Текст книги "Трикстер, Гермес, Джокер"

Автор книги: Джим Додж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Руперт Милдоу – английский джентльмен средних лет, твидовый костюм, трость. Все зовут его «Англичанин», он считает, что это оскорбительно – именно поэтому и зовут. Думаю, главная его слабость – он не доверяет своим инстинктам, особенно инстинкту хищника. Но если ты его обыграешь, это будет уже что-то. Он не так плох.

Но лучше всех, пожалуй, будет Гвидо. Он злее бродячей собаки и, хотя вышел из полнейшей грязи, стремится в князья. Наполовину мексиканец, наполовину итальянец. Любит позлить противника своим бандитским мексиканским акцентом и пробудить даже глубоко спящие расовые предрассудки. Любит довести тебя до того, чтобы тебе захотелось его сделать. Заметит все твои слабости и продемонстрирует их тебе – за большие деньги. Пожалуй, лучший психологический игрок из всех, кого я знаю. Следи за тем, как он играет, и не обращай внимания на то, что он говорит.

– А кстати, как он играет?

– Очень хорошо.

– Вы сбиваете меня с толку своей откровенностью.

– Говорить больше было бы глупо. Гвидо играет с партнером, со вкусом, с настроением, с напором, и все это – одновременно с игрой в карты. Пару раз я сделал его, но сейчас старый осел набит деньгами, которые я просадил ему в игру на удачу в прошлый раз, и он не преминет мне об этом напомнить.

– Он играет в стад или в холдэм? Я хочу сказать, в этих двух вы ведь никому не даете спуску?

– Ну, – сказал Бобби, – во всяком случае машину я ему пока не продул.

На въезде в лес он дал длинный гудок и с улыбкой взглянул на вьющуюся впереди дорогу.

В пятницу вечером все игроки собрались в гостиной Стэна Вурлицера обсудить правила и формат игры. Все, кроме Гвидо, прибыли ровно к девяти. Он появился на двадцать минут позже в окружении четырех хорошеньких молодых chicanas [13]13
  Американка мексиканского происхождения.


[Закрыть]в белых шелковых платьях с волнующим декольте, с тонкими ошейниками из жемчуга и опалов, которые крайне удачно гармонировали с кожей цвета расплавленной карамели.

Дэниел загляделся было, но вспомнил, что играть предстоит с Гвидо, а не с ними, и, сделав над собой усилие, переключил внимание.

Гвидо со вкусом поприветствовал остальных игроков. Это был крупный мужчина с выдающимся брюшком и склонностью к полноте. Лицо у него было широкое и смуглое, с обвислыми щеками. Он был бы нехорош собой, если бы не глаза, цветом и сдержанным блеском напоминающие обсидиан. На нем был смокинг и шелковый цилиндр. Запонки были из чистого золота. На браслете и кольцах посверкивали крупные бриллианты.

Когда Стэн Вурлицер представил его Дэниелу, Гвидо сдвинул брови:

– Мистер Вурлицер, – сказал он весело, – этот малыш, кажется, потерял свою мамочку. Надо бы ее побыстрее разыскать, чтобы малыш не начал плакать.

Дэниел, решив, что Гвидо что-то знает о смерти его матери, оборвал его:

– Пошел ты.

– Ай, какой смельчак! – воскликнул Гвидо, отшатнувшись с деланным испугом.

– Да ладно тебе, Гвидо, – с неодобрением сказал Руперт. – Побереги силы для игры.

– Ай, не удержался, – извинился Гвидо. – Ай, как мне сегодня хорошо! Я только что отлюбил по очереди всех девочек, и нам было так славно, что я даже слегка опоздал к вам. Не обижайся, малыш Дэниел, я пошутил, ты, конечно же, настоящий hombre, [14]14
  Мужчина (исп.).


[Закрыть]несмотря на то, что у тебя еще сопли до колен и молоко на губах не обсохло. И мне будет так обидно, так обидно, – зычный голос Гвидо перешел в печальное бормотание, – размазать тебя, как…

– Кто кого размажет, мы еще посмотрим, – кивнул Дэниел.

– Стэнли, – Руперт округлил глаза, – может, начнем?

Правила были просты: делать ставку или пасовать в свою очередь, на втором заходе те, кто не делал ставок, могут их поддерживать, но не поднимать. Предложенную Стэном форму игры все одобрили: ставки делаются по кругу, начальная сумма пятьсот долларов, увеличивается по мере проигрыша; после каждых трех часов игры получасовой перерыв; после каждых шести часов – перерыв на час, дневной лимит игрового времени – двенадцать часов. Стэн собрал деньги, все, кроме Гвидо, отсчитали по сто тысяч наличными или, как Руперт, выписали чек.

Гвидо пренебрежительно проговорил:

– Я не пачкаю рук наличными и не теряю времени на бумажную возню.

Он щелкнул пальцами: его юные подружки взмахнули юбками и вынули по пачке купюр из-под подвязок. Гвидо, скрипнув зубами при виде их гибких бедер, проговорил:

– Я вам скажу: Гвидо Карамба не ставит на кон деньги, не познавшие тепла женской кожи. Надеюсь, на сегодня все дела закончены? Нам с девочками не терпится вернуться к прерванным занятиям. До встречи mаñаnа. [15]15
  Завтра утром ( исп.).


[Закрыть]

– Ай, до встречи, – издевательски пробормотал Дэниел.

Перед полуднем игроки собрались у Стэна в покерной. Они разыграли, кто где будет сидеть – обозначили все места мелкими картами и вытягивали их по очереди. Дэниелу попался джокер, и он счел это за хороший знак. Когда все места были распределены, оказалось, что лучшей позиции он не мог и желать. По левую сторону от Дэниела, за круглым столом с восемью кучками золотых и черных фишек на сто тысяч долларов каждая, сидели Чарли Ли, Руперт, Джонни Руссо, Клей Хормель, Поль Шуберт, Гвидо и Бобби – что означало, что Гвидо и Бобби, сильнейшие игроки, будут, как правило, ходить до него.

На некотором отдалении от стола уже собралось около сотни зрителей. Клей Хормель, видимо, в пику Гвидо, прибыл со своей компанией юных старлеток. Карамельные красотки Гвидо, всё в таких же подвенечно-белых нарядах, сели позади него. К смокингу Гвидо на этот раз добавил черную накидку.

Дэниел шепнул Бобби, сидевшему справа:

– Гвидо похож на толстого Дракулу.

– Верно. И играет он как оборотень, – едва заметно кивнул Бобби.

Перешли к раздаче карт, эта честь досталась Гвидо, вытянувшему туз бубей. Каждый из игроков поставил по черной пятисотдолларовой фишке, Гвидо перетасовал колоду, а Радужный Шуберт снял часть ее. Гвидо закрыл глаза, поднял лицо к небесам, взмолился: «Боже, яви свою милость этим несчастным» – и раздал всем по пять карт для первого раза.

У Дэниела оказалась следующая комбинация: 9-8-6-5-3. Бобби объявил, что он пас, Дэниел сказал, что возьмет четыре тысячи. Чарли Ли, Руперт и Джонни Руссо спасовали.

– Эй, первый пот всегда беру я, – сказал Клей Хормель, поддерживая ставку. – Не возьмешь первый – не выиграешь.

– Согласен, – сказал Радужный Шуберт и тоже сделал ставку.

Гвидо воинственно взглянул на свои карты:

– Что это? Фул-хаус? Я ошибся, выбрал не ту игру. Но я все равно делаю ставку и надеюсь на благосклонность духов покера.

Он положил в банк четыре тысячедолларовые золотые фишки.

– Карты? – вкрадчиво сказал он, снимая верхнюю карту, но не переворачивая ее.

Дэниел слегка похлопал по столу в знак того, что он не меняет карт.

Гвидо с обреченным видом пожал плечами:

– И вы пас, мистер Хормель?

– Нет. Передайте три.

Он сбросил карты, и Гвидо дал ему три.

Радужный Шуберт обменял одну карту.

Гвидо перевернул колоду, накрыл ее фишкой и секунд тридцать вглядывался в свои карты. Наконец он сказал:

– Нет, я не могу. У меня два туза, две двойки, и этот малыш верхом на пчелке.

Он улыбнулся Дэниелу и раскрыл карты:

– Ну, что мне делать?

У него было два туза, две двойки и джокер.

Очевидно, надо было вытащить две карты к тузу, двойке, джокеру. Дэниел мягко предложил: «Сбросьте двойки и прикупайте к джокеру».

Гвидо посмотрел на Дэниела с непередаваемой яростью:

– Я тебе скажу, малыш. Можно кинуть Гвидо на деньги, потому что Гвидо – человек счастливый, и они его не интересуют. Можно заигрывать с женщинами Гвидо, потому что Гвидо – человек щедрый, и всегда готов поделиться с ближним небесным блаженством. Но, – взревел он, желая подчеркнуть то, что скажет дальше, – не стоит, ай, не стоит тягаться с Гвидо умом!

Он перешел на благостное мурлыканье:

– Ай, не стоит, потому что у Гвидо нет ума – он засунул его в задницу тридцать лет назад в Тихуане…

– Я просто хотел помочь, – сказал Дэниел, слегка расстроившись из-за того, что его могли неправильно понять.

– Я вытащу две карты, – решил Гвидо, сбрасывая карты и вытаскивая из колоды новые.

Дэниел слегка забеспокоился – не из-за языка Гвидо, но из-за его карт – и поставил еще четыре тысячи – немного, но лучше, чем ничего. Главное, не дать понять, что у него нет семерки и карт меньшего достоинства.

Клей Хормель и Радужный сбросили свои карты. Гвидо бросил взгляд на свои новые карты:

– Ай, – просиял он, – гость. Смотри, я не вру.

Он показал туз-двойку-джокера-четверку, не открывая последней карты.

«Шесть карт могут меня побить, но не семь, – подсчитал Дэниел. – Чертовски близко к верным деньгам».

Он глянул в глаза Гвидо, когда тот перевернул пятую карту, чтобы посмотреть. Они заблестели от восторга:

– Ай, здравствуй, шестерочка, – он уставился на Дэниела. – Я поднимаю твою жалкую ставку на целую горсть. – Гвидо подтолкнул к банку свои оставшиеся девяносто шесть тысяч.

Дэниел снова посмотрел на свои карты. Они не изменились. В целом его шансы ему нравились, но были не настолько высоки, чтобы рисковать всем.

– Банк ваш, – сказал Дэниел, не открывая карт.

Гвидо просиял:

– Я не вожу тебя за нос. У меня хорошие карты.

Он перевернул последнюю карту, червовый туз, и объединил тузы.

– Видишь? Два туза, с джокером три.

Гвидо вдруг встревожился:

– Три туза? Ай, опять забыл!

Он легонько хлопнул себя по лбу:

– Гвидо, старый дурак, проснись! Это Лоу-Болл! Но все равно, – быстро извинил он себя, – забирай фишки.

– Верхняя карта – восьмерка или девятка? – тихо спросил Бобби у Дэниела.

– Ага.

– Ты правильно поступил. Незачем рисковать всем в самом начале.

– Вот поэтому я и не стал связываться, – отрывисто проговорил Дэниел.

– Не позволяй ему тебя завести, – предупредил Бобби, собирая карты, чтобы сдавать.

Клей Хормель вылетел первым – поддержал поднятую Рупертом ставку, не беря карт, а потом, когда Руперт сказал, что тоже не берет, взял две карты. После того, как Руперт пропустил ставку, он попытался по-глупому блефовать с парой пятерок и оставшимися двадцатью тысячами. Руперт тут же поддержал ставку со своими 8-4-3-2-1 – и Клей, окруженный старлетками, перебрался в ряды зрителей.

Следующие несколько часов прошли спокойно. Дэниел играл осторожно, обращая внимание на позицию. У него осталось около шестидесяти тысяч, когда он осознал, что, ставя по тысяче, проиграл уже довольно много. Он попробовал сделать ставку в десять тысяч и выиграть анте. В конце пятого часа у него было столько же денег, как в начале игры, точно так же, как и у остальных игроков, кроме Гвидо и Руперта, у каждого из которых было около ста семидесяти пяти тысяч, и Чарли Ли, со своей осторожностью, плавно уничтожающей анте, доигравшегося до пятидесяти тысяч. Чарли слишком поздно это заметил, начал играть на руку и вскоре вылетел. Дэниел забрал его последние восемь тысяч с восьмеркой против не сброшенной Чарли девятки.

Через десять минут вылетел Радужный Шуберт. Он попытался поднять ставку Бобби, не меняя карт с комбинацией в 10-9-8-2-1. Бобби поддержал ее и сказал, что ему не надо карт. Это озадачило Шуберта, он покрутил в руках бирюзовый браслет, подергал себя за хвост, наконец сбросил 10-9-8 и взял еще три карты – 9-4-3. Когда Бобби неожиданно пропустил ставку, выказав слабость и не купившись на три сброшенные карты, Радужный Шуберт поставил свои последние двадцать пять тысяч. Бобби поддержал ставку с 8–5, и ловушка захлопнулась.

После того как карты раздали по новой, Бобби сказал Дэниелу:

– Я должен тебе тысячу.

Дэниел недоуменно взглянул на него.

– Ты не вылетел третьим, – пояснил Бобби.

– А, ну да, – сказал Дэниел. Он уже забыл, что они заключили пари.

Пятеро оставшихся игроков вели себя осторожно и выжидали. Хотя больших ставок было немного, разошлись почти вничью. К полуночи, в конце первого дня, у Дэниела, Бобби, Гвидо и Джонни Руссо было по сто восемьдесят тысяч, у Руперта восемьдесят.

Незадолго до полуночи Дэниел забрал пятьдесят из них. Дэниел сдавал. Руперт сказал, что возьмет десять тысяч, все спасовали, кроме Дэниела. Он поднял ставку до сорока. Руперт принял ее и взял одну карту. Дэниел карт не брал. Когда Руперт пропустил ставку, Дэниел поставил тридцать тысяч, все, что у Руперта оставалось. Руперт подумал, потом покачал головой:

– Банк ваш, сэр, – сказал он со своей обычной сухостью.

Он показал свои карты – 10-6-4-2-джокер – и сбросил их.

– Когда вы пропустили ставку, я знал, что у вас нет ни семерки, ни чего-то больше. А у меня были одни восьмерки.

Он показал свои карты: четыре восьмерки и туз.

Руперт мрачно кивнул:

– Хорошие карты.

В последнюю партию перед полуночью вылетел и Руперт.

Дэниел и Бобби ужинали заполночь в гостиной. Бобби просматривал список предстоящих футбольных игр и лениво интересовался, что Дэниел думает по их поводу. Дэниелу не терпелось поговорить о другой игре:

– Бросьте вы свой футбол. Как я иду?

– А у кого за столом больше всего фишек?

– У меня. У меня двести пятьдесят тысяч, у Гвидо двести сорок, у вас двести десять и примерно столько же у Руссо.

– Ну, у кого больше всего фишек, тот явно идет хорошо.

Дэниел проигнорировал сарказм:

– Мне кажется, я выиграю. Сделав Руперта, я почувствовал силу.

– Это было красиво, – сказал Бобби, – но хотел бы я знать, что бы ты стал делать, если бы Руперт сказал, что не будет менять карт. Ну, кроме как наложил бы в штаны, я имею в виду. Но я тебе миллион раз говорил: хорошо играет тот, кто забирает весь пот. И только это – настоящий показатель.

Дэниел хотел было ответить, но тут к их столу подошел Клей Хормель:

– Бобби, Дэниел, как приятно, что вы еще здесь.

Он похлопал Дэниела по плечу:

– Парень, вот это ты показал класс старику Англичанину. Он до сих пор разговаривает сам с собой. И все же скажу тебе – уверен, что я бы поддержал твою ставку.

Блюдя приличия, Дэниел вежливо ответил:

– Ну что вы, против вас я не стал бы этим пользоваться. Вы слишком сильны.

– Да, если бы мне повезло с картами, я бы не вылетел так быстро.

– Верно, везение – не последнее дело, – согласился Бобби.

– Как говорили в старину: «Если ты в ударе, ты в ударе, а если нет, остается только биться головой об стенку». И кстати, об ударе, – подмигнул Клей, – после игры приглашаю вас обоих к себе в Малибу – там у меня домик на берегу – на отличную вечеринку. Шикарные женщины и прочие развлечения. Как знать, может, и в картишки перекинемся?

– Это мы с удовольствием, – ухмыльнулся Бобби.

– Посмотрим, как я буду себя чувствовать, – сказал Дэниел громче, чем это требовалось.

– Как бы ты себя не чувствовал, – Клей хлопнул его по спине, – у нас ты сразу почувствуешь себя лучше. Увидимся, и удачи вам обоим.

Когда Клей отошел так, что не мог их слышать, Дэниел наклонился вперед и сказал неправдоподобно спокойно:

– Не смейте лезть в мои дела, кроме как за карточным столом.

– Да ты ж меня еще не побил, – ответил Бобби без всякой обиды. – Значит, пока я за главного. У Клея обычно собираются голливудские законники и продюсеры с большими деньгами, большим самомнением и во-от таким крохотным умением играть. Правду сказать, если я нынче не выиграю, с деньгами у меня будет не очень. Вот потому я и согласился за нас обоих враз. Пока ты меня не обыграл, мы ведь ездим вместе.

– Пока не обыграл, – согласился Дэниел.

– К тому же, Дэниел, я твой учитель. Как же мне не лезть в твои дела?

На следующий день к полудню Гвидо закусил удила. Он сменил смокинг на повседневную хлопчатобумажную рубашку и джинсы, пояснив, хотя никто его и не спрашивал:

– Ай, пора уже взяться за работу.

Он начал с того, что на пятой партии взялся за Джонни Руссо и забрал половину его фишек, не сбросив свои восьмерку и четверку (притом, что у Джонни были восьмерка и пятерка). Он взял большой банк у Бобби, с восьмеркой и шестеркой на руках (Бобби с девяткой и восьмеркой не брал карт). Дэниел понял, что Гвидо в ударе и старался держаться от него подальше, хотя четырехтысячная кучка первоначально поставленных фишек медленно росла за счет его собственной. Но он не мог избегать Гвидо вечно.

Бобби сдал карты. Дэниел сказал, что возьмет двадцать тысяч и обменяет одну карту к своим тузу-двойке-тройке-четверке. Джонни Руссо спасовал. Гвидо поднял ставку до пятидесяти тысяч. Бобби спасовал. Дэниел решил поднять ставки на все имевшиеся у него деньги, около ста пятидесяти тысяч, и таким образом вынудить Гвидо сбросить карты, или, если он примет такую ставку, поставить все на одну карту. Он поддержал ставку и положил в банк две золотые фишки. Потом взял одну карту. Гвидо, подумав, сказал, что не меняет карт. Дэниел заметил, что он колебался; обычно Гвидо замечал это сам и вслух. Дэниел посмотрел, что ему досталось: это была восьмерка, в результате получилось 8-4-3-2-1. Но он не знал, как быть дальше. Если он поставит слишком много, а Гвидо поднимет ставку, на кону окажется уже столько денег, что придется за них бороться. А если не поставит, а Гвидо поставит сразу много, тоже придется. Он решил поставить чуть-чуть, надеясь, что Гвидо решит: его вынуждают поднять ставку.

– Ставлю десять тысяч, – объявил Дэниел.

Гвидо посмотрел на него с любопытством:

– Не очень-то много. Тебе не нравятся твои карты?

– Если этого мало, вы можете поднять ставку, – сказал Дэниел.

Гвидо подумал:

– Нет, я принимаю твою.

– У меня восемь-четыре, – сказал Дэниел, выкладывая карты на стол.

Гвидо печально покачал головой и перевернул свои – оказалось 7-5-4-3-2:

– Ай, малыш, денежки твои.

– Семерка и пятерка? – недоверчиво переспросил Дэниел. – И вы не подняли ставку? Гвидо, в чем дело? Вы не любите деньги? Или вы решили, что вас берут на слабо?

– Нет, нет, нет, – с жаром отверг это предположение Гвидо. – Просто ты так плохо играешь, что я тебя пожалел. Но жалость – это не для нас с тобой, не то скоро выйдет так же, как у Бога с гномом.

– У Бога с гномом? – переспросил Дэниел, уже предполагая, что за этим последует.

– Ай, малыш, неужели ты никогда не слышал притчу про Бога и гнома? – Гвидо хлопнул себя по лбу.

– Нет, но подозреваю, что сейчас услышу, – хмыкнул Дэниел.

– Да, сейчас я расскажу тебе, что случилось с Богом и гномом. Этот гном посиживал себе в гостиной, а вокруг было много-много людей, а тут как раз вошел Бог, огляделся и говорит: «Сейчас я залью дерьмом всех, кто есть в этой гостиной, – кроме тебя, гномик». Гном так обрадовался, что спрыгнул со стула и закричал: «Спасибо, всемогущий, ты пожалел меня за то, что гномы и так терпят много страданий!» – «Ну нет, сказал Бог, я никого не жалею. Тобой я собираюсь подтереть задницу».

Гвидо бешено захохотал, Дэниел молча сбросил свои карты, чтобы набрать новые. Смех Гвидо разозлил его больше, чем сама история. Гвидо был ненормальным; он был способен на что угодно. Дэниел решил играть осторожно, пока не успокоится.

Пожалуй, слишком осторожно. Когда Бобби снова сдал карты, Дэниел открылся на десять тысяч и не стал брать новых карт – у него было 8-7-6-5-3. Джонни Руссо, у которого уже оставалось тысяч семьдесят, принял ставку, Гвидо и Бобби тоже. Дэниел похлопал по столу, остальные взяли по карте. Дэниелу не нравились его шансы: восьмерка была бы хороша против одного противника, взявшего новую карту, но не против трех. Дэниел не стал ставить в свой ход, решив согласиться с любой предложенной ставкой. Джонни Руссо поставил все свои фишки, около шестидесяти тысяч. Гвидо выругался на короля, который ему достался, и с отвращением сбросил все свои карты. Бобби сказал, что поднимет ставку и добавил еще шестьдесят тысяч.

– У меня больше ничего нет, – сказал Джонни, похлопав по пустому столу перед собой.

– Есть еще один игрок, – напомнил ему Бобби.

– Нет, – сказал Дэниел. – Я поставил бы шестьдесят тысяч, но не сто двадцать.

Он сбросил свои карты.

– Я попался, – сказал Джонни, обращаясь к Бобби. – У меня было две четверки.

– Мне досталась королева, – сказал Бобби, раскрыв свои карты.

– Хорошая ставка, – сказал Джонни. – Я не думал, что кто-нибудь ожидал блефа.

Он отодвинул стул и встал из-за стола.

– Вовремя я сбросил карты, – сказал Дэниел.

Он посчитал свои фишки. Было сто шестьдесят тысяч, у Бобби триста, у Гвидо около трехсот сорока. Дэниел решил играть осторожно, дождаться хорошей карты и поставить на нее.

Оставшись со ста двадцатью тысячами после того, как Бобби окрутил его с тремя девятками, Дэниел решил отыграться. Была его очередь сдавать. Гвидо скромно открылся на десять тысяч, Бобби спасовал, а Дэниел, с комбинацией 9-5-джокер-2-1, поднял ставку до пятидесяти тысяч.

– Ай, гном, – ухмыльнулся Гвидо, – я рано вытер задницу. Если хочешь играть, давай сюда все свои фишки.

Он добавил к ставке Дэниела еще шестьдесят тысяч.

Дэниел снова посмотрел на свои карты.

– Согласен, – сказал он и сложил все оставшиеся фишки в банк. – Карту? – спросил он Гвидо, тасуя колоду.

– Карту? – переспросил Гвидо так, точно он впервые слышит это слово. – Гвидо Карамба не берет карт после того, как поставил сто двадцать тысяч долларов в банк. Гвидо Карамба не дурак. Никаких карт! – он зверски хлопнул кулаком по столу.

– Черт, – пробормотал Дэниел. Он надеялся, что Гвидо возьмет карту – в таком случае он не стал бы брать. После спектакля, который Гвидо разыграл, когда ему предложили карту, следовало предположить, что Гвидо хочет заставить его не брать карт. Это означает, что старшая карта у него – восьмерка или семерка. Бобби говорил ему, что это нечастая практика – разбивать хорошую комбинацию, но поскольку он уже все поставил на карту, деваться было некуда. Дэниел принял суровое решение. Он выбросил на стол девятку и сказал Гвидо:

– Избавлюсь-ка я от этой мелочи.

И взял себе новую карту.

– Ай, сумасшедший, – с восхищением пропел Гвидо. – Теперь тебе придется взять банк дважды.

Он выложил на стол свои карты: 10-9-8-7-4.

Дэниел медленно перевернул карту, которую взял. Это был валет червей.

– Победа ваша, – сказал он Гвидо. – И деньги тоже.

И молча встал со своего места.

– Ты хорошо играешь, гном, – широко улыбнулся Гвидо, тасуя колоду. – А со временем научишься еще лучше.

Так же молча Дэниел стал наблюдать за продолжением из одного из первых рядов, специально оставленного для тех, кто выбыл из игры. Теперь оставались только Бобби и Гвидо, и у каждого было по четыреста тысяч. Джонни Руссо, сидевший рядом с Дэниелом, сказал:

– Думаю, уже недолго осталось.

– Это точно, – согласился Дэниел.

Все закончилось на следующей же раздаче. Гвидо открылся на сорок тысяч, Бобби, раздававший, поднял ставку до ста шестидесяти.

–  Mucho dinero, [16]16
  Большие деньги (исп.).


[Закрыть]– промурлыкал Гвидо, – Ай, не поверишь, это джокер. Я сам себе не верю. Я поднимаю ставку на все фишки, которые у меня есть. Пора закончить со всем этим делом и пойти домой.

– Верно, – дружелюбно сказал Бобби, сбрасывая остатки своих фишек. Он взял колоду и снял верхнюю карту. – А тебе надо карту, Гвидо?

– Конечно, мне надо карту, – сказал Гвидо с обидой, точно ему никогда не приходило в голову поставить четыреста тысяч долларов с картами, которые не надо менять. – Эта девятка мне не нравится.

Он бросил ее в сторону:

– Передай мне uno.

Бобби передал ему карту и взял свои. Поскольку это был ва-банк, и его очередь ходить шла последней, он перевернул их, чтобы посмотреть: 9-6-5-3-2.

– Я тоже сброшу, – сказал он и сбросил девятку.

Дэниел, внезапно завороженный игрой, не мог поверить, что они оба только что сбросили свои самые сильные карты.

Бобби сдал себе карту, не переворачивая ее, положил колоду и тогда перевернул карту – червовый туз.

– У меня шестерка и пятерка, – сказал он Гвидо.

Гвидо выложил на стол свои карты:

– У меня тоже шестерка, но ай как мне нравится моя шестерка – шестерка-четверка-тройка-джокер-туз.

– Тогда забери их, Гвидо – ты выиграл. Мои поздравления.

Толпа разразилась аплодисментами, Гвидо благодушно улыбался:

– Спасибо, Бобби, ты настоящий hombre, и я восхищаюсь твоей игрой. Этой последней партией ты меня покорил. Мы шли вровень, только я сбросил свою карту чуть удачнее. Мы еще сыграем, amigo.

В Малибу на следующий день добрались с легкостью. Личный самолет Клея Хормеля в аэропорту уже встречал лимузин, который в мгновение ока доставил их в Ксанаду, к «домику на берегу» в тридцать гостевых комнат, каждая – с джакузи и круглой крутящейся кроватью, с отдельной кухней, забитой продуктами в количестве, рассчитанном на экипаж небольшого авианосца. Джонни Руссо и Радужный Шуберт полетели с ними. Гвидо с деланным сожалением отказался, сославшись на то, что уже пообещал «своим девочкам» воздать хвалу богам покера с непременным обрядом купания нагишом в купюрах крупного достоинства. В подробности Дэниел вникать не стал.

Заметив настроение Дэниела, Бобби сказал ему во время полета:

– Ну, хватит уже ходить мрачнее тучи. Проиграл и проиграл. Это было вчера, а сегодня есть сегодня.

– И зачем я только сбросил ту девятку? – пробормотал Дэниел.

– И не думай, что я буду сидеть тут и слушать твое нытье, – спокойно сказал Бобби, прошел в другой конец самолета и сел с Джонни Руссо.

Попасть на вечеринку было легко – сложнее оказалось с нее сбежать. Во-первых, из-за «личной горничной», Линды ОʼРаль, приставленной к Дэниелу, – будущей Мерил Стрип, по словам Клея Хормеля. Линда показала Дэниелу его комнату, бар, полный марихуаны, кокаина и чего только не, и сообщила, что по части секса она в любой момент к его услугам.

Дэниел почувствовал, что его заливает непреодолимым, неумолимым отчаянием. С трудом сохраняя вежливый тон, он сказал:

– Спасибо, Линда, единственное, что мне сейчас нужно, – это прогулка по пляжу в одиночестве с бутылкой виски. Я хочу вволю подосадовать на прошлое и подумать о будущем. Если Клей что-нибудь спросит, скажи ему, что я гей.

– У меня есть подружка-лесбиянка, – с готовностью предложила Линда. – Если хочешь, мы можем заняться сексом втроем.

– В какой-нибудь другой день я был бы на седьмом небе от счастья. Но сейчас мне нужно одиночество, вода и виски.

– Воды к виски? Минеральной?

– Нет. Я имел в виду океан.

– Звучит романтично.

– И вовсе нет, – заверил ее Дэниел.

И даже после того, как Дэниел прошел через свой личный выход и потом через черный ход, ему не удалось скрыться. Сначала надо было пересечь длинный крытый внутренний дворик, полный людей. Оттуда был виден пляж, на котором гости обоих полов, сбросив одежду, играли в волейбол. Дэниел приостановился. Под ярким октябрьским солнцем обнаженные тела казались юными, стройными, прекрасными и обреченными.

– Святый Боже, – пророкотал за спиной Дэниела Бобби, – да они играют голышом. Сколько ни приезжаю в Калифорнию, нравы здесь с каждым разом все страннее.

– Я иду гулять, – сказал Дэниел. – Если, конечно, вы ничего не имеете против.

Бобби смотрел на линию горизонта:

– Давным-давно мы с океаном заключили сделку. Я был сопливый пацан лет двенадцати, ни семьи, ни друзей, никого, и я всякими путями пробирался к заливу – мне рассказывали про океан, но я его никогда не видел и до смерти хотел посмотреть. И я добрался до него, черт возьми, и встал на берегу и уставился на воду, а вода была кругом, куда ни посмотри, и быстро-быстро сказал: «Океан, давай договоримся. Ты меня не трогаешь – я тебя не трогаю».

– Это по-честному, – сказал Дэниел, делая шаг в сторону.

– Черт возьми, Дэниел! – рявкнул Бобби, удерживая его. – В каком бы дерьмовом настроении ты ни был, чертовски невежливо держать в руках бутылку виски и даже не предложить своему учителю выпить.

Смутившись, Дэниел сообразил, что действительно держит в руках бутылку «Джек Дэниелз»:

– Прошу прощения, – пробормотал он, протягивая бутылку.

Бобби открутил крышку и поднял бутылку:

– Чтобы у нас было все, что нужно, и еще чуть-чуть, – он сделал большой глоток.

Дэниел молча кивнул. Он почувствовал, что устал от вида Бобби, от его голоса, его постоянно ощутимого присутствия.

Бобби вернул бутылку:

– Там внутри уже началась заварушка с картами. Если понадоблюсь, знаешь, где меня найти.

Он повернулся и пошел прочь.

– Вечно он уходит первым, вечно за ним остается последнее слово, – бормотал про себя Дэниел, шагая по пляжу, – вечно он ухитряется сделать вид, что прав.

На пляже Дэниел вынужден был признаться себе, что Бобби был просто сильнее – опытнее, осведомленнее, решительнее – и если бы они играли один на один, тот размазал бы его точно так же. Это не прибавило радости.

Отойдя подальше – так, чтобы вечеринку перестало быть видно и слышно, – Дэниел сел на обкатанное волнами бревно и пил долго и упорно. Он смотрел на океан и с каждой волной погружался все глубже в депрессию. Даже огненный закат, казалось, угнетал его. Дэниел чувствовал, что не может вырваться из самого себя, словно измученная крыса в лабиринте.

Пошатываясь, он встал, снял одежду и всей кожей ощутил нежный ночной воздух, потом прошел через шумящий прибой и нырнул в набежавшую волну. И эта сила вдруг унесла всю хандру. Дэниел плавал, пока не устал, потом лег на спину и стал смотреть на звезды, растворяясь в их безграничном спокойствии. Именно этого ему не хватало – звезд, скал, воды, ветра. Больше года он был заключен в прокуренные комнаты, благоухающие парфюмом костюмы и мчащиеся машины – неприкаянный, постоянно вовлеченный в игру, сосредоточенный на очередном броске карт. Слишком мелко, слишком узко. Ему это не нравилось. Хотелось грома, размаха. Хотелось стать пылающим горном.

Он вспомнил, что когда на Безымянном озере случалась ясная ночь, Бешеный Билл как минимум полчаса смотрел в ночное небо. Когда Дэниел спросил, считается ли это медитацией, Бешеный Билл объяснил: просто звезды суть горнила алхимиков, и вид стольких людей за работой вселяет в него надежду.

Покачиваясь на волнах, Дэниел попробовал взглянуть на звезды глазами Бешеного Билла – но безуспешно. Тогда он представил себя первобытным человеком, который впервые в истории поднял голову и увидел звезды. Ни с того ни с сего он вдруг вспомнил теплый осенний полдень, когда Джонни Семь Лун научил его играть в палочки – древнюю индейскую игру. Игра была очень простая – угадать, в какой руке палочка. Правая или левая, да или нет. Чистая интуиция, догадка. Дэниел улыбнулся звездам. Вот та игра, которая ему нужна. Здесь Бобби не помогут ни карточный опыт, ни годы практики. Вряд ли он вообще когда-нибудь слышал про игру в палочки.

Дэниел медленно доплыл до берега и сел на бревно сохнуть. Океан освежил его, вселил уверенность и радость. Вдалеке на берегу он увидел огни – вечеринка была в разгаре. Дэниел решил не возвращаться. Выкопав рядом с бревном углубление и сложив под голову одежду, он свернулся клубочком и тут же заснул.

Впервые после взрыва он видел сон.

Он сидел за зеленым карточным столом, перед ним рубашкой вверх лежала только что сданная карта. Он перевернул ее. Червовый валет, плут, стервец, лживый ублюдок собственной персоной. У валета было лицо Гвидо. Дэниел снова перевернул карту. Теперь она приняла облик Бобби. Дэниел разорвал ее пополам.