Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Наверху их встречала горничная. Часы в холле пробили десять, и в коридоре появилась миссис Шервуд. На ней было, как сказала бы леди Таунсенд, платье для коктейлей. Она слегка удивилась, увидев компанию из четырех мужчин. Таунсенд представил юристов, и миссис Шервуд жестом предложила им следовать за ней.

На потолке в коридоре висела внушительных размеров люстра, повсюду стояла мебель в стиле Людовика XIV, стены украшали картины импрессионистов, и Таунсенд понял, на что уходили прибыли от «Глоуб». Когда они вошли в гостиную, из-за стола поднялся пожилой мужчина с аристократическими чертами лица, с шапкой густых седых волос, в очках в роговой оправе, в двубортном черном костюме.

Том сразу узнал старшего партнера фирмы «Берлингем, Хили и Аблон» и впервые подумал, что его задача может оказаться весьма непростой. Мужчины тепло пожали друг другу руки, потом Том представил Аблона своему клиенту и двум помощникам.

Когда все расселись и горничная подала чай, Том открыл портфель и передал Аблону два договора. Помня о том, что время их поджимает, он постарался как можно быстрее ознакомить с документами адвоката миссис Шервуд. По ходу дела старик задал несколько вопросов. По-видимому, ответы Тома его удовлетворили, потому что, перевернув последнюю страницу, мистер Аблон повернулся к своей клиентке и сказал:

– Я считаю, что вы можете подписать эти два документа, миссис Шервуд, при условии, что векселя в порядке.

Таунсенд посмотрел на часы. Они показывали 10.43. Он улыбнулся, когда Том открыл портфель и достал два платежных поручения. Но миссис Шервуд повернулась к своему адвокату и спросила:

– Предусматривает ли договор на издание книги штраф в размере одного миллиона долларов, который мне выплатит «Шуман» в случае, если не напечатает сто тысяч экземпляров моего романа в течение года после заключения договора?

– Да, предусматривает, – ответил Аблон.

– И если книга не войдет в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», они лишатся еще одного миллиона? Это тоже предусмотрено?

Таунсенд улыбнулся, зная, что в договоре нет пункта о распространении и нет никакого упоминания о предельных сроках появления романа в списке бестселлеров. Ему нужно только отпечатать 100 тысяч экземпляров, а это он может сделать в любой своей американской типографии, и тогда вся эта афера обойдется ему в 40 тысяч долларов.

– Все это оговорено во втором договоре, – подтвердил мистер Аблон.

Том пытался скрыть удивление. Как мог человек с таким опытом, как у Аблона, просмотреть два столь явных упущения? Похоже, Таунсенд оказался прав – им это сойдет с рук.

– И мистер Таунсенд готов предоставить нам векселя на всю сумму? – спросила миссис Шервуд.

Том протянул Аблону два денежных поручения, и тот передал их своей клиентке, даже не взглянув на них.

Таунсенд ждал, когда миссис Шервуд улыбнется. Она нахмурилась.

– Это не та сумма, о которой мы договаривались, – заметила она.

– Думаю, та, – сказал Таунсенд, который этим утром взял векселя у старшего кассира банка Манхэттена и внимательно проверил их.

– Тут, – она подняла вексель на двадцать миллионов, – все в порядке. Но на этом векселе стоит не та сумма, которую я просила.

Таунсенд недоуменно посмотрел на нее.

– Но вы согласились на аванс за вашу книгу в размере ста тысяч долларов, – внезапно у него пересохло во рту.

– Совершенно верно, – твердо сказала миссис Шервуд. – Но я подразумевала, что этот чек будет выписан на два миллиона сто тысяч долларов.

– Но два миллиона должны быть выплачены позже, и то только в том случае, если мы не выполним ваши требования в отношении издания книги, – проговорил Таунсенд.

– Я не готова пойти на этот риск, мистер Таунсенд, – она посмотрела на него в упор.

– Я не понимаю, – он покачал головой.

– Ну что ж, давайте я вам объясню. Я рассчитываю, что вы откроете счет условного депонирования на два миллиона долларов и передадите его в распоряжение мистера Аблона. Только он будет решать, кто получит эти деньги через двенадцать месяцев. – Она помолчала. – Видите ли, мой деверь Александр получил миллион швейцарских франков прибыли в виде яйца Фаберже, не удосужившись известить меня об этом. Таким образом, я намерена получить два миллиона долларов прибыли от своего романа, не удосужившись известить его об этом.

Таунсенд открыл рот от изумления. Мистер Аблон откинулся на спинку стула, и Том понял, что не только он один работал всю ночь.

– Если ваш клиент уверен, что выполнит свои обязательства, и эта уверенность имеет под собой веские основания, – вставил мистер Аблон, – через двенадцать месяцев я верну ему деньги с процентами.

– С другой стороны, – миссис Шервуд больше не смотрела на Таунсенда, – если у вашего клиента никогда не было намерений распространять мой роман и добиваться того, чтобы он стал бестселлером…

– Но мы же об этом не договаривались, – Таунсенд в упор смотрел на миссис Шервуд.

Она бросила на него учтивый взгляд и, ничуть не покраснев, произнесла:

– Простите, мистер Таунсенд, я лгала.

– Но вы оставляете моему клиенту всего одиннадцать минут, чтобы добыть еще два миллиона, – возмутился Том, взглянув на напольные часы.

– Я бы сказал, двенадцать, – уточнил мистер Аблон. – По-моему, эти часы всегда немного спешили. Но не будем спорить из-за минуты. Уверен, миссис Шервуд позволит вам воспользоваться своим телефоном.

– Разумеется, – кивнула миссис Шервуд. – Видите ли, мой покойный муж всегда говорил: «Если ты не можешь заплатить сегодня, почему кто-то должен верить, что ты заплатишь завтра?»

– Но у вас есть мой вексель на двадцать миллионов долларов, – настаивал Таунсенд, – и еще один на сто тысяч. Разве этого не достаточно для доказательства моей платежеспособности?

– А через десять минут у меня будет вексель мистера Армстронга на ту же сумму, и, я подозреваю, он тоже будет рад опубликовать мою книгу, несмотря на удачно спланированную статью Клэр – или лучше называть ее Кейт?

Таунсенд молчал секунд тридцать. Он хотел обвинить ее во лжи, но, взглянув на часы, передумал.

Он встал и быстро подошел к телефону, стоявшему на журнальном столике. Потом уточнил номер в своей записной книжке, набрал семь цифр и после, как ему показалось, бесконечного ожидания попросил соединить его со старшим кассиром. После очередного щелчка ему ответила секретарша.

– Это Кит Таунсенд. Мне нужно срочно поговорить со старшим кассиром.

– У него сейчас совещание, мистер Таунсенд, и он оставил распоряжение не беспокоить его в течение часа.

– Хорошо, тогда вы займетесь моим делом. Мне нужно перевести два миллиона долларов на счет клиента в течение восьми минут, иначе сорвется сделка, о которой мы с ним говорили сегодня утром.

В трубке наступила пауза, потом секретарша сказала:

– Я вызову его с совещания, мистер Таунсенд.

– Я на это рассчитывал, – ответил Таунсенд, слыша, как тикают напольные часы за его спиной.

Том перегнулся через стол и что-то прошептал мистеру Аблону. Тот кивнул, взял ручку и стал писать. В наступившей тишине Таунсенд слышал, как скрипит перо по бумаге.

– Энди Харман у телефона, – произнес голос на другом конце провода.

Старший кассир внимательно слушал, пока Таунсенд объяснял, что ему требуется.

– Но у меня остается всего шесть минут, мистер Таунсенд. Во всяком случае, скажите, куда нужно перевести деньги?

Таунсенд повернулся к своему адвокату. Мистер Аблон как раз закончил писать, вырвал листок из своего блокнота и протянул Тому, который передал его своему клиенту.

Таунсенд прочитал старшему кассиру реквизиты счета условного депонирования мистера Аблона. Потом медленно вернулся к столу и тяжело опустился на стул, чувствуя себя так, словно истратил свой последний цент.

Все молча сидели вокруг стола, пока часы громко отсчитывали секунды. Глаза Таунсенда были прикованы к минутной стрелке. Когда заканчивалась одна минута, раздавался характерный щелчок. С каждой следующей минутой его уверенность ослабевала. Он не говорил Тому, что накануне перевел со своего сиднейского счета в банк Манхэттена ровно двадцать миллионов сто тысяч американских долларов. Поскольку в Сиднее сейчас было около двух часов ночи, старший кассир никак не мог проверить его кредитоспособность, чтобы выписать ему чек на лишние два миллиона.

Еще один щелчок. В его ушах тиканье часов звучало, как бомба замедленного действия. Внезапно тишину прорезал пронзительный звонок. Таунсенд подбежал к телефону и схватил трубку.

– Это портье, сэр. Не могли бы вы передать миссис Шервуд, что прибыл мистер Армстронг в сопровождении еще одного господина? Они поднимаются в лифте.

На лбу Таунсенда выступили капельки пота. Он понял, что Армстронг снова обыграл его. Он медленно вернулся к столу, горничная тем временем пошла встречать одиннадцатичасового посетителя миссис Шервуд. Раздался бой часов – один, два, три, и в этот момент снова зазвонил телефон. Таунсенд бросился к нему и схватил трубку, понимая, что это его последний шанс.

Но звонивший хотел поговорить с мистером Аблоном. Таунсенд повернулся и передал трубку адвокату миссис Шервуд. Таунсенд обвел взглядом комнату. Должен же здесь быть еще один выход? Он не собирается любоваться на злорадную физиономию Армстронга.

Мистер Аблон положил трубку и повернулся к миссис Шервуд.

– Звонили из моего банка, – доложил он. – Они подтвердили, что на мой счет поступили два миллиона долларов. Я все время вам говорил, Маргарет, что эти ваши часы спешат на одну минуту.

Миссис Шервуд немедленно подписала документы, а потом сообщила им кое-какую весьма неожиданную информацию насчет завещания покойного сэра Джорджа Шервуда. Услышав ее, и Таунсенд, и Том на мгновение застыли от изумления. Потом Том собрал бумаги со стола. Она поднялась.

– Идите за мной, господа.

Она быстро вывела Таунсенда и его юристов через кухню к запасному выходу.

– До свидания, мистер Таунсенд, – попрощалась она, когда он шагнул за дверь.

– До свидания, миссис Шервуд, – ответил он с легким поклоном.

– Кстати… – добавила она.

Таунсенд встревоженно оглянулся.

– Да?

– Знаете, вам стоит жениться на той девушке.

– Мне очень жаль, – говорил мистер Аблон, когда миссис Шервуд вернулась в гостиную, – но моя клиентка уже продала свои акции «Глоуб» мистеру Киту Таунсенду, с которым, как я понимаю, вы знакомы.

Армстронг не мог поверить своим ушам. Он в бешенстве повернулся к своему адвокату.

– За двадцать миллионов долларов? – спокойно осведомился Рассел Критчли у старого адвоката.

– Да, – кивнул Аблон. – Именно о такой сумме ваш клиент договорился с ее деверем в начале этого месяца.

– Но Александр только на прошлой неделе уверял меня, что миссис Шервуд согласилась продать свои акции «Глоуб» мне, – вмешался Армстронг. – Я специально прилетел в Нью-Йорк…

– На мое решение повлияла не ваша поездка в Нью-Йорк, мистер Армстронг, – твердо сказала пожилая дама. – Скорее ваша прогулка в Женеву.

Армстронг несколько секунд молча смотрел на нее, потом резко повернулся и зашагал обратно к лифту. Пока они спускались вниз, он безостановочно ругался. Наконец, немного успокоившись, он спросил:

– Но как, черт возьми, ему это удалось?

– Могу лишь предположить, что он обработал миссис Шервуд на каком-то этапе ее путешествия.

– А как вообще он мог узнать, что я хочу заполучить «Глоуб»?

– Думаю, ответ на этот вопрос стоит искать на другой стороне Атлантики, – сказал Критчли. – Но еще не все потеряно.

– О чем это вы?

– У вас уже есть треть акций.

– Как и у Таунсенда, – заметил Армстронг.

– Верно. Но если вы получите долю сэра Уолтера Шервуда, вы станете обладателем двух третей компании, и Таунсенду не останется ничего другого, кроме как продать вам свою треть – причем с существенными потерями.

Армстронг посмотрел на своего адвоката, и его губы тронула тень улыбки.

ГЛАВА 27

ГЛОУБ, 1 июня 1967 года:

РЕШЕНИЕ ЗА ВАМИ!

– Вы можете заказать мне билеты на ближайший рейс до Лондона? – рявкнул Армстронг, когда его соединили с транспортным бюро гостиницы.

– Разумеется, сэр, – ответили ему.

Следующий звонок был в свою контору в Лондоне. Памела – его последняя секретарша – подтвердила, что сэр Уолтер Шервуд согласился встретиться с ним завтра в десять часов утра. Правда, без особого желания, но об этом она говорить не стала.

– Еще мне нужно поговорить с Александром Шервудом в Париже. И проследите, чтобы Рег встретил меня в аэропорту, а Стивен Халлет ждал в конторе. Надо со всем разобраться, пока Таунсенд не вернулся в Лондон.

Несколько минут спустя в номер вошла нагруженная покупками Шерон и очень удивилась, увидев, что Армстронг собирает вещи.

– Мы едем куда-то? – спросила она.

– Мы уезжаем, причем сейчас, – не стал ей ничего объяснять Дик. – Собирайся, а я пока оплачу счет.

Армстронг забрал билеты на самолет в транспортном бюро, потом рассчитался по счету, носильщик тем временем отнес его вещи к поджидавшему лимузину. Армстронг посмотрел на часы – он вполне успевает на самолет, значит, завтра рано утром будет в Лондоне. Пока Таунсенд не знает о правиле двух третей, у него еще есть шанс завладеть ста процентами компании. И даже если Таунсенд знает, Армстронг не сомневался, что Александр Шервуд сумеет убедить сэра Уолтера.

Как только Шерон уселась на заднее сиденье лимузина, Армстронг велел водителю ехать в аэропорт.

– Но мои вещи еще не принесли из номера, – попыталась остановить его Шерон.

– Значит, тебе их перешлют потом. Мне обязательно надо успеть на этот рейс.

До самого аэропорта Шерон не произнесла больше ни слова. Когда они подъехали, Армстронг похлопал себя по карманам, проверяя, не забыл ли он билеты. Они вышли из лимузина, и он попросил носильщика отправить его вещи багажом прямо в Лондон, а сам побежал к стойке паспортного контроля. Шерон едва поспевала за ним.

Их быстро проводили к выходу на посадку, там уже шла регистрация пассажиров.

– Не волнуйтесь, сэр, – улыбнулась ему стюардесса. – У вас есть еще пара минут. Можете оба отдышаться.

Армстронг достал билеты из кармана и отдал один Шерон. Стюард проверил его билет, и он побежал по длинному коридору к самолету.

Шерон подала свой билет. Стюард посмотрел на него и покачал головой:

– У вас билет на другой рейс, мадам.

– Как это? – опешила Шэрон. – Я лечу этим рейсом в первом классе вместе с мистером Армстронгом. Я его личная ассистентка.

– Не сомневаюсь, мадам, но, к сожалению, у вас билет в эконом-класс на вечерний рейс «Пан-Американ». Боюсь, вам предстоит довольно долгое ожидание.

– Откуда ты звонишь? – спросил он.

– Из аэропорта Кингсфорд-Смит, – ответила она.

– Тогда разворачивайся и бери обратный билет на тот же самолет.

– Почему? Сделка провалилась?

– Нет, она подписала – но за это пришлось заплатить. Возникла проблема с книгой миссис Шервуд, и мне кажется, ты единственный человек, кто может ее решить.

– Могу я поспать хоть одну ночь, Кит? А послезавтра я вернусь в Нью-Йорк.

– Нет, – ответил он. – Нам нужно еще кое-что сделать перед тем, как ты приступишь к работе, а у меня свободен только один день.

– Что мы должны сделать? – не поняла Кейт.

– Пожениться, – ответил Кит.

На другом конце провода долго молчали, наконец в трубке раздался голос Кейт:

– Кит Таунсенд, ты самый неромантичный человек на свете! Как только тебя земля носит?

– Это означает «да»? – спросил он. Но она уже повесила трубку.

Он нажал на рычаг и посмотрел на Тома Спенсера.

– Она приняла твои условия? – широко улыбнулся адвокат.

– Точно не знаю, – ответил Таунсенд. – Но ты все же займись приготовлениями, как мы договаривались.

– Хорошо, тогда я сейчас позвоню в мэрию.

– И не планируй никаких дел на завтра.

– Почему?

– Ну, кто-то же должен засвидетельствовать контракт, советник.

Сэр Уолтер Шервуд ругался редко, но в этот день он побил все рекорды.

Первый раз он выругался после разговора с братом. Александр позвонил ему из Парижа перед самым завтраком и сообщил, что продал свои акции «Глоуб» Ричарду Армстронгу за 20 миллионов долларов. Он посоветовал Уолтеру последовать его примеру.

Но все, что сэр Уолтер слышал об Армстронге, убеждало его, что это последний человек на свете, которому можно доверить контроль над газетой, ставшей таким же национальным символом Британии, как ростбиф и йоркширский пудинг.

После ленча в «Терф-Клубе» он немного успокоился, но потом его едва не хватил удар, когда из Нью-Йорка позвонила невестка и сказала, что тоже продала свои акции, только не Армстронгу, а Киту Таунсенду, человеку, который, по мнению сэра Уолтера, запятнал доброе имя жителей колонии. Он никогда не забудет, как застрял на неделю в Сиднее и ему пришлось ежедневно читать в «Сидней Кроникл» оскорбительные рассуждения на тему «так называемой королевы Австралии». Он переключился на «Континент», но, как оказалось, эта газета выступала за введение в Австралии республиканского строя.

Последней каплей стал звонок от его бухгалтера – они с женой как раз собирались ужинать. Сэру Уолтеру не нужно было напоминать, что в течение последнего года продажи «Глоуб» снижаются каждую неделю. Следовательно, самое разумное решение – это принять двадцать миллионов долларов, кто бы их ни предлагал. И не в последнюю очередь потому, что, как грубо выразился этот мерзавец: «Эти двое приперли тебя к стенке, и чем быстрее ты получишь деньги, тем лучше».

– Но с кем из этих хамов заключить сделку? – жалобно вопрошал он. – Один хуже другого.

– Такие вопросы не в моей компетенции, – ответил бухгалтер. – Может, стоит выбрать из двух зол меньшее.

Следующим утром сэр Уолтер приехал в офис непривычно рано, и секретарша вручила ему пухлое досье на каждую из заинтересованных сторон. Она сказала, что обе доставил курьер с интервалом в час. Он пролистал их и сразу понял, что противники составили досье друг на друга. Он отложил их в сторону. Но шли дни, бухгалтер, адвокат и жена постоянно напоминали ему о неуклонном снижении тиража и о том, что у него есть простой выход.

Наконец он смирился с неизбежным и решил: если ему позволят остаться председателем правления еще на четыре года – то есть до его семидесятилетия, – он как-нибудь потерпит либо Армстронга, либо Таунсенда. Ему казалось, что его друзьям из «Терф-Клуба» важно знать, что его оставили на посту председателя.

Утром он попросил секретаршу пригласить конкурентов на ленч в «Терф-Клуб» в разные дни. И там пообещал, что сообщит им свое решение в течение недели.

Но после обеда с обоими он так и не решил, кто из них вызывает у него бо́льшую неприязнь – или, коли на то пошло, меньшую. Он с уважением относился к тому факту, что Армстронг завоевал «Военный крест», сражаясь за чужую страну, но ему претила мысль, что владельцем «Глоуб» будет человек, не умеющий обращаться с ножом и вилкой. С другой стороны, ему было приятно думать, что владельцем «Глоуб» станет выпускник Оксфорда, но стоило ему вспомнить взгляды Таунсенда на монархию, как его начинало трясти. Утешало одно – оба заверили, что сэр Уолтер останется председателем. Но прошла неделя, а он так ничего и не решил.

Он спрашивал совета у всего «Терф-Клуба», включая бармена, но по-прежнему не мог сделать выбор. Только после того, как его банкир сказал ему, что доллар падает по отношению к фунту из-за серьезных проблем президента Джонсона во Вьетнаме, он наконец принял решение.

Забавно, как одно слово может вызвать целый поток мыслей, не имеющих к нему отношения, и обратить их в действие, размышлял сэр Уолтер. Поговорив с банкиром, он точно знал, кто должен принять окончательное решение. Но он также понимал, что эту затею надо хранить в тайне до последнего момента, даже от редактора «Глоуб».

В пятницу днем Армстронг улетел в Париж с девушкой по имени Джулия из рекламного отдела и сказал Памеле, что ему можно звонить только в крайнем случае. Он несколько раз повторил слова «в крайнем случае».

Таунсенд накануне улетел в Нью-Йорк, – ему намекнули, что главный акционер «Нью-Йорк Стар» вроде бы наконец решил продать свои акции. Он сказал Хитер, что вернется в Англию не раньше, чем через две недели.

Тайна сэра Уолтера раскрылась в пятницу вечером. Первым эту новость узнал человек из лагеря Армстронга. Он немедленно позвонил в контору, и там ему дали домашний телефон секретарши. Когда Памеле объяснили, что́ планирует сэр Уолтер, у нее не осталось сомнений, что по всем критериям это «крайний случай», и сразу же позвонила в «Георг Пятый». Управляющий сообщил ей, что мистер Армстронг со своей ассистенткой переехал в другую гостиницу, после того как столкнулся в баре с группой министров от лейбористской партии, которые приехали в Париж на конференцию НАТО. Остаток вечера Памела обзванивала все гостиницы первого класса в Париже, но нашла Армстронга только к полуночи.

Ночной портье категорически заявил, что мистер Армстронг не велел его беспокоить ни при каких обстоятельствах. Помня возраст его спутницы, он чувствовал, что не дождется чаевых, если ослушается приказа. Всю ночь Памела лежала без сна и позвонила снова в семь часов утра. Но по субботам управляющий приходил на работу только к девяти, и она получила такой же решительный отказ.

Первым, кто сообщил Таунсенду о том, что происходит, был Крис Слейтер, заместитель редактора «Глоуб», который решил, что, взяв на себя труд сделать международный звонок, он вполне может укрепить свое будущее положение в газете. Вообще-то понадобилось несколько международных звонков, пока он отыскал Таунсенда в «Рэкетс Клубе» в Нью-Йорке, где тот играл в сквош с Томом Спенсером – по тысяче долларов за игру.

В последнем сете Таунсенд выигрывал четыре очка. Он приготовился подавать, как вдруг в стеклянную дверь постучали и служащий клуба спросил, ответит ли мистер Таунсенд на срочный телефонный звонок. Не желая отвлекаться, Таунсенд просто спросил:

– Кто? – Имя Крис Слейтер ни о чем ему не говорило, поэтому он помотал головой. – Скажите, что я перезвоню ему позже. – И перед самой подачей все-таки поинтересовался: – Он сказал, откуда звонит?

– Нет, сэр, – ответил посыльный. – Только сказал, что он из «Глоуб».

Таунсенд сжал в руке мяч, обдумывая варианты.

Сейчас он на две тысячи долларов впереди человека, которого ему вот уже несколько месяцев не удавалось обыграть. Он понимал, если оставит корт хотя бы на несколько минут, Том объявит себя победителем.

Секунд десять он стоял, уставившись на стену. Его встряхнул резкий окрик Тома:

– Подавай!

– Это ваш совет, советник?

– Да, – ответил адвокат. – Играй или сдавайся. Выбор за тобой.

Таунсенд уронил мяч, выскочил с корта и побежал за посыльным. Он догнал его за секунду до того, как тот положил трубку.

– Надеюсь, это того стоит, мистер Слейтер, – сказал Таунсенд. – Потому что ваш звонок обошелся мне в две тысячи долларов.

Он потрясенно выслушал сообщение Слейтера о том, что в завтрашнем номере «Глоуб» сэр Уолтер предложит читателям самим выбрать следующего владельца газеты.

– Он собирается напечатать досье на обоих кандидатов на всю полосу, – продолжал Слейтер. – Внизу страницы будет избирательный бюллетень.

Потом он зачитал три последних предложения из предполагаемой редакционной статьи.

Верные читатели «Глоуба» могут не опасаться за будущее любимой газеты королевства. Оба кандидата согласились, что сэр Уолтер Шервуд должен остаться на посту председателя правления. Это гарантия сохранения традиций, которые были символом успеха газеты большую часть столетия. Так что голосуйте. Результаты будут объявлены в следующую субботу.

Таунсенд поблагодарил Слейтера и заверил, что если станет владельцем газеты, он его не забудет. Первой его мыслью после окончания разговора было: где сейчас Армстронг?

Таунсенд не вернулся на корт, а сразу же позвонил Неду Брюэру, шефу лондонского бюро. Он дал ему четкие указания, что тот должен сделать за ночь, и в завершение сказал, что свяжется с ним, как только прилетит в Хитроу.

– А пока, Нед, – добавил он, – постарайся найти хотя бы тысяч двадцать фунтов наличными к моему приезду.

Положив трубку, Таунсенд вышел на Пятую авеню и поймал такси.

– В аэропорт, – сказал он. – Получите сто долларов, если мы успеем к следующему рейсу на Лондон.

Такси лавировало среди плотного потока машин, и Таунсенд вдруг вспомнил, что Том все еще ждет его на корте, а вечером он договорился поужинать с Кейт – она собиралась рассказать, как продвигается дело с «Любовницей сенатора». Каждый день Таунсенд благодарил Бога, в которого не верил, за то, что Кейт тогда вернулась из Сиднея. Он понимал: ему повезло встретить женщину, способную вынести его невыносимый образ жизни, – во многом потому, что она примирилась с таким положением дел задолго до того, как они поженились. Кейт ни разу не упрекнула его за долгие часы, проведенные на работе, за поздние возвращения домой и частые отъезды. Он лишь надеялся, что Том позвонит ей и сообщит, что Таунсенд исчез.

– Нет, понятия не имею, куда, – так и слышал он его слова.

Когда он прилетел в Хитроу следующим утром, таксист решил, что его не касается, почему его пассажир одет в спортивный костюм и держит в руках ракетку для сквоша. Наверное, все корты в Нью-Йорке переполнены.

Сорок минут спустя Кит вошел в свою лондонскую контору и принял командование операцией у Неда Брюэра. К десяти часам всех служащих, которые оказались на месте, разослали по городу. К обеду никто не мог купить «Глоуб» ни за какие деньги в радиусе трех с лишним километров от угла Гайд-парка и Оксфорд-стрит. К девяти вечера на руках у Таунсенда было 126 212 экземпляров газеты.

Армстронг вернулся в Лондон в субботу днем. Все утро перед этим он раздавал приказы своим служащим по всей Британии. К девяти утра в воскресенье у него на руках оказалось 79 107 экземпляров «Глоуб» – во многом благодаря Вест Райдингу, по которому прошлись мелким тралом.

В воскресенье он обзвонил редакторов всех своих региональных газет и приказал на первой полосе утренних выпусков призывать читателей, чтобы они выискивали субботний номер «Глоуб» и голосовали за Армстронга. В понедельник утром он выступил в передаче «Сегодня» и во всех программах новостей, куда ему удалось пробиться. Но все продюсеры решили, что справедливости ради нужно предоставить и Таунсенду возможность ответить на следующий день.

К четвергу люди Таунсенда одурели от подписей; служащих Армстронга тошнило от заклеивания конвертов. В пятницу оба звонили в «Глоуб» каждые несколько минут, пытаясь узнать, как идет подсчет голосов. Но сэр Уолтер поручил считать голоса Обществу избирательных реформ, которое больше интересовала точность, чем скорость, поэтому даже редактор узнал результаты голосования только около полуночи.

В утреннем выпуске субботнего номера газеты читателям «Глоуб» сообщалось, что 232 712 голосов было отдано за Колониста и 229 847 – за Иммигранта.

В понедельник в девять утра адвокат Таунсенда явился в редакцию «Глоуб» с векселем на 20 миллионов долларов. Армстронг протестовал, грозился подать в суд, но не смог помешать сэру Уолтеру передать свои акции Таунсенду.

На первом заседании нового правления Таунсенд предложил оставить сэра Уолтера на посту председателя с прежним жалованьем – 100 тысяч фунтов в год. Старик улыбнулся и произнес льстивую речь о том, что читатели сделали правильный выбор.

Таунсенд молчал, пока не дошли до «Других вопросов». Тогда он внес предложение – все сотрудники «Глоуб» должны автоматически выходить на пенсию по достижении шестидесяти лет, как принято во всех остальных его компаниях. Сэр Уолтер тоже поддержал предложение, так как торопился в «Терф-Клуб» на праздничный обед с приятелями. Предложение приняли даже без голосования.

Только вечером, когда сэр Уолтер лег в постель, жена объяснила ему значение этой последней резолюции.

ПЯТЫЙ ВЫПУСК

«СИТИЗЕН» ПРОТИВ «ГЛОУБ»

ГЛАВА 28

СИТИЗЕН, 15 апреля 1968 года:

МИНИСТР ВЫХОДИТ В ОТСТАВКУ

– Сто тысяч экземпляров «Любовницы сенатора» уже напечатаны и перевезены на склад в Нью-Джерси и теперь только ждут инспекции миссис Шервуд, – сообщила Кейт, глядя в потолок.

– Хорошее начало, – улыбнулся Кит. – Но я не верну ни пенса своих денег, пока они не появятся на прилавках магазинов.

– Как только ее адвокат проверит количество и оплаченные заказы на поставку, у него не останется выбора – ему придется вернуть первый миллион. Эта часть договора будет выполнена в установленный срок.

– И во сколько мне пока обходится этот проект?

– Около тридцати тысяч долларов, включая типографские и транспортные расходы, – ответила Кейт. – Все остальное мы делали собственными силами и потом еще сможем получить налоговую скидку.

– Умница. А есть у меня шанс вернуть второй миллион? Хоть ты и потратила уйму времени, переписывая эту чертову книгу, я все равно не представляю, как она попадет в списки бестселлеров.

– Пока еще рано говорить, – возразила Кейт. – Всем известно, что только тысяча сто книжных магазинов каждую неделю посылают в «Нью-Йорк Таймс» отчет о количестве проданных книг. Если бы я могла взглянуть на список этих магазинов, я бы дала тебе реальный шанс вернуть второй миллион.

– Если ты узнаешь, какие магазины посылают отчет, это не значит, что читатели будут покупать книги.

– Нет, не значит, но думаю, мы сможем подтолкнуть их в нужном направлении.

– И как ты собираешься это сделать?

– Во-первых, выпустим книгу в такое время, когда торговля идет вяло – скажем, в январе или феврале, – а потом будем продавать только тем точкам, которые посылают отчеты в «Нью-Йорк Таймс».

– Но от этого люди не станут их покупать.

– Станут, если мы будем отдавать книгу в книжные магазины всего за пятьдесят центов за экземпляр при магазинной цене три с половиной доллара, тогда они будут получать семьсот процентов прибыли с каждой проданной книги – вместо обычных ста.

– Но это все равно не поможет, если книгу невозможно читать.

– В первую неделю это не будет иметь значения, – заметила Кейт. – Если книжные магазины начнут получать такой доход, они сами выставят книгу на витрину, на прилавок у кассы и даже на полку бестселлеров. Я провела исследование, и, по моим подсчетам, в первую неделю нам нужно продать всего десять тысяч экземпляров, чтобы занять пятнадцатую позицию в списке бестселлеров. Это меньше десяти экземпляров на один магазин.

– Думаю, таким образом наши шансы становятся всего лишь пятьдесят на пятьдесят, – покачал головой Таунсенд.

– А я могу их увеличить. За неделю до выхода книги мы можем поместить в наших газетах хвалебные рецензии на книгу и рекламу на первых полосах. Еще мы напечатаем мою статью «Потрясающая миссис Шервуд» в наших журналах. Как ты думаешь, сколько журналов мы можем использовать, не вызывая подозрений?