Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Следующие десять дней служба безопасности каждое утро подвергала Армстронга стандартной обработке. Ему быстро стало ясно, что здесь его не считают своим. В конце концов, его знание Англии ограничивалось временным лагерем в Ливерпуле, службой в саперно-строительных частях, потом в Северном Стаффордширском полку и ночной поездкой в Портсмут перед отправкой во Францию. Обучавшие его офицеры считали Итон, Тринити-Колледж и Гвардию более подходящей базой для избранной ими карьеры.

– С этим нам не повезло, – вздыхал Форсдайк за обедом с коллегой. Им даже не пришло в голову пригласить за свой стол Армстронга.

Несмотря на их сомнения, десять дней спустя капитан Армстронг отправился в русский сектор, якобы за запасными деталями для типографских станков «Дер Телеграф». Убедившись, что нужного оборудования нет – хотя он и так об этом знал, – он пошел на Ленинплац и стал искать контору Тюльпанова.

Вход в громадное серое здание через арку с северной стороны площади не произвел на него никакого впечатления, а взглянув на секретаршу, сидевшую в обшарпанном кабинете на третьем этаже, Армстронг никогда бы не подумал, что ее босс – восходящая звезда. Она посмотрела на его визитку и, казалось, ничуть не удивилась, что капитан британской армии зашел к ним без предварительной договоренности. Она молча повела Армстронга по длинному серому коридору, на облезлых стенах которого висели портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, и остановилась перед дверью без таблички с именем. Она постучала, открыла дверь и, шагнув в сторону, пропустила Армстронга в кабинет Тюльпанова. От неожиданности Армстронг застыл на пороге – перед его глазами предстала богато обставленная комната с антикварной мебелью и изысканными картинами на стенах. Однажды ему довелось побывать у генерала Темплера, военного коменданта британского сектора, и его кабинет выглядел не столь шикарно.

Майор Тюльпанов встал из-за стола и, мягко ступая по ковру, пошел навстречу своему гостю. Армстронг невольно отметил, что форма майора сшита гораздо лучше, чем его собственная.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель, капитан Армстронг, – приветствовал его советский офицер. – Я правильно выразился по-английски? – Он даже не пытался скрыть насмешку. – Вы прекрасно рассчитали время. Не желаете ли со мной отобедать?

– Благодарю, – по-русски ответил Армстронг. Тюльпанов не выразил удивления по поводу смены языков, он проводил гостя во вторую комнату, где был накрыт стол на двоих. В голову Армстронга невольно закралась мысль, что майор ждал его визита.

Как только Армстронг сел напротив Тюльпанова, в комнату вошел официант с двумя вазочками черной икры, за ним следовал второй – с бутылкой водки. Если майор таким образом пытался создать непринужденную обстановку, то ему это не удалось.

Тюльпанов высоко поднял свою до краев наполненную рюмку и провозгласил:

– За наше будущее процветание.

– За наше будущее процветание, – повторил Армстронг.

В эту минуту в комнату вошла секретарша майора и положила на стол рядом с Тюльпановым плотный коричневый конверт.

– А когда я говорю «наше», я и имею в виду именно «наше», – заявил майор и поставил рюмку, не обращая внимания на конверт.

Армстронг тоже опустил рюмку, но ничего не сказал в ответ. Одна из инструкций службы безопасности гласила, что он не должен брать на себя инициативу в разговоре.

– Итак, Любжи, – начал Тюльпанов, – я не стану зря тратить твое время и лгать о моей роли в русском секторе. Тем более что последние десять дней тебе вбивали в голову, кто меня направил в Берлин и какую роль я играю в этой новой «холодной войне» – так, кажется, вы это называете? – и теперь, как я подозреваю, ты знаешь обо мне больше, чем моя секретарша.

Он улыбнулся, зачерпнул ложкой щедрую порцию икры и отправил в рот. Армстронг неловко вертел в руках вилку, но ничего не ел.

– Но все дело в том, Любжи – или ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Джон? или Дик? – что я, конечно же, знаю о тебе больше, чем твоя секретарша, твоя жена и твоя мать вместе взятые.

Армстронг по-прежнему молчал. Он положил вилку, так и не притронувшись к икре.

– Понимаешь, Любжи, мы с тобой одного поля ягоды. Вот почему я уверен, что мы можем быть весьма полезны друг другу.

– Кажется, я вас не понимаю, – глядя ему в глаза, сказал Армстронг.

– Ну, к примеру, я могу точно сказать, где найти госпожу Клаус Лаубер. Могу тебя обрадовать – она даже не знает, что ее муж был владельцем «Дер Телеграф».

Армстронг сделал глоток водки. Рука, слава Богу, не дрожала, хотя сердце колотилось в два раза быстрее обычного.

Тюльпанов взял плотный коричневый конверт, открыл его, достал какой-то документ и подтолкнул его через стол к Армстронгу.

– И ей незачем об этом знать, если мы сумеем договориться.

Армстронг развернул объемный манускрипт и прочитал первый абзац завещания майора Клауса Отто Лаубера. Тем временем официант подал Тюльпанову вторую порцию икры.

– Но здесь говорится… – произнес Армстронг, перевернув третью страницу.

Тюльпанов расплылся в улыбке.

– Ага, вижу, ты добрался до того места, где сказано, что все акции «Дер Телеграф» достаются Арно Шульцу.

Армстронг поднял голову и в упор посмотрел на майора, но ничего не сказал.

– Конечно, это имеет значение, только если завещание существует, – сказал Тюльпанов. – Если этот документ никогда не выйдет на свет божий, акции автоматически перейдут к миссис Лаубер, и в этом случае я не вижу причины…

– Что вы хотите от меня взамен? – перебил его Армстронг.

Майор ответил не сразу, словно обдумывал его вопрос.

– Ну, может, иногда немного информации. В конце концов, Любжи, если я помогу тебе стать владельцем собственной газеты, хотя тебе нет еще и двадцати пяти, имею же я право получить хоть что-то взамен.

– Я не совсем понимаю, – сказал Армстронг.

– Все ты прекрасно понимаешь, – усмехнулся Тюльпанов, – но если хочешь, я тебе растолкую.

Армстронг взял вилку и, слушая майора, попробовал наконец икру.

– Для начала давай признаем один простой факт – ты, Любжи, даже не подданный Британии. И хотя они приняли тебя в свои ряды, – он сделал глоток водки, – уверен, ты уже сообразил, что это не означает, будто они считают тебя своим. Значит, пришло время решать, за какую команду ты играешь.

Армстронг съел еще икры. Ему понравилось.

– Вот увидишь, быть игроком нашей команды не так уж обременительно. Уверен, мы могли бы помочь друг другу продвинуться в «большой игре», как ее упорно продолжают называть британцы.

Армстронг отправил в рот остатки икры и надеялся, что ему предложат еще.

– Поразмысли над этим, Любжи, – Тюльпанов протянул руку через стол, забрал завещание и положил обратно в конверт.

– А пока, – сказал майор КГБ, – я дам тебе кое-какую информацию для твоих друзей из службы безопасности.

Он достал из внутреннего кармана лист бумаги и подтолкнул к Армстронгу. Армстронг прочитал и с удовольствием отметил, что все еще может понимать по-русски.

– Честно говоря, Любжи, у твоих людей уже есть этот документ, но они все равно будут рады получить подтверждение. Видишь ли, оперативников всех служб безопасности объединяет одно – любовь к бумажной работе. Так они доказывают, что занимаются нужным делом.

– Как он у меня оказался? – спросил Армстронг, подняв листок.

– Боюсь, сегодня у меня работает временная секретарша, которая вечно оставляет бумаги на столе без присмотра.

Дик улыбнулся и, сложив листок, спрятал в карман.

– Имей в виду, Любжи, эти ребята из твоей службы безопасности не такие дураки, как тебе могло показаться. Послушай моего совета: будь с ними осторожнее. Если ты решишь включиться в игру, в конечном счете, тебе придется предать либо тех, либо других, а если они узнают, что ты ведешь двойную игру, они избавятся от тебя без малейшего сожаления.

Армстронг слышал, как сильно бьется его сердце.

– Как я уже объяснил, – продолжал майор, – тебе не нужно принимать решение прямо сейчас. Несколько дней ничего не меняют. Я могу немного подождать и осчастливить господина Шульца чуть позже.

– У меня для тебя хорошие новости, Дик, – сказал полковник Оакшот, когда на следующее утро Армстронг явился с докладом в штаб. – Твои документы наконец оформили, и через месяц ты можешь вернуться в Англию.

Полковник удивился сдержанной реакции Армстронга, но решил, что у того голова занята чем-то другим.

– Форсдайк, правда, не обрадуется, когда узнает, что ты покидаешь нас, едва добившись такого успеха с майором Тюльпановым.

– Может, мне не стоит так торопиться, – произнес Армстронг, – раз у меня появился шанс завязать отношения с КГБ.

– Ты настоящий патриот, – восхитился полковник. – Что, если я приторможу оформление, а ты мне просемафоришь, когда приспичит.

Армстронг говорил по-английски так же свободно, как остальные офицеры британской армии, но Оакшоту иногда удавалось пополнить его словарь новыми выражениями.

Шарлотта давила на него, изводила вопросами, когда же они наконец уедут из Берлина, и в тот вечер она объяснила ему, почему это вдруг стало так важно. Выслушав ее, Дик понял, что больше не может ее обманывать. В ту ночь он остался дома с Шарлоттой и, сидя на кухне, рассказал ей, как он планирует устроить их жизнь в Англии.

Утром он нашел какой-то предлог для посещения русского сектора и, получив подробные инструкции от Форсдайка, за несколько минут до обеда вошел в кабинет Тюльпанова.

– Привет, Любжи, как дела? – поздоровался офицер КГБ, вставая из-за стола. Армстронг сдержанно кивнул. – А главное – ты принял решение, с какой стороны будешь подавать?

Армстронг с недоумением смотрел на него.

– Чтобы понять англичан, – пояснил Тюльпанов, – сначала нужно разобраться в крикете. Игра начинается только после жеребьевки. Правда, глупо давать другой стороне шанс? Ты уже подбросил монетку, Любжи? Вот о чем я все время думаю. И если да, что ты решил – подавать или отбивать?

– Прежде чем принять окончательное решение, я хочу встретиться с госпожой Лаубер, – сказал Дик.

Майор прошелся по комнате, поджав губы, словно обдумывал требование Армстронга.

– Есть одна старая английская поговорка, Любжи. Было бы желание…^[13]

Армстронг озадаченно посмотрел на него.

– Нужно еще кое-что знать об англичанах – у них ужасные каламбуры. Но при всех их разговорах о том, что они называют честной игрой, они безжалостны, если дело доходит до защиты своего положения. Итак, если ты хочешь увидеть госпожу Лаубер, нам придется отправиться в Дрезден.

– В Дрезден?

– Да. Госпожа Лаубер благополучно устроилась в самом центре советского сектора. Для тебя это даже лучше. Но, думаю, нам стоит подождать несколько дней.

– Почему? – спросил Армстронг.

– Ты еще многого не знаешь о британцах, Любжи. Если ты овладел их языком, это еще не значит, что ты можешь читать их мысли. Англичане любят порядок. Если ты вернешься сюда завтра, у них сразу появятся подозрения. А если через неделю, они даже не обратят на это внимания.

– И что мне им доложить?

– Скажи, что я осторожничал, что ты «все еще прощупываешь почву», – Тюльпанов снова улыбнулся. – Но можешь сказать им, что я интересовался человеком по имени Арбутнот, Пьер Арбутнот, и спрашивал, правда ли, что он скоро займет пост в Берлине? Ты ответил, что никогда о нем не слышал, но постараешься выяснить.

Вернувшись в британский сектор, Армстронг пересказал Форсдайку бо́льшую часть разговора. Он ожидал, что ему объяснят, кто такой Арбутнот и когда он приедет в Берлин, но Форсдайк лишь сказал:

– Он просто тебя проверяет. Он точно знает, кто такой Арбутнот и когда он приступит к своим обязанностям. Когда ты сможешь снова побывать в русском секторе, не вызывая подозрений?

– В следующую среду или четверг у меня плановая встреча с русскими по поводу поставки бумаги.

– Хорошо. Если «случайно» окажешься неподалеку, зайди к Тюльпанову и скажи, что не смог вытянуть из меня никакой информации об Арбутноте.

– А это не вызовет у него подозрений?

– Нет, он скорее начнет подозревать тебя, если окажется, что тебе что-то известно об этом человеке.

На следующий день за завтраком Шарлотта и Дик снова поссорились из-за возвращения в Британию.

– Сколько еще предлогов ты придумаешь, чтобы оттянуть отъезд? – возмущалась она.

Дик не стал отвечать. Не глядя на нее, он схватил свою трость и фуражку и выскочил за дверь.

Рядовой Бенсон отвез его прямо в контору, и, не успев войти в кабинет, он немедленно вызвал к себе Сэлли. Она вошла с пачкой документов на подпись и приветливо улыбнулась. Час спустя она вернулась за свой стол и чувствовала себя так, будто побывала в мясорубке. Она предупредила всех, чтобы до конца дня они держались подальше от капитана, потому что он в самом дурном расположении духа. К среде его настроение не улучшилось, и в четверг вся команда вздохнула с облегчением, узнав, что его не будет в конторе весь день.

Около десяти утра Бенсон привез его в русский сектор. С кожаным саквояжем в руке Армстронг вышел из джипа и приказал водителю возвращаться в британский сектор. Он прошел через огромную арку к конторе Тюльпанова и с удивлением обнаружил, что у входа в здание его ждет секретарша майора.

Не говоря ни слова, она повела его по вымощенному булыжником двору к большому черному мерседесу, открыла дверцу, и Армстронг сел на заднее сиденье рядом с Тюльпановым. Мотор уже работал, и, не дожидаясь указаний, водитель выехал на площадь и двинулся в сторону автобана.

Майор не выказал никакого удивления, когда Армстронг передал ему разговор с Форсдайком и сообщил, что не сумел ничего узнать об Арбутноте.

– Они тебе пока не доверяют, Любжи, – пояснил Тюльпанов. – Понимаешь, ты – не один из них. И, возможно, никогда им не станешь.

Армстронг нахмурился и стал смотреть в окно.

Выехав за черту города, они взяли направление на юг в сторону Дрездена. Через несколько минут Тюльпанов нагнулся и передал Армстронгу небольшой потрепанный чемоданчик с инициалами «К.Л.».

– Что это? – спросил Дик.

– Все имущество, оставшееся после славного майора, – ответил Тюльпанов. – Во всяком случае, то наследство, на которое может рассчитывать его вдова. – Он протянул Армстронгу плотный коричневый конверт.

– А это? Еще какое-то наследство?

– Нет. Это сорок тысяч марок, которые Лаубер заплатил Шульцу за пакет акций «Дер Телеграф». Видишь ли, если в дело замешаны британцы, я всегда стараюсь действовать по правилам. «Играй, играй и не сдавайся!»^[14] – сказал Тюльпанов и после небольшой паузы добавил: – Полагаю, теперь у тебя есть все необходимые документы.

Армстронг кивнул и спрятал конверт в кожаный саквояж. Он снова отвернулся и стал смотреть на мелькавший за окном пейзаж. Он был потрясен видом разрушений и не понимал, почему они ничего не восстанавливают – ведь война уже кончилась. Он обдумывал, как вести себя с госпожой Лаубер, и молчал всю дорогу, пока они не подъехали к окраине Дрездена.

– Водитель знает, куда ехать? – спросил Армстронг, когда они миновали указатель ограничения скорости до 40 километров.

– Разумеется, – ухмыльнулся Тюльпанов. – Ты не первый, кого он везет к этой пожилой даме. Он владеет информацией.

Армстронг бросил на него недоуменный взгляд.

– Вот поселишься в Лондоне, Любжи, и кто-нибудь объяснит тебе смысл этого выражения.

Через несколько минут они остановились в центре около мрачного бетонного многоквартирного дома, который выглядел так, будто в него только вчера попала бомба.

– Квартира шестьдесят три, – сообщил Тюльпанов. – Лифта, правда, нет, Любжи, так что придется тебе карабкаться наверх ножками. Хотя уж в чем-чем, а в этом ты особенно хорош.

Армстронг вышел из машины, держа в руках свой кожаный саквояж и потрепанный чемоданчик майора, и зашагал по заросшей дорожке к подъезду довоенного десятиэтажного дома. Он поднялся по бетонной лестнице, радуясь, что госпожа Лаубер живет не на последнем этаже. На шестом этаже он свернул в узкий неоштукатуренный коридор и остановился перед дверью, рядом с которой на стене красной краской была намалевана цифра «63».

Дик постучал тростью по стеклу, и через несколько минут дверь открыла пожилая женщина. Казалось, она ничуть не удивилась, увидев у себя на пороге британского офицера. Она провела его по убогому темному коридору в крошечную холодную комнату с окнами, выходившими на точно такой же десятиэтажный дом. Армстронг сел напротив нее рядом с электрообогревателем, в котором работала только одна пластина из двух.

Старуха съежилась на стуле, закутавшись в рваный платок, и Армстронга охватила дрожь.

– Я видел вашего мужа в Уэльсе незадолго до его смерти, – начал он. – Он попросил меня передать вам это. – Он протянул ей потрепанный чемодан.

Госпожа Лаубер похвалила его немецкий, потом открыла чемодан, достала оттуда фотографию в рамке, на которой была изображена с мужем в день свадьбы. Следом появилась фотография молодого человека – вероятно, их сына, решил он. По ее печальному взгляду Армстронг понял, что он, видимо, погиб на войне. Потом она вытащила еще несколько вещей, в том числе сборник стихов Райнера Марии Рильке и старые деревянные шахматы.

Последними она достала три медали мужа. Потом подняла голову и с надеждой спросила:

– Он передал с вами какое-нибудь сообщение для меня?

– Только что он скучает. И еще он просил, чтобы вы отдали шахматы Арно.

– Арно Шульцу, – вздохнула она. – Вряд ли он еще жив. – Она помолчала. – Понимаете, бедняга был евреем. Мы потеряли с ним связь во время войны.

– Значит, я возьму это на себя и постараюсь выяснить, что с ним, – Армстронг наклонился и взял ее за руку.

– Вы так добры, – сказала она, вцепившись в него костлявыми пальцами. Она не сразу отпустила его руку. Потом взяла шахматы и протянула ему. – Я очень надеюсь, что он еще жив, – произнесла она. – Арно был чудесным человеком.

Армстронг кивнул.

– Муж еще что-нибудь передал для меня?

– Да. Он хотел, чтобы вы вернули Арно его акции. Сказал, что это его последнее желание.

– Какие акции? – впервые за время разговора в ее голосе прозвучала тревога. – Они ничего не говорили об акциях, когда приходили ко мне.

– По-видимому, вскоре после прихода Гитлера к власти Арно продал герру Лауберу акции какого-то издательства, и ваш муж обещал вернуть их сразу после окончания войны.

– Конечно, я бы с радостью их вернула, – дрожа от холода, сказала старуха. – Но, к сожалению, у меня нет никаких акций. Может, Клаус написал завещание…

– Увы, нет, госпожа Лаубер, – покачал головой Армстронг. – Во всяком случае, мы его не обнаружили.

– Как это непохоже на Клауса, – вздохнула она. – Он всегда был такой педантичный. Но, наверное, оно затерялось где-нибудь в русской зоне. Русским нельзя доверять, знаете ли, – прошептала она.

Армстронг согласно кивнул.

– Это не проблема, – заверил он, снова беря ее за руку. – У меня есть документ, который дает мне право позаботиться, чтобы Арно Шульц, если он еще жив, получил акции, принадлежащие ему по праву.

– Спасибо, – улыбнулась госпожа Лаубер. – Какое счастье знать, что это дело находится в руках британского офицера.

Армстронг достал из саквояжа договор на четырех листах и открыл последнюю страницу. Указав госпоже Лаубер на два поставленных карандашом крестика, он протянул ей свою ручку. Она поставила корявую подпись, не прочитав ни одного пункта, ни единой статьи договора. Как только чернила высохли, Армстронг спрятал документ в саквояж и защелкнул замок. Он с улыбкой посмотрел на госпожу Лаубер.

– Мне пора возвращаться в Берлин, – сказал он, поднимаясь со стула. – Я сделаю все возможное, чтобы найти герра Шульца.

– Спасибо, – госпожа Лаубер медленно встала и проводила его обратно по коридору к двери. – До свидания, – попрощалась она, когда он вышел на площадку, – я вам очень благодарна, что вы проделали такой путь ради меня. – Она слабо улыбнулась и закрыла дверь.

– Ну что? – спросил Тюльпанов, когда Армстронг снова сел в машину.

– Она подписала договор.

– Я так и думал, – заметил Тюльпанов.

Автомобиль развернулся и направился в Берлин.

– И что дальше? – поинтересовался Армстронг.

– Ты уже бросил монетку, – усмехнулся майор. – И выиграл жеребьевку. Ты решил встать на подачу. Хотя, должен сказать, то, что ты сейчас проделал с госпожой Лаубер, вряд ли можно назвать игрой в крикет.

Армстронг вопросительно посмотрел на него.

– Даже я думал, что ты отдашь ей сорок тысяч марок, – сказал Тюльпанов. – Но наверняка ты передашь Арно… – он сделал паузу – …шахматы.

На следующее утро капитан Ричард Армстронг зарегистрировал право собственности на «Дер Телеграф» в Британской контрольной комиссии. Хотя один чиновник удивленно поднял брови, а другой заставил ждать больше часа, в конечном счете секретарь поставил печать на документ, узаконивающий сделку и подтверждающий, что капитан Армстронг является единоличным владельцем газеты.

Шарлотта постаралась скрыть свои истинные чувства, когда муж рассказал ей о своей «удаче». Она не сомневалась, что теперь их отъезд в Англию снова откладывается. Правда, она вздохнула с облегчением, когда Дик согласился на ее поездку к родителям в Лион, где она собиралась рожать их первенца: Шарлотта твердо решила, что ее ребенок начнет свою жизнь гражданином Франции.

Арно Шульца удивил внезапно вновь пробудившийся интерес Армстронга к «Дер Телеграф». Он стал вносить свою лепту в утренние редакционные совещания и даже катался по ночам с фургонами, развозившими газеты по городу. Арно решил, что новый энтузиазм босса напрямую связан с отсутствием Шарлотты.

Через несколько недель они впервые продали 300 тысяч экземпляров за день, и Арно признал, что ученик превзошел учителя.

Месяц спустя капитан Армстронг взял десятидневный отпуск по семейным обстоятельствам и отправился в Лион на рождение своего первого ребенка. Он был счастлив, когда Шарлотта подарила ему сына, которого они назвали Давид. Сидя на кровати с ребенком на руках, он пообещал Шарлотте, что они скоро уедут в Англию и начнут новую жизнь втроем.

Через неделю он вернулся в Берлин, полный решимости сказать полковнику Оакшоту, что пришло время ему подать в отставку и вернуться в Англию.

Он бы так и сделал, если бы не прием у Арно Шульца по случаю его шестидесятилетия.

ГЛАВА 14

АДЕЛАИД ГАЗЕТТ, 13 марта 1956 года:

МЕНЗИС ОСТАЕТСЯ

Впервые Таунсенд увидел ее, когда летел в Сидней. Он читал «Газетт»: передовицу следовало переставить на третью полосу, и заголовок был слабоват. Теперь «Газетт» удерживала монополию в Аделаиде, но постепенно становилась все менее интересной. Надо было убрать Фрэнка Бейли из редакторского кресла сразу после слияния, но он хотел сначала избавиться от сэра Колина. Кит нахмурился.

– Хотите еще кофе, мистер Таунсенд? – спросила она.

Подняв голову, Таунсенд увидел стройную девушку, которая держала в руке кофейник и улыбалась. Лет двадцати пяти, с кудрявыми светлыми волосами и голубыми глазами, в которые все время хотелось смотреть.

– Да, – ответил он, хотя выпил уже две чашки. Она улыбнулась – улыбкой стюардессы, улыбкой, одинаковой для всех, будь ты толстый или худой, богатый или бедный.

Таунсенд отложил «Газетт» и попытался сосредоточиться на предстоявшем совещании. Недавно он купил за полмиллиона фунтов небольшую издательскую фирму, которая специализировалась на дешевых газетах, распространявшихся в западных предместьях Сиднея. Сделка не принесла ему ничего, кроме возможности закрепиться в крупнейшем городе Австралии.

Это произошло на ежегодном приеме издателей газет и книг в «Кук-Отеле». Когда торжественная часть закончилась, к его столику подошел мужчина лет двадцати семи, ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, с квадратным подбородком, огненно-рыжими волосами и плечами, как у нападающего первой линии, и прошептал ему на ухо:

– Я буду ждать вас в мужском туалете.

Таунсенд не знал, то ли смеяться, то ли просто не обращать на него внимания. Но любопытство взяло верх, и через несколько минут он встал и направился между столами в мужской туалет. Рыжий мыл руки в угловой раковине. Таунсенд подошел к соседней раковине и открыл кран.

– В какой гостинице вы остановились? – спросил рыжий.

– В «Таун-Хауз», – ответил Кит.

– В каком номере?

– Понятия не имею.

– Я узнаю. Я приду к вам в номер около полуночи. Если вас, конечно, интересует, как заполучить «Сидней Кроникл».

Рыжий закрыл кран, вытер руки и вышел.

Когда они снова встретились, Таунсенд узнал, что заговоривший с ним на приеме человек – заместитель редактора «Кроникл» Брюс Келли. По его словам, сэр Сомерсет Кенрайт собирается продать газету, так как она больше не вписывается в его издательскую группу.

– Вам не понравился кофе? – спросила она.

Таунсенд посмотрел на нее, потом опустил взгляд на нетронутый кофе.

– Нет, все в порядке, спасибо, – ответил он. – Просто задумался.

Она одарила его той же улыбкой, забрала чашку и пошла дальше по проходу. Он снова попытался сосредоточиться.

Когда он впервые обсудил эту идею с матерью, она сказала, что отец всю жизнь мечтал стать владельцем «Кроникла», хотя ее собственное отношение к этому было двойственным. Сейчас он направлялся в Сидней, вот уже в третий раз за последнее время, на очередное совещание с высшим руководством сэра Сомерсета, чтобы обсудить условия возможной сделки. И один из этих высших руководителей все еще был у него в долгу.

Последние несколько месяцев юристы Таунсенда работали в тандеме с юристами сэра Сомерсета, и вот теперь обе стороны почти договорились.

– Старик считает, что ты – меньшее из двух зол, – предупреждал его Келли. – Он смирился с мыслью, что его сын не годится для этой работы, но он не хочет, чтобы газета попала в руки к Уолли Хэкеру. Он никогда его не любил и никогда ему не доверял. Насчет тебя он не уверен, хотя с теплотой вспоминает твоего отца.

С тех пор как Келли сообщил ему эту бесценную информацию, Таунсенд упоминал имя отца при каждой встрече с сэром Сомерсетом.

Когда самолет вырулил на посадочную полосу и остановился в аэропорту «Кингсфорд-Смит», Таунсенд отстегнул ремень безопасности, подхватил свой портфель и направился к выходу.

– Всего доброго, мистер Таунсенд, – сказала она. – Надеюсь, вы снова полетите самолетом компании «Остэйр».

– Непременно, – пообещал он. – Вообще-то, я возвращаюсь сегодня вечером.

Лишь нетерпеливая очередь пассажиров, напиравших сзади, помешала ему спросить, будет ли она работать на вечернем рейсе.

Когда такси остановилось на Питт-Стрит, Таунсенд посмотрел на часы и обнаружил, что у него есть еще несколько минут. Он расплатился с водителем и, лавируя среди машин, перебежал на другую сторону улицы. Ступив на тротуар, он повернулся и долго разглядывал здание, в котором помещалась самая раскупаемая газета Австралии. Жаль, что отец не дожил до этой минуты и не увидит, как он заключит эту сделку.

Он вернулся обратно, вошел в здание и стал мерить шагами приемную. Наконец из лифта появилась пожилая элегантно одетая женщина, подошла к нему и сказала:

– Сэр Сомерсет ждет вас, мистер Таунсенд.

В просторном кабинете с видом на гавань Таунсенда приветствовал человек, на которого он с самого детства смотрел с благоговением и восхищением. Сэр Сомерсет тепло пожал ему руку.

– Кит, рад тебя видеть. Насколько я знаю, ты учился в школе с моим исполнительным директором. – Мужчины молча пожали друг другу руки. – Но, кажется, ты не встречался с редактором «Кроникл» Ником Уотсоном.

– Нет, не имел удовольствия, – Таунсенд пожал руку Уотсону. – Но, разумеется, ваша репутация мне известна.

Сэр Сомерсет жестом пригласил всех садиться вокруг большого стола для заседаний и занял место во главе.

– Видишь ли, Кит, – начал старик, – я очень горжусь этой газетой. Даже Бивербрук пытался купить ее у меня.

– Я его понимаю, – вставил Таунсенд.

– Думаю, и твой отец гордился бы тем уровнем, на который мы подняли журналистику.

– Он всегда отзывался о ваших газетах с глубоким уважением. Должен признаться, в применении к «Кроникл» наиболее подходящим было бы слово «зависть».

Сэр Сомерсет улыбнулся.

– Спасибо за добрые слова, сынок. – Он немного помолчал. – Ну что ж, похоже, за прошедшие недели наши команды пришли к соглашению почти по всем вопросам. Таким образом, если ты можешь заплатить миллион девятьсот тысяч фунтов, которые предложил мне Уолли Хэкер, и – что для меня не менее важно – согласен оставить Ника на посту редактора, а Дункана на посту исполнительного директора, – думаю, можно считать, что сделка состоялась.

– Было бы глупо не опереться на их обширные знания и богатый опыт, – сказал Таунсенд. – Оба они – профессионалы высочайшего класса, и, разумеется, я буду рад работать с ними. Хотя должен вам сказать, я не вмешиваюсь во внутренние дела моих газет, тем более в редакционную политику. Это не мой стиль.

– Вижу, ты многому научился у своего отца, – заметил сэр Сомерсет. – Так же как он и как ты, я не вмешиваюсь в повседневное руководство газетой. Это всегда кончается слезами.

Таунсенд согласно кивнул.

– Итак, думаю, на данном этапе нам больше нечего обсуждать, поэтому предлагаю перейти в столовую и закусить. – Старик обнял Таунсенда за плечи. – Жаль только, твоего отца нет сейчас с нами.

По дороге в аэропорт улыбка не сходила с лица Таунсенда. Вот будет удача, если она окажется на обратном рейсе. Его улыбка стала шире, когда он пристегнул ремень и стал мысленно репетировать, что он ей скажет.

– Надеюсь, поездка в Сидней была плодотворной, мистер Таунсенд, – произнесла она, предложив ему вечернюю газету.

– Еще какой плодотворной, – ответил он. – Может, вы согласитесь поужинать сегодня со мной и вместе отпраздновать мой успех?

– Вы очень любезны, сэр, – сказала она, делая ударение на слове «сэр», – но, боюсь, это против политики компании.

– Могу я узнать, как вас зовут? Или это тоже против политики компании?

– Нет, сэр. Меня зовут Сьюзен. – Она улыбнулась ему той самой улыбкой и пошла дальше по проходу.

Вернувшись домой, он первым делом приготовил себе бутерброд с сардинами. Но тут зазвонил телефон. Это был Клайв Джарвис, старший партнер в фирме «Джарвис, Смит и Томас». Клайв беспокоился из-за некоторых тонкостей договора, вроде соглашений о компенсации и списания запасов.

Только Таунсенд положил трубку, как раздался новый звонок, который отнял у него гораздо больше времени. Звонил Тревор Мичем, его бухгалтер, который по-прежнему считал, что 1,9 миллиона – слишком высокая цена.

– У меня нет выбора, – сказал Таунсенд. – Уолли Хэкер уже предложил ту же сумму.

– Хэкер в состоянии заплатить намного больше, – последовал ответ. – Я считаю, мы должны настаивать на поэтапной оплате, рассчитанной по данным тиража за этот год, а не по общим данным за последние десять лет.