Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

– Позвоню, как только что-нибудь узнаю, – Кирби встал.

Армстронг проводил его до двери и обнял за плечи, когда они вышли в комнату Сэлли. Пожав ему руку, Армстронг повернулся к секретарше и сказал:

– Для Дерека я всегда доступен. Соединяйте меня с ним в любое время дня и ночи, с кем бы я в это время ни был.

После ухода Кирби Сэлли зашла в кабинет к Армстронгу. Он уже читал первую страницу из досье Шервудов.

– Вы действительно хотите, чтобы я соединяла Кирби с вами в любое время дня и ночи?

– В обозримом будущем – да. А сейчас мне нужно, чтобы ты подчистила мой график и высвободила для меня время – я должен поехать в Париж и встретиться с неким Александром Шервудом. Если встреча пройдет успешно, я еще полечу в Нью-Йорк к его невестке.

Сэлли стала листать его ежедневник.

– У вас сплошные встречи, ни одного окошка, – сообщила она.

– Как у чертова дантиста, – буркнул Армстронг. – Отмени их все, пока я буду обедать. И внимательно прочитай это досье. Думаю, тогда поймешь, почему мне необходимо увидеться с мистером Шервудом – но больше никто не должен об этом знать.

Он посмотрел на часы и вышел из кабинета. В коридоре его взгляд остановился на новой машинистке, которую он заметил утром. На этот раз она подняла глаза и улыбнулась. В машине он попросил Рега все о ней выяснить.

За обедом Армстронг не мог сосредоточиться – хотя его гостем был член кабинета министров, – потому что уже воображал, каково быть владельцем «Глоуб». В любом случае он слышал, что после очередной перестановки в парламенте этот министр скоро потеряет должность. Потом он смотрел, как министр уезжает на машине с шофером, и мысленно пожелал ему не слишком привыкать к этой роскоши. Когда он сел на заднее сиденье своей машины, его мысли снова вернулись к «Глоуб».

– Простите, сэр, – сказал Бенсон, глядя в зеркало заднего вида.

– В чем дело? – рявкнул Армстронг.

– Вы просили узнать насчет девушки.

– Ах да, – смягчился Армстронг.

– Ее зовут Шерон Левитт. Она временно замещает секретаршу мистера Уэйкхема, пока та в отпуске. Она будет работать всего пару недель.

Армстронг кивнул. Когда он вышел из лифта, к его разочарованию, девушки уже не было за столом в углу.

Сэлли проследовала за ним в кабинет, держа в руках его ежедневник и пачку бумаг.

– Если ты отменишь свое выступление перед профсоюзом печатников в субботу вечером, – говорила она на ходу, – и обед с женой в воскресенье…

Армстронг раздраженно отмахнулся.

– У нее день рождения, – напомнила Сэлли.

– Пошли ей букет цветов, выбери подарок в «Хэрродзе» и напомни мне, чтобы я ей позвонил.

– В таком случае в выходные ты свободен.

– Что насчет Александра Шервуда?

– Перед самым обедом я позвонила его секретарше в Париж. К моему удивлению, Шервуд сам перезвонил мне через несколько минут.

– И?

– Он даже не спросил, зачем ты хочешь с ним встретиться. Просто пригласил тебя на обед к часу в субботу у него дома на Монмартре, если ты не возражаешь.

– Отлично, Сэлли. До встречи с ним мне еще нужно поговорить с поварихой.

– Лизой Мильтон, – подсказала Сэлли. – Утром того же дня она позавтракает с тобой в «Георге Пятом».

– Значит, на сегодня тебе остается только закончить с почтой.

– Ты забыл, что я записалась на прием к стоматологу на четыре. Я уже два раза его переносила, и теперь зуб болит так…

Армстронг уже хотел сказать, чтобы она перенесла и в третий раз, но прикусил язык.

– Конечно, иди, Сэлли. Попроси секретаршу мистера Уэйкхема заменить тебя.

Сэлли не могла скрыть удивления – с самого первого дня, как она начала у него работать, Дик никому не позволял ее замещать.

– По-моему, он на пару недель взял временную секретаршу, – заволновалась она.

– Ничего. Это всего лишь почта.

– Я схожу за ней, – сказала Сэлли.

На столе зазвонил личный телефон Армстронга. Это был Стивен Халлет. Он доложил, что подал иск о клевете против редактора «Дейли Мейл», и посоветовал Дику на несколько дней занять сдержанную позицию.

– Ты узнал, откуда вообще просочилась эта история? – спросил Армстронг.

– Нет, но подозреваю, что ветер дует из Германии, – ответил Халлет.

– Все это было сто лет назад, – возразил Армстронг. – К тому же, я лично был на похоронах Юлиуса Ганна, так что это точно не он. Я все-таки считаю, что это Таунсенд.

– Не знаю, кто это, но этот кто-то хочет тебя дискредитировать. Думаю, следующие несколько недель нам придется затыкать им рот повестками в суд. Будут теперь думать, прежде чем что-то публиковать.

– Присылай мне все статьи, где упоминается мое имя, – распорядился он. – Если возникнет что-то срочное, в выходные я буду в Париже.

– Везет, – вздохнул Халлет. – Передавай привет Шарлотте.

В кабинет вернулась Сэлли. Следом за ней шла высокая стройная блондинка в мини-юбке, которую могла себе позволить только девушка с идеальными ногами.

– У меня наклевывается серьезная сделка, – чуть громче произнес Армстронг.

– Понимаю, – ответил Стивен. – Держи меня в курсе.

Армстронг положил трубку и приветливо улыбнулся временной секретарше.

– Это Шерон. Я сказала, что ей предстоит обычная работа, и в пять вы ее отпустите, – сказала Сэлли. – Утром я буду на месте.

Взгляд Армстронга задержался на лодыжках Шерон, потом медленно пополз вверх. Он даже не взглянул в сторону Сэлли, когда она попрощалась с ним:

– До завтра.

Таунсенд дочитал статью в «Дейли Мейл», развернулся на стуле и стал смотреть в окно на Сиднейскую гавань. Нелицеприятное описание упорного восхождения Любжи Хоха и его стремления стать признанным в Британии газетным магнатом. В статье цитировались анонимные высказывания сослуживцев Армстронга из Собственного королевского полка, немцев, которые сталкивались с ним в Берлине, и бывших служащих.

Большая часть материала для статьи была взята из биографии, которую несколько недель назад написала Кейт для «Санди Континент». Таунсенд понимал, что австралийцам не интересна жизнь Ричарда Армстронга. Но скоро статья окажется на столе каждого редактора на Флит-Стрит, и тогда это будет лишь вопросом времени, когда она дойдет до британских читателей. Ему было только интересно, какая газета перепечатает ее первой.

Он знал, что вскоре Армстронг выяснит, откуда ветер дует, и это доставляло ему дополнительное удовольствие. Нед Брюэр, шеф его лондонского бюро, недавно сказал ему, что статьи о частной жизни Армстронга стали появляться реже с тех пор как на редакторов, как конфетти, посыпались повестки в суд.

Таунсенд с нарастающей яростью наблюдал, как Армстронг постепенно превращает ВРГ в мощную стартовую площадку на севере Англии. Но он прекрасно знал, к чему на самом деле стремится этот человек. Таунсенд уже внедрил двух своих человек в контору Армстронга на Флит-Стрит, и они докладывали ему обо всех, кто назначал с ним встречи. Последнего посетителя, Дерека Кирби, бывшего редактора «Экспресса», Армстронг, провожая, обнимал за плечи. Советники Таунсенда полагали, что Кирби, вероятно, претендует на должность редактора одной из региональных газет ВРГ. Таунсенд не был в этом уверен и дал указание немедленно докладывать ему, если Армстронг проявит интерес к покупке чего-нибудь.

– Чего угодно, – повторил он.

– ВРГ настолько важна для тебя? – однажды спросила Кейт.

– Нет, но человек, опустившийся до того, чтобы использовать мою мать для достижения своей цели, должен получить по заслугам.

Таунсенду регулярно докладывали о приобретениях Армстронга. Теперь тот контролировал девятнадцать местных и региональных газет и пять окружных журналов, и он, безусловно, сделал удачный ход, когда завладел 25 процентами акций Ланкаширского телевидения и 49 процентами региональной радиостанции в обмен на привилегированные акции собственной компании. Его последней авантюрой был запуск «Лондон Ивнинг Пост». Но Таунсенд знал, что Армстронг, как и он сам, мечтает стать владельцем ежедневной общенациональной газеты.

За прошедшие четыре года Таунсенд купил еще три австралийские ежедневные газеты, воскресный и еженедельный журнал. Теперь у него были газеты в каждом штате Австралии, и в стране не было политика или предпринимателя, который отказался бы подойти к телефону, если ему звонил Таунсенд. За прошедший год он раз десять побывал в Америке, выбирая города с преобладанием сталелитейной, угольной или автомобильной промышленности – компании, работавшие в этих отраслях, как правило, контролировали местные газеты. Если выяснялось, что у подобной компании проблемы с потоком наличности, он немедленно подключался и быстро подписывал договор о покупке газеты. Почти каждый раз оказывалось, что штаты в его новом приобретении непомерно раздуты, а управление никуда не годится, потому что ни у кого в правлении не было личного опыта руководства газетой. Он увольнял половину сотрудников, ставил своих людей на руководящие должности, и в результате за какие-то несколько месяцев сальдо балансового отчета меняло свой знак с минуса на плюс.

С таким подходом ему удалось заполучить девять городских газет от Сиэтла до Северной Каролины, а это, в свою очередь, позволило создать компанию, достаточно крупную, чтобы выступить с заявкой на покупку одной из ведущих газет Америки, если вдруг подвернется такая возможность.

В некоторых поездках его сопровождала Кейт, и хотя он хотел на ней жениться, он все же не был уверен – после печального опыта со Сьюзен, – что готов предложить кому-то провести остаток жизни, переезжая с места на место и нигде не пуская корни.

Если он и завидовал Армстронгу, то только в том, что у Дика был сын, которому можно передать империю.

ГЛАВА 23

ТАЙМС, 29 октября 1966 года:

ТОННЕЛЬ ПОД ЛА-МАНШЕМ – ВПЕРЕДИ ЧЕТЫРЕ ГОДА СТРОИТЕЛЬСТВА

– Мисс Левитт будет сопровождать меня в Париж, – заявил Армстронг. – Забронируй два билета первого класса и мой обычный номер в «Георге Пятом».

Сэлли выполнила его распоряжения, словно это было обычное деловое поручение. Она с улыбкой думала: сколько будет обещаний за эти дни, какие золотые горы Дик посулит девушке, а на следующий же день все забудет – ни подарков, ни должностей она не дождется. В понедельник утром ей придется заплатить девушке наличными, как и ее предшественницам, но по более высокой почасовой ставке – ни одно агентство не посмело бы запросить такую сумму даже за секретаршу самой высокой квалификации.

Когда Армстронг в понедельник вернулся из Парижа, Шерон не было видно. Сэлли решила, что девушка даст о себе знать чуть позже.

– Как прошла встреча с Александром Шервудом? – поинтересовалась она, положив ему на стол утреннюю почту.

– Мы договорились о цене за его долю в «Глоуб», – торжествующе сообщил Армстронг. Не успела Сэлли расспросить о подробностях, как он добавил: – Теперь ты должна раздобыть каталог аукциона Сотби, который состоится в Женеве в четверг утром.

Не моргнув глазом Сэлли перевернула три страницы ежедневника.

– В четверг утром у тебя встречи в десять, одиннадцать и одиннадцать сорок пять утра и ленч с Уильямом Барнетсоном, президентом «Рейтер». Ты уже дважды его переносил.

– Значит, придется перенести в третий раз, – сказал Армстронг, даже не взглянув на нее.

– Включая встречу с главным секретарем Казначейства?

– Включая все, – отрезал он. – Забронируй на вечер среды два билета первого класса до Женевы и мой обычный номер в «Ричмонде» с видом на озеро.

Выходит, Шерон как-ее-там удостоилась второго свидания.

Сэлли перечеркнула семь встреч, назначенных на четверг, прекрасно понимая, что у Дика должна быть веская причина, чтобы отказать члену кабинета министров и президенту «Рейтер». Но что он хочет купить? Раньше его интересовали только газеты, но ведь на аукционе газету не купишь.

Сэлли вернулась в свой кабинет и попросила Бенсона съездить в Сотби на Бонд-Стрит и купить каталог их аукциона в Женеве. Когда Рег привез его час спустя, ее недоумение только усилилось. Прежде Дик никогда не проявлял интереса к коллекционированию яиц. Может, это русские корни заговорили? Ведь не может же Шерон рассчитывать на Фаберже после двух ночей работы?

В среду вечером Дик с Шерон прилетели в столицу Швейцарии и зарегистрировались в гостинице «Ричмонд». Перед ужином они прогулялись в центр города к гостинице «Де Берг», где Сотби всегда проводит свои женевские аукционы, и осмотрели зал, где будут проходить торги.

Армстронг наблюдал, как служащие гостиницы расставляют стулья, и подсчитал, что здесь соберется человек четыреста. Он медленно обошел зал, решая, где ему лучше сесть, чтобы хорошо видеть аукциониста, а также девять телефонов, стоявшие на возвышении в углу зала. Перед уходом он остановился и еще раз обвел взглядом зал.

Как только они вернулись в свою гостиницу, Армстронг направился прямиком в ресторан с видом на озеро и уселся за столик в углу. Метрдотель даже не успел сказать, что столик заказан. Он сделал заказ для себя, потом передал меню Шерон.

В ожидании первого блюда он намазал маслом булочку, лежавшую на его тарелке. Съев ее, он протянул руку и взял булочку с тарелки Шерон. Она листала каталог Сотби.

– Страница сорок девять, – с набитым ртом сказал он.

Шерон быстро перевернула несколько страниц. Ее взгляд остановился на предмете, название которого она не могла произнести.

– Это для коллекции? – спросила она в надежде, что это подарок для нее.

– Да, – откусив от булки, ответил он, – но не для моей. До прошлой недели я никогда не слышал о Фаберже, – признался он. – Это просто часть крупной сделки, которой я сейчас занимаюсь.

Взгляд Шерон спустился вниз, пропуская подробное описание того, как шедевр тайком от большевиков вывезли из России после 1917 года, и остановился на приблизительной цене.

Армстронг опустил руку под стол и положил ее на колено девушке.

– Как далеко ты готов зайти? – спросила она. И в эту минуту к столику подошел официант и поставил большую вазочку с икрой.

Армстронг быстро убрал руку и переключился на икру.

После выходных в Париже они теперь каждую ночь проводили вместе, и Дик не мог вспомнить, когда в последний раз был настолько увлечен – если вообще такое бывало. К большому удивлению Сэлли, он стал рано уходить с работы и на следующий день появлялся только к десяти часам.

Каждое утро за завтраком Армстронг предлагал Шерон подарки, но она неизменно отказывалась, и он боялся, что она может уйти от него в любую минуту. Он знал, что это не любовь, но что бы это ни было, он надеялся, что их отношения продлятся долго. Его всегда приводила в ужас мысль о разводе, хотя он теперь редко виделся с Шарлоттой, разве что на официальных мероприятиях, и уже не помнил, когда они в последний раз спали вместе. Но, к его облегчению, Шерон никогда не говорила о браке. Она стремилась только к одному, и это, как неустанно твердила она ему, позволит им наилучшим образом совмещать оба мира. Постепенно он сдался и готов был выполнить ее желание.

Когда вазочка с икрой опустела, Армстронг набросился на отбивную, такую огромную, что она едва помещалась на тарелке, и овощи пришлось подавать отдельно. Вооружившись двумя вилками, он ел сразу из двух тарелок. Шерон же лишь отщипывала листочки салата и клевала копченый лосось. Он заказал бы еще одну порцию шоколадно-вишневого торта, но в этот момент Шерон провела ногой по его бедру.

Он бросил салфетку на стол и направился к выходу из ресторана, Шерон на шаг сзади. Он вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. Двери закрылись прямо перед носом у пожилой пары.

Когда они вышли на своем этаже, он был рад, что в коридоре никого нет, потому что любой бы заметил, в каком он состоянии.

Он едва успел захлопнуть ногой дверь спальни, как она потянула его на пол и стала расстегивать рубашку.

– Не могу больше ждать, – прошептала она.

Утром Армстронг сидел в их номере за накрытым на двоих столом. Он съел оба завтрака и уточнил в «Файнэншл Таймс» курс обмена швейцарского франка на фунт.

Шерон любовалась собой в высоком зеркале в другом конце комнаты и не спешила одеться. Ей нравилось то, что она видела. Улыбнувшись, она развернулась и подошла к столу. Поставив длинную стройную ногу на подлокотник кресла, в котором сидел Армстронг, она стала медленно натягивать черный чулок. Армстронг уронил нож для масла на ковер и встал, повернувшись лицом к ней. Он тяжело вздохнул, когда она просунула руки под его халат.

– У нас есть время? – спросил он.

– Не беспокойся о времени, дорогой, аукцион начнется не раньше десяти, – прошептала она и, расстегнув бюстгальтер, толкнула его на пол.

Они вышли из гостиницы за несколько минут до десяти, но, зная, что единственный лот, интересовавший Армстронга, пойдет с молотка лишь около одиннадцати, решили прогуляться. Взявшись за руки, они медленно шли вдоль берега озера и наслаждались теплом утреннего солнца.

В фойе гостиницы «Де Берг» Армстронг почувствовал странное беспокойство. Хотя всю жизнь он только и делал, что торговался, до сих пор ему еще не доводилось бывать на аукционе. Но ему подробно объяснили, что нужно делать, и он сразу же начал выполнять полученные инструкции. У входа в зал он назвал свое имя одной из элегантно одетых женщин, сидевших за длинным столом. Она говорила по-французски, и он ответил так же, объяснив, что его интересует только лот под номером сорок три. К удивлению Армстронга, почти все места были заняты, включая и то, что он выбрал накануне вечером. Шерон показала ему на два свободных стула в левой стороне зала ближе к задним рядам. Армстронг кивнул и повел ее по проходу. Когда они сели, позади них тихо примостился молодой человек в рубашке с открытым воротом.

Армстронг осмотрелся вокруг. Ему было хорошо видно аукциониста, а также временные телефоны. К каждому аппарату была приставлена высококвалифицированная телефонистка. Место было не таким удобным, как то, что он присмотрел для себя вчера, но он был уверен, что это не помешает ему выполнить свою часть сделки.

– Лот номер семнадцать, – объявил аукционист со своего постамента.

Армстронг открыл каталог на соответствующей странице и посмотрел на позолоченное пасхальное яйцо на подставке из четырех крестов. Его верхушку украшала монограмма царя Николая II, выписанная ярко-синей эмалью. Яйцо было заказано для царицы в 1907 году у Петра Карла Фаберже. Армстронг сосредоточился на процессе.

– Я слышу десять тысяч? – спросил аукционист, обводя взглядом зал. Кивнул кому-то в задних рядах. – Пятнадцать тысяч.

Армстронг пытался следить за разными предложениями, хотя не видел, откуда они исходят, и когда лот номер семнадцать был наконец продан за 45 тысяч франков, он так и не понял, кто покупатель. Его удивило, что аукционист опустил молоток, не считая до трех и не сказав: «Продано».

К тому времени, когда аукционист дошел до двадцать пятого лота, Армстронг почувствовал себя увереннее, а к тридцатому ему даже удалось определить, кто делает ставки. К тридцать пятому он почувствовал себя знатоком, но когда выставили лот номер сорок, «Зимнее яйцо» 1913 года, он снова начал нервничать.

– Я начну торговлю с двадцати тысяч франков, – объявил аукционист.

Ставки быстро перешагнули за 50 тысяч, и лот в конечном счете ушел за 120 тысяч франков к покупателю, анонимность которого была гарантирована тем, что он находился на другом конце телефонного провода.

У Армстронга взмокли руки, когда сорок первый лот, «Яйцо с петухом» 1903 года, инкрустированное жемчугом и рубинами, ушло за 280 тысяч франков. Во время торговли за лот номер сорок два, «Красное пасхальное яйцо», он беспокойно ерзал на стуле, глядя то на аукциониста, то в свой каталог.

Когда аукционист объявил лот номер сорок три, Шерон сжала его руку, и он с трудом выдавил из себя нервную улыбку. По залу пронесся гул голосов.

– Лот сорок три, – повторил аукционист, – яйцо к четырнадцатому юбилею коронации императора. Это уникальное произведение искусства царь заказал в 1910 году. Яйцо украшено миниатюрами, выполненными художником Василием Зуевым, и считается одним из лучших образцов работы Фаберже. Этот лот вызывает большой интерес, поэтому я начну со ста тысяч франков.

В зале наступила тишина. Все молчали, говорил только аукционист. Крепко держа молоток в правой руке, он смотрел в зал, пытаясь обнаружить покупателей.

Армстронг помнил инструкции и знал, на какой сумме должен вступить в игру. Но его пульс участился, когда аукционист объявил: «Сто пятьдесят тысяч», потом, повернувшись налево, сказал:

– По телефону предлагают сто пятьдесят тысяч франков, сто пятьдесят тысяч, – повторил он.

Он обвел зал внимательным взглядом, и на его губах заиграла улыбка.

– Двести тысяч в центре зала.

Он замолчал и посмотрел на помощницу с телефоном. Та что-то прошептала в трубку и потом кивнула аукционисту, который немедленно откликнулся: двести пятьдесят тысяч. Он снова переключился на тех, кто сидел в зале. По-видимому, поступило новое предложение, потому что его взгляд опять метнулся к помощнице:

– У меня предложение – триста тысяч.

Женщина сообщила своему клиенту о последнем предложении в зале и через несколько секунд снова кивнула. Головы всех присутствующих повернулись к аукционисту, как будто они смотрели теннисный матч в замедленном темпе.

– Триста пятьдесят тысяч, – объявил он, бросив взгляд в центр зала.

Армстронг посмотрел в каталог. Он знал, что еще не время вступать в торги, но все равно продолжал нервничать.

– Четыреста тысяч, – сказал аукционист, кивнув женщине у телефона. – Четыреста пятьдесят в центре зала. – Женщина тотчас откликнулась. – Пятьсот тысяч. Шестьсот тысяч, – выкрикнул аукционист, не сводя теперь глаз с центрального прохода. После этого предложения Армстронг узнал еще один тактический ход аукциониста.

Армстронг вытянул шею, и ему наконец удалось увидеть человека, ведущего торговлю из зала. Его взгляд переместился на женщину, которая снова кивнула.

– Семьсот тысяч, – невозмутимо произнес аукционист.

Сидящий прямо перед Армстронгом мужчина поднял свой каталог.

– Восемьсот тысяч, – объявил аукционист. – Новый претендент в задних рядах.

Он повернулся к женщине у телефона, которой теперь потребовалось чуть больше времени, чтобы сообщить клиенту последнее предложение.

– Девятьсот тысяч? – вопросительно сказал аукционист, словно уговаривая ее. Неожиданно она согласилась.

– По телефону предложено девятьсот тысяч, – объявил он и посмотрел на мужчину в конце зала. – Девятьсот тысяч, – повторил аукционист. – Есть еще предложения? – спросил аукционист. – Тогда я отдаю этот лот за девятьсот тысяч франков. Последнее предупреждение, – сказал он, поднимая молоток. – Лот уходит…

Когда Армстронг поднял каталог, аукционисту показалось, что он ему машет. Но Армстронг не махал, он трясся.

– У меня новый претендент в правом проходе в конце зала с предложением одного миллиона франков. – Аукционист вновь обратил внимание на женщину у телефона.

– Один миллион сто тысяч? – аукционист направил ручку молотка на помощницу.

Армстронг молчал, не зная, что делать дальше, так как миллион франков была именно та сумма, о которой они договорились. Люди стали оборачиваться и смотреть на него. Он сохранял молчание, зная, что женщина у телефона должна покачать головой.

Она покачала.

– У меня предложение – один миллиона франков, – сказал аукционист, показывая на Армстронга. – Есть другие предложения? Тогда я отдаю этот лот за один миллион. – Он с надеждой всматривался в зал, но никто не ответил. Наконец он громко стукнул молотком и, глядя на Армстронга, объявил: – Продано господину справа за один миллион франков.

Зал взорвался аплодисментами.

Шерон снова сжала его руку. Но не успел Дик перевести дыхание, как прямо перед ним на колени опустилась женщина.

– Заполните, пожалуйста, эту форму, мистер Армстронг, и у стойки вам объяснят, как забрать ваш лот.

Армстронг кивнул. Но, заполнив форму, пошел не к столу, а к ближайшему телефону в вестибюле и набрал международный номер. Когда ему ответили, он сказал:

– Соедините меня с управляющим.

Он распорядился, чтобы на счет Сотби в Женеве перечислили миллион франков срочным телеграфным переводом, как договаривались.

– И поторопитесь, – добавил Армстронг. – У меня нет никакого желания болтаться здесь дольше, чем необходимо.

Он положил трубку, подошел к женщине за стойкой и объяснил, как будет оплачен счет. В этот момент молодой человек в рубашке с открытым воротом начал набирать международный номер, хотя и знал, что разбудит своего босса.

Таунсенд сел в постели и внимательно слушал.

– С чего вдруг Армстронг заплатил миллион швейцарских франков за яйцо Фаберже? – спросил он.

– Я тоже этого не понимаю, – ответил молодой человек. – Подождите, он идет наверх с девушкой. Я лучше пойду за ним. Перезвоню, как только выясню, что он затеял.

За обедом в ресторане гостиницы Армстронг был погружен в свои мысли, и Шерон решила, что разумнее будет молчать, пока он сам с ней не заговорит. Ясно же, что яйцо куплено не для нее. Поставив пустую чашку из-под кофе, он попросил ее подняться в их номер и собрать вещи, потому что через час они едут в аэропорт.

– У меня еще одна встреча, – сказал он, – но она не займет много времени.

Он поцеловал ее в щеку у входа в гостиницу, и молодой человек в рубашке с открытым воротом услышал слова своего подопечного: «Увидимся через час». Потом Армстронг повернулся и почти бегом спустился по широкой лестнице в зал, где проходил аукцион. Он направился прямиком к женщине за длинным столом, которая проверяла покупочные талоны.

– А, мистер Армстронг, рада видеть вас снова, – она одарила его улыбкой на миллион франков. – Ваши деньги перечислены срочным телеграфным переводом. Будьте любезны, подойдите к моему коллеге во внутреннем помещении, – она показала на дверь у себя за спиной, – и вы сможете забрать свое приобретение.

– Спасибо, – кивнул Армстронг, когда она протянула ему квитанцию на шедевр. Он повернулся и чуть не врезался в молодого человека, стоявшего прямо за ним. Армстронг вошел в кабинет и передал квитанцию сидевшему за столом мужчине в черном фраке.

Тот внимательно изучил квитанцию, пристально посмотрел на Армстронга, улыбнулся и велел охраннику принести лот номер сорок три, Яйцо к юбилею коронации императора. Охранник вернулся вместе с аукционистом, который окинул расписной шедевр последним печальным взглядом и передал его покупателю.

– Настоящее чудо, правда?

– Настоящее чудо, – повторил Армстронг, схватив яйцо, как мяч, вырванный у противника. Не сказав больше ни слова, он повернулся и направился к выходу, поэтому не услышал, как аукционист прошептал своему помощнику:

– Странно, что мы никогда раньше не встречались с мистером Армстронгом.

Швейцар гостиницы «Де Берг» приподнял шляпу, когда Армстронг сел на заднее сиденье такси, прижимая к себе яйцо обеими руками. Он велел водителю отвезти его в Банк Женевы. В этот момент сзади подъехало еще одно такси. В него сел молодой человек.

Армстронг никогда не бывал в этом банке. У входа его встретил высокий худощавый непримечательный человек в строгом костюме. Он выглядел бы вполне уместно, провозглашая тост за невесту на свадьбе где-нибудь в Гемпшире. Мужчина низко поклонился, давая понять, что ждал его. Он не спросил Армстронга, не желает ли тот, чтобы он взял у него яйцо.

– Пожалуйста, следуйте за мной, сэр, – пригласил он по-английски и повел Армстронга по мраморному полу к поджидавшему лифту.

Откуда он знает, кто я, удивился Армстронг. Они вошли в лифт, и двери закрылись. Ни один не произнес ни слова, пока они поднимались на верхний этаж. Двери открылись, и мужчина повел его по широкому, застеленному пушистым ковром коридору до последней двери. Он тихо постучал, открыл дверь и доложил:

– Мистер Армстронг.

Навстречу шагнул мужчина в костюме в тонкую полоску, с жестким воротничком и серебристо-серым галстуком и представился Пьером де Монтиаком, исполнительным директором банка. Он повернулся к другому мужчине, сидевшему у большого стола для заседаний, потом показал посетителю на стул напротив. Армстронг поставил яйцо Фаберже в центр стола. Александр Шервуд поднялся со своего места, перегнулся через стол и тепло пожал ему руку.

– Рад видеть вас снова, – поздоровался он.

– Я тоже, – с улыбкой ответил Армстронг. Он сел и посмотрел на человека, с которым заключил сделку в Париже.

Шервуд взял шедевр Фаберже, внимательно осмотрел, и его лицо расплылось в улыбке.

– Оно станет гордостью моей коллекции, а брат и невестка ничего не заподозрят.

Он снова улыбнулся и кивнул банкиру, который открыл ящик и, достав документ, протянул Армстронгу.

Дик прочитал соглашение, которое составил для него Стивен Халлет перед его поездкой в Париж на прошлой неделе. Удостоверившись, что в него не внесли никаких изменений, он расписался внизу пятой страницы и подтолкнул документ к Шервуду. Тот не стал ничего проверять, а просто перевернул последнюю страницу и поставил свою подпись рядом с подписью Ричарда Армстронга.

– Могу я, таким образом, утверждать, что стороны пришли к соглашению? – спросил банкир. – В настоящее время у меня находится вклад на сумму двадцать миллионов долларов, и я только жду распоряжения мистера Армстронга, чтобы перевести его на счет мистера Шервуда.

Армстронг кивнул. Двадцать миллионов долларов – именно эту сумму он должен заплатить за треть акций «Глоуб», принадлежащих Александру, как договорились между собой Александр и Маргарет Шервуд, подразумевая, что потом она расстанется со своей третью точно за такую же сумму. Однако кое о чем Маргарет Шервуд не знала – о том, что Александр потребовал небольшое вознаграждение за организацию сделки: яйцо Фаберже, которое не будет упомянуто в условиях договора.

Может, Армстронг и заплатил на миллион франков больше, чем предусмотрено в договоре, но зато теперь он получает 33,3 процента акций национальной газеты с самым большим тиражом в мире.

– В таком случае наше дело завершено, – сказал Монтиак, вставая со своего стула во главе стола.

– Не совсем, – оставаясь на месте, произнес Шервуд. Исполнительный директор снова сел с встревоженным видом. Армстронг заерзал на стуле. Его шея взмокла под воротничком.

– Мистер Армстронг продемонстрировал свое дружелюбие, – заявил Шервуд, – и, думаю, было бы справедливо, если я отплачу ему той же монетой.

По выражениям их лиц было очевидно, что ни Армстронг, ни Монтиак не ожидали такого поворота. И тогда Александр Шервуд сообщил некоторые условия завещания своего отца, что вызвало широкую улыбку у Ричарда Армстронга.

Несколько минут спустя он вышел из банка с мыслью, что не зря потратил свой миллион франков.

Таунсенд не рассердился, когда его второй раз за ночь вырвали из глубокого сна. Он напряженно слушал и отвечал шепотом, чтобы не потревожить Кейт. После окончания разговора он больше не смог уснуть. Почему Армстронг заплатил миллион франков за яйцо Фаберже, отвез его в швейцарский банк и вышел меньше чем через час с пустыми руками?