшая интерес для русского агента. Его-то и планировалось вывести из игры.

Они провалились в отеле «Балтимор». Клаудия замешкалась, доставая револьвер. Она как раз спускала предохранитель, когда русский в нее выстрелил. Когда она осела на пол, тот подскочил к ней и выстрелил для верности еще раз. Потом повернулся к Гарри и взвел курок, но Гарри укрылся за телом Клаудии, и пуля только оцарапала ему ногу. Гарри схватил пистолет Клаудии и увернулся еще от трех пуль, вырвавших клочья из ковра. Когда русский рванулся к двери, Гарри приподнялся на коленях, обеими руками держа пистолет. Он выстрелил русскому в шею. Слушая отцовские рассказы о войне, он всегда думал, каково оно – убить человека. Теперь он знал, каково. Чертовски приятно.

С отцовского благословения он был принят в сотрудники ЦРУ. Он прошел отличную школу с лучшими учителями. В шестнадцать лет он впервые вышел на самостоятельное задание – надлежало убрать дейтонского репортера за то, что тот разведал лишнего об обороте наличных на Каймановых островах. Впрочем, самого Гарри не очень интересовало, за что. Но в двадцать лет он все-таки задал себе этот вопрос: с какой стати он должен убивать за жалкие шестнадцать тысяч в месяц на контору, которую презирает?

Гарри заявил об уходе. Разведуправление ничего не имело против – оно просто поручило двоим агентам убрать его. После того, как их тела, обмотанные алыми ленточками на манер египетских мумий, нашли на дне мусорного бака в двух кварталах от дома начальника управления, ЦРУ объявило перемирие: Гарри решено было вызывать по особым заданиям за особую плату, при этом он имел право отказаться от задания.

Гарри был не только наемным убийцей – время от времени он вел подрывную и разведывательную деятельность, но убийства, по его собственным словам, были «самым лакомым куском». Его гонорары росли прямо пропорционально известности (разумеется, в узких кругах). Самым крупным стало вознаграждение в двадцать миллионов за Рубинового Джека, самым незначительным – двенадцать тысяч за Эннели Пирс. Об этом задании Гарри не любил вспоминать. Не по его вине все вышло так дерьмово.

«Итак, мы в „Мотель 6“ в Стоктоне, штат Калифорния. Здорово выпивши. Мисс Радугу в Лунном свете, Брижит Бардо Номер Пять, нам найти так и не удалось, но мы ведь и так знаем достаточно? Остальные в баре запомнили, что она явилась на рассвете и сообщила – такое трудно забыть – что только что была в Туманной Лошади и отсосала у мальчишки так, что тот чуть умом не двинулся. Мальчишка был, без сомнения, Дэниел, и он протрепался ей про Ливермор. Или она накачала его наркотой. Или нашла что-то в доме. Или внушила ему, что это преступление и он должен обратиться в полицию. А он возьми да обратись к Вольте. Эннели говорила, что у них был номер, набрать на случай, если они нас увидят. Да, знаем мы предостаточно. Мы чуем, в чем тут дело. Чуем страх и ненависть Дэниела, холод и равнодушие Вольты. Не зря мы начали собственное расследование, мы сразу поняли, что нас водят вокруг пальца. Вольта гениален. Сперва науськал Дэниела, а после заявил, что это был не несчастный случай. Хочешь обмануть – говори правду. Ничего не скажешь, достойный противник».

Шеймус Мэллой разговаривал со своей обожженной рукой. Когда они оставались наедине, он всегда снимал с нее белую перчатку. Изуродованный указательный палец, свернутый в сторону большого и среднего, образовывал на тыльной стороне складку, напоминавшую рот. Над ним, на костяшке указательного пальца, брызги расплавленного серебра оставили два шрама, похожих на пустые глазницы. Шеймус заглянул в них. «Помоги мне. Что нам делать? Что делать с Дэниелом и Вольтой?»

И рука ответила: «Уничтожить».

ЗАПИСЬ

Денис Джойнер, передвижное радиовещание АМО

Пора раскрыться: с вами ди-джей, Дикий Джинн, готов влить свежих соков вам в уши, а поскольку с вами диджей, вы слушаете самое крутое ра-ди-о, простое как шесть плюс пять, всегда там же, где и вы, а кто я такой – секрет для меня самого.

К черту логику! Я хочу сказать – ребята, с какой стати? Зачем вы забросали меня открытками и письмами вроде: «Привет, ты кто и что вообще происходит, и что, это все по правде, и вау, кто платит тебе за все твои глупости и где я могу получить свою долю?», затрахали вопросами типа «А чего на самом деле хочет ди-джей?» и «Что тут творится?»

Мои консультанты по маркетингу, похоже, пьяны. Они, кажется, считают, что демографические данные – нечто вроде наглядного пособия для неверующих. Кто я такой? А вы-то знаете, кто вы такие? Кто такие мы, если поменяться ролями? Почему настоящая мудрость задает вопросы, а настоящая глупость ищет на них ответы? Мотайте на ус: иногда об ответе приходится умолять. Прямо-таки встать на свои костлявые коленки и клянчить, пуская сопли.

Но нет, друзья и соратники по стонущей ночи, я не заставлю вас умолять. Ответы, которых я не знаю, – моя специальность. Итак, вот ваши вопросы в порядке поступления:

Меня зовут Доу Джон. Я вылупился из цыганской икринки, движение – мой дом. Я – голос неясного, дыхание песни. Не плачь, детка – уже жму на газ, скоро буду.

Все катится вниз – за исключением тех случаев, если вы лезете вверх или заключили кратковременный контракт с мировым равновесием.

Это все по правде. По самой что ни на есть правдивой правде, ребята, можете держать пари двумя руками сразу, не проиграете.

Ну, и поскольку вы все-таки проиграли: АМО выделяет на меня кое-какие бабки, и я здесь сотрясаю воздух вместо Пи-би-эс для удовольствия мучительно скучающих и откровенно слабоумных. Когда вы засыпаете в долгой ночной дороге, я выскакиваю из вашего кармана и даю вам верные советы, как пойти неверным путем.

Ди-джей означает диск-жокей, и я рулю точь-в-точь, как вы, и точь-в-точь, как вы, наблюдаю, чем все это закончится. Если оно закончится. Похоже, это только начало. Потому что если б желания были крыльями, мы все бы летали, а если бы сливки были маслом, нам не пришлось бы их сбивать.

Не сбивайте.

Просто забейте.

И в следующий раз пришлите мне настоящего масла.

С вами был Добрый Джокер, сладко нашептывающий знамения вам в ухо.

Спустя три дня после того, как ему впервые удалось дематериализоваться, Дэниел спустился к завтраку, сел, распрямил плечи, закрыл глаза и исчез.

Вольта резал помидоры для соуса, который собирался подать к своим знаменитым уевос ранчерос. [20]20
  Яичница по-деревенски (исп.).


[Закрыть]Он положил нож, пробормотал «Браво» и поаплодировал – после чего вернулся к помидорам.

Он ощущал присутствие Дэниела, но очень старался не замечать его. Было облегчением избавиться от парня, хотя бы и на несколько минут. С того момента, как Дэниел прошел сквозь зеркало и вернулся, он забрасывал Вольту вопросами, и с точностью Вольта мог ответить только на первый из них:

– Куда вы засунули яд, в оладьи или в ветчину?

– Дэниел! Я слишком горжусь своими оладьями и ни за что не навлек бы подозрений на ветчину Тикк Хатауэй.

– Тогда куда?

Вольта не понял по интонации, требовал Дэниел или умолял.

– В яблоко, которое накрошил в твой фруктовый салат. В христианском духе.

– В христианском?

– Древо знания. Запретный плод. Соблазн, падение и все такое. Одни запретные плоды сладки, вкус других отвратителен.

– Что отвратительно, так это накачивать других наркотой. Да еще в смеси с амфетамином.

– Я принес свои извинения. Это было вызвано необходимостью. Могу лишь повторить их. И будь добр, не называй это ядом. Шармэн потратила несколько недель напряженной работы на этот возбудитель.

– Она меня терпеть не может, – сказал Дэниел.

Вольта с удивлением заметил печальную нотку в его тоне.

– Вот уж нет. Имей в виду, она высоко отзывалась о тебе. А, как тебе, без сомнения, известно, она обладает редкими знаниями и выдающейся проницательностью.

Дэниел упрямо помотал головой.

Больше точных ответов у Вольты не было. Но Дэниел разразился очередью новых вопросов, вероятно, ему казалось, что ответы существуют, надо только докопаться до них.

– А почему исчезает одежда и все, что внутри нее? По идее, все это должно просто упасть на пол.

– Не знаю, – терпеливо отвечал Вольта (в большинстве случаев это был единственный честный ответ). – Могу только сказать тебе, основываясь на собственном опыте: то, что соприкасалось с твоим силовым полем долее тридцати-сорока часов, исчезает вместе с тобой и вместе с тобой материализуется. Хотя это тоже зависит от силы собственного поля предмета и того, насколько оно гармонирует с твоим.

– Что вы называете силовым полем? Тело?

– Дэниел, я могу лишь строить догадки. Я представляю это как сумму энергий: плоти, души, духа или чего-то еще, что является элементом существования.

– Подождите. Ну, например, я исчезаю с перочинным ножиком в кармане, выхожу наружу и втыкаю его между камнями. После того, как я материализуюсь обратно, ножик все равно будет при мне?

– Не знаю, не пробовал. Думаю, он материализуется между камнями, там, где ты его оставил.

– Но почему? Он ведь будет уже вне моего силового поля.

– Не знаю. Возможно, это какое-то исключение из пространственно-полевых законов. Или, как любит повторять Улыбчивый Джек: «Ты не можешь быть сразу в двух местах, если тебя вообще нигде нет».

– Но подождите. Чем мы видим, если у нас нет глаз, чем слышим, когда исчезают уши? Не понимаю.

– Потому что это невозможно, Дэниел. Если невозможное станет понятным, оно перестанет быть невозможным. Поверь, я пытался навести справки – с осторожностью, конечно – но не получил ответа ни у физиков, ни у магов. Единственное, на чем сошлись все, кто попытался об этом задуматься: система органов чувств не ограничивается исключительно телесным. Представь, что ты на время превращаешься в собственный призрак.

– Я не верю в призраки.

– Можешь сказать это своему призраку.

– Ну ладно, ладно. То есть вы хотите сказать, физическое тело превращается в дух.

– Не знаю. Единственное, что я могу сказать – мы рождены, чтобы удивляться.

– Но мне хотелось бы знать… – очевидно, у Дэниела созрела новая обойма вопросов.

В целях самозащиты Вольта добавил в ежедневный аспирантский режим Дэниела еще четыре часа медитации. Но это не помогло. Вопросов меньше не стало, Дэниел просто начал быстрее их задавать.

– Почему вы считаете, что исчезновение – это концентрация? Я бы сказал, что это скорее растворение.

– Возможно, мы занимаемся разными вещами, или же одним и тем же, но по-разному.

– И поэтому я не испытываю того чувства пустоты и остановки времени, которое предшествовало вашим исчезновениям?

– Думаю, да.

– Но кое-что общее в наших исчезновениях все же было. Почему?

– Не знаю. Может, так интереснее?

Переадресация вопроса тоже ни к чему не привела, Дэниел его просто не заметил, он размышлял над своим собственным до тех пор, пока Вольта не посоветовал без обиняков: «Дэниел, задавай те же вопросы самому себе. Ты знаешь ровно столько же, сколько и я, а вскоре, я уверен, будешь знать намного больше».

Вольта протер разделочную доску. Дэниел оставался невидимым намного дольше, чем предусматривала программа. Вольта подавил желание взглянуть на часы. Дэниел превзошел своего учителя. Ему не нужно было настоящее зеркало, он просто представлял его – такого Вольте никогда не удавалось. Это не удивляло его, беспокоило другое – с самого начала Дэниел начал рискованную игру. Хотя до сих пор Дэниел соблюдал дисциплину и выказывал уважение, его желание познать непознаваемое было чересчур настойчивым. Вольте это не нравилось. Разбивая яйца в миску, он принял решение положиться на волю Звезды. Он устал от постоянного принятия решений, от вопросов, на которые не мог ответить или отвечал уже слишком много раз. Если им удастся похитить Алмаз, он обретет то, к чему стремился. И после этого можно будет провести оставшиеся годы, наблюдая за ветром, навещая друзей, ухаживая за садом, смакуя глоток утреннего чая – оставаясь в центре Алмаза.

Вольта все-таки глянул на часы. Да, со спокойствием придется повременить. Дэниел исчез четверть часа назад, явно проигнорировав совет не превышать порога в десять минут. Вольта попытался ощутить присутствие Дэниела в комнате. Ему показалось, что Дэниел не вставал из-за стола. В тот момент, когда Вольта был готов уже оставить безразличный вид и потребовать, чтобы Дэниел появился, тот появился сам, и именно за столом, без всяких признаков потери ориентации. Его победная улыбка была почти оскорбительной.

– Прошу прощения за спектакль, – парировал он. – Было у кого учиться.

– Без сомнения, – сухо заметил Вольта. Он почувствовал, что облегчение, сменившее беспокойство, готово прорваться злобой. Злиться было бессмысленно.

– Неплохо для начала, а?

Вольта промолчал, и Дэниел добавил:

– Это все воображение, плюс миллион зеркал.

Вольта шагнул к Дэниелу.

– Нет, – сказал он ровным голосом. Прежде чем Дэниел успел отклониться, Вольта ударил его по щеке. – Это танец, и если ты не будешь следить за шагом, ты провалишься в одно из этих зеркал и уже не сможешь остановиться.

Дэниел схватился за щеку и бешено взглянул на Вольту:

– Сволочь.

Вольта замахнулся было снова, но рука не коснулась плоти. Дэниел исчез.

Быстро, но не выказывая своих намерений, Вольта шагнул в центр кухни. Он закатал рукава выгоревшей хлопчатобумажной рубашки и стал ждать, стараясь определить местоположение Дэниела. Не успел он направить внимание в нужном направлении, как Дэниел возник позади и сомкнул руки на его шее, нагнув его голову вперед и практически обездвижив захватом из-под плеча. Нажав посильнее для усиления впечатления, Дэниел прорычал:

– Воображение, да? А что, способен был кто-нибудь вообразить такое развитие событий? Или воображаете, что я попрошу прощения?

Вольта расхохотался. Дэниел усилил было хватку, но затем тоже начал смеяться и ослабил объятия. Вольта воспользовался моментом, подался назад, одновременно подняв руки, выскользнул, заставив Дэниела потерять равновесие. Не успел Дэниел опомниться, Вольта достал из воздуха колоду карт и швырнул ему в лицо. Карты разлетелись, Дэниел инстинктивно поднял руки к лицу.

– Поединок Дхармы! – весело завопил Вольта. – Настоящая магия!

Он пощекотал Дэниела.

Дэниел прижал локти к бокам, стараясь перехватить руки Вольты и одновременно переходя в позицию, удобную для удара. Вольта уклонился и швырнул ему в лицо горсть серого песка. Дэниел пошатнулся и прижал руки к глазам. Вольта подошел сзади и крикнул ему в ухо:

– Ну как, это все воображение? А может, это все-таки по правде?

Дэниела сотрясали приступы кашля, и вопрос попал как раз в паузу между ними. Вольта подвел его к раковине и положил руку ему на плечо:

– Победа за тобой, Дэниел.

Вольта мягко нагнул голову Дэниела и включил холодную воду, чтобы тот мог промыть глаза.

– Очень благородно, – проворчал тот.

– Вовсе нет, – ответил Вольта мягко, но что-то в его тоне заставило Дэниела промолчать и молча умываться невоображаемой водой.

Вольта потрепал его по плечу.

– Не дуйся. Я преклоняюсь перед твоими способностями, но неуважения я не потерплю. У нас с тобой много дел. Вне всякого сомнения, ты превзошел мое умение исчезать, за неделю ты научился тому, что от меня потребовало многих лет. Я признаю, что у тебя несомненный талант. К тому же я чувствую ответственность за то, чему научил тебя, и я не взял бы на себя такой ответственности, если бы не надеялся на то, что ты отплатишь уважением и возможностью некоторого контроля.

Он наклонился к уху Дэниела:

– Я понимаю твой голод, Дэниел. Я чувствую, как тебе хочется потерять себя. Я испытывал то же самое. Концентрация, растворение – все это непринципиально. Но дематериализация – не выход. Я хочу сказать, выхода – настоящего, полного исчезновения – вообще нет. Это просто магическое явление.

Дэниел едва заметно кивнул.

– Вот и хорошо, – Вольта все еще держал Дэниела за плечо. – И не задавай мне больше вопросов, по крайней мере, сегодня. Учись молчать. Если похищение не удастся, это умение тебе понадобится.

После уевос ранчерос Вольта как обычно пересказал Дэниелу вечернюю радиосводку касательно Алмаза:

– Последние новости таковы: к сегодняшнему утру следует ждать новостей. Мы знаем, что Алмаз сейчас в Нью-Мексико, вероятнее всего – на испытательном полигоне в «Уайт-Сэндс», хотя это моя собственная догадка.

– Короче, без изменений, – перевел Дэниел.

– Если я верно читаю между строк, кто-то подобрался к нему достаточно близко. Скорей всего, Жан или Эллисон Дидс. Не думаю, что ты встречал Эллисона, но в своей области он не меньший профессионал, чем Жан. Терпение, Дэниел. Ты пробыл с нами достаточно долго, чтобы заметить, как высоко мы ценим проверенную информацию. У нас немного сотрудников, мало оружия, наше главное оружие – знание. Надеюсь, ты понимаешь: чем ближе источник, тем надежнее сведения. А если не понимаешь, придется понять – от этого может зависеть твоя жизнь.

– Говоря «без изменений», я не имел в виду «безуспешно», – сухо заметил Дэниел. Официальность тона мало вязалась с его мокрыми взлохмаченными волосами и красными глазами, делающими его похожим на горгулью-утопленницу после хорошей попойки.

Вольта кивнул, скрывая удовлетворение. Несмотря на вспыльчивость, Дэниел, кажется, понял, что их недавняя стычка была необходимой разрядкой.

– Наши люди сейчас находятся на одной из испытательных площадок. И мы знаем, где Алмаз, хотя и не точно: «Уайт-Сэндс» – довольно крупное сооружение. Но проблема с точным расположением и с системами безопасности обычно решается одним ударом, так что это не займет много времени.

– Так вы говорите, Уайт-Сэндс – испытательный полигон для бомб и подобных орудий, так?

– Верно.

– Думаете, они могут взорвать алмаз?

– Как знать? И от федерального правительства добра не жди, а уж данное ведомство – редчайшая в стране, а то и в мире, коллекция мерзавцев и идиотов. Понятия не имею, до чего они могут додуматься. Впрочем, вряд ли они его уничтожат.

– И вы продолжаете считать, что этот алмаз – тот самый, из вашего видения.

– Надеюсь, – Вольта был доволен тем, что вместо задавания вопросов Дэниел стал высказывать свои предположения.

– И он нужен вам для ваших собственных целей. Похоже, и вам не чужда жадность.

Вольта улыбнулся:

– Конечно. Но это жадность особого рода: я хочу видеть его, а не обладать им. Если ты считаешь, что обладать им не должен никто, и ты в том числе – думаю, это не вполне жадность.

– Вам бы баллотироваться в президенты, – заметил Дэниел.

– А я и так в некотором роде президент, а служение Звезде, вероятно, истощило мои амбиции – равно как и мои силы.

– Однако не повлияло на вашу мудрость и обаяние, – тонко польстил Дэниел, торжественно подняв вилку с куском уевос ранчерос в остром соусе.

– К тому же я умею готовить, – усмехнулся Вольта.

В этот момент раздались звуки губной гармоники, исполняющей первые ноты «Дивной Благодати». [21]21
  «Amazing Grace»,знаменитый в Америке религиозный гимн, написан в XVIII веке капитаном Джоном Ньютоном.


[Закрыть]

Дэниел медленно опустил вилку.

– Как вам это удалось?

– Мне – никак. Просто совпадение. Это сигнал о том, что через пятнадцать минут начнется трансляция ВС, т. е. с пометкой «Важно и Срочно». Я бы рекомендовал тебе отложить вилку и отправиться в амбар вместе со мной. Тебе ведь еще не доводилось видеть, как работает узел связи. К тому же полученные новости могут касаться и тебя.

Монотонный голос диктовал буквы и цифры комбинациями по три: А-Оу-семь – двойное Л-девять – Зет-один-четыре… Вольта записывал их. Дэниел заметил, что Вольта пишет сообщение и на кассету, во всяком случае, кнопка записи во время передачи была нажата. «Би-восемь-эн – Джи-Оу-девять – Ай-два-ноль». Цифры завораживали Дэниела.

Слушая бормотание, Дэниел оглядывал амбар, примерно половину которого занимал узел связи: телефоны, радиостанции персональной радиосвязи, коротковолновые приемники, магнитофоны, две цифровые радиостанции, шкафы с неизвестным содержимым и длинный рабочий стол. В углу громоздилась груда никель-кадмиевых аккумуляторов.

Передача закончилась, и Вольта передал короткий шифр в ответ. Когда он выключил приемник, запись также прекратилась.

– Вероятно, это какой-то секретный канал, – заметил Дэниел, избегая прямого вопроса.

– Нет, мы используем общие частоты, – ответил Вольта, – от 21.000 до 26.450 мегагерц в дневное время, от 7.000 до 7.300 ночью. ЦРУ отслеживает несанкционированные каналы специальными цифровыми сканерами. Если они улавливают «левый» сигнал, ничего не стоит определить, откуда он исходит.

– Но если это легальная частота, вас может услышать каждый.

– И на здоровье, – Вольта пожал плечами. – Они услышат только код, а код может принадлежать кому угодно: контрабандистам, шифровщикам-любителям, полувоенным группировкам. Мы пользуемся так называемым скользящим кодом: он переносится из одной комбинации в другую – а всего их девять – и интервал постоянно меняется. Определить его методом совпадения крайне сложно. Обычно одна комбинация из девяти используется в течение года и, насколько нам известно, мы ни разу не были раскрыты и не подвергли себя риску. К тому же в диапазоне более тысячи частот. То есть сначала надо было бы найти саму частоту, отслеживать ее в течение долгого времени и затем взломать шифр. И даже после этого невозможно было бы прочитать сообщение. Вот смотри.

На глазах у Дэниела Вольта расшифровал:

ОБ ет – С крист 30 баран. Свет. НЗ. Ж. Т. Зд. и Сч. ДАСВ. БР. Цел. Сесил.

– Вообще непонятно, но думаю, кое-что я уловил.

Вольта прочитал сообщение вслух, одновременно поясняя сокращения:

– Объект – алмаз в тридцать тысяч карат, «С крист» означает «кристаллический углерод». «Баран» (баранка) – он круглый, т. е., в нашем случае, в форме сферы. Свет – «излучает свет». НЗ – наше стандартное выражение, «необходима защита», и поэтому мне надо срочно прибыть для совещания – «Жду тебя здесь и сейчас». ДАСВ – опять же стандартное сокращение – «дальнейшие сведения», как правило, это место встречи, в котором будет получена более полная информация. БР – думаю, тебе будет приятно это услышать – «Батон-Руж». Вот, собственно, и все.

– А «цел. Сесил»?

– Это подпись Улыбчивого Джека. В том маловероятном случае, если шифр будет взломан, такая подпись не позволит взломщику в дальнейшем дезинформировать нас. Предложение-подпись есть у каждого; имена подставные и ничего не значат. Сообщение без подписи означает, что шифр был так или иначе подвергнут опасности. В таком случае благоразумно перейти к новой комбинации для данной операции. Конкретно эту комбинацию мы используем уже одиннадцать месяцев. Лично я не люблю, когда ее приходится менять в последний момент – чтобы привыкнуть к новой и пользоваться ею с достаточной быстротой, требуется время.

– Что-то я не пойму, – начал Дэниел. – Вы только что получили подтверждение о том, что это большой шаровидный алмаз, излучающий свет. Т. е. это именно то, что вы видели. Что-то непохоже, чтобы вы были довольны.

– Да нет, я доволен, – ответил Вольта. – Но и озабочен.

– Почему?

– Потому что видения подтверждаются не всегда, иногда приходится принимать решения самостоятельно, и хотелось бы, чтобы они были верные. Чем выше шанс на удачу, тем осторожнее следует быть.

– И какое же решение требуется от вас прямо сейчас?

– Выбрать, оставить тебя здесь для самостоятельных занятий или взять с собой.

– Взять с собой. Я могу заниматься где угодно.

– На данный момент о твоем участии знает только один человек – Улыбчивый Джек. Если ты поедешь, узнают еще шестеро.

– Но им ведь можно доверять?

– Дэниел, вопрос не в том, насколько это безопасно для дела, а в том, насколько это безопасно для них. – Вольта помолчал. – Ты понимаешь, как в него вцепится федеральная резервная система?

– Меня это не остановит.

– Ты остаешься, – решил Вольта. – Машину я заберу, так что останешься без колес – если только не вообразишь их сам. Буду невероятно признателен, если ты приведешь в порядок кухню, а мне тем временем надо отослать кое-какие сообщения и собрать вещи.

Дэниел ополаскивал раковину, когда Вольта позвал его из гостиной. Он стоял возле двери, разглядывая себя в зеркале с дубовой рамой. Над зеркалом висели часы с кукушкой. Часы подарил Вольте болгарский анархист за помощь, оказанную ему во время его нелегального пребывания в США. Время они показывали точно, но кукушка появлялась, когда хотела.

– Я должен был тебя предупредить, – сказал Вольта, и Дэниел сначала подумал, что это он о часах. Но Вольта снял зеркало со стены, несколько раз нажал на освободившийся гвоздь, как на головку телеграфного ключа, а затем потянул его на себя и вверх, после чего от стены отделилась фанерная панель. Размером она была примерно в половину зеркала. За ней обнаружился узкий проем.

Дэниел никогда не видел такого вытянутого сейфа: шесть дюймов в ширину, два фута в высоту. Замка тоже не было видно.

– Какой прок от сейфа без замка? – удивился Дэниел.

– Замок внутри.

– Интересный подход к безопасности.

Вольта открыл дверь сейфа и достал черный квадратный ящичек с антенной.

– А вот и замок. Радиоуправляемая канистра с нервно-паралитическим газом. Ты заметил, как я нажал на гвоздь – я передал ряд сигналов для ее деактивации, иначе она автоматически взорвалась бы при открывании двери. Канистра светочувствительна и срабатывает при малейшем попадании на нее солнечных лучей. Газ не смертелен, но выводит человека из строя, и по сравнению с этим состоянием твоя недавняя лихорадка покажется круизом на Таити.

– Еще одно гениальное изобретение тетушки Шармэн из железобетонного домика, – с неприязнью заметил Дэниел.

«Ага, ты определенно имеешь зуб на Шармэн», – подумал Вольта. Он не удивился. Шармэн обладала свойством притягивать и отталкивать одновременно: казалось, что она знает собеседника лучше, чем он сам себя когда-либо узнает. Кивнув скорее себе, чем Дэниелу, Вольта произнес:

– Да, Шармэн. Надеюсь, ты понимаешь, что Шармэн создает не только лекарства.

– Наверняка она же автор той дряни, которую вы швырнули мне в лицо утром.

– Ну нет, эта дрянь была моя собственная. Это кора одного из перуанских перечных кустов, высушенная до тонкости пергамента и затем перемолотая.

– А откуда все это взялось: кора, карты? Я же видел, как вы закатывали рукава.

– Ну, Дэниел, я же все-таки маг. Если маг закатывает рукава, следует быть настороже.

– Я учту.

– Будь добр.

Вольта положил в сейф три плоских черных коробочки.

– Прячете от меня семейные драгоценности? – со смехом поинтересовался Дэниел.

– Ты почти угадал, в двух шкатулках действительно кристаллы одного семейства, используемые для модификации радиостанции. А в третьей запись сообщения для Эллисона от канадской группировки.

– А что за сообщение?

– Секретное.

– Секретное от меня?

– И от тебя тоже, поскольку ты не посвящен в этот секрет.

– Я понял.

Вольта закрыл дверь и повернулся к Дэниелу.

– Я уважаю секреты. Иногда это выглядит глупо, если речь идет об информации. Порой это настоящее мучение – не физическое, но души и сердца. Но мы не можем обходиться без секретов и без доверия, хранящего их. Ты просил никому не рассказывать о твоем умении исчезать. Я исполню твою просьбу. А наши друзья из Канады просили хранить в тайне переданную ими информацию. И их просьбу я тоже уважаю. Разве ты продолжал бы доверять мне, поступи я иначе?

– Да нет, в самом деле. Но с тех пор, как я впервые исчез, мне хочется знать обо всем, что происходит, мне и самому это странно. И весело, и как-то нервно.

– Следовало ожидать, – заметил Вольта. – Но тебе повезло. Твои реакции – любопытство, упрямство и нежелание думать – гораздо приятнее болезненных приступов сомнения, которые одолевали меня.

– Вот и еще одно отличие.

– Да. Ты неискушен. Я был более опытен.

– Сегодня утром мы были на равных.

– Мы и сейчас на равных, как равны невинность и опыт, пространство и время. Но как бы мне ни нравились наши метафизические беседы, сейчас я вынужден отправиться на выяснение того, чем могут пригодиться наши практические способности в мало контролируемых условиях.

– А я, следовательно, остаюсь заниматься самоконтролем и способностями воображения. Будут указания?

– Каждое утро совершай прогулку к реке и обратно.

Дэниел подождал мгновение, затем уточнил:

– И все?

– Да. Кроме того, что бы ни случилось, поступай, как считаешь нужным и полагаешь верным. С этого момента ответственность на тебе, а выбор за тобой. Не принимай свои удачи всерьез. Если будут приходить сообщения, не беспокойся: мне их передадут. Я вернусь через неделю. Не теряй самообладания. Не поддавайся самообману. Ты нам нужен.

Вольта неторопливо спускался на автомобиле в долину. Рыжий Фредди еще летит из Суринама, поэтому все равно окажется на аэродроме не раньше вечера. Просто хотелось поскорее уехать от Дэниела, радиоприемников и собственной слабости. Возле аэродрома есть река – можно будет сесть на солнцепеке и смотреть на воду. Вызов в Нью-Мексико означает только одно: каша вот-вот заварится. А Дэниел еще не готов, да и вряд ли когда-либо будет готов. Может, хоть ежедневные прогулки к Северной Развилке немного его остудят. Он слишком увлекся искусством исчезать. Способности у него несомненные, вот только понимания недостает. Главный недостаток молодости: сила без смысла. Плюс недоверие. Тут Вольта повернул руль и усмехнулся. Если бы Дэниел знал, что канистра с нервно-паралитическим газом – на самом деле каучуковая скульптура, выполненная Моттом в период увлечения натуральным кубизмом и преподнесенная на день рождения лет десять назад, доверия с его стороны стало бы еще меньше. Да, пожалуй, глупость – не недостаток молодости, а ее достоинство.