Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Боюсь, долгосрочные отношения моего клиента с профсоюзами зашли в тупик, и размещение филиала «Трибьюн», а также штаб-квартиры группы в Чикаго, только усугубляет положение. Должен добавить, что разобраться с этой проблемой сможет только серьезный человек, умеющий драться. Человек, готовый вступить в схватку с профсоюзами, как это с таким триумфом проделал мистер Таунсенд в Британии.

Рассел следил за реакцией Армстронга. Он не мог поверить, что его клиент попадется на столь явную лесть. Он должен немедленно повернуться и вышвырнуть их вон.

Он повернулся.

– А если я не куплю ее, какие у вас альтернативы?

Рассел наклонился вперед, закрыл лицо руками и громко вздохнул.

– Только одна – закрыть газету и позволить Таунсенду установить монополию в этом городе.

Армстронг промолчал. Он пристально смотрел на двух незнакомцев, которые так и не сняли плащи.

– Сколько вы рассчитываете получить за нее?

– Мы готовы рассмотреть любые предложения, – ответил Уизерс.

– Ну, еще бы, – хмыкнул Армстронг.

Рассел мысленно внушал ему, чтобы он сделал им предложение, от которого они откажутся.

– Хорошо, – сказал Армстронг, избегая изумленного взгляда своего адвоката. – Вот мое предложение. Я избавлю вас от газеты за двадцать пять центов, то есть куплю ее у вас за цену одного номера. – Он громко расхохотался. Адвокаты из Чикаго впервые улыбнулись, а Рассел еще ниже склонил голову.

– Но двести семь миллионов долга останутся на вашем балансе. И пока будет идти тщательная финансовая и юридическая проверка, все текущие расходы оплачиваете вы. – Он повернулся к Расселу. – Предложи нашим гостям выпить, пока они обдумывают мое предложение.

Армстронгу стало интересно, сколько времени уйдет на торговлю. Правда, он не мог знать, что Уизерс получил распоряжение продать газету хоть за доллар. Адвокатам придется доложить клиенту, что они потеряли семьдесят пять центов на этой сделке.

– Мы должны вернуться в Чикаго и передать ваше предложение клиенту.

После ухода чикагских адвокатов Рассел до самого вечера пытался образумить своего клиента. Он убеждал его, что покупка «Трибьюн» станет большой ошибкой, какими бы выгодными ни казались условия сделки.

Когда он покинул башню Трампа в седьмом часу вечера – после самого долгого обеда в своей жизни, – они договорились, что если Уизерс перезвонит и примет предложение, Армстронг даст понять, что оно его больше не интересует.

Когда Уизерс позвонил на следующее утро и сообщил, что его клиенты принимают предложение, Армстронг сказал, что у него появились сомнения.

– Может, вы сначала посетите здание редакции, а потом примете окончательное решение? – предложил Уизерс.

Армстронг не видел в этом ничего плохого и даже подумал, что так у него появится удобный повод для отказа. Рассел предложил поехать вместе, а после осмотра здания он позвонит в Чикаго и объяснит, что его клиент передумал.

Когда они приехали к редакции «Нью-Йорк Трибьюн», Армстронг застыл на тротуаре, не в силах отвести глаз от небоскреба в стиле ар-деко. Это была любовь с первого взгляда. Когда он вошел в вестибюль и увидел пятиметровый глобус с нанесенными на него расстояниями до крупнейших городов мира, включая Лондон, Москву и Иерусалим, он был уже помолвлен. Когда сотни сотрудников, набившихся в зал в ожидании его приезда, радостно завопили при его появлении, брак был заключен. Как ни пытался шафер отговорить его, церемония подписания состоялась.

Шесть недель спустя Армстронг стал владельцем «Нью-Йорк Трибьюн». В тот день заголовок на первой полосе газеты сообщил жителям Нью-Йорка: «ДИК БЕРЕТ ВОЖЖИ В СВОИ РУКИ!»

В первый раз Таунсенд услышал о предложении Армстронга купить «Трибьюн» за двадцать пять центов по телевизору, в передаче «Сегодня». Он как раз собирался принять душ. Застыв на месте, он уставился на своего соперника, который сидел, развалившись в кресле. На нем была красная бейсболка с надписью «Нью-Йорк Трибьюн».

– Я не позволю величайшей газете Нью-Йорка исчезнуть с улиц города, – говорил он Барбаре Уолтерс, – чего бы мне это ни стоило.

– А «Стар» уже продается на каждой улице, – сказал Таунсенд, как будто Армстронг находился рядом с ним в комнате.

– И привлеку к работе лучших журналистов Америки.

– Они уже работают в «Стар».

– И может, если мне повезет, получу кое-какую прибыль, – смеясь, добавил Армстронг.

– Тебе понадобится все твое везение, – буркнул Таунсенд. – А теперь спроси его, что он будет делать с профсоюзами, – сказал он, вперив взгляд в Барбару Уолтерс.

– А как быть с проблемой излишка рабочей силы, которая преследует «Трибьюн» последние тридцать лет?

Не обращая внимания на льющуюся воду, Таунсенд ждал ответа.

– Возможно, так было в прошлом, Барбара, – сказал Армстронг. – Но я ясно дал понять всем заинтересованным профсоюзам, что если они не согласятся на сокращение штатов, которое я им предлагаю, у меня не останется другого выхода, кроме как закрыть газету раз и навсегда.

– Сколько времени ты им дал? – требовательно спросил Таунсенд.

– И сколько еще вы будете терять по миллиону в неделю, прежде чем выполните свою угрозу?

Таунсенд впился глазами в экран.

– Я четко обозначил свою позицию профсоюзным лидерам, – твердо ответил Армстронг. – Шесть недель максимум.

– Ну что ж, удачи, мистер Армстронг, – улыбнулась Барбара Уолтерс. – Буду ждать встречи с вами через шесть недель.

– С радостью принимаю ваше приглашение, – Армстронг приложил руку к козырьку бейсболки.

Таунсенд выключил телевизор, сбросил халат и направился в душ.

С этой минуты ему не нужно было нанимать шпионов, чтобы узнать, что затевает Армстронг. За четвертак в день он был в курсе всех событий, читая первую полосу «Трибьюн». Вуди Аллен предположил, что только авиакатастрофа посреди Куинса сможет убрать Армстронга с первой полосы газеты – и то это должен быть как минимум «Конкорд».

У Таунсенда тоже были свои проблемы с профсоюзами. Когда «Стар» объявила забастовку, «Трибьюн» мгновенно увеличила свой тираж почти в два раза. Армстронг мелькал на всех телевизионных каналах, рассказывая нью-йоркцам, что «если ты знаешь, как вести переговоры с профсоюзами, забастовки тебе не грозят». Профсоюзные лидеры быстро поняли, что Армстронгу нравится появляться на первой полосе и на экранах телевизоров, и он не закроет газету и не признается в своей неудаче.

К тому времени, когда Таунсенд договорился с профсоюзами, «Стар» больше двух месяцев не появлялась на улицах и потеряла несколько миллионов долларов. На восстановление у него ушло много сил. Тиражи «Трибьюн», однако, тоже не особенно росли, и этому немало способствовали заголовки на первых полосах газет, сообщавшие жителям Нью-Йорка, что «Дик отхватил кусок от Большого Яблока», «Дик подает за „Янкиз“» и «Кудесник-Дик забрасывает мяч в корзину». Но все это показалось таким ничтожным, когда из Персидского залива вернулись войска и город устроил своим героям торжественную встречу на Пятой авеню. Всю первую полосу «Трибьюн» занимала фотография Армстронга, стоящего на трибуне между генералом Шварцкопфом и мэром Динкинсом; в статье, посвященной этому событию, имя капитана Армстронга, кавалера «Военного креста», упоминалось едва ли не на каждой странице.

Но шли недели, а Таунсенд, как ни искал, не мог найти никакой информации о том, что Армстронг договорился с профсоюзами печатников. Через шесть недель Барбара Уолтерс снова пригласила его в свою программу. Пресс-секретарь Армстронга сказал ей, что его босс только об этом и мечтает, но вынужден улететь в Лондон на заседание правления материнской компании.

Во всяком случае, он не солгал, но отправился на заседание только потому, что ему позвонил Питер Уэйкхем и предупредил, что сэр Пол вышел на тропу войны. Он желает знать, сколько еще он намерен держать «Нью-Йорк Трибьюн» в продаже, если она по-прежнему теряет по миллиону в неделю.

– Что он о себе вообразил? Он что, забыл, кто позволил ему остаться председателем? – возмутился Армстронг.

– Я с тобой полностью согласен, – сказал Питер. – Но я подумал, что тебе нужно знать, о чем он всем говорит.

– Ну, тогда, пожалуй, мне стоит приехать и кое-что втолковать сэру Полу, верно?

Незадолго до 10.30 утра перед зданием окружного суда в Южном Манхэттене остановился лимузин. Из машины вышел Таунсенд в сопровождении адвокатов и быстро поднялся по ступеням.

Накануне Том Спенсер уже побывал здесь, занимаясь юридическими формальностями, поэтому точно знал, куда надо идти, и провел своего клиента по запутанному лабиринту коридоров. Войдя в зал суда, они вдвоем втиснулись на переполненную скамью и стали ждать. Повсюду толпились люди, говорившие на разных языках. Они молча сидели между двумя кубинцами, и Таунсенд начал сомневаться в правильности своего решения. Том все время твердил ему, что это единственный способ расширить свою империю, но он знал, что соотечественники, и уж тем более британский истэблишмент, подвергнут его доводы едкой критике. Но он никогда не смог бы им сказать, что в любом случае навсегда останется австралийцем, и нет таких слов, которые заставили бы его почувствовать себя кем-то другим.

Через двадцать минут в зал вошел судья в длинной черной мантии, и все встали. Как только он занял свое место, вперед вышел сотрудник иммиграционной службы.

– Ваша честь, позвольте представить на рассмотрение заявления ста семидесяти двух иммигрантов, желающих получить американское гражданство.

– Они выполнили все предписанные законом процедуры? – с важным видом спросил судья.

– Да, ваша честь, – ответил судебный пристав.

– В таком случае можете привести их к присяге на верность.

Таунсенд и еще 171 будущий американец хором повторяли слова, который он впервые прочел в машине по дороге в суд.

«Настоящим клятвенно заверяю, что я абсолютно и полностью отрекаюсь от верности и преданности любому иностранному монарху, властителю, государству или суверенной власти, подданным или гражданином которого я был до сих пор; что я буду соблюдать и защищать Конституцию и законы Соединенных Штатов Америки против всех врагов, внешних и внутренних; что я буду верным и преданным гражданином Соединенных Штатов Америки; что я буду с оружием в руках нести военную службу в интересах Соединенных Штатов, когда того потребует закон; что я буду нести нестроевую службу в вооруженных силах Соединенных Штатов, когда того потребует закон; что я буду выполнять работу государственной важности под гражданским руководством, когда того потребует закон; что я принимаю это обязательство добровольно, без какой-либо мысленной оговорки или намерения уклоняться от его соблюдения. Да поможет мне Бог».

Судья улыбнулся, глядя со своего возвышения на счастливые лица.

– Позвольте мне первым приветствовать в вас полноправных граждан Соединенных Штатов, – сказал он.

В одиннадцать часов сэр Пол Мэтланд тихонько кашлянул и объявил собрание открытым.

– Прежде всего я хотел бы поздравить нашего президента с возвращением из Нью-Йорка, – он бросил взгляд направо. За столом послышался одобрительный шепот. – Но я поступил бы недобросовестно, если бы не признался, что испытываю некоторое беспокойство, вызванное поступающими из этого города отчетами. – Снова шепот, но на этот раз более громкий.

– Правление поддержало вас, Дик, когда вы, не спрашивая нашего одобрения, купили «Нью-Йорк Трибьюн» за двадцать пять центов, – продолжал сэр Пол. – Однако теперь мы считаем, что вы должны поставить нас в известность, сколько еще вы намерены терпеть убытки в размере около полутора миллионов в неделю. Потому что в настоящее время ситуация такова, – он взглянул на колонки цифр в лежащих перед ним бумагах, – что лондонские прибыли компании только-только покрывают убытки, которые мы несем в Нью-Йорке. Через несколько недель нам придется посмотреть в глаза нашим акционерам на общем годовом собрании, – он обвел взглядом своих коллег, сидевших вокруг стола, – и я не уверен, что они одобрят наше руководство, если ситуация не изменится. Как всем вам известно, в прошлом месяце цена наших акций упала с 3,1 до 2,7 фунтов.

Сэр Пол откинулся на спинку стула и повернулся к Армстронгу, давая понять, что готов выслушать его объяснения.

Армстронг обвел взглядом стол для заседаний, думая, что почти все присутствующие находятся здесь благодаря его покровительству.

– Я могу сообщить правлению, господин председатель, – начал он, – что мои переговоры с нью-йоркскими профсоюзами, которые, признаюсь, не давали мне спать по ночам, наконец подошли к завершению.

На некоторых лицах появились улыбки.

– Семьсот двадцать членов профсоюза печатников уже согласились досрочно выйти на пенсию или получить пособие по сокращению. Я объявлю об этом официально, как только вернусь в Нью-Йорк.

– Но по оценкам «Уолл-Стрит Джорнал», – сэр Пол сверился со статьей, которую достал из портфеля, – нам нужно сократить от полутора до двух тысяч человек.

– Да что они могут знать, сидя в своих уютных кабинетах с кондиционерами? – вскипел Армстронг. – Это я сталкиваюсь с этими людьми лицом к лицу.

– Тем не менее…

– Вторая серия увольнений и сокращений пройдет в следующие несколько недель, – продолжал Армстронг. – Я уверен, что к следующему заседанию правления закончу эти переговоры.

– И как по-вашему, сколько пройдет недель, прежде чем мы ощутим на себе выгоду от этих переговоров?

Армстронг задумался.

– Шесть. Максимум восемь, господин председатель. Но, разумеется, я буду делать все возможное, чтобы ускорить процесс.

– Во сколько этот ваш последний пакет обойдется компании? – спросил сэр Пол, взглянув на лежавший перед ним лист бумаги. Армстронг видел, что он по одному отмечает вопросы в своем списке.

– Я не могу сейчас назвать точную цифру, господин председатель, – ответил Армстронг.

– На данный момент, – сэр Пол оторвал взгляд от своих записей, – меня вполне устроит оценка «на глазок», как говорят американцы.

Смех немного разрядил напряженную обстановку за столом.

– Двести, может быть, двести тридцать миллионов, – сказал Армстронг, зная, что по подсчетам нью-йоркских бухгалтеров эта сумма может дойти до трехсот миллионов. Никто не пожелал высказать свое мнение, хотя некоторые стали записывать цифры.

– Возможно, от вашего внимания, господин председатель, ускользнул тот факт, – добавил Армстронг, – что здание «Нью-Йорк Трибьюн» находится на балансе, и его примерная стоимость составляет сто пятьдесят миллионов долларов.

– До тех пор, пока издается газета, – уточнил сэр Пол, листая страницы глянцевого буклета, который ему любезно предоставила юридическая фирма из Чикаго под названием «Спендер, Диксон энд Уизерс». – Но если она закроется, здание, как мне стало известно из надежных источников, будет стоить не больше пятидесяти миллионов.

– Мы не собираемся закрываться, – ответил Армстронг, – и скоро это будет понятно каждому.

– Могу только надеяться, что вы правы, – тихо произнес сэр Пол.

Армстронг молчал, пока правление обсуждало остальные вопросы повестки дня. Почему к нему так плохо относятся в собственной стране, думал он, а в Штатах называют героем? Его мысли снова вернулись к собранию, когда он внезапно услышал слова секретаря компании Эрика Чэпмена:

– …и в настоящее время у нас накопился солидный излишек на этом счету, господин председатель.

– Как и должно быть, – заметил сэр Пол. – Будьте добры, назовите нам цифры, мистер Чэпмен.

Секретарь компании наклонился, достал старомодный гроссбух в кожаном переплете и положил на стол.

– Пенсионный фонд, – начал он, – финансируется, как известно членам правления, за счет объединенных взносов. Служащие выплачивают в фонд четыре процента от зарплаты, а руководство пополняет его такими же суммами. В годовом исчислении мы в настоящее время выплачиваем нашим бывшим служащим приблизительно 34 миллиона фунтов, а от работающих сотрудников получаем доход в размере 51 миллиона фунтов. Отчасти благодаря удачной инвестиционной программе, которую проводят наши акционерные банки, сальдо этого счета в настоящее время составляет чуть больше 631 миллиона фунтов, при том, что для надлежащего выполнения наших правовых обязательств перед бывшими служащими требуется около 400 миллионов.

– Прекрасно, прекрасно, – промурлыкал сэр Пол. Армстронг внимательно слушал.

– Однако мне следует проинформировать правление, – продолжал Чэпмен, – что хотя на бумаге излишек кажется большим, в действительности это, учитывая увеличение средней продолжительности жизни, не более чем необходимый резерв.

– Мы учтем вашу точку зрения, – кивнул сэр Пол. – Другие вопросы?

Все молчали, и директора стали убирать ручки в карманы, закрывать папки и открывать портфели.

– Хорошо, – сказал сэр Пол. – В таком случае объявляю собрание закрытым, и теперь мы все можем прерваться на обед.

Не успели они войти в столовую, как Армстронг тут же взялся за дело. Не дожидаясь остальных, он уселся во главе стола и набросился на первое блюдо. Когда в столовую вошел Эрик Чэпмен, он помахал ему рукой, приглашая его сесть справа от себя. Питер Уэйкхем занял место слева. Сэр Пол нашел свободный стул в центре стола с правой стороны.

Армстронг в полуха слушал болтовню секретаря компании о своих неудачах в гольфе, о состоянии правительства и экономики. Его не интересовало мнение Чэпмена о Нике Фальдо,^[39] Ниле Кинноке^[40] или Алане Уолтерсе.^[41] Но когда Чэпмен сел на своего любимого конька – пенсионный фонд, Армстронг внимательно слушал каждое слово.

– Честно говоря, Дик, это ваша заслуга, – признался Чэпмен. – Именно вы поняли, что нам в руки попала золотая жила. Конечно, это не наши деньги. Но излишки всегда хорошо смотрятся в балансовых отчетах, не говоря уж о проверенных счетах, которые мы представляем на годовом общем собрании.

Когда Армстронгу принесли тарелку с пятью кусками отменного мяса, он густо полил их соусом и переключил свое внимание на Питера, который по-прежнему относился к нему с собачьей преданностью, как в те дни, когда она вместе служили в Берлине.

– Питер, почему бы тебе не прилететь ко мне в Нью-Йорк на несколько дней? – предложил он. Официантка поставила перед ним целую гору помидоров. – Увидишь, с чем мне приходится сталкиваться в борьбе с профсоюзами, а главное – поймешь, чего я добился. И если я по каким-то причинам не смогу в следующем месяце приехать на заседание, ты сможешь отчитаться перед правлением от моего имени.

– Ну, если ты так хочешь, – ответил Питер. Мысль о посещении Нью-Йорка пришлась ему по душе, но он все же надеялся, что Дик сам отчитается перед правлением в следующем месяце.

– В понедельник садись на «Конкорд», – продолжал Армстронг. – Днем у меня назначена встреча с Шоном О’Райли. Это один из самых влиятельных профсоюзных лидеров. Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал. Посмотришь, как я с ним управляюсь.

Вернувшись в свой кабинет после обеда, Армстронг обнаружил на столе гору почты, но не удостоил ее даже взгляда. Вместо этого он снял трубку и попросил соединить его с бухгалтерией. Когда ему ответили, он сказал:

– Фред, ты можешь выдать мне чековую книжку? Я приехал в Англию всего на несколько часов и…

– Это не Фред, сэр, – последовал ответ. – Это Марк Тенби.

– Тогда соедините меня с Фредом, хорошо?

– Фред вышел на пенсию три месяца назад, сэр, – сказал главный бухгалтер. – Сэр Пол назначил меня на его место.

Армстронг хотел уже заорать: «Кто ему разрешил?», но передумал.

– Хорошо, – сказал он. – В таком случае немедленно пришлите мне чековую книжку. Через пару часов я уезжаю в Штаты.

– Разумеется, мистер Армстронг. Личный счет или счет компании?

– Счет пенсионного фонда, – невозмутимо произнес он. – Мне нужно будет сделать в Штатах пару инвестиций от имени компании.

Трубка молчала дольше, чем ожидал Армстронг.

– Да, сэр, – наконец ответил главный бухгалтер. – Для этого счета вам потребуется подпись второго директора, как вам, конечно, известно, мистер Армстронг. И я должен напомнить, что закон о компаниях запрещает инвестировать деньги из пенсионного фонда в компанию, если нам уже принадлежит контрольный пакет акций этой компании.

– Не надо мне читать лекции по закону о компаниях, молодой человек, – рявкнул Армстронг и швырнул трубку. – Каков наглец! – пожаловался он пустой комнате. – Он что, не понимает, кто ему платит зарплату?

Как только ему принесли чековую книжку, Армстронг перестал делать вид, что просматривает почту, и потихоньку выскользнул из кабинета, даже не попрощавшись с Памелой. Он зашел в лифт, поднялся на крышу и приказал пилоту своего личного вертолета доставить его в Хитроу. Пролетая над Лондоном, он смотрел вниз без тени той симпатии, которую теперь испытывал к Нью-Йорку.

Двадцать минут спустя он приземлился в Хитроу и быстро направился в зал для высокопоставленных лиц. Пока он ждал посадки на свой рейс, к нему подошли несколько американцев. Они пожимали ему руку и благодарили за все, что он делает для граждан Нью-Йорка. Он улыбался и думал, как бы повернулась его жизнь, если бы тот корабль, на котором он столько лет назад спасался бегством, причалил к Острову Эллис, а не в Ливерпуль. Наверное, в конечном счете он оказался бы в Белом доме.

Объявили его рейс, и он занял свое место в носовой части самолета. После скудной еды он пару часов поспал, постоянно просыпаясь. Чем ближе они подлетали к Восточному побережью Соединенных Штатов, тем больше росла в нем уверенность, что у него все получится. Через год «Трибьюн» не только переплюнет «Стар», но и объявит такую прибыль, что даже сэр Пол Мэтланд признает его заслугу. А если к власти придут лейбористы, даже трудно представить, каких высот он может достичь. Он написал на меню «сэр Ричард Армстронг», потом, немного подумав, зачеркнул и чуть ниже вывел «достопочтенный лорд Армстронг-Хедли».

Когда шасси коснулись земли в аэропорту Кеннеди, он снова чувствовал себя молодым и мечтал скорее очутиться в своем кабинете. В таможенном зале пассажиры показывали на него пальцами и тихо говорили друг другу:

– Смотри, это Дик Армстронг.

Некоторые даже махали ему руками. Он делал вид, что не замечает, но с его лица не сходила улыбка. Лимузин уже ждал и быстро умчал его в направлении Манхэттена. Он развалился на заднем сиденье и включил телевизор, перескакивая с канала на канал. Внезапно его внимание привлекло знакомое лицо.

– Пришло время уйти на пенсию и сосредоточиться на работе моего фонда, – говорил Генри Синклер, председатель «Мульти-Медиа», крупнейшей издательской империи в мире. Армстронг слушал Синклера и думал, какую цену он может запросить. Тем временем его машина подъехала к зданию «Трибьюн».

Армстронг тяжело выбрался из машины и вразвалку пошел к дверям. Собравшиеся в фойе сотрудники хлопали ему всю дорогу до лифта. Он улыбался им так, словно его везде встречали подобным образом. Профсоюзный активист смотрел ему вслед и думал, узнает ли когда-нибудь хозяин, что всем членам профсоюза приказали аплодировать ему, где бы и когда бы он ни появился.

– Относитесь к нему, как к президенту, и он поверит, что так оно и есть, – говорил Шон О’Райли на собрании в переполненном зале. – И хлопайте, пока не кончатся деньги.

На каждом этаже, где открывались двери лифта, звучали аплодисменты. На двадцать первом этаже его встречала секретарша.

– Добро пожаловать домой, сэр, – приветствовала она его.

– Вы правы, – ответил он, выходя из лифта. – Мой дом здесь. Жаль только, что я не родился в Америке. А то был бы сейчас президентом.

– Несколько минут назад прибыл мистер Критчли, сэр. Он ждет вас в вашем кабинете, – доложила секретарша, пока они шли по коридору.

– Хорошо, – кивнул Армстронг, входя в самую большую комнату в здании. – Рад видеть тебя, Рассел, – поздоровался он со своим адвокатом, вставшим ему навстречу. – Ну что, разобрался с профсоюзами?

– Боюсь, что нет, Дик, – покачал головой Рассел, пожимая ему руку. – Вообще-то новости плохие. К сожалению, нам придется начинать все сначала.

– Что значит сначала? – опешил Армстронг.

– Пока тебя не было, профсоюзы отклонили твое предложение выплатить им выходное пособие по сокращению штатов в размере двести тридцать миллионов долларов. Теперь они требуют триста семьдесят миллионов.

Армстронг рухнул в кресло.

– Я уехал всего на несколько дней, и ты умудрился все развалить! – диким голосом заорал он.

В этот момент в кабинет вошла секретарша и положила ему на стол первый выпуск «Трибьюн». Он опустил глаза на заголовок: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ДИК!»

ГЛАВА 35

НЬЮ-ЙОРК ТРИБЬЮН, 4 февраля 1991 года:

КОМАНДУЕТ КАПИТАН ДИК

– Армстронг предложил два миллиарда долларов за «Мульти-Медиа», – сказал Таунсенд.

– Что? Он как политик, который объявляет войну, когда не хочет, чтобы народ понял, какие серьезные у него проблемы дома, – заметил Том.

– Возможно. Но как тот же политик, если у него все получится, он одновременно решит и свои внутренние проблемы.

– Сомневаюсь. Если он выложит два миллиарда после того, как изучит данные, это, скорее всего, кончится новой катастрофой.

– «Мульти-Медиа» стоит гораздо больше двух миллиардов, – сказал Таунсенд. – Корпорации принадлежат четырнадцать газет, девять телевизионных станций и «ТВ-Ньюс», журнал с самым большим тиражом в мире. Ее оборот в прошлом году составил миллиард долларов, а общая прибыль – больше ста миллионов. Это просто денежная гора.

– За которую Синклер потребует Эверест, – усмехнулся Том. – Не понимаю, каким образом Армстронг рассчитывает получать прибыль, заплатив два миллиарда, тем более ему придется по-крупному влезть в долги.

– Да просто денег будет больше делать, – ответил Таунсенд. – «Мульти-Медиа» годами работает на автопилоте. Я бы для начала продал несколько филиалов, переставших давать доход, и оживил другие, которые стали бы приносить больше прибыли. Но основные силы сосредоточил бы на усилении информационного аспекта, который никогда толком не использовался, пустив оборот и прибыли от газет и журналов на финансирование всей операции.

– Но у тебя и так сейчас полно проблем, не хватало еще затеять очередное поглощение, – убеждал его Том. – Ты только недавно пришел в себя после забастовки в «Нью-Йорк Стар», и не забывай, банк рекомендовал период консолидации.

– Ты же знаешь, что я думаю о банкирах, – пожал плечами Таунсенд. – «Глоуб», «Стар» и все мои австралийские предприятия приносят прибыль, а такого шанса может больше не быть. Пусть банкиры думают, что хотят, но ты-то меня понимаешь.

Том некоторое время молчал. Он восхищался энергичностью Таунсенда, его оригинальным мышлением, но по сравнению с «Мульти-Медиа» все их прежние авантюры казались детскими шалостями. И как бы он ни старался, его расчеты никак не сходились.

– Я вижу только один вариант, – наконец произнес он.

– И какой же? – поинтересовался Таунсенд.

– Предложить ему привилегированные акции – наш пакет в обмен на его.

– Но это будет просто обратное поглощение. Он никогда не согласится, тем более если Армстронг уже предложил ему два миллиарда наличными.

– Если это так, я не знаю, где он их возьмет, – пожал плечами Том. – Что, если я поговорю с их юристами и попытаюсь выяснить, правда ли, что Армстронг предложил покупку за наличные?

– Нет, это неверный подход. Не забывай, что Синклер единолично владеет всей компанией, поэтому имеет смысл обратиться к нему напрямую. Именно так поступил бы Армстронг.

– Но это не твой стиль.

– Понимаю. Но в последнее время мне не часто удается иметь дело с людьми, которые владеют собственными компаниями.

Том пожал плечами.

– Итак, что тебе известно о Синклере?

– Ему семьдесят лет, – начал Таунсенд, – поэтому, собственно, он и выходит на пенсию. Он создал самую успешную частную информационную корпорацию в мире. Он был послом в Англии в то время, когда его друг Никсон был президентом. Имеет хобби: собрал одну из лучших частных коллекций работ импрессионистов, которую не встретишь и в Национальной галерее. Помимо всего прочего, он председатель фонда, который специализируется на образовании, и при этом он еще успевает играть в гольф.

– Хорошо. А что, по-твоему, известно Синклеру о тебе?

– Что я австралиец по происхождению, управляю информационной компанией, занимающей второе место в мире, предпочитаю Нолана Ренуару и не играю в гольф.

– И как ты намереваешься подступиться к нему?

– Отбросить всякий протокол, позвонить ему напрямую и сделать предложение. Так, по крайней мере, я хоть не буду всю жизнь мучиться, думая: а вдруг бы у меня получилось?

Таунсенд посмотрел на адвоката, но Том молчал.

Таунсенд взял телефон.

– Хитер, позвоните в штаб-квартиру «Мульти-Медиа» в Колорадо, а потом соедините меня с их оператором, – и положил трубку.

– Ты, правда, веришь, что Армстронг подал заявку на два миллиарда? – поинтересовался Том.

Таунсенд некоторое время обдумывал вопрос.

– Да, верю.

– Но где он возьмет столько наличных?

– Думаю, там же, где взял деньги, чтобы расплатиться с профсоюзами.

– И сколько ты намерен предложить?

Зазвонил телефон, не дав ему ответить.

– Это «Мульти-Медиа»?

– Да, сэр, – ответил низкий голос с южным акцентом.

– Меня зовут Кит Таунсенд, – представился он. – Я бы хотел поговорить с мистером Синклером.

– Посол Синклер знает вас, сэр?

– Надеюсь, – ответил Таунсенд. – Или я напрасно трачу свое время.

– Я соединю вас с его приемной.

Таунсенд дал знак своему адвокату, чтобы он слушал разговор по параллельному телефону. Том подошел к столу и снял трубку.

– Приемная посла Синклера, – произнес еще один голос с южным акцентом.

– Это Кит Таунсенд. Я надеялся, что смогу поговорить с мистером Синклером.

– Посол сейчас на своем ранчо, мистер Таунсенд, и я знаю, что через двадцать минут у него занятие по гольфу в загородном клубе. Но я попробую поймать его, пока он не уехал.

Том прикрыл трубку рукой и прошептал:

– Называй его «посол». Очевидно, все так к нему обращаются.

Таунсенд кивнул, и в этот момент в трубке раздался голос:

– Доброе утро, мистер Таунсенд. Генри Синклер слушает. Чем могу помочь?

– Доброе утро, господин посол, – поздоровался Таунсенд, стараясь сохранять спокойствие. – Я хотел поговорить с вами лично, чтобы не тратить напрасно время, ведя переговоры через адвокатов.

– Не говоря уж о напрасных расходах, – заметил Синклер. – О чем же вы хотели поговорить со мной, мистер Таунсенд?

Таунсенд внезапно пожалел, что не обсудил как следует свою тактику с Томом.

– Я хочу внести предложение о покупке «Мульти-Медиа», – наконец решился он, – и подумал, что разумнее будет вести дела с вами напрямую.

– Ценю это, мистер Таунсенд, – ответил Синклер. – Но помните, что мистер Армстронг, с которым, полагаю, вы знакомы, уже сделал мне предложение, от которого я смог отказаться.