Текст книги "Собор памяти"

Автор книги: Джек Дэнн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

Тяжёлые запахи тмина, базилика и куркумы смешивались с вонью мочи и испражнений, людских и животных; и Леонардо не мог отделаться от ощущения, что вот-вот на них свалится какая-то опасность.

Слишком тихо...

Уличный шум стихал, когда приближались Куан и солдаты, словно беда уже поджидала их. Каждая тень была предвестием опасности, ощутимой, быстрой, живой. Даже Куан нервно озирался, потом пожал плечами и сказал:

   – Не тревожься о своём друге, Леонардо. – Но эти слова были сказаны настолько запоздало, что потеряли всякий смысл.

Они шли по узким улочкам, утренним базарам; их окружали плотные запахи табака, жареных орехов и кофе.

   – Куда мы идём? – спросил Леонардо.

   – Во дворец калифа, – сказал Куан.

   – Мы встретимся с Деватдаром там?

   – Нет, маэстро. Когда ты увидишь своего друга Никколо и женщину Айше, тогда ты увидишь Деватдара.

   – О чём ты говоришь?

   – Прежде чем предстать перед калифом, Деватдар должен выкупить тех, кто попал в рабство к турецким пиратам. Эти последователи ислама во многом похожи на мой народ. – Тут Куан улыбнулся, словно довольный собой.

   – Так где же он сейчас? – взволнованно спросил Леонардо. Мог ли он даже осмелиться подумать, что когда-нибудь снова увидит Никколо и Айше? Как фантом, проплыла она в его памяти; и мгновенная острая тоска по ней уязвила его, точно Айше была живым воплощением Джиневры и Симонетты, их духа, их объединившейся души.

   – Скорее всего, именно сейчас покидает гавань.

   – С мессером Колумбусом?

   – Комманданте Колумбусом, – поправил Куан. – Нет, Колумбус возвращается домой, благодарение Богу – потому что калиф неминуемо обвинит его в проигрыше битвы и гибели мусульманских воинов. Здесь Колумбуса не ждёт ничего хорошего.

Широкая мощёная, ещё римская улица, по которой они шли, была пуста. Внезапно Куан подал знак солдатам укрыться под стенами. Поздно!

Леонардо услышал шелест стрелы.

Стрела ударила Куана в грудь. Он согнулся от удара, но остался невредим. Под одеждой у него был доспех.

Посыпался ливень стрел. Солдаты укрылись под стенами, но были готовы к неизбежному, каковым оказалась вопящая толпа людей в тюрбанах и со скимитарами. Леонардо выхватил меч, и тут же клинок с чавканьем вошёл в чьё-то тело; он даже не мог сказать, были ли те, кого он убивал, вражескими солдатами или же он бился с тенями – тенями из плоти и крови. Он дрался за жизнь, разя каждого, кто возникал перед ним; и в кровавом мареве схватки Леонардо чудилось, что лязг мечей и доспехов – это звон церковных колоколов, зовущих к заутрене или вечерне... колоколов, истекающих кровью.

Спустя несколько секунд – или минут – Леонардо вспомнил о Бенедетто. Где он? Леонардо огляделся, отыскивая взглядом носилки с другом, но в мешанине тел и ног его было не найти.

Он размахивал мечом, чувствуя, как сталь врубается в кости и мясо; и мальчишка перед ним – лет четырнадцати, не старше – пронзительно взвизгнул, когда из его вспоротого живота вывалились кишки, оттягивая и пятная девственно-белый лен одежды. Мгновением раньше этот мальчишка был дымом, призраком, тенью, бросившейся на Леонардо с окровавленным скимитаром.

Леонардо услышал свой голос, бормочущий молитву, хотя он не верил ни в христианского Бога, ни в иных богов. Но сейчас, на миг, когда воин-дитя рухнул перед ним – поверил. Но времени не было, потому что на него снова напали, а потом...

Потом всё кончилось – словно враги испарились, исчезли тараканами в мельчайших трещинах и дырочках мостовой. Тишину нарушало лишь хриплое дыхание людей, пытавшихся унять бешеное сердцебиение.

Леонардо отыскал Бенедетто – тот был жив и в сознании. Солдаты, что несли носилки, их и обороняли. Пусть Бенедетто был чужак – защитить его было делом их чести. Зороастро и Америго отделались несколькими царапинами.

Леонардо повернулся к Куану.

   – Ты сознательно вверг нас в опасность, – гневно сказал он.

Куан прямо взглянул на него.

   – Деватдар всегда в опасности, – тихо сказал он, – и будь он с нами – это ничего бы не изменило.

   – Но его не было с нами, – возразил Леонардо. – Хотя враги его и не знали об этом, потому что ты обрядился в его одежду.

   – Нет, Леонардо, эта одежда – моя.

   – Скажи ещё, что ты – последователь ислама!

Куан кивнул.

   – Мы были приманкой, – сказал Леонардо. – Ты знал, что на нас могут напасть, верно?

   – Такие слухи витали в воздухе, но безопасность Деватдара важнее нашей.

   – Но мы не отдавали своих жизней тебе в залог!

Куан лишь пожал плечами.

   – Надо перевязать твою рану. Ты истекаешь кровью.

Только после слов Куана Леонардо ощутил пульсирующую боль слева в голове и вспомнил, что, отбив лезвие сарацинского топора, получил удар по голове его рукоятью.

И сейчас Леонардо, как во сне, увидел над собой лицо Куана, огромное и гладкое, как небесный свод.

Они поднимались по Нилу до Каира в караване широкопарусных фелук. Им предстояло пройти сотню миль по бурой, широкой, как океан, реке; едой можно было не запасаться, потому что на всём расстоянии от Александрии до Каира тянулись сплошные базары. Суда часто останавливались, чтобы дать возможность людям помолиться на берегу, купить съестного или позабавиться со шлюхами.

Они плыли мимо тающих в дымке пирамид, мимо Аль-Рауда, парка наслаждений, где сады сменялись лужайками и растекались дорожками – в самый Каир, город тысячи минаретов и мечетей, мавзолеев и медресе. Каир, который его жители называли Миср – мать городов, дочь Нила. Сто тысяч человек еженощно разбивали лагеря за пределами его стен, потому что в городе не хватало места разместить всех приезжих. По сравнению с этим городом Флоренция выглядела деревней; казалось, что Каир стоит здесь с начала времён. И на краю его высилась Цитадель, огромная крепость, выстроенная Салах-ад-Дином для защиты от неверных.

Цитадель была городом сама по себе, и Леонардо, Зороастро, Бенедетто Деи и Америго Веспуччи разместили в великолепных, поистине королевских покоях. Большие решетчатые окна с цветным стеклом превращали слепящий солнечный свет в пастельные тени. Стены покрывал разноцветный геометрический узор, повсюду бродили павлины, цветы наполняли воздух благоуханием, фонтаны наигрывали смутные мелодии, и порой в журчании воды чудились голоса.

И каждая дверь этих королевских покоев была заперта и охранялась молчаливыми сумрачными воинами, у которых за алые кушаки были заткнуты широкие грозные скимитары.

Они были пленниками.

Тянулись неделя за неделей, заполненные беседами, едой и питьём; ночами в их спальни являлись закутанные в покрывала прелестницы, что говорили только по-арабски и с рассветом истаивали, как дым. Леонардо рад был этим гостьям – как проводникам в страну своих фантазий. Он всё ещё твердил имя Джиневры и грезил о Симонетте; но Айше была рядом всегда, будто Леонардо был отравлен её фантомом, как некогда Сандро – фантомом Симонетты.

Он учился арабскому у этих женщин, а также у стражников и слуг. И вернулся к своей привычке работать по ночам, засыпая лишь на несколько часов днём. Он учился. Рисовал и делал записи в книжке. Страница за страницей возникали в ней новые изобретения: аппараты для дыхания под водой, водолазный костюм, заострённые спереди и сзади гранаты, которые он называл рогами, длинноствольная дальнобойная пушка; ещё он набрасывал траектории пушечных ядер и изобразил несколько многоствольных орудий – где канониры могли бы одновременно заряжать одни стволы и стрелять из других. Он нарисовал также большую мортиру и приписал под ней: «Самая смертоносная из существующих машин», хотя существовала она покуда только в его голове... и на бумаге.

Потом заметки исчезли.

   – Как думаешь, Леонардо, нас убьют? – спросил Зороастро, глядя через окно на Город Мёртвых – огромный мавзолей, еле видимый вдалеке. Небо становилось всё бирюзовее, а низкое солнце превратилось в оранжевый диск – и муэдзины призывали правоверных на молитву; закат обратил город фантастических куполов и башен в призрак, сон, что неминуемо исчезнет с пробуждением.

   – Ты спрашиваешь его об этом каждый день, – заметил Бенедетто, покачивая головой. Он совершенно оправился от раны; Куанова мазь оказалась волшебным снадобьем.

   – Мы все об этом думаем, – сказал Леонардо. – Калиф славится своим самодурством.

   – Тогда зачем бы он держал нас здесь? – возразил Бенедетто. – Зачем бы поил, кормил, присылал нам женщин?

   – Потому что он щедр к своим гостям, – сказал Куан Инь-ци, с поклоном входя в комнату; он был в зелёном шёлковом одеянии и тюрбане, по бокам шли стражи-мамлюки. – Салам алейкум, – поздоровался он.

   – Алейкум салам, – отозвался Леонардо. – Где моя записная книжка?

Куан улыбнулся.

   – Цела и невредима. Она в руках калифа. Ты можешь быть столь же непочтителен с ним, как со мной... и попросить вернуть её.

   – Почему с нами обращаются как с пленниками?

   – В этих краях быть пленником – значит быть почётным гостем.

   – Тогда, быть может, нам как гостям позволено будет уйти отсюда? – спросил Бенедетто.

   – Мы уходим прямо сейчас, – сказал Куан. – И вы получите аудиенцию у калифа.

Зороастро нервничал, словно его вели на собственную казнь. Леонардо шёл рядом с Куаном, в окружении стражи. «На сколько же лиг протянулся этот лабиринт громадных покоев, залов и коридоров?» – думалось ему.

   – Где ты был всё это время? – спросил он.

Куан пропустил его вопрос мимо ушей и принялся наставлять их в обычаях этикета и церемониях калифского двора.

Покои калифа тщательно охранялись. Куан провёл их в комнату с высоким потолком, полом из чёрного и белого мрамора; в центре её бил большой фонтан в бассейне, выложенном драгоценными камнями. Они прошли анфиладой комнат и оказались перед калифом, который в окружении придворных возлежал на помосте, выстланном коврами и подушками. Светильни сияли тёплым маслянистым светом.

Пышные шёлковые одежды калифа были расшиты серебром, ибо пророк не одобрял золота. Сухощавый, болезненного вида человек лет сорока, он был здесь как-то не очень на месте, словно вождь бедуинов, жаждущий возвратиться к своим белым верблюдам, коням и вольной кочевой жизни. Взгляд его был прям и ровен, и Леонардо понял, что этого человека лучше не недооценивать. А рядом с калифом сидел на ковре Деватдар; могло ли это означать, что Айше и Никколо спасены? Леонардо не осмелился спросить... не теперь.

Их представили, и хотя Деватдар, с прочей свитой, сидел возле калифа, Куан остался стоять, как Леонардо, Америго, Бенедетто и Зороастро. Калиф кивнул и по-арабски обратился к Деватдару. Говорил он быстро, и не всё сказанное Леонардо удалось разобрать; однако он понял, что калиф спрашивает о нём – и весьма саркастично.

   – Так это и есть мои инженеры-христиане? – сказал калиф. – Кто же из них художник, а кто умный мошенник?

   – Мошенник может почти столько же, сколько художник, – ответил калифу Деватдар. Взгляд его остановился на Зороастро, потом – на Леонардо.

   – Калиф велит сказать, что вы – желанные гости.

Калиф жестом пригласил их сесть рядом с собой, и слуга, у которого руки были толщиной с Леонардовы ляжки, внёс огромный поднос с бронзовыми сосудами, ковшиком, ступкой и пестиком и крохотными серебряными чашечками без ручек. Под всеобщими взглядами слуга принялся готовить кофе. Потом, опустившись на колени, он предложил первую чашку калифу, но тот жестом указал на Леонардо; слуга повиновался и протянул чашку ему. Однако Леонардо отказался, и калиф явно остался этим доволен. Этикет требовал, чтобы калиф первенствовал во всём. Затем он сам подал чашечку Леонардо и сказал по-арабски:

   – Твои записи похитил я.

   – Я так и понял, – сказал Леонардо.

Калиф с весёлым видом поправил его арабское произношение. Потом он наклонился к Леонардо, и настроение его резко изменилось. Лицо стало суровым, почти сердитым; и Леонардо не смог удержаться от мысли, что он неплохой актёр – или безумец.

   – Мой Деватдар доложил, что на вас напали, – сказал калиф, – и что моя родственница в плену.

   – Ваша родственница?

   – Айше, хоть она и шлюха, – сказал калиф, но наклонился при этом к Леонардо так низко, что расслышать его могли только те, кто сидел ближе всех. Леонардо был поражён: как может женщина королевской крови стать рабыней подданного, каким бы высокопоставленным тот ни был? Впрочем, вероятно, тут нечему было удивляться. Калиф когда-то и сам был рабом.

Лицо Деватдара горело; он сидел рядом с калифом и смотрел прямо перед собой, словно сосредоточась на какой-то отдалённой точке.

   – И я узнал, что твой юный друг был убит, – продолжал калиф; он пристально смотрел на Леонардо, явно желая увидеть его реакцию.

Леонардо будто оглушили.

   – Вы наверняка знаете, что Никколо мёртв?

Деватдара явно потрясло, что Леонардо осмелился задать вопрос калифу.

   – Я отправился в пределы империи и предстал перед самим великим визирем с посланием от моего калифа, чтобы просить об их возвращении. – Деватдар не смотрел в глаза Леонардо, которого охватило знакомое оцепенение скорби, словно щит, которым он заслонялся от горя.

Никколо...

Бенедетто Деи, понявший довольно, чтобы уяснить, что Никколо умер, коснулся его руки; но Леонардо невольно отдёрнул её.

   – Ты сомневаешься? – спросил калиф у Леонардо. Это была угроза – стражи-мамлюки насторожились, готовые по его слову прикончить Леонардо.

   – Нет, повелитель, я не сомневаюсь в тебе, прости, – проговорил Леонардо, беря себя в руки. Он встал и поклонился, прежде чем опуститься перед калифом на колени.

Калиф кивнул, довольный, и подал ему знак сесть рядом с Бенедетто.

В комнату вошёл слуга, поклонился калифу, подал ему послание и быстро удалился.

   – Здесь послы императора Турции, – по-арабски сказал калиф Леонардо, выделяя его среди прочих. – Я окажу тебе честь встретить их.

   – Я уже встречался с турками, – с горькой иронией сказал Леонардо.

   – Мы согласны в том, что все турки – пираты, – сказал калиф, – но этих пиратов ты потопишь – по крайней мере, некоторых из них.

   – Что ты хочешь сказать, владыка?

   – А вот и они, – заметил калиф при виде троих оттоманских послов, что вошли в окружении свиты янычаров. Послы были разодеты в узорчатые цветные одеяния, на головах у них высились большие белые тюрбаны, увенчанные чем-то вроде красных рогов. Янычары несли дары в запертых сундуках и – на золотых носилках – рабыню. Её окутывал белый шёлк, лицо скрывала чёрная полупрозрачная накидка, но видно было, что она очень красива. Послы поклонились, коснувшись пола перед калифом, и глава их, плотный, лет пятидесяти турок, проговорил:

   – Привет Повелителю Верных, Защитнику Веры, Воителю за дело Владыки Миров, да умножит Аллах твоё величие.

Дары были переданы, рабыня опустилась на колени подле калифа, и калиф с послом начали беседу – причём сесть послу не предложили. Леонардо не мог понять всего, о чём говорилось – они беседовали по-арабски и слишком быстро. Он взглянул на Куана, но тот, как и Деватдар, словно не замечал его.

Леонардо сумел только разобрать, что посол просит восстановить водные пути для паломников в Мекку. Калиф резко отклонил эту просьбу. Он явно был рассержен, но прежде чем отвернуться от послов, вежливейшим образом осведомился об их монархе, Мехмеде Завоевателе, правителе турок, который сокрушил Константинополь и вернул его Аллаху. Калиф величал его падишахом, принцем-освободителем и великим военачальником; но когда послы и их свита уже уходили, мимо них рабы пронесли огромные плоские бронзовые блюда со снедью, предназначенной для калифа. Так послы были унижены – их не пригласили разделить трапезу, что является в этих краях основой вежливости.

На огромном подносе возлежали на горе политого подливой риса два жареных барана в окружении белых лепёшек. Поверх мяса возвышались две бараньи головы – чтобы никто не усомнился в его свежести – и оттого блюдо напоминало фантастического двухголового зверя. После того как калиф взял первый кусок, все разом набросились на еду, по локоть погружая руки в рис, подливку и мясо. Леонардо хотелось расспросить калифа и поговорить с Деватдаром, но и то и другое было невозможно. Он должен был с великой осторожностью взвешивать всё, что говорит.

Поев, калиф обратился к Леонардо:

   – Твои рисунки очень красивы.

   – Благодарю, о владыка, которому подчинено всё.

Раб поднёс калифу воду и полотенце, другой – записную книжку Леонардо.

   – И что же значат эти рисунки? – Он указал на набросок аппарата для плавания под водой: мешок, закрывающий рот, с трубками для вдоха и выдоха, что ведут к плавучей платформе. Леонардо придумал также несколько приспособлений для отрывания досок обшивки – чтобы топить корабли из-под воды.

Он объяснил калифу, в чём суть этого устройства, и тот кивнул:

   – Да, маэстро Леонардо, именно так я и стану их использовать. Сколько времени потребуется тебе, чтобы построить то, что ты изобрёл?

   – Не знаю, о повелитель. Мне потребуются инструменты, деньги, кузнецы и...

Калиф нетерпеливо взмахнул рукой:

   – Сколько времени?

   – Потом мне надо испытать созданное.

Калиф усмехнулся.

   – Тебе представится возможность сделать это, маэстро. Ты испытаешь своё изобретение на кораблях посла. Их четыре. Недели тебе хватит?

   – Повелитель...

   – Ты должен потопить корабли, и произойти это должно словно по волшебству. На плаву должен остаться лишь один – чтобы их правитель мог узнать, чему они были свидетелями.

Калиф дал знак придворным удалиться, и все встали. Он заговорил по-итальянски:

   – А если ты потерпишь неудачу, маэстро, тебе и твоим друзьям лучше было бы остаться... на дне морском. Полагаю, это честная сделка?

   – Ты сможешь сделать всё за неделю? – спросил Куан, когда они вышли из покоев калифа.

   – Это возможно – с надлежащей помощью и инструментами.

   – Ты получишь всё, что тебе надобно.

   – Тогда я начну немедленно. Но скажи...

   – Что? – Куан подал знак Зороастро и остальным поотстать. Стражники-мамлюки поколебались, потом всё же сделали как им было велено.

   – Никколо на самом деле мёртв?

   – Если калиф сказал тебе, что он мёртв, – он мёртв. Будь слова калифа неправдой, он позаботился бы о том, чтоб они стали правдой. Никогда не сомневайся в словах калифа, даже мысленно.

   – Я считал тебя независимым мыслителем, – сердито сказал Леонардо.

Куан кивнул с улыбкой:

   – О да, Леонардо, это же весьма важно для тебя.

   – А Айше? С ней всё в порядке? Её выкупили?..

Куан покачал головой.

   – Это дела государственные, маэстро. Не думаю, чтобы калиф удостоил тебя такой близости.

   – Но как может служанка Деватдара быть...

   – Она то, что ты назвал бы независимым мыслителем. – Ирония Куана не ускользнула от Леонардо. Даже полагая, что их некому услышать, китаец понизил голос. – Прекрасная Айше всегда делала то, что ей нравилось, но в нашем мире, как и в вашем, для женщины этого достичь нелегко. Поэтому она использовала Деватдара, чтобы получить доступ к... знаниям.

   – А Деватдар? – Леонардо понял намёк и говорил тихо.

   – Что – Деватдар?

   – Он любит её?

   – Она пробуждает страсть у всех мужчин, – сказал Куан. – Лишь ты, кажется, избег её чар.

   – А калиф?

Не ответив, Куан остановился перед большой массивной дверью в покои Леонардо, чтобы подождать остальных.

   – Скажи страже, что тебе нужно, ты получишь всё. Недостатка ни в чём не будет.

   – Прошу тебя, погоди минутку. У меня ещё много вопросов.

   – Не сомневаюсь, маэстро; возможно, со временем на них ответят – но прямо сейчас я советовал бы тебе заняться заказом калифа.

   – Мне нужна студия, инструменты...

   – Скажи стражам, они хорошо говорят по-латыни. – Куан поклонился и исчез за поворотом коридора.

Леонардо и его товарищей ввели в покои. Леонардо немедленно высказал седовласому стражнику свои пожелания. Мамлюк действительно говорил по-латыни куда более бегло, чем сам Леонардо.

Потом Леонардо запёрся у себя; сидя на ложе, сжав голову руками и чувствуя на щеках едкие, как пот, слёзы, он пытался уйти в безжизненную пустоту механики и математических расчётов. Холодная мысль несла утешительное оцепенение, подобное неземной радости – радости освобождённого духа, радости мёртвых и проклятых.

Отмщения за Никколо не будет.

Только механика и бесконечная пустота.

Глава 20
ЛИТАНИЯ НИЛА

Говорят, что в Каире двенадцать тысяч водоносов,

что перевозят воду на верблюдах, и тридцать тысяч

погонщиков ослов и мулов, и что на Ниле тридцать

шесть тысяч барок, принадлежащих султану и его

подданным, кои плавают вверх по течению до

Верхнего Египта, а вниз – до Александрии и Дамьетты,

груженные товарами, утварью и безделушками всякого

рода.

Ибн Батутта

Подвластно нам каждое море Твоё на земле и на небесах,

в мире ощутимом и в невидимом мире, море жизни

нынешней и море грядущей жизни... Kaf-Ha-Ya-Ain-Sad.

Приписывается аль-Шадили

Вот почему не стану я описывать мой метод

оставаться под водой столь долгое время,

сколько могу я пробыть без еды и питья; не

стану же я публиковать ни иным образом

разглашать сие описание из-за злой природы

людей, кои стали бы тогда убивать даже на

дне морском.

Леонардо да Винчи

В середине ночи, когда друзья Леонардо и рабы (их дали ему столько, сколько было необходимо; дали и bottega, где он работал) давно спали, Куан нанёс ему визит. Он пришёл один. Леонардо научил кузнецов и стеклодувов, как сделать большие водяные лампы его изобретения, и bottega купалась в ярком ровном свете.

   – Вижу, ты не даром тратишь отпущенное время, – заметил Куан.

Леонардо и вправду трудился ожесточённо, и вся bottega была завалена оборудованием. В центре комнаты он разложил длинные трубки, прикреплённые к плотику: на одном конце были отверстия для воздуха, на другом – винный мех, который прикреплялся ко рту ныряльщика. Длинный стол рядом с аппаратом усеивали наброски, пустая бутыль из-под вина, какой-то недоеденный и уже потемневший плод; там же лежала кожаная маска с выпуклыми стеклянными линзами.

Куан взял маску.

   – Что это?

   – Это позволяет видеть под водой.

   – Я могу видеть и сейчас.

   – Но смутно, – сказал Леонардо. Он говорил тихо: на тюфяке спал Зороастро. Он был хорошим работником и куда более одарённым механиком, чем другие спутники Леонардо.

Помолчав, Леонардо спросил:

   – Не желаешь ли испытать маску?

Похоже, предложение застало Куана врасплох, потому что он рассмеялся и сказал:

   – Как, ночью?

Леонардо пожал плечами, словно подзадоривая его.

   – Отчего бы и нет, – сказал Куан. – А это что? – Он указал на аппарат, лежавший у двери.

   – Это позволит тебе дышать под водой. – И Леонардо показал ему клапаны в нижней части маски, соединённые с трубками вдоха и выдоха.

Пока Леонардо собирал снаряжение, Куан предложил:

   – Можно позвать на помощь рабов.

   – В этом нет нужды, – ответил Леонардо, взваливая на плечо дыхательные трубки. Но, выйдя из комнаты в темноту коридоров, услышав, как Куан велит мамлюкам, сторожившим Леонардо, остаться в bottega, Леонардо ощутил, что скорбь его по Никколо вернулась с новой силой.

   – Похоже, ты хорошо использовал своё «заточение», – заметил Куан, словно насмехаясь над Леонардо.

   – О чём ты?

   – Ты ведь работаешь день и ночь – так я, во всяком случае, понял.

   – Калиф требует невозможного.

   – Вполне вероятно, – согласился Куан, – но ведь это твой обычный распорядок, разве нет?

   – Не совсем.

   – Но ведь ты там в своей стихии – в bottega, под стражей. Ты взволновался, лишь когда мы ушли оттуда.

Леонардо не стал спорить. Куан был чересчур прозорлив. Леонардо и в самом деле сумел спрятаться в работе, закрыться от собора своей памяти, жить только в настоящем. Когда они шли мимо мечети Аль Назир Мохаммеда, недалеко от места, куда направлялись, Леонардо спросил:

   – Так где же ты был все те недели?

Ночь была холодной, освещённой лишь полумесяцем – и изящные купола и минареты крепости казались сотканными из дыма, бесплотными, словно легендарный Салах-ад-Дин слепил их из облаков. Тем не менее бежать из этой бесплотной крепости было невозможно.

   – Деватдар выкупил Никколо и Айше?

   – Ты хочешь знать, почему я не навещал тебя?

Леонардо кивнул.

   – Потому что я был с Деватдаром в Турции.

Леонардо отшатнулся.

   – Но Деватдар отплыл раньше, а на нас напали...

   – Твой ум прямолинеен, Леонардо, – с мягкой насмешкой сказал Куан. – Разве двум путникам нужно выехать в одно и то же время, чтобы приехать в одно и то же место?

   – Нет, конечно. Но расскажи мне, что ты знаешь... пожалуйста.

   – Что я знаю?.. – притворно непонимающе переспросил Куан.

   – Об Айше... и о том, что случилось с Никколо. Я должен это знать.

   – Я был с Деватдаром и другими послами. Мы пытались выкупить Айше и прочих пленников.

   – И что же?

   – Турки знали, что Айше – родственница калифа, и захотели прислать сюда своих послов – чтобы поторговаться.

   – Откуда им было узнать, что Айше – родственница калифа, если только она сама не сказала им этого?

   – На корабле был захвачен и её ларь, а она хранила в нём не только свои наряды, но и дневники, в которых была записана вся её прошлая жизнь. Так мне сказали.

Горло Леонардо сжалось, сердце забилось быстрее. Что могла она написать в дневниках?

   – Нам ничего не оставалось, кроме как возвратиться в Каир на борту турецких судов. Наши корабли император захватил и за них тоже потребовал выкуп. – Куан говорил медленно, осторожно, и голос его слегка дрожал. – То был урок унижения... и удивительно, что наш калиф не повелел нам броситься на мечи. Я бы это сделал...

   – Ты слишком суров к себе.

   – Не снисходи ко мне, – холодно сказал Куан. – Это пойло – для рабов.

Задетый, Леонардо замолчал надолго, но потом всё же опять задал вопрос – о Никколо.

   – Ты видел его?

   – Мы не видели никого, кроме Айше.

   – Тогда нет уверенности, что Никколо мёртв?

   – Ты всё ещё не готов похоронить Никколо, маэстро, – сказал Куан. – Помнишь, что я говорил тебе о слове калифа?

   – Дело не в том, готов я или не готов, – отозвался Леонардо, пропуская мимо ушей вопрос Куана. – Дело в том, что... – Он оборвал себя. – Нет, не готов.

Они подошли к башне с южной стороны мечети. Рядом с башней был колодец, называвшийся Колодец Улитки – его выстроили пленённые Салах-ад-Дином крестоносцы[109]109
  ...его выстроили пленённые Салах-ад-Дином крестоносцы. – Салах-ад-Дин, Саладин Юсуф (1138—1193) – египетский султан в 1171 – 1193 гг., основатель династии Эйюбидов. Успешно боролся с крестоносцами, которые предпринимали военно-колонизационные походы на Ближний Восток в 1096 – 1270 гг. В 1187 г. он отобрал захваченный ими Иерусалим, завоевал с отрядами 3-го крестового похода в 1189 —1192 гг.


[Закрыть]. Винтовая лестница круто спускалась в его шахту до уровня Нила.

   – У меня и в мыслях не было, что ты ведёшь меня сюда, – сказал Куан. – Могу я надеяться, что ты не задумал убить меня?

   – Загляни в свой собор памяти. Или в город памяти – кажется, ты его так называешь. Разве не видишь ты «настоящего того, что будет»?

Куан не ответил, но разделся до полотняного исподнего и пошёл вниз, к колодцу.

   – И что проку мне будет от твоих очков, когда я буду дышать под водой? – спросил он. – Там темно.

   – Ты сможешь видеть лампу, – ответил Леонардо. – Нужно будет только смотреть наверх.

Их голоса звучали гулко, эхом отдаваясь от стен, покуда Леонардо подробно объяснял, как работает аппарат, как плотик с выходами воздухопроводов плавает на поверхности воды, как закрепить маску и очки и правильно дышать. Наконец, утяжелённый поясом с несколькими камнями, Куан погрузился в холодную воду.

Леонардо трудно было разглядеть его – мешал отражавшийся в воде свет. Плотик плясал на поверхности воды, которая медленно успокаивалась. Через несколько минут Куан вынырнул из воды и, плеская и брызгаясь, двинулся вверх по лестнице. Он сорвал очки и снял дыхательный аппарат, с трудом переводя дух.

   – Действует! – с восторгом объявил он. – Я мог дышать и видел, как ты наблюдаешь за мной – правда, свои руки под водой я видел лучше, чем тебя... Это было всё равно что смотреть на небо... я имею в виду не тебя, Леонардо, а свет лампы. – Его била дрожь. – Я обо всём расскажу калифу.

Леонардо был доволен похвалой, но всё же сказал:

   – Быть может, лучше подождать?

   – Калиф устал обхаживать турок.

   – Ты о чём?

   – Он готовится к войне, маэстро, – негромко ответил Куан, поднимаясь из колодца к Леонардо.

   – Ты хочешь сказать, что он не станет выкупать Айше?

Куан начал одеваться.

   – Повелитель турок не примет никаких денег, – продолжал он. – Ты разве не понял, какие требования выдвинули послы?

   – Кажется, они потребовали восстановить водные пути для паломников.

   – Ты расслышал верно. Но это привилегия калифа, ибо он, и лишь он один, контролирует и Мекку, и Медину[110]110
  Мекка и Медина – города на западе Саудовской Аравии, центры религиозного паломничества. В Мокко – на родине мусульманского пророка Мухаммеда – находится храм Кааба – главная святыня мусульман. Медина – местонахождение могилы Мухаммеда.


[Закрыть], и большую часть других святых мест. Правитель Миров и Защитник Веры – Кайит Бей, а не Мехмед, каким бы могущественным он себя ни считал.

   – Но ведь если бы калиф и согласился, он всё равно остался бы властен над своими землями, разве нет? – спросил Леонардо, когда они уже возвращались в мастерскую.

   – Да, но Мехмед стал бы узаконенным защитником ислама.

Леонардо лишь головой покачал.

   – Так ли уж это отличается от попыток Папы заполучить власть над флорентийскими землями, угрожая Флоренции отлучением? – спросил Куан.

   – Значит, калиф принесёт Айше в жертву.

   – Всё будет не так, как ты думаешь, маэстро.

   – Что ты хочешь этим сказать?

Куан не ответил, и тогда Леонардо спросил:

   – Ещё один взгляд в настоящее будущего?

Однако Куан не принял вызов. Он пожелал Леонардо доброй ночи и ушёл. А Леонардо, оставшись один, вдруг безумно затосковал по Флоренции – словно сам воздух был соткан из ностальгии и отчаяния. Он жаждал сидеть за столом Верроккьо рядом с Никколо. Он жаждал видеть Сандро, Симонетту, Джиневру.

Он вздрогнул, словно выбираясь из кошмара.

Потому что призраки, материализовавшиеся перед ним, оказались его стражниками. Они искали его. Когда они увидели его с водолазным аппаратом на плече, один из них ухмыльнулся и сказал: «Mun shan ayoon Aisheh».

Леонардо понял слова, но не их смысл.

«Ради глаз Айше».

Завтра он узнает, что это значит.

Калиф приказал потопить суда турецких послов днём, когда корабли будут стоять на якоре либо распускать паруса. Послов проводили на их суда на рассвете; они приплыли в Каир на пяти современных военных галерах – юрких, изящных. Корабли стояли в спокойной, рассветно-розовой воде Нила, недвижные, словно камни, в глубокой, как всегда в это время года, реке.

Леонардо, Зороастро и Куан плыли к турецким судам на фелуке с подгнившим шпангоутом и ветхими парусами; прежде чем фелука досталась Куану Инь-ци, на ней жили три семьи. Моряки Куана оделись в лохмотья и припрятали оружие. Они поставили фелуку на якорь вблизи галер. Её окружали другие фелуки: Нил напоминал многолюдную деревню. Вдоль берегов феллахские женщины и дети кричали: «Mun shan ayoon Aisheh!», и эти же слова неслись им в ответ с фелук. Этот клич уносился ветром и заглушался криками и щебетанием птиц; словно призывая день, они пели и пронзительно кричали на деревьях, мачтах, в небесах.