Текст книги "Собор памяти"

Автор книги: Джек Дэнн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

Едва он отступил от оболочки, как конные бедуины – те самые тени, которые Леонардо заметил с шара, – бросились на него. Их было десять – двенадцать, все в головных покрывалах и чёрных плащах из верблюжьей шерсти, лица тёмные, одежды вонючие и драные; скорее всего они были изгоями одного из пустынных племён – Бени Захр, Сердиех или Ховейтат. Бежать было некуда, и Леонардо охватил страх за свою жизнь; однако он выставил перед собой кинжал, готовясь, как араб, погибнуть в бою. Что ещё ему оставалось? Дать себя зарезать, как зарезали Джиневру? Воспоминания захлестнули его, как волны – тонущего, и он ощутил прилив гнева. Словно его окружали убийцы Джиневры, бандиты и насильники; и Леонардо заберёт их с собой в смерть, будет рубить их на куски, пока тьма не сомкнётся над ним. Теперь его трясло, но не от страха, во всяком случае не от того, что он привык считать страхом, а от алчного предвкушения – словно здесь, в этом забытом Богом с первых дней творения месте, в этот день, что был ярче и резче, чем бывает в христианском мире... здесь и сейчас найдено им наилучшее время и место для смерти.

Да и разве не умер он вместе с Джиневрой в её пылающей спальне?

Разве не было погребальной палаты в его соборе памяти, и едва ли он мог не узнать обстоятельства и миг своей смерти.

Бедуины с криками: «Thibhahum bism er rassoul!» – кружили вокруг него, рубя скимитарами воздух, но приблизиться пока не осмеливались. Леонардо понял, что они кричат: то был клич войны, клич священного джихада: «Убить во имя Пророка!»

Но они, похоже, боялись его не меньше, чем он их. Они приближались к краю догорающей оболочки, низко свешивались из высоких седел, чтобы поразить трепещущую, вздуваемую ветром ткань своими мечами, словно шар был живой сам по себе – набухшее чудище, которое следовало убить, пока не убило оно.

Кем же тогда был для них Леонардо? Просто слугой дымящегося чудовища?

Когда ветер выдохся и оболочка осела, бедуины повели себя ещё более угрожающе. Оставаясь в сёдлах, они придвигались ближе, покуда копыта коней не коснулись ткани. Когда никакой мгновенной кары не последовало, всадники проехали по оболочке, тесно окружив Леонардо.

   – Не джинн ли ты, если смог превратить обычный муслин в чудовище, что летает но воздуху? – спросил высокий бедуин, судя по всему, их вожак. В отличие от остальных, борода у него была заострённой, по арабской моде, и в седле он держался прямо. Щёку его, обрываясь у челюсти, рассекал глубокий шрам.

Леонардо был в затруднении. Если он ответит «нет», убьют ли его бедуины?

Или они убьют его, если он ответит «да»?

Что ж, пусть попробуют.

   – Нет, – сказал он. – Я человек.

   – Ты одет не как подобает человеку, – заметил вожак.

   – А ты готов осмелиться убить джинна? – крикнул Куан. Он стоял за кругом всадников, бесстрашно уперев руки в бёдра.

Вожак взглянул на Куана, захваченный врасплох богатством его одежд, и сказал:

   – Никто не может убить джинна; потому, если этого, – кивок в сторону Леонардо, – я убью, то, значит, он не джинн.

   – А если он джинн, то ты навлечёшь смерть и бесчестье на всех вас, на ваше племя и семьи. – Куан подошёл ближе. – Если, конечно, у вас есть семьи... и честь.

Все всадники развернулись при этих словах и, кажется, были готовы изрубить его скимитарами; но тут Куан сказал:

   – Я под защитой Кайит Бея аль Махмуди аль Заири, калифа калифов, и этот... джинн также. Он гость калифа и защищён законами гостеприимства. Только коснитесь его – и прольётся кровь.

Вожак явно потерял уверенность.

   – Можете оставить себе мехи с водой и одежду, чтобы прикрыть наготу, а остальное мы заберём, и летающее чудовище тоже.

   – Но ты же сам сказал, что это просто ткань, – возразил Куан.

   – И мы возьмём её. – Вожак сделал знак своим людям скатать оболочку. Бедуины – народ романтический, но в то же время практичны.

   – Ты разве не желаешь узнать о летающем чудовище? – спросил Куан.

   – Раздевайтесь и сложите драгоценности на землю перед собой. Мои люди отвернутся. – Вожак занервничал, сообразив, что Куан пытается выиграть время. Он крикнул своим людям забрать оболочку шара, но те не решались сойти с коней.

   – Вы что – женщины?! – рявкнул на них вожак и, спешившись, сам принялся скатывать ткань. Видя, что ничего дурного с ним не приключилось, другие бедуины тоже спешились и присоединились к нему. Вид у них был пристыженный. Воспользовавшись случаем, Леонардо перешёл поближе к Куану, чтобы не путаться у них под ногами.

Вожак повторил:

   – Раздевайтесь, или я сам убью вас!

Куан пожал плечами, порылся в глубинах своих муслиновых одежд и вынул письмо с печатью калифа.

   – И ты решишься обобрать тех, у кого есть это? – Он протянул письмо вожаку, и тот неохотно взял его. – Ты сумеешь прочесть?

Вожак покраснел. Он прочёл письмо и возвратил Куану. Они обменялись взглядами – так могли бы смотреть друг на друга люди, некогда бывшие друзьями, – затем вожак кивнул и приказал своим людям садиться на коней.

   – Бросьте добычу! – велел он и, вскочив в седло, поскакал прочь, не оглядываясь; прочие помчались следом и скоро скрылись за холмом.

Куан спрятал письмо и улыбнулся.

   – Они убили бы нас? – спросил Леонардо.

   – Это зависит от того, изгои они или вышли на ghrazzu.

   – Ghrazzu?

   – Это такая игра – похищение имущества чужих племён, – пояснил Куан. – Только в этой игре умирают так же легко, как в битве. – Он помолчал и пробормотал себе под нос: – Да, вполне вероятно...

   – Куан?..

   – Если они изгои, то позабавились бы с нами, а затем убили. Если отправились на ghrazzu, то подчинились бы закону бедуинов.

   – Какому-то закону они несомненно подчинились – мы ведь живы.

Куан снова улыбнулся.

   – Думаю, живы мы потому, что вожак почуял, что вот-вот придут другие. Или же... – Он взглянул туда, где исчезли бедуины, а потом кивнул на восток – там висело солнце.

И там Леонардо увидел вдали всадников.

   – Нет, Леонардо, этих можно не опасаться. Это солдаты из войска калифа. Давай-ка заберём отсюда всё, что сумеем унести. – Он кивнул на остатки шара. – Такая ткань может обогатить целое пустынное племя.

   – Но мы не сможем унести её.

   – Пусть тебя это не тревожит, маэстро. Не думаю, чтобы нам пришлось делать это. Давай просто привалим её камнями, чтобы не унесло ветром.

Когда они закончили, Куан спросил:

   – Ты заметил шрам на щеке у высокого?

   – Да.

   – Некогда я встречал человека с таким шрамом в Акабе, близ Красного моря. Он ел с одним из калифовых вождей. В пустыне, не в городе. – Куан говорил так, словно есть в городе – бесчестье, словно он превратился вдруг в бедуина – а между тем этот человек чувствовал себя как дома и во Флоренции, в обществе людей цивилизованных. – Этот человек подавился куском баранины и, чтобы не оскорбить хозяина неучастием в беседе, разрезал себе щёку и раздвинул края раны, показывая, что во рту у него застряло мясо.

   – Это тот самый? – спросил Леонардо.

   – Тот, кого я знал, пережил страшную трагедию. Он оставил свой народ, и ни одно племя не даст ему прибежища – во всяком случае, так говорят, – прибавил Куай, словно давая понять, что знает больше, чем говорит.

   – Что за трагедия?

   – Запретная любовь.

   – Мужчина?

   – Его сестра. Они были родственниками калифа... и Айше.

   – Были?..

Куан махнул рукой.

   – Они всё равно что умерли.

Пока он говорил, к ним на большом белом верблюде подъехал калиф Кайит Бей. В белых abba и gumbaz – бедуинском хлопковом платье и плаще – он выглядел простым кочевником. С ним были ещё человек двадцать кочевников, все на белых беговых верблюдах, гордости калифа. Эти дикари были телохранителями калифа. Куан однажды сказал Леонардо, что они могут скакать и биться дольше и яростней любого – за исключением, разумеется, самого калифа; а ещё Леонардо узнал, что Куан был командиром калифовых телохранителей – и, кстати, рабом, что в этом мире отнюдь не было бесчестьем. Сам Кайит Бей когда-то был рабом. Королевством мамлюков на протяжении поколений правили рабы.

Кайит Бей ехал во главе отряда, и Леонардо с удивлением заметил, что он ещё больше похудел, словно пустыня, солнце и битвы обтесали его. Однако ещё больше Леонардо удивился, увидев своего давнего друга Америго Веспуччи. Его узкое нежное лицо потемнело и огрубело; солнце выбелило его брови и высветлило волосы. Он был одет как араб, и это его, похоже, устраивало. Выглядел он здоровым и крепким, совсем не похожим на щёголя, каким Леонардо знал его во Флоренции.

Как и тот бедуин, что сидел на большом верблюде бок о бок с Америго.

Сандро Боттичелли потерял свою полноту и приобрёл бороду. Он был чёрен, как нубиец.

Леонардо мгновенно узнал его.

   – Пузырёк! – вскрикнул он и бросился к нему. Сандро тронул своего верблюда бамбуковой палочкой и сказал: «Ikh», что означало: «На колени». Верблюд подогнул передние ноги и наклонился – и тогда Сандро соскользнул с седла и безо всяких церемоний – калиф насмешливо смотрел на него, явно развлекаясь, – стиснул Леонардо в своих медвежьих объятьях, прошептав ему на ухо:

   – Есть новости.

Глава 22
БЕЛЫЙ БАРАН

Стоит, однако, пожалеть, что иные восточные

государи, величайшие по могуществу и разуму,

не имели историков, дабы запечатлевать их деяния,

поскольку среди султанов Египта и царей Персии

были люди, непревзойдённые в войнах и достойные

сравнения не только с варварскими вождями,

прославленными в сражениях, но также и с великими

полководцами Греции и Рима.

Предисловие Рамузио к Катерино

Разите, разите! Если вы победите, получите

величайшую награду от нашего правителя.

Синан Басса

   – Машину, что летела по небу, видел весь Каир, а также те, кто был в рощах, на реке и в пустыне, – сказал Куан калифу, – и все они видели Царя Времён, стоящего в её корзине и глядящего на них с высоты, подобно огненному ангелу.

   – Или джинну, – прервал его калиф с довольным видом. Белый верблюд стоял на коленях рядом с ним, словно даже животные понимали, что ему надлежит кланяться.

   – Слово распространится быстро, как плывут корабли и скачут кони – слово о том, что Кайит Бей, Правитель Миров, может летать как джинн, – продолжал Куан. – Уверен, что Мехмед и остальные турки очень скоро услышат об этом. – Он говорил неестественно, нараспев, будто читал эпическую поэму; но калиф был доволен и, казалось, откровенно счастлив видеть своего слугу и соратника.

   – Разве не услышали они уже – и не увидели – твоего оружия, что убивает во множестве.

На эти слова Кайит Бей, рассмеявшись, кивнул.

   – Что до этого – спасибо маэстро Леонардо. Будем надеяться, что труды его потрясут равно наших врагов и наших друзей.

Леонардо вопросительно взглянул на Куана, ожидая объяснений, но калиф сказал:

   – Не смотри так удивлённо, маэстро. Ведь не думал же ты, что мы никак не использовали твоих набросков? Скоро ты увидишь плод твоего творения. – Калиф отвернулся.

   – О чём он? – спросил Леонардо.

Сандро хотел было ответить, но вмешался Куан:

   – Будь терпелив и придержи вопросы.

Коренастый стражник, курд с широким веснушчатым лицом, заплетёнными в косички волосами и крашеными веками, подвёл Куану одного из белых беговых верблюдов, крупное животное с бурыми подпалинами – только у калифа верблюд был крупнее этого. Стражник улыбнулся Куану, тот лишь кивнул в ответ, но было видно, что он доволен и что это животное принадлежит ему. Леонардо подвёл верблюда сам калиф – дар, который Леонардо с благодарностью принял; но, когда он попытался потрепать молодую верблюдицу по морде, та пугливо отскочила.

   – Подружись с ней, – сказал калиф. – Она твоя.

Куан подал Леонардо лепёшку, и Леонардо протянул её верблюдице. Та мягко и аккуратно взяла угощение. В этом животном было что-то необычайно человеческое; Леонардо разглядел, что у неё ресницы на верхнем и нижнем веках. Волосы её были как лучшая шерсть.

   – Ты знаешь, каковы верблюды? – спросил калиф, явно поддразнивая Леонардо. – Они глупы, вероломны, уродливы, а ненавидеть умеют, как ни одно другое животное. Они платят тебе за доброту, плюя зелёной жвачкой в лицо, а весной бредут по многу миль, чтобы испустить дух в источнике и своими останками осквернить водоём. Они создания шайтана – все, кроме вот этих, что белы, как глаза Аллаха, и ласковы, как мать.

С этими словами он взобрался на своего верблюда, переговорил с Куаном и другими телохранителями, а потом махнул рукой, веля ехать. Стражи, кроме тех, кто остался свернуть ткань летающего шара, последовали за ним. Америго тоже поскакал за калифом, но обернулся и кивнул, давая понять Леонардо, что они ещё поговорят – попозже.

   – Едем, – сказал Сандро.

   – Я никогда прежде не ездил на таких зверях, – сказал Леонардо.

   – Ну так тебе следует научиться. Калиф ездит много, порой до двух сотен миль без остановки, словно не нуждается ни в еде, ни в воде, ни в отдыхе. Он сам такой, как его верблюды... Смотри, я покажу, что делать.

   – Пузырёк, – сказал Леонардо. – Как тебя занесло сюда?

   – Сперва позволь помочь тебе сесть на твоего скакуна.

   – Что у тебя за новости? Я должен знать и ждать не могу. Увидеть тебя здесь – это как... как чудо.

   – He такое уж и чудо, – хмыкнул Сандро. – Чудо произойдёт, если ты, не умея управлять своим скакуном, всё же соберёшься ехать за калифом. Будь внимательнее, и обещаю, я тебе всё расскажу. – Он оглянулся на стражников, которые разрезали оболочку шара и теперь грузили её на верблюдов. – Они сейчас отправятся, а мы не можем позволить себе потерять караван из виду – одним нам долго в этих местах не прожить.

   – Караван?

   – Сам увидишь. – И Сандро показал ему, как заставить верблюда опуститься на колени. Леонардо вскарабкался в седло – обыкновенную деревянную раму, накрытую ковриком – и по совету Сандро зацепился ногой за переднюю луку. К задней луке были привязаны мех с водой, одежда и меч в импровизированных ножнах из полотна – ещё один дар калифа? У Леонардо голова пошла кругом, когда его верблюдица поднялась во весь рост – сперва на передние, потом на задние ноги – едва не выбросив при этом Леонардо из седла. На шаре он чувствовал себя в большей безопасности – и куда менее странно.

Потом Сандро тоже взобрался на своего верблюда, который испустил душераздирающий, почти человеческий стон.

   – Ему не тяжело, – пояснил Сандро, подводя верблюда к Леонардо. – Он частенько вопит просто так, когда я спешиваюсь.

   – Что мне теперь делать? – спросил Леонардо; ему чудилось, что он оседлал скалу, которая дышит, колышется и пахнет кипящим молоком. Но тут же он заговорил о другом, потому что терпение его иссякло: – Расскажи же мне свои новости!

   – Никколо Макиавелли жив, – сказал Сандро. – Это облегчит твою ношу, милый друг.

   – Слава Богу! – воскликнул Леонардо. Радость и облегчение переполнили его – и сменились печалью; он расплакался, как ребёнок, не в силах сдержаться. И одновременно он ощутил страшную усталость, словно это известие истощило все его силы.

   – Леонардо, что с тобой?

Леонардо взял себя в руки.

   – Где... где ты его видел? И как? Расскажи мне всё, что знаешь!

Пока он говорил, отъехал последний из калифовых стражей; верблюды их были натужены большими тюками ткани.

   – Я видел его в Константинополе, – сказал Сандро.

   – С ним всё в порядке, он здоров?..

   – Он жив, Леонардо. – Сандро указал на отъезжавших стражей. – Нам пора ехать.

Он объяснил Леонардо, как хлопать верблюда по шее палочкой, чтобы указать ему направление, и как регулировать аллюр шенкелями. Верблюды двинулись, и Леонардо показалось, что он вернулся на палубу «Девоты» – ощущение было сродни морской качке.

Чувствовал он себя довольно неуютно, хотя и не видел необходимости цепляться для надёжности за луку седла.

   – Сандро...

   – Ты хорошо едешь, Леонардо. Калифа это позабавит.

   – Позабавит?

   – Да, Леонардо, он находит тебя весьма забавным. Вероятно, он прозрел сквозь твою поверхностную серьёзность и напыщенные манеры, – Сандро невиннейше улыбнулся. – Ты знаешь, Лоренцо...

   – Лоренцо меня не интересует! – оборвал его Леонардо. – Прекрати играть со мной и рассказывай всё, что знаешь. Ну?!

Сандро смотрел прямо перед собой, словно говорить ему было больно.

   – С родственницей калифа, твоей последней наложницей, Блистательная Порта обращается как с почётной гостьей. Она принимала меня точно турецкая королева. – Он помолчал и добавил: – А Никколо в тюрьме Порты, словно убийца или обычный вор. Айше никак не может помочь ему. – Сандро вздохнул, точно избавившись от бремени.

   – Хотел бы я знать, сильно ли она старалась.

   – Леонардо, она сделала всё, что смогла. А, ты думаешь, из-за того, что ты отверг её...

   – Нет, конечно же нет.

   – Она сказала Мехмеду, что Никколо – любимец калифа, что за него предложат хороший выкуп...

   – Мехмед поверил?

   – Может, да, а может, и нет. Кто поймёт, что движет властителями?

Они ехали так, чтобы видеть охрану калифа, хотя порой всадники и исчезали в низинках. Вокруг тянулась пустошь из песка и камней, лишённая повествующих о жизни следов – ни газелей, ни ящериц, ни птиц, ни крыс, лишь гротескные фигуры из слипшегося песка да высокое пустое небо, сухое, как сломанная скорлупа яичка малиновки.

   – Скажи – как выглядит Никколо? Его кормят? Он не болен, не ранен?

   – Леонардо, он жив. Это всё, что я знаю. Удовлетворись этим, иначе ты изведёшь себя до смерти.

Сандро был прав; и Леонардо постарался не думать о деталях, но ужасные подробности плена Никколо непрошено лезли ему в голову – словно мальчик испытывал все муки Христа.

   – Я и сам говорил с султаном, – продолжал Сандро, – и пытался выкупить Никколо от имени Лоренцо.

   – Лоренцо позволил тебе?

   – Нет. Он ничего не знало пленении Никколо, я первым узнал об этом. Но я думаю, он наверняка согласился бы уплатить разумный выкуп.

   – И что же султан?

   – Он посоветовал мне не испытывать удачу.

   – Удачу?

   – Да, потому что он отдал мне Бернардо ди Бандини Барончелли.

Леонардо покачал головой: это имя было ему незнакомо.

   – Барончелли был убийцей Джулиано, а совершить убийство его наняли Пацци. Лоренцо не знал покоя, пока его не нашли. Он будет повешен, как остальные. – Помолчав, Сандро добавил: – Лоренцо уже не тот, что прежде. Он стал ангелом смерти. Одевается только в чёрное. – Тут Сандро перекрестился.

   – Так Барончелли удалось бежать... в Турцию?

   – Удалось-то удалось, но у Лоренцо длинные руки. Он узнал через шпионов, что Барончелли в Константинополе, и послал туда посольство во главе со своим кузеном Антонио – выкупить его. Султан, однако, не согласился на выкуп. Он отдал нам Барончелли в качестве дара – дабы скрепить союз между Флоренцией и Высокой Портой. Хотя Мехмед и враг, Лоренцо никогда не прекращал торговать с Турцией. Выгода слишком велика. Безбожная сделка!

   – Тебе бы священником быть, Пузырёк, – заметил Леонардо. – Но почему Лоренцо послал за Барончелли именно тебя? Не мог же он...

   – Великий Турок пригласил меня лично.

   – Подумать только!

   – Оказалось, что он знаком с моими работами. Хотя это, как мне сказали, противоречит его вере, у него большое собрание картин и статуй. Вот Лоренцо и послал меня с картиной для него – как жест доброй воли.

   – И какую же картину ты ему отвёз?

   – Ту, что зовётся «Паллада, покоряющая кентавра». – Сандро улыбнулся. – Пришлось обещать Лоренцо, что напишу для него точно такую же.

   – Ага, – хмыкнул Леонардо, – а Великий Турок, стало быть, кентавр.

   – Если ты ещё хоть слово... Поехали быстрей, Леонардо, не то отстанем.

Они пустили верблюдов рысью, что едва не вытряхнуло Леонардо из седла; но, когда животные перешли на быстрый шаг, нечто подобное длинной рыси, это очень напомнило ему езду на лошади. Перед ними лежала равнина жёлтого песка, поросшая кое-где жёстким кустарником и испещрённая зелёными проплешинами травы. Какое-то время разговаривать было затруднительно; но вот воины, скакавшие впереди, поехали медленней, и Леонардо с Сандро последовали их примеру.

   – По крайней мере, они ездят не так, как калиф, – заметил Сандро. – Куда бы он ни направлялся, он мчится словно в атаку.

   – По-моему, он безумен.

   – Нет, – сказал Сандро. – Что угодно, только не безумен.

Леонардо кивнул.

   – Как ты попал сюда? Разве ты не должен был сопровождать этого вашего пленника – Барончелли?

   – Из меня плохой тюремщик, Леонардо. К тому же у Антонио Медичи пятьдесят человек личной гвардии для охраны Барончелли. Он отпустил меня и дал одного из лучших своих телохранителей, чтобы я мог отправиться в Персию и Аравию поискать тебя. А султан дал мне письмо с его личной печатью, чтобы обеспечить мне безопасность в пути. Так что, как видишь, и я стал путешественником.

   – Вижу, – сказал Леонардо. – Но почему Великий Турок позволил тебе безопасно отправиться в гости к его врагу?

   – Он человек чести, – сказал Сандро, – надо отдать ему должное, будь он хоть воплощением самого Сатаны. Он, конечно, хотел ещё, чтобы я расписал его военную мощь.

Великий Турок отнюдь не глуп, Леонардо. Воинов у него больше, чем... песчинок на нашем пути. Он действительно непобедим. Боюсь, христианским королевствам придётся сговориться с ним, иначе как бы Мухаммед не стал и нашим пророком.

   – Твоим он, кажется, уже стал.

   – Не кощунствуй.

   – И на твоём месте я бы поостерёгся расхваливать калифу турецкого султана.

Сандро кивнул, принимая к сведению добрый совет.

   – Как бы там ни было, Коран почитает Христа и кое в чём весьма интересен. Я укрепил свою веру, Леонардо. Эти люди – равно арабы и турки – воспринимают своего бога совсем не так, как мы. Боюсь, грядут для нас последние дни. Не будет ни спасения, ни передышки, ни...

   – Что это за оружие, убивающее во множестве?

   – Что?

   – Куан говорил о нём с калифом, и тот сослался на мои наброски. Ты хотел мне объяснить, в чём дело, но Куан остановил тебя.

   – Они усилили войско твоими изобретениями, Леонардо, – сказал Сандро. – Весьма впечатляюще. Поздравляю. Лоренцо совершил ошибку, не приняв всерьёз твоих талантов военного инженера.

   – А кто лучше меня самого может строить мои машины? – спросил Леонардо.

   – Кажется... твой ученик Зороастро.

   – Он не мой ученик! Почему калиф поручил ему это дело? Он...

   – Весьма одарён, – сказал Сандро, – ты сам мне об этом говорил.

   – Что он построил?

   – Калиф особенно заинтересовался многоствольной пушкой и аркебузой со змеевиком.

   – У меня была идея кое о чём получше змеевика, – заметил Леонардо. Змеевик был замковый механизм, удерживающий фитиль, по которому наносился удар, когда нажимали спусковой крючок; Леонардо делал ещё наброски для ручного оружия с замком-шестерней. – Где он?

   – Зороастро? – Сандро пожал плечами.

Леонардо улыбнулся при мысли, что с его набросками выпало работать именно Зороастро; но когда Сандро спросил, чему это он улыбается, не ответил. Он нарочно делал ошибки в рисунках, добавляя лишние шестерни, храповики и цилиндры. Зороастро наверняка пришлось немало повозиться.

   – А что с моей летающей машиной?

Сандро снова пожал плечами:

   – Зачем нужна машина с крыльями, если можно построить такую, что летает как облако?

   – Потому что крылья – механизм, сотворённый природой.

   – А облака – нет?

Расстроенный, Леонардо резко переменил тему:

   – Расскажи мне о Флоренции. Как там дела?

   – Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?

   – Меня держали в бутылке, – сказал Леонардо, кивая другу и поднимая брови, словно спрашивал, понял ли Сандро его каламбур. Если Сандро читал Коран, он, конечно, знает, кто такие джинны. – Я не получал никаких вестей из дома. Как там?

   – Плохо... очень плохо, – сказал Сандро. – Флоренция воюет с Папой, который отлучил от Церкви всю Тоскану. Чтобы ещё ухудшить дело, наши епископы собрались в Дуомо и отлучили Папу.

   – Что?! Как такое возможно?

   – Они заявили, что «Бенефиций Константина» и «Бенефиций Пипина» подделки, – Сандро вновь перекрестился. – Епископы поставили под сомнение законность папства, прости нас всех Господь, и опубликовали это, и распространяют повсюду.

   – А война с Сикстом?

Помолчав, Сандро сказал:

   – Мы проигрываем её.

   – Расскажи про Айше.

Но Сандро сказал:

   – Лоренцо шлёт тебе свои сожаления, Леонардо. Он просил извиниться за него.

   – За что?

   – За то, что не уважил последнего желания Симонетты. Он был задет и зол. Он хочет, чтобы ты знал: тебе будут рады во Флоренции, и он найдёт для тебя место при себе.

   – Будь это правдой, Пузырёк, он написал бы мне сам, – сказал Леонардо. – Уверен, письма у тебя нет.

   – Моего слова довольно... как и его.

   – Расскажи об Айше.

   – Что ты хочешь знать?

   – Она спрашивала обо мне?

   – Ты любишь её, Леонардо?

Леонардо одарил друга ледяным взглядом, но ничего не ответил.

   – Значит, ты тревожишься за неё?

   – Да, Пузырёк.

   – Она просила передать тебе, что любит тебя, хотя и уверена, что ты должен возненавидеть её за то, что она забрала Никколо. Она простирается перед тобой ниц.

   – Не этого я хотел, – сказал Леонардо.

   – А чего же?

Леонардо не ответил. Вдали видны были сотни чёрных шатров. На пустынной чахлой траве паслись кони и верблюды, несколько пальм распустили свои метёлки, словно рогоз в зимнем мёртвом саду. У шатров было заметно какое-то движение.

Сандро выругался.

   – Что такое? – спросил Леонардо.

   – Они снимают шатры. Я-то надеялся, что мы отдохнём здесь хотя бы одну ночь.

   – Куда они направляются?

   – Ты хотел спросить, Леонардо, куда направляемся мы? Этого-то я как раз и не знаю.

Они скакали всю ночь, пока не добрались до деревни поблизости от Акабы, на северо-восточной оконечности Красного моря. Тысяча всадников на конях и верблюдах пронеслась через селение так, словно брала его штурмом. Там расположились телохранители калифа, и их костры из колючек трещали в сухом воздухе.

Только что рассвело, и небо было серовато-розовым; здешние края были в основном равнинными, хотя поодаль виднелась низкая гряда холмов, неясная, как туман, лишь немногим темнее неба. Скоро, впрочем, солнце развеет рассветные призраки и небо станет чистым и прозрачно-голубым.

Леонардо чувствовал сильный аромат кофе и сладковатый запах жареной баранины и риса, похожие на едва ощутимые благовония. Верблюды ревели, плевались и старались вырвать колышки, к которым были привязаны, но солдаты были начеку. Они поднялись навстречу своему калифу, обнажив мечи. В мгновение ока они повскакали на коней и верблюдов, рубя скимитарами воздух, – звук походил на шорох летящих стрел. Женщины в покрывалах выглядывали из чёрных шатров, любуясь забавами мужчин; шлюхи с окрашенными хной ладонями – те, что не носят покрывал, – выбежали на площадь, готовые отдать новой потехе свои тела, ещё измятые сном и не остывшие от прежних трудов: в лагере мамлюков были важные гости, три тысячи голаумов, солдат персидского царя Уссуна Кассано, повелителя Персии, вождя Аккойнлу – племени Белого Барана.

Гости тоже имели долю в припасах, слугах и женщинах; говорили, впрочем, что персидские женщины сражаются рядом с мужьями подобно амазонкам древности и, если верить рассказам, они куда яростнее мужчин.

Так что шлюхам приходилось быть поосторожнее.

В поросшей финиковыми пальмами долине стояли лагерем десять тысяч человек – включая парфян, грузин и татар, присягнувших на верность Уссуну Кассано.

Посреди всей этой суматохи стоял воин. Стоял, спокойно озираясь и уперев руки в бёдра, словно радуясь крикам всадников и свисту их мечей, мелькавших в нескольких дюймах над его головой. Серебряное кольцо с сердоликом блестело на мизинце его правой руки, отражая свет ближнего костра.

Он был выше всех, кого Леонардо доводилось видеть – по меньшей мере семи футов ростом; его серые, чуть раскосые глаза были полуприкрыты тяжёлыми веками. Он больше походил на рослого монгола, нежели царя Персии. Одет он был в дорогой алый шёлк, куртка простёгана так плотно, что стрела не смогла бы пробить её. На нём был зелёный тюрбан, ибо он тоже причислял себя к «шариф» – наследникам пророка; вооружён он был скимитаром и парой пистолетов. Его окружали конные телохранители – сёдла у них были меньше и легче, чем когда-либо видел Леонардо, стремена гораздо короче египетских. Но ездили верхом эти люди как никто – исключая, быть может, монголов. Они могли остановить коней в мгновение ока... этим и забавлялись они сейчас вокруг Уссуна Кассано. Может быть, таким и был Голиаф[112]112
  Может быть, таким и был Голиаф? – Голиаф – по библейскому преданию, филистимлянин-великан, вступивший в единоборство с царём Израильско-Иудейского царства Давидом (X в. до н.э.) и убитый им из пращи.


[Закрыть]? – спросил себя Леонардо.

Сидя на своих верблюдах, Сандро и Леонардо издалека наблюдали за этой сценой. Сандро сказал, что до него доходило много слухов о персидском царе и что конечно же этот великан не может быть никем иным, как Уссуном Кассано.

   – Об Уссуне Кассано мне рассказывал сам Мехмед. Он и его сыновья завоевали Персию. Я своими глазами видел голову Зейналя, сына Уссуна Кассано, убитого в бою пешим солдатом. Великий Турок держит её в стеклянном сосуде. Её, должно быть, забальзамировали – выглядит она как живая. И глаза из раскрашенного стекла. Весьма реалистично.

Леонардо покачал головой.

   – Я бы не стал рассказывать об этом вон тому великану.

   – Я рассказал калифу. Уверен, он лучше знает, как использовать эти сведения... Однако Великий Турок может быть и воплощением цивилизованности. Я видел, как он щадил врагов. Победа над персами досталась ему нелегко. Они выиграли несколько битв и, перейдя Евфрат, устроили туркам резню. Но Уссуну Кассано хотелось ещё и унизить турок. – Сандро пожал плечами – излюбленный его жест. – Он загнал их в горы. Однако Мехмед и его сыновья перестроили войска и обратили персов в бегство. Послушать Мехмеда, так то была не просто резня, но полное унижение Уссуна Кассано, который бежал с поля битвы, как трус. – Сандро говорил тихо и по-итальянски, чтобы его не подслушали. – Мехмед утверждает, что потерял всего тысячу человек, но я слыхал, что счёт близок к четырнадцати тысячам.

   – А каковы потери персов?

   – Думаю, такие же. Потому-то мы и скакали всю ночь. Боюсь, Леонардо, время, когда мы сможем поспать хоть несколько часов, ещё далеко.

   – Ты, кажется, разбираешься во всём этом лучше меня, Пузырёк.

   – Будь здесь Никколо, он разобрался бы ещё быстрее. У египтян и персов общий враг. Им имеет смысл драться вместе.

   – Но если Уссун Кассано пришёл сюда – значит, калиф в лучшем положении?

   – Ага, и ты кое-чему научился у наших хозяев-язычников. Вот видишь, опыт – отец премудрости. – Сандро нервно хохотнул, словно смущённый сказанной банальностью, но Леонардо не слышал его. Он был вымотан до предела и заблудился в воспоминаниях, в грёзах о Джиневре и Симонетте, о Никколо и Айше. Сандро опешил и смолк.